К 80-летию смерти монахини Марии (Скобцовой)Канонизация монахини Марии Скобцовой — канонизация церковного модернизма, экуменизма, «парижского богословия» и «бердяевско-эсеровской» идеологии, ведущей к разрушению Церкви
В январе 2004 года Синод Константинопольского Патриархата канонизировал монахиню Марию Скобцову [1], которая в конце Второй мировой войны, находясь в фашистском концлагере, добровольно пошла в газовую камеру вместо одной женщины.
Отдавая должное самоотверженной кончине монахини Марии Скобцовой, не будем, однако, забывать, что, находясь в евлогианском расколе с Матерью-Церковью, монахиня Мария, вооруженная идеологией Бердяева, сочиняла весьма сомнительные трактаты («Типы религиозной жизни» и др.), в которых ярко проявляется открытая неприязнь к Православной Церкви, уничижаются традиционное святоотеческое Православие и аскетическая церковная практика. Не расставаясь никогда с папиросой, монахиня Мария воплощала в себе некую «нетрадиционную монашескую ориентацию» в сочетании с эсеровским революционным духом разрушения всех традиций Русской Православной Церкви (впоследствии она отчасти воодушевила неообновленцев на их революционные реформы в одном отдельно взятом приходе). Митрополит Евлогий (Георгиевский), постригший Е.Скобцову в монашество, позднее замечал, что «ни левых политических симпатий, ни демагогической склонности влиять на людей она в монашестве не изжила» (в молодости она принадлежала к партии эсеров).
Канонизация монахини Марии Скобцовой — это очередной недружественный выпад Константинопольской Патриархии против Русской Православной Церкви, ибо этим актом Константинопольский Патриарх Варфоломей пытается оправдать евлогианский раскол 30-х годов прошлого века и захват Константинопольским Патриархатом, вопреки церковным канонам, русской парижской архиепископии в самый трагический для Русской Церкви период ее истории.
Показательно также, что «продавленная» либеральными кругами парижской архиепископии Константинопольского Патриархата (не без участия московских неообновленцев) канонизация монахини Марии осуществлена в Стамбуле как раз в момент сближения между РПЦ и РПЦЗ, то есть эта акция Константинопольского Патриархата вне всякого сомнения направлена на то, чтобы помешать процессу воссоединения двух частей Русской Церкви. Напомним, что самочинное отделение митрополита Евлогия от Матери-Церкви было осуждено в свое время Русской Православной Церковью как на Родине, так и за границей. Естественно, что канонизация монахини Марии Скобцовой (одинаково ненавидевшей, судя по ее парижским публикациям, традиции как Зарубежной —
«карловацкой», так и Русской Православной Церкви на родине —
«так называемой “патриаршей церкви”», как выражалась монахиня Мария), будет с восторгом воспринята кочетковцами и другими неообновленцами, которые также являются противниками воссоединения с Зарубежной Церковью из-за ее строго православного консерватизма.
Разговоры о возможной канонизации монахини Марии начались несколько лет назад в околоцерковных и обновленческих изданиях: в парижской «Русской мысли» (творческими усилиями
прот. Сергея Гаккеля — борца с т.н. «христианским антисемитизмом» в целом и с «антисемитским потенциалом Евангелия и богослужебных текстов» в частности) и в кочетковском журнале «Православная община» (не забудем, что писания монахини Марии являются основополагающим пособием по катехизации несчастных оглашаемых, попавших в общину отца Георгия Кочеткова).
Если канонизировать людей по тем принципам, какими руководствовался Синод Константинопольской Патриархии в отношении монахини Марии Скобцовой, то в таком случае целесообразно поднять наконец вопрос о канонизации ритуально убитого в 1913 году Андрюши Ющинского.
Журнал «Благодатный Огонь» уже неоднократно отмечал стремление обновленческих кругов видеть монахиню Марию Скобцову — своеобразное знамя интеллигентской борьбы с «закосневшей в средневековых догматах церковной структурой» — в святцах Русской Церкви и на иконах (вероятно, в клубах табачного дыма, валившего из монашеской келии монахини Марии).
Предлагаем читателям отрывки из двух ранее опубликованных в нашем журнале статей на эту тему.Соответствует ли облик монахини Марии (Скобцовой) идеалам православного монашества?(Из интервью с иеромонахом Сергием (Рыбко);полный текст см.:
Благодатный Огонь, 2000, № 5)
Мать Мария — человек известный, оставивший след в истории русской эмиграции. Она была православной монахиней, и ее служение, и ее жизнь, и прежде всего — ее мученическая кончина, конечно, заслуживают внимания и уважения. Но тем не менее, мне кажется, говорить о канонизации этого человека все-таки не стоит. Ведь когда канонизируют человека, то его жизнь сразу становится предметом пристального изучения православных людей. Потому что к мученической смерти человека подготавливает его праведная жизнь. Говорить о святости жизни матери Марии, делать ее примером для подражания, мне кажется, было бы ошибочно.
Разговоры об этой канонизации исходят из обновленческих, экуменических кругов... Раньше в нашей стране экуменизм насаждался в основном государством, и поскольку он как бы навязывался Церкви извне, то основная полнота церковного народа его не принимала. Такое вмешательство государства в дела Церкви и все, что от государства исходило, естественно, принималось настороженно и в общем-то враждебно. И вполне справедливо, потому что советское государство, которое было атеистическим и прямо называло себя враждебным Церкви, разумеется, ничего хорошего Церкви не желало. Сейчас время изменилось, экуменизм теперь в основном исповедуют те интеллигентские круги, которые пришли к Богу недавно. Ведь Церковь сегодня состоит на 60–70 процентов из неофитов. И вот, не совсем понимая историю Церкви, догматику Церкви, ее каноны, эти люди приносят с собой современные, как они говорят, «демократические тенденции». Они утверждают, что учение Церкви устарело, что сейчас начинается эпоха объединения всех народов, стирание всех границ, различий; создается единая мировая экономика, вырабатываются единые «общечеловеческие ценности». Поэтому должна быть и Единая Церковь, ибо от вражды между верующими исходит много отрицательных последствий для земной жизни людей. Конечно, от вражды ничего хорошего не происходит, и не может Православие разделять взгляды католиков, протестантов, иудеев, магометан. Но Православная Церковь в России никогда не относилась враждебно к верующим других религий: все иноверцы и инородцы всегда имели полную возможность жить в условиях своей культуры.
И вот экуменизм кажется этим интеллигентам какой-то спасительной панацеей. Однако есть Истина, которая не может сочетаться с ложью. Именно Православие являет собой полноту Христовой Истины, и не может оно с любовью и приятием относиться ко лжи. И не может быть глубоким и прочным то учение, где примешана ложь. В экуменизме истины нет.
Околоцерковные, неофитские круги и хотят канонизировать мать Марию — как символ некоего «монашества будущего», а на самом деле псевдомонашества. Сама мать Мария такие вещи говорила и писала, что порой просто хватаешься за голову: «Христова Истина подменяется бесчисленными правилами, традициями и внешними обрядами». То есть она противопоставляет каноны, традиции и обряды Христовой Истине! На самом деле то, что сохранилось в Православии, сохранилось во многом благодаря православным людям, которые сберегли не только суть, содержание, но и форму православной жизни. Они никогда не делали из нее фетиш, что-то такое основное, первостепенное, но тем не менее форма жизни, которая сложилась за несколько веков, форма церковности, обрядов, Таинств — все это необходимо. Форма богослужения, форма жизни прихода, монастыря — все это сложившееся веками, выдержавшее многие гонения и испытания. Естественно, что в XX веке какие-то формы могут быть изменены — не уничтожены, не отменены, а просто изменены, приспособлены к современной жизни. Потому что форма важна лишь настолько, насколько она имеет в себе содержание, насколько она позволяет содержанию выразиться вовне. Но это же не значит, что вообще никакие формы не нужны! Тогда можно вообще уйти в протестантизм, который грешит тем, что отрицает все формы — абсолютно все — как устаревшие. Старый мир «разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим!» Вот они и заняты разрушением «старого» церковного мира. Это их планы и их задачи. Но новый почему-то выглядит уродливым. То, что они строят, весьма сбивчиво и скандально. И их «великие» произведения типа «Побелевших нив» — большой сумбур оставляют в голове после прочтения. Они предлагают отменить старую форму церковной жизни — вместе с догматами, с церковнославянским языком богослужения, с монашеством, вместе с содержанием. А что они дают взамен — пока не совсем понятно. Еретические высказывания о. Георгия Кочеткова, по всей видимости, можно рассматривать тоже в качестве их предложения «новой церкви будущего», в которой и должны быть такие «святые», как мать Мария Пиленко-Караваева-Скобцова...
Не буду разбирать какие-то ее догматические высказывания и взгляды, но с точки зрения ее своеобразной «монашеской» жизни меня настораживают некоторые вещи. Например, известно, что когда шла воскресная литургия, мать Мария далеко не всегда ее посещала и говорила, что гораздо важнее пойти на рынок за продуктами, чтобы потом накормить нищих, приготовить для них обед.
Преподобный Иоанн Лествичник говорит, что основное делание монаха — это молитва, а не милостыня. Да, может быть, действительно в воскресенье хорошо накормить каких-то несчастных, обездоленных, но все-таки для этого существуют другие люди. И потом: почему это надо делать во время литургии? Суть служения монашеского — это молитва. Получается, что монашество матери Марии строилось исключительно на некоем специфическом социальном служении. То есть монашество для нее было просто одеждой, а молитвенное делание не было ей близко, не было основным. Святитель Игнатий Брянчанинов говорит, что главное в делании монаха — молитва. А в жизни матери Марии этого как-то не замечается. Она активно путешествовала, выступала на разных общественных и церковных мероприятиях, активно сотрудничала с разными газетами, писала разные статьи, в том числе и антицерковного характера, участвовала во всех почти эмигрантских организациях. Все это обличает некие формы прелести, потому что монах — это делатель смирения и вместе делатель молитвы. Это неразрывные вещи. Монах значит «уединенный». Честь, слава и хвала монаху, когда он пребывает в своей келии, когда он там молится и занят внутренним деланием. Монах не должен отказываться послужить ближним. Вообще-то социальным служением занимаются священники, диаконы, причем в основном белые священники, а главное дело иеромонаха — совершение литургии, молитва и духовное окормление мирян. Если бы мать Мария была не монахиней, а мирским человеком, — тогда бы ее бурная общественная деятельность была достойна всяческого уважения, может быть, можно было говорить о ее какой-то праведности. А монашество таким поведением просто разрушается, дискредитируется, фактически отменяется. Очень скоро тогда и от формы его ничего не остается. Такое монашество становится похожим на монашество западное, монашество католическое...
К счастью, возрождающиеся наши обители перед глазами имеют образ не монахини Марии Скобцовой, а святых Отцов Восточной Православной Церкви и стараются возрождать монашество так, как его понимали святитель Игнатий Брянчанинов, святитель Феофан, преподобный Иоанн Лествичник, авва Дорофей, Иоанн Кассиан Римлянин, пытаются возродить традиционное российское монашество, которое призвано служить ближним словом и молитвой прежде всего. Которое призвано к тому, чтобы создать оазис духовной жизни, куда люди могли бы приходить и обогащаться духовно. Даже одно присутствие на продолжительных монастырских службах, прикосновение к этой удивительной монастырской тишине — это уже многое дает человеку! И монашество — носитель этой традиции...
Человек, вращаясь в миру, не может хранить душевного мира, необходимого для молитвенной жизни. И он не может сказать каких-то вещей о внутренней духовной жизни, поэтому-то все статьи матери Марии — о чем-то внешнем: о социальном положении Церкви, о социальном служении ближним, об истории современного момента, об «ущербности» традиционного православного благочестия. Звучат там и политические мотивы, критика в отношении ушедшей России, расстрелянной и распятой большевиками. Видимо, тут сказалось еще и ее эсеровское прошлое. Понятно, что Императорская Россия не во всем была идеальной, но зачем плевать на Православную Россию и на Церковь в ней, которая была создана и хранилась усилиями многих подвижников, святителей, старцев, монахов, священников!.. Все это мать Мария отрицает, все перечеркивает, говорит, что все это было плохо, что революция и явилась результатом такой жизни Церкви Синодального периода.
Да, Церковь имела ошибки. Но мать Мария почему-то не вспоминает ни отца Иоанна Кронштадтского, ни Оптинских, ни Глинских старцев, ни преподобного Серафима Саровского, ни святителя Феофана, а святителя Игнатия вообще никогда не упоминает, видимо, он не был ей духовно близок. Больше она занята решением каких-то исторических вопросов, социальных проблем.
Нигде в ее сочинениях я не нашел аскетических вопросов. У матери Марии совсем другое понимание монашества. Вообще-то даже не совсем ясно, как она понимает монашество, потому что говорит то одно, то другое, а в жизни воплощает совсем третье. У нее не святоотеческое понимание монашества, а некое свое, экуменически-западное, очень похожее на католическое. Я уж не говорю о том, что мать Мария курила, что, на мой взгляд, никак не допустимо для православного монаха. Хотя, разумеется, это ее личный грех, она перед Богом даст отчет за него, — но она курила открыто, не стесняясь! Думаю, этим она больше соблазняла мирян, чем назидала.
(Окончание следует)
