При этом руководители «традиционных» (религиозных) общин, как ни странно, приняли новую власть даже с некоторым удовлетворением: раввинам очень не нравился процесс ассимиляции, зашедший уже очень далеко и выведший из сферы их влияния немалую часть паствы, в том числе и финансово состоятельной. Их вполне устраивало возрождение своего рода «гетто», резервации, где вынужденно вернувшиеся к религии евреи жили бы тихо, варясь в своем соусе, никуда не высовываясь и ни в чем не участвуя. Примерно в этом ключе они и работали, общаясь с новыми властями, а пиком их деятельности в данном направлении стал Меморандум 4 октября 1933 года, посланный от имени религиозных общин Германии на имя фюрера и рейхсканцлера. Суть документа заключалась в том, что иудаизм – всего лишь религия, не имеющая к марксизму никакого отношения, что коммунизм – «изобретение кучки изгоев», порвавших с традицией, а евреи-ортодоксы в целом – категорически против «отвратительной антинемецкой пропаганды». Следовательно, – просили раввины, – евреям нужен только «свой скромный уголок», где они могли бы молиться и работать на пользу Германии, за которую (это подчеркивалось особо) многие тысячи религиозных иудеев пали на фронтах Первой мировой войны, «о чем прекрасно известно рейхсканцлеру, который и сам фронтовик». А если новые власти хотят уничтожить всех евреев, так пусть прямо об этом скажут, чтобы люди могли подготовиться к встрече с Богом. Этот, последний, абзац меморандума был сугубо риторическим, и адресат воспринял его именно так. Самому Гитлеру документ на стол, конечно, не положили. Ответ пришел из намного более низких инстанций, и хотя был выдержан в подчеркнуто холодных, с оттенком презрения тонах, в тексте указывалось, что уничтожать никто никого не собирается, куда девать евреев, власти думают, а пока пусть живут в соответствии с обещаниями – тихо и незаметно.
Такой ответ авторов меморандума на тот момент успокоил и, в целом, устроил, – в отличие от лидеров организаций, объединяющих евреев, в той или иной степени эмансипированных. Они искренне считали себя «немцами Моисеева закона», очень многие честно прошли войну, имели ордена и медали, и, точно так же, как раввины, надеясь, что «и это пройдет», предполагали тем или иным путем доказать руководству НСДАП, что оно не совсем право и они тоже любят Фатерланд. Уже в январе 1933 года было официально зарегистрировано «Имперское представительство немецких евреев» во главе с авторитетными общественными деятелями, в том числе и вполне светскими, практически порвавшими с традицией, типа некоего Отто Хирша. Они изо всех сил доказывали новым властям, что «готовы быть полезны Германии в любом качестве», на что власти отвечали корректным, но категорическим «вы ни в каком качестве не нужны». Естественно, обо всем этом Хирш и его коллеги писали за рубеж, естественно, еврейские общины США, Британии, Франции и других стран нервничали, и достаточно скоро дело вылилось в бойкот германских товаров по всему миру, быстро набравший такие темпы, что руководство Рейха встревожилось. Формальных свидетельств причастности к акции «Имперского представительства» не имелось, однако власти обратились к этой и прочим организациям с требованием «разъяснить международному сообществу смысл изменений, происходящих в Германии», на что герр Хирш и его люди как бы и откликнулись, но без особого энтузиазма (скорее всего, надеясь, что заграница поможет). Зато сионисты заняли позицию совершенно иную: они включились в борьбу с бойкотом мгновенно и от души.
По сути, ничего ни удивительного, ни предосудительного. Сионисты, во-первых, ни во что не ставили «традицию», – напротив, они хотели быть, «как все», во-вторых, в основном, скептически относились к религии, и в-третьих – не считали себя немцами ни в каком смысле. Их сверх идеей и сверхзадачей было «изготовление народа из имеющегося материала». То есть, вывоз как можно большего количества (в идеале всех) европейских евреев в Палестину, где определенный задел для воплощения мечты о еврейском государстве был сделан, а в смысле фанатизма эти ребята мало отличались от тех же нацистов. Светлая цель оправдывала любые средства. Так что, теория и практика НСДАП («Выгнать во что бы то ни стало!») вполне коррелировала с их собственной теорией и практикой («Забрать во что бы то ни стало!»), а коль скоро намерения, по большому счету, совпадали, расклад лидеров сионизма не пугал. Они, собственно, и раньше серьезно присматривались к заявлениям Гитлера и, ничуть не скрывая того, старались наводить мосты. Пиком этой работы стало приглашение видному соратнику будущего фюрера, барону Леопольду Иц Эдлеру фон Мильденштайну посетить Палестину и ознакомиться с жизнью «новых евреев». Барон (к слову сказать, в будущем – глава «еврейского отдела» СБ, заместитель Гейдриха и начальник знаменитого Эйхмана) предложение принял и, вместе с супругой и в сопровождении одного из ведущих германских сионистов Курта Тухлера, с которым по ходу даже подружился, почти полгода приятно странствовал по Святой Земле, посещая кибуцы и знакомясь с активом ишува (еврейская община). Итогом поездки стала серия путевых заметок «Путешествие национал-социалиста в Палестину», опубликованная в издаваемом Геббельсом журнале «Ангриф» («Атака»). Барон высочайше оценил увиденное, указав, что «увидел истинные чудеса» и что «еврей, своими руками возделывающий землю, становится совсем иным, новым евреем». По его мнению, «дружественное содействие переезду» могло быть лучшим решением «еврейского вопроса». Более того, решением, «в равной степени полезным, как германской нации, так и евреям, нуждающимся в преображении», и даже еще более того, писал барон, «такое решение с течением времени, разумеется, в отдаленном будущем, могло бы стать основой для построения новых отношений между двумя нациями, которые, нельзя отрицать, связаны многими нитями».
Не замедлили и ответные визиты. По воспоминаниям современников, уже в начале лета 1933 года в учреждениях Берлина было не протолкнуться от гостей из Палестины, многие из которых встречались и нашли общий язык с бароном фон Мильденштайном. А у некоторых имелись и другие контакты, так сказать, особого рода. Например, Хаим Арлозоров, виднейший социал-сионист и даже «глава отдела внешней политики» (почти что министр иностранных дел) Еврейского Агентства (пред-правительство будущего еврейского государства) даже попытался проникнуть в ближний круг фюрера через свою бывшую любовницу и невесту Магду Геббельс, в девичестве Фридлендер. Особого успеха не случилось – фрау Магда, по общему мнению, «растворялась в своих мужчинах» и в браке с Йозефом была уже не ярой сионисткой, как в эпоху любви с Хаимом, а столь же ярой нацисткой, но заверения в желании сотрудничать Арлазоров все же получил. Правда, вскоре он погиб в Тель-Авиве (был застрелен, по сей день неведомо, кем), но поток гостей из Палестины это не остановило. Люди ехали знакомиться с обстановкой, а пиковым, расставившим все по полочкам визитом стал приезд о лидера самого высшего уровня, Артура Руппина, получившего приглашение от самого Ганса Гюнтера, йенского профессора, считавшегося ведущим теоретиком расового учения (ему было даже доверено философски обосновывать тезисы Гитлера по этому вопросу). Встреча прошла в крайне теплой обстановке: как отметил по итогам сам Руппин, «Профессор выглядит вполне дружественно. Он говорит, что евреи – не низшая раса по отношению к арийцам, а просто другая, несовместимая в общежитии. Отсюда следует, и мы на этом сошлись, что для решения еврейского вопроса нужно всего лишь найти новое, честное решение».
В конечном итоге, стороны нашли общий язык. «Все в Германии знали, – вспоминал позже один из тогдашних лидеров германского сионизма Иоахим Принц, – что только сионисты могли ответственно представлять евреев в отношениях с нацистским правительством. Мы все были уверены, что однажды правительство сядет с сионистами за круглый стол, за которым, после того, как все беспорядки и насилие революции улягутся, новый статус германского еврейства будет рассмотрен. Правительство объявило, весьма торжественно, что нет ни одной страны в мире, которая столь серьёзно хотела бы разрешить еврейский вопрос, как Германия. Решение еврейского вопроса? Но это же наша сионистская мечта! Мы никогда не отрицали существования еврейского вопроса! Де-ассимиляция? Мы к этому призывали!.. В письме, написанном с гордостью и достоинством, мы предлагали конференцию». Речь идет о меморандуме, 22 июня 1933 года отправленном на имя Гитлера. Суть заключалась в том, что националист националиста всегда поймет, и если не переходить друг дружке дорогу, то сионизм, как национальная теория, «звучит в унисон» национал-социализму. То есть, ничто не мешает найти общий язык на основе «взаимного признания важности отказа от эгоистического индивидуализма либерального времени и замены его общей и коллективной ответственностью». Этот документ, в отличие от меморандума «ревнителей традиции» был прочтен непосредственно рейхсканцлером. Однако, слова словами, а делались и дела. Параллельно с визитами, немецкие, – а особенно, палестинские, – сионисты развернули самую активную борьбу против любых проявлений критики национал-социализма, в первую очередь, – против изрядно мешающего Германии бойкота, причем, борьбу столь действенную, что мероприятие начало быстро сходить на нет. Рейх, со своей стороны, не оставался в долгу. Уже в конце августа все того же 1933 года министерство экономики Германии, с одной стороны, и официальные представители сионистских организаций Германии и Палестины заключили официальное соглашение, вошедшее в историю как «Haavarah-Abkommen». И на немецком, и на иврите это означает одно и то же – «перемещение», а смысл состоял в том, что национал-социалисты взяли на себя обязательства всячески содействовать выезду немецких евреев в «Землю Обетованную».
Заинтересованность властей Рейха была так велика, что правительство пошло не только на многочисленные политические, но даже на экономические поблажки. Чудовищный и в Веймарской Республике налог на вывоз капитала за границу, при Гитлере ставший вообще грабительским, для евреев, выезжающих в Палестину (и только в Палестину) был сильно уменьшен, а экспорт туда товаров из Германии переведен на льготную основу. Разрешено также было вывозить движимое имущество. Кроме того, власти создали сеть ремесленных и сельскохозяйственных училищ, где все желающие потенциальные иммигранты могли получить специальность, востребованную на новом месте жительства. Но, кроме того, совместными усилиями была разработана и еще одна умная идея. Англичане (об этом подробнее позже) десятью годами ранее установили «лимит» на въезд евреев в Палестину, однако сделали исключение для т.н. «владельцев капитала», определив этот самый «капитал» в одну тысячу фунтов. Поскольку речь шла о «Третьей Алии» (что это такое, расскажу в следующей, первой по номеру части), прибывавшей из Восточной Европы и состоявшей, в основном, из бедноты, «капиталистов» было мало и они картины не меняли. Однако для немецкого среднего класса такая сумма непосильной не была, и «лимит» можно было, ничуть не нарушая закон, превысить почти вдвое.
В общем, все было предельно чисто и открыто. Никто никого не пытался кинуть, и дела шли как нельзя лучше. Примерно в это время Геббельс, курировавший программу, и распорядился отчеканить ту самую памятную медаль, – с изображением звезды Давида на аверсе и свастики на реверсе, – которую так любят поминать некоторые специфически мыслящие, но мало что знающие персонажи. Тогда же изменилась и тональность прессы Рейха. Мало того, что теплые материалы о «наших покидающих Германию соседях» частенько появлялись в «Фёлькишер Беобахтер», причем авторами выступали такие лидеры нацистов, как Гейдрих, – даже в непримиримом штрайхеровском «Штюрмере» многое смягчилось. На его страницах «еврей вообще» по-прежнему изображался максимально омерзительным, толстым, носатым и с пейсами, однако возник и образ «нового еврея». Тоже, конечно, носатого, но мускулистого, подтянутого, с мотыгой, молотом и орлиным взором, гордо расправляющего широкие плечи на фоне рукотворного оазиса. Плакаты примерно такого же типа красовались и на территории «подготовительных лагерей», где, – разумеется, под флагом сионистов, реявшем на немецких ветрах вполне невозбранно (но, конечно, только на территории этих лагерей), – шли практические занятия и тренинги по начальной военной (на всякий случай) подготовке.
Кое-кто, правда, ставил палки в колеса. Лидеры религиозных общин крайне скверно относились к охмурению паствы «безбожными атеистами», а руководство «Имперского представительства» ревновало. Оно, собственно, тоже не особо возражало против переселения, но требовало претворять его в жизнь не ранее, чем в Палестине «будут созданы цивилизованные условия жизни» и, разумеется, под его началом. Стратегию же конкурентов именовали «поспешной», «преждевременной» и даже «преступлением против сионизма», а некоторые особо прозорливые даже требовали свернуть проект, поскольку «новая Германия рано или поздно скорректирует свою позицию». Заодно, разумеется, пугали еще не принявших решение всякими ужасами. Во всех видах, от «малярии» и «непосильного труда» до «страшных арабов» (которые, по ходу, и в самом деле начали волноваться). Люди были авторитетны, их мнение принимали к сведению многие, и программа в 1934-м начала буксовать, а это никак не могло понравиться властям. Видимо, их ответом и стали пресловутые Нюрнбергские законы 1935 года, откровенно расистские и крайне унизительные для евреев, которым уже вполне открыто указывали, что за Германию лучше не цепляться и надеяться не на что. Некоторые исследователи полагают, что к их принятию так или иначе причастны и сионисты, однако реальных подтверждений этому нет. А вот что знали заранее и приняли без возмущения, это факт. Причем, факт, вполне понятный и объяснимый: типа, если не мытьем, так катанием. Еще до принятия законов, в их изданиях начали появляться очень жесткие, на грани критики нацизма статьи, смысл которых сводился к тому, что сматывать удочки надо как можно скорее, а кто не успел, тот опоздал. Более того, читателей вполне честно предупреждали, что успевших сионисты спасают, а за опоздавших сионисты ответственности не несут, и если что, так пусть пеняют на себя. Вышла даже целая книга на эту тему, где автор, некто Георг Карески, писал о «возможных массовых убийствах». Но, что интересно, власти Рейха, на любые проявления неуважения (а уж со стороны «низшей расы», так и тем более) реагировавшие очень жестко, на такого рода публикации внимания не обращали, и вообще, по отношению к сионистам вели себя мягко. Даже обычные семьи, подавшие заявление на эмиграцию (но только в Палестину) под раздачу попадали нечасто и, в основном, случайно, – и не приходится удивляться, что проект вновь начал набирать обороты. Причем, круто. «Чтобы поток эмигрантов, – докладывал все тот же Артур Руппин, – не захлестнул, как лава, существующие поселения в Палестине, число приезжающих должно быть в разумном процентном отношении к числу уже живущих».
Короче говоря, все шло по плану и ко взаимному удовольствию. Без любви, разумеется, но с полным пониманием пользы от сотрудничества. За шесть лет, до начала большой войны в Европе, по взаимно согласованной квоте (не менее 15 и не более 20 тысяч человек в год, – больше было просто не потянуть в смысле интеграции, а всю программу рассчитывалось завершить примерно к 1960-му) успели благополучно выехать более 60 тысяч желающих. И ехали они отнюдь не нахлебниками. На обустройство выезжающих было переведено порядка 100 миллионов рейхсмарок, что само по себе приводило руководство ишува в экстаз. «Улицы здесь вымощены деньгами, как мы в истории нашего сионистского предприятия и мечтать не могли, – докладывал в Тель-Авив из Берлина некто Моше Белинсон, один из ответственных за проект. – Здесь есть предпосылки для такого блестящего успеха, которого мы никогда не имели и иметь не будем». Человек ликует, и человека можно понять: для реализации мечты, – независимого государства, – необходимы были деньги и люди, а денег до того было маловато, да и люди ехали не очень охотно, а теперь все изменилось.
Справедливости ради, не все, конечно, было вовсе уж лучезарно. Планомерная эмиграция окончательно испортила некогда вполне приличные, но к моменту ее начали очень сильно испортившиеся отношения ишува с арабами, и полилась серьезная кровь (об этом подробнее в другой части). Вокруг денег, как водится, закрутились деляги, – как еврейские, так и немецкие, – учинявшие первостатейные аферы с участием весьма ответственных лиц. Случались и другие недопонимания, порой весьма досадные, особенно на низах. Человеческий фактор есть человеческий фактор. Но в целом, костюмчик сидел ко всеобщему удовлетворению. И, главное, ничто никого не шокировало. В конце концов, Гитлер во всем цивилизованном мире считался слегка чудаковатым, но респектабельным деятелем, радеющим за свое государство (ему еще предстояло стать и «Человеком Года» по версии Time, и гостеприимным хозяином Берлинской Олипиады), Нюрнбергские законы рассматривались, как "издержки роста", национал-социализм вообще – как «интересный эксперимент», а проект «Haavarah-Abkommen», – как не предосудительная часть этого, многим цивилизованным людям вполне симпатичного эксперимента...
Начало и продолжение следуют
putnik1 ЖЖ
Соб.информ.http://voskres.ru/info/sobinfo359.htm
