Наталья Нарочницкая и ее «парадоксы»

[Александр Васильевич]

Наталья Нарочницкая и ее «парадоксы»

Эту женщину называют «русской железной леди». В политику она пришла в начале 1990-х: «В этом зале, сверкающем золотыми погонами, мне, женщине, приходится первой сказать, что произошло: разрушен не Советский Союз, а историческое Государство Российское!» 1990-е годы стали ее стартовой площадкой как политика. Она сразу выступила в защиту Русской Православной Церкви, в защиту целостности государства, чуть позже – в защиту Российской армии, которая тогда вошла в Чечню, чтобы сохранить страну от распада на отдельные территории. Итак, сегодня наша гостья – известный общественно-политический деятель Наталья Алексеевна Нарочницкая.



См. видео по нижеприведённой ссылке:
​
https://www.youtube.com/watch?v=63oFa-WEuHw&feature=emb_logo

https://youtu.be/63oFa-WEuHw

С ее взглядами многие горячо спорят, не соглашаются, на фоне разгула либеральных идей ее мнения воспринимают как парадоксы, у нее немало недругов, но и единомышленников не меньше. Для всех очевидно: позицию Натальи Алексеевны нельзя не уважать, нельзя не заметить. Ибо ее взгляды выстроены на глубоком знании исторической России и ее роли в развитии мировой истории, духовном значении в этом процессе родной православной веры.

Когда любить Отечество легко

– Наталья Алексеевна, я предлагаю поговорить о любви к Родине. Вы об этом много писали.

– В одной из самых популярных своих книжек я так написала в начале: «Легко любить своё Отечество, когда оно сильное, могучее, процветает. Все его уважают, его славословят, его боятся». Но (это я перефразирую слова Василия Розанова) именно когда мать пьяна и лежит во грехе, кинутая, осмеянная, оплеванная всеми, только тот сын, кто не пройдёт мимо, загородит собой и защитит от поругания.


_{Наталья Алексеевна Нарочницкая}

От автора: Наталья Нарочницкая – доктор исторических наук, закончила с отличием Московский Государственный Институт Международных Отношений, специалист по США, Германии, проблемам и тенденциям международных отношений, владеет английским, немецким, французским, испанским языками. В 1980-х годах работала в секретариате Организации Объединённых Наций в Нью-Йорке.

Когда случился крах Советского Союза, меня волновало одно: как люди не понимают, что разрушен не коммунистический режим (все эти члены Политбюро пересели в высокие кресла), а разрушено историческое государство Российское, которое собирали не большевики в 1917-м году, а наши Цари: Пётр, Екатерина Великая, все Романовы! И теперь князь Потёмкин – уже не Таврический, военный и дипломат Николай Муравьёв – уже не Карский, граф Суворов – уже не Рымникский, фельдмаршал Дибич – уже не Забалканский, граф Румянцев – уже не Задунайский. Где теперь Кайнарджирский мир, заключенный Россией с Османской империей? Где Ништадтский мир, подписанный Петром после победы в Северной войне? Где все это, и как мы имели право так распорядиться нашим наследством?

Потёмкин – уже не Таврический, Суворов – уже не Рымникский, Румянцев – уже не Задунайский

– Вы очень близко тогда это приняли к сердцу?

– Я помню, как, дрожа от страха, никому неизвестная (может быть, пара статей была только написана на эти темы), вышла выступать на одной конференции, она проходила тогда в Академии Генерального Штаба, на следующий день после беловежских соглашений. Генералы, полковники, одним словом, мужчины с золотыми погонами сидели в зале. Думаю, как я начну? И начала: «Господа офицеры!» – и президиум бывшего парткома вздрогнул. Потому что они сами были в ужасе от того, что произошло со страной, но боялись что-либо сказать. Тем не менее тема конференции – безопасность страны! Страна распалась, а никто об этом не говорит. Как будто ничего не произошло вчера в Беловежской пуще. Они решили, что сейчас кто-то типа Новодворской будет призывать зал аплодировать этому несчастью. А я говорю: «В этом зале, сверкающем золотыми погонами, мне, женщине, приходится первой сказать, что произошло: разрушен не Советский Союз, а историческое Государство Российское. Нам предлагают в уплату за тоталитаризм отдать 300 лет русской истории. Наше государство собирали не большевики. Они, наоборот, разделив на республики, сделали оспариваемыми её территории».

– Заложили «мину» для подрыва единства территорий…

– Да. «Она собиралась 300 лет пролитой русской кровью. Что будет с армией? Она связана присягой. Что будет с русским народом, который в одночасье, не сходя и шагу со своей земли, вдруг оказался людьми второго сорта, национальными меньшинствами новых государств?» Сказала, что будет НАТО расширяться. Гробовое молчание было и… ужас. Хотя сочувствие было полное у военных. Но только один капитан с галёрки крикнул мне: «Правильно, Наталья Алексеевна!» Потом в кулуарах раздевалки мне многие жали руки. Но именно в раздевалке, между рядами пальто. Правильно потом Владимир Путин сказал (лет 12 спустя), осмелился сказать, что это была «огромная геополитическая катастрофа» – распад Союза. Как на него взъелись за рубежом! Кому на Западе было дело до этой гуманитарной катастрофы разделенного народа – и не только русского!

– Знаете, 1990-е годы принесли с этим распадом еще и целую вакханалию антирусских настроений. Вспомните, России предъявили счета все ее окраины, ее страны-побратимы, она всем оказалась должна, она во всем оказалась виновата. И вот тут же начали топтать все самое святое – нашу историю, нашу культуру, нашу традицию. Я помню, что тогда, именно в те годы (я работала специальным корреспондентом в программе «Время») нельзя было написать «русский беженец» или вообще слово «русские». Это вычеркивали и исправляли на «русскоязычный». Нас превращали из единого народа с традициями – просто в население, из русских – в русскоязычных.

– Вы совершенно правы, это одна из самых серьезных тем сегодняшней жизни России: русский народ как субъект исторического делания. И вы правы, что это было тогда заложено. Та вакханалия ненависти и нигилизма в отношении всей русской истории, которую в перестроечной России я увидела и услышала, может сравниться по накалу этого презрения только с первыми пламенными большевиками. Когда они топтали всю историю Российской Империи: Институт красной профессуры, историческая школа Покровского, этого интеллигента, который вместо исторического исследования предложил классовую схему, по которой Александр Невский был классовым врагом, Наполеон – освободителем, Чайковский – хлюпиком, Чехов – нытиком, Толстой – помещиком, юродствующим во Христе. Террор, который был против интеллигенции, ленинский. О нём же не говорят! И сейчас нас щадят. У нас почему-то вспоминают репрессии только сталинского периода.

Та вакханалия ненависти и нигилизма в отношении русской истории, которую в перестроечной России я увидела и услышала, может сравниться по накалу только с большевиками

– Мне говорили специалисты, что архивы красного террора засекречены до сих пор.

– Мой отец рассказывал, как у них на чердаке прятались евреи, когда белые мимо проходили, и белые прятались от красных, и красные от белых. Он говорил, что самое страшное время было ленинское – это 1920-е годы после революции. Потому что, помимо общего репрессивного начала, когда все жили в страхе, еще и любого могли без суда и следствия арестовать. Он слышал каждый вечер, где он жил (это был город Чернигов): подъезжала машина, вытаскивали из дома то инженера, то архитектора, то гимназистку какую. Увозили и расстреливали. При этом не надо было доказывать вину. Потому что революционная теория революционера Петра Стучки гласила: представитель враждебного класса не волен в своих поступках. Он является носителем классовых воззрений. Поэтому не надо искать и доказывать вину враждебного класса. Надо подсчитать, сколько этих представителей нужно вычистить и убрать, чтобы они не мешали делу революции. Вот. И тогда это репрессивное начало еще было нагружено чрезвычайно антирусской и антиправославной пропагандой, чудовищной совершенно. Во время Пасхи, папа рассказывал, комсомолки и комсомольцы шли, «неприлично облапавшись». Тогда еще строже были нравы, чем даже в моей юности. С плакатом ходили: «Парни, девки, любитесь сколько угодно!», «Долой капиталистическую власть родителей!» Священников высмеивали, и не только высмеивали. Сколько их погибло и подверглось репрессиям.

У нас обличители советского режима почему-то очень любят театр Мейерхольда того времени. Но вот театроведы, исследуя его творчество, его собственный тезис воспроизводят: «эстетический расстрел прошлого». Он ставил спектакли, в которых цари испражнялись на сцене, давили на себе вшей и блох. Это была вакханалия презрения и растаптывания всей предыдущей истории. Это типичное порождение именно большевизма в искусстве. И когда в другом театре поставили в классическом духе пьесу Шиллера «Коварство и любовь», над которой и сейчас можно плакать, Мейерхольд пришел в такую ярость! Кричал, что это пошлая мещанская история, которая совершенно неуместна – это устарело всё. Эта вакханалия была практически повторена – по своему духу ненависти и презрения ко всей истории государства – в конце 1980-х и в 1990-е годы.

От автора: Наталья Нарочницкая – дочь и продолжатель дела отца, академика Алексея Леонтьевича Нарочницкого, одного из последних русских историков-энциклопедистов, специалиста по истории народов Северного Кавказа, автора учебников по истории дипломатии. Он осуществил издание дипломатических документов внешней политики России в XIX веке, за что был награждён Сталинской премией.

Отцовская дочь

Хочется вспомнить эпизод из последнего разговора с моим покойным отцом. Шла дискуссия, на дворе 1988–1989-й годы. Я была в отпуске, а тогда я работала в секретариате ООН. Помню, в час ночи на даче наливаю отцу чай, мы с ним обсуждаем, что происходит. Я ему говорю: мол, папа, это же хорошо, все перемены происходящие? Ты же сам пережил, видел и говорил мне о том, что было, как средневековом варварстве… Он задумался, уронил очки – и ласково, и грустно сказал: «Дурочка моя, детка, посмотри на них, это те же, что в 1917-м пришли. Государства не будет». Можете себе представить, он уже тогда все предвидел – распад СССР!

«Дурочка моя, детка, посмотри на них, это те же, что в 1917-м пришли. Государства не будет»

– Может быть, уже сегодня стоит давать оценки тому, что произошло в 1991-м, 1993-м? Может быть, стоит заявить о том, что это необольшевистская революция? Вновь Россию расчленили, вновь надругались над её историей, традицией, культурой. Вновь сделали русский народ виноватым. Вы знаете, начало моей журналистской деятельности подарило мне встречу с Галиной Литвиновой.

– Да, это был замечательный демограф.

– Вы её знали?

– Я работы её знаю. Их не печатали, потому что там статистикой доказано было, какое угнетение русского народа происходило все десятилетия советской власти. Как деньги вкладывались в развитие национальных окраин, что, может быть, поначалу и нужно было. Но так эта диспропорция не ушла до конца. Количество аспирантов на душу населения в Таджикистане было больше, чем у русских. Единственный народ, который не имел собственных государственных структур. В этом вы правы. Сколько бы мы сейчас громогласно ни заявляли о том, что это был переворот – конечно, это был государственный переворот, никакое международное право не позволяло расчленить государство! – но что толку об этом сейчас говорить. Это уже свершившийся факт. Да, историки еще напишут обо всем произошедшем, правдиво, без гнева и пристрастия, но все-таки вот та трагедия, которая произошла, на огромные десятилетия отбросила нас назад, хотя бы даже в мировоззренческом плане. Мы первые 10 лет не могли найти согласия ни по одному вопросу: по прошлому, настоящему, будущему. Мы стояли друг против друга и кричали «распни его, распни его» – это прошлое, настоящее и будущее. Мы совершали одну утрату за другой, терпели геополитические поражения. Мы отдавали порты. Незамерзающий порт и судоходные реки, как я всегда говорю, одинаково важны монархиям и республикам, деспотиям, демократиям и коммунистическим режимам, что в XVIII веке, что в XXI-м. И только когда мы начали преодолевать этот период, мы начали восстанавливать честь и достоинство страны на международной арене. Россия очертила красной линией свою позицию: на нас больше не нажимайте, есть линия, дальше которой мы не пойдём. У нас есть национальные интересы, мы не будем больше кланяться. Знаменитая мюнхенская речь Путина. И что же, кстати, какие последствия?

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)



Трагедия, которая произошла, на десятилетия отбросила нас назад, хотя бы даже в мировоззренческом плане

Как только у нации исчез страх перед реставрацией обкомов, немедленно задумались об альтернативе. И вот тут начала собирается национальная идея, стало можно опять говорить «русский народ» – как державообразующий народ, как субъект исторического делания. И я стала писать об этом. Писала-то я и раньше. Да только печатать можно было в «Нашем современнике», а также в каких то маргинальных, как считалось тогда, изданиях. А потом все те же самые мои суждения нарасхват стали в федеральных и престижных органах печати.

В целом этот процесс стал вызывать ярость за границей. Что бы они там ни писали о каком-то подавлении, не могут не видеть, что общество само ищет путь, пена начала оседать, а под ней оказалось то, что не получается им использовать в своих интересах. Это как у писателя-культуролога Данилевского. Он писал, что Европа не признаёт нас своими. Она видит, что под верхним, размягчившимся и превратившимся в глину, слоем (это про нашу интеллигенцию – что в XIX веке, что сегодня то же самое можно сказать) оказывается ядро, крепкое и твердое, которое не растолочь, не размолоть, которое живет своей самостоятельной жизнью… И, как бы продолжая от лица Европы: но как дозволить варварскому племени иметь даже то, что по воле Божьей вообще оно должно иметь? Для этого можно и турка взять в союзники и вручить ему знамя цивилизации… Вставь вместо турка кого-нибудь террориста или экстремиста, и ничего не меняется. Это твердое ядро дало о себе как-то знать.

Вот эти дискуссии о том, что не просто достаточно прожить жизнь, удовлетворяя материальные потребности, вот этот поворот и поиск веры у нашего народа. Помните, юбилейный год прославления святого Серафима Саровского? Тысячи людей шли, в палатках ночевали. И это вам не распродажи, как в рождественскую пятницу по всей Америке. Общество само стало ставить вопросы о богатстве и бесчестии. Начались новые социологические исследования. В 2000-м году в одном независимом исследовании читаю: на вопрос, какое преступление нельзя оправдать ни при каких обстоятельствах, 92% опрошенных во всех возрастных и имущественных группах ответило: измену Родине! Это крах всей постперестроечной идеологии! Для них отечество там, где хорошо, где ниже налоги, где лучше устроено государство. А тут – все наоборот.

Дар веры



– Россия стала просыпаться. Возможно, это было связано в том числе и с духовным поиском, обретением веры, восстановлением храмов. Как к вам пришёл дар веры?

– Это очень интимная вещь. Я задумалась об этом, ещё живя в Нью-Йорке. Просыпалась ночью. Многое меня мучило в этих вопросах. И вдруг… В доме моем хранились старинные Евангелия, оставшиеся ещё от бабушек, которые были для меня как культурные памятники. И вдруг я почувствовала, что там должно быть такое, что мне ночью однажды приснилось. Я стала листать, и нахожу это место. Господь мимо меня не прошёл, случилось потрясение. И, как в том стихотворении:

Разверзлась бездна, звёзд полна,
Звездам числа нет, бездне – дна.

Это потрясение каким-то образом освободило меня от порабощённости действительности. Этот якорь, эта связь с миром метафизическим, неосязаемым делает человека господином ситуации в реальности. А не наоборот, потому что он не порабощён реальностью. Ты не возмущаешься от каждого политического наступления тебе на мизинец. Ты понимаешь, что всему есть своё объяснение, своё место в жизни, своё время, что вовсе не означает примирительного отношения. Часто «обвиняют»: вера учит смирению. А для меня это, прежде всего, понимание собственной грешности.

Связь с миром метафизическим, неосязаемым делает человека господином ситуации в реальности

– Смирение – это с миром принять всё, что бы ни происходило в твоей жизни.

– Да, но несопротивление греху для христианина есть грех. Кстати, идеи социальной справедливости изначально, многие века назад, рождались не в самых худших сердцах. Другое дело (меня это очень интересует), кому это надо было, чтобы эти идеи сформировались, были развиты, вплоть до наших дней, исключительно в богоборческом, антихристианском смысле. Идеи защиты сильным слабого, даже, если хотите, социальной роли государства, в чьём попечении находятся слабые, эта идея – она не у Маркса возникла, а в 25-й главе Евангелия от Матфея! Когда на Страшном суде Господь, Царь Славы, будет делить грешных и праведных на овец и козлов, то что Он скажет овцам, праведникам? Скажет: «Я был голоден, и вы накормили Меня. Я был наг, вы обули Меня. Я был болен, вы навестили Меня». – «Господи, когда же мы это сделали?» – «А вы сделали одному из ближних своих, значит сделали и Мне. Наследуйте Царство Отца». А тем, кто никогда никому не помог и не позаботился, он скажет другое: «Идите от меня!» – «Господи, да когда же мы видели Тебя алчущим или больным?» – «А вы не сделали это никому из ближних, значит не сделали Мне» (ср. Мф. 25, 34–40). Вот, пожалуйста: заповедь ответственности сильного в отношении слабого. А значит, и государства в отношении к социуму, если хотите. Оно заложено всё там, в Евангелии. А вовсе не Марксом.

– Сейчас такое ощущение, что всё чаще происходит подмена понятий, стираются границы…

– Грань между добром и злом, грехом и добродетелью сейчас полностью стирается. В цене нигилизм, то есть отсутствие ценностей. Это и есть философия конца истории. Она бросает в том числе вызов великой европейской культуре, Европа предаёт саму себя. Ту Европу, которая всходила на эшафот ради веры, отечества, чести, долга, любви. Шекспировская Лукреция, которая гибнет, осквернённая Тарквинием. Дурочка какая-то, правда? Как сейчас бы сказали.

Европа предаёт саму себя. Ту Европу, которая всходила на эшафот ради веры, отечества, чести, долга, любви

Мы сейчас оказались на переднем крае. Давайте назовём вещи своими именами. Мы с Джоном Локлендом, моим коллегой по Институту демократии и сотрудничества в Париже, убеждённым католиком и большим другом России, Православия, горюем об одном и том же, об одном и том же радуемся. Нам не надо сговариваться. В центре Креста нет дилеммы Россия-Европа. Мы консерваторы. Мы с ним пришли к выводу, что причина такого интереса и внимания к теме сексуальных меньшинств – вовсе не в защищённости их прав. В законодательстве всех европейских стран давно есть нормы, которые позволяют наследовать имущество после совместной жизни двух однополых людей. Экономические стороны совместного хозяйствования и быта давно отражены в законодательстве. То есть никаких ущемлений их прав. А причина всего происходящего – в революционной идеологии той ультралиберальной элиты, которая правит сейчас бал. В русле этой идеологии индивид должен быть абсолютно освобождён от любого порядка вещей: национального, религиозного, семейного, а теперь – еще и биологического. Даже Богом данная природа не имеет право сдерживать любое побуждение гордыни и плоти человеческой. Вы не имеете право также обсуждать такие темы: что такое извращение, отклонение от нормы.

По нашему приглашению на круглом столе, который я организовывала во Франции, блестяще выступили два наших депутата Госдумы. Говорили открыто о медицинских исследованиях. Французы хватались за голову и говорили: «Боже мой, в России есть свобода слова, в России есть свобода дискуссии! У нас табу!» А мы здесь, в России, осмеливаемся «это» (секс-меньшинства) считать чем-то плохим, не нормой. Там, на Западе, уже не смеют об этом сказать. Эту идеологию (мы её назвали «политическим гомосексуализмом») проповедуют практически все панъевропейские структуры.


_{Наталья Нарочницкая и патриарх Алексий II}

Мне часто говорят: откуда вы знаете, что есть норма? А логика очень простая: норма – это то, что обеспечит продолжение человечества. Если мы все станем как «эти», то всё, заканчиваемся в первом же поколении. Всё, не норма, считаю, отклонение. Пусть оно имеет право на существование, оно есть. В Ветхом Завете ещё об этом написано. Откройте Второзаконие. Там так написано, что мало не покажется, как говорится: кто делает то-то и то-то с мужчиной как с женщиной, тот должен быть истреблён. Это есть мерзость перед лицом Господа. За страшные преступления, за убийство можно было искупление какое-то получить. Но «это» считалось вызовом Богом данной природе человека. И к этому относились как к переворачиванию первооснов уже тогда. А явление было и тогда. То, что Россия на государственном уровне осмелела и смогла сказать своё слово, причём невинное – призвала ограничить пропаганду среди несовершеннолетних, – это уже одно подняло её флаг и дало результат в международном поле: я вижу, что растут, как грибы, консервативные организации молодёжи даже в безбожной Франции, которая меня поразила атеизмом и философской левизной своего интеллектуального сообщества.

Мне часто говорят: откуда вы знаете, что есть норма? А логика очень простая: норма – это то, что обеспечит продолжение человечества

Это сообщество по своей философии даже левее наших постсоветских интеллигентов. Очень многие консерваторы на глазах изменили своё отношение к России. Они больше не верят тем гнусным пасквилям, которые там ежедневно в газетах печатают, понимая, что ненавидит нас либертаристская верхушка, которая овладела СМИ. Мне хочется верить, что рано списывать Европу со счетов. Но там сейчас настоящий либертаристский тоталитаризм. Это я с полной уверенностью могу сказать.

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

«Не запрещайте называть нас русскими»

– То время, в котором мы сейчас проживаем, – что оно вам напоминает? Аналог из истории…

– XX и XXI века – это соперничество двух идей, выросших из философии прогресса: философии либеральной и философии коммунистической. Это двоюродные братья. И там, и там целью является построение безнационального, безрелигиозного будущего на единых стандартах. У коммунистов субъектом делания является класс. У либералов – индивид, нации нет. Но именно нации создали великие государства, великие культуры, великие державы. Поэтому не запрещайте нам себя называть русскими, в конце концов. Русский человек дошел до Тихого океана. Он вовлёк в свою орбиту огромное количество народов и сохранил их: даже в дружине дохристианской эпохи у киевского князя был полный интернационал. Мы заслужили право на более сложное взаимодействие русского и российского. Не заменяйте слово «русский» на «российский». Мы начали нашу беседу с того, как русский народ топтали. А вот итогом и являются эти уродливые группки, у которых национальное чувство, оскорблённое глумлением, ослабло и деградировало до зоологического уровня.

Именно нации создали великие государства, великие культуры, великие державы. Поэтому не запрещайте нам себя называть русскими

– Вы имеете в виду скинхедов?

– Да. Свой-чужой. Они не знают, за что они. Они знают, против кого они. А это неконструктивно. Но причина, породившая эти группки, – это не акцент на национальном вопросе. А наоборот – реакция на подавление национальности, реакция, маргинальная по сути.

От автора: Наталья Нарочницкая – одна из сопредседателей Первого и Второго Всемирных Русских Соборов, соавтор его программных документов, в том числе «Акта о единстве русского народа», который провозгласил русских народом, разделённым и имеющим право на воссоединение. Документ был принят в Свято-Даниловом монастыре в 1995-м году.

Национальное чувство, освящённое великими духовными ценностями, – это побуждение к историческому творчеству. Как россияне, мы – граждане России, мы совершенствуем политическую систему, мы – налогоплательщики, мы участвуем в выборах и т.д. Но культура как порождение духа не рождается россиянином. Плохой русский будет плохим россиянином. Он будет искать родину там, где ниже налоги: «Где хорошо – там и отечество». Культуру как порождение духа рождает неповторимое сочетание: язык, этнические привычки, климат, сформировавшаяся кухня, манера, быт. Это дух, миросозерцание, вера, общеисторические переживания.

Есть немецкая культура, есть арабская культура. Нет культуры эмиратской. Есть русская культура. Все гении всемирные потому стали всемирными, что, прежде всего, они были гениями национальными. Достигли такого великого уровня обобщения, который понятен другим народам. Плохой русский будет плохим россиянином. Поэтому не хороните русский народ, не растворяйте его. Мы заслужили это право. Потому что мы отличаемся от Западной Европы, которая шла по пути создания моноэтнических, мононациональных государств и монорелигиозных. Что это значит?

Если расширялась территория, часть вытеснялась, если не хотели смириться, часть ассимилировалась, часть погибала. Мы никого не истребляли и не пытались насильно ассимилировать. Но тем не менее русский народ, безусловно, – основатель и стержень русского государства. Именно его терпимое православное ядро, хотя очень независимое и очень охраняющее свою ортодоксальность, привело к правилу: не призывать выкалывать глаза человеку другой веры. Это позволило объединить вокруг одного стержня огромный букет наших народов. И русская история даёт примеры как раз очень конструктивного сожительства. Именно когда русский народ был силён, когда никто не сомневался в его центральной роли (именно центральной, не хочу сказать главенствующей), к нему присоединялись. К общечеловеческому, безрелигиозному, безнациональному, как призывают нас сейчас (у нас много национальностей), в XVII веке никто бы не присоединился, в ужасе бы отшатнулись.

– Это понятно. Сейчас по-другому вопрос стоит. Наш русский государствообразующий народ вымирает. За последние 20 лет – много, много миллионов. Это страшная величина: год – и нет целого города, где жители в количестве миллиона просто исчезли с лица земли. Если такими категориями мыслить, на самом деле скоро не придётся обсуждать проблемы, о которых мы с вами говорим. Как выходить из этого демографического кризиса, на ваш взгляд?

– Это центральный вопрос будущего России, безусловно. Это обезлюдивание, формирование диспропорции между этносами. Страшные годы были – 1996–1998-й, когда сформировался демографический крест России. Пересеклись кривые смертности и рождаемости, смертность превышала. Когда в зрелый возраст вступит поколение 1996–1997 гг. (а в те годы просто много не родилось), вот тогда будет провал страшный. Все силы надо приложить, чтобы исправлять картину.

– Может быть, нам надо собраться и поговорить о наших национальных проблемах? За эти годы поговорить об этом было позволено всем малым народностям, а нам нет. Почему?

– Потому что боятся. Любое сопротивление тем ценностям, что навязываются извне, объявляется тут же «русским фашизмом». Этот нигилизм пронизал западное отношение к нам. Они в этом едины: был папский Рим, был Карл Маркс, был русофоб маркиз де Кюстин и, извините, Сахаров, Ленин, Троцкий… Я прихожу к выводу, что Россия настолько велика, а наша суверенность, утверждённое право самостоятельно выбирать свой путь, вести себя на арене в соответствии с собственными решениями приводит к одному результату: не позволяет, мешает управлять миром из одной точки. Мы слишком велики. Если бы мы были комариной точкой, никто бы так ревниво к нам не относился.

А что касается Европы… Разве можно демонизировать Европу, создавшую великую культуру? Великими гражданами своих отечеств создана Европа. Это сейчас философия гражданина мира уничтожает Европу. Константин Леонтьев ещё в конце XIX века сказал: «Европа сама в себе уничтожает всё великое, изящное и святое».

– Не произойдёт то же самое и с нами?

– Вы знаете, когда мы видим то, что происходит с Европой, это нас мобилизует. А их мобилизует то, что они видят наше сопротивление. Это подбадривает консерваторов Европы. Хотите завоевать Францию? Делайте это только в августе: никто не вернётся с Лазурного берега. А чтобы взять Париж, выбирайте обеденное время! Даже собака из куста не выскочит – будет грызть там свою кость.

Нет в социологии понятия «средний русский» и никогда не будет. У нас нет типических черт, с точки зрения социальной психологии

Мы гораздо разнообразней. 75 лет попыток выработки одинакового, одномерного человека ни к чему не привели. Нет в социологии понятия «средний русский» и никогда не будет. У нас нет типических черт, с точки зрения социальной психологии. У нас каждый сам себе философ, поэт, судит о мире, государстве, вселенских проблемах. У нас кто обедает в полдень, кто в час дня, кто в 5, кто вообще не обедает, как я. Сегодня мы встаём в 7, завтра до 11 утра поспали. Мы в отпуск едем и в феврале, и в мае, и в сентябре, и в июле. Мы не живём ровно так, как они. И никогда не будем. У нас страна разнообразная. Мы живём одновременно в XIX, XX, XXI веке. У нас и вечная мерзлота, и пустыня. Архаика кавказского аула, деревни русской нашей – и богемность Петербурга и Москвы…. У нас есть всё. Нам ведомо все: и богатства немыслимые, невиданные, и нищета средневековая, хижины и дворцы, отсутствие водопровода и высокие технологии. У нас есть всё, поэтому нам понятен любой уголок мира. «И острый галльский смысл, и сумрачный немецкий гений». Мы, если хотите, модель мира, нам всё понятно! Мы привыкли жить бок о бок с очень разными людьми в одном государстве, другой веры, другого образа жизни, которые иначе себя ведут на свадьбах и похоронах, едят другое. И мы привыкли уважать инакость в других. Мы ни от кого не требуем перекраситься, вынуть своё смыслообразующее ядро национальной жизни, как на евроцентрическом Западе.

Сейчас настолько пресса русофобская в последнее десятилетие переборщила в Европе, что даже началось отторжение. Наиболее русофобские статьи маргинализировались. Серьёзно, уже всех коробит. По предложению наших итальянских партнёров мы проводили в Риме конференцию об истоках русофобии как явления в сознании. И они сами назвали эту тему.

Не спешите хоронить Россию…

На самом деле, не надо хоронить Россию. Русские вообще очень самокритичны. Вся русская литература пронизана страшным самобичеванием. Никто на Западе не стыдится своих изуверов. Где-нибудь в учебниках вы найдёте сомнения в действиях Екатерины Медичи, которая в одну ночь отдала приказ, после которого были зарезаны семьи с детьми, по улицам текла кровь чуть ли не 70 тысяч гугенотов? Вы когда-нибудь слышали, какой это позор для Франции? А мы до конца своих дней будем спорить: Иван Грозный – тиран или нет? Они гордятся государственными делами своих изуверов, в частности, Генриха VIII, обезглавившего не только своих шестерых жён, но и гуманиста Томаса Мора. «Ничего, нормально. Никакой деспотии при этом нет. Европа – это колыбель всего лучшего». Мы себя сами не жалеем.


_{Наталья Нарочницкая}

Никто на Западе не стыдится своих изуверов. А мы до конца своих дней будем спорить: Иван Грозный – тиран или нет?

Но у нас действительно много грехов. Я разве хочу сказать, что мне нравится всё, что происходит? Политическая система вызывает скепсис: и то в ней, и другое... Но ничего, мы живём, мы движемся. «Хорошо там, где нас нет»: это всегда в русской поговорке было. Не надо никакого нигилизма. У меня нет шапкозакидательства, но нет и такого апокалипсического чувства, что с Россией всё кончено. Конечно, я, как все русские, рассчитываю на чудо, на Божью помощь. Но её заслужить надо. При этом надо хотя бы остаться различающим добро и зло, грех и добродетель. Это очень важно. Нужно быть верным своей истории. Нужно не забывать, что мы русские. «Гордись именем русский! Имя сие станет символом победы!» Эти слова Кутузова я прочитала на входе в музей города Малоярославца. Послушаешь наших теоретиков «россиянства», так и надпись эту надо будет снимать? Любовь к своему – не есть ненависть к иному. Меня всегда хорошо понимают на Кавказе. Я выступала там среди интеллигенции. Они чувствуют и хорошо понимают, что не враждебна им эта моя позиция: от них, как от народа, мы ждем тоже сохранения их культуры. Мы на этом уровне всегда найдём общий язык. Но не отнимайте и у нас наше. Без культуры нет нации.

– Вас называют «русской железной леди». А какая вы в частной жизни?

– Ой, наоборот. Это только с врагами Отечества на международных конференциях – в дискуссиях по поводу международного права, политики... А в жизни я, может быть, и шумная, но не могу ничего взыскать. Меня можно на всё уговорить. Я уступлю. Потому что огорчить человека, если он чего-то хочет, для меня невыносимо. Нет, совсем нет.

– Наталья Алексеевна, спасибо вам за это интервью. Чувствуется, что в вашей внутренней печи «перегорело много дров»!

– И горит!

– И, наверно, благодаря этому горению высвобождается энергия. Дай Бог, чтобы ваша печка топилась дальше, чтобы вы помогали себе и нам соответствовать этому понятию – служить России.

– Вместе, только вместе. Нужно, чтобы взаимное соработничество и в нас, кто стал каким-то образом известным, пробудило те костры, о которых вы сейчас говорите. Только вместе.

С Натальей Нарочницкой
беседовала Елена Козенкова

http://pravoslavie.ru/127132.html

[Александр Васильевич]

Русский импульс Натальи Нарочницкой



Что значит любить Россию? И что есть национальное чувство? Какова разница между понятиями Отечества и государства? О русской национальной идее (какой она должна быть) – и историческом задании для государствообразующего народа. Стоит ли защищать плохое государство и о гордости за победу в 1945-м… О многих назревших для русских людей вопросах рассуждает Наталья Нарочницкая в интервью, которая она дала тележурналисту и блогеру Елене Козенковой.

См.видео по нижеприведённой ссылке:

https://youtu.be/wElBtn7E62Q

Отечество как дар от Бога

– Наталья Алексеевна, вы человек, который получил очень много даров. Ну, во-первых, вы доктор исторических наук, во-вторых, вы владеете несколькими иностранными языками, в-третьих, вы автор многочисленных книг, публикаций и выступлений, в-четвертых, вы просто мама и бабушка. Когда в одной женщине соединяется столько, то, наверно, это от родителей, это от Господа Бога; скажите, пожалуйста, а вот это чувство, эту искру патриотизма кто в вас заронил? Потому что вы как стойкий оловянный солдатик: что бы ни происходило, оно в вас пылает, вы об этом всегда говорите, и если бы вы знали, как это нужно сегодня очень-очень многим людям.

– Приведу небольшой эпизод из своего детства. Помню, как-то папа вел меня по Гоголевскому бульвару, где мы жили в коммунальной квартире, в доме 29. Сейчас это – роскошный дом, фасад восстановили, каким он был когда-то, и там квартиры стоят миллионы долларов, а тогда это была квартира, где сразу шесть семей жили.

Был юбилей, 10-летие Победы, и были развешаны плакаты времен Великой Отечественной войны. Среди них – известный плакат «Защитим социалистическое Отечество!» Я очень рано научилась читать, прочитала эту надпись и спросила папу: «Папа, почему написано, что защитим именно социалистическое отечество? Какая разница, какое оно? Если б немцы на нас до революции напали, разве б мы точно так же не защищались?» Отец меня поднял на руки и поцеловал.

В нем, в моём папе, воплотилась живая преемственность той России, в которой он еще родился. У нас большая разница между поколениями. Папе было 10 лет, когда произошла революция, а его отец был директором народного училища. И мой папа несколько лет проучился в гимназии. Он бесконечно любил Россию во всех ее обличиях, переживая страшно за грехи, нестроения, драмы, с радостью замечая в советское время естественное восстановление элементов традиционной государственности, сокрушался по поводу губительных для наций проявлений марксистской идеологии…

Когда я стала общественным деятелем, у меня родилась такая формулировка, она у меня выросла внутри: есть понятие государства, а есть понятие Отечества. Государство – это политический институт, творение рук человеческих в каждый период истории, оно воплощает в себе все наши же грехи и нестроения, и именно поэтому оно никогда не свободно. А есть Отечество – это дар, данный нам для постоянного продолжения себя в истории, и никто, кто верен своему Отечеству, не отречется и от государства, даже если ему на сегодняшний день всё в нем не нравится.


_{Соборная площадь Московского кремля}

Никто, кто верен своему Отечеству, не отречется и от государства, даже если ему на сегодняшний день всё в нем не нравится

Вот пример русской эмиграции, которая потеряла Родину из-за свершившейся в России большевистской революции. Многие пережили драматические судьбы, связанные с гибелью родных, уничтожением родственников победившей стороной. И как же они отнеслись к нападению Гитлера на Россию? Да, была определенная часть эмиграции, которая радовалась, что наконец-то погибнет этот ненавистный большевистский режим, и некоторые даже готовы были помогать этому на каком-то этапе.

Покойный Никита Ильич Толстой, внук нашего великого писателя, академик, славист, которого я застала еще при жизни, и это были счастливейшие годы нашего общения, рассказывал мне лично вот что: он вырос в Белграде, в эмигрантской среде, и когда случилось это несчастье, когда на нашу страну обрушилась под гитлеровскими знаменами совокупная мощь всей Европы, которая была Гитлером порабощена и работала на его победу, та русская эмиграция разделилась. Он сказал мне (и повторил потом это на телевидении), что «пораженцев», которые хотели поражения советской армии из-за ненависти к режиму (вполне понятной ненависти), было 15–20 процентов, но остальные, ненавидя советский строй, так переживали, что у них случилось что-то похожее на раздвоение личности. В эмигрантской среде начался раскол, дискуссии. Один говорил: «Это самый счастливый день моей жизни». Другие говорили: «Это самый несчастный день моей жизни».

Вот вам судьба двух людей в эмиграции: белый генерал Деникин и композитор Рахманинов. Известно, что к Деникину власовские структуры подсылали своих представителей, чтобы он своим авторитетом «благословил» власовскую армию. В одной из бесед с ними он отверг все предложения и воскликнул: «Я воевал с большевиками, но не с Россией! Эх, если мне бы сейчас должность генерала, я бы немцам показал!»

Изначально Рахманинов не принял революцию, так как он принадлежал к немногочисленной когорте интеллигенции, верующей и консервативной. В годы войны Рахманинов до изнеможения давал концерты, ездил по всем Соединенным Штатам и отправлял деньги… кому? Сталину! Он что, не знал про Сталина, который, прямо скажем, был одним из демонов революции? Хотя, оговорюсь, это имя настолько сложно, что не надо примитивно рассуждать о нем. И произведения Рахманинова, кстати, после этого стали вновь исполнять в стране. На часть присланных средств танк был сделан. О чём это говорит?

В годы войны Рахманинов до изнеможения давал концерты, ездил по Соединенным Штатам и отправлял деньги… кому? Сталину!

Они любили Россию больше, чем ненавидели большевиков! И соображения сохранить Отечество – ради будущей жизни и продолжения в истории – для них были важнее, чем индивидуальное желание увидеть при своей жизни крах ненавистного режима. Это ли не высота национального самосознания? Знаете, это как мать в притче о Соломоновом суде, когда ей предлагают разрубить ребенка пополам… Они предпочли на время ещё отдать Россию большевикам – для того, чтобы иноземец не разграбил бы ее, не превратил нас в свинопасов и горничных, без культуры и возможности продолжать свою историю.

На меня это очень большое впечатление производит! И это основа моего отношения к историческим событиям. Когда я слышу эти бесконечные и периодически выходящие на первый план дискуссии, спровоцированные вновь и вновь, о том, плохим или хорошим было наше государство во время Великой Отечественной войны, мне думается одно: насколько неуместны споры о том, плохим или хорошим оно было! Беда-то то случилась с Отечеством! И надо было на время перестать спорить об устроении государства, чтобы защитить Отечество. Пусть была продлена жизнь советского строя, во время которого было много надежд, что он преодолеет некоторые антирусские элементы марксизма. Не всё, конечно, произошло и могло произойти, но тем не менее мы сохранили себя в истории, мы остались в ней, мы можем выбирать, мы можем продолжать этот спор о государстве, его совершенствовании, всегда будем недовольны, но мы сохранились как нация. Потому что война с чужеземцем – это не место и не время развязывать войну гражданскую, это неправильно, на мой взгляд.


_{Наталья Нарочницкая}

Меня поэтому очень удивляют некоторые представители духовенства, которые говорят, что, может, и не надо было защищаться, потому что государство было грешным. И даже одному из них, отцу Георгию Митрофанову, в одном из диспутов на Санкт-Петербургском телевидении я сказала: «Скажите, батюшка, а вот если вы видите тонущего человека, вы, прежде чем подать ему руку, начнете оценивать его? А может, он великий грешник, убийца вчерашний, или насильник и вор, неверный муж и так далее…   Разве в этот момент мы вправе судить? Это Господь рассудит. Наша задача – помочь ближнему. Или вы в ссоре со своей матерью, которая, допустим, оказалась самой никудышной женщиной. Но на нее вдруг напал разбойник, чтобы убить, растерзать, обокрасть, – вы что, будете потирать руки?»

– Обычно эти люди оправдывают власовцев…

– Трудно защитить власовцев! Я помню, как я в 1992-м году впервые участвовала в конференции, прилетев в Новосибирск, где собралось много представителей «белых» кругов, потомков ссыльных (Сибирь ведь). И мне один молодой человек, который где-то пошил себе белогвардейскую форму и в ней ходил, подарил книжку покойного отца Александра Киселёва, который благословлял власовцев. «Вы ее прочтёте, она вас просто перепашет полностью», – сказал он мне. И помню несколько часов полета назад домой, когда я боялась открыть эту книжку, боялась того краха, который должен во мне произойти, краха всех моих устоев. И что же? Я читаю эту книжку – и ничего не нахожу там в качестве оправдания власовского предательства, кроме того, что, обращаясь к какой-то части уже набранных в войско, он говорит, что большевики не оправдали тех чаяний, которые на них возлагались. Он же был вообще-то советский генерал.

В то время большевистская идеология проявляла наиболее агрессивный и жестокий антагонизм ко всему, что составляло красоту и правду русской жизни. Это была воинствующая антирелигиозная, антирусская система, именно у тех пламенных большевиков. Она потом, в советское время, ушла, была нейтрализована, и Советский Союз моего времени был уже совершенно другим. Об этих нюансах тоже не надо забывать, и я в своей книге «Россия и русские в мировой истории» пытаюсь эти нюансы разобрать.

Господь умеет даже грешные дела поворачивать на правильное дело

И это все «оправдание»? И вот тут у меня, в качестве ответа на эту книгу, началась внутренняя работа, где рождались формулировки, о которых я говорю: об Отечестве и государстве, и какова правильная позиция, когда внешний враг напал. И так родилась моя трактовка Великой Отечественной войны как величайшей нашей победы и гордости. И совершенно неважно, что во главе стояла власть, которая рождена была революцией. В этот момент Господь умеет даже грешные дела поворачивать на правильное дело.

От автора: Наталья Нарочницкая, историк, политолог, общественный деятель, в 2003-м году была избрана от блока «Родина» депутатом Государственной Думы четвертого созыва. В 2007-м году Наталья Нарочницкая создала «Фонд изучения исторической перспективы». В 2008-м году возглавила парижское отделение Института демократии и сотрудничества.

Почему надо ездить в Париж…

– В 2008-м году вы возглавили Европейский институт демократии и сотрудничества, созданный российской стороной, и переехали работать в Париж. Я так понимаю, для того, чтобы «наводить мосты» в Европе. Обычно европейцы привыкли нас учить жизни. А тут приезжает Наталья Нарочницкая и говорит: «Будущее Европы – это Россия!» Какова реакция на подобные заявления?

– Я в первом же интервью сказала: «Никого не буду учить демократии». Я хочу отвоевать место в дискуссионном поле, в информационном европейском пространстве, в том числе экспертно-интеллектуальном, для того, чтобы ставить вопросы, которые там уже давно не ставят.

Мы обсуждаем права человека. Мы инициируем разговор о ценностях в категории, «что есть человек вообще». Есть такое определение? Функционирование демократических институтов: мы пытаемся ставить вопросы эволюции – связана ли она с каким-то культурным и историческим контекстом? Есть международное право: мы устраиваем круглые столы и необычайные интересные и яркие конференции по современным драматическим событиям, по Ливии, по Сирии, с привлечением разных экспертов из разных стран и так далее. То есть делаем то, что мало кто там делает.

У меня брали интервью, помню, как только я начала там работать, и жалею, что я не включала диктофон. Просто бы выложила рядом запись с тем текстом, который был опубликован. А еще говорят, что у нас пресса под контролем… Им больше всего нужно было выудить какой-нибудь компромат, оговорку, что меня Кремль финансирует. Хотя это не так. Значит, раз ничего нет, в публикации вижу четыре антипутинских абзаца, и дальше – такая смесь яда с уважением: «Вот какого полемиста русские прислали: ‟Не буду учить вас демократии, – говорит она. – Франция же – родина демократии! Впрочем, и революционного террора тоже”,– добавляет она при случае». А это так.

Франция – родина революционного террора, и большевики были только эпигонами

Франция – родина революционного террора, и большевики были только эпигонами. Я проехала всю французскую глубинку. Она очаровательна, и всюду следы такой былой веры! Какая-нибудь деревушка, а там такое аббатство и такой храм, такая церковь! Думаешь: сколько людей это строило, с какой любовью вырезаны все эти статуи святых, сколько людей молилось там! Остатки Авиньона: папский дворец разграблен якобинцами, изнутри даже фрески содраны, все было предано огню. Еще они смеют нам указывать, что у нас в XX веке были грехи! Только не им указывать. Французская революция на душу населения имела жертв больше, чем все режимы XX столетия! Они этого не хотят признать, и антихристианский, богоборческий аспект Французской революции был скрыт в советских учебниках, а он – самый главный. Там до сих пор сбиты кресты с могильных камней, как и у нас. Потом обнаружила: возьмите любой старый замок, а в нем была когда-то домовая церковь, но она была уничтожена и разграблена. И только в конце XIX века восстановили уничтоженное, и то в виде музея.

– Что вы имели в виду, когда заявляли, что «Россия – будущее Европы»?

– Я имела в виду то, что находит отклик в сердцах думающих экспертов в той же Франции и в целом в Европе. Будущее нам уже готовят. И на наших глазах мы видим совершенно новую конфигурацию сил в мире. Китай не сойдет с пути превращения в великую державу XXI века, семимильными шагами может идти к этой цели. Сколько бы ни старались фрагментировать исламский потенциал, то есть арабский мир, – он растет демографически, представлен нефтяными гигантами Ближнего Востока, его не остановить. Америка свой пик прошла. Она еще надолго может сохранять свое могущество, но пик пройден. Чем больше Европа поворачивается спиной к России, тем меньше она значит для мировых отношений, и даже как союзник для Вашингтона становится просто обеспеченным тылом для той евразийской стратегии, к которой призывал Бжезинский.

Чем больше Европа поворачивается спиной к России, тем меньше она значит для мировых отношений. Только вместе с Россией Европа может функционировать

Россия выжила, она опровергла преждевременные слухи о своей смерти как великой державы. Она доказала, что умеет возрождаться после таких испытаний, кровопусканий, которые не каждой нации по плечу. Запущенный было проект однополярного мира трещит по всем швам: это как неверно рассчитанная траектория снаряда. В это время другие светила разошлись уже совершенно по другим орбитам, и только вместе с Россией Европа может функционировать, быть той стороной в этой новой системе равновесия между Соединенными Штатами и этими восточными гигантами, которые будут все выше и выше в мире – Китаем, Индией. Итак, Европа. Поэтому я совершенно искренне всё время говорю, убеждаю их на разных конференциях, лекциях в Сорбонне, которые я читала в 2009-м году: «Не в Российской великой державе угроза положению Европы, а в ее отсутствии. Напрасно вы аплодировали утратам России. Они не перешли к вам. Вас разве сделала сильнее Прибалтика, Польша и Румыния в НАТО и ЕЭС? Ничем. Наоборот – хваленый экономический каркас Евросоюза едва выдерживает обретенное бремя. Абсолютно. Американские попытки установить ПРО обесценивают полностью тот же ядерный статус Франции». Поэтому думать надо!

Мы должны (я вижу роль нашего института именно в этом) взламывать стереотипы. Мы не изменим навигационную политику французской газеты «Экспресс», конечно, но разворошить гнездо лицемерия иногда получается. Чем выше уровень наших мероприятий, тем чаще такие ехидные статейки появляются.

Мы русские, с нами Бог!

– Оттуда, из Парижа, вам не стало виднее: какой должна быть национальная идея России? Очень сложно существовать государству, у которого нет национальной идеи...

– Нас столько раз об этом спрашивали! Русские идеи написаны Бердяевым и другими умами. Никогда не была эта идея прописана программой из пунктов в столбик. Это невозможно совершенно.

– Какой вы её видите?

– Надо спокойно и уверенно продолжать быть русскими, не бить кулаком в грудь, но и жить без всякого комплекса неполноценности. Нам есть чем гордиться. Мы построили города и промышленность в широтах, где никто этого не делал, где глубина промерзания (даже в московском регионе) – метр семьдесят. Мы прошли от Буга до Тихого океана, через мерзлоту и снег. Мы не уничтожили ни одного народа, который вовлекли в свою империю, мы не отняли ни одного квадратного метра земли, ни одного родника или арыка у какого-нибудь узбекского дехканина и не отдали этот арык ни русскому крестьянину, ни русскому аристократу. Мы отражали внешние агрессии вопреки тому, что про нас говорят. Посмотрите на западные границы державы, они едва удерживались в течение восьми веков с переменным успехом. Это Запад на нас давил.

В конце концов, именно мы победили Гитлера. Это невиданное испытание, национальное сверхусилие, в котором есть «что-то космическое»: здесь мне хочется применить выражение Проханова. Да, мы русские, с нами Бог!

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Что касается потребительской цивилизации, мне кажется, надо оставить иллюзии. В наших широтах её невозможно построить. Слишком велика социальная цена на каждого живущего роскошно. У нас она выше в 10 раз, чем на Западе. Но построить сытую, достойную жизнь для всех, конечно, мы должны и обязаны. Позор, что так медленно это происходит, но социальная цена «куршевельского румянца» выше в наших широтах – хотя бы потому, что единица часа комфортабельной жизни в нашем климате намного дороже. Мы еще на той стадии экономики, когда природные условия играют огромную роль.

От автора: В 1990-е годы Наталья Нарочницкая сыграла большую роль в создании и деятельности общественно-политических движений: Всемирного Русского Собора, Императорского православного палестинского общества, Фонда единства православных народов, Фонда «Русский мир». Имеет награды Русской Православной Церкви.

Я с огромной болью наблюдаю сейчас, что происходит на Украине. На мой взгляд, принадлежность к одной большой Церкви нивелирует разницу, в большом государстве ты живешь или малом. Быть носителем огромного духовного исторического задания – это одно: ты – великий игрок человеческой истории. А вот когда ударяешься в местечковость, всё теряешь.

– Какая среди церковных наград для вас самая дорогая?

– Награда Равноапостольной Великой княгини Ольги: её мне буквально за три недели до своей кончины вручил Патриарх Алексий. Я помню, какой он был пастырь: и мудрый, и добрый, в глазах – такое теплое снисхождение, как у отца по отношению к своим детям. У меня тогда был юбилей, и в том наградном листе так было четко написано, сколько мне лет должно исполниться. А он, как человек воспитанный, спокойно читает, а когда доходит до места «в связи с днем рождения», не называет, как благовоспитанный человек, возраст дамы, особенно когда это 60, а наоборот, обходит стороной, понимаете? Это так трогательно было. Такой штрих к портрету. Вообще, наши Патриархи – исповедники.

Сколько бы ни критиковали наших лидеров, духовных и политических, нельзя, чтобы критика переходила в глумление. Когда занимаешься политикой по-настоящему и бываешь всё время на международных конференциях, встречаешься с представителями экспертного сообщества в Англии, Франции, слышишь выступления президентов, всех их деятелей, – видишь, что они просто пигмеи, не побоюсь этого слова.

Потрясение детства, или что такое уйти от отца

– Сейчас многие захотят услышать ответ на вопрос, как сегодня противостоять ювенальным технологиям, пришедшим к нам с Запада, которые разрушают ту самую семью, о который мы говорили.

– Я знакома с одним американским профессором, христианином, который приходил к нам, предлагал сотрудничество. Он исследовал технологии отнятия детей у американских пар и считает, что ювенальная юстиция связана с тем, что гомосексуальным парам нужно одно – чтобы был «парк» свободных детей. Ювенальная юстиция полностью противоречит христианским отношениям между детьми и родителями. Законодательная база для защиты детей от убийств и побоев, от порочных родителей была достаточной у нас и без этих ювенальных идей.

Ювенальная юстиция полностью противоречит христианским отношениям между детьми и родителями

– Комиссии по делам несовершеннолетних неплохо справлялись с этой задачей…

– Ювенальная юстиция – это еще и доктрина, которая не считает семью великой ценностью, доктрина, которая ставит выше всего ценности материального достатка. Например, можно забрать детей у бедных и отдать их в детский дом. Там же есть велосипедик, есть компьютер, а у бедных этого нет.

– У нас общество организовалось, дает отпор, где возможно…

– Я сама подписывала письмо против ювенальной юстиции. Думаю, на этом поприще мы еще поборемся, и есть шанс не допускать самых крайних законодательных инициатив.

– На Западе это происходит, по-моему, очень легко и просто.

– Предлагают доносить, а сотрудники этих систем и служб получают зарплату, они должны оправдать свое существование, свою деятельность. Они видят синяк у ребенка на детской площадке, шлепнул кто-то своего малыша: «Тебя не папочка побил? Ты нам позвони, пожалуйся, пожалуйся на папу. Мы его призовём к порядку». Можете представить, что это вообще для ребенка?

У меня, кстати, был в детстве случай. Папочка меня наказал за дело, и довольно серьёзно, я с рёвом побежала во двор, хлюпая носом, и какая-то тетя проходит и говорит: «Девочка, что ты плачешь? А ты от папы уйди!» Вы не представляете, что со мной было! Я на неё чуть не с кулаками: «Тётька, противная, пусть меня папочка каждый день бьёт, я от него никуда не уйду!» Я бежала на наш третий этаж без лифта. Помню, как мое сердечко колотилось, я с ревом влетела в квартиру, бросилась на папу, уткнулась в него. Он был тоже очень счастлив, потому что также переживал, но должен был соблюсти лицо и проявить, так сказать, строгость ко мне за мои поступки. Боже мой, как можно это нарушать?! На этом фоне Троцкий просто отдыхает, с его идеей отнимать детей после годовалого возраста, чтобы воспитывать новых. Нет, нет, только семья!!!

Иваны между Западом и Востоком

– Очень долго раскачивали наше национальное самосознание до предела, чтобы мы стали «Иванами, не помнящими родства». Мы не стали. Этот нравственный барометр в нас еще живет. Борьба между Западом, который проповедует, что нет уже границ между добром и злом, и нами, – это не новый ли виток борьбы западников и славянофилов?

– Для того чтобы называться славянофилами или западниками, нужно иметь то великое образование, которым отличались представители двух течений в русской мысли. Они, кстати, тогда не были антиподами, а были богатыми гранями, двумя сторонами русского сознания.

Константин Дмитриевич Кавелин, русский историк, признанный западник, говорил, что ни один думающий и благородный человек не может не чувствовать себя наполовину славянофилом и наполовину западником. Беда в том, что ни то, ни другое не разрешило проблемы русской жизни. Славянофил Иван Киреевский сказал, что, как бы кто-нибудь из нас ни желал искоренения либо всего русского, либо всего западного, не будет ни того, ни другого, поэтому нам поневоле надо ожидать чего-то третьего, вытекающего из взаимодействия этих двух начал. Нынешний спор между нашими доморощенными славянофилами и нашими воинствующими либертаристами-западниками, прежде всего, отличается страшным упрощением понятий.

Наши западники знают только, как банки функционируют на Западе. Но знают ли они (да и читали ли?) Пролог Фауста, и что это пересказ в художественной форме Книги Иова Многострадального? Думаю, ни за что не догадаются и не знают этого. Тема утраты границ между добром и злом, правдой и ложью, красотой и уродством, гармонией и какофонией, грехом и добродетелью, эта главная тема волнует весь христианский мир. И Россия здесь – удерживающая, безусловно. Более того, великая европейская культура вся пронизана христианским духом. Она романтична, конечно, и прелестна в каком-то смысле, экзальтированна. Это герой Шиллера говорит, что «честь дороже жизни». То же самое говорит Иван – крестьянский сын в нашей сказке: «Двум смертям не бывать, одной не миновать». То есть нравственный выбор – это нерв культуры, и пока человек ощущал эту грань невидимую, но ощутимую, между грехом и добродетелью, добром и злом, – развивалась человеческая культура, и человечество шло вперед.

Нравственный выбор – это нерв культуры. Импотенция культуры наступает тогда, когда этот нравственный выбор перестает быть нервом творчества

Да, нам дана свобода воли – это великий дар Святого Духа. Можно человека заковать в цепи, но невозможно заставить его любить своего мучителя. Дух его всегда свободен, но есть еще и плоть. Сейчас свободу превратили в свободу плоти и гордыни. Плоть-то рождается как раз несвободной, но полностью зависит от узких параметров физической среды: от кислорода в воздухе, от температуры между таким-то и таким-то градусом, от необходимости кушать, а потом избавляться от продуктов диссимиляции или ассимиляции. Если быть влекомым позывами своей плоти, то превращаешься в животное. Недаром еще Платон говорил (это великое суждение из дохристианского мира): человек – смесь животного и Божественного. Но есть свобода воли, человек сам отчитается перед Богом за свои поступки. И эта свобода дана ему вместе с умением различать добро и зло, правду и ложь. Вот в этом треугольнике – свобода воли человека, соблазн зла и идеал добра – метался человеческий дух, родив великую европейскую культуру, великую русскую культуру.

Импотенция культуры наступает тогда, когда этот нравственный выбор перестает быть нервом творчества. «Гений и злодейство – две вещи несовместные», – слова Пушкина, вложенные им в уста Моцарта. Импотенция культуры лишь подтверждает богословское утверждение, что зло не имеет потенциала ни к творению, ни к творчеству. Если мы не защитим эти границы, то человечество просто очень быстро падет в эту бездну.

Как нам быть

– Вы сейчас возглавляете еще и Фонд исторической перспективы. Само название Фонда располагает к разговору о том, что же там у нас на горизонте? Какой должна быть Россия, какой ей предназначено быть в ближайшем будущем?

– Такое название придумали, постоянно оглядываясь назад. Чтобы как-то охватить перспективу, надо знать ретроспективу, постоянно панорамно охватывать взглядом всю нашу историю, не выбрасывая из нее ни одной страницы, переворачивать эти страницы, не глумясь над жизнью отцов, не совершая грех библейского Хама. Без идей нет будущего. Русскому человеку мало просто так прожить – ему нужен смысл жизни за пределами личной жизни. Поэтому так важно сберечь свою нацию, сохранить этот русский импульс истории.

«Россия и русские в мировой истории» – так называется моя 600-страничная книга. Вот это – моя боль, моя задача. Я хочу, чтобы мы из поколения в поколение продолжали свою историю, воспроизводили цели и ценности своего национального бытия, чтобы мы осваивали наши холодные, часто неприветливые территории, чтобы наша внешняя политика служила не каким-то абстракциям, как при Козыреве, в начале 1990-х, а созданию тех самых благоприятных условий, при которых мы можем из поколения в поколения воспроизводить цели и ценности своего бытия.

Нам, безусловно, нужны идеалы свободы, а не тоталитарного подавления личности, но мы должны прекрасно понимать, что «я» и «мы» – это категории, которые живут неслиянными, но и нераздельными одновременно, и «мы» – это не просто сумма «я». Как член «мы», «я» обретает такие личные качества, которых не было бы у него на необитаемом острове. Понятия совести, чести и милосердия рождаются только на основе, данной нам свыше, заложены в каждом сердце человека, даже если он думает, что он неверующий.

«Я» и «мы» – это категории, которые живут неслиянными, но и нераздельными одновременно, и «мы» – это не просто сумма «я»

Поэтому я верю в эту перспективу, думаю, что Россия еще не все слова сказала миру. «Не хороните русский народ преждевременно, – как писал Иван Ильин, – он восстанет из мнимого гроба и потребует назад свои права». Мы сами у себя отнимаем права и энергию – своим нигилизмом, иррациональным всеобщим обличительством. Это еще перестроечный синдром. У нас без резкого суждения о политике уже нет адреналина. У нас нет традиции спокойно обсудить, у нас либо дремлет политическое чувство (считаем, что все равно ничего не меняется), либо мысль начинает бить фонтаном. Везде спокойнее, везде с каким-то здоровым скепсисом относятся, у нас же слишком пламенно. У нас поэтому очень трудно прививаются, если вообще привьются когда-нибудь, традиции спокойного политического соперничества, которые позволяют соперникам из разных партий бывать на одних приемах, жениться друг на друге и т.д. А у нас посмотришь, какие лозунги несут: ненависть, злоба, мат, грубость... Мы этим себя унижаем. Удержитесь от оскорблений, потому что этим вы оскорбляете Россию, а не того конкретного человека, которого вы хотите оскорбить.

И не надо ждать, что «заграница нам поможет». Мы в этом, надеюсь, уже убедились. Это тоже одна из причин антизападнических настроений, которые заняли место настроений прозападных, царивших после Перестройки. На Западе на нас смотрят как на предмет, который может или не может послужить их интересам. Есть, конечно, в любой европейской нации искренне симпатизирующие нам люди, интересующиеся, любящие русскую культуру, спокойно и лояльно относящиеся к России, хотя они, конечно, не доминируют. Тем не менее никто нам не поможет. Поэтому надо уповать только на свои силы и, с кем бы мы ни имели дело, надо измерять их поступки, распознавать истинные намерения. Иван Ильин писал, что нельзя ждать от клеветника правды, от поработителя освобождения, от религиозного совратителя какого-то сочувствия – это неверно.

– И как нам быть?

– Надо быть открытым миру (это свойство русской души), но при этом сохранять свою особость (а это уже есть свойство любой личности и нации) – стремление сохранить индивидуальное и всеобщее. Мы – одновременно и часть всеобщего, и индивидуальные. И на каждом этапе нам кажется: либо то, либо другое подвергается какой-либо опасности. И поэтому мы то изолируемся, чтобы набрать силу, как бы прижавшись к матери сырой земле, как в сказках написано, то опять открываемся миру.

Изоляция для России губительна – как и для любого народа, но и растворение губительно тоже. Где эта грань, как ее найти? Мы всегда будем дискутировать на эту тему. Всегда.

С Натальей Нарочницкой
беседовала Елена Козенкова

http://pravoslavie.ru/127357.html