Иеромонах Лука ГригориатскийПервый Вселенский Собор: его значение и предпосылкиЧасть 1Портал Православие.Ru публикует цикл статей иеромонаха Луки Григориатского, приуроченный к 1700-летию созыва Первого Вселенского Собора. Отец Лука – один из самых известных афонских богословов, насельник монастыря Григориат. Он известен как автор множества публикаций в периодической печати и нескольких книг.
Каково значение Первого Вселенского Собора для истории Православной Церкви? Какие темы были подняты на нем? Почему принятые на Соборе постановления актуальны и в наши дни? Об этом – цикл статей иеромонаха Луки.
Первый Вселенский Собор; Греция; XVI в.; книжная миниатюра. Местонахождение: Греция, АфонВведение
В каждой верной христианской душе чисто звучат апостольские слова:
«Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их. Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же. Учениями различными и чуждыми не увлекайтесь» (Евр. 13: 7–9).Наше почитание созыва I Вселенского Собора – не только знак того, что мы отождествляем себя с его отцами по образу мыслей и по вере
Если наш долг – почитать духовных отцов, которые ввели нас в духовную жизнь, то тем более мы должны почитать святых отцов I Вселенского Собора и преданно следовать православной вере, которую они нам оставили в наследство. Ибо они передали нам веру во Христа чистой и свободной от всяких человеческих измышлений – и за это мы должны быть бесконечно им благодарны. Наше почитание 1700-летнего юбилея созыва I Вселенского Собора – не только знак того, что мы отождествляем себя с его отцами по образу мыслей и по вере. Этот Собор и сегодня актуален для нас, так как он:
1. Выразил догмат о единосущии Сына с Отцом и сохранил Тайну Святой Троицы точно в том виде, в каком она была передана Церкви святыми апостолами, свободной от искажений древних еретиков. Тем самым он дал нам возможность распознавать искажения в учении о Святой Троице, которые появлялись в разных видах в течение веков, вплоть до сегодняшнего дня.
2. Утвердил апостольское Предание: осудил существовавшие до этого ереси. Он показал, что основой единства Церкви является согласие в апостольской вере. Он показал, что невозможен протестантский принцип «единство в многообразии традиций». Немыслимо и невозможно единство Церквей, когда в его основании не лежит православная вера.
3. Восстановил в единство с Кафолической Церковью бывших раскольников на определенных условиях, касающихся их рукоположения.
4. Урегулировал посредством священных канонов вопросы, касающиеся порядка в Церкви, тем самым показав, что соблюдение священных канонов – это наше христоцентричное послушание кафолической воле Церкви.
5. Определил юрисдикционные границы тогдашних Поместных Церквей, чтобы освободить Церковь от вторжений на чужую каноническую территорию, которые имели под собой честолюбивые и экспансионистские стремления, вызванные «мирским надмением».
6. Показал, что методом церковного богословия является богословие «по-рыбацки» (т. е. по-апостольски, т. к. апостолы были рыбаками. – Прим. перев.). Он отверг философизм[1] (богословие «по-аристотелевски») как ложный метод богословия, потому что он не основан на опыте боговидцев.
7. Осудив арианство, отверг человекоцентризм, тем самым указав верный путь ко спасению во Христе.
Иеромонах Лука ГригориатскийИз всего этого становится очевидно, что намерениям, действиям, целям и результатам трудов богоносных отцов I Вселенского Собора был присущ богочеловекоцентричный (христоцентричный) дух и этос, происходящий от благодати Святого Духа. В стихирах на хвалитех в неделю святых отцов выразительно сказано:
«Все собравше душевное художество, и Божественным Духом сразсмотривше, небесный и честный Символ веры, честнии Отцы богописанне начерташа: в немже явственнейше Рождшему собезначальнаго Слова научают, и всеистинно единосущнаго, апостольским последующе проявленно учением» («Всё совокупив душевное искусство, и вместе с божественным Духом исследование проведя, небесный и священный Символ веры досточтимые отцы боговдохновенными письменами начертали. В нём они учат яснейшим образом, что Слово Родившему собезначально и по всей истине единосущно, открыто следуя апостольским учениям»).
«Яко Христовы проповедницы, евангельских предстателие учений блаженнии, и благочестивых преданий… отмстительне тяжкия отгнаша и пагубныя волки, пращею Духа извергше от церковнаго исполнения, падшия яко к смерти, и яко неисцельно недуговавшия» («Как Христовы провозвестники, защитники учений евангельских и преданий благочестивых… по всей справедливости отогнали лютых и пагубных волков, пращою Духа извергнув их из полноты церковной, как падших к смерти и как недуговавших неисцелимо»)[2].Мысль святых отцов предельно далека от богословски несостоятельного протестантского принципа «всеобъемлемости» (comprehensiveness), согласно которому к Церкви принадлежат все христиане, независимо от догматических различий между ними.
Освящённые епископы-чудотворцы, такие как святители Спиридон Тримифунтский, Николай Мирликийский, Ахиллий Ларисский, Иаков Низибийский, и просвещённые Святым Духом богословы, такие как святитель Афанасий Великий, вдохновлялись богословием, которое не было философией мира сего, не служило какой-либо церковной политике с её земными интересами, но было некой священной мелодией, которую божественные отцы как «лира Духа» исполнили для ближних и дальних: с одной стороны, для нас, членов Церкви, чтобы мы держались далеко от обмирщения в вере, в богословии, в пастырском служении, в миссии, в нравственности, в нашей церковной жизни; а с другой стороны, для раскольников, еретиков и иноверного мира за пределами Церкви, чтобы все поняли, что такое Церковь, что такое Православие, и вернулись в стадо Христово.
Церковь во все времена понимала своё единство прежде всего как единство веры, тождественной апостольской вере
Применение богословских принципов Никейского собора к современной богословской мысли и церковной жизни по случаю 1700-летия его созыва могло бы способствовать следующему:
1. Показать, что Церковь во все времена понимала своё единство прежде всего как единство веры, тождественной апостольской вере.
2. Обозначить, что ересь существует во все времена как отрицание апостольской веры. Термин «ересь» не может быть исключён из церковного лексикона, если мы хотим, чтобы существовал и старательно сохранялся термин «Православие», – разумеется, с сущностным богословским, а не просто культурным или геостратегическим значением.
3. Подчеркнуть опыт святых Церкви, на котором основано торжество идеи «единосущия», чтобы и сегодня достичь существенного преодоления релятивизма в догматическом учении и обмирщения в нравственности, то есть мирского образа мыслей и греховной жизни.
4. Осознать, что следующие современные явления носят «антиникейский» дух:
а. компромиссы с еретическими учениями прошлого (такие как переосмысление Filioque в так называемом ватиканском «Разъяснении» (Clarification)[3]),
b. новые еретические богословские взгляды (такие как принесённые с Запада новоарианские триадологии, которые устанавливают иерархическую градацию между Лицами Святой Троицы и представляют Отца единственным действительным Богом в Троице[4]), а также
c. перетолкования постановления Никейского собора об общем праздновании Святой Пасхи, согласно которым сегодня православные и инославные будто бы могут праздновать Пасху «совместно»[5].
Политике Константина Великого вполне подходил экклезиологический дух I Вселенского Собора, так как она богоугодным образом обслуживала истинное богословие и церковное единство. Со времён его преемника Констанция и до наших дней светская власть многократно политически и геополитически обслуживала интересы разнообразных видов ложного богословия: при императоре Валенте – арианство, при Василиске – монофизитство, при Ираклии – монофелитство, при Исаврах – иконоборчество, при Михаиле Палеологе – латинство, а в наши дни – богословский релятивизм и синкретизм.
Политическая поддержка ложного богословия неизбежно приводила к церковному разделению. Типичный пример – раскол византийской элиты в палеологовский период (сер. XIII – сер. XV в.) на сторонников и противников унии с папством. Однако политические факторы сами по себе не были первопричиной церковного разделения; они были лишь «мирским» средством для его проявления. Главной причиной церковного разделения всегда был метод богословия, а именно – каким образом оно осуществляется: «рыбацки-аподиктически»[6] или «аристотелевски-схоластически». На протяжении веков святые отцы богословствовали по-рыбацки, полагая критерием истины опыт достигающих обо́жения людей (откуда и «аподиктическое слово»). Отцы I Вселенского Собора установили догмат о «единосущии», сокрушительный для богословия «по-аристотелевски». Благодаря превосходящему человеческую логику догмату о единосущии впоследствии были опровергнуты такие лжеучения, как несторианство, монофизитство, оригенизм и их различные производные вплоть до сегодняшнего дня.
Епископы-исповедники Никейского собора, носившие на теле ещё свежие раны от недавних мучений при Диоклетиане и Максимине, смогли «пленить всякое помышление [о церковных делах] в послушание Христу» (2 Кор. 10: 5). Так они преодолели существовавшие до тех пор расколы, осудили ереси, установили священные каноны, развили пастырство обо́жения, положили Богочеловека и обожение в Нём в основание христианской жизни и изгнали всякий человекоцентричный подход ко спасению во Христе.
И поэтому всякий раз, когда мы сегодня действуем «по человеку»[7] в личной жизни, в богословии, в пастырстве, в церковной политике, можно уверенно сказать, что мы сползаем к «не-никейскому» образу мыслей, который не зиждется на Предании Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви и не ведёт к верному спасению во Христе.
Исторические документы
Богословское значение I Вселенского Собора
Никейский Собор занимает основополагающее место в сознании Церкви. Он стал основой для всех последующих Вселенских Соборов, так что его богословие не должно допускать сомнений или перетолкований даже в наши дни, характеризующиеся богословским релятивизмом. Мы не можем, например, сказать, что «идея единосущия опасна»[8], потому что поклонники Ария всех времён подвергали её сомнению. Свидетельство святителя Григория Богослова во 2-м послании к Клидонию звучит сокрушительно для современной богословской мысли:
(Продолжение 1-й части следует)
