|
От
|
полковник Рюмин
|
|
К
|
All
|
|
Дата
|
24.09.2001 00:42:54
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
Re: моё отношение к Солженицыну
> По большому счёту даже очень плохое. Я не знаю, кто из современных деятелей сделал больше, чтобы привести душу русского человека в то ужасное состояние, в котором она оказалась после перестройки. > Заявление Солженицына об «избавлении от власти «коммуняк»» иначе как людоедским лозунгом не назовёшь. Я не представляю себе русского писателя, который мог так сказать после гибели стольких людей в центре Москвы (я легко могу и доказать это), какие бы не были убеждения погибших. А «коммуняками» расстрелянные в 1993 году не были. Вот И.Эренбург или К. Симонов что-то в этом роде сказать могли запросто. Так что он для меня в одной компашке с Лией Ахеджаковой и Б. Окуджавой. > Но даже и это публичное заявление Солженицына пустяк по сравнению с тем нравственным ущербом, который нанесла народному сознанию эпопея «Архипелаг Гулаг». Таких писателей-ненавистников, вообще-то не так и много было. На ум приходит Джонатан Свифт но его «Путешествия Гулливера» не печатали в так массово (даже в журнале "Наука и жизнь", если мне память не изменяет). Только очень уж заангажированные люди способны были куковать, что Солженицын «пробуждал совесть народную»... Пассажи с атомной бомбой в «Круге Первом», которую на себя готово принять на себя олицетворение русского мужика просто патология, верх русофобии, по моему... Жил да был Леонид Александрович Самутин, «злобный» и «убежденный антисоветчик». Его стаж «диссидента» и антисоветчика был немал. Им он стал лет за сорок до того, как само словечко «диссидент» вошло в обиход. Он тогда добровольно сдался в плен, а затем пошел служить в «Первый русский полк СС» под командованием подполковника Гиля-Родионова. Поучаствовал в карательных операциях, а когда «эсэсовцы» по приказу своего командира перебили немецких офицеров вместе с наиболее одиозными немецкими ставленниками и, повязав и прихватив с собой пару крупных гестаповцев, ушли на соединение с партизанами, сумел сбечь и остаться при немцах. Потом был власовским вербовщиком в лагерях военнопленных, потом оказался на посту редактора одной из власовских газет. Когда за ним пришли англичане и препроводили его в советскую зону, он сумел скрыть свое пребывание в воинстве Гиля и получил стандартное наказание – 10 лет лагерей и 5 «по рогам» (лишения гражданских прав). Честно отбыв срок в Воркуте, остался при собственном мнении на некоторые вопросы жизни, политики и истории, отличавшемся от господствовавшего в то время. Общность во взглядах на эти вопросы сблизила его с А.И.Солженицыным. Он, по сути, стал соавтором некоторых страниц «Архипелага ГУЛАГ». В семидесятые годы по просьбе Солженицына Самутин прятал у себя рукопись от КГБ. Понятное дело, случайным людям такое не поручают. Поэтому не доверять его оценкам и выводам оснований вроде бы нет. Да и взялся он писать свои воспоминания на склоне лет, когда, как говорится, впору было думать о душе, когда советский строй повергли и сделали все так, как он хотел, когда его бывший друг стал едва ли не самым читаемым и чтимым из писателей в обществе, а послеоктябрьскую историю нашей Родины многие теперь представляют «по Солженицыну». Вот что пишет Самутин об источниках творческого вдохновения писателя и о своих первых впечатлениях об этой будущей книги, рукопись которой он прочитал «от корки до корки». «Я не беспокоился за судьбу многочисленных «соавторов» этой книги. О причинах этого уже упоминал. [«…коль скоро эти рассказы анонимны за немногими исключениями, то рассказчикам ничего не может угрожать. Тем более что, как правило, в этой книге нет свидетелей. Вся информация идет из вторых или третьих рук. Это лишает ее доказательного значения (что плохо!), зато и не налагает на пересказчиков никакой ответственности (что хорошо!)» вставка из предыдущего текста сделана мной – п.Р.] Могу добавить, что многие из приведенных там историй мне доводилось слышать в лагерях, да и не один раз, во многих вариантах. В ту пору мы обычно отмахивались от них, как отмахивается солдат в лазарете от попытки рассказать о случае, который, дескать, «был в нашем полку». Но если «просто рассказчиков» лишь не баловали вниманием, то туго приходилось тем, кто пытался выдавать себя за очевидца одного из таких эпизодов, или — еще хуже — участника-жертву. Неделями, при каждом удобном случае, издевались над ним. И это было естественно. В каждом лагере были свои жертвы и свои герои, которым платили своеобразным лагерным уважением. И любая попытка вырасти в глазах окружающих за счет старых баек вызывала неприязнь. Конечно, никто и никогда не стал бы заниматься розысками этих безымянных деятелей тюремного творчества, создателей лагерного эпоса, перенесенного с великой тщательностью на бумагу Солженицыным. А вот мне могли грозить серьезные неприятности, что усугублялось моим прошлым… Как это ни странно, мысль о том, что пострадавшим окажусь один я,… меня успокоила. В конце концов никого не «заложил», уже хорошо! Вспомнил свою собственную реакцию на эту странную книгу. Прочел первый том залпом и пришел в восторг. Не думайте, что я не заметил нелепостей и несуразностей, натяжек, искажения фактов, выдумок и тому подобного. Кому-кому, а мне-то описываемое в рукописи было достаточно знакомо. Но я пришел в веселое, если не сказать победное настроение. «Так и надо! — мысленно восклицал я тогда.— Пусть опровергают! Пусть доказывают обратное! Комочки грязи все равно присохнут! Клевета, ну и пусть! Зато влепил А. И. им пощечину!» Впрочем, моего энтузиазма хватило ненадолго. Быстро пришло похмелье. Сначала я подумал о многочисленных «достоверных данных», которых так много в этой книге. Боже, как они мне знакомы! Еще с тех времен, когда я занимался пропагандой во власовской армии и нас усиленно питали материалами из геббельсовского министерства пропаганды. Да и в вермахте не было батальонной библиотечки, в которой не валялись бы тощие брошюрки о «большевистских зверствах». В них в разных комбинациях цитировались достижения безымянных гениев статистики, с предельной точностью знавших все о стране, где они никогда не были, ни с одним гражданином которой они не беседовали и о которой за всю жизнь не прочли ни одной путной книги. Великолепные «свидетельства жертв», которые поначалу показались мне горючим материалом, способным кое-что запалить в этой стране, теперь приводили меня в бешенство. Кто поверит в эту «туфту»? Из каких шепотков на нарах, от каких жалких личностей слышал Исаич, а потом силой своего авторитета попытался возвести в ранг непреложной истины эти «открытия»? Но, пожалуй, самое большое разочарование вызвали у меня, как это ни странно, те немногие страницы «Архипелага», где автор писал правду. Вот он на «общих работах» в сравнительно легком подмосковном лагере. Пребывание его там продолжалось три недели из восьми лет заключения. Всего три недели Александр Исаевич был как все. Впрочем, нет — в значительно лучшем положении, чем все, чем 99 процентов заключенных: с передачами, возможностью свиданий, спокойным режимом. И что же? Проклятия судьбе, мысли о смерти, ненависть ко всем окружающим... Вопли, которых никогда не слышали ни в штрафных изоляторах, ни в бараках усиленного режима, ни за Полярным кругом, ни на лесоповале — во всех тех местах, о которых Солженицын знал только понаслышке и где действительно можно было отчаяться... А что стоило поведение героя книги на следствии? Когда я беседовал с людьми, читавшими эту главу или слышавшими ее по радио, я убедился, что никто ничего в ней не понял. Даже Н. А. Решетовская (жена А. И. Солженицына), которая не раз слышала обо всех деталях следствия от супруга и перепечатывала когда-то эту главу, даже покойная Воронянская, знавшая ее чуть ли не наизусть. Удивляться тут не приходится. Там, как говорится, «наворочено» столько, что из массы уместных и неуместных эмоций, отступлений и т. п. выделить факты невероятно трудно». __________________ Далее автор делится своими соображениями по поводу «поведения А.И. на следствии», весьма любопытными, если учесть его лагерный стаж и знание практической стороны функционирования советского следственного и карательного аппарата. Если интересно, можно продолжить публикацию воспоминаний Л.А.Самутина.