Об одном покровители России (повтор по просьбе администрации)
О церковной унии и одном "покровителе" России
В нынешнее время, когда перед нами неожиданно возникают разнообразные идеи тех или иных объединений, касающихся как государственного характера, так церковного разнообразные объединители используют разные идеи-символы, которые должны служить неким основанием этих объединительных процессов. Мы оставим без рассмотрения всяческие геополитические новообразования, а поговорим об одном аспекте, так называемого проекта объединения Церквей. Речь идет об унии, и ее идея ныне активно пропагандируется в современных Украине и Белоруссии, используя тот печальный факт, того, что такое уния большинство людей представляет крайне слабо, что ведет в свою очередь к некоему мифотворчеству. И миф этот выглядит как представление унии в виде объединителя Православной и Католической церкви.
Рассказ об унии и представление ее наиболее ярких деятелей, для получения православными полной картины и представляет собой основную цель настоящей работы.
Итак, начнем с унии. Начало было положено византийским императором Михаилом VIII Палеологом, который, стремясь укрепить восстановленное государство после правления там крестоносцев, пытался заручиться поддержкой Запада. Запад охотно шел на обещание при одном условии —признать превосходство Рима. Представляя, какой отклик получила бы эта инициатива у народа, который хорошо помнил «художества» крестоносцев в Византии, император в тайне в 1274 году на соборе в Лионе подписал соответствующий документ, названный Унией, по которому это превосходство папы признавалось.
Несмотря на все его усилия и даже репрессии, этот проект провалился. Даже родная сестра императора заявила: «Пусть лучше погибнет империя моего брата, чем нарушится чистота веры православной».
После провала этого проекта возникла пауза длиной почти в 200 лет и в 1439 году состоялась очередная попытка воплощения в жизнь этого проекта на Флорентийском соборе. Причина была той же — дайте помощь против турок. Уния была подписана, но условия ее не оглашались, из-за боязни резкого протеста населения. Жизнь сама расставила все на свои места, и после падения Константинополя в 1453 году причина Унии исчезла сама собой из-за гибели Византии, но это не помешало Ватикану ставить реализацию Унии на территории Речи Посполитой наиболее важной задачей, так как именно на территории этой конфедерации, духовно подчиненной Ватикану, жило огромное количество православных христиан.
Приступим теперь к беглому обзору внедрения Унии на территории Речи Посполитой в состав которой входили большая часть территорий современных Украины, Белоруссии. Первым опытом внедрения Унии явилась попытка Витовта склонить к Унии Митрополита Киевского Григория Цамблака. Витовт послал митрополита в 1418 году на униатский собор в Констанце. Митрополит Григорий выступил резким противником унии, признания главенства папы римского и каких либо объединительных шагов между католиками и православными. За это он был удален Витовтом с митрополичьей кафедры и изгнан из страны. Проект «Уния» пробуксовывал. В 1429 году папа Мартин V своим авторитетом решил помочь этому проекту. Он писал по поводу сопротивляющихся унии еретиков: «Если они упорствуют в своих заблуждения, мы даем тебе свободу и власть от Нашего Апостольского Имени, приходить с оружием в их города, городки, деревни и околицы, брать их в неволю и, согласно каноническим правилам, преследовать еретиков вплоть до их уничтожения..., что не может быть названо преступлением, поскольку делается в защиту католической веры». В это время в Москве появляется бывший игумен Исидор. Патриарх Константинопольский Иосиф II, выбравший унию, отдал ему свободную Киевскую и Всея Руси митрополию. Сразу после появления в Москве Исидор отправляется на Ферраро-Флорентийский собор, где показал себя ярым сторонником унии.
Папа Евгений IV наградил его кардинальской шляпой и званием „легата от ребра апостольского для провинций Литвы, Ливонии, всея Руси и Польши". На обратном пути в Москву Исидор активно распространял унию, проводил службы как в католических, так и в православных храмах. Его деятельность была враждебно встречена как православными, так и католиками. По его приезду в Москву великий князь Василий прозвал Исидора «латинским волком» и заключил его под домашний арест. Московский князь, однако, не помешал ему бежать в Великое Княжество Литовское. Но Исидор и там не задержался и вскоре появился в Риме, чтобы остаться там навсегда. Таким образом, и эта попытка навязать унию православным в восточно-славянских странах окончилась полным провалом. Но, несмотря на это, римский престол не оставил своих попыток. В 1458 г. униатский патриарх Григорий Мамма, изгнанный из Константинополя за принятие унии и осевший в Риме, посадил на престол митрополита Киевского и всея Руси некоего Григория Болгарина, ученика митрополита Исидора. Папа утвердил это назначение и вместе с патриархом снабдил Григория Болгарина рекомендательными письмами к польскому королю и великому князю литовскому Казимиру Ягеллончику, послав его в Вильно с миссией обращения православных. В письме к Казимиру Пий II сообщил, что освобождает всех православных из-под духовной власти митрополита московского Ионы и передает их под власть Григория. Одновременно он отдает распоряжение не пускать Иону и его людей в Речь Посполитую, если же они появятся, „прикажите их схватить, заковать в железо и бросить в темницу". А всех православных иерархов и народ король должен склонить к послушанию Григорию. „Если кто-либо не подчинится, — писал папа, — подвергните его страшным мучениям". Казимир Ягеллончик был ревностным католиком и скрупулезно выполнял рекомендации своего духовного отца. По всей стране начались преследования православных. Эта травля породила у православных верующих других стран мрачные ожидания репрессий, подобных тем, которые осуществлялись против православных в недавно захваченном турками Константинополе. На защиту преследуемых в государстве Казимира Ягеллончика встал московский князь Василий, но в ответ на его послания король цинично предложил ему убрать престарелого митрополита Иону и отдать своих подданных под духовное попечительство Григория. Несмотря на то, что террор против православных в государстве Ягеллончика усиливался, их сопротивление не удалось сломить ни католическому королю, ни униатскому владыке. В 1467г. Казимир жаловался папе Павлу II, что вопреки его усилиям, численность „еретиков" и „схизматиков" не только не убывает в его государстве, но постоянно увеличивается
Видя это, Григорий усомнился в правильности своих действий и , покаявшись, вернулся под омофор Православия. После смерти Григория на его место стали выбирать смоленского епископа Мисаила Пеструча, король поставил утверждение его кандидатуры в зависимость от перехода владыки в униатство и от присяги на верность папе.
Епископ Мисаил был старым, болезненным и податливым человеком. Он исполнил требование короля: составил длинную и чрезвычайно запутанную эпистолу, в которой выразил готовность перейти в униатство, но одновременно не соглашался на преследование католиками последователей других конфессий и просил уравнять униатскую и католическую иерархию. Письмо это не понравилось папе, и он оставил его без ответа. Вместе с тем Константинопольский патриарх, узнав об измене Мисаила, не благословил его как митрополита и, таким образом, перечеркнул униатские усилия короля Казимира.
Но, тем не менее, нажим на православных, в особенности на православную аристократию, с тем, что бы та отступила от веры своих предков, был так силен, что многие княжеские роды покинули страну и поселились в Великом Княжестве Московском. Один из беглецов, князь Семен Бельский, доносил царю Ивану III, что „на них в Литве пришла великая нужда о греческом законе: посылал-де великий князь Александр к своей великой княжне Елене отметчика православныя веры Иосифа, владыку смоленского, да бискупа своего виленского и монахов-бернардинцев, чтобы она перешла в римскую веру, и чернецов-бернардинцев, чтобы приступила к римскому за кону, да и к князьям русским посылал, и к ей ленским горожанам, и ко всей Руси, которые держат греческий закон и нудят их приступить к закону римскому".
Результаты преследования православных оказались плачевными для Великого Княжества Литовского, поскольку оно в глазах не только православных, но и всего мира устойчиво вошло в число стран, не отличавшихся веротерпимостью и согласных с агрессивным намерением Католической Церкви отдать православных под власть Рима. Это стало одной из причин того, что Великое Княжество Московское начало трагические для Великого Княжества Литовского и Польского Королевства войны. Эти преследования также способствовали тому, что московский царь стал рассматриваться в качестве единственного защитника Православия. С этого времени все военные действия Польши и Великого Княжества Литовского, а позже и Речи Посполитой, предпринимаемые на Востоке, будут восприниматься как инспирированная Римом католическая агрессия, продолжение четвертого крестового похода, что в большей части случаев не сильно расходилось с истиной. Кстати, в положениях так называемой „восточной" польской политики с самого начала и до сегодняшнего дня нетрудно обнаружить нити, ведущие к папской курии, правда, с небольшими перерывами.
Одним из таких перерывов была первая половина XVI века, когда Римско-католическая Церковь, потрясаемая Реформацией, попридержала свое наступление на Православие, поскольку была вынуждена заботиться о собственном существовании. Однако искалеченная и лишенная реформаторскими Церквами ряда самых богатых провинций, римско-католическая Церковь во второй половине XVI века снова предпринимает свой ,,Drang nach Osten", открывая тем самым одну из самых черных страниц своей истории — трагическую Брестскую унию 1596 года.
Чтобы дискредитировать православную веру и Церковь и оправдать свои захватнические действия, Римско-католическая Церковь в Польше и Великом Княжестве Литовском развернула широкую агитационную кампанию. Настойчивые атаки в письмах Бенедикта Хербста — „Сентенции веры Римско-католической Церкви и история подчинения Греческой для единения", Петра Скарги — „О руководстве и единстве Церкви Божией под одним пастырем и о греческом от этого единства отступлении" и другие тому примером. Этому идеологическому наступлению давали должный отпор православные публицисты, в том числе Мелетий Смотрицкий в «Ключе от Царствия Небесного» и Василий Острожский в своем труде „Об одной вере", Несмотря на попытки сопротивления нажим нарастал. Католические круги, кичащиеся своим духовным и культурным превосходством, глубоко проникшись необходимостью реализации „святого дела облагодетельствования схизматиков" и возвращения их под власть „Христова наместника", только расправляли крылья.
Ярким примером такого рода является деятельность большого друга иезуитов короля Стефана Батория, католического неофита (будучи протестантом, он принял католичество только после вступления на польский трон). Именно он в отвоеванном у царских войск Полоцке в 1579 г. закрыл восемь православных церквей и семь монастырей, изгнав из них многочисленных священнослужителей и несколько сотен монахов, а потом отдал все эти церкви и монастыри иезуитам для поддержания основанных им костела и коллегии. Коллегия должна была воспитывать среди молодых людей отступников от веры „схизматиков" и искоренять Православие. Так же поступал его преемник, выученик иезуитов король Сигизмунд III Ваза.
Описанные выше обстоятельства неумолимо должны были бы привести к массированной атаке католицизма на Православие, но, вероятно, в достаточно отдаленном будущем. А пока в 1588г. на восточные земли прибыл Константинопольский патриарх Иеремия II и возвел московского митрополита Иова в сан патриарха. На обратном пути Иеремия II посетил православную общественность Речи Посполитой и предпринял там ряд канонических действий, направленных на оздоровление жизни православной Церкви.
Он, в частности, посетил Супрасльскую Лавру. Это сильно обеспокоило польские светские власти и католических иерархов. Всячески дискриминированная ими Православная Церковь заметно укреплялась, благодаря всесторонней поддержке Патриарха и нарастающего снизу народного движения светских христианских братств, защищающих Православие. А образование Московского Патриархата еще больше упрочило авторитет Московского государства как самого близкого и единственного защитника Православной Веры, к которому братья по вере, белорусы и украинцы, могут обращаться за помощью в борьбе с католицизацией и полонизацией, за защитой своей веры и народных устоев.
К сожалению, патриарх, устраняя с должности митрополита Киевского и всея Руси Онисифора Девочку за канонические нарушения, опрометчиво благословил на его место архимандрита Михаила Рогозу, рекомендованного иезуитами и королем. Повышение в должности получили и два других союзника иезуитов: епископ Кирилл Терлецкий стал патриаршим экзархом (наместником), а Мелетий Хребтович — патриаршим местоблюстителем (заместителем). Конечно, здесь не обошлось без нажима и интриг со стороны иезуитов и короля. Таким образом, во главе православной Церкви в Речи Посполитой стали ее злейшие внутренние враги.
Вместе с тем, решения патриарха, связанные с неканоническими поступками некоторых духовных лиц, а также небывалое возвышение роли братского движения в жизни Церкви вызвали вполне понятное беспокойство тех православных иерархов, которые боялись потерять свой авторитет и положение. Эту ситуацию тут же использовали враги православия, подсунув иерархам идею унии, которая освободила бы их от власти патриархии и общественного контроля братств. У каждого из них на совести были серьезные проступки, а у некоторых и преступления. Поэтому православные епископы ухватились за спасительную для них идею унии.
Сигизмунд III Ваза не выступал открыто в поддержку унии, чтобы не раздражать православное дворянство, поскольку заискивал перед ним, ища поддержки в преодолении кризиса своей власти. Укрепившись на троне благодаря этой поддержке, он в 1592г. открыто высказал свое расположение к унии, а также обещал ее сторонникам защитить их и уравнять в правах с католическим духовенством.
Это заявление удвоило старания Терлецкого и его помощника епископа брестского и владимирского Ипатия Потея (до этого Брестского кастеляна) по привлечению новых сторонников и разработке условий, на которых должно было наступить присоединение Церкви Православной к Церкви Римско-католической. В 1594г. были уже готовы так называемые „сокальские" положения (сформулированные на тайном съезде в Сокале), определяющие по пунктам условия вступления в унию: „Мы просим, чтобы король оделил нас с нашими епархиями своим декретом и навечно утвердил следующие положения:
1) чтобы обряды и церемонии в наших церквах не нарушались во веки веков;
2) чтобы русские епископские церкви, монастыри и их собственность остались нетронутыми, а все духовенство — по давнему обычаю под властью, благословением и окормлением епископов;
3) чтобы все церковные дела и служба Божия не нарушались ни духовными, ни светскими лицами и проводились по старому календарю;
4) чтобы король соблаговолил ввести нас в сейм и дать место в сенате;
5) чтобы проклятия, которые может обрушить на нас патриарх, не принесли вреда ни нам, ни нашему духовенству;
6) чтобы греческие монахи, приезжающие сюда грабить нас, которых мы смело можем назвать шпионами, никакой власти над нами не имели;
7) чтобы привилегии, розданные патриархом для нужд братств и на другие цели для нужд народа, по какой причине умножилось количество сект и ересей, были уничтожены;
8) чтобы каждый наново избранный епископ посвящался митрополитом Киевским, а самого митрополита посвящали епископы по благословению папы римского и без всякой платы;
9) чтобы все эти положения король подтвердил своими декретами; одним — на латыни; другим — на русском языке;
10) чтобы король позаботился о подтверждении этих статей также актами Его Святейшества папы и чтобы мы получили такие же вольности, каковые имеют в Короне Польской и Великом Княжестве Литовском архиепископы, епископы, прелаты и весь римский клир".
Переговоры с представителями римской курии, польского епископата и короля быстро продвигались вперед. Одновременно расширялся круг сторонников унии: были охвачены не только все православные епископы, но и большая часть архимандритов и игуменов. Проект унии, а также все другие документы, адресованные папе и королю, были разработаны в деталях. Православная иерархия подписала их на синоде 12 июня 1595г. Епископы Терлецкий и Потей были названы полномочными представителями, задачей которых было представить папе решение православной Церкви Речи Посполитой подчиниться Риму. Проект унии далее был согласован с королем и папским нунцием, а делегаты начали готовиться в дорогу.
Тем временем все то, что хранилось в строжайшей тайне, стало стараниями епископа Потея и митрополита Рогозы явным. Измена иерархов и проект унии вызвали у православной общественности возмущение. Против унии, уничижающей Православие, особенно резко выступил видный церковный деятель и самоотверженный защитник Церкви Православной, князь Константин (Василий) Острожский, воевода киевский и сенатор Речи Посполитой. В письме всем жителям страны он писал: „В нынешние времена кознями вселукавого дьявола, отцы нашей истинной веры, прельстившись славою мира сего и помрачившись тьмою сластолюбия; наши мнимые пастыри, митрополит с епископами, тайно сговорились между собой на гибель..., как об этом свидетельствуют их тайные решения. Узнав доподлинно о таких отступниках и явных предателях Церкви Христовой, сообщаю о них всем вам, возлюбленные братья во Христе, и жажду вместе с вами восстать против врагов нашего спасения, дабы Божией помощью и вашими стараниями они сами впали в упомянутые сети, которые тайно на нас расставили.... Какая нам от них может быть польза? Они должны были быть светом мира, а стали мраком и грехом для всех".
Благодаря стараниям Константина Острожского от униатов отошел епископ львовский Гедеон Балабан, он провозгласил свой публичный протест против унии, в котором в частности утверждал: „Решение о ней принято было вопреки принципам и обычаям нашей православной веры, нашим правам и вольностям, без позволения патриархов, наших духовных руководителей, без решений духовного собора, а также без позволения светских властей, а также известных древних родов, как и простых людей православной веры, без согласия которых мы ничего не хотим делать". К львовскому владыке, присоединился перемышльский епископ Михаил Копыстенский, который пожелал, чтобы вопросами унии занялся Собор с участием всего духовенства, братств и дворянства. Вместе с обоими иерархами и князем-сенатором выступили архимандриты и игумены ряда монастырей, многочисленные представители старых княжеских родов, бояр и простого люда.
Православное общество во главе с князем-сенатором Константином (Василием) Острожским, воеводами Александром Острожским и Федором Скумином-Тышкевичем требовало от короля созвать всеобщий Собор, чтобы решить вопрос с унией и рассчитаться „с нашими продажными пастырями". Созвать Собор просили короля также униатские епископы, питая надежду, что их отступничество от веры отцов завоюет расположение общества. Однако Сигизмунд III Ваза под нажимом своих советников, особенно иезуитов, не созвал Собор и оправдал свое решение тем, что вопросы веры должны решать иерархи, а не простой люд. Он также закрыл границы государства для всех представителей православного духовенства. Он не вмешивался, когда у исповедующих Православие отнимали храмы, находящиеся во владениях частных лиц, но и, с другой стороны, не допускал униатских иерархов в сейм и сенат.
Православные иерархи предали свою Церковь и полностью подчинились римско-католической, что подтвердили добровольными подписями под различными юридическими актами. Следовательно король считал себя обязанным оберегать унию, а не оставлять ее под вопросом. И чтобы никто не усомнился в искренности их униатских стремлений и подлинности их собственноручных подписей под униатскими актами, иерархи-отступники от Православия спешно съехались в Луцк и 27 августа 1595 года подписали заявление: „Мы приняли унию с любовью и не только исповедались в ней сердцем и устами вместе с нашим митрополитом Михаилом Рогозой, но и подтвердили их своими подписями. А сейчас, подтверждая это снова, мы добровольно постановляем, что не отступим от нее до смерти.... Также постановляем,, чтобы в наши луцкие, перемышльские, львовские и холмские решения не вмешивался никто из светских и не смел противиться нашему постановлению под угрозой проклятия. А каждый противящийся будет отлучен от Святых Таинств и не будет впускаться в храм Божий".
Таким образом отступники не оставили даже тени сомнения в том, что касалось полной добровольности своей измены вере отцов. Они сожгли за собой все мосты, ведущие к согласию и объявили беспощадный крестовый поход против православных. Страну стали засыпать брошюрами и листовками типа „Унии" (Вильно, 1595), доказывающей, что веками угнетенные „схизматики" благодаря унии обретут спасение. Оставалось только привести эту „милость" к счастливому концу у ног „наместника Христа" в Риме.
В Кракове король Сигизмунд III Ваза и оба великих канцлера, польский Ян Замойский и литовский Лев Сапега, еще раз тщательно проанализировали условия унии, убирая все, что было невыгодно для Римско-католической Церкви и польского правительства. Они же вскоре приказали Потею и Терлецкому готовиться в дорогу.
Униатский делегация прибыла в Рим в середине ноября 1595 года. В этот период Сигизмунд III Ваза послал папе Клименту VIII специальный «постулат''', в котором, между прочим, сообщал, что подчинение православных Речи Посполитой власти папской курии легко приведет к унии Великое Княжество Московское, где, как известно, миллионы человеческих душ прозябают в „греческой схизме». А Речь Посполитую это избавит от шпионов, так как „схизматики" находятся на службе у турок. Потея и Терлецкого с многочисленной свитой приняли в Риме чрезвычайно сердечно и торжественно. Их разместили в прекрасном дворце поблизости от апартаментов самого папы. Перед генеральной аудиенцией им показали красоты католической митрополии, в их честь устраивали приемы, развлечения. А в это время ватиканские эксперты тайно исследовали привезенные Потеем и Терлецким документы и готовили ответ на них. Наконец настал день 23 декабря 1595 года, когда папа и высшие чины курии были готовы торжественно праздновать усмирение «схизматиков».
Церемония происходила в большом зале для аудиенций. Папа Климент VIII в торжественном облачении восседал на троне в окружении 33 кардиналов. Позади стояли многочисленные архиепископы, епископы, послы разных стран, знатные иностранцы, среди которых были и аристократы из Польши и Великого Княжества Литовского.
Два распорядителя церемонии ввели Потея и Терлецкого, которые приблизились к трону и упали на колени, три раза поклонились папе до земли и поцеловали папскую туфлю. Далее, продолжая стоять на коленях, рассказали о цели своего приезда и подали Клименту VIII привезенные документы. Потом их отвели назад ко входным дверям, где, стоя на коленях, они ждали ответа.
Тем временем папа приказал прочитать вслух врученные ему документы. Виленский каноник Евстафий Воллович огласил оригиналы, написанные на официальном старобелорусском языке, потом папский секретарь прочитал их латинские переводы. После этого секретарь произнес обращение к прибывшим, в котором подчеркнул следующее: „Мудро и богобоязненно поступили вы и ваш богобоязненный митрополит с епископами, когда возжаждали объединения с Католической Церковью, вне которой нет спасения. И из таких отдаленных стран прибыли вы сюда, чтобы подчиниться истинному наследнику святого Петра, истинному наместнику Христа на земле и, отвергнув былые ошибки в вере, принять от него чистую, неискаженную веру." В ответ Потей и Терлецкий, стоя на коленях, приняли присягу от имени епископата и всего народа. В их длинной присяге присутствовало и такое утверждение: „Исповедую и принимаю все, что Святая Апостольская Римская церковь прикажет исповедовать и принимать в соответствии с решениями Вселенского Тридентского собора". И далее: „Признаю святую католическую апостольскую Римскую церковь матерью и наставницей всех церквей. А папе римскому, наследнику святого Петра, князя апостолов и наместника Иисуса Христа, я обещаю и присягой подтверждаю искреннее послушание. А этой истинной католической вере, без которой никто не может получить спасение и которую я тут добровольно исповедую, я буду обучать своих подопечных или тех, которые будут отданы под мою пастырскую опеку".
Все это свидетельствовало о том, что Потей и Терлецкий приняли католичество, а слово „уния" было только фиговым листком, скрывающим этот факт. После принесения присяги оба епископа — теперь уже католики — снова пали ниц перед папой и поцеловали его туфлю. Климент VIII произнес над ними несколько прочувствованных слов, сказав, что принимает их в лоно Римско-католической Церкви, а также всех отсутствующих: митрополита, епископов, духовенство и весь народ. По его распоряжению кардинал и инквизитор сняли с обоих все проклятия и дали отпущение всех грехов. Папа благословил их на дальнейшее исполнение обязанностей епископа и на службу Католической Церкви, дал им право отпускать грехи и посвящать епископов в униатство (т.е. римско-католическую веру). По просьбе Потея и Терлецкого папа разрешил всей свите поцеловать его туфлю. Церемония подошла к концу, и папа покинул зал.
Только через месяц, 21 января 1596 года папа Климент VIII подписал конституцию об унии. В ней подробно были расписаны правила, обязательные для униатов: ,мы позволяем им (т.е. униатам — Н.Г.) отправлять все святые обряды и церемонии, которые они используют во время богослужений и св. Литургии, также при совершении прочих Таинств, если только эти обряды не перечат истинам католической веры и не мешают в общении с Римской церковью". В память об этом акте были отчеканены золотые и серебряные памятные медали с изображениями коленопреклоненных перед папой Терлецкого и Потея.
В первых числах февраля 1595г. Потей и Терлецкий вместе со своей свитой выехали из Рима.
Король, католические иерархи, униаты и иезуиты торжествовали, отправляли благодарственные богослужения в церквах, читали „Te Deum". Но они поторопились, потому что на варшавском всеобщем сейме в марте — мае 1596г. послы, избранные на земских сеймах, собрали протесты, в которых требовали, чтобы король лишил звания епископов Потея и Терлецкого. А сенатор князь Острожский требовал предать их суду за государственную измену. Земские послы во главе с князем Друцким-Горским заявили, что „они и весь русский народ за эту измену не признают Ипатия и Кирилла епископами, а православные дворяне не пустят их в свои владения". Подобные протесты прислали и города. Но король ответил на это репрессиями, а католические священники усилили пропаганду в защиту унии. Особенно преуспел Петр Скарга, который стал заклятым врагом Православия.
Сигизмунд III посоветовал митрополиту Рогозе созвать в Бресте собор «католиков Римской церкви и Церкви Греческой, которые принадлежат к этому единству», также «православные могут явиться на собор, но в небольшом числе и не толпой». Через несколько недель Рогоза сообщил, что собирает 6 октября собор, чтобы «выслушать и подписать подготовленную» уже унию, а это означало, что никакой дискуссии не предполагалось. Епископы-предатели стремились ратифицировать унию без участия православных, поэтому православная общественность во главе с князем Острожским постановила вопреки всему принять участие в соборе, в соответствии с тогдашним законом выбрала делегатов и старательно приготовилась к участию в нем.
Католики, униаты и представители короля не допускали даже мысли о том, чтобы участвовать в соборе вместе с православными. Епископ брестский Потей лично закрыл на засов двери всех брестских церквей, а ключи носил при себе. Ранним утром 6 октября католики, униаты и королевские представители тайно отправились в собор Свято-Николаевскую церковь, служившую кафедральным собором. После богослужения было объявлено, что там открывается униатский собор. Никаких дискуссий не было разрешено, и потому работа собора в тот же день была завершена. Участники этого представления в полной мере сознавали, что этот спектакль фарс не удовлетворяет ни одному из условий правомочного Собора, которым не может быть признан и таковой. Они поэтому попытались переманить на свою сторону некоторых представителей православного сообщества. Больше всего им был нужен князь Острожский как предводитель православной общественности.
У православных же делегатов не было даже места, где они могли бы совершать богослужения или собираться на совещания; они встречались в частном доме, где остановились князья Острожские. Это был дом протестанта Райского. Там православные ожидали, что митрополит Рогоза пригласит их на Собор. Они ждали с утра до заката, и, не дождавшись, пришли к выводу, что имеют право проводить свой Собор, независимый от королевского, униатского.
Экзарх Никифор открыл заседание, так как был уполномочен проводить соборы поместных Церквей. Этот шаг был юридически полноправен, поскольку Православная Церковь в Речи Посполитой подчинялась согласно каноническому праву константинопольскому патриарху. По существующей в Православной Церкви традиции все участники Собора разделились на две палаты: высший «круг» составляли лица, наделенные высоким духовным саном, председателем этого «круга» стал декан Нестор Кузмич из Заблудова, а светские делегаты и приходские священники вошли в низший «круг».
Свою деятельность высший «круг» начал с того, что послал делегацию к митрополиту; эта делегация пригласила его на встречу с патриаршими экзархами, целью которой было оговорить их участие в дальнейшей работе собора. Рогоза делегацию не принял, отправил ее без ответа на приглашение. Позже встретиться с митрополитом пытался князь Острожский, но его предложение также не было принято. Несмотря на это, православные послали к папскому легату новую делегацию с просьбой, чтобы им было позволено принять участие в Соборе на том основании, что ранее им было вручено письменное приглашение. Однако и эта делегация вернулась ни с чем. Стало ясно, что католико-униатский Собор полностью проигнорировал православных. Но все же на следующее утро православные, не теряя надежды, отправили очередную делегацию, которая была принята враждебно. Еще через день в католико-униатском лагере опять появилась очередная делегация православных. На этот раз она получила такой ответ: „Что мы сделали, то сделали. Хорошо это или плохо, но мы объединились с западной Церковью".
Таким образом, у православных была вполне обоснованная причина созвать свой Собор, который принял бы решение о своем отношении к сложившейся ситуации. Заседание открыл экзарх Никифор и предоставил слово делегатам для оглашения мнения их избирателей. Выступило много представителей разных общественных групп и регионов Речи Посполитой. Их предложения в основном свелись к следующему:
1) униатские епископы — добровольные изменики Православной Веры и за это подлежат патриаршему и Соборному наказанию, которое должно заключаться в лишении духовного сана;
2) без решения Собора восточных патриархов этот поместный собор в Бресте не имеет никаких прав заключать унию. А та уния, которую приняли сейчас, незаконна и никого ни к чему не обязывает.
Работу Собора внезапно прервало прибытие королевских делегатов с предложением представителям православных явиться на униатскока-толический Собор. Католики и униаты во главе с иезуитом Скаргой предъявили претензии православным, обвиняя их в измене Речи Посполитой, в том, что они допустили на свой Собор „еретиков", (т.е. протестантов). Экзарха Никифора называли турецким шпионом и уговаривали белорусских и украинских бояр, чтобы те тут же приняли „единственно справедливую католическую веру". Православные выслушали эти претензии спокойно. Тогда Скарга, увидев, что лживые обвинения не производят никакого впечатления, уединился с князьями Острожскими и начал их уговаривать оставить православие и перейти в католичество, а когда и это не помогло — угрожал проклятием, лишением должностей, имущества и изгнанием из страны. Но князья не поддались ни на просьбы, ни на угрозы иезуита, и Скарга вместе с другими подосланными униатами и католиками ушел ни с чем.
На следующий день (9 октября) католики и униаты в соборе св. Николая торжественно принесли присягу, собственноручно подписали и приложили свои печати к декларации, провозглашавшей, что они согласны со всем тем, что было принято в Риме Потеем и Терлецким. Потом они отправились в католическую церковь и там, вместе исполнив „Te Deum", огласили отлучение от Церкви православных епископов: львовского Гедеона и перемышльского Михаила, десять архимандритов, среди них архимандрита Киево-Печерской Лавры Никифора, 16 протоиереев и всех православных священников, которые не приняли унию. Одновременно католико-униатский Собор обратился к королю с просьбой снять с должностей отлученных священников и поставить на их место униатов.
Православному Собору не оставалось ничего иного, как предпринять аналогичные шаги против униатов. По просьбе собравшихся, экзарх Никифор, как полномочный представитель Константинопольского патриарха, вышел на помост и, держа в правой руке крест, а в левой Евангелие, провозгласил: «Святая Божия Восточная Церковь повелевает нам и настоящему Собору, чтобы митрополит Михаил и поименованные с ним владыки были лишены архиерейского достоинства и служения, епископской власти и всякого духовного сана». Приговор подписали все члены высшего круга, среди них декан Нестор Кузьмич из Заблудова, архимандрит Супрасльской Лавры Иларион и его заместитель Геннадий, каноник Леонтий из Милейчиц и ряд других священников с Подлясья.
Православный Собор послал королю письмо, в котором требовал от него лишить званий и владений отлученных от православной Церкви иерархов, а на место их поставить православных священников. Низший «круг» собора тоже принес «присягу веры, совести и чести» в том, что его представители также не признают иерархов-отступников. Далее оба «круга» приняли резолюцию, которую подписали все члены Собора. В резолюции, в частности, было сказано: «Мы даем, обет веры, совести и чести за себя и за наших потомков, не слушать этих, осужденных соборным приговором митрополита и владык, не повиноваться им, не допускать их власти над нами, напротив, сколько возможно, противиться их определениям, действиям и распоряжениям, и стоять твердо в нашей святой вере и при истинных пастырях нашей Святой Церкви, особенно при наших патриархах, не оставляя старого календаря». В специальном универсале от 15 октября 1596г. король объявил, что уния находится под королевской опекой, следовательно, она имеет права государственной конфессии. Вместе с тем, Православная Церковь и те, кто исповедует православную веру, лишаются всяких прав.
Правительство Речи Посполитой свой первый удар нанесло экзарху Никифору. Его арестовали, сфальсифицировали процесс о шпионаже в пользу Турции, бросили в застенки Мальброкского замка и там обрекли на голодную смерть. Королевский канцлер Ян Замойский руководил подготовкой компрометирующих материалов против Константина (Василия) Острожского, в связи с чем, князь не мог в течение ряда лет принимать участие в общественной жизни.
Униатская иерархия и католический клир с помощью иезуитов набросились на православные храмы, священников и монахов. Инициатор унии, Кирилл Терлецкий во главе своего собственного отряда напал на Жидиченский монастырь и полностью разграбил его. Он подверг монахов жестоким пыткам, а лотом изгнал их из монастыря. С особой изощренностью преследовал православных Ипатий Потей. Он устраивал настоящую охоту на православных священников, бросал их в тюрьму, приказывал сбривать им бороды, отбирал приходы, издевался над ними, а особенно упорных в православной вере сдавал как бунтовщиков светским властям, которые кроваво расправлялись с ними. Во главе банды вооруженных слуг Потей врывался в православные храмы и грабил церковную утварь.
Чрезвычайно коварным способом униаты завладели Супрасльской Лаврой. Однажды Потей неожиданно прибыл в Суцрасль, приказал созвать всех обитателей Лавры в церковь Благовещения Богородицы и там объявил, что монахи и монастырское начальство вместе со всем монастырем присоединены к унии. Отвергая это наглое заявление, архимандрит Иларион сказал, что он и его монахи не признают власть отступника Потея, считают его еретиком, не принимают власть папы и не намерены подчиняться его воле. В свою очередь, монахи поклялись, что они будут тверды в Православии, даже если им будут угрожать смертью. Разгневанный Потей тут же уехал из Супрасля и сразу же подал в суд на Илариона за неподчинение верховной власти. Иларион на заседание суда не явился. Тогда Потей пожаловался королю, что архимандрит — бунтовщик и не признает королевской власти. Король тут же вынес приговор об изгнании Илариона из страны, а монахов, противящихся унии из монастыря.
Каждый православный в Речи Посполитой чувствовал себя в опасности. Верными религии предков остались только стойкие и мужественные. Поддающиеся на уговоры, колеблющиеся и пугливые, те, кто боялся потерять свои владения, имущество, особенно украинские и белорусские магнаты, зажиточные бояре и мещане отрекались от веры своих предков и переходили в католичество. А вот крестьян загоняли в униаты без каких бы то ни было объяснений. Там же, где народ пробовал оказать сопротивление, православное духовенство изгонялось, церковь превращалась в униатский костел или закрывалась вообще.
Православным священникам запрещалось под угрозой смерти появляться в местах, где находились церкви, их лишили права совершать богослужения, таинства, служить панихиды. Были запрещены похоронные процессии для православных, по улицам городов и деревень покойников приказывали вывозить ночью через ворота, служащие для удаления из города нечистот. Православные пытались далеко за городом или деревней, в поле или в лесу, строить временные часовенки, чтобы в них можно было молиться. Но и там на них нападали группы униатов-фанатиков и католиков, они избивали и разгоняли людей, разрушали часовни.
Не только православные, но и все просвещенные граждане Речи Посполитой отдавали себе отчет в том, что уния угрожает государству. Уже на начальном этапе наступления униатов в январе 1597г. дворянские сеймики в Познаньском и Калишском воеводствах, в состав которых не входил ни один православный, вынесли решение о том, чтобы «люди греческой религии оставались при своих стародавних правах и свободах и с верой, соответствующей их убеждениям». В это время сеймики украинских и белорусских земель категорически требовали убрать униатских иерархов и поставить вместо них православных епископов.
В 1598 году дело дошло до сотрудничества православных и протестантов, целью которого была общая борьба за религиозную терпимость в стране. Об этом узнал униатский митрополит Потей и сразу же забил тревогу: нашелся повод объявить, что уния находится в опасности. Он просил короля и католиков о помощи.
Теперь на сцене возникает учитель того, о ком собственно хотелось рассказать в этой статье. Уникальная, по-своему, личность. Если мы видим метания у людей православие-уния, то сей персонаж успел побывать и протестантом и православным, пока не остановился на католицизме. Звали его Иван Иосиф Велиамин Рутский. Рутский явился одним из основателей униатского ордена базилиан главной целью которого было насаждение Унии и уничтожения Православной Церкви. После смерти Потея папская курия назначила Рутского генералом базилиан, а также возвела его в сан униатского митрополита. Почти все православные монастыри Рутский превратил в базилианские, в том числе и Супрасльскую Лавру. Папа Урбан III в специальном благодарственном письме хвалил Рутского за „обращение в святую унию около двух миллионов схизматиков". За полтора века своей деятельности базилиане вместе со своими старшими братьями иезуитами завладели Беларусью и почти целиком обратили ее в униатскую веру. Накануне первого раздела Речи Посполитой во владении базилиан находилось около 150 монастырей, при большей части которых действовали школы и типографии. На базилиан работало более 20 тысяч крепостных крестьянских семейств. Базилиане также славились тем, что бесчеловечно обращались со своими подданными и беспощадно их обирали. Примером может служить то, что из фольварков, принадлежавших Супральской Лавре, в начале XVIII века сбежало больше половины крестьян. В базилианских монастырях находилось много римско-католических монахов. Именно они навязывали базилианам латинские обряды, польский язык в повседневном общении и польские обычаи. После 1773 года, когда в Речи Посполитой был упразднен иезуитский орден, почти все иезуиты перебрались в базилианские монастыри и по сути превратили их из базилианских в иезуитские.
Рутский использовал все самые недозволенные приемы, чтобы исключить из общественной жизни православное духовенство. Он писал ложные доносы на православных священников, братства и светских деятелей, обвиняя их в антиправительственных заговорах, в государственной измене, оскорблении чести и достоинства короля и т.д. За подобные преступления грозила смерть или пожизненное заключение. Рутский написал бесчисленное множество посланий, брошюр, в которых всеми способами поливал грязью Православие, стремясь дискредитировать его канонические основы. Православных он не считал за людей. Во время его властвования Православная Церковь на Украине и Беларуси, а также на Подлясьи переживала самые тяжелые времена. Когда в 1637г. он скончался, все, даже сами униаты, сочли его смерть милостью Божией
Рутский воспитал достойного себя ученика. Звали его Иосафат Кунцвич. Вот как представляют его «жите» католики:
"Святой Иосафат Кунцевич родися во Владимире Волынском в 1580 г., получил образование у иезуитов. Вступил в Орден Св. Василия (базилиан), относящийся к восточному обряду.
В 1617 г. он становится епископом-коадъютором Полоцкой епархии, а на следующий год – архиепископом Полоцким. Осуществлял деятельность, направленную на воссоединение схизматиков со Святой Католической Церковью в своей епархии, чем вызвал озлобение противников унии. В 1618 г. схизматики не пустили Владыку в Могилев. Особенно яростное сопротивление униональная деятельность Святителя вызвала в Витебске.
12 ноября 1623 г. схизматики зверски убили его, а труп бросили в реку Двину. Но река не поглотила тело священномученика. Это преступление повлекло за собой кару убийц властями и лишение города Витебска всех привилегий.
Двадцать лет спустя после убиения Святейший Отец Урбан VIII причислил священномученика к лику блаженных. В 1867 г. Папа Пий IX причислил архиеп. Иосафата Кунцевича к лику святых и провозгласил его покровителем Польши и России."
Иосафат Кунцевич был воспитанником Потея и Рутского, Он происходил из набожной православной мещанской семьи из Владимира Волынского. Во время обучения в православной школе братства в Вильне Иосафата переманили в иезуитскую коллегию. Он был очень способным, но неустойчивым в вере юношей и под влиянием иезуитов перешел в униатство. Опекуны рекомендовали его Потею, тот взял его в ученики и вместе с Рутским начал формировать из него униатского деятеля. Юноша был очень податлив и вскоре стал активным пропагандистом унии. После пострижения его самим Потеем в монашество он сразу был поставлен настоятелем нескольких монастырей и, как часто бывает с новообращенными, превратился в заклятого врага Православия и фанатика-униата. Уже с первых лет деятельности его возненавидели и православные, и католики, окрестив его „душехватом".
Несмотря на это, Рутский подталкивал Иосафата к еще более жестоким действиям. Он возвел его в сан полоцкого архиепископа, отдав ему северо-восточную часть Беларуси с Полоцком, Витебском, Оршей, Могилевом. Кунцевич с небывалой жестокостью набросился на живущих на этих землях православных: устраивал погромы, опечатывал церкви и силой загонял православных в униатство. В ответ жители Могилева взялись за оружие, так же поступили жители Орши. В свою очередь Кунцевич засыпал короля доносами, пока в конце концов не добился прибытия _ войска для усмирения непокорных. Преследование православных усилилось. Подобные действия вызвали во всей стране недовольство Иосафатом.
В 1620г. волынский посол Лаврентий Древинский на варшавском сейме провозгласил в присутствии короля: „Уже в больших городах церкви запечатаны, имения церковные расхищены, в монастырях нет монахов — там скот запирают, дети без крещения умирают, тела умерших без церковного обряда из городов, как падаль, выво зят, мужи с женами живут без брачного благо Словения, народ умирает без исповеди, без при чащения. Неужели это не самому Богу обида, и неужели Бог не будет за это мстителем? Не говоря о других городах, скажу что во Львове де лается: кто не униат, тот в городе жить, торговатъ и в ремесленные цехи принят быть не может; мертвое тело погребать, к больному с Тайнами Христовыми открыто идти нельзя. В Вильне, когда хотят погребсти тело православного, то должны вывозить его в те ворота, в которые одну нечистоту городскую вывозят. Монахов православных ловят на вольной дороге, бьют и в тюрьмы бросают. В чины гражданские людей достойных и ученых не производят потому только, что они не униаты; простаками и невежами места наполняют в поношение стране нашей". Король выслушал все это с каменным спокойствием и не принял решения, которое могло бы усмирить бесчинства униатов.
Ни король Сигизмунд III Ваза, ни его чиновники не реагировали на жалобы белорусского и украинского дворянства, в которых детально описывались злодейства Кунцевича: ,Полоцкий епископ в этом году умышленно приказал жителям города для пущего издевательства извлекать из могил покойников (православных), недавно погребенных на кладбище, и бросать их на съедение псам". Он даже стал цинично домогаться от канцлера Великого Княжества Литовского Льва Сапеги помощи в истреблении православия. Но Сапега, несмотря на то, что был новоиспеченным католиком и заядлым сторонником унии, очень резко осудил полоцкого архиепископа, его жестокость и превышение полномочий. Вот что писал канцлер Кунцевичу: «Бесспорно, что я сам хлопотал об унии и покинуть ее было бы неблагоразумно; но мне никогда на мысль не приходило, чтоб вы решились приводить к ней такими насильственными средствами. Уличают вас жалобы, поданные на вас в Польше и Литве. Разве не известен вам ропот глупого народа, его речи, что он хочет лучше быть в турецком подданстве, нежели терпеть такое притеснение своей веры? Поступки ваши, проистекающие более из тщеславия и частной ненависти, нежели из любви к ближнему, обнаруженные в противность священной воле и даже запрещению республики, произвели те опасные искры, которые угрожают всем нам или очень опасным, или даже всеистребительным пожаром. Что касается до опасности жизни вашей, то каждый сам причиною беды своей: надобно пользоваться обстоятельствами, а не предаваться безрассудно своему стремлению. Говорите, что вольно вам неуниатов топить, рубить; нет, заповедь Господня всем мстителям строго сделала запрещение, которое и нас касается. Когда насилуете совести людские, когда запираете церкви, чтобы люди без благочестия, без христианских обрядов, без священных треб пропадали, как неверные, когда своевольно злоупотребляете милостями и преимуществами, от короля полученными, то дело обходится и без нас; когда же по поводу этих беспутств в народе волнение, которое надобно усмирять, тогда нами дыры затыкать хотите! Печатать и запирать церкви и ругаться над кем-либо ведет только к пагубному разрушению братского единомыслия и взаимного согласия. Покажите, кого вы приобрели, кого вы уловили вашею суровостью, строгими мерами, печатанием и запиранием церквей? Вместо того откроется, что вы потеряли и тех, которые в Полоцке у вас в послушании были. Из овец сделали вы их козлищами, навели опасность государству, а может быть, и гибель всем нам, католикам. Вот плоды вашей хваленой унии, ибо если отечество потрясется, то не знаю, что в то время с вашею униею будет!»
Кунцевич очень резко отреагировал на замечания Сапеги. Разозлившись, он схватился за перо и написал на Сапегу доносы королю и папе римскому. А через несколько дней отправился в Витебск и там вместе с воинами личной охраны начал громить православные церкви и часовни, избивать православных священников, издеваться над православными горожанами. Православные после этого построили временные часовни на лугах над Двиной. Но и там до них добрались слуги Кунцевича. Жители Витебска, доведенные до крайности, взялись за камни, колья, и 12 ноября 1623г. разогнали охранников епископа, ворвались в его дворец, нашли его в укрытии, убили, а труп бросили в Двину.
Король учинил кровавую расправу с витебчанами. Он лишил город магдебургского права, велел сравнять с землей православную церковь в Центре города и на ее месте за счет горожан построить униатскую; около 100 горожан были приговорены к смерти через отсечение головы, но 80-ти вовремя удалось бежать. Позже останки Иосафата с большой помпой были привезены в Рим. В настоящее время они находятся в базилике св.Петра возле реликвий отцов Церкви. Нынешний папа Иоанн Павел II прославляет Кунцевича как „апостола объединения".
Вот такой у нас теперь есть «покровитель».
