НЕ ПОТЕРЯВ СТЫДАРусская Церковь и революция(Окончание)Свержение митрополита Макария
Митрополит Макарий (Невский)Сразу после отречения Государя монахи московского Данилова монастыря изгнали настоятеля и организовали в обители притон с самогоноварением и девицами лёгкого поведения. Информация попала в прессу. По словам корреспондента газеты «Утро России», «повсюду в кельях валяются окурки, на столах бутылки с вином». Поговорить с предводителем бунтовщиков не удалось: иеродиакон Софроний был слишком пьян. Назначенная синодская ревизия полностью подтвердила сообщения прессы. Правда, как пишет историк Михаил Бабкин, со странным выводом: виновным признали изгнанного монахами настоятеля монастыря архимандрита Иоакима, «доброта которого была хуже воровства».
Эта история во многом отразила происходящее в Москве. Духовенство Первопрестольной, самое консервативное в стране, позволило кучке церковных мятежников изгнать своего дивного архипастыря – митрополита Макария (Невского). Из «столпов старого режима» первым пострадал митрополит Петроградский Питирим. Он был заключён под арест, где его вынудили подписать прошение об уходе «по собственному желанию». К владыке Макарию подступиться оказалось труднее. Перед тем как занять Московскую кафедру, владыка полвека занимался миссией среди алтайских народов, был человеком выдающихся духовных дарований. «Живой святой» – так называл его московский старец Алексий Мечев, не за прошлые подвиги, а за благодать, которую св.Макарий источал во всякий день.
В первые же дни после переворота обер-прокурор с вооружённой охраной ворвался в комнаты митрополита и, подозвав его к себе жестом руки, начал кричать: «Распутинец! Распутинец!» Потом, пригрозив Петропавловской крепостью, потребовал, чтобы владыка Макарий подписал прошение об увольнении на покой. Владыка написал, но вскоре дезавуировал подпись, как вырванную под угрозой. Клевета, что митрополит Макарий был «ставленником Распутина», между тем, распространялась всё шире. Это было ложью. Получив в Петербурге назначение в Москву, он обнаружил в числе других коротенькую поздравительную телеграмму, подписанную неизвестным ему Григорием Новых. Через какое-то время, принимая посетителей, он обменялся с Распутиным несколькими словами. Это было их первое и последнее свидание. Так как обвинить владыку было решительно не в чем, то взбунтовавшаяся часть московского духовенства и мирян выставила следующий аргумент: «Митрополит Макарий, этот благочестивый и благоговейный пастырь, апостол Алтая и известный миссионер, но «ветхий денми» старец, положительно не в состоянии быть тем руководителем и вождём, каким должен быть теперь каждый архипастырь». Не в бровь, а в глаз. Стать революционным вождём в рясе владыка был, действительно, не в состоянии. В конце концов, чередуя мытьё и катанье, его удалось отправить в ссылку. «То-то все мы лакеи! – с горечью воскликнул впоследствии Патриарх Тихон, когда однажды зашёл разговор об этой истории. – Веками унижений приучены к покорности! Ну да не все, слава Богу! Скорее бы конец всему этому!»
Последующие годы жизни владыки Макария, сосланного в Угрешский монастырь, были беспрерывным подвигом. Он нёс тяжелейшее молитвенное послушание Господу, много писал, занимался детьми из окрестных селений и местной колонии, которые его обожали. Несколько раз большевики наведывались к владыке с целью грабежа. Глумились над ним, материли, рвали бороду, тыкали в лицо револьвером. Особенно бесило коммунистов то, что старец ведёт полунищенское существование – красть было решительно нечего. Но однажды один из участников разбоя остановил в Москве келейника владыки и сказал: «Вы из Угреши, от митрополита? Передайте ему, что я прошу у него прощения. Мне стыдно вспомнить, как мы с ним обошлись». Когда святому Макарию передали об этом, он перекрестился и сказал: «Слава Богу, совесть заговорила, я давно всё им простил».
В апреле 1957 г. Святейшим Патриархом Алексием Первым была учреждена комиссия, которая вскрыла могилу митрополита Макария. Гроб почти весь разрушился (осталась лишь нижняя доска), а тело и облачения оказались нетленными. Мощи владыки были перенесены в Свято-Троицкую Сергиеву лавру и погребены в нижней части Успенского собора. В 2000 году на Архиерейском Соборе митрополит Макарий был причислен к лику святых. Их свергли с Государем практически одновременно, вместе и прославили.
Сохраняя верность
Епископ Гермоген (Долганов)Это было верно в целом, но нашлись счастливые исключения. На фоне всеобщего падения резко выделилась громадная фигура епископа Тобольского и Сибирского Гермогена (Долганова). Как и митрополит Владимир, он «пострадал» от старой власти, причём гораздо больше, с верхов был низринут в глушь. Но в первые послереволюционные дни начертал на постановлении епархиального съезда: «Я ни благословляю случившегося переворота, ни праздную мнимой ещё “пасхи” (вернее же, мучительной Голгофы) нашей многострадальной России и исстрадавшегося душою духовенства и народа, ни лобызаю туманное и “бурное” лицо “революции”, ни в дружбу и единение с нею не вступаю, ибо ясно ещё не знаю, кто и что она есть сегодня и что она даст нашей Родине, особенно же Церкви Божией, завтра».
Епископ Амвросий (Гудко)4 и 5 марта архиепископ Кишинёвский Анастасий (Грибановский) публично отозвался о Николае II с уважением. В те же дни викарий Вятской епархии епископ Сарапульский и Елабужский Амвросий (Гудко) в переполненном молящимися соборе «восхвалял бывшего Царя, и в особенности его супругу, чем внёс в народ нежелательное возбуждение». Владыка Воронежский Тихон (Никаноров) отказал духовенству города в просьбе устроить в течение дня колокольный звон в знак радости по случаю свержения монархии. В приёмной св.Тихона вплоть до 9 июня висели портреты три месяца как арестованного Императора Николая II, его супруги и императора Александра III. Когда местный исполком снимал портреты, владыка выразил протест против незаконных действий.
5 марта в Петрограде был арестован священник ямской Крестовоздвиженской церкви отец Владимир Гуляев, призвавший народ к покаянию за измену присяге Царю, убийства и грабежи. После литургии в храм ворвалось около 20 солдат под предводительством милиционера. Молитва о Царе вплоть до конца марта и даже до середины апреля 1917 г. возглашалась в отдельных приходах различных епархий и затихала, как правило, лишь после изгнания священника.
Андроник, епископ ПермскийНо, быть может, самой выдающейся фигурой того времени можно назвать владыку Пермского Андроника. С любовью отозвавшись в проповеди о низвергнутом Государе, он обратился 4 марта с архипастырским призывом «Ко всем русским православным христианам». В своём послании владыка призвал всех оказывать послушание Временному правительству, ибо другого в тот момент не было, но добавил: «Будем умолять Его Всещедрого, да устроит Сам Он власть и мир на земле нашей, да не оставит Он нас надолго без Царя, как детей без матери. …Да поможет Он нам, как триста лет назад нашим предкам, всем единодушно и воодушевлённо получить родного Царя от Него, Всеблагого Промыслителя».
Обер-прокурор потребовал объяснений и отчёта о деятельности Андроника, направленной «на защиту старого режима» и «на восстановление духовенства против нового строя». В ответ владыка напомнил, что лишь Учредительное Собрание вправе решать, быть монархии в России или нет: «До того же времени ни один гражданин не лишён свободы высказываться о всяком образе правления для России; в противном случае излишне будет и Учредительное Собрание, если кто-то уже бесповоротно вырешил вопрос об образе правления в России». Львов в ответ мог лишь исходить от злости. Ему, рабу, вопящему о том, что он сбросил какие-то цепи, возомнившему себя каким-то новым Лютером, чтобы всё кругом реформировать, то есть испортить и изгадить, противостоял человек подлинно свободный, зрелый не только духовно, но и граждански.
Позиция владыки Андроника стала первым вызовом революции, изобличившим её ложь, но в тот момент он был страшно одинок даже у себя в епархии. Вопреки его призыву не праздновать языческий Первомай, праздничные молебны отслужены были во всех храмах Перми. Люди не понимали, что обрекают на гибель не только своего архипастыря, но и Россию.
ПатриархУтихала вакханалия постепенно. Страна трезвела. Оказались низвергнуты со своих кафедр взбунтовавшимся духовенством многие архиереи. Были изгнаны из храмов мятежными прихожанами сотни, если не тысячи священников. Россия шла к погибели, увлекая за собой Церковь. Нужно было искать точку опоры.
Среди тех, кто мужественно защищал святого Макария, можно выделить духовенство г.Серпухова, которое возглавлял одних из лучших сынов России и Церкви епископ Арсений (Жадановский). Этот будущий священномученик был человеком очень маленького роста, но огромной отваги.
Той весной будущий Патриарх Алексий (Симанский) писал духовнику: «Как мы, однако, “спасая революцию”, идём безнадёжно к гибели и порабощению! Что же делать, раз опыт ясно и наглядно показывает, что мы не можем управляться собственными силами. Нам тяжела была власть родного Царя – Бог посылает нам во владыки царя чужого, который поистине будет править жезлом железным, а мы будем тем, что мы есть на самом деле, – рабами».
Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917-1918 гг.Летом созван был, наконец, Всероссийский Собор. Обсуждалось многое, но главным делом первых месяцев было избрание Патриарха. Часть делегатов настаивала, что Церковь должна управляться, так же как и страна, сборищем каких-то почти анонимных личностей, ни за что не несущих ответственности. Но первый, самый сильный приступ либеральной горячки уже прошёл. На многих произвели впечатление слова депутата-крестьянина, произнёсшего: «Нет у нас больше Царя-батюшки, которого мы бы любили. А потому как Синод любить невозможно, мы, крестьяне, хотим, чтобы был Патриарх».
Первым святителем после веков перерыва стал митрополит Тихон. В 1908 году он, будучи в Петербурге, имел свидание с праведным Иоанном Кронштадтским. Батюшка Иоанн был стар, болен и, вопреки этикету, первый закончил беседу следующими словами: «Теперь, владыко, садитесь вы на моё место, а я пойду отдохну». Это пророчество сбылось. В те дни, когда большевики свергли Временное правительство, страна обрела нового апостола. Прошло несколько месяцев, наступило новое лето, когда стало окончательно ясно, что не люди, а Господь совершил этот выбор. Что же произошло?
* * *
«Целованием ли ты предаёшь Сына Человеческого?» – спросил Сын Божий, обращаясь к Иуде. То есть не отступничество от веры, не оставление Сына Божия было вменено в вину предателю, а нечто совсем другое.
Никто во все время царствования Императора Николая Александровича не требовал, чтобы русское духовенство исповедовало монархические взгляды. Но уважать человека, который честно правил страной два минувших десятилетия, можно было и не будучи монархистом. Юрист В.М.Руднев, которому Временное правительство поручило произвести дознание о преступлениях низвергнутого Государя, на весь мир заявил: «Я просмотрел все архивы Дворцов, Личную переписку Государя и могу сказать: Император – чист как кристалл». Нет нужды в какой-либо идеологии, чтобы не предавать, не глумиться над тем, во что верил твой народ, не соблазнять малых сих. В феврале – марте 1917 года предан был не просто Царь, а русский человек как таковой, обесценилось само это понятие «человек».
Вот мысли, которые светятся сквозь обращение Патриарха Тихона к России во дни, последовавшие за казнью Государя. Святейший сознательно отказался от того, чтобы это послание было принято Собором. Прекрасно понимал, что большевики этого не простят, и они, действительно, не простили обжигающих слов:
«На днях совершилось ужасное дело: расстрелян бывший Государь Николай Александрович... Исполнительный комитет одобрил это и признал законным. Но наша христианская совесть, руководствуясь Словом Божиим, не может согласиться с этим. Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падёт и на нас, а не только на тех, кто совершил его. Не будем здесь оценивать и судить дела бывшего Государя: беспристрастный суд над Ним принадлежит истории, а Он теперь предстоит перед нелицеприятным судом Божиим, но мы знаем, что Он, отрекаясь от Престола, делал это, имея в виду благо России и из любви к ней. Он мог бы после отречения найти Себе безопасность и сравнительно спокойную жизнь за границей, но не сделал этого, желая страдать вместе с Россией. Он ничего не предпринял для улучшения Своего положения, безропотно покорился судьбе... И вдруг Он приговаривается к расстрелу где-то в глубине России, небольшой кучкой людей, не за какую-то вину, а за то только, что Его будто бы кто-то хотел похитить. Приказ этот приводят в исполнение, и это деяние, уже после расстрела, – одобряется высшей властью. Наша совесть примириться с этим не может, мы должны во всеуслышание заявить об этом, как христиане, как сыны Церкви. Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточат в тюрьму, пусть нас расстреливают. Мы готовы все это претерпеть...»
Духовенство откликнулось на это молитвами о казнённых. Молились далеко не все, но именно они стали определять лицо Русской Церкви. Впереди был обновленческий раскол, в который ушли тысячи священников и архиереев. Казалось, что дни февраля – марта 17-го вернулись с ещё большим размахом. Но это всего лишь казалось. Изменилась суть происходящего. Теперь уже не разрозненные герои противостояли иудам, а Церковь. Бесчисленные храмы, в том числе самые роскошные соборы Российской империи, в которых служили обновленцы, покидали даже мыши, спасаясь от голода. Люди предпочитали тесниться в церквушках, где всё было настоящим. И даже большевики вынуждены были признать, что проиграли, – вот прообраз грядущей победы над антихристом. Нет, не на идеях стоит Церковь, как бы ни были они хороши, а на совести. Никто не знает толком, что это такое, порой кажется, что ею можно пренебречь, соврав что-нибудь, пригрозив, задобрив. Но вдруг оказывается, что вокруг пустота, а народ Божий ушёл куда-то – за теми, кто не потерял стыда.
В.ГРИГОРЯН
http://rusvera.mrezha.ru/547/5.htm
