ПогореловкаИз новых стихотворений* * *
Деревня моя среди холмов – зыбка узорная.
Сияющий небосвод – потолок.
Качается зыбка,
Привязанная к золотому кольцу в потолке
Солнечными лучами.
Господь, сохрани бытие ее иллюзорное.
Раскачивание деревне не впрок, –
Ей зябко и зыбко.
Боюсь ее вверить чужой, равнодушной руке –
Как бы не укачали!
* * *
Нет, мы не пострадали от войны.
Мы родились спустя десятилетье.
Но без отцов воспитанные дети
Не ищем в том родительской вины.
А вот солдат, упавший вниз лицом, –
Он мог в живых наверное остаться
И матери моей в мужья достаться,
И был бы замечательным отцом.
Душевным ранам долго не зажить,
Болеть неутихающею болью.
Неразделенной, горькою любовью
Вскормленные, мы долго будем жить!
Мы, может быть, и были рождены
Из ненависти к тем, кто убивает.
Война – такое зло, что не бывает
Совсем не пострадавших от войны.
САЛАМАТА
У печи гремят ухваты:
Мама стряпает обед.
Наготовит саламаты –
Ничего вкуснее нет!
Саламата, саламата,
Чугунок на два обхвата,
Деревянные ряды
Ложек, жадных до еды.
За столом так много места,
И распаренного теста
Хватит всем, кто стар и юн.
Двадцать рук – один чугун!
Мать притворно-грубовато
Стукнет ложкой: «Налетай!»
Ешься слаще, саламата,
Да во рту как сахар тай!
Поедим – и на полати
После сытного стола…
Я росла на саламате,
Весела да удала.
Кто теперь такое ест?
Но прошу, из дальних мест
Возвратясь в родную хату:
– Мама, сделай саламату!
* * *
ДЕВУШКА ПЕЛА В ЦЕРКОВНОМ ХОРЕ…
А. Блок
Женщина пела в церковном хоре…
Две-три старухи – какой там хор!
И церкви не было. Было горе,
Да гроб, да слезы, да чистый двор.
Да и не пели, а отпевали.
Попа не звали – в такую глушь!
Подругу ждали иные дали,
Не эти пашни, где пыль да сушь.
…И был там голос! Да, был там голос –
Не предназначен для похорон.
Как будто с телом душа боролась –
Так был наполнен и страстен он.
Женщина пела и всех роднила,
И всем живущим была своя.
И воскрешала, не хоронила
Звенящим: «Жизнь бесконеч-на-ая!»
* * *
Сияюще, слепяще, горячо –
Есть в осени особенность такая –
Потоками замедленных ручьев
С деревьев листья сонные стекают.
Кипенье в очистительном огне,
Потом полет! А после – грязь и сырость…
Как им легко! Но как же больно мне
Глядеть на их оторванность и сирость.
Под этот сток ладони поднести,
Наполнить их сухим, бесплотным жаром…
Я так хотела что-нибудь спасти,
А даже лист в горсти не удержала!
Но дивным светом дни озарены.
В природе ничему не будет тесно.
Когда-то ведь разделимся и мы
На черный слой земли
и белый свет небесный.
ПОЭТЫ
Вы правы, езжайте, храня убеждения,
Ведь здесь – ни любви, ни тепла, ни движения,
Лишь бремя великих невзгод.
На новую почву в момент вырождения
Успейте посеять свои насаждения –
Спасти генетический код.
Останьтесь, которые Богом отмечены,
Стеречь нашу речь – сумасбродную, вечную!
Пусть время не выберет всех,
Последним из вас беспокоиться нечего –
К последнему часу последнего вечера
Вас Ной подберет в свой ковчег.
* * *
Вот фотографии военные.
На них, еще не убиенные,
На фоне дыма и огня
Заснята вся моя родня.
Они, кто ныне упокоены,
Все были пахари – не воины.
Хранит их память много лет.
А мирных фотографий нет.
РУССКАЯ БАБА
Мужик опять в загуле,
А было – гладь да тишь.
Но, как грозу в июле,
Загул не отвратишь.
Терзают детки-бедки,
А ты им песни пой!
…Ночуешь у соседки –
У мужика запой.
И будешь бестолково
Побитое латать,
Любя его такого,
Каким он мог бы стать.
Его же песня – спета!
Он будет пить и злеть.
А ты его за это –
Жалеть, жалеть, жалеть…
* * *
Ведя неторопко простую беседу,
Семья за столом собиралась к обеду.
Суров, седовлас и опрятно одет,
Сидит под иконами старенький дед.
А рядышком с ним – хлопотливая бабка,
Она все хворает, ей знобко и зябко.
По правую руку, заботы итожа,
Сидит работящий их сын и надёжа.
Легка и проворна, тиха и нежна,
По левую руку – сыновья жена.
Доносятся с улицы звонкие звуки –
Вбегают, смеясь, опоздавшие внуки.
Извечная прелесть картины такой –
И людно, и ладно, и мир, и покой.
Но вот, распростившись с невечной наградой,
Семья собралась за могильной оградой.
Суров, седовлас и нарядно одет,
Лежит, упокоившись, старенький дед.
А рядышком с ним – хлопотливая бабка.
Она все хворала, жилось ей несладко.
По правую руку, судьбу подытожа,
Лежит постаревший их сын и надёжа.
По левую руку – сыновья жена,
Была она очень добра и нежна.
В тиши раздаются негромкие звуки –
Приходят на кладбище взрослые внуки.
Поплачут, помянут, поправят кресты,
И будут слова их печально-просты.
Простятся почтительно, по одному,
И вновь за столом соберутся в дому,
Где ждут-дожидаются малые дети…
Хочу, чтобы так продолжалось на свете.
ХХI ВЕК – НАЧАЛО
Сегодня ничего не говори!
Теперь слова совсем иное значат.
Лгут словари, а не календари,
В моем веку, который только начат.
Как заметались чашечки весов! –
То воля без краев, а то застенок…
Двоякий смысл у всех красивых слов,
И серный дух, и гибельный оттенок.
На улице, в лесу, на пустыре
И в тесноте квартирного пенала –
Пока «любовь» осталась в словаре,
Кричи «люблю!», чтоб я тебя узнала!
ПОГОРЕЛОВКА
Удивился гость московский:
– Есть у вас в России тёзки –
Погореловок не счесть!
– Не родня они, ну что же, –
Всё же обликом похожи,
И характер общий есть –
Что работать, что молиться,
Что страдать, что веселиться…
Только гордости в них нет.
Давят справа, давят слева,
Но давно уж ложка гнева
Утонула в бочке бед.
Хоть стара деревня с виду,
Поруганье и обиду
Терпит, но она живёт!
В ней огня не загасили,
И поэтому в России
Сохраняется народ.
Ну прощай же, гость столичный,
Сам ты всё увидел лично
И ответа не проси:
Почему в преддверье рая
Всё горят, а не сгорают
Погореловки Руси!
МЫ ДОМА
Прошлая жизнь по дорогам растреплена,
Печка затоплена, свечка затеплена.
Темень такая, хоть глазоньки выколи!
Сядем, расскажем, как долюшку мыкали.
Всё, что нам выпало, – выпито, пройдено,
Там – наша Родина, тут – наша родина.
Где б ни летали, ветрами несомые,
Малая родина всё же весомее.
С нею надеждою намертво сцеплены.
Печи затоплены. Свечи затеплены.
Нина Стручкова
http://www.voskres.ru/literature/poetry/struchkova.htm
