Пора возвращаться в СемьюИначе какой будет наша государственность?
Заметки на полях статьи Александра Солженицына «Как нам обустроить Россию?»
Как же нам обустроить Россию? Интересно, кто бы взялся сегодня предугадать, когда для нашей страны этот вопрос перестанет быть актуальным? Одно ясно, что в десятилетия мы не уложимся. Вот почему эту статью Солженицына и сегодня нельзя читать без внутреннего волнения, без ощущения какой-то обречённости и бессилия. Именно бессилия от осознания того обстоятельства, что в России зачастую все умозрения оказываются бесполезными. И надо сказать, что явно слышимая в статье острая тревога автора за Россию – это наиболее актуальная её часть. Этой тревоге созвучен алармизм и большинства нынешних не ангажированных аналитиков, слегка заглушенный «сурковской пропагандой». И сегодня наша тревога имеет ещё большие основания. Так, в начале своей статьи Солженицын упоминает в то время «наши ранние смерти». А ведь согласно докладу ВОЗ, в 1990-х годах ситуация с ними в России была даже чуть лучше, чем в 2000-х. В 1990 году ожидаемая продолжительность жизни мужчин составляла 63 года, а в 2000-м – 58 лет, продолжительность жизни женщин достигла в 1990 году 74 лет, а в 2000-м она снизилась на два года. И по сути, в 2009 году Россия смогла просто вернуться к показателям 90-х, и никакого демографического бума не произошло.
Восклицание Александра Исаевича в начале статьи о том, что, несмотря ни на что, в для русского человека нет ничего важнее и «первей нашей национальной гордости», на мой взгляд, требует отдельного комментария. Автор написал буквально следующее: «Таков человек: ничто нас не убедит, что наш голод, нищета, ранние смерти, вырождение детей – что какая-то из этих бед первей нашей национальной гордости!» До 1990-го года, нашего человека действительно воодушевляло чувство причастности к вселенскому повороту мировой истории, в котором его страна играла заглавную роль. Так воспитанная коммунистами «гордость советского человека» трансформировалась в перестроечный пафос. Казалось не только Советский Союз, но и мир стоит перед возможностью более справедливого не только внутреннего, но и международного устройства. Солженицын пишет, что, поскольку национальная гордость «первей», то он вынужден «начинать не со сверлящих язв», «но с ответа: как будет с нациями?» Но вынужден, я думаю, главным образом потому, что к тому времени некогда братские народы один за другим стали вываливаться из некогда, по выражению Розанова, «тёплого рукава» Империи. Напомним, что 15 января в 1990 года в Нагорный Карабах были введены войска, 18 января Азербайджан объявил войну Армении, 19-го во время ввода войск в Баку погибло 125 человек. В начале марта объявила о независимости Литва и туда вошли советские танки , а 23 марта Эстония приостановила на своей территории действие Конституции СССР. Присягнувший на ней в качестве президента СССР Горбачёв, уже выглядел фигурой весьма условной. Тем более, что вскоре, 6 июня, российский парламент голосует за приоритет российских законов над всесоюзным законодательством . А 12 июня РСФСР официально провозглашается суверенным гocyдapством. Солженицын закончил свою статью в июле. А 14 августа 1990 года президент СССР Горбачев издает указ о реабилитации жертв сталинских репрессий и о возвращении гражданства высланным из страны диссидентам, включая Солженицына. Статья "Как нам обустроить Россию?" была опубликована в "Комсомольской Правде" 18 сентября 1990 года.
Надо отдать должное Александру Исаевичу. Пожалуй, в то время никто не дал себе труда и не смог бы в этом воистину обвале и «на последнем докате», высказаться столь широко и столь подробно по всем аспектам строительства новой России. Пожалуй, из написанного все тезисы писателя, кроме тезисов по национальному вопросу не устарели. Многое и сегодня воспринимается как задание на завтра. Потому, что по большому счёту ни одна из затронутых Солженицыным проблем не решена до конца.
Обращение Солженицына в 1990 году, прежде всего к национальному вопросу, конечно, было продиктовано не столько тем, что этот вопрос, по его мнению, для массового сознания был «первей». Большинство населения, на самом деле, и в то время было озабочено в первую очередь хлебом насущным. Но Солженицын, сознательно обостряет, ставит национальный вопрос на первое место, потому что он видел и чувствовал, что развал Союза болезненно отзывается в сердцах русских людей, гордящихся широтой страны. В отличие от других национальных образований РФСР была единственной республикой, где национальные силы как таковые не оказывали никакого влияния на политическое руководство. Русские, будучи цементом, скрепляющим громадную постройку Советского Союза, оказались самыми бездомными и неприкаянными при крушении красной империи. Ностальгия по большой стране, чувство тревоги за соотечественников, оставшихся за пределами РСФСР, агрессивная русофобия в бывших братских республиках всё это дезориентировало русских людей, в большинстве своём истовых интернационалистов, воспитанных в «дружбе народов».
Солженицын первым ясно и внятно сказал: Союз всё равно развалится! На его удержание у русских не хватит ни сил и ресурсов! Спасайте Россию! Это была главная мысль, которая многих тогда вывела из имперского ступора и открыла возможность к мысли и действию в сторону национальной России. Почему мы до сих пор всерьёз и надолго не перешли именно к этой повестке дня, к построению именно национальной России, вопрос отдельный. Ответ на него в мы находим и у самого Солженицына. Своим заклинанием «Нет у нас сил на империю!», он по сути подтолкнул тогдашнее Ельцинское руководство к сдаче всех позиций, к безоглядному бегству в искусственные границы РСФСР, где русские до сих пор остаются тем же скрепляющим цементом. Почему, обозначив Казахстан как территорию, состоящую наполовину из Южной Сибири и Южного Урала, населённую больше чем наполовину русскими, Солженицын ясно и чётко не поставил вопрос о разделе этой республики? Упомянув собственно казахскую часть областей Казахстана, автор прекраснодушно заявил: «И коли в этом охвате они захотят отделиться – то и с Богом». Александр Исаевич явно недооценил этнократические силы в республиках, которые при попустительстве либеральной российской власти и отсутствии и собственно русского национального движения забрали себе то, что им никогда не принадлежало. А ведь если, бы в своё время было в полный голос заявлено, что, по крайней мере, южный Казахстан и полуостров Крым подлежат возврату России, то по крайней мере исход русских из национальных республик не был бы таким скоротечным и трагичным. Дело ведь не в территориях, а в людях. Солженицын в главке «Процесс разделения», высказав мнение о «нашем отделении» от нежелательных соседей, подчеркнул, что процесс этот «нельзя произвести одноминутной декларацией». Но всё именно так и случилось. Для реального сценария раздела, ни уточнения «по истинному расселению», ни «местные плебисциты под беспристрастным контролем» не пригодились.
Именно в этом месте, на мой взгляд, автор неожиданно для себя впал в противоречие. Нельзя же, в самом деле, одновременно выказывать безбрежную уступчивость партнёром по союзу, неистово и поспешно срывать с себя имперскую обузу и налаживать «безболезненную разъёмку народных хозяйств». Кто бы проводил эти плебисциты, если заглавная республика Союза так безоговорочно отказалась от своего имперского водительства? Руководителям Эрэфии даже в голову не пришла мысль позаботится об интересах миллионов соотечественников, вдруг ставших чужими на празднике самоопределения национальных окраин. Солженицын, к сожалению, в своей статье ясно не обозначил, что РСФСР, как республика, наследующая империи, была обязана стать главным арбитром бракоразводного процесса. Ведь, к сожалению, многое тогда решалось, не исходя из интересов русского разделённого народа, а по логике борьбы ельцинского руководства с союзным центром. Недавно, кстати, бывший председатель Совета национальностей СССР Рафик Нишанов признал, что, если бы Ельцин оказался на месте Горбачёва, и развернул свою деятельность в другую сторону, то Союз бы пусть и не в прежних границах, но сохранился бы. Ельцин же своим поведением, по сути, вытолкал из Союза и те, республики, которые не думали его покидать, и те, с которыми мы не хотели расставаться, не озаботившись положением в них русских людей. Что касается Украины, то Солженицын недооценил силы и средства украинского национализма, имеющего мощную зарубежную поддержку. Украинская националистическая элита, опирающаяся на идеологию, историю, на мучеников и пророков самостийничества, поставила себе цель любыми средствами добиться независимости. Ценой даже отказа от экономической интеграции с Россией. А пророссийские силы на Украине проиграли ещё и потому, что сама Россия к тому времени не была образцом для подражания и равнодушно взирала на стремление окраин к русскому единству. Таким образом, и чаемый Солженицыным Российский Союз без двенадцати республик не состоялся. А империя, которую мы гнали в дверь, сегодня возвращается в окно. И никуда мы не денемся, если не хотим на своих границах получить НАТовские форпосты наподобие Грузии, от поддержки бывших братьев по Союзу. Империя – судьба России. В других формах, но имперская Россия существует.
Хотя, опять же, в рамках Российской Федерации уже давно остро стоит вопрос о выживании русской нации. Нынешний президент Владимир Путин наконец-то услышал голос вымирающей центральной России и недавно предложил поощрять рождение детей именно в русских депрессивных регионах. Владимир Путин поручил Минздравсоцразвития РФ подготовить предложения по реализации программы поддержки рождаемости в регионах «со сложной демографической ситуацией» , таких как Дальний Восток, Поволжье, европейская часть России. Будет введено пособие семьям при рождении третьего и последующих детей. Планируется, что программа должна быть запущена уже со следующего года. Не Бог весь, какое благодеяние (редко какая русская семья в наших условиях решится рожать третьего ребёнка), но всё-таки. Ведь до сих пор огульная поддержка рождаемости приводила к ещё большему национальному перекосу не в пользу русских. Подчеркну, что это, пожалуй, первые и единственные пока шаги центральной российской власти в сторону русского большинства. В остальном же, перефразируя, известное выражение Радищева: «Крестьянин в законе мёртв», мы с полным правом можем то же самое сказать о русском. Русский, как представитель пока самого многочисленного народа в основном законе страны мёртв. В отличие о татар, чеченцев, башкир и якутов у него нет своей государственности. Еврей в автономной области, ингуш в Ингушетии чувствуют себя представителями титульной нации, а русский в Воронежской области, обязан быть россиянином. А случится ему заявить свои права именно как русскому, ему уготованы 282-я статья УК и дубинка полицая из центра по борьбе с экстремизмом «Э».
Ныне как то даже неудобно читать в статье писателя главу «Слово к малым народам и народностям». И здесь Александр Исаевич готов отпустить всех на волю, не оговорив интересы русских. С каким-то даже сочувствием автор пишет о татарах и башкирах, которые в случае отделения будут «вкруговую охвачены» другим государством. И далее читаем: «У иных национальных областей – будет внешняя граница, и если они захотят отделяться – запрет не может быть и здесь». Как тут не вспомнить знаменитое заявление Ельцина в Уфе 6 августа 1990 года: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить» и последующие кровавые чеченские войны. Такими заявлениями мы ввели в искушение чеченского волка, и он не преминул воспользоваться слабостью русского медведя. А как бы сегодня среагировали товарищи по фанклубу убитого в Москве Егора Свиридова на цитируемое Солженицыным высказывание Владимира Соловьева: «Люби все другие народы, как свой собственный». Впрочем, ещё в 19-м веке отмечалось, что многие русские зачастую охотнее любят дальних, чем ближних. На полях замечу, что доля титульной нации в населении Чечни выросла с 57,8% в 1989 году до 95,3% в 2010 году. За период с 1989 по 1998 год численность русских в Чечне и Ингушетии, по-видимому из-за большой любви к ним титульных наций, уменьшилась по разным оценкам почти на 266 тысяч человек. Ныне Чеченская республика де-факто живёт независимой жизнью, хотя де-юре и является частью России.
В последнее время, очень много пишут об оценках личности Солженицына в знаменитых дневниках отца Александра Шмемана. Суть расхождений этих двух людей в том, что для Солженицына высшая ценность – Россия, для о. Александра – Церковь. Они как бы стоят во главе двух религиозно-социальных и культурно-исторических парадигм, двух живых, по определению современного русского философа В. А. Бачинина, потоков жизни, составляющих условие существования сильного российского государства и здорового гражданского общества. Скажу прямо, что при всём моём уважении к о. Александру Шмеману, мои симпатии на стороне Солженицына. Последняя запись в дневниках о. Александра от 15 ноября 1979 года в моём понимании звучит не упрёком, а высшей похвалой великому писателю. Вот эта запись : «Мне вдруг стало ясно, что той России, которой служит, которую от «хулителей» защищает и к которой обращается Солженицын, – что России этой нет и никогда не было. Он ее выдумывает, в сущности, именно творит. И творит «по своему образу и подобию», сопряжением своего огромного творческого дара и… гордыни». Но другого русским пророка и мыслителям и не дано! Ведь кто возьмётся определить какая она реальная , наличная Россия? «Есть соответствие, – писал Н. А. Бердяев, – между необъятностью, безграничностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность, устремленность в бесконечность, как в русской равнине. Поэтому русскому народу трудно было овладеть этими огромными пространствами и оформить их. У русского народа была огромная сила стихии и сравнительная слабость формы». Александр Исаевич собственно и предложил некие формы, в которых может структурироваться хаос русской жизни. Но и сегодня всем нам кажется, что русское будущее так же непредсказуемо, как и двадцать лет назад. Россия Солжницына – один из самых привлекательных и один из возможных проектов, который должен стать привлекательным не только для горстки интеллектуалов. Чтобы «сказка стала былью» нужна большая вера, нужно содружество и сотворчество всех здоровых сил нации.
Я бы после этого с удовольствием ещё поразмышлял на тему, почему «анти-Ленин», как он сам себя назвал, Солженицын уклонился от политической борьбы? Кстати, задолго до написания статьи «Как нам обустроить Россию» западная пресса уже окрестила Солженицына «русским Хомейни». Почему он, будучи духовным национальным лидером, не стал её политическим вождём? Почему не попытался возглавить русское национальное движение, которое по сути было отдано на откуп маргиналам? Кстати, в 1944-м, перед арестом капитан Солженицын призывал своих единомышленников беречь силы для активной борьбы после войны. Почему после крушения «бетонной постройки коммунизма» он не попытался, не только словом, но и делом обустраивать Россию? Кому он адресовал своё послание в 1990 году? Может он надеялся, что в ответ поднимется некая общественная сила, которая и станет субъектом истории, воплощая в жизнь план Солженицына?
Ясно одно, что довольно скоро, Александр Исаевич разочаровался и в новых правителях России. В 1998 году он был награждён орденом Святого Андрея Первозванного, однако от награды отказался. Заявил: «От верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять награду не могу».
В заключение зададимся вопросом, был ли Солженицын русским националистом? Что сдерживало его чувство «национальной гордости великоросса»? По свидетельству того же о. Александра Шмемана, в разговоре Солженицын высказывался на национальные темы гораздо смелее. Но в своё время Солженицын категорически отверг с дипломатических скорее соображений клеймо «крайнего русского националиста»: «Я – вообще не „националист“, а патриот. То есть я люблю свое отечество – и оттого хорошо понимаю, что и другие тоже любят своё…».
Но к концу жизни, почему он без оглядки на советский страх перед национализмом, прямо не заявил, что именно нация содержит тот двигатель, который запускает возрождение государства. Думаю совсем не случайно на рабочем столе Солженицына осталась неоконченной статья с говорящим названием «Беглецам из Семьи». Вот несколько набросков из неё:
«Что есть Народ (или, по-западному, Нация)? Исконными связями (кровной и душевной) единая Семья, весьма обширная по численности и длительная по существованию».
« Многие и многие годы нам было естественно: представляя себя, объяснять: "я – русский", "мы – русские". Но уже в раннесоветские годы это воспринималось осудительно или даже с подозрением в контрреволюции (тогда – всю русскую историю рисовали как позорную).
И так было – до годов грозной войны, когда власти в панике всё опрокинули наоборот.
Но сегодня та же память "мы – русские" снова стала раздражать слух в Обществе. Впрочем, запретность легла не на нас одних: и всякое упоминание о национальной принадлежности считается ныне позорным.
А история нашей Планеты показывает нам напротив: как и после трёхтысячелетнего рассеяния по Земле – духовно стойкий еврейский народ – ощущает, хранит и защищает своё национальное сознание ещё страстней, чем религиозное единомыслие».
И ещё цитата:
«Нам теперь настойчиво вталкивают рекомендоваться: "мы – россияне". То есть найти себе опору не в духовном наследном сознании, а – по признаку теперешней федеральной принадлежности? Странная зацепка.
***
Или, может, "мы – рас-сияне"? – то есть рас-терявшие сияние душевного света? По нашему сегодняшнему реальному состоянию – да, именно так».
Для 2008 года, год смерти писателя, это ещё актуально, но уже не остро. И понятно, что Солженицына, в контексте русского национального движения можно назвать предтечей, но не мессией. Его идеи по обустройству России будут востребованы. Они, повторяю, не потеряли своей новизны и правоты. Но воплощать в жизнь их будут русские люди, для которых национализм уже стал как минимум нейтральным понятием. Сегодня полным ходом идёт русская этническая мобилизация и в недалёкой перспективе Российская Федерация станет всё-таки государством русского народа, о чём собственно и мечтал Александр Исаевич Солженицын. Ведь главный смысл и последней его статьи: Пора возвращаться в национальную семью!
Напоследок сошлюсь здесь на авторитетное мнение. Как считает доктор исторических наук
А.И. Минаков «имперский космополитический или интернационалистический потенциал исчерпан. А идентификация по национальному признаку только набирает силу». Если процесс «национализации» искусственно сдерживать, то не исключено, что это будет чревато серьезным конфликтом между значительной частью населения и полиэтничной элитой. Минаков полагает, что «внутренние условия для создания национальной государственности созрели». Ну, а какой будет эта государственность: авторитарно-шовинистической или демократической, это зависит от всех нас. В том числе и от того, насколько успешно мы усвоим уроки Солженицына.
г. Воронеж
16 мая 2012 года
Святослав Иванов http://voskres.ru/literature/critics/ivanov2.htm
