Ересь кочетковщины
Александр Васильевич:
Василий ЛЬВОВ
Пасха с кочетковцами
Великим Постом 2000 года, незадолго до недели Торжества Православия, стало известно о снятии прещения с иерея Георгия Кочеткова. По благословению священноначалия, временно о. Георгию было определено сослужить в храмах патриаршего подворья в бывшем Высоко-Петровском монастыре и в храме преподобного Сергия Радонежского в Крапивенском переулке. Позднее в одной из своих проповедей о. Георгий, вспоминая о том, как настоятели данных приходов, мягко говоря, без энтузиазма отнеслись к выпавшему им послушанию, замечал на этот счет:
«По-человечески этих людей понять можно. Они испугались, что наша большая община “растворит” их приходы или общинки, то есть то, чем они так дорожат, то, что для них важнее всего, потому что это стадо — их стадо, а они — его пастыри. Только никто из них не подумал о том, что все стадо — Христово, и всегда должны быть Один Пастырь и одно стадо»[1].
Не дерзну судить, о чем думали о. Иоанн (Экономцев) и о. Иоанн Вавилов, когда к ним в храмы приходило стадо кочетковцев вместе со своим пастырем, но хочу все же на этих страницах, как член одной из упомянутых «общинок», поделиться своими личными впечатлениями от знакомства с «самой интеллигентной православной общиной Москвы», упоминание о сектантском духе которой успело попасть даже в энциклопедии [2]. Заранее прошу прощения у благосклонного читателя за некоторую фрагментарность воспоминаний — память моя сохранила далеко не все. Однако полагаю, что и изложенного здесь окажется достаточно для воссоздания живой картины минувшего...
* * *
Все эти недели Великого Поста богослужения проходили в крохотном храме Толгской иконы Божией Матери, где с трудом могли уместиться 120 человек. Кочетковцы приходили в составе не менее 500 человек. В результате на улице, конечно же, оказывались по большей части наши прихожане, вытесненные нежданными гостями. Что было, мягко говоря, не вполне удобно. Мы теряли прихожан, приход таял на глазах. То, сколь дружно все это время кочетковцы не подавали на храм и ничего, даже свечей, не покупали за ящиком, наводило на мысль, что делали они это из принципиальных соображений. Держались они обособленно, молитвы повторяли вслух за священником на русском языке. Но главное — выражение лиц «православной элиты» (одно из самоназваний кочетковцев), скованных тяжелыми заскорузлыми экзальтированно-зомбированными масками. Их вид неизбежно вызывал неприятие и отторжение даже у тех из наших прихожан, кто до столь тесного знакомства относился к этой общине с некоторой долей жалости.
* * *
В Великий Четверг мы переехали в большой храм прп. Сергия Радонежского (в Высоко-Петровском монастыре). Как светло, радостно и благодатно прошла служба без «гостей»! Одно только омрачало — мысль о том, каково же сейчас было приходу Крапивенского храма прп. Сергия, расположенного по соседству? Ведь если не к нам, то тогда гости должны были пойти к ним! Однако чуть позже я узнал, что и их Господь миловал в этот великий для сердца каждого христианина день — день установления Таинства Евхаристии, величайшего из таинств. Только уже много месяцев спустя мне попал в руки кочетковский журнал «Православная община», где напечатана проповедь о. Георгия, произнесенная в тот Великий Четверг, в которой он своим чадам фактически запретил причащаться в этот день в московских храмах: «Сегодня нам с вами пришлось отказаться от Евхаристии как сакраментального таинства... Что это значит? Значит ли это, что мы останемся без полноты воспоминания Тайной вечери? Или что останемся без Чаши, без приобщения ко Христу в этот великий день? Нет, дорогие братья и сестры, это невозможно! Мы с вами сегодня должны и приобщаться и быть причастниками Тела и Крови Христа. Но, видимо, каким-то особым образом, ведомым лишь Ему Самому» [3]. Ради сектантской дисциплины и полного послушания своему «непогрешимому» вождю несчастные кочетковцы решили отказаться от причастия в Великий Четверток за главной литургией годового круга, когда Господь установил это великое Таинство. Другими словами, они променяли в этот день Христа Спасителя на священника Кочеткова.
Поневоле приходит простая мысль: вот бы они, подобно дореволюционной беспоповской секте «согласие разиней» (которые, собравшись на молитву в день установления Евхаристии, в Великий Четверг, стоят, разиня рот, в ожидании, что причащать их будут ангелы [4]), все время бы «духовно приобщались» и не докучали своим малоприятным обществом православным христианам! К сожалению, в жизни нашей всегда не все так хорошо, как хотелось бы...
* * *
В Великую Субботу в нашем храме все падали от усталости с ног, готовя храм к предстоящему пасхальному богослужению. Ожидалось прибытие порядка двух тысяч «гостей». Позднее я специально интересовался у эконома — ни копейки община о. Георгия не дала на благоустройство храма к Пасхе и сам о. Георгий не выделил ни одного из своих чад для приведения храма в порядок. Для служащих храма это было верхом наглости.
Грядущая Пасха должна была стать апогеем нашего вынужденного гостеприимства. Так это и произошло. И по сию пору очевидцы той знаменательной ночи не могут спокойно вспоминать о ней...
Чтение «Деяний». Исповедь. В храме пока в основном наши прихожане. «Гости» появились в полночь. С армейской быстротой под сводами храма, в котором в разное время молились свт. Митрофаний Воронежский и свт. Лука (Войно-Ясенецкий), «православной элитой» был развернут «павелецкий вокзал». Тремя ровными рядами были выстланы матрасы и спальные мешки, стремительно заполнившиеся спящими. Ближе к алтарю были расставлены рядами также принесенные заранее раскладные стульчики, сидя на которых, слушала богослужение более стойкая часть «элиты».
Непосредственно же у солеи плотной стеной стали те, кого наши прихожане с первых же минут окрестили «белым братством» — новокрещеные Кочетковым лица обоих полов, облаченные поверх одежды в белые одеяния с крестами, сшитые по фасону стихарей. Экстравагантный вид «белого братства» производил весьма сильное впечатление даже на людей с очень крепкой психикой. Позднее я узнал, что люди это весьма не случайные. На них возлагалась серьезная миссия. Большая их часть приехала из регионов и в течение нескольких месяцев проходила «катехизацию» у о. Георгия. После крещения же они должны были разъехаться по домам, дабы нести свет кочетковской веры в массы.
Когда диакон вышел совершать большое каждение и прошел в трапезную часть, где расположился «павелецкий вокзал», он столкнулся с дружным сопротивлением «элиты» — возмущенные кочетковцы зашикали на него и попытались прогнать, указывая, что своими действиями он может разбудить детей.
Крестный ход. Наши прихожане вышли с пением «Христос воскресе из мертвых». Кочетковцы остались. Когда крестный ход возвратился, «гости» стали организованно препятствовать возвращению в храм наших прихожан. «Христос воскрес из мё-о-ортвых», — голосило стадо гостей.
Великий вход. Окончилась Херувимская. Я вышел из храма, чтобы проверить, поставили ли в трапезной большой самовар на запивку для причастников. Проходя по гульбищу, я заметил лежащие прямо на камнях какие-то кульки или свертки. «Как странно, — подумалось мне, — бросить без присмотра вещи на улице...» Однако, приглядевшись, я вдруг понял, что это не просто свертки — это маленькие дети, оставленные спать «на воздухе».
Я спустился по длинной храмовой лестнице, высокие ступени которой помнили поступь Петра I. На улице бегали дети «элиты» уже отроческого возраста, громко оглашая территорию древнего монастыря отборным матом.
Я отдышался. Подобного кошмара, подумалось мне, наш монастырь не помнил года с 1812-го, когда в нем размещалась тысяча голов наполеоновской конницы, а на Святых Вратах вешали поджигателей.
В трапезной я встретил брата Ярослава, вышедшего раньше меня за подносами для антидора. Мы вместе вернулись в храм и стали пробиваться в четверик. Приближался евхаристический канон. Уставшее «белое братство» сидело на солее, спиной к алтарю. Наши прихожане позднее рассказывали, как какая-то девушка из спящих каждые полчаса вскакивала и кричала: «Уже причащают?» Узнав, что нет, ложилась снова.
Причащали из пяти чаш. Я стоял с платом. Через нас прошло человек двести. Никогда мне не доводилось видеть такого количества людей, не умевших причащаться. Подходя, почти никто не складывал на груди рук, некоторые начинали заговаривать со священником, другие не открывали рот, многие пытались принять Святые Дары не касаясь лжицы (видимо, из брезгливости), кто-то подходил по второму разу. Должно быть, это было одним из следствий практики «духовных причащений».
Еще во время причастия, не дожидаясь окончания Божественной Литургии, из рюкзаков «элита» повытаскивала батоны колбасы, хлеба, сыр, фрукты, термосы с чаем и кофе, а также необозримое количество прочих продуктов и напитков, которые под бодрыми руками уже причастившихся кочетковцев стремительно превращались в бутерброды, расползались по пластмассовым тарелкам, наполняли стаканчики. Сказывалось, видимо, «агапическое сознание» членов братства «Сретение».
Причастие затянулось. Большая часть чад отца Георгия, несмотря на неоднократные убеждения-предупреждения и командные выкрики «старост», хотели причаститься непременно из рук их «харизматического» учителя.
Завершение Литургии в храме, некогда обустраивавшемся при непосредственном участии свт. Филарета Московского, прошло под дружное чавканье выпускников Высшей Свято-Филаретовской школы.
Богослужение закончилось. Отцы отправились на праздничную трапезу. Отец диакон потребил Святые Дары и последовал за ними. Мы привели алтарь в порядок. Пора было уже и нам, закрыв храм, пойти разговеться, но любезные гости явно не собирались его покидать, хотя время открытия метро уже наступило. Мы ломали головы и не могли ничего придумать, пока наконец старейший из нас — Игорь — не вышел на солею и не воскликнул своим громоподобным голосом:
— Христос воскресе!
— Воистину воскресе! — инстинктивно ответили кочетковцы.
— А теперь, братья и сестры, — продолжил Игорь, — с помощью Божией освобождаем храм.
Это возымело действие. Мы закрыли храм и отправились в трапезную. Так завершилась первая (и, надеюсь, последняя) для меня Пасха с кочетковцами.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Священник Георгий Кочетков. Будем принимать и чашу Его и крещение Его (О духовном приобщении ко Христу) // Православная община. 2000. № 56. С. 23.
2. Желтов М. С., Василик В. В. Агапа // Православная энциклопедия. М., 2000. Т. I. С. 217.
3. Священник Георгий Кочетков. Указ. соч. С. 24.
4. Епископ Макарий (Булгаков). История русского раскола, известного под именем старообрядства. СПб., 1855. С. 284
http://www.blagogon.ru/articles/110/
Александр Васильевич:
Разоблачение. Конфликт в храме Успения Божией Матери в Печатниках в июне 1997 года
Год выпуска: 2008
Страна: Россия
Жанр: Документальный
Продолжительность: 01:09:56
Режиссер: Александр Александров
Описание: События, происшедшие в храме в Печатниках, поражают воображение — словно вернулись мрачные времена, когда священников вытаскивали для расправы прямо из алтаря. Этот фильм — предупреждение об опасности обновленчества для любого христианина! Лицемерие, обман, ненависть — являются естественными проявлениями обновленчества, как отступления от начала церковной жизни. Одно из опаснейших проявлении такого отступления — замена богодохновенного богослужебного церковно-славянского языка, созданного святыми отцами специально для богослужения, на разговорный современный русский язык. ...Не добившись официального признания своих обновленческих проектов: реформирования богослужения, языка богослужения, церковного устройства — священник Георгий Кочетков стал самочинно проводить их в жизнь. Несогласного с его нововведениями, второго священника отца Михаила Дубовицкого было решено объявить сумасшедшим и поместить в психиатрическую клинику. ...К воскресному утру всё было подготовлено: с 8 часов по благословению отца Георгия работали две видеокамеры. Материалы этой видеосъемки, а также рассказы самих очевидцев и легли в основу фильма. Священник Дубовицкий отказался выполнить требования настоятеля храма на утреннем богослужении и, покинув алтарь, направился в полном священническом облачении к выходу из храма. Его остановили и попросили разоблачиться, прежде чем он покинет храм. Та же просьба последовала и в алтаре, куда зашел Дубовицкий. Тут он стал кричать, что его избивают, и звать на помощь. Вызванный милиционер (вооруженным вошедший в алтарь!) объявил с солеи (так называется предалтарное возвышение) прихожанам, что никаких насильственных физических действий в отношении о.Михаила не предпринимается (существует магнитофонная запись заявления милиционера). Однако крики в алтаре продолжались. Тогда кто-то из прихожан вызвал психиатра и санитаров на перевозке. Врач был пропущен в алтарь и счел необходимой госпитализацию находившегося там священника. С криками “Убивают!“ священник Дубовицкий был выведен из алтаря (очевидцы утверждают, что шел своими ногами), посажен в машину неотложной психиатрической помощи и доставлен в соответствующую лечебницу, где ему была оказана помощь, на следующие сутки он был выписан. Существует официальный документ за подписью начальника отдела психоневрологической помощи г-на А.С. Карпова, свидетельствующего, что комиссия московской психиатрической больницы “не выявила признаков психического заболевания“ у священника Дубовицкого.
Указ Святейшего Патриарха отстраняет священника Георгия Кочеткова от обязанностей настоятеля храма Успения Божией Матери и запрещает в священнослужении “за неспособность стабилизировать внутриприходскую жизнь“ до выяснения обстоятельств скандального происшествия. Алтарников же, виновных в избиении, Патриарх отлучил от причастия до полного покаяния.
Историческим аналогом кочетковщине можно назвать ересь жидовствующих ХV-ХVI веков. Тогда духовная зараза также распространялась в самой Церкви, вовлекая в антиправославное движение и духовенство, и состоятельных мирян. При этом никто официально не отрекался от веры и не уходил в раскол. Жидовствующие, как и кочетковцы, лишь дополняли своими безчестными нововведениями и домашними собраниями для избранных, традиционное храмовое благочестие. Эти люди приходят в храм не столько ко Господу, сколько к самому о. Георгию. Они не задумываясь, меняют церкви, следуя за своим кумиром. Вся деятельность, этих одержимых духом обновленчества сектантов направлена на разложение Православной Церкви изнутри. Современные богословы считают, что Кочеткова поддерживают очень влиятельные люди, как в России, так и за рубежом, а сама кочетковская секта является очень серьёзным масонским проектом, рассчитанным на “обновление“ Церкви, внесением в неё протестантского духа и обычаев.
Видео: http://video.yandex.ru/users/ryibak/view/21
http://www.blagogon.ru/biblio/94/
Александр Васильевич:
Великая Отечественная война как антропологическая катастрофа: вклад кочетковцев в осмеянии Великой Победы
В преддверии Дня Победы Свято-Филаретовский православно-христианский институт (СФИ), которым руководит известный священник-модернист протоиерей Георгий Кочетков, провел встречу, посвященную осмыслению Великой Отечественной войны как антропологической катастрофы, сообщает Благовест-Инфо. 3 мая в Библиотеке-читальне им. И.С.Тургенева, которая не первый год сотрудничает со СФИ, собравшиеся пытались ответить на ряд вопросов: Что война проявила в человеке? Почему война вела не только к гибели людей, но и к разрушению человечности в человеке? Всегда ли это исходило от прямого врага в лице нацистской Германии? Какова цена победы в этой войне? Война закончена - оплачена ли она до конца? В беседе о «человеческом измерении» войны роль модераторов взяли на себя зав. Богословским колледжем СФИ Людмила Комиссарова, магистр богословия Анна Дмитренко и студент выпускного курса СФИ Сергей Чусов.
В начале вечера Л.К.Комиссарова предприняла попытку отождествить тексты А.Гитлера и И.Сталина, заявляя, что эти тексты объединяет «ненависть и желание во что бы то ни стало разгромить врага». При этом докладчица лицемерно противопоставляла эти тексты заявлениям митрополита Сергия (Страгородского).
В выступлениях также делался акцент на милосердии немецких солдат. Вновь в очередной раз муссировалась тема покаяния русского народа, а в качестве авторитетов использовались А.Солженицын, Б.Окуджава, В.Астафьев.
При этом на встрече совершенно замалчивались факты, связанные со зверствами немецких фашистов на территории нашей страны, ничего не говорилось о сожженных деревнях, о зверски замученных мирных гражданах, об уничтоженных в концлагерях русских военнопленных, о вывезенных в Германию на принудительные работы русских людях.
http://www.ruskline.ru/news_rl/2011/05/07/velikaya_otechestvennaya_vojna_kak_antropologicheskaya_katastrofa_vklad_kochetkovcev_v_osmeyanii_velikoj_pobedy/
Александр Васильевич:
Алексей АРТЕМЬЕВ
Десять лет спустя. Кочетковцы: как это было...
Искушенные в компьютерных технологиях друзья принесли мне распечатки материалов из блогов и форумов, посвященных десятилетию снятия прещений со священника Георгия Кочеткова. Сегодня много говорят о фальсификации истории, имея в виду отдаленные времена. Но то, что я прочел, говорит о беспардонной фальсификации хроники нашей совсем еще недавней церковной жизни. Кочетковская община и ее главные фигуранты предстают в виртуальном пространстве как героические и невиннейшие жертвы мракобесов и церковного произвола. Поэтому я и решил описать в этих коротких заметках то, чему сам был свидетель, когда в первые годы становления Сретенской обители был прихожанином монастыря.
Юра и Саша
Юру Кочеткова и Сашу Копировского я знал, когда они были еще студентами и учениками известного историка и моего близкого товарища ныне покойного Александра Ивановича Рогова. Мы часто встречали этих интеллигентных и благочестивых юношей на праздничных богослужениях то в Киеве, то в Печорах, то в бывшем Ленинграде, то в московских храмах.
Потом дошли сведения, что Юра стал отцом Георгием. Поговаривали, что они с Сашей Копировским пошли на какие-то высокие духовные подвиги. Их пристанищем тогда был Владимирский храм Сретенского монастыря. А подвиг, как потом выяснилось, замышлялся нешуточный — произвести реформу богослужения Русской Православной Церкви. Ну а чего мелочиться-то? Но так как наша Церковь тогда еще явно не поднялась до интеллектуально уровня реформаторов, то их попросили освободить храм Сретенского монастыря. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II принял решение возобновить монашескую жизнь в Сретенском монастыре. Но что такое указ Патриарха в сравнении с вселенским масштабом юных революционеров? Указ о передаче монастыря был воспринят как борьба реакционной косности с весенним ветром духовного обновления. А в то время на дворе стояла лютая зима, и немногочисленной сретенской братии, и нам, их прихожанам, пришлось совершать всенощное бдение под Сретенье на свежем воздухе, на двадцатиградусном морозе, так как реформаторы нас в храм не впустили. Вот так все начиналось.
Летнее утро
Но прошла зима, наступило лето. Пламенные борцы за подлинное христианство продолжали оккупировать единственный тогда в Сретенском монастыре двухэтажный корпус, в котором они хранили сотни коробок с гуманитарной помощью, полученной ими от борцов за права человека «из-за бугра», хотя насельникам монастыря буквально некуда было поставить раскладушку для ночлега.
Многократно повторялись обещания Георгия Кочеткова о том, что община освободит хотя бы один этаж и переедет в соседний, предоставленный им храм. Каждый раз эти обещания с каким-то циничным удовольствием не исполнялись и взамен их предлагались новые заверения о выезде.
Наконец наместник монастыря отец Тихон (Шевкунов) пошел в храм Большое Вознесение к благочинному Центрального округа отцу Владимиру Дивакову испросить благословения на более решительные действия. Я тогда реставрировал живопись в этом храме. После разговора с благочинным отец Тихон, подойдя ко мне, как бы сам с собой стал размышлять: «Если бы отец Владимир просто сказал мне: “Подожди”, — я бы, может быть, и не стал ничего предпринимать, но он начал стучать кулаком по столу и так кричать: “Не смей! не смей!..” — Сдается мне, что сейчас самое время. Приходите завтра в восемь утра, будем освобождать второй этаж».
Москва просыпалась тогда в нежных лучах счастливого летнего утра, допевали свои ночные серенады неугомонные соловьи, тонкий запах сирени обострял ощущение утренней свежести. Человек двадцать православных интеллигентов — многие с учеными степенями и званиями — в исключительно мирном расположении духа собрались в это летнее утро на благочестивый штурм цитадели церковных революционеров.
Отец Тихон поднялся на второй этаж и позвонил в звонок у запертой двери. Голос за дверью спросил: «Кто там?» — «Володя, открой, это отец Тихон». Володя доверчиво открыл. Отец Тихон поставил ногу в открытую дверь и примирительно сказал: «Володя, не пугайся, мы аккуратно все перенесем на первый этаж, никакого вреда не причиним. Ты не виноват, это все я». Но Володя взмолился: «Отец Тихон, уберите ногу, я закрою, а вы потом взломаете дверь, — они же мне не простят, что я вам открыл».
Однако дверь ломать не стали, вошли в помещение, заваленное до потолка картонными коробками, и по конвейеру стали передавать их вниз. Хорошо помню, что в одной из комнат была так называемая библиотека, состоявшая, что нас всех особо поразило, в немалом количестве из книг по оккультизму и еще какой-то макулатуры. Мы ожидали увидеть протестантскую, католическую литературу, но такое... Хотя, даже и это «бесценное книгохранилище» мы аккуратно сложили внизу. Мы же прекрасно понимали, что малейшие наши неуважительные действия к имуществу «нестяжателей» будут раздуты как акты великого вандализма.
Кошмар
Я пишу только о том, что видел собственными глазами, а видел я нечто такое, о чем и писать-то страшно.
В то время общину Георгия Кочеткова иногда называли сектой. Об этом судить не мне, но то, что члены общины в другие православные храмы убежденно не ходили, это факт. Но, если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету, — Московская Патриархия предприняла очень смелый шаг, направила в общину молодого священника отца Михаила Дубовицкого, поставив ему простую задачу: служить там так, как служат во всех православных храмах.
Мы познакомились с отцом Михаилом на молебне у Креста на Поклонной горе двадцать второго июня, когда он только приступил к служению в храме Успения в Печатниках, где и расположилась тогда община. Отец Михаил посетовал, что ему там очень тяжело одному, а никто из православных людей не приходит в храм морально его поддержать. И мы с моей супругой, ныне покойной, Искрой Бочковой решили обязательно пойти туда на службу. Никаких боевых намерений у нас не было. Мы решили просто поддержать молодого священника и взяли с собой двух внучек-подростков Дуню и Стешу. Приготовившись к причастию, рано утром в субботу пошли на литургию, которую должен был совершать отец Михаил.
С тех пор прошло много лет, но до сих пор меня не покидает тяжелое содрогание и желание забыть то, что мы тогда испытали.
Мы пришли пораньше, чтобы успеть исповедаться. Еще в дверях храма мы почувствовали, что в храме творится что-то неладное. Отец Михаил стоял у аналоя и читал часы, его обступили человек пять прихожан и буквально в ухо ему громко скандировали: «Кон-чай чи-тать, кон-чай чи-тать...» Как мы потом узнали, в общине Георгия Кочеткова не только запрещено читать часы, но это считается в высшей степени дурным тоном и непростительным примитивизмом. Отец Михаил невозмутимо продолжал чтение. Тогда один из скандировавших вырвал из-под него аналой, а другой выхватил из его рук часослов. Но видимо, этот чудовищный фарс повторялся перед каждой литургией, потому что отец Михаил мгновенно вынул из-под подрясника другой часослов, встал у другого аналоя и продолжил читать. Часослов больше вырывать не стали, но поднесли к самому лицу отца Михаила кинокамеру, в упор стали его снимать и требовали прекратить чтение часов. Исповедаться в этом кошмаре мы, разумеется, не успели — пора было начинать литургию. Отец Михаил успокоил нас, сказав, что все успеем, и вошел в алтарь.
Во время литургии храм не прекращал гудеть, как стадион. Георгий Кочетков время от времени выходил на солею и, прерывая службу, громко объяснял, что отец Михаил служит неправильно. Служба дошла до чтения Евангелия. Отец Михаил прочитал Евангелие, как и полагается, на церковнославянском. Весь храм начал опять скандировать: «Чи-тай по-рус-ски! Чи-тай по-рус-ски!..» Отец Михаил отвечал, что у него на это нет благословения священноначалия, но храм продолжал скандировать. Георгий Кочетков, указывая на отца Михаила, опять громко произнес: «Он все врет!» А из дьяконской двери вышел алтарник, подошел к отцу Михаилу и сказал буквально следующее: «Ну, ты, гад, тебе говорят, читай по-русски». Однако отец Михаил продолжил литургию. Во время пения Символа веры весь храм как-то демонстративно стал лобызаться. Некто по фамилии Котт, я знал его раньше, человек с черной, как сюртук раввина, бородой пошел на меня с намерением преподать мне поцелуй любви. Я невольно отшатнулся — вспомнились картины и фрески с изображением ночи в Гефсиманском саду. Время от времени к нам подходили агрессивно настроенные парни и спрашивали нас, сколько нам заплатили за то, чтобы мы пришли в их храм как стукачи. Две наши перепуганные внучки, бледные от ужаса, стояли, прижавшись к стене. Это душераздирающее богослужение продолжалось около четырех часов. Наконец поставили свечу пред царскими вратами. Отец Михаил вышел исповедовать нас четверых и еще двух пожилых женщин. За это краткое время Георгий Кочетков успел стремительно, без исповеди причастить весь храм, закрыл царские врата и сказал, что литургия закончена, а Александр Михайлович Копировский начал дирижировать пением какой-то странной «панихиды». Отец Михаил, закончив исповедь, благословил нас на причастие и пошел в алтарь за чашей. Но перед амвоном выстроили «стенку», как при штрафном ударе на футбольном поле, и не пускали нас к чаше, с которой все-таки вышел отец Михаил. После долгих уговоров нам с большим трудом удалось пробиться и «вкусить источника бессмертнаго» (они почему-то упорно поют «источника бессмертия»).
Уходили из храма мы, простите, как из какого-то блатного притона, с тяжелым переживанием за наших детей. Надо ли нам было вообще идти на это искушение? Но ведь мы не знали, что там дошло до такого кошмара. А как же все это время выдерживает отец Михаил? На другой день мы услышали, что в воскресенье, после службы, алтарники избили отца Михаила в алтаре и насильно отвезли его в психиатрическую больницу. А недели через две после этих событий наша двенадцатилетняя внучка Стеша приехала к нам какая-то подавленная. Оказалось, что сейчас в троллейбусе к ней подошел молодой парень и сказал: «Еще раз придешь в наш храм — тебе не жить».
Вот такая метаморфоза произошла с интеллигентными благочестивыми юношами Юрой Кочетковым и Сашей Копировским.
Однажды, желая вызвать сочувствие своего профессора Александра Ивановича Рогова, они подошли к нему и сказали: «Александр Иванович, вы же наш учитель...» — «Этому я вас не учил», — ответил профессор и показал им спину.
http://www.blagogon.ru/articles/292/
Александр Васильевич:
«Яд в привлекательной упаковке»
Ответное письмо архимандрита Иоанна (Крестьянкина)
на вопрос А.В. о книге Петра Иванова «Тайна святых, введение в Апокалипсис»
Дух Святый наставит вас на землю праву.
Дорогой А.В.!
...Посмотрел я книгу Петра Иванова и вопрос о которой Вы задаете мне. А.В., что это? Нет ли у Вас чувства, что пьете яд в привлекательной упаковке? И как он соблазнителен, и с каким упоением тянутся к нему и стар и мал. Книга-то зачитана и испещрена пометками, ибо читают ее с желанием впитать эту всестороннюю информацию, и поосновательнее. А ведь, дорогой А.В., у многих ли людей, бравшихся за чтение ее, столь много знаний, как у Вас, и столь свободная ориентация в вопросах политической, духовной и церковной жизни? Вы и то прочли ее с живым интересом, и Вас вот только смутило покушение на дорогие авторитеты. А если читающий не имеет еще никаких авторитетов и не способен сам рассудить, где правда, где полправды, а где и заведомая ложь — тогда что? Ведь неминуемо последует вывод, что Церковь-то безблагодатна, что иерархическое священство не духовно, да и что хорошего там, где нет духовной свободы. Все мертво. Ну ладно бы уж, если дерзость и самоуверенность автора ограничивалась рамками современного состояния Церкви. А как же в отношении тех столпов Церкви Христовой, что уже и критике-то не подлежат: во-первых потому, что уже почили; во-вторых, всей своей жизнью и до конца пронесли и сохранили верность Истине, даже до личной святости. И им мы обязаны, что в нынешних условиях стоит этот Столп и Утверждение Истины — Святая Православная Церковь с ее живым опытом и Божией благодатью.
Но и этим не ограничивается автор. На странице 121 он уже добирается и до ревизии Евангельских истин.
Можно бы на этом и остановиться. Разве всего этого не достаточно, чтобы понять, кто вдохновитель столь объемистого труда?
Вы-то знаете, какое трудное время переживает Церковь, сколько измышлений и сектантства родилось на свет. Но «созижду Церковь Мою и врата адова не одолеют Ее». И «кто не со Мною, тот против Меня», и «кто не собирает со Мною, тот расточает».
А мы с Вами призваны собирать, и от души жаль увлеченных в соблазн свободомыслия и непослушания Истине. Жаль тех, в ком посеются этой книгой семена сомнения и разврата, ведь при отсутствии должного живого религиозного опыта и жизни во Христе и в Церкви — это так легко может произойти.
Вот Вам пример сразу из живого религиозного опыта и живого попечения о чадах Своих Господа и Его святых.
Перед тем как получить от Вас вопрос об этой книге, приходит юноша, подает мне эту книгу и спрашивает, можно ли ему ее читать? Откуда у него это чувство? Он еще только у врат Церкви. Но дал ему Дух благий и правый мысль благу и чувство опасности близ него. А у скольких людей возникнет это чувство, но не у кого будет спросить, и они выпьют чашу до дна и яд начнет свою разрушительную работу.
И я еще держу книгу в руках, не заглядывая в нее, и приходит человек и рассказывает, что произошло с женщиной, уже ставшей на грани ревизии многих церковных преданий под влиянием этой книги. Женщина эта из семьи аристократической и воспитана у ног угодника Божия отца Иоанна Кронштадтского, опекавшего при жизни всю семью и не оставляющего членов этой семьи и теперь.
С упоением прочитав эту книгу, несколько смутившись некоторыми вольностями и дерзостью в отношении дорогих сердцу угодников Божиих (она всю молодость провела под сенью Троице-Сергиевой Лавры, и Преподобный врос в сердце живым опытом), поежившись некоторыми моментами, она все же простила их и увлеклась размышлением о современном состоянии Церкви, об уходящем в прошлое и становившемся казалось бы теперь бесполезным и ненужным для нас. Так дошла она до размышления о Псалтири. И уж враг тут как тут. Читая эту богодухновенную книгу всю свою сознательную жизнь, она вдруг сейчас, сегодня сделала для себя страшное открытие, что ведь ничего-то не понимает в ней и, следовательно, не надо ее и читать. Ну и пошли мысли роиться.
В народе говорят: дальше в лес — больше дров. И дров было бы действительно много, если бы легкий сон-дрема не прервал этот набег мыслей. И видит она дорогого сердцу батюшку Иоанна Кронштадтского. Он входит в комнату и идет мимо нее. Она бросается к нему, а он спешно идет своим путем, только слегка оглянувшись на нее. Она кричит ему вслед, что она Наташа, что она дочь Веры Тимофеевны. Но батюшка, всегда с ней такой ласковый и добрый, сурово смотрит на нее и только трижды бросает одну фразу: «Я тебя не узнаю». Очнулась она вся в слезах, в страшном потрясении, с ощущением потери непоправимой. И опять мысли, мысли. Книга лежит на коленях, но она забыта, Наташа ищет причину сурового наказания. И милостив Господь за предстательство Своего угодника. «Он же, батюшка, не сказал, что он меня не знает. Он меня не узнает». Падает взгляд на книгу Иванова, на упавшую на пол Псалтирь. Когда она упала и откуда взялась, неизвестно. Но в один миг стало все ясно. И полилась молитва благодарности Богу и отцу Иоанну Кронштадтскому и живое радостное чувство, что зрит Господь и близок помочь. Это случилось недавно. А ко мне все пришло в момент возникшего у Вас вопроса.
Вот он, дорогой живой религиозный опыт, из которого вырастает и живое чувство к Живому Богу. Но что об этом знает автор? Да и говоря об оскудении любви в Церкви, он-то что несет туда? Да и само название книги, не ему ли, этому автору, дух сказал бы: «Петра я знаю и Павел мне известен, а ты кто?» Мы знаем из богословского словаря, что существует до восьмидесяти трудов толкований на Апокалипсис. Святою Церковью за самые богодухновенные признаны два — святого Андрея Кесарийского и М.Барсова. А кто такой Иванов — мы не знаем.
Всегда умудренные опытом руководители очень щепетильно и требовательно относились к предлагаемой для чтения литературе. Последуем и мы их примеру.
Простите за многословие. Божие благословение Вам. Обнимаю с любовию и целую.
Ваш архимандрит Иоанн.
27 мая 1985 года. Псково-Печерский монастырь
Благодатный Огонь № 15
http://www.blagogon.ru/digest/52/
Навигация