Русская беседа

В ПОКАЯНИИ — ВСЯ ТАЙНА СПАСЕНИЯ


(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102241/224138.p.jpg?0.6297997117508203)

<...>
«Покайтесь и веруйте в Евангелие», — призывает нас Христос Спаситель. Призывами к покаянию пронизаны творения святых отцов, богослужебные тексты. «Без покаяния не бывает Богопочитания», — указывает святитель Тихон Задонский. Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет: «Милосердый Господь, уготовав нам дивное, небесное, вечное Царство, указал дверь, которою мы можем войти в спасительную пажить Духа и Истины, — дверь покаяния. Если пренебрежем покаянием, без всякого сомнения окажемся вне… В покаянии — вся тайна спасения».

Покаянным духом проникнут весь строгий уклад монастырской жизни, направленный на воспитание навыков доброделания. На протяжении столетий духовным идеалом русского человека был монах-подвижник, всецело посвятивший себя служению Богу и ближним. Монашеский уклад жизни служил на Руси образцом и для мирских людей. Отличие их от монахов состояло лишь в том, что миряне могли вступать в брак и заниматься мирскими делами. Строгое отношение к посту и молитве, к соблюдению церковного Устава, понимание важности покаяния для спасения души были характерной чертой духовного облика русского народа. В послереволюционные годы картина изменилась. Безбожная пропаганда сделала свое черное дело, разрушив в умах и сердцах тысяч людей традиционные представления о духовно-нравственных идеалах.

Сегодня мы являемся свидетелями возрождения Русской Православной Церкви, ее храмов и монастырей. Важно, однако, чтобы восстановление и благоукрашение церковных и монастырских зданий сопровождалось внутренним обновлением людей, утверждением правой веры и истинно христианских ценностей. Путь к этой цели ведет через очищение от грехов, через покаяние.

Тема покаяния занимает большое место в духовном наследии выдающегося подвижника ХХ века, последнего Глинского старца схиархимандрита Иоанна (Маслова), преставившегося ко Господу 18 лет назад, 29 июля 1991 года. Его суждения основываются на выводах, содержащихся в творениях святых отцов. «Покаяние есть первейшее дело христианина», — считает отец Иоанн. «Кто не кается — тот мертв», — подчеркивает старец. «Вся жизнь христианина, — пишет отец Иоанн, — должна проходить в покаянии, ибо с прекращением покаяния прекращается и духовная жизнь человека». Покаяние рассматривается им не как одномоментный акт, а как постоянное стремление очищать свое сердце сокрушением о грехах, как «непрерывный подвиг всей нашей жизни».

Неотъемлемой частью покаяния отец Иоанн считал искреннюю, чистосердечную исповедь. В одном из писем старец писал: «По святоотеческому учению… мы должны как можно чаще очищать свою совесть посредством Таинства покаяния перед духовником. А это, в свою очередь, будет способствовать духовному росту и нравственному перерождению души». Отец Иоанн напоминает, что это спасительное Таинство установил Сам Искупитель мира словами, обращенными к апостолам: «Елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси, и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех».

(http://www.glinskie.ru/sites/default/files/foto--OIM--016_0.jpg)
_{Схиархимандрит Иоанн (Маслов)}

Старец учит различать истинное и ложное покаяние. Отец Иоанн пишет: «Покаяние только тогда будет истинным, когда человек осознает свой грех, возненавидит его, постарается не повторять и получит прощение через исповедь». Старец объясняет, что надо понимать под ложным покаянием. «Возвращающийся после покаяния к тому же греху тем самым показывает не только свою неблагодарность Богу, но и маловерие. Вот почему Господь не прощает ему грехи, а покаяние в таком случае остается только церемонией, обрядом, совершаемым перед духовником и не приносящим никакой пользы».

Надо признать, что многие наши соотечественники, включая тех, кто находится в церковной ограде, еще далеки от понимания важности истинного покаяния. Не так уж редко священникам приходится слышать на исповеди: «А в чем мне каяться? У меня нет никаких грехов». Казалось бы, многочисленные бедствия, обрушившиеся на нашу страну в последнее время, и особенно экономический и финансовый кризис, должны побудить людей к переосмыслению своей жизни, к осознанию тленности всего земного и необходимости обратиться к вечным ценностям. Но нет — по-прежнему сильна тяга к приобретению материальных благ

и удовольствиям, на которые порой уходят последние деньги. Как и прежде, в обществе процветают разврат, пьянство, наркомания, алкоголизм, а отцы и матери соглашаются на убийство еще не родившихся детей. Какие еще скорби нужны для искоренения пороков, для вразумления заблудших? «Некающиеся навлекают на себя гнев Божий», — предупреждает схиархимандрит Иоанн (Маслов). Вспомним народную пословицу: «Господь долго терпит, но больно бьет».

В практике совершения Таинства покаяния наблюдается много нарушений. Часто священники полностью не вычитывают перед исповедью положенных молитв, безучастно выслушивают исповедников, отделываются общими словами. Некоторые клирики на страницах печати ставят вопрос о «разделении двух Таинств — Евхаристии и Покаяния», то есть о возможности причащения без исповеди. Кое-где это уже практикуется. Но подобная практика противоречит традициям Русской Православной Церкви, на что покойный Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II обращал внимание в одном из своих выступлений на ежегодном собрании духовенства города Москвы.

Долг церковного пастыря — всегда помнить о том, какая великая ответственность возложена на него Господом. Это ответственность за души верующих, которых он призван вести к покаянию и спасению. Вести других — значит прежде всего самому быть образцом для подражания. Значит — гореть любовью к Богу и ближним, значит — неукоснительно следовать церковным канонам и традициям.

 
Н.В. Маслов,
президент Фонда святого благоверного князя Александра Невского,
магистр богословия, доктор педагогических наук

http://old.glinskie.ru/common/mpublic.php?num=1071

Диакон  Владимир  Василик

Тема покаяния в «Луге Духовном»

(http://www.ruskline.ru/images/cms/thumbs/d3df7f05e744023e7784994b17dafc3bcc6e627c/grobnica_i_mosha_200_auto.jpg)
_{Гробница блж.Иоанна Мосха
в монастыре св. Феодосия Великого
в окрестностях Вифлеема}

«Подобает нам в нынешнем веке совершить прекрасное покаяние,
чтобы мы нареклись храмами Божьими».

Эти прекрасные слова содержатся в шестьдесят девятом рассказе «Луга Духовного»[1], который создавался в период между 607 и 622 годом – во время бедствий и катастроф, постигших Ромейскую державу, нашествий персов[2]. Особенно потряс весь христианский мир 614 год, год падения святого Града Иерусалима, захваченного персами в результате предательства иудеев. Не случайно произведения этого времени исполнены апокалиптическими предчувствиями, чувством сжимающегося времени (достаточно указать на «Откровения Мефодия Патарского, Житие Георгия Хозевита, где говорится: «Чада, время ныне сократилось и мы – при дверях. По силе же каждый из нас должен поспешать в свой путь, чтобы не закрылась дверь, и мы бы остались без отверзающего нам»[3]). В них особое внимание уделяется бедствиям христиан, описаниям различных знамений: землетрясений, зловещих небесных явлений. Главное, что характеризует многие памятники первой половины VII века – чувство глубокого покаяния, осознания того, что все бедствия, все катастрофы, нашествия варваров попущены за грехи христиан. Стоит вспомнить хотя бы «Повесть о взятии Иерусалима», приписываемую святому Иоанну Мосху, где покорение Святого града варварами прямо объясняется гневом Божиим за беззакония народа: «Когда мы, оставив божественные заповеди, добровольно перешли к греху, тогда и Бог по достоинству наших беззаконий сделал так, что укрепления, удерживаемые нами, стали подвластными варварам»[4].

И в этом контексте тема покаяния, всегда актуальная для христианского сознания, становится особенно злободневной, как это происходит во время бедствий и катастроф. В «Луге Духовном» множество рассказов посвящены покаянию и обращению самых разных грешников – от актеров, блудниц, разбойников до патрициев и правителей.

Прежде чем рассмотреть некоторые из повествований Мосха, изложим вкратце то учение о покаянии, которое присутствует в «Луге Духовном».

Это учение находится в тесной связи с христологией, точнее, с православным учением о Божественной икономии – домостроительстве спасения. Для св. Иоанна Мосха покаяние человека является целью Божественного Воплощения, Креста и Воскресения. Вот самый характерный пример: к авве Иоанну в обитель Гигантов приходит кающийся грешник, оказавшийся бывшим гробничным вором, который из-за непрерывного плача не может рассказать свой грех. Тогда авва Иоанн просит его исповедать его грех и, утешая, говорит: «Скажи дело. И дарует Христос Бог наш тебе Свою помощь. Ибо Он чрез Свое неизреченное человеколюбие и неизмерные щедроты претерпел все ради нашего спасения: и с мытарями общался, и блудницы не отвратился, и разбойника приял, и был наречен другом грешников, впоследствии же и крест приял (prosedexato), и тебя Он примет (kai se prosedexetai), кающегося и обращающегося, своими руками, радуясь. Ибо не хочет смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему» (Иезек. 17,23). Эти слова живо напоминают предпричастные молитвы Василия Великого и Иоанна Златоустого соответствующими библейскими цитациями и образами, в частности образом доброго пастыря, берущего овцу на свои руки (Лук. 16).  Но обратим внимание на другое: Христос принимает грешника так же, как он приимает крест[5], и Он как бы сораспинается с грешником, с ним и в нем, чтобы воскресить его. Покаяние становится Таинством, тесно связанным с таинством Креста. Возможно, это понимание прослеживается в следующих словах из этого же рассказа: «И старец помазал его словами о  покаянии». Нельзя не       вспомнить канон Андрея Критского, некоторые тропари которого, возможно, древнее самого канона, и в частности следующий: «Да будет мне купель Кровь от ребра Твоего купно же и питие, источившее воду оставления, да обою очищаюся, помазуюся и пия, зане помазание и питие, Слове, живоносная Твоя словеса».

Итак, покаяние уподобляется таинству помазания. В других рассказах, в частности в 176 рассказе, приводятся слова св. Григория Богослова о видах крещения и упоминается пятое крещение – слезами, то есть покаяние. Еще раз вчитаемся в слова св. аввы Палладия, приводимые Иоанном Мосхом: «Подобает нам в веке сем совершать прекрасное покаяние, чтобы мы были наречены храмами Божиими». Во-первых, покаяние – прекрасно (kale) по своей внутренней сущности, стоит вспомнить размышления С.С. Аверинцева о том, как этическое, эстетическое и онтологическое смыкаются в византийской богословской традиции[6]. Во-вторых, здесь видна явная связь с учением св. Апостола Павла: «Или не знаете, что вы Храм Божий и Дух Божий пребывает в вас?» (Кор. 3, 16). В переводе на догматический язык IV–VII века эти слова говорят об обожении, которое есть конечная цель спасения человека, точнее, оно и есть подлинное спасение человека. И этими словами Авва Палладий говорит следующее: без покаяния обожение невозможно, как невозможно без креста воскресение. В-третьих, покаяние совершается во времени для вечности, где запоздалое покаяние станет вечной мукой. В другом рассказе говорится: «Увы, сколь мы восплачем и будем каяться о том, о чем ныне не каемся!» (90 рассказ)[7]. И, соответственно, подвижник переносит любые скорби и страдания здесь, чтобы не терпеть их по смерти, обменивает временные блага на вечные, унижение и скорби здесь на вечную славу. Показателен пример Аввы Мирогена, который болеет водянкой. Старцы просят его лечиться, но он говорит: «Помолитесь обо мне, отцы, чтобы не одержим был водянкой внутренний мой человек. Я же молюсь Богу, чтобы дольше пребыть в сей болезни». Архиепископ Иерусалима Евстохий, услышав об авве Мирогене, пожелал ему послать необходимое, и последний ничего не принял от него, сказав, разве что: «Помолись обо мне, Отче, да от вечного избавлюсь мучения» (12 рассказ). Здесь важна мысль об обмене временного на вечное, авва с радостью терпит болезнь ради очищения души, и для него молитва о спасении души бесконечно важнее временного утешения.

В Луге Духовном значительное место занимает тема внешнего и внутреннего человека. Выше уже приводилось изречение аввы Мирогена: «Помолитесь обо мне, отцы, чтобы не одержим был водянкой внутренний мой человек». Свое полное звучание это изречение приобретает на фоне слов отшельника Варнавы, у которого заболела и загноилась нога, но он не желал лечиться, говоря: «Насколько страдает внешний человек, настолько расцветает (thallei) внутренний». Эти  слова являются неточной цитатой из Второго Послания к Коринфянам св. Апостола Павла: «Посему мы и не страждем, но если наш внешний человек и тлеет, то внутренний обновляется день ото дня» (1 Кор. 4, 16). Под внешним человеком в традиционном святоотеческом толковании подразумевалось тело, под внутренним – душа. Приведем только один пример из катен к Новому Завету (Псевдо-Икумений)[8]:  «Поскольку мы знаем, что все, с нами происходящее, завершается в благодарении Богу, то мы не страждем и не отказываемся от искушений. Внешним же человеком он называет тело, которое тлело, будучи бичуемым, гонимым, связываемым. А внутренним человеком он называет душу, которая расцветает (anathallei) на каждый день надеждой и радостью, и сознанием, что страдает за Бога». Не исключено, что это толкование прямо или косвенно повлияло на  это изречение Луга[9]. Его можно сопоставить с изречением аввы Даниила: «Паки, – сказал авва Даниил, – насколько расцветает тело, настолько истончается душа и насколько истончается тело, настолько расцветает (thallei) душа»[10].

Итак,  процесс покаяния и спасения связан со страданием тела и расцветом души: душа обогащается за счет бедности тела и оживотворяется параллельно с омертвением тела.

Тема стеснения плоти в процессе покаяния развивается в следующем изречении аввы Олимпия, пресвитера лавры аввы Герасима (12 рассказ): «Брат вопросил авву Олимпия, пресвитера лавры аввы Герасима, говоря: “Скажи мне слово”. Он же сказал: “Не сиди с еретиками и владей языком и чревом, и где бы ты ни жил (букв. сидел), постоянно говори: я – странник”»[11].

Источник этого изречения – одна из апофтегм, ответ аввы Матоя. Спросил брат авву Матоя, говоря: «Скажи мне слово». Он же сказал ему: «Иди, умоляй Бога, да даст печаль в сердце твое и смирение. И внимай всегда грехам твоим, и не суди других, но будь ниже всех. И не имей дружбы с отроком, ни знакомства с женщиной, ни другом еретика. И отсеки дерзновение от себя. И владей языком и чревом своим, и воздерживайся от вина. И если кто-нибудь говорит с тобой о какой-либо вещи, не спорь с ним, но если говорит хорошо, скажи “Да”, если же плохо, скажи: “Ты знаешь, как говоришь”. И не спорь с ним о том, что он говорил. И это есть смирение»[12].

Мы видим, что при общности материала изречение аввы Олимпия из «Луга» отличается от Апофтегм в сторону лаконичности. Оно трехчастно и, вероятно, на него также повлияло трехчленное изречение аввы Антония: «Вопросил авва Памво авву Антония: “Что мне делать?”. Говорит ему старец: “Не будь уверен в своей праведности, не пекись о вещи прошедшей и будь воздержан языком и чревом”»[13].

Cравнивая эти два изречения Апофтегм с сентенцией из «Луга», мы должны признать, что изречение аввы Даниила явилось источником с точки зрения «строительного материала», а изречение аввы Антония – со структурной точки зрения[14]. Однако сентенция аввы Олимпия отличается от них обоих с точки зрения «библеизированности» – большего влияния Священного Писания.

Здесь можно выделить как минимум две библейские аллюзии на псалтирь: «И на седалище губителей не седе» (Пс. 1, 2) и «Чужд бех братиям моим И странник сыном матери моея, Яко ревность о доме твоем снеде мя» (Пс. 68, 9), которая связана со странничеством.

В свою очередь, цитата из шестьдесят восьмого псалма выводит нас на христологическую перспективу, поскольку эти слова в Евангелии от Иоанна применяются ко Христу[15]. Таким образом, монах уподобляется Иисусу Христу – с одной стороны, как Страннику, Который «не имеет где главы приклонить» (Мф. 8. 20), с другой стороны, как Ревнителю, если мы будем иметь в виду подразумеваемое расширение цитаты[16].

В этом  изречении  сжато  начертывается путь покаяния и выделяются три условия спасения: первая максима «не сиди с еретиками» подразумевает чистоту веры, вторая – владение телом и речью, третья – отсутствие гордыни, связей со статусом, положением, обладанием чем-либо.

Собственно говоря, авва Олимпий затронул темы, хорошо известные с раннехристианских времен. О победе над телом и владении удовольствиями говорил еще Секст[17], Иоанн Богослов бежал из бани, когда в ней оказался еретик Маркион[18], а у апостола Петра в Первом Послании и апостола Павла в послании к Евреям (гл. 11) разворачивается тема странничества.

Новым является последовательное, лаконичное и библеизированное сочетание этих тем в рамках типологии пути покаяния и спасения. В этой апофтегме выделяются три подвига: подвиг ревнителя веры, воздержника и странника.

В 59 рассказе – изречении аввы Петра – ставится проблема времени и покаяния. Авва Петр 60 лет не выходил из монастыря, пребывал в постоянном плаче и говорил: «Это время даровал Бог на покаяние и мы должны весьма его взыскать»[19]. Итак, время предстает не чем-то наличным, а искомым, предметом напряженного покаянного поиска. Сам концепт поиска в новозаветной традиции весьма значим, вспомним евангельскую максиму из Нагорной проповеди: «Ищите и обрящете» (Мф. 7,7). Стоит также вспомнить образ драхмы, которую потеряла женщина и стала искать при свете светильника (Лук. 15, 8-10).  Соответственно, покаяние в данном контексте можно уподобить драгоценной монете, которую должно взыскать кающемуся.

В 69 рассказе, из которого мы уже приводили изречение о «прекрасном покаянии» и о храмах, делается особый акцент на краткости времени, на «сжимающемся времени» и необходимости многого делания, борьбы и страдания в малые сроки для получения великих и вечных благ: «Чада, время сократилось. Будем же подвизаться здесь немного и пострадаем, дабы великих благ во век насладимся»[20].

Эти слова о сжимающемся времени связаны со словами св. апостола Павла: «Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего» (1 Кор. 7 29-31).

Эта же тема развивается в сочинении Псевдо-Афанасия «О тех, кто оставил мир»: «Братья, позаботимся о спасении нашем, ибо время кратко и не может никто позаботиться о своей душе, пока заботится о теле. Подобно тому как никто не может смотреть одним глазом на небо и на землю, так же не может человек заботиться о божественном и о теле» [21].

Тема сжимающегося времени и апокалиптического бегства развивается в изречениях 110 рассказа: «Бежим, чада, ибо время приблизилось» (feugomen, tekna, hoti ho kairos eggisen[22]). Слова «время приблизилось» связаны с Лук. 21, 21: «Когда же увидите Иерусалим, окруженный войсками, тогда знайте, что приблизилось запустение его (eggiken he eremosis autou): тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы (feugetosan eis ta ore); и кто в городе, выходи из него; и кто в окрестностях, не входи в него, потому что это дни отмщения, да исполнится все написанное» (Лук. 21, 20-21).

Однако подвижник бежит не из согрешившего Иерусалима, а от общения с людьми. «Если спастись хотите, чада, бегите от людей»[23]. Тем не менее здесь проповедуется не мизантропия[24], а нечто совершенно противоположное – бегство от грехов общественного характера. «Ведь днесь мы не перестаем стучать во всякую дверь и обходить всякий град и страну, где только можем приобрести себе средства для сребролюбия и тщеславия и исполнить свои души суетностью». Отметим, что сребролюбие и тщеславие – типичные иудейские пороки, которые обличал еще Господь наш Иисус Христос.

Таким образом, суетное и корыстное общение с людьми в определенном смысле становится образом погибающего Иерусалима, обреченного на наказание за свои грехи. В этой апофтегме примечательно также учение о загробном наказании как о безблагодатном покаянии: «Увы, сколько будем плакать и раскаиваться о том, в чем нынче мы не каемся»[25].

Загробные мучения представляются вечным плачем и покаянием, но покаянием безблагодатным, не изменяющим человека, не имеющим своего первичного значения «перемены ума», «перемены сознания», а скорее означающим самоукорение, самоугрызение, страдания эти, находящиеся вне Бога и Его помощи, не способны изменить, спасти человека и разрушают его.  В связи с этим нельзя не вспомнить Иуду Искариота, раскаявшегося, но не изменившегося, бросившего сребреники, но не отбросившего свою дьявольскую гордыню, которая и довела его до саморазрушения и самоубийства.

Поэтому старец советует в покаянии избегать отчаяния как дела демонского и начала адских мук уже на земле и хранить трезвение и надежду на милосердие Божие. «Сказал старец снова: “Сие есть дело демонов, после того как ввергнуть душу в грех, тогда они повергают нас в отчаяние. Ибо демоны всегда говорят душе: “Когда умрет и погибнет имя его?”. Если же трезвится душа, то и сама возопиит против них: “Не умру, но жив буду и повем дела Господня”. Поскольку же бесы многое бесстыдство имеют, то и сами снова обращаются против нее, говоря: “Превитай на горы яко птица”. Посему и мы должны им говорить: “Ибо Сам Бог мой и Спас мой, защитник мой, не преселюся””(Пс. 61)»[26].

Итак, одна из характеристик подлинного покаяния – стабильность, трезвение, твердая надежда на Бога и, в каком-то смысле, радость: не случайно мы видим здесь цитату из радостного 117 псалма, в котором содержатся следующие слова: «Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь». В своем трезвении кающийся должен быть «привратником своего сердца», должен быть подобным Иисусу Навину, спрашивая каждый помысел или видение: «Наш ли ты, или из супостатов?».

(Продолжение следует)

(Продолжение)

В 144 рассказе также присутствует тема покаяния как бегства, но развивается в контексте Исхода – бегства от диавола, «губительного тирана» и Египетских удовольствий: «Не будем стремиться работать египетским удовольствиям, которые порабощают Фараону, губительному тирану». Тема египетских удовольствий  и рабства связана с темой Исхода; вспомним ропот евреев в пустыне: «Хорошо нам было в Египте, когда сидели мы над котлами». Подобно тому как евреи за «свиная мяса Египетская» и котлы готовы были возвратиться в Египетское рабство, так же и грешники за «Египетские» удовольствия готовы продать свою духовную свободу и подчиниться тирании духовного Фараона – диавола[27]. Для кающегося существует единственный выход: отказ от внешне сладостных, но в итоге погибельных страстей и исход под предводительством духовного Моисея – Христа – из царства «погибельного тирана», сатаны, через аскетический подвиг.

В этом же рассказе присутствует тема покаяния как врачевания, которая увязывается с догматикой и онтологией. «Сила человеков не в природе, ибо та – изменчива (букв. превратна), а в произволении[28], когда Бог содействует. Будем же врачевать[29] душу так же, как и тело»[30].

Представление о превратности человеческой природы имеет достаточно мощные корни в православной патристической традиции. В трактате Немесия Эмесского «О природе человека»  всякая «словесная» или человеческая природа определяется как самовластная и превратная по необходимости[31]. Этого же мнения придерживались и другие св. отцы, в частности св. Григорий Нисский: «Превратна человеческая природа и имеет способность к изменениям»[32]. Этот вывод весьма важен для аскетики, поскольку является исходным пунктом как для погрязания человека во зле, так и для совершенствования в добре и, следовательно, – для покаяния. Вот что говорит св. Макарий Египетский в 15 гомилии: «Голубица бесхитростна и непорочна. Все голубицы одной и той же природы. А человек – не так. Один подобен волку хищному, а другой – агнцу похищаемому, но оба рождаются из одного и того же рода человеческого. Один не довольствуется своей женой, но блудит. А есть другой, который не позволяет и похоти взойти на сердце свое. Один расхищает имение ближнего, а другой ради богочестия и свое раздает. Видишь ли как изменчива сия природа? Она прилепляется к злу и снова – к добру…» Итак, природа восприимчива к добру и злу, то есть к божественной благодати и сопротивной силе[33].

Итак, в 144 рассказе старец придерживается православного учения о человеческой природе  и о воле, как энергии разумной природы. Сообразно классическому святоотеческому учению, человеческая природа изначально восприимчива равно как к добру, так и к злу (см. Мелитон Сардский)[34]. После грехопадения человеческая природа является изменчивой вдвойне – в силу своей немощи и падшести.  Таким образом, исцеление человека происходит не через его природу, а через волю, точнее, не через саму волю, которая так же немощна, как и природа, а через ее направленность, благодаря которой к человеку приходит Божественная помощь, которая усиливает человеческую волю, просвещает ее и чрез нее исцеляет всего человека, как душу, так и тело. Исцеление человека совершается чрез добродетели, творимые им с помощью Христовой благодати: «Соберем для души лекарства, то есть – благочестие, праведность, смиренномудрие, послушание. Ибо близ есть величайший врач (eggus esti megistos iatros) душ – Христос Бог наш и хочет исцелить нас. Не презрим его». В этом изречении неизвестный старец следует глубокой святоотеческой традиции, которая начинается еще со св. Игнатия Богоносца: «Есть один Врач (iatros) – плотской и духовный, рожденный и нерожденный, во плоти явившийся как Бог, во смерти Жизнь истинная… – Иисус Христос, Господь наш»[35].

Образ Христа как врача был актуален и для отцов каппадокийцев. Приведем пример из св. Василия Великого: «Ибо врач был послан для сокрушенных сердцем. Говорит (пророк): “Близ (eggus) Господь вам”, говорю смиренным и сокрушившим свою душу»[36].  Эта же традиция продолжается и в V в., весьма показательны слова Василия Селевкийского: «Пришел взыскуемый врач, духовный Елисей, Владыка Христос»[37].

Образ собирания добродетелей присутствует у отцов, в частности у св. Иоанна Златоуста. «Давай же снова соберем добродетели»[38]. Обратим внимание на число врачеваний: добродетелей, упомянутых в изречении, четыре. Сама семантика четырех говорит о некоей целостности и в то же время разносторонности (4 стороны света, 4 Евангелия, 4 апокалиптических животных), т.е. речь идет о разносторонности врачевств и в то же время – об их целостном результате.

Действительно, эти четыре добродетели в сжатом виде объемлют духовно-нравственную жизнь человека: благочестие является источником всех добродетелей, праведность – их практическим выражением, смиренномудрие – их духовным обеспечением и соединением их в некую целостность, а подчинение (или послушание) – практическим выражением смиренномудрия.

В лаконичной форме старец указывает на «синергизм» врачевания: лечение души осуществляет величайший врач Христос, но лекарства для него собирает сам больной[39]. Таким образом, божественная и человеческая воля творчески взаимодействуют.

Далее следует обратить внимание на определение Христа как величайшего Врача: эпитет megistos входил в официальную имперскую титулатуру IV–VII вв. (так титуловал себя, в частности, св. Константин Великий)[40], поэтому Христос – Царь, царственный врач, который  смиренно стоит близ каждого своего ничтожного подданного – униженного, нищего и больного.  Наконец, существует связь между наречием eggus и двумя последними добродетелями: смиренномудрием и подчинением. Возможно, она обусловлена скрытой реминисценцией из 33 псалма: «Близ Господь сокрушенных сердцем и смиренныя духом спасет»[41], где Господь показан как избавитель смиренных и врач сокрушенных сердцем. Итак, покаяние является врачеванием, ведет к целостности души через свершение добродетелей, из которых особый акцент делается на смирении и послушании.

С 144 рассказом и тематикой врачевания перекликается 78 рассказ: авва Иоанн, утешая кающегося и плачущего грешника, говорит: «Поверь мне, чадо, как многи суть и различны грехи (hamartemata), так различны и лечения  (iamata). Но если желаешь получить врачевания (iatrieia), то скажи мне по истине дела свои, чтобы и я приложил к ним соответствующие эпитимии».

Прежде всего, следует отметить, что подобный символический параллелизм (hamartemata – iamata), а также тема покаяния как врачевства присутствует у Василия Селевкийского: «Припадите только ко мне и получите исцеление. У вас – грехи (hamartemata), у меня – исцеления (iamata), у вас – раны, у меня – лекарства. Я взыскую только покаяния и исцеляю язву»[42].

Тема смирения в покаянии и неосуждения прекрасно и глубоко развита в последнем изречении старца: «Старец был спрошен неким братом: “Почему я постоянно сужу братьев?” Ответил старец: “Потому что ты еще не познал себя. Познающий себя на дела братьев не смотрит”». Здесь мы видим подлинный переворот по сравнению с античной гносеологией. Призыв «познай себя», записанный на стенах Дельфийского оракула и явившийся ключевой максимой для Сократа, подразумевает сопоставление себя с окружающими, рассуждение и вытекающее из него осуждение,  выстраивание своеобразной аретологической шкалы в отношении ближних – кто из них более добродетелен, а кто менее, и, соответственно, более или менее качественен. Более того, если добродетель – это знание, то предельно познавший себя человек предельно добродетелен. Напротив, в христианском покаянном самопознании и самосознании человек не сопоставляет свои грехи с согрешениями ближних, он занимается только своими пороками. Чем больше он познает себя, тем более он сознает свою греховность, и  в созерцании ее и плаче о ней ему просто некогда заниматься чужими грехами.

Сам процесс покаяния и возрождения осмысляется старцем в рамках мысли св. апостола Павла как линейно-поступательно-непрерывный, ведущий к воскресению и к «почестям горнего звания». «Представим себя Богу, как говорит Павел, как бы живыми (Рим) из мертвых, не будем, смотря на заднее, терять переднее, но по цели будем следовать к почести горнего звания (Филип.)». Возможно, это понимание выражено и в словах из этого же рассказа «и старец помазал его словами о покаянии», к которым мы ранее обращались.

Нельзя также не вспомнить канон Андрея Критского, некоторые тропари которого, возможно, древнее самого канона, в частности следующий:

«Да будет мне купель Кровь
от ребра Твоего,
купно же и питие,
источившее воду оставления,
да обою очищаюся, помазуюся и пия,
зане помазание и питие, Слове,
живоносная Твоя словеса»[43].

Итак, покаяние уподобляется таинству помазания.

В 69 рассказе содержится богословское осмысление покаяния и аскезы как мученичества. «Посмотрите, братья, на мучеников, посмотрите на преподобных, посмотрите на подвижников, что претерпели сии мужественные…  Ибо они победили слабость тела мужеством души и, долготерпев, получили блага, на которые надеялись, более достойные, чем нынешние страдания. Так как скорбь рождает терпение, то сделаем наш ум удобоприемлющим Царство Небесное».

В изречениях аввы Маркелла (рассказ 152) мы встречаем уже знакомую нам тему покаяния как Исхода, но акцент здесь делается не на удовольствиях, а на материализме – плотской жизни,  которая осмысляется как рабство: «Поспешим отойти от плотской жизни, как Израиль – от рабства Египетского». Для возрастания в покаянии особое значение имеет Псалтирь, по крайней мере цитаты, приведенные аввой Маркеллом применительно к молитве, имеют покаянный характер: «Помилуй мя, Боже…», «Не отвержи мене во время старости».

Покаяние как размышление о смерти является подлинной христианской философией. Показателен ответ старца двум философам, попросившим его сказать слово: «То, что вы – филологи (словолюбцы) – знаю, то, что вы – не истинные философы – свидетельствую. До каких поры будете учиться говорить вы, никогда не умеющие говорить? Пусть будет делом вашей философии всегда размышлять о смерти, и храните себя в молчании и спокойствии».

Покаяние есть достояние и необходимость всякого возраста, как об этом говорится в изречении старца Мины (159 рассказ): «Всякий возраст – и молодых, и старых – должен каяться, чтобы в будущем насладиться жизни вечной с похвалой славой: юные – потому что преклонили свою выю под ярмо в расцвете похоти, старцы – потому что они прежде могли изменить дурное расположение, усвоенное (ethitheisa) ими за многие годы».

Старец Мина косвенно указывает на большую трудность покаяния для старцев – необходимость менять дурные привычки и навыки, приобретенные за многие годы[44].

Как источник учения о покаянии весьма важен 128 рассказ о св. Иоанне Златоусте, где он называется проповедником покаяния. Величие его проповеди о покаянии подчеркнуто тем, что «человек во плоти не может увидеть его в раю, ибо он предстоит престолу Божию». Подобное прославление св. Иоанна Златоуста как проповедника покаяния не случайно и основано не только на сходстве его имени с именем Иоанна Предтечи; св. Иоанн Златоуст – один из самых покаянных авторов в святоотеческой литературе[45]. У него мы находим глубинные определения покаяния, связанные с благодатной, харизматической жизнью Церкви: «Оставление же грехов есть источник спасения и подвиг покаяния. Ибо покаяние есть лекарство, истребляющее грех. Покаяние есть дар небесный, сила чудесная, благодатью побеждающая последовательность законов»[46].

Таким образом, покаяние становится небесным даром, врачующим язвы согрешающего и способным изменять естественные законы природы. В данном месте покаяние практически синонимично благодати, тем самым подчеркивается его божественная, вышняя сторона и то, что покаяние невозможно без благодатной божественной помощи, сообразно словам Евангелия: «Никто не сможет ко мне прийти, если не привлечет его Отец мой». У Златоуcта учение о покаянии носит преимущественно практический характер: «Покаяние же не словом проповедуется, но делами удостоверяется – покаяние, из самого сердца изглаживающее скверну нечестия. Ибо говорит пророк: “Омыйтесь, очиститесь, отложите беззакония от сердец ваших”»[47].

Наконец, в 187 рассказе содержится учение о покаянии как ненависти ко греху. Старец Иоанн Кизический учит: «Если кто желает стяжать добродетель и прежде не возненавидит противоразмерное ей зло, то не может стяжать его. Если желаешь стяжать плачь, возненавидь смех. Если хочешь иметь смирение, возненавидь гордыню… Желающий всегда иметь страх Божий, будет ненавидеть телесное упокоение. Он возлюбит скорбь и тесноту, и так он сможет  искренно работать Богу».

Эта концепция ненависти к греху как другой стороны любви к добродетели имеет библейские корни. Уже в книге Иисуса сына Сирахова говорится: «Приди к Вышнему и отвратись от неправды и весьма возненавидь скверну» (Сир. 26, 17).

Эта тема продолжается и развивается у отцов Церкви, например у св. Григория Богослова:  «Возненавидь же ложь и правду возлюби»[48].

(Окончание следует)

(Окончание)

Следует отметить, что святые отцы далеко не всякий гнев и всякую ненависть считали грехом: гнев и ненависть ко греху и диаволу считали добродетелью. Приведем только один пример из Икумения: «Я слышал от некоторых толкователей, что гнев на демонов и на страсти является безгрешным»[49].

Итак из апофтегматической традиции «Луга» можно извлечь следующие выводы:

1. Процесс покаяния и спасения связан со страданием тела и расцветом души.

2. Покаяние есть врачевание  души.

3. Покаяние прекрасно, в нем совмещается онтологическое, эстетическое и этическое. Результатом покаяния является то, что человек становится храмом Божиим.

4. Покаяние есть бескровное мученичество.

5. Оно происходит в результате синергии человеческой и божественной воли.

6. Покаяние является линейно-поступательным процессом.

7. Оно является подлинной христианской философией.

8. Оно является своеобразным бегством из царства греха и диавола.

9. Покаяние может проявляться как совершенная ненависть к греху.

Все эти выводы весьма ценны как для понимания раннехристианской и ранневизантийской ментальности, так и для постижения покаяния как известной духовной и, следовательно, социальной силы, которая во многом влияла на жизнь позднеантичного и ранневизантийского общества.


Диакон Владимир Василик, кандидат филологических наук, доцент СПбГУ
 

[1] Pratum Spirituale. LXIX. PG 87/3. 2920 D.

[2] Глубокое исследование и исчерпывающая библиография даны в работе Хосе Симона Пальмера.

Palmer J.S. El monacato Oriental en el Pratum Spirituale de Joan Mosco. Madrid. 1993.

[3] Vita Georgiae Hozebitae. Analecta Bollandiana. T8. 1898. P. 232.

[4] Mioni. E. Il Pratum Spritiuale de Giovanni Mosco. // Orientalia Christiana Periodica 17. 1951. P. 89.

[5] Используется сходный глагол – prosdechomai.

[6] Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М. 1977. С. 20.

[7] PG 87/3 2973 С

[8] Pseudo-Oecumenius. Fragmenta in epistulam i ad Corinthios (in catenis), ed. K. Staab, Pauluskommentar aus der griechischen Kirche aus Katenenhandschriften gesammelt. Münster: Aschendorff, 1933: P.378.

[9] Для этого у нас есть следующие основания: нигде, кроме «Луга Духовного», глагол thallo не употребляется для экзегезы II Кор. 4, 6. Это же справедливо и для anathallo, который  употребляется для экзегезы данного места только в приведенной выше катене.

[10] Apophtegmata. PG T. 65 Col. 156.

[11] PG  T. 87/3 Col 2810.

[12] Apophtegmata. PG T.65 Col..293.

[13]Apophtegmata. PG 65 Col. 77.

[14] Следует отметить характер редактуры аввы Олимпия. Вместо пространных наставлений по поводу неосуждения, внимания грехам, ухода от споров, он емко повелевает: «Где ни сидишь, говори «Я странник». Из числа лиц, с кем возбранено общение, исключаются женщина и отрок (очевидно, с целью большей универсализации высказывания, выведения его из сугубо монашеской среды), зато особо акцентируется еретик (вероятно в силу значительной актуальности ересей и проблемы контактов с еретиками в VI в.), и через библейскую аллюзию общение с ним приравнивается с сидением на седалище губителей. В целом, изречение аввы Олимпия следует считать более емким и лаконичным.

[15] При сем ученики Его вспомнили, что написано: ревность по доме Твоем снедает Меня (Иоанн. 2, 17).

[16] Само уподобление статуса монаха Христу является традиционным: достаточно вспомнить слова Исаака Сирина (VII в.): Монах  (yahidaia) должен быть по образу Единородного (yahidaia).

[17] Владей удовольствиями. Побеждай тело во всем. Sententiae Sexti. 71 A.

[18]Irenaeus Lugdunensis. Adversus haereses. III. 3.4.

[19] PG T. 87/3 Col2913.

[20] PG T. 87/3 Col.2920 A-B.

[21] Pseudo-Athanasius. Sermo de his qui speculum renutniarunt. PG 28 1409.

[22]PG T. 87/3 2973B.

[23] PG T. 87/3 Col. В этом изречении старец следует традиции Египетских отцов: «Авва Арсений, когда был еще во дворце, помолился Богу, говоря: “Господи, настави мя, како спасуся?” И был ему глас: “Арсение, беги человеков и спасешися”».  Apophtegmata. PG T. 65  Col. 88. Превосходное разъяснение того, что такое «бежать человеков», находится в 27 изречении, посвященном авве Макарию Египетскому: «Вопросил авва Исаия авву Макария, говоря: “Скажи мне слово”. И говори ему старец: “Беги человеков”. Говорит ему авва Исаия: “Что есть бежать человеков?”. Старец же сказал: “Сидеть в келье и оплакивать грехи свои”» (kz. Ibid. Col 273).

[24] Мизантропическая мотивация бегства от людей является чуждой подлинной православной аскетике. Характерны слова того же Аввы Арсения, когда его спросили: «Отчего ты бежишь от нас?» – он ответил: «Бог знает, что я люблю вас, но не могу одновременно пребывать с Богом и с людьми». Apophtegmata. PG 65 Col. 92.

[25] PG 87/3  3000 A.

[26] Примечательна сама идея «скриптурного» диалога – употребление в диалоге с демонами цитат из Священного Писания. В каком-то смысле он напоминает искушение Христа в пустыне, когда диавол  также употребляет изречения из Псалтири, а Спаситель отвечает ему цитатами из Второзакония.

[27] Впервые типология дьявола как фараона появляется у Св. Мелитона Сардского в его проповеди «О Пасхе»: Он  избавил нас от рабства диаволу, как из руки Фараона, 68. Он есть Тот, Кто облек смерть позором, и диавола погрузил в печаль, как Моисей Фараона (О Пасхе. 67. 68). Meliton de Sardes. Sur la Paque / ed, Perler O. // SC. - Paris, 1966. - T.123. P. 72.

[28] Буквально – «в предрасположении».

[29] Или позаботимся о душе.

[30] 3008 A-B.

[31] По необходимости всякая словесная природа самовластна и изменчива по своей природе. Nemesius. De natura hominis. Sect. 40.

[32] De perfectione Christiana ad Olympium monachum. De perfectione Christiana ad Olympium monachum, ed. W. Jaeger, Gregorii Nysseni opera, vol. 8.1. Leiden: Brill, 1963. P.213.

[33] Macarius. Homilia 15. Lin. 350. См.  Macarius Homiliae spirituales 50 (collectio H) / ed. H. Dörries, E. Klostermann and M. Krüger, Die 50 geistlichen Homilien des Makarios  //Patristische Texte und Studien 4. Berlin: De Gruyter, 1964.S.100.

[34] Человек же, по природе будучи восприимчивым к добру и злу, как участок земли к тем и  другим семенам, принял врага и лукавого советника/.Melito De Pascha. Lin. 342. См. Meliton de Sardes. Sur la Paque.  SC T. 123. P.100..

[35] Ad Ephesios. 1. 7. 2.

[36] Basilius Magnus. Homiliae super psalmos.  PG. T. 29. Col 380.

[37] Basilius Seleuciensis. PG T.85 Col. 140.

[38] Johannes Chrysostomus. In Acta Apostolorum. PG T.60. Col. 336 А.

[39] Это живо напоминает практику современной «бесплатной» медицины, когда услуги врача бесплатны, но пациенты обязаны покупать или предоставлять лекарства. Возможно, подобные прецеденты были и в византийское время. Во всяком случае, у Орибазия (325–403) есть трактат «О домашних лекарствах» – советы неспециалистам, как готовить медикаменты в отсутствии врача. Следовательно, врач мог пользоваться и домашними средствами. См. Самодурова З.В. Естественнонаучные знания // Культура Византии. М., 1984. С. 427.

[40] См. напр. Athanasius Alexandrinus. Apologia contra Arianos. 54.2.

[41] Ps. 33, 19.

[42] Basilius Seleuciensis. Sermo XXIX  PG T. 85 Сol.329.

[43] Великий канон. 4 песнь, 20 тропарь.

[44] Форма  ethitheisa  – очень редкая, встречается у Посидония и Галена.  Cм. Напр., Galenus. De placitis Hippocratis et Platonis. 5.5. 29. 3

[45] Достаточно отметить только один факт: из 557 употреблений слова metanoia в греческой и византийской литературе, фиксируемых Thesaurus Linguae Graecae, 231 случай приходится на творения св. Иоанна Златоуста, из них на признаваемые подлинными – 188.

[46] PG  T.49  Col.323

[47]  PG  T.49  Col.328

[48] Gregorius Nazianzenus. Alphabeticum pareneticum. (e cod. Patmiacum 33).

[49]Oecumenius. Fragmenta in Ephesios.  Cм. Oecumenius. Fragmenta in epistulam ad Ephesios (in catenis), / ed. K. Staab // Pauluskommentar aus der griechischen Kirche aus Katenenhandschriften gesammelt. Münster: Aschendorff, 1933:  P..451

http://www.ruskline.ru/analitika/2010/10/16/tema_pokayaniya_v_luge_duhovnom/

ПРОПОВЕДЬ АРХИМАНДРИТА КИРИЛЛА (ПАВЛОВА)

О ПОСТЕ И ПОКАЯНИИ

(http://www.hlas.pravoslavi.cz/html/2001-08/sta_ec.jpg)   

Се, ныне время благоприятно, се, ныне день спасения.
(2 Кор. 6, 2)

     Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

     Возлюбленные во Христе братия и сестры! Вступая в подвиг Святой Четыредесятницы, мы должны от всей души благодарить Господа за то, что Он, милосердный, желающий всем спасения, сподобил нас и в этом году дожить до святых дней Великого поста, и здесь, под сводами этого древнего храма, молиться и назидаться умилительными великопостными песнопениями, и, испытывая самих себя, приносить Богу покаяние в своих грехах. Святая Церковь облеклась сейчас в траурное одеяние и медленным, протяжным колокольным звоном, трогательными постовыми песнопениями и молитвами зовет нас к покаянию, стараясь пробудить нашу спящую совесть и возбудить в нас ревность ко исправлению. Подобно тому как весною все естество животных, птиц и деревьев снимает с себя старый покров и облекается в новое прекрасное одеяние, так и мы должны в эти святые дни очистить себя, совлечься грязного рубища греха - постом, молитвою и покаянием - и облечь свои души в чистые одежды, благоприятные Господу.

     Душе моя, душе моя, востани, что спиши? конец приближается, и имаши смутитися. Воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй… Так обращается к душе своей преподобный Андрей Критский в умилительном своем Каноне, который мы слышали за вечерним богослужением. С этими же словами обратимся и мы, дорогие, к своей спящей душе и постараемся разбудить ее от тяжкого, греховного сна.

     Душе моя, душе моя, востани! Востани от влечения своего и пристрастия к земному. Ведь ты создана не для земли, но для Неба, не для порабощения себя страстям, но для прославления Творца своего и Искупителя.

     Душе моя, душе моя, востани, что спиши! Посмотри, как ждут твоего пробуждения твой Искупитель и Создатель Господь Иисус Христос, твоя Путеводительница, Небесная Мать, Преблагословенная Богородица, твой Ангел Хранитель и все святые! Они говорят тебе, бедная душа: "Подними свой взор от земли на Небо, востани от греховного сна! Тебе ли сейчас спать, когда о тебе проявляют такую заботу твои нежные, искренние друзья и хотят тебя, больную, врачевать молитвами и Таинствами, тогда как враг твой усыпляет и старается погубить тебя!"

     Душе моя, душе моя, востани, что спиши? конец приближается! Зачем ты не радеешь о себе, бедная душа моя, зачем проводишь в рассеянии немногие дни жизни своей? Разве не знаешь, что скоро, скоро тебя позовут на испытание, которое будет на Страшном Суде Божием? Страшен, поистине страшен будет Суд сей, хотя Господь благ и милостив. Ибо Тот же Иисус, Который ныне милостиво к Себе всех призывает, тогда отошлет от Себя всех нераскаянных грешников, говоря: Не знаю вас, отойдите от Меня все делающие беззаконие (ср.: Мф. 7, 23; Лк. 13, 27).

     Конец приближается. Не знаешь разве, бедная душа моя, что человек, едва только успеет одною ногою вступить в этот мир, другою ногою уже стоит во гробе? Первый час земной жизни уже есть ступень, приближающая нас к смерти. Прошел день, и мы более приблизились к смерти, а прошел год, и мы еще ближе подошли к пределу своей жизни. Время сейчас бежит с ужасающею быстротою, мелькают не только часы и дни, но и месяцы, и годы, а ты, бедная душа, дремлешь и не чувствуешь, что смерть незаметно быстрыми шагами к тебе приближается.

     Если души праведных не без страха и смущения помышляли о грядущей смерти, то какое же будешь испытывать смущение ты, когда придет тебе пора разлучаться от тела! Настанет тот страшный день и час, когда ты действительно смутишься; никто тогда тебя не защитит: ни родные, ни брат, ни отец, но предстанут вместе с тобой тогда только одни дела твои. И вот тогда устрашишься и смутишься ты своих мерзких земных дел, которые со всею ясностью откроются пред тобою. Пожелаешь исправиться, но уже поздно будет, будешь вопиять о помиловании, но двери покаяния тогда затворятся, и будешь ты мучиться вечно.

     Но воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй! Пока двери покаяния для нас открыты, поспешим, дорогие, к этому Таинству и воспользуемся его благодатными врачеваниями. Иного пути ко спасению, кроме покаяния, для нас нет! Все мы грешники. Нет ни одного человека, который бы пожил и не согрешил. Грешим мы ежечасно и словом, и делом, и помышлением, и всеми чувствами, волею и неволею, ведением и неведением, и во дни, и в нощи. Таинство Покаяния есть лествица, возводящая нас туда, откуда мы ниспали.

     К покаянию мы должны располагаться не слепым подражанием примеру других, не безотчетным последованием издавна заведенному обычаю, а сознанием своей греховности и отвращением ко греху. Кто обращается к покаянию, следуя давно заведенному обычаю, подражая примеру других, того покаяние всегда оказывается бесплодным, такой человек каждый раз кается, но в жизни своей нимало не исправляется: едва только выйдет он из сей купели, как опять погружается в греховную тину и принимается за свои беззаконные дела.

     Прибегающий же к покаянию от сознания гибельности своего греховного состояния и отвращения ко греху сгорает от желания развязаться с грехом, оставить путь порока и встать на путь добродетели.

     Что, например, побудило блудного сына возвратиться с чужбины к своему сердобольному отцу? Не сознание ли своего безвыходного положения, не омерзение ли к своей развращенной жизни, заставившей его изнывать от голода? Да. Пришедши в себя, повествует Евангелие, он сказал: Сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою (Лк. 15, 17-18). "Познай, что ты согрешил и что грех есть ужасное зло, и у тебя родится желание загладить его", - учит преподобный Нил Синайский. Признав себя великими грешниками, мы не должны в своих грехопадениях винить других, а только - самих себя.

     Пытались наши прародители слагать вину один на другого: Адам на Еву, Ева на змия и диавола, но Бог не принял во внимание их оправданий и воздал каждому из них должное наказание. Ни соблазны мира, ни совращения злых людей, ни диавольские искушения не могут вовлечь нас в грех, если не будет на то нашего злого произволения.

     Напрасно некоторые оправдывают себя в своих падениях немощью собственного естества и общею слабостью человеческою или еще тем, что "так поступают все". Священное Писание нас удостоверяет, что чем мы немощнее, тем бываем лучше и способнее к доброделанию, тогда благодать больше преизобилует. Сила Моя совершается в немощи, - сказал Господь святому апостолу Павлу (2 Кор. 12, 9), в то время как разврат воцаряется тогда, когда преизбыточествуют физические силы, как было это пред потопом в пору пребывания на земле исполинов. Грех не становится меньшим от того, что он - общий; напротив, именно тогда гнев Божий больше возгорается. Если бы Ной жил так, как жили его современники, то и он бы погиб в водах потопных: для всех нечестивцев достанет места в аду.

     Всего лучше и надежнее в своих грехопадениях во всем осуждать только самих себя, укорять за все одних себя. Самоосуждение отвратит от нас строгость суда Божия, преклонит к нам Его милость и исходатайствует нам прощение во грехах.

     "Тот на добром пути и может ожидать себе прощения во грехах, кто сам собою недоволен: у Праведного и Милосердного Судии тот себя извиняет, кто обвиняет себя", - пишет блаженный Августин. "Если душа обвиняет себя пред Богом, Господь ее возлюбит", - говорит преподобный Пимен Великий. За что подвергся осуждению от Бога фарисей? Не за самооправдание ли? Чем снискал себе благоволение мытарь? Не самоосуждением ли?

     При самоосуждении себя за грехи мы должны сердечно сокрушаться о них и проливать по мере беззаконий своих горькие слезы. "Кто хочет очиститься от грехов своих, слезами очищается от них", - учит авва Пимен. Временным плачем мы можем сохранить себя от плача вечного. "Кто не плачет о себе здесь, тот вечно будет плакать там. Итак, необходимо плакать: или здесь - добровольно, или там - от мучений", - говорит тот же великий Отец.

     Если падение наше невелико, довольно для нас немногих слез, если же падение велико, то должен быть поток слезный. Блажен, кто постоянно оплакивает свои грехи. Как после проливного дождя воздух делается чистым и приятным, так и по пролитии слез настает тишина и ясность и мрак греховный рассеивается. И как не плакать о своих грехах, когда чрез грех мы навлекаем на себя гнев Отца Небесного, становимся распинателями Христовыми, оскорбляем Духа Святаго, вооружаем против себя Небесных Ангелов и всю тварь, небо и землю, порабощаем себя исконному врагу диаволу, губим душу и тело, становимся общниками с бесами и готовим себе ад с вечными и нескончаемыми мучениями! Можно ли после этого не оплакивать своих грехов? Апостол Петр во все последующее за отречением время не мог равнодушно слышать полуночного пения петуха, но тотчас вставал и проливал горькие слезы, молил Господа не помянуть тяжкого греха его. Пребывая в таком настроении, он сохранил себя верным и преданным Господу до самой мученической своей смерти.

     Напротив, наша бесчувственность ко греху прямо говорит о нашем нежелании расстаться с ним. Святой Марк Подвижник пишет: "Если кто впадет в какое-либо прегрешение и не будет печалиться по мере оного, то легко опять впадет в ту же сеть". Поэтому-то Господь не столько отвращается грешащих, сколько тех, которые, учинив грех, не хотят исправиться. "Бога раздражают не столько соделанные нами грехи, сколько наше нежелание перемениться", - говорит святитель Иоанн Златоуст.

     Впрочем сокрушаясь о грехах, мы не должны неумеренно предаваться скорби, потому что и неумеренная печаль о грехах становится гибельной. Не должно доходить до отчаяния от представления множества и великости грехов своих: отчаяние есть дело сатанинское - может свести нас в самую бездну зла, поселить в душе ад прежде, нежели низведет ее в ад.

     Сколько бы грехов ни было и как бы они ни были тяжки, милосердия у Бога еще более. Хотя бы грехи наши равнялись грехам всего мира, и тогда отчаиваться не надо, потому что Спаситель наш есть Агнец Божий, вземлющий грехи всего мира.

     Кровь Иисуса Христа сильна очистить нас от всякого греха, лишь бы только наше покаяние сопровождалось твердою верой в Божественность Его, распятого за нас, и крепким упованием на искупительную силу принятой Им за грехи человеческие крестной смерти. Чем спаслись разбойники, блудники, мытари и другие тяжкие грешники? Не слезным ли покаянием, соединенным с верою в Искупителя и надеждою на милосердие Божие? Напротив, отчего погибли братоубийца Каин и Иуда-предатель? Оттого, что отчаялись в прощении грехов своих. А значит, губит человека не великость грехов, но нераскаянное и ожесточенное сердце.

     Сознав свои грехи, осуждая в них самих только себя и плача о них, мы должны свой плач, соединенный с верою в Искупителя мира, исповедать пред священником, который получил от Бога власть быть посредником между Ним и людьми и вязать и разрешать грехи. Чрез исповедь пред священником мы как бы извергаем из себя яд греховный, которым нас ужалил змей. Напротив, нераскаянный грех остается неразрешенным и гнездится в душе нашей к большему ее растлению. Как рак разъедает все члены, если опухоль в самом начале не удалить, так разъедает душу и грех нераскаянный. Стыдиться исповедовать свои грехи пред священником не надо, потому что и священник немощный человек и также имеет слабости. Притом исповедуемый ему грех священник никому не должен открывать. По правилам это остается тайною для всех.

     Исповедав свои грехи пред священником и получив чрез него прощение их Богом, мы должны постараться уже не повторять их больше, иначе наше покаяние будет не более как лицемерие и лукавство пред Господом.

     Блаженный Августин пишет: "Благо исповедывание грехов, когда следует затем исправление. Но что пользы открывать врачу язвы и не употреблять целительных средств?" В таком случае Господь поступит с нами так же, как поступил в Евангелии царь с немилосердным должником (см.: Мф. 18, 23-34), и лишит нас дарованного нам прощения, и мы останемся неоплатными должниками пред Ним.

     Когда же мы после исповедания чувствуем такое отвращение ко греху и омерзение, что согласны лучше умереть, нежели снова произвольно согрешить пред Господом, тогда можем верить, что грехи нам действительно прощены, учит святитель Василий Великий.

     Чтобы нам вернее сохранить себя после исповеди от повторения грехов, потщимся, особенно на первых порах, пока мы еще не окрепли нравственно, избегать встречи со грехом: удаляться тех лиц и тех мест, какие могут подать нам повод к падению. Преподобная Мария Египетская после исповедания своих грехов в Иерусалиме не воротилась обратно в Египет, а пошла и поселилась в пустыне заиорданской, боясь, чтобы не пасть опять в те же грехи. Так надо поступать и всякому. Но если по немощи нашей и придется нам опять пасть в те же грехи, в которых милосердие Божие простило нас, то мы не должны отчаиваться. Ибо если и тысячу раз согрешим, но потом опять прибегнем к покаянию, то снова очистимся от скверн и от соделанных нами беззаконий. Господь заповедал апостолу Петру прощать брату своему семьдесят крат седмерицею (см.: Мф. 18, 22), тем более Он Сам так поступит.

     Некий брат однажды спросил авву Сисоя: "Авва, что мне делать, я пал?" Старец отвечал: "Встань". Брат сказал: "Я встал и опять пал". "И опять встань", - снова отвечал старец. Брат спросил: "Доколе же это будет?" - "Пока не будешь взят от жизни сей добрым или порочным, - сказал старец, - ибо кто каким тогда окажется, тот таким и пойдет".

     Надежда на покаяние только тогда не принесет нам никакой пользы, когда мы окажемся во аде. Вот там это лекарство будет бессильно. А пока мы живем, то, хотя бы прибегли мы к покаянию и в глубокой старости или даже во вратах самой смерти, при последнем уже издыхании, Господь не отринет нашего покаяния, учит святитель Иоанн Златоуст.

     Поэтому, дорогие братия и сестры, усердно подвизаясь на поприще борьбы с грехом чрез покаяние, мы соделаемся милыми Отцу Небесному, будем приняты в число друзей Единородного Сына Его и, очищенные от порока и беззакония, сможем воскликнуть вместе с Пречистою Девою Богородицею: Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем! (ср.: Лк. 1, 46-47).

     Даруй, Господи, всем нам благоразумно и спасительно провести святые дни поста и, доживши, с духовною радостью встретить Светлое Христово Воскресение и прославить Воскресшего Спасителя, Которому от нас да будет честь и слава во веки веков. Аминь.

1964 г.

http://www.xxc.ru/orthodox/pastor/v_kanon/propoved.htm

Покаяние

(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/100388/38824.p.jpg)

О сколь милосерден и любвеобилен Господь! Он готов все и всем простить и терпеливо ждет нашего обращения, нашего искреннего покаяния. Не количество грехов и тяжесть их губит нас, а нераскаянное житие наше. Губит нас то, что мы откладываем свое покаяние, как говорится, в дальний ящик. Вот за это-то и гневается на нас Господь. Св. апостол Павел пишет: «Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога, Который воздаст каждому по делам его» (Рим 2, 5–6).

Господу хочется всех спасти и даровать всем вечное блаженство, а мы упорствуем, коснеем в своих грехах и на покаяние смотрим сквозь пальцы. Злая сила разными способами отвлекает от покаяния, но чаще всего покаяние откладывают по нерадению и ложному стыду. А ведь откровенно говоря, надо стыдиться и страшиться грешить, а когда уже грех совершен, тогда надо открыть его и сознаться в нем, потому что рано или поздно грех выявится, если не в этой жизни, то в будущей, и тогда будет страшно и стыдно не только по причине греха, сколько от неразумной скрытности.

Быть грешником — это общее несчастие. Нет ни одного человека без греха. Один только Бог безгрешен. Если человек не делом грешит, то словом, если не словом, то помыслом. Мы зачинаемся в беззакониях и рождаемся во грехах, так что в самой природе своей мы растленны, поэтому слабы, немощны, страстны, поползновенны на все злое, на всякий грех, так что не надо стыдиться каяться.

Есть такие христиане, которые не каются и не причащаются по другой причине. Они забыли о милосердии Божием и о покаянии и рассуждают по человеческому суждению: дескать, я такой великий грешник, что Гос-подь ни за что мне не простит. Это уже отчаяние — смертный грех. Никогда не надо забывать, что нет греха непростительного, кроме греха нераскаянного, т. е. нет такого греха, который бы Господь не простил, если человек в нем кается.

Самое же страшное — это когда не имеют нужды в покаянии, возомнив о себе, что они праведные и что спасутся без покаяния. Как бы мы ни жили праведно и свято, мы не можем совсем не грешить, пока живем в теле, и потому нас никогда не должно покидать покаянное чувство. Умом своим мы всегда должны держать себя в аде, т. е. искренне должны считать себя хуже всех и достойными ада, но только не отчаиваться.

Господь не входит в сердце человеческое, пока оно полностью не очистится покаянием. И только когда человек сознается в своих беззакониях, хоть и в малых грехах, когда судит себя и с глубочайшим сокрушением сердца навсегда оставит грехи свои и в то же время будет считать себя великим грешником, только тогда Гос-подь посетит сердце и исполнит его миром, радостью
и любовью.

Обычно человек старается умалить грех свой и представить его менее достойным осуждения, чем он есть на самом деле, и тем вредит душе своей. Ведь грех — это единственная причина, которая отдаляет нас от Бога и заграждает от нас Его любовь. Значит, чтобы приблизиться к Богу, надо в своем воображении не умалять грех и губительное действие его, а наоборот, надо представить его в самых черных красках. Надо представить, что любой грех, как большой, так и малый, ведет к вечной гибели. По сути дела так оно и есть.

Грех перед лицом Бога есть мерзость, и Господь отворачивается от всякого, кто делает грех. Господь требует и от нас, христиан, чтобы мы были святыми, чтобы мы жили свято, подражая Ему во всем. А мы довольствуемся такой жизнью, которая свободна от грубых преступ-лений, от самых больших смертных грехов, а на другие и внимания не обращаем. Господь ждет от нас покаяния. Пойдем же, друг мой, на зов Его.

Покаяние — это основа нашего спасения, поэтому пренебрегать им нельзя. Святое Таинство покаяния есть купель, в которой грешник очищается для неба. При крещении мы рождаемся водою и Духом Святым, при покаянии мы возрождаемся слезами и Духом Святым.

Покаяние — это обращение к лучшему, это начало святой и непорочной жизни. В ком есть вера и истинное, искреннее покаяние, в том, значит, есть и решимость оставить грех, на том пребывает благодать Господа нашего Иисуса Христа, очищающая грехи чрез духовных пастырей.

Преподобный Ефрем Сириянин так говорит: «Раскаяние есть великое горнило, которое принимает в себя медь и претворяет ее в злато, берет свинец и отдает серебро».

Для поддержания и усиления этого чувства Церковь дает руку помощи, направляет человека на путь Таинства очищения в грехах своих. Таинство это отсекает от человека греховную часть его души. Таинством этим истребляется прошлое, и поэтому им же истребляется то, что для человека бедственнее, чем самый грех, — им истребляется отчаяние.

Итак, милосердный Господь прощает всякий грех, поэтому не надо отчаиваться, не надо стыдиться высказывать грехи свои и не надо умалять их, а надо со слезами раскаяться, и Господь простит их.

Желающий приступить к Таинству покаяния и к Таинству причащения приготовляется говением, то есть молитвою и постом. Раскаяние в грехах он выражает со страхом пред священником словесной исповедью или пишет на бумаге, если исповедник глухонемой, и по другим причинам. Через священника исповедник получает прощение грехов. Иногда священник налагает на него епитимию, т. е. наказание за большой грех.

Самым важным моментом Таинства является чтение священником разрешительной молитвы, когда он конец епитрахили возлагает на голову кающегося.

Всем нам хочется спастись, но мало кто думает и по-настоящему заботится о своем спасении. В раю всем хочется быть, а трудиться и принести добрые плоды для своего спасения всем в тягость. Вот поэтому-то дело спасения и не подвигается вперед. Мало кто быстро возрастает духовно, желание спастись у многих так и остается желанием, на словах... А Господу не слова нужны, а дела!

Каждый знает, что только узкий, тернистый и при-скорбный путь ведет ко спасению, а широкий и простран-ный путь угождения своим греховным желаниям ведет к погибели. Но по своей беспечности люди забывают об этом. Грех сладок и увлекателен, и почти все отдаются ему охотно без размышления, без рассуждения, не хотят подумать о последствиях греха, а ведь каждый из нас знает, какие ужасные последствия бывают за грехи в этой жизни: болезни, скорби, всевозможного рода напасти. В будущей же, загробной, жизни за нераскаянный грех душа содержится во аде.

Из книги «Близок к нам Господь: Жизнеописание, воспоминания духовных чад и труды схиигумена Саввы (Остапенко)», выпущенной Сретенским монастырем.

Схиигумен Савва (Остапенко)

http://www.pravoslavie.ru/put/45199.htm

Протоиерей  Александр  Шаргунов, Русская народная линия

Покаяние это вторая победа

Сегодня наш Пост достигает вершины

(http://ruskline.ru/images/cms/thumbs/8dc64f8339798b9d55c08f5c622360b75d5c2283/hristos_v_pustyne_200_auto.jpeg)

Сегодня наш Пост достигает вершины. «Господи, прежде даже до конца не погибну, спаси мя». Эти двадцать четыре покаянных стихиры звучали на вечерни. И сегодня вечером - Мариино стояние, когда мы услышим целиком Великий покаянный канон преподобного Андрея Критского. То что мы слышали в первые дни Поста, вновь предлагается нам, чтобы мы увидели, достигли ли мы покаяния Церкви. Когда путь подходит к концу, мы должны увидеть, куда мы пришли. Церковь предупреждает, что мы можем оказаться слепыми и глухими. Сколько раз приходилось мне за долгое священническое служение слышать на исповеди, какая-нибудь бабушка, стоя перед Крестом и Евангелием, громко говорит, что нет у нее никаких грехов, что она пост соблюдает, молится, всем делает только добро. Когда кричит уже священник: «В чем же Вы каетесь, зачем Вы сюда пришли?» - она отвечает: «Я не слышу, я глухая». Докричаться уже невозможно. А если она еще к тому же и неграмотная (такое тоже случается), то и написать свои грехи не может. Но если бы она и была грамотная и с хорошим слухом, тоже нужно как-то докричаться. За всю жизнь Церковь не докричалась до нее, не услышала она, что самое главное в жизни. А теперь что делать?

Христос говорит: «Я пришел спасать не праведников, а грешников». Потому что зачем праведников спасать - они и так уже спасенные, от чего их спасать, от праведности что ли? Но поскольку Христос пришел спасать всех, весь род человеческий, то ясно, какое разделение происходит между людьми, кто праведники и кто грешники. Поэтому Церковь и молится в течение всего Поста главной великопостной молитвой преподобного Ефрема Сирина, которая как печать всех наших коленопреклоненных молитв: «Господи, даруй ми зрети моя прегрешения». Мы постоянно напоминаем слова святых, что видеть свои грехи - это больше, чем видеть ангелов. Почему же больше? Потому что видеть свои грехи значит начать видеть, что совершает Христос. Это значит различать добро и зло на той глубине, где Крест Христов, где открывается наше спасение. Христос бесконечно милостив, Он богат богатством жизни Божественной. У Него полнота жизни. И Писание называет Его так же богатым милостью. Но Он не обогащает того, кто богат, кто считает, что у него всё уже есть. Он не просвещает того, кому кажется, что он и так все знает и не нуждается в просвещении. Он не протягивает руку к тому, кто считает, что он сам твердо стоит на ногах - он не спотыкается и не падает. Господь не дает утешения тому, кто считает, что у него и без Бога все хорошо. Хорошо ему в этом мире, какое ему еще нужно утешение?

Господь спасает только того, кто понимает, что он в беде, что он в грехе, что он в отчаянии, что он в таком состоянии, из которого ему не выбраться никогда, что бы он ни предпринимал. И никто ему не поможет, и никогда. Нет такой силы, которая могла бы ему помочь, кроме крепости Божией, и нет такого милосердия, которое могло бы это увидеть и в этом сострадать, кроме Его любви. Так что эта молитва о том, чтобы мы видели свои грехи, действительно является самой существенной для нашей духовной жизни.

И святая Церковь предупреждает нас также, что могут быть грешники ложные, лжегрешники. Что это за явление? Это те, кто вместе со всеми перед Чашей Христовой говорят: «От них же, грешников, я первый». Великими грешниками называют себя: «Без числа согреших, Господи», - вместе со всеми. А на самом деле они ничего не переживают, ни горя у них от этого нет, ни ужаса перед этим. Слова такие у них есть, они знают, что это такая великая ценность в Церкви - смирение и покаяние. Но Христос, Врач душ и телес наших, видит, кто настоящий больной, а кто притворяется больным. Не то, что этот человек не больной, но в данном случае он является притворным больным. Больной он, но болезнь его к смерти, где действительно ему никто уже не может помочь, Сам Бог не может ему помочь, потому что он отвергает Бога, Бог ему не нужен, у него и так все благополучно. Откуда появился атеизм и прочее безумие? Не потому что человек своей скудоумной головой сообразил так, а потому что ему не нужно ничего, он считает, что он и сам со всем справится. Либо он приходит в полное отчаяние, когда видит, что смерть и зло торжествуют в мире, и нет надежды.

Эта молитва «Господи, прежде даже до конца не погибну, спаси мя» имеет великий смысл. Она напоминает о том, что мы должны дойти в нашем духовном возрастании именно до такой черты, где мы понимаем, что погибаем. Вот в начале Поста мы слышали слово пророка Исаии: «Если будут грехи ваши яко багряное, как снег убелю. Если будут грехи ваши яко пурпур, как волну, то есть как белую шерсть овечью, убелю». Слово Божие свидетельствует, что состояние человека может быть таким, что вся жизнь его становится как бы окрашенной в красный цвет крови. Он уподобляется той самой кровоточивой жене, которая ни от кого не могла получить исцеления. Душа истекает кровью, скоро наступит предел ее жизненных сил. Грех кровоточит, и мы истекаем этой кровью, и жизнь наша окрашена, как говорит пророк Исаия, в цвет смерти. Но только когда человек на самом деле осознает это, когда начнет кровоточить его совесть, когда вся она станет сплошной мучительной раной, тогда Господь введет его в такую глубину покаяния, которая откроет ему истинную жизнь.

Только когда мы изо всех сил будем противостоять злу, можем мы дойти до самого дна видения того, что есть зло, что есть смерть, «из глубины воззвать», и только тогда откроется нам сила прощения Христова, побеждающая смерть.

Мы призваны участвовать в том, что Господь совершает с нами. Это требует подвига. Есть такое слово. Мы все знаем его. Но куда нам до подвигов! Однако только подвигом можем мы приобщиться спасению, говорят все святые, другого пути нет. Кто отказывается от подвига, отказывается от спасения. Покаяние это путь подвига, это путь крестный. Оно равнозначно мученичеству. То, что сказал пророк Исаия об этой крови, об этом цвете покаяния, относится ко всей жизни христианина. Мы помним слова святителя Игнатия (Брянчанинова), что в покаянии заключены все заповеди Божии, и точно так же в мученичестве - исполнение всех заповедей Божиих. И покаяние, и мученичество -единый путь. С самого начала Церковь прославилась великим множеством мучеников, запечатлевших ее веру своей кровью, показавших, что есть в роде человеческом люди, которые готовы отдать Господу все, чтобы быть причастниками Его новой жизни.

Кто знает, может быть, на последнем этапе истории - после эпохи мученичества древних христиан, после явления бесчисленного сонма новых мучеников и исповедников Российских, наступит новая эпоха, духовно не менее богатая, чем древние времена, чем этот новейший период истории Церкви. Но для этого мы должны осознать, что означает подвиг наших мучеников, ради чего Христос пришел в мир. Подлинное осознание этого и станет нашим подлинным покаянием.

Святые отцы говорят, что покаяние это вторая победа. Первая победа это победа Христа над смертью. И наше приобщение первой победе - когда Господь дает нам узнать благодать вечной жизни, хотя мы еще не принесли Ему настоящего покаяния. Это первая любовь, о которой говорит Откровение: «Знаю дела твои, и труд твой, и терпение твое... Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою. Итак, вспомни, откуда ты ниспал, и покайся» (Откр. 2, 2-4).В покаянии, во второй победе, открывается еще большая, может быть, радость, чем в первой победе, чем в первой любви, потому что мы всей мыслью, всем сердцем, всей крепостью своей, всем своим существом через покаяние приобщаемся этому дару Господню.

http://ruskline.ru/analitika/2013/04/17/pokayanie_eto_vtoraya_pobeda/

Анатомия покаяния по Книге пророка Осии

Роман Савчук


(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/101893/189398.p.jpg)

Пророк Божий Осия  (IХ в. до Р.Х.) начинает ряд так называемых «малых пророков». Свое служение он совершал в Израильском царстве, предвозвещая отступившему от Бога народу грядущие наказания. Смысл пророчеств избранника Божия заключался в том, чтобы показать израильтянам их вину в грядущих невзгодах, поскольку они отступили от служения и познания Бога, а благосклонность оказывали идолам и демонам. Пророк Осия должен был сделать явным, что беды обрушатся на народ не по некоей случайности, но всё это совершится по предречению и предопределению Творца, знающего их пороки и ведающего, каким образом следует осуществить над ними домостроительство. Таким образом, в Книге пророка Осии мы встречаем удивительно откровенные и поучительные проникновения в сущность греха богоотступничества, его разрушительного влияния на человеческие души. Слова пророка помогают постичь необходимость и смысл покаяния  как обращения к Богу, прерывания греховной цепи, связывающей силы человеческой души.

«Дела их не допускают их обратиться к Богу своему, ибо дух блуда внутри них, и Господа они не познали» (Ос. 5: 4), – говорит Господь о погрязших во грехах израильтянах. Как указывает один из древних толкователей: «Не помыслят о покаянии те, кто постоянно преуспевают в погибели». Из этих слов становится ясно, что самое страшное для человека – не падение в грех, а привычка греха, его постоянство, которое настолько пленяет сердце, что душа уже не может оставить пристрастие и обратиться к Богу. Наши сделки с совестью постепенно становятся невидимой стеной, которую со временем всё труднее и труднее преодолеть, так что наконец мы даже забываем о том свете, который исходит от Солнца, закрытого стеной. Причем абсолютно не важно, какие строительные материалы будут употреблены для возведения этой преграды – огромные валуны или маленькие булыжники: результат один и тот же. Свойство же греха неизменно: аппетит приходит во время еды – чем больше грешишь, тем больше втягиваешься в этот процесс. «Будут есть, и не насытятся; будут блудить, и не размножатся; ибо оставили служение Господу» (Ос. 4: 10), – предупреждает Господь. Наконец, это забвение Бога настолько умерщвляет душу, что она становится не способной реагировать на промыслительные наказания. Тогда совершается самое страшное – Господь больше не воспитывает человека, не способного воспринимать божественные посещения: «Я оставлю наказывать дочерей ваших, когда они блудодействуют, и невесток ваших, когда они прелюбодействуют, потому что вы сами на стороне блудниц и с любодейцами приносите жертвы, а невежественный народ гибнет» (Ос. 4: 14). «Вот это – страшно, вот это – конец, когда уже не карают нас за беззакония, когда уже не исправляют нас, прегрешающих», – восклицает древний толкователь. Но Господь здесь говорит также и об особой ответственности за состояние общества тех, кто принадлежит к Его избранникам. От их ревности, от их стремления к покаянию зависит многое, слишком многое, чтобы позволять себе судить, вместо того чтобы чувствовать ответственность за происходящее рядом с ними! Поэтому если мы, призванные Богом в Его Церковь, не будем стремиться к Творцу, то нечего удивляться, что такого стремления не показывают наши ближние: «…потому что вы сами на стороне блудниц и с любодейцами приносите жертвы, а невежественный народ гибнет» (Ос. 4: 14).


«Пойду, – говорит Господь, – возвращусь в Мое место, доколе они не признают себя виновными и не взыщут лица Моего» (Ос. 5: 15). Это единственное требование, которое Бог ставит перед падшим созданием: признать себя виновным и почувствовать необходимость в помощи Создателя. И можно только удивляться, как мало требует Творец от забывших Его людей: «Я милости хочу, а не жертвы, и Боговедения более, нежели всесожжений» (Ос. 6: 6). «Милость не только не осуждает невинных, но и на виновных смотрит с состраданием; она по возможности снисходит им, как членам немощным и болящим, заботится не о казнях, а о врачевании», – учит святитель Игнатий (Брянчанинов). Также Бог желает, чтобы мы были милостивыми и сами к себе – чтобы перестали гибнуть в грехах, томить душу суетой, давать ей суррогат вместо истины, чтобы наконец сжалились над изможденным духом и обратились к Нему. «Сейте себе в правду, и пожнете милость; распахивайте у себя новину, ибо время взыскать Господа, чтобы Он, когда придет, дождем пролил на вас правду» (Ос. 10: 12), – призывает нас Сам Бог. Вот в чем заключается удивительная сила покаяния – оно действительно отрывает от безумного влечения ко греху, прекращает гибельную связь со злом, разрывает цепи, влекущие к дольнему! И всё это осуществляется для того, чтобы дать возможность нашей душе наконец обратить взор к Создателю, почувствовать свою вину и взыскать Спасителя, Который некогда устами святого пророка Осии дал нам бессмертное обетование: «От власти ада Я искуплю их, от смерти избавлю их. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» (Ос. 13: 14).


30 октября 2014 года

http://www.pravoslavie.ru/put/74724.htm

Покаяние и радость

Священник Валерий Духанин


(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102011/201137.p.jpg?0.8103962233290076)

В древнем Патерике приводится история. Два инока впали в тяжкий грех. Через некоторое время они раскаялись и сказали: «Какую пользу мы получили, оставив ангельский образ и впав в скверное житие? Не ждет ли нас за это мука вечная? Пойдем опять в пустыню, покаемся. Господь примет наше покаяние». Рассудив так, они пошли в монастырь, открыли свой грех духовному отцу, и он в качестве епитимии повелел им год пребывать в затворе, питаясь хлебом и водой. Прошел год, и было открыто старцам монастыря, что прощены иноки Богом. Отворив их келлии, отцы вывели их. Что же оказалось? Один монах был весьма худ и бледен, вышел весь в печали, другой же был весел, цветущ лицом и торжествовал. Отцы удивились такой противоположности и спросили скорбящего брата: «Как ты пребывал в своей келлии?» Инок отвечал: «Я помышлял о содеянном мной зле и представлял себе адскую муку, в которую я должен был идти». Затем спросили радовавшегося инока: «Ты о чем размышлял в своей келлии?» Он же сказал: «Я прославлял Бога, исторгшего меня из скверного жития и снова приведшего в ангельский образ, и, хваля Бога, веселился». Тогда старцы сказали: «Покаяние обоих было приятно Богу, ибо Он обоих простил».


Как важно понять: покаяние нельзя отождествлять с унынием. Покаяние – не нагнетение мрачных чувств, не самоистязание, что вот, мол, я ни к чему не гожусь, – а, напротив, освобождение души от мрака уныния. Это выявление в себе того доброго, что еще можно принести в дар Христу. Покаяние – это духовное, внутреннее соприкосновение с той евангельской истиной, что на Небесах бывает радость об одном грешнике кающемся (см.: Лк. 15: 3–10).

И разве не радость – расстаться с грехом, который губил твою душу, лежал тяжким бременем, не давал чисто смотреть на Божий мир, изъедал тебя внутри и выплескивался наружу в виде негодования на ближних? Вот раскаялась душа, исповедалась в Церкви – и засиял свет в душе, словно взошло пасхальное солнышко! Преподобный Силуан Афонский объяснял это так: «Тем, кто борется с грехом, Господь дает не только прощение, но и благодать Святого Духа, Который радует душу и дает ей глубокий и сладкий мир».

Бывает нечистая, смутная радость, которая рождается от услаждения грехом. Это тлетворное удовольствие, подобное наркотическому дурману, которое захватывает на время с головой, но после оставляет внутри раздирающую тебя пустоту. Истинная радость есть сияние чистого сердца, плод покаяния, расторжения дружбы с грехом. Это радость надежды на Бога. Господь подает очищающейся душе особый дар – утешение сердца, тихое утешение, являющееся в душе как знак свободы от ада.

Вот, допустим, какой-то человек одержим страстью, и вокруг говорят, что он – величайший грешник, грязь, а не человек. На самом деле его душа драгоценна, дорога Богу. Потому его и соблазняет невидимый враг, что душа имеет величайшую ценность. Порой и сам человек думает, что он безнадежно погиб, что исповедь не поможет ему, что очищение его грехов невозможно. Но автор этих строк как священник знает, что многие воцерковленные люди имеют уникальный опыт – опыт преодоления тяжких грехов. Они носили груз, их изъедала страсть, но однажды, всем сердцем обратившись к Богу, они вдруг сподобились настоящего чуда – освобождения сердца от мрачных уз. И эту свободу, обретенную в Церкви, они не променяют уже ни на что.

Вот еще история из Патерика. Епископу некоего города возвестили, что из числа замужних жен-христианок две ведут развратную жизнь. Опечалило епископа это известие. Подозревая, что, может быть, и другие ведут себя подобным образом, он обратился во время Литургии с молитвой к Богу, прося разрешить его недоумение. Молитва была услышана, и после совершения таинства Евхаристии, когда присутствовавшие приступали один за другим к принятию Святых Таин, епископ стал видеть на лице каждого состояние его души. Лица грешных видел он черными, как бы выгоревшими от зноя; глаза у них были красные, кровавые. У других людей лица были светлые, а одежды – яркой белизны. Тело Господне одних, принимавших его, сожигало и опаляло, других просвещало, соделывало подобными свету; входя в уста, оно разливало свет по всему телу. Наконец подошли и те две женщины, которые были обвинены перед епископом, тем большее обратил он на них внимание. Он увидел, что они приступают к Святому Таинству со светлыми и чистыми лицами, облеченные в мантии необыкновенной белизны. Когда они сделались причастницами Таинства Христова, то как бы осветил их свет.

Снова обратился епископ к молитве, умоляя Бога объяснить показанное ему в откровении. Тогда предстал ему Ангел Господень и сказал: «Они раскаялись в своих поступках и отступили от них. Посредством слез, воздыханий и исповеди они соделались достойными Божественного Дара. Вдобавок дали обещание: если получат прощение в прежних грехах, никогда не позволять себе порочного поведения. За это они удостоились божественного изменения, разрешены от грехов, с тех пор живут воздержанно, благочестно и праведно». Услышав это, епископ удивился не столько изменению жен – это случается со многими, – сколько дару от Бога, Который не только избавил их от вечной муки, но даже сподобил благодати. Ангел же сказал ему: «Справедливо удивляешься как человек! Но Господь и Бог наш по естеству Своему благ и милосерд. Оставляющих свои греховные деяния и приступающих к Нему Он посредством исповеди не только избавляет от вечной муки, но и удостаивает почестей».

Мир и радость души рождаются от чистой совести. И потому, если хочешь испытывать счастье, расторгни дружбу с грехом. Облегчение от греха подобно глотку свежего воздуха. Внутри уходит напряжение от действия многих страстей, человек перестает срываться на окружающих, чисто и ясно видит происходящее. В душе является источник чистой радости.


В миру человек веселится, но зачастую не имеет подлинной радости. Наивно думать, что можно удовольствиями заполнить пустоту души. По изначальному призванию душа каждого из нас то же, что Ангел. Задумаемся, разве может Ангел насытиться айфонами, мерседесами или купюрами? Душа насыщается только Богом. Встреча с Богом утешает и радует как встреча с тем, кто дорог и любим твоему сердцу.

Мы не можем удержаться от грехов. Мы уходим, потому что мы блудные дети. Но у каждого из нас есть возможность вернуться. Возвратившегося блудного сына ожидали объятия отца (см.: Лк. 15: 20). Покаяние вершит настоящее чудо. И разве не чудо – перейти от смерти к жизни, от рабства к свободе, от уныния к радости?


В «Лавсаике» приводится повествование аввы Коприя: «Соседняя сторона была бесплодна, и владевшие ею поселяне, посеяв хлеб, собирали его разве что вдвое против посеянного. Ибо червь, зарождаясь в колосе, повреждал всю жатву. Земледельцы, оглашенные нами и сделавшиеся христианами, просили нас помолиться о жатве. Я сказал им: “Если вы имеете веру в Бога, то и этот пустынный песок будет приносить вам плод”. Они немедленно набрали вот этого песка, по которому мы ходим, и принесли к нам, прося нашего благословения. Когда я помолился, чтобы было по вере их, они посеяли песок на полях вместе с хлебом, и земля их стала плодороднее всякой земли в Египте».

Если же обыкновенный песок принес такой плод – благодаря вере христиан в Бога, то тем более кающаяся во грехах душа принесет плод духовный – благодаря надежде на Бога. Как нежная мать желает своему ребенку только самого лучшего, так и Господь, Творец всех людей, хочет, чтобы человек был счастлив. Но за счастье необходимо сражаться с теми грехами и дурными привычками, которые отнимают нас у нашего Небесного Отца, приковывают к себе. И пусть первой победой станет искренняя исповедь, с раскаянием в своих грехах. Плод этого раскаяния – радость души, а плод расставания с грехом – жизнь вечная!


8 апреля 2015 года

http://www.pravoslavie.ru/put/78497.htm

Покаяние — сладкая скорбь души

Часть 1. Самое великое знание

Архимандрит Андрей (Конанос)


(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102235/223500.p.jpg?0.10653450037352741)

Если бы у нас было покаяние, то всё было бы совершенно по-другому. Так что же такое покаяние, что значит осознать свои грехи? Что значит скорбеть о своих ошибках? Об этом мы постоянно молимся в храме — чтобы Христос дал нам пройти прочее время жизни нашей в мире и покаянии. Мы постоянно молимся об этом, но оно всегда ускользает от нас. Ускользает от нас покаяние!

«Покаяние» — какое хорошее слово! Изменяется мой ум (греческое слово μετάνοια переводится двояко: как «раскаяние» и как «изменение ума» — прим. перев.), я меняю свой взгляд на вещи, меняю свое мышление, свой настрой, сердце, отношение к жизни, я смотрю по-другому на мир, на жизнь, я становлюсь новым человеком. Покаяние означает возрождение, обновление моей души, я словно возвращаю время назад и полагаю новое начало, становлюсь новым человеком, я снова становлюсь ребенком и открываю новую страницу в своей жизни, совершенно новую. Чтобы записать там что-то новое, я стираю старое, выбрасываю это из своей жизни и начинаю жить заново.

К покаянию стремлюсь я, покаяния мы требуем у самих себя. Господь просил нас иметь покаяние, Он говорит нам: «Покайтесь!» (Мф. 4: 17). О покаянии постоянно говорил и святой Иоанн Предтеча: «Покайтесь!» — глас вопиющего в пустыне. Этот пустынник, подвижник, эта горлица пустыннолюбная, этот цвет пустыни, этот крин пустынный всё время говорил: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 3: 2). Изменитесь, исправьтесь, поймите свои ошибки, согласитесь, что вы грешные люди, примите очевидное — что покаяние необходимо.

Об этом сказал и Сам Господь. Святой Иоанн Предтеча уходит со сцены истории, и в нашу жизнь входит Господь и говорит нам то же самое.

Но у нас нет покаяния! У нас нет покаяния, и даже сейчас, слыша это, ты говоришь себе: «Ты что, прямо сейчас будешь говорить мне о покаянии? Да у меня столько дел, мне надо бежать за детьми, забрать их из школы, надо готовить, делать покупки, ходить по магазинам, надо пойти к врачу, и вообще столько всего на мою голову! Времени у меня в обрез, его не хватает, нужно столько всего сделать, мы же не успеваем сделать даже самое необходимое. А ты говоришь, чтобы мы покаялись! Так что же нам сделать, чтобы покаяться? Мы ведь не успеваем еще и каяться. Мы не понимаем, о чем ты говоришь».

Так что же означает покаяние?

Припоминаю слова святого Иоанна Лествичника, который говорит, что то, что ты всё время не успеваешь сделать, то, на что у тебя всегда нет времени, — это и есть то единственное, о чем Христос спросит тебя, сделал ли ты это; единственное, за что ты будешь отвечать пред Богом; единственное, чего Христос взыщет у твоей души в Судный день. Вместе с любовью, вместе со всем хорошим, чего Господь хочет от нас: смирением, добротой, милостыней, всеми добродетелями, которые украшают душу и оживотворяют наше бытие, — вместе со всем этим Он взыщет, имели ли мы покаяние.

Это после того, как ты наделал ошибок, после того, как потерпел неудачу во всем, чего хотел достичь (а мы, конечно, все терпим неудачи, никто в совершенстве не достигает того, что хотел, никто не достигает вершины, на которую хотел взойти. Никто не может иметь совершенной любви, совершенного смирения, полной и бескорыстной самоотдачи, чистоты сердца, никто не может иметь этого в совершенной степени, как этого хочет Бог), Господь говорит:

«Если ты не мог достигнуть всех этих благ, которых хотел в жизни, поскольку был бессилен; а если и достиг чего, то сам же проваливал это своей злобой и эгоизмом, так хотя бы раскаяние во всем этом у тебя имеется? Обагрило ли покаяние все стороны твоей жизни, все моменты твоей жизни? Украсило ли их покаяние, исправило ли их? Ты был грешен? Я не буду тебя судить за то, что ты был грешен, потому что знаю, как Бог, что ты грешен. Я знаю, что ты глина, знаю, что ты пыль, и не жду от тебя ничего больше — Я знаю, что сам ты ничего не можешь сделать! Ведь без Меня вы не можете сделать ничего (См.: Ин. 15: 5)! Ты не можешь сделать ничего, Я знаю это и не вознегодую, когда увижу твои немощи, потому что знаю, что ты весь — одно сплошное бессилие, одна язва».

Человек — великая язва вселенной. Бог знает это и поэтому не будет судить нас, не будет ругать за то, что мы грешны, не заругает и за то, что мы не достигли великих целей в жизни. А мы и не можем достигнуть великих целей, потому что мы люди — маленькие и бессильные. Всё великое, чего можно достигнуть, принадлежит Ему, как и всё великое, происходящее через нас, тоже принадлежит Ему. Он дает нам силу, благодать, крепость и действует через нас.

Бог не станет судить нас за то, что мы не обошли всех концов вселенной, миссионерствуя, если Сам не призовет нас делать это. Бог не станет судить меня за то, что я не воскресил ни одного мертвеца, потому что не мое это — делать так. Не я Жизнь, и Путь, и Истина. Не я сказал: «Верующий в Меня, если и умрет, оживет» (Ин. 11: 25). Христос сказал это. Христос может воскресить мертвого, а я — нет. За это Он не будет меня судить. Господь не заругает меня даже за то, что я грешен, и за то, что я не могу накормить всех бедняков на свете, потому что сам я этого не могу сделать.


«Знаю, дитя Мое, что ты человек, ты глина; что под одеждой, которую носишь, под рясой, которую носишь, ты скрываешь плоть, и эта плоть — пыль, глина, прах, пепел, она ищет подобного себе, и Я знаю, кто ты. Но есть нечто такое, чего Я ждал от тебя, — скажет нам Христос, — есть нечто такое, что и ты — глина, пыль, Мое творение — мог сделать и должен был сделать и чего Я ждал от тебя всю твою жизнь. Я ждал, чтобы ты это сделал. И что же это? Чтобы ты покаялся! Чтобы ты хотя бы покаялся. Ты не святой, Я знаю, но Я даже не видел, чтобы ты согласился с этим. Я не видел, чтобы ты поскорбел о себе самом, чтобы понял свою меру, чтобы ты понял понятное. Какое понятное? Такое, что ты незначителен, мал, бессилен. Я не видел, — скажет Христос, — чтобы ты согласился с этим, дитя Мое. Я видел тебя крайне эгоистичным, совершенно неисправимым, неуступчивым, совершенно твердолобым, большая доля упрямства имелась в том, что ты говорил, в том, что думал, в том, что ты делал. Ты стоял на своем, не каялся, сердце твое не принимало этого, оно всегда было твердым, всегда оставалось незыблемым в твоих поисках, решениях, движениях. Я не видел этой сладости раскаяния в твоем сердце. Я хочу увидеть, что ты соглашаешься с этим, хочу увидеть, что ты скорбишь, увидеть, что ты спустился с небес на землю и входишь в свою меру, что ты понял свою меру. Я хочу, чтобы ты понял ее и сказал:

“Господи, это я. Я так мал, так бессилен, так грешен. Грехов у меня много, и я их знаю, я размышляю о них, скорблю, душа моя уязвляется, глаза проливают слезы, плачет и душа моя. А если на глазах моих и нет слез, ибо они дар от Бога, то в душе моей много слез. И если на глазах моих нет слез, то я по меньшей мере издаю вздох, я терзаюсь из-за этого, признаюсь и говорю это. Я соглашаюсь и говорю: ах, Боже мой, я не таков, каким Ты создавал меня. Я не таков, каким должен быть, чтобы Ты мог взглянуть на меня и порадоваться. Когда Ты создавал меня, когда лепил меня в раю, когда пречистыми Своими руками давал мне жизнь, когда брал глину и лепил дело рук Твоих — человека, меня, весь мир, — у Тебя не было такого замысла, чтобы я падал до такой степени. Ты не хотел, чтобы я опускался до такой степени. А я так пал. Я соглашаюсь с этим, воздыхаю, скорблю, терзаюсь”«.

Это и значит покаяние — скорбь души, однако скорбь сладкая. Скорбь, которой сопутствует надежда — надежда во Христе. Скорбь, которой сопутствует ощущение того, что существует Некто, Кто перед тобой.

Ты только признай свою ошибку, свое бессилие и будь готов заплакать, разочароваться, а Он не даст тебе разочароваться. Он всегда тебя поддержит, поднимет глаза и скажет тебе:

«А ну-ка посмотри сюда, иди сюда. Мне достаточно того, что ты согласился с этим, достаточно, что ты понял это, достаточно, что ты пришел к познанию истины, — а это знание самое великое. Самое великое знание, дитя Мое, — это то, что ты понял сейчас. Что именно? То, что — ты немощное создание, что ты грешен. Ты понял это? Ты ведь понял это! А поскольку понял это, то ничего другого Я от тебя не хочу. Я хочу, чтобы ты принял это, чтобы смягчилась твоя душа, чтобы сердце твое исполнилось сладости, чтобы слезы потекли из сердца твоего. Чтобы ты взыскал Меня как потребность души твоей, чтобы сказал внутри себя, прошептал вслух и запел: “Господи, помилуй! Господи, помилуй Ты меня уже. Я не могу сам, я очень слаб”. И когда скажешь это, то всё остальное Я тебе дам! Но ты согласись, покайся, ты прими то, кто ты есть».

Это покаяние — скорбь, связанная с надеждой, боль, содрогание нашей души, нашего сердца из-за того, что мы есть, тревога из-за нашего окаянного состояния, из-за того, что каждый совершил: из-за малых и больших проступков.

— Пусть не проходит ни дня в твоей жизни, — сказал мне однажды один святогорец, — без того, чтобы ты вечером, перед тем как уснуть, сказал Богу: «Господи, прости мои ошибки, которые я совершаю на всякий день и совершил сегодня!» Никогда не забывай этого. Не забывай даже на день, что ты грешен, что ты несовершенен, что ты совершил много ошибок и знаешь их. А некоторые и не знаешь, о некоторых остаешься в неведении. Это ошибки, которых ты не сознал, но которые изошли из твоей души — как атмосфера, которую ты создал вокруг себя, как взгляд, которым огорчил кого-то, как слова, которые произнес и не понял, как они отозвались в другом.

Ты совершил много грехов, малых и больших. Каждый вечер, перед тем как лечь спать, соглашайся с этим и не чувствуй себя безгрешным, не чувствуй себя совершенным, значимым, великим, страшным, неуязвимым, уникальным. Нет! Ты человек, а это значит — немощное создание. Ты великое создание, самое величественное создание во вселенной, дело рук Божиих, изысканное творение во вселенной, малый космос. В человеке ведь существует целая вселенная — наше сердце, наша душа. И хотя этот космос так велик, он в то же время и очень мал, немощен и незначителен. И почувствовать это помогает нам покаяние. Это и есть дело, которое совершает покаяние, когда Бог коснется нас…

Однако сегодня люди не каются, они не могут понять своих ошибок. Мы ощущаем себя очень высокими, очень сильными, судя по новостям и фильмам, и по тому, как мы говорим, и по тому, как ругаемся с другими. Нам страшно признаться, что мы виноваты, и мы говорим:

— Если я признаю это, то что скажут другие? Если я скажу это, я испорчу свой имидж. Сегодня мир такой, что, чтобы идти вперед, надо быть жестоким, надо быть лучше всех, никогда нельзя признаваться, что ты совершил ошибку, а если ты сделаешь это, тебя съедят.

Так говорят.

— Не говори, что ты немощен, не соглашайся с этим!

— Ну а что, если это так?

— Нет! Даже если это и так! Ты не соглашайся с этим! Ты говори то, что ты не есть, достаточно создать впечатление у окружающих!

— Но как же я помогу себе? Как я изменюсь? Здесь ведь речь идет не о какой-нибудь работе, на которую я должен попасть, и нужно сказать, что у меня есть качества, которых у меня нет, чтобы не отдали мое место другому. Здесь мы говорим об отношениях с людьми, о связи с Богом, о связи с самим собой, о том, что мне не надо соглашаться с тем, что я в чем-то нуждаюсь, что я немощен, что я делаю ошибки и у меня есть недостатки.

— Нет, не соглашайся с этим! Это будет твоим минусом. Это низкая самооценка, — так тебе скажут. — Тебя увидят другие и перестанут ценить тебя по достоинству. У них не станет хорошего мнения о тебе!

— Да, но если я не соглашусь с тем, что я немощен, если я не приму своих ошибок, я ведь буду постоянно жить во лжи…

Вчера я размышлял об ошибках, которые совершил за один только вчерашний день, с утра до вечера, и вспомнил, что говорит праведный Иов в Ветхом Завете. А именно, что даже если всего один день проживет человек (если бы вся наша жизнь была не 90 лет, или 80, или 70, или сколько-нибудь еще, а всего один день, как у каких-нибудь бабочек-однодневок), — даже если бы и такой короткой была наша жизнь, то у нас все равно были бы грехи. Что-нибудь мы бы сделали. Что-нибудь сказали бы. Человек ведь немощен, грешен, он замешан на бессилии, нужде, несовершенстве — мы не совершенны.

Когда размышляешь о своих грехах, говори: «Как не взыскать прощения, как не согласиться? Я ведь стою пред Богом в покаянии о грехах, совершённых за неделю, месяц, десятилетие, жизнь».

(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102234/223493.p.jpg?0.06723279017023742)


Прегрешения, ошибки, которые мы всё накапливаем и накапливаем, сокрыты в нас. Они копятся, мы их никогда не видим, никогда не думаем о них. Мы наряжаемся, красимся, прихорашиваемся, душимся, эффектно одеваемся. Мы развлекаемся, танцуем, слушаем музыку, смотрим фильмы. Но внутри в нас существует этот мир, сокровенный мир, душевный мир, мир красоты — но вместе с тем ужасом, который мы накопили. И если мы никогда не увидим этот ужас, если не прикоснемся к нему, если это болото, эту тину мы никогда не выбросим из себя, чтобы видна стала вся красота нашей души, если не исчезнет эта грязь, чтобы показался цветок любви, цветок души, весь это красивый мир, существующий у нас внутри, то что же будет? Мы позволяем мусору копиться в нас…

Помню, однажды, придя домой, я забыл вынести мусор. Забыл и на второй день. Из-за множества дел, которые у меня были, я о нем забыл, и когда вошел в дом, то этот запах ударил мне в нос. Таково и зловоние, этот смрад смерти, исходящий из нашей души.

Я оставил мусор дома, два дня не выбрасывал его, и вся комната провоняла. Ты только подумай: есть люди, есть наши братья, ты или я, которые целыми годами оставляют внутри себя всякую всячину, чтобы она громоздилась: состояния, тайны, скрытые события, о которых никто не знает, кроме тебя и Бога; что-то такое, что ты сделал или сказал, и об этом знаешь только ты да Бог. Ты да Бог, или ты и твое «я».

Есть вещи, о которых стоит только подумать, и они уже начинают нас мучить, и мы чувствуем, что совершаем грех. Эти вещи есть, а мы их оставляем и говорим: «Да ладно, ничего, оставь их!» Мы их заталкиваем, как одежду в шкаф, с которой нам некогда разобраться, забрасываем их в себя и сверху придавливаем как попало.

Это великое дело — навести порядок, убраться в своей душе, посмотреть, что в ней имеется. И если ты увидишь, что в ней, то ужаснешься, не выдержишь, ты впадешь в уныние, у тебя начнется депрессия, тебя постигнет разочарование. Но тут приходит Христос и говорит: «Нет, пусть тебя охватывает не разочарование, а лишь маленькая скорбь» — скорбь по Богу, которая открывает в нас покаяние, истинное покаяние, покаяние, приводящее к радости. Это скорбь, однако она выведет тебя на поляну счастья. Надо немного поскорбеть, чтобы дать толчок своей душе. Существует эта скорбь как толчок, как побуждение, скорбь, заставляющая душу проснуться от летаргии. Эту скорбь тебе и надо ощутить, только ее, не скорбь отчаяния, безнадежности, разочарования, паники, которая нередко доводит и до самоубийства.

Некоторые видят свои ошибки и говорят: «Я больше не могу. То, что я увидел, меня потрясло. Я ведь уже не смогу исправиться. Мне ведь уже не спастись никак. Мне совершенно не на что надеяться. Покончу же с собой, положу конец этой своей жизни!»

Нет, не эта скорбь! Это уже другая крайность. Для нас важно то, что говорит нам Господь, и это не крайность, а середина и равновесие: надо опечалиться и проснуться, опечалиться, чтобы двинуться вперед, надо подтолкнуть свою душу, чтобы приблизиться к Богу. И тогда нам больше не нужно будет ничего.


Архимандрит Андрей (Конанос)
Перевела с болгарского Станка Косова

14 декабря 2015 г.


http://www.pravoslavie.ru/88739.html

Покаяние – сладкая скорбь души

Часть 2. Земля нашего сердца жаждет слез


Архимандрит Андрей (Конанос)


(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102241/224138.p.jpg?0.6297997117508203)

Некоторые видят свои ошибки и говорят: «Я больше не могу. То, что я увидел, меня потрясло. Я ведь уже не смогу исправиться. Мне ведь уже не спастись никак. Мне совершенно не на что надеяться. Покончу же с собой, положу конец этой своей жизни!»

Нет, только не такая скорбь! Это уже другая крайность. Для нас важно то, что говорит нам Господь, а Он говорит не о крайности, а о середине и равновесии: надо опечалиться и проснуться, опечалиться, чтобы двинуться вперед, надо подтолкнуть свою душу, чтобы приблизиться к Богу. И тогда нам больше не нужно будет ничего.

Вот этого и хочет Бог — чтобы мы согласились с этим, склонили голову и сказали: «Да, я грешен! Я тоже человек и совершаю ошибки».

«Да, я сказал тяжкое слово, прости меня. Не ты виноват, это виноват я. Прости меня, я огорчил тебя на днях. У меня были проблемы на работе, и я дал волю своему эгоизму. Я бессердечен, не умею любить, прощать, принимать тебя таким, какой ты есть, проявлять терпение. Я такой, и говорю это не холодно, но в то же время и не отчаянно, я говорю это спокойно, со смирением, простотой, добротой в сердце и жду от тебя понимания». Сейчас, Господи, когда я признал свои грехи, свои немощи, когда я каюсь перед Тобой, я готов на всё. И Твоя доброта, Твое признание утешит мою душу более всего. Всякая душа ждет этого.

Этого тебе надо ждать от другого. Когда ты покаешься и по-настоящему смиришься и скажешь: «Прости меня, я согрешил, каюсь», — то никто не будет так жесток, так непреклонен, чтобы ударить тебя, наброситься на тебя еще сильнее. При виде твоего чистого взгляда, твоих кающихся и слезящих глаз и страсть другого отойдет. Он сдастся и скажет: «Да ладно. Нет проблем, ничего страшного, ты сказал это, ты ведь человек, но всё позади!» Смирение, покаяние, признание растопит железо, оно растопит и бесов, парализует зло.

Но нет у меня этого покаяния, нет этого смирения. Мы делаем так много ошибок, огорчаем так много людей, уязвляем столько душ, презираем столько людей, обходим их стороной, мы безразличны, совершаем столько преступлений, столько грехов. Я не говорю о других, я говорю сейчас из своего опыта. Но не только из своего опыта, а из опыта других. Человек ведь всё знает, когда он священник: знает свои грехи, знает и грехи другого, он выслушивает грехи всех людей и видит, что есть много грехов на свете, в которых кому-нибудь, но надо будет покаяться.


(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102241/224139.p.jpg?0.5733617753721774)

Много таких грехов, которые мы совершаем, даже не задумываясь об этом: впустую потраченные часы, бесконечные потраченные часы, и в этом у нас нет никаких угрызений совести. Мы теряем столько часов своей жизни, проведенных без пользы, о которых когда-нибудь будем горько плакать. Мы будем плакать, но будет поздно. Будем плакать с теми, кто убивал бесконечные часы перед телевизором, компьютером ради глупостей — тогда как надо было читать об искушениях.

Прошли целые часы, в которые они вообще не молились, не прочли ничего. Это бездельные дни, дни, в которые они не научились любить, прощать. А потом скажут: «Когда пролетела моя жизнь? Когда промчались эти годы? Как я стал 80–90-летним и что сделал в своей жизни? Да ничего! Почему, почему ничего? Христос говорит, что за миг можно покаяться, но в то время как разбойник за минуту вошел в рай, я потерял не просто минуту, а тысячи, миллионы минут и ничего не сделал для своей души. О ужас! Как же пролетело время моей жизни?»

Придет час, когда мы будем раскаиваться из-за потерянного времени. Придет час, когда мы будем раскаиваться в словах, которые сказали. Слова… Сколько отношений испортилось из-за горьких, оскорбительных, злобных, саркастичных, ироничных слов, которыми мы унизили другого! Потом внезапно чаша переполняется — от одного только слова, одной обиды, и так разрушаются целые семьи.

Придет час… О, если бы это было сейчас, когда слеза покаяния еще может покатиться из наших глаз и мы скажем Богу: «Господи, как же я мог так говорить, как я мог так ранить других? Что это я говорю, что это такое произносит мой рот?! Нет, не ругань или плохие слова — я просто так общаюсь с другими! Всегда обижаю, иронизирую, не уважаю — что это, то, что выходит из моих уст? Сколько раз я осуждал, сколько раз смаковал жизнь другого! Говорю о людях, которых нет среди нас, порочу их жизнь, толкую их поступки, хоть и не знаю, правда ли то, о чем говорю, не будучи сердцеведцем. Сколько же раз, Господи, я приписывал Твою власть себе. Отнимал у Тебя право, которое только у Тебя есть. Какое право? Судить других. Сколько раз я совершал этот грех, а каялся редко. Да я вовсе не раскаялся в этом, потому что, если бы раскаялся, то остановился бы. Если бы я раскаялся, то не повторял бы этого больше. Если бы мне это не нравилось, я перестал бы».

Когда еда тебе не нравится, когда она горька, безвкусна, то ты ее больше есть не станешь. Ты ее не готовишь больше, не хочешь даже пробовать ее — она тебе не нравится. А грехи мы совершаем одни и те же и никогда не каемся. Почему? Потому что они нам нравятся. Нам нравится то, что мы делаем. Мы привыкли, нам нравится порок. Нам нравится эгоизм, наши страсти, нам нравится любопытствовать о чьей-то жизни, видеть, что другие что-то теряют, расходятся, мы сплетничаем об этом, потому что нам это нравится.


Если по телевизору идет документальный фильм на какую-нибудь научную или философскую тему, например по истории искусства, то мы переключаем канал. Но если найдем канал, по которому передают о жизни людей: кто развелся, почему развелся, как они поссорились, — мы садимся и смотрим. Нам нравится, с нами что-то происходит, и мы наслаждаемся неудачами других. Мы не плачем о них, не каемся — ни о себе, ни о них, ни о скорбях в мире, а радуемся, слыша, что где-то взрываются бомбы, что там боль, испытания, проблемы. Это доставляет нам скрытое наслаждение, потому что, слава Богу, это случилось не с нами, а с другими.

— Скажи, а что там было? А что он ему сказал в конце? Ты узнал подробности?

Нам всё это нравится, и мы не каемся. Мы наслаждаемся, совершая грехи.

Если мы захотим покаяться, если захотим поплакать, то что говорят святые? «Если и вода всех рек вытечет из наших глаз, и морей, и океанов, то ее недостаточно будет для нашего плача». Чтобы мы выплакали свои и чужие грехи. Чтобы признали, что у нас не всё в порядке.

Блаженны плачущие, ибо они будут помилованы, ибо они утешатся (Ср.: Мф. 5: 4, 7). Плачущие — это те, которые скорбят, у которых есть покаяние, которые жалеют о своем грехе и грехе мира, которые жалеют о своих ошибках, о тревогах людей, о проблемах других, о своих нераскаянных братьях и берут на себя их покаяние, говоря: «Господи, я каюсь и за тех, которые не каются! Молю Тебя: пожалей их!» А мы? Мы — ничего, у нас ничего похожего на это нет.


(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102241/224140.p.jpg?0.01557088433764875)

Сколько не рожденных детей ждет, когда появятся слезы на глазах их родителей, а слез еще нет! Сколько совершается абортов, сопровождающихся одной только подписью: врачи, договоры, документы, вся это формальность! Ты говоришь себе, что так делают многие, много женщин и мужчин проводят аборты. Они совершают убийство, а ты еще не заплакал!

Часто приходят женщины и исповедуются — и мужчины тоже, потому что они несут ответственность за то, что произошло с их женами, — и не говорят ничего про аборты. Ты кратко спрашиваешь:

— Вы когда-нибудь делали аборт?

— Да, два раза.

— И вы так просто говорите об этом?

Ты, отец, ты готов плакать о двух детях, которых уже нет среди живых, и еще больше плакать — о живых, но мертвых их родителях? Тут даже не встает вопрос о том, что они согрешили, потому что они люди: и я мог бы это совершить, и любой мог бы совершить по своей немощи, невниманию, по разным причинам. Но чтобы ни одной слезы? О том, что ты сделал, ты даже не жалеешь?

Разве ты не осознаёшь этого? Разве не понимаешь, что за это надо что-то отдать? Кому? Не мне, не Богу, а этим душам, этим детям, которые не порадовались этому миру, не пожили. Пускай, если бы у вас не было денег, они попрошайничали в метро. Но ты никого не спросил, что делать с этими детьми. И ты не губил их для того, чтобы они не жили плохо. Ты просто взял и принял решение — сам. Ты просто еще раз сделал себя богом и сказал: «Я решу, что будет, я буду определять свою жизнь, я скажу, будут они жить или нет!»

Ты еще не понял, что твое «я» уничтожило тебя, и не плакал об этом. Ты сделал аборт или хочешь сделать, но не понял свою ошибку и не пролил из глаз ни одной покаянной слезы. Разве это не страшно? А где покаяние? Нет покаяния. Сколько тысяч абортов совершают в Греции? Примерно 350–400 тысяч в год, по официальной статистике (я слышал это несколько раз). Это те, которые заносят в документы в больницах, а сколько еще их делается втайне, о чем не сообщается по разным причинам: семейным, чтобы не упал авторитет, чтобы не испортить свой имидж в семье, мире, обществе.

Пролило ли каждое из этих семейств хоть слезу? Я не сердцеведец и не сужу их, не обвиняю, просто объясняю, что земля нашего сердца жаждет слез, потому что она очень суха, земля нашей планеты хочет слез, потому что она пересохла.


Мы грешны, но у нас нет покаяния, и в этом наша драма, а именно в том, что мы живем в греховную эпоху. Все эпохи были греховными, но нынешняя эпоха в небывалой степени лишена покаяния, она жестока, непреклонна, надменна пред Богом. Это сплошное восстание, бунт против Бога, и дерзость — самое трагичное из всего этого. Трагично не то, что мы совершаем грехи, а то, что мы имеем дерзость и превращаем грех в способ существования. Вместо того чтобы признать это и сказать: «Господи, прости нас. Я умоляю Тебя помочь мне выбраться из болота!» — мы говорим: «Я хорошо поступаю, так делают все, мне так нравится. Я буду так делать!»

Это уже не человеческое. Это сатанинское. «Я так хочу, мне так нравится, я не буду меняться» — это мышление сатанинское. Я слышал это не от старцев, не из книг, а сказать вам? От самого диавола я это слышал. Я не видел диавола лично, но однажды случайно оказался на изгнании нечистого духа. Тогда всё продолжалось полчаса, я столько всего слышал и задумался после этого очень сильно.

В какой-то момент священник спросил лукавого духа:

— Кто сильнее? Ты знаешь, почему я это говорю: потому что сильнее Христос, а не ты. Согласись с этим! Это так?

— Я не скажу тебе!

— Кто сильнее: ты или Господь?

— Не скажу!

И в конце священник сказал ему:

— Заклинаю тебя именем Господа сказать мне!

А искуситель ему отвечает:

— Если ты знаешь, что Назарянин сильнее меня, то зачем спрашиваешь?

Священник ответил:

— Чтобы ты сказал это!

Это я слышал своими ушами, и не только я, но и много людей, причем людей образованных. Так что это не какой-нибудь фольклор, чтобы ты говорил: мол, одни бабки верят в подобные вещи. Там был даже один журналист, я видел, что он держал магнитофон и записывал. Не знаю, чего он хотел — сделать репортаж, что ли, не знаю.

Священник продолжил:

— Ты знаешь, что, когда ты покаешься, Бог примет тебя снова? Он снова примет тебя, как светлого ангела, снова примет тебя в Свое окружение, ты знаешь это? Как возлюбленное чадо, блудное, возвращающееся. Ты знаешь, что Бог примет тебя в Свои объятия, если покаешься?

Искуситель ответил:

— Знаю. Я знаю и это.

Священник сказал ему:

— А тогда, безумный, почему же ты не каешься? Глупец ты, коли не каешься.

И тут раздался крик на весь храм, от которого все застыли на месте, потому что это был голос дикий, сильный, но в то же время очень четкий и уверенный, очень уверенный:

— Потому что НЕ ХОЧУ!

Я не могу его изобразить. Долго звучал этот голос, стоял один крик: «Не хочу! Не хочу!» Диавол не хочет каяться.

Каждый раз, когда ты говоришь: «Я не хочу меняться, не хочу признавать свою ошибку, не хочу. Оставь меня в покое! Я хочу пить, хочу курить, хочу грешить, развратничать. Я хочу, мне это нравится, мне это приятно, оставь меня!» — это уже вызывает тревогу.

Если бы ты сказал, что согрешаешь, так как ты человек, как и я совершаю грехи, как и все совершают грехи, — один только Господь не совершил греха, потому что никто не без греха (См.: Ин. 8:7). Все мы грешны, по меньшей мере пред Тобой, Единственным, мы согрешаем, но и пред Тобой, Единственным, припадаем. Я не перестаю грешить, но снова прихожу к Тебе, падаю Тебе в ноги, прошу Твоей милости, говорю Тебе, что согрешил, и Ты снова меня принимаешь.

В этом разница между кающимся и не кающимся человеком: кающийся человек грешит и кается. А нераскаянный совершает грех и упорствует, совершает грех и доволен этим. Совершает грех и радуется, он культивирует его, развивает, упрочивает в себе и живет в аду и сатанинской атмосфере еще в этой жизни, в своем сердце. Ни к чему спрашивать, куда ты отправишься, ни к чему спрашивать, отправишься ли ты в рай или ад: ты уже сейчас испытываешь или рай, или ад. Кающийся уже сейчас ощущает рай, он плачет, соглашается, что виновен, но радуется, потому что видит Христовы объятия, видит перстень, который надевает ему на руку Небесный Отец, Царский перстень, перстень всыновления, новой перемены, и Он ему говорит:

— Чадо, Я люблю тебя!

— Я грешен.

— Я люблю тебя.

И ты говоришь:

— Христе мой, какова же эта радость, которую Ты мне даришь! Я грешен, и Ты меня любишь? Как же Ты любишь меня с этим грехом, который я совершаю?

А Господь тебе говорит:

— Я люблю тебя не за то, что ты сделал, но люблю тебя за то, что ты Мне сейчас даешь. За твое сердце, которое ты Мне опять отдаешь, за то, что ты опять приходишь ко Мне, подаешь Мне руку, любишь Меня снова, — вот что Я люблю. Твое возвращение!


(Окончание следует)

(Окончание)


(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102241/224136.p.jpg?0.656992037082091)

Эта красота есть в Церкви. Мы каемся, возвращаемся, падаем и встаем — неописуемое чувство возвращения! Тяжело чувствовать падение, эту горечь в душе, нас охватывает печаль и унылость, но, с другой стороны, мы радуемся, потому что у нас есть Отец, мы нашли Мессию, нашли Избавителя. «Радуйся, Родившая Наставника заблудшим, радуйся, Носившая во утробе Избавителя плененных!» Он наш Избавитель. Мы плененные, заблудшие, но приходит наш Избавитель, у нас есть Путеводитель, и от этого наша радость, а не оттого, что мы плохие, это печально.


В Церкви имеется много надежды, много оптимизма. Покаяние замешано на слезе, которая, как только начнется печаль, превращает ее в радость. И ты уже не знаешь, почему плачешь: потому ли, что скорбишь, или потому, что радуешься.

Есть люди, которые в продолжение исповеди плачут-плачут, я видел людей, которые плачут, и спрашиваешь их:

— А сейчас почему ты плачешь? Тебя же Бог прощает!

И он говорит:

— Не знаю. Плачу и о том, что сделал, и оттого, что чувствую прощение, что Господь наполняет меня Своей любовью. Меня, гнусного, грешного, непотребного Его раба — как Он любит меня таким, с этим зловонием? Как обнимает меня, немытого?

А как отец блудного сына поцеловал своего ребенка, который был весь в лохмотьях, целыми неделями не мывшийся, грязный? Как прикоснулся к нему этот пречистый отец, когда его сын был презренным в глазах людей?

И Отец говорит:

— Если ты говоришь так, значит, ты Меня еще не знаешь. Если ты называешь Меня Отцом и считаешь Меня таковым, то ты еще не понял, каков Бог. Ты еще не понял океана Моей любви, Моего человеколюбия, Моей доброты, Моей несправедливости. Я Бог несправедливый, потому что у Меня нет твоей справедливости, нет твоих весов, а даю Свое прощение, как Я хочу.

И тогда как на твои весы надо положить определенный груз, чтобы достигнуть равновесия, то Господь балансирует, как хочет. Он платит работнику последнего часа так же, как и трудившемуся с утра до вечера. А последний негодует и говорит:

— Господи, ну почему так? Я тружусь с утра до вечера, и Ты даешь мне плату, а этот пришел и стал работать только под вечер, а у него такая же плата! Ну разве не несправедливо, то, что Ты делаешь?

А Бог ему говорит:

— А какое тебе дело до этого? Почему это тебя раздражает? Любовь несправедлива.

(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102241/224134.p.jpg?0.18373769684694707)
_{Рембрандт Харменс ван Рейн. Возвращение блудного сына, 1669 г. Фрагмент картины}

Любовь онеправдывает. За эту неправду нам надо ухватиться и уповать, что спасемся. Если Бог станет судить меня по правде, то я не спасусь, а если станет судить меня не по правде, то есть с любовью, милосердием и прощением, по-Божественному, тогда есть надежда моему спасению.

«Господи, если Ты беззакония заметишь, кто устоит, Господи?» (ср.: Пс. 129: 3). Кто выдержит, кто вытерпит этот суд? Если Ты станешь замечать мои грехи, то нет мне возможности спастись. Но милость Твоя перетянет, перетянет одна слеза.

А у тебя есть одна слеза? То, что мы называем Божией благодатью, то, что называем Христовым прикосновением к душе нашей, это плод Святого Духа. Плод Духа полон слез. Об этом даре нам пишет Священное Писание, потому что это сокровенный и внезапный дар, он бьет ключом и идет от Бога по Его воле, и этим Бог нас удивляет. У Святого Духа много даров, не только этот, у Него есть бескрайние дары: Божественные смыслы, превосходные мысли, уникальные переживания, Божественное сияние вокруг нас, Христова благодать, слезы, многое Он нам дает.

Итак, есть ли у нас эта слеза? Если она есть, тогда у нас есть надежда на рай.

Прекрасна эта слеза, когда катится, и Бог берет ее, ее берет наш ангел, а ты думаешь, будто она исчезает. Бог берет ее и относит в рай, где она превращается в алмаз. И внезапно ангелы видят на небе мощный свет и говорят Богу:

— Что это сверкнуло, что это блестит среди нас, в этом священном собрании? Что так сильно сияет сегодня, Господи?

А Он им отвечает:

— Это слеза одного кающегося человека: одно Мое чадо покаялось. Одно Мое создание плакало сегодня, плакало горько. Я взял его слезы и превратил их в алмазы, которые будут ждать его, чтобы украсить ему венец, когда он придет в Мое Царство.

Эти алмазы создадут нам красоту. Тогда эти слезы украсят нашу душу, и больше у нас слез не будет — «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная». Бесконечная жизнь. Но для этого должна быть слеза, хотя бы одна слеза.

Старец Иероним Эгинский (есть книга о нем, написанная его духовным чадом) говорит: «Слез много, но глаза малы и не вмещают их. Не хватает глаз моих, Господи, чтобы выплакать слезы, которые у меня есть от любви к Тебе, от раскаяния в моих грехах и грехах людей!»

Как это прекрасно — иметь покаяние! Всегда, а не только в Великий пост. Всегда мы должны иметь покаяние, потому что и в день Пасхи мы совершим ошибки, на Пасху или Успение Богородицы могут случиться недоразумения: сколько ссор бывает из-за еды, из-за семейных проблем, а ведь идет праздник!

Кто-нибудь может возразить, что праздники — время радости: Рождество Христово, Пасха, само лето, когда мы едем на море, путешествуем, проводим свой отпуск, — а не время для покаяния. Но посмотри, и там, куда ты едешь, дети попросят у тебя мороженого, ты начнешь нервничать, что у тебя нет денег, и злиться на жену, почему она захотела, чтобы вы остановились, и отсюда начинаются недоразумения. Вот вам и снова повод для покаяния! Как вы помиритесь? Да когда покаетесь!

И во время отпусков, и в самом лучшем кемпинге, и на самом лучшем море, и на самом лучшем пляже появятся поводы для покаяния. Куда бы ты ни пошел, надо носить с собой покаяние, чтобы оно всегда было с тобой. Оно очень полезно, очень необходимо, всюду, где ты ни есть, как дорожная аптечка. Оно исцелит раны повседневные, травмы — малые и большие. Оно может исцелить все большие травмы.

Когда мы окажемся пред Богом, у всех нас, каявшихся, будет большая надежда спастись. А мы, остальные, что будем делать? Мы, остальные, никогда не плакавшие, что мы будем делать?

Вспоминаю случай из «Евергетиноса», в нем говорится об одном ленивом и нерадивом христианине, который проводил жизнь свою небрежно, никогда не каясь в том, что сделал. Он постоянно совершал грехи. И вот пришел последний его час, и он увидел, что Бог будет судить его душу. Там был и данный ему с момента Крещения ангел-хранитель, который силился найти что-нибудь хорошее, чтобы можно было сказать: «Господи, он сделал это». Однако ангел не видел ничего хорошего в его жизни, а один только эгоизм, нервы, прихоти, гнев, отдаленность от Бога.


Что же человеку сейчас делать, что он скажет Богу? Все эти вещи, над которыми он смеялся, он увидит, что они — реальность. Что же скажет этот человек Богу сейчас? Вот и пришел конец лжи, конец шуточкам. А он думал, что вечная жизнь — это шутка, и говорил, что только эта жизнь реальна. «Станем есть, пить, брать то, что есть на этом свете, а всё остальное — мифы». И что же он видит сейчас? Видит, что то, что он называл мифом, — это реальность, а то, что он считал реальностью, — миф.

Вот и закончился роман! В романах обычно в конце люди начинают жить лучше… а мы — и того лучше будем жить! Да, но сейчас он видит, что вовсе не лучше, а, наоборот, хуже, что он вообще не подготовился к другому, тому, что его сейчас ждет. Он не приобрел ничего. И тут он начинает размышлять о своей жизни. Он видит, как весы склоняются к его порокам.

Ангел его был очень печален и плакал, а диавол радовался. И тут вдруг он сам заплакал — он, бессильный, умирающий, вдруг стал плакать и говорить:

— Что же я наделал, Боже! Вся жизнь моя прошла в непотребстве, вся жизнь в ошибках, вся жизнь была вдали от Тебя — и это самое плохое, это самая большая моя ошибка! Самый большой мой грех. Я не познал Бога! Я жил как псы и даже хуже них, потому что они следуют своим инстинктам в меру, а я… Следовал своим животным инстинктам, страстям и больше ничего. Не думал, что Бог существует! Не думал, существует ли душа. А сейчас вижу всё…

(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102241/224141.p.jpg?0.25485166627913713)

Этот человек видел всю свою жизнь, как на киноленте. Он раньше никогда не плакал. Но тут он, такой жестокосердный, заплакал, взял платок и вытер глаза. Весы уже преклонились к его порокам, стрелка застыла в самом низу. И вдруг в последний момент ангел что-то придумал. Любовь ведь всегда что-нибудь придумывает. Любовь находчива и изобретательна. Так что же сделал ангел?

Он схватил этот платок — этот омоченный слезами платок — и положил его на другую чашу весов со словами: «Господи, Господи! Перед тем как принять окончательное решение, посмотри на этот платок, на эти слезы. Не могут ли они совершить это чудо? Посмотри на его покаяние хоть сейчас, в последний миг, за две минуты перед тем, как ему умереть! Ты милосерден, Ты, Господи, и в другие разы делал это. Ты, Господи, на Кресте спас разбойника в последний час».

Он положил омоченный слезами платок, и весы преклонились на другую сторону, Господь его простил!


Эта слеза всемогуща — слеза покаяния! Но есть ли у нас такие слезы? О, если бы мы нашли время в нашей жизни сегодня, завтра, послезавтра; о, если бы мы понемногу каялись в том, что сделали, и в том, что собираемся сделать. В том, что совершают ближние наши и в чем мы никогда не каялись, так же как и они никогда не каялись в этом.

Давайте же молить Бога коснуться нас тем жезлом, которым Моисей коснулся скалы — и брызнула вода в пустыне. Чтобы Господь коснулся этой скалы нашего сердца, твердого, как камень, и чтобы брызнула эта животворящая слеза.

Помолитесь, прошу вас, и обо мне, а я буду молиться о вас!


Архимандрит Андрей (Конанос)
Перевела с болгарского Станка Косова

21 декабря 2015 г.


http://www.pravoslavie.ru/88995.html

Три учителя покаяния

(http://ruskline.ru/images/cms/thumbs/d4ea4c6625cec5e34410ce820eaa9466525cf0c5/tri_svyatitelya_200_auto.jpg)

Продолжаются подготовительные недели к Великому посту. В прошлое воскресенье, в Неделю мытаря и фарисея за всенощной первый раз услышали мы пение: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче». А сегодня на утрени мы услышим плач покаяния: «На реках Вавилонских». Начало наших молитв о даре покаяния совпало в этом году с большим праздником всей Церкви — памятью трех святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого. Может быть, этим торжеством дается нам напоминание, что мы должны принести покаяние не только каждый в отдельности, но всей Церковью, и, может быть, особенно — этим Постом. Не напрасно сказано другим святителем, что церковная молитва — огонь, а домашняя — дым. Если бы вся Церковь на самом деле «все, как один» могла встать с молитвой мытаря «Боже, милостив буди мне грешному!» на камне веры, не на тысячу дней, как преподобный Серафим, а на сорок только дней, тогда изменилась бы вся наша жизнь — тронулся, затрещал бы лед наступившей у нас от умножения беззакония апокалиптической зимы, и обрели бы наконец смысл пустые слова о всенародном покаянии.

Но все должно начаться с личного покаяния. Мы помним историю возникновения этого праздника. Каждый из святителей — ярче другого, и в Церкви возник когда-то спор, как у детей: кто же больше? Одни говорили: «мы — василиане», другие: «мы — григориане», третьи: «мы — иоанниты». Как во времена апостола Павла: «я — аполлосов, я — павлов, я — кифов». Разве разделился Христос? Может быть, сами святители откроют, кто из них первый? «От нихже первый есмь аз», — говорит святой Иоанн Златоуст, — «первый из всех на свете грешников». И святой Василий Великий говорит: «Темже и аз, аще и недостоин есмь небесе и земли, и сея привременныя жизни». И святой Григорий Богослов молится как о высшей милости «быть у Бога самым последним, нежели у людей (кто бы они ни были) — первым». Наконец, три святителя явились одному епископу и сказали, что Господь ради единства и любви, всех благословляет кроме отдельной памяти каждого из них установить им совместный праздник.

О покаянии, оттого что приблизилось Царство Небесное, возвещают со властью, выходя на служение нам, подобно Спасителю святители, научившиеся сами покаянию. Прежде чем принять пастырское служение в Церкви, все они удалялись в пустыню, чтобы освоить, как говорил святой Иоанн Златоуст, эту истинную философию. И то, чему они научились, стало достоянием всей Церкви. Как драгоценны плоды их покаяния! Мы каждый день начинаем с утренних молитв, где есть молитва святого Василия Великого: «Благодарим Тя, яко не погубил еси нас со беззаконьми нашими». В праздник Пресвятой Троицы его покаянием молится вся Церковь коленопреклоненно Господу. В дни сугубого покаяния и сугубой милости Божией — Великим постом — когда жизнь открывается нам на подлинной глубине, служится по воскресеньям литургия святого Василия Великого, и священник от лица всех молящихся произносит в алтаре исполненные непостижимого проникновения в тайны Божии покаянные молитвы, составленные святителем.

Святой Иоанн Златоуст — тот, кто среди ликования Пасхи, в час, когда дается нам узнать, что смерти нет, имеет дерзновение уста к устам каждому причастнику победы Христовой, всей Церкви всех веков, прерывая пение, говорить слова, в которых сияет благодатный огонь христосования. Но этот не имеющий сравнения ни с кем проповедник называется по преимуществу учителем покаяния. Его двадцать четыре кратких воздыхания, которые мы каждый день произносим за вечерней молитвой, — это то, что Церковь денно и нощно, на всякое время и на всякий час приносит покланяемому и славимому Господу. Вот прошения из первых двенадцати его молитв: «Господи, не лиши мене небесных Твоих благ!» — и дальше одно покаяние: «Господи, избави мя вечных мук. Господи, умом ли или помышлением, словом или делом согреших, прости мя. Господи, избави мя всякаго неведения и забвения, и малодушия, и окамененнаго нечувствия. Господи, избави мя от всякаго искушения. Господи, просвети мое сердце, еже помрачи лукавое похотение. Господи, аз яко человек согреших, Ты же яко Бог щедр, помилуй мя, видя немощь души моея. Господи, посли благодать Твою в помощь мне, да прославлю имя Твое святое. Господи Иисусе Христе, напиши мя раба Твоего в книзе животней и даруй ми конец благий. Господи, Боже мой, аще и ничтоже благо сотворих пред Тобою, но даждь ми по благодати Твоей положити начало благое. Господи, окропи в сердце моем росу благодати Твоея. Господи небесе и земли, помяни мя грешнаго раба Твоего, студнаго и нечистаго, во Царствии Твоем. Аминь». И потом снова двенадцать молитв: «Господи, в покаянии приими мя! Господи, не остави мене!» — и так далее. Все — как «Боже, милостив буди мне, грешному!» Мы молимся его покаянными молитвами перед причастием, и самая главная из них — та, которая звучит на амвоне перед Святой Чашей.

Святой Григорий Богослов как будто не имеет того сугубого дара причастия Евхаристии, какого сподобились святители Василий Великий и Иоанн Златоуст, литургии которых мы служим. Но он не зря называется Богословом. Когда Рождество Христово, мы слышим: «Христос раждается, славите!», и когда Пасха, мы слышим: «Воскресения день, просветимся людие, Пасха, Господня Пасха!» — это его словами святые песнописцы и вся Церковь выражают неизреченное. Подлинное покаяние возможно только перед тайной Рождества и Воскресения. И только тот, кто прошел через подлинное покаяние, может быть причастным тайне Рождества и Воскресения.

Только кающемуся дается благодать, и только он может по-настоящему различать истину и ложь, и понимать, что всякая ересь смертельно опасна для души человеческой. Только он, по дару Христа, может находить для всей Церкви такие слова, которые, как меч духовный, поражают в самое сердце диавола. Только по этой благодати обретает человек мужество не бояться никаких испытаний и никаких угроз. Какое спокойствие явили святители Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, какую непоколебимую стойкость в защите истины! Государственная власть, покровительствующая еретикам, пыталась сломить святого Василия Великого страхом разорения, изгнания, пыток, смерти, и святитель со смирением отвечал: «Все это для меня ничего не значит. Тот не теряет имения, кто ничего не имеет, кроме ветхих и изношенных одежд и немногих книг, в которых заключается все мое богатство. Ссылки нет для меня, потому что я не связан местом, и то место, на котором живу теперь, не мое, и всякое, куда меня ни кинут, будет мое. Лучше сказать — везде Божие место, где ни буду я странником и пришельцем. А мучение — что может сделать мне? Я так слаб, что только первый удар будет чувствителен, смерть же для меня — благодеяние, она скорее приведет меня к Богу, для Которого я живу и тружусь, к Которому давно стремлюсь».

И святой Иоанн Златоуст на такие же устрашения отвечает, как будто перекликаясь со святителем Василием: «Отнятие имущества? Ничто не принесли мы в этот мир, и явно, что ничего не можем вынести из него. Ссылка? Господня земля и исполнение ея. Смерть? Смерть для меня — приобретение». Он не цитатами из Священного Писания говорит, это его слова, он готов заплатить за каждое из них, и мы знаем, что заплатил.

Святой Григорий Богослов, когда его грозили изгнать из Константинополя, где он был избран, как святой Иоанн Златоуст, патриархом, сказал: «Если бы они могли изгнать меня из небесного Иерусалима, я бы испугался, а все остальное для меня — будто они дуют ветром и брызжут водою, пустые наваждения».

Глядя на трех святителей, мы вспоминаем невольно трех отроков благочестивых в вавилонской пещи. «Согрешихом, беззаконновахом, неправдовахом пред Тобою, Господи, ниже соблюдохом, ниже сотворихом, якоже заповедал еси нам», — молятся они, как будет молиться вся наша Церковь Великим постом, и в то же время не колеблясь обличают нечестивого властителя Навуходоносора, называя его «лютейшим паче всея земли». Как говорит святитель Игнатий (Брянчанинов), смирение и истина не разнятся между собой, но питают друг друга. И где двое или трое собраны во имя Христово, там Сам Христос посреди них.

Вся Церковь собирается сегодня вокруг своих святых во имя Божие, чтобы испросить у них благословение на путь покаяния. Промысл Божий призвал трех святителей служить Церкви в трудное, полное духовных опасностей время. «Тяжкое время! — говорит святитель Григорий Богослов. — Доброе гибнет, злое — снаружи, церкви — без пастырей. Нужно плыть по бушующему морю, и нигде не светятся путеводные огни». И еще более беспощадный приговор выносят своему безвременью святые Василий Великий и Иоанн Златоуст. Что сказали бы они о наших днях открытого и разнузданного торжества беззакония? Каким громом праведного гнева поражали бы они почти всеобщее безверие и лжеверие, и наше уныние и равнодушие?

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!» Если мы не покаемся, как сможем не перепутать глубину и высоту Христову с той глубиной и высотой, которые скоро откроются на земле, чтобы отлучить нас от любви Божией? Как сохраним в чистоте кровью мучеников наших омытое святое Православие? Где возьмем крепость устоять в новых бедствиях, неотвратимо грядущих на вселенную?

Протоиерей Александр Шаргунов, настоятель храма свт. Николая в Пыжах, член Союза писателей России

http://ruskline.ru/news_rl/2017/02/11/tri_uchitelya_pokayaniya/

Схиархимандрит Иоанн (Маслов)

Обрядовые особенности покаянной дисциплины Древней Руси

(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102594/259461.p.jpg)

 Десятина года

Уклад церковной жизни в Древней Руси во многом отличался от современного и содержал во всей полноте черты глубокой христианской древности. Соблюдение церковного устава, церковных традиций находилось на должной высоте во всех слоях общества. В частности, неотъемлемой чертой русского народа было обязательное исполнение постов. Ярче всего это проявлялось в дни святой Четыредесятницы. Прощение в этот период было обставлено особенно строгой системой требований, обрядов и обычаев, которые охватывали всю духовную жизнь верующего. Отчасти это отношение к обрядовой стороне живо в народе и доныне. Однако ревность и строгость, существовавшие в то время, сейчас значительно ослабели. Ведь в сердцах древнерусских христиан горел немерцающий огнь любви к исполнению всех обычаев и уставов церковных.

Великий пост христиане проводили очень строго, и поэтому предписаний о нем сохранилось гораздо больше, чем о других постах. Согласно древнецерковным указаниям, Великий пост признавался десятиной года, которую верующий посвящал своему Небесному Царю. Автор одного древнего поучения предлагает такой расчет дней Великого поста: пост продолжается семь недель, включая Страстную; из них первые шесть содержат по пять постных дней, ибо субботы и воскресения Великого поста, согласно с церковными канонами, не считались вполне постными днями; всего получалось тридцать дней. Последняя, Страстная седмица содержала шесть постных дней, ибо в Великую Субботу полагался пост. Получилось 36 дней – неполная десятина года. Чтобы она стала полной, предписывалось поститься в Великую субботу до «поздняго» – еще полдня. Всего Великий пост содержит 36 с половиной постных дней. По этому расчету он был точной десятиной года.

Великом посте большая часть седмиц и недель (воскресений) носили особенные календарные названия. Воскресенье перед Масленой неделей называлось «мясное заговенье» (мясопуст). Воскресенье после масленицы носило название «Недели сыропустной». Саму масленицу именовали «сырной», «масленой» или «молочной» неделей. Впервые название «масленица» встречается в XVI веке. Первая седмица Великого поста именуется в летописях «чистой», «Феодоровой». Воскресенье после этой недели носило название «Сбора», «Честного сбора», «Недели сборной». Это название происходило оттого, что священники в этот день обыкновенно съезжались на ежегодный епарихальный собор к епископу. Четвертая неделя известна в летописях под именем «Средокрестной», «Средоговения», пятая – под именем «Похвальной». Шестая носила название «Вербницы», «Цветной», «Цветоносной».

Наступал Великий пост, но не сразу стихал разгул масленичного веселья. Об этом свидетельствует послание митрополита Фотия (XV век), который пишет: «Да еще слышанье мое, что заговев великий святый пост, еже есть Божие одесятование всего лета, и простии де людии бои и шум сотворяют и зрелища безчинная, еже суть Богу мерзкая и ненавидим»”.

(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102594/259462.p.jpg)
_{Прощеный день}
   

Но постепенно языческий разгул уступал место покаянной молитве. Как иноки, так и миряне в Прощеное воскресенье в торжественной церковной обстановке прощали друг другу все согрешения. Этот день носил название «Прощеного дня», или «Целовальника». Народный обычай прощения в Древней Руси заключался в том, что после вечерней молитвы младшие члены дома с земными поклонами просили прощения у старших; старшие, в свою очередь, испрашивая прощения у них, кланялись в пояс. Христиане ходили «прощаться» со знакомыми, со священниками – своими духовными отцами. Они посещали могилы, «прощаясь» с умершими родственниками, и сокрушались о тех, которые умерли без покаяния в этом году. В начале XVII века о чине прощения француз Маржерет пишет: «На масленице россияне… посещают друг друга, целуются, прощаются, мирятся, если оскорбили один другого словом или делом; встречаясь даже на улице – хотя бы никогда прежде не видались – целуются, приговаривая: «прости меня, пожалуй»; другой отвечает: «Бог тебя простит». При дворе московских государей обряд прощения развился в сложную и торжественную церемонию. С середины масленой недели царь объезжал московские монастыри, «прощаясь» с своими домочадцами и приближенными двора. В само воскресенье, после обедни, патриарх посещал государя, и во дворце совершался обряд прощения со всеми дворовыми чинами. А вечером в Прощеное воскресенье этот чин прощения совершался в Успенском соборе. Здесь пели прощальные песнопения и произносилось глубокопокаянное слово Патриарха. Затем государь шествовал в Чудов и Воскресенский монастыри, а также в Архангельский и Благовещенский соборы, где просил прощения у гробов своих родителей. В этот день русские цари отпускали на свободу многих «колодников», то есть заключенных.

Обычай прощения берет свое начало в глубокой древности. Он перешел к нам на Русь из восточных монастырей, о чем упоминается еще в Житии преподобной Марии Египетской.

Обряд прощения совершался во всех русских монастырях.

Обычай мирян посещать своих духовников в начале Великого поста также возник в глубокой древности.

В «Домострое», который составлялся с XV и до середины XVI века, автор дает подробные указания относительно пищи в Великий пост. Например, в Феодорову неделю (первая неделя поста) полагалось сухоядение, как и в Страстную. По воскресеньям и субботам разрешалась рыба. Но наиболее благочестивые, «подвижные люди к Богу» не ели свежей рыбы, а только соленую, свежую же вкушали только в праздник Благовещения и в Вербное воскресенье. В XVI и XVII столетиях строгость соблюдения поста на Руси значительно усилилась.

В XVII веке эта строгость вошла в русское общество так прочно, что стала как бы составной частью самой религиозной жизни народа. Даже иностранцы поражались таким строгим соблюдением поста русскими людьми. Так, Герберштейн пишет, что среди русских «некоторые принимают пищу в воскресенье и в субботу, а в остальные дни воздерживаются от всякой пищи, другие принимают пищу в воскресенье, вторник, четверг и субботу. Также весьма многие довольствуются куском хлеба с водой в понедельник, среду и пятницу». Как свидетельствует один из арабских путешественников, благочестивые русские люди в первые дни Великого поста без нужды не выходили из своих домов.

(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102594/259463.p.jpg)
_{Прощеное воскресенье}
   

На первой неделе Великого поста шумная русская столица словно засыпала. Никто без нужды не появлялся на улице. Магазины в первые три дня были закрыты. Все жители не производили ни продажи, ни купли, но неопустительно пристутствовали за богослужением, носили простую одежду. Все питейные заведения были закрыты вплоть до пасхальной среды. Страстная седмица, как было отмечено выше, проводилась еще строже. Некоторые, наиболее ревностные христиане, во весь пост не вкушали ничего приготовленного на огне, довольствуясь сухоядением, другие принимали пищу только на закате солнца. Родители заставляли поститься даже младенцев. По русской традиции, младенец мог питаться от груди матери только «два говенья», то есть менее года, после чего он обязан был соблюдать посты. По свидетельству иностранцев, младенцев на Руси заставляли исполнять посты с двухлетнего возраста. Но если ребенок был слабый, то за него, согласно церковным постановлениям, постилась мать.

О строгости соблюдения Великого поста на Руси архидиакон Павел Алеппский, посетивший Москву с Макарием, патриархом Антиохийским, при патриархе Никоне, писал следующее: «В этот пост мы переносили с ним большие мучения, подражая им против воли, особливо в еде: мы не находили иной пищи, кроме размазни, похожей на вареный горох и бобы, ибо в этот пост вообще совсем не едят масла. По этой причине мы испытывали неописуемую муку… Как часто мы вздыхали и горевали по кушаньям нашей родины и заклинали, чтоб никто впредь (в Сирии) не жаловался на пост».

Православный русский народ с большой любовью нес подвиг поста. Ему гораздо труднее было воздержаться от спиртных напитков. И для того чтобы предотвратить пьянство и разгул во время Великого поста, в начале поста стрельцы, по повелению царя, опечатывали все питейные дома, и они оставались закрытыми до истечения пасхальной среды.

Кроме воздержания в пище и питии, уставом предусматривалась во время поста усиленная молитва с поклонами. Так, по Студийскому уставу, полагалось ежедневно 240 земных поклонов: во время чтения часов и светильничных молитв – 60, на вечерне – 100 и на утрени – 80. Однако следует отметить, что в русских уставных статьях о поклонах имелось несколько предписаний, но в большинстве из них указывалось по 300, иногда по 400 ежедневных поклонов. В некоторых статьях давалось разъяснение о поклонах. Так, например, предписывались поклоны большие и средние. Большие совершались головой до земли или на «коленцах», средние – в пояс. Они же назывались еще поясными и полагались только по субботам, воскресеньям и праздничным дням, когда уставом предписывалось некоторое послабление в пище. Вообще, поклоны были неотъемлемой частью как церковной, так и домашней молитвы православного русского человека. В подтверждение этого достаточно привести лишь свидетельство Павла Алеппского, присутствовавшего в одном московском храме в 1656 году, в среду 5-й седмицы поста, во время чтения Великого покаянного канона преподобного Андрея Критского, что все молящиеся положили более тысячи земных поклонов, не считая поклонов до и после канона. Когда патриарх Никон хотел заменить земные поклоны на малые при совершении молитвы преподобного Ефрема Сирина и некоторых частных богослужений, то народ и духовенство возмутились и обвинили его в ереси и произволе, ссылаясь на преподобных Никона Черногорца и Иоанна Дамаскина, осуждавших «непоклонническую ересь». По учению этих святых отцов, поклоны, как и пост, имели ту же задачу – «томить плоть свою, да не воюет на дух». В «Истории о отцех и страдальцех Соловецких» есть рассказ об одном подвижнике, который на исповеди перед смертью открыл духовнику, что келейное правило он совершил вперед на 30 лет, то есть положил бесчисленное число поклонов и прочитал сотни тысяч молитв. И этот случай не единичный. Так, преподобный Иосиф Волоцкий предписывал своим духовным детям делать в свободное время запас молитв и поклонов на будущее: «Аще ли день случится покоен, ино и на иной день вперед правила запасти льзя».

(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102594/259464.p.jpg)
_{Архимандрит Иоанн (Маслов)}

Наивысшим подвигом во время поста считалось милосердие к ближним. Каждому христианину вменялось Церковью проявлять постоянную заботу о своих братьях, находящихся в бедности. «Убогия помилуйте, – говорит древнее поучение о посте, – нищих и немощных и на улице лежащих и седящих посещайте, сущая же в темницы и беде милуйте и утешайте, нагия одевайте». Милостыня бедным в Древней Руси рассматривалась как необходимая спутница говенья, придающая ему нравственную ценность. «Аще кто постится, не творя милостыни, то не успевает ничтоже». «Пост на небо ведет человека, а милостыня в царство вселяет». «Милостыня бо совокуплена с пощением от смерти избавляет человеки, рекше вечныа муки». Автор древнего поучения в Неделю сыропустную, объясняя великопостную церковную песнь «Да исправится молитва моя», говорит: «Слышите… аще помиловасте нища, аще неси отымал у сирот, аще неси возвел руку на сироту безвинну, аще неси слезами окроплен и кровию неповинных, то воздежи руце, глаголя: воздеяние руку моею».

Многие знатные люди в дни поста считали необходимым находиться в мире и прощать всем обиды. Так, например, Киевский князь Владимир Мономах, воюя с Муромским князем Глебом, согласился на его просьбу о мире. «Владимир же сжалился тем, еже проливашеся кровь в дни Великого поста, и вдаст ему мир». Войско казачье не брало оружия в период всего Великого поста.

«Русские отличаются беспримерною благотворительностью по отношению к бедным, для их просьб у них всегда открыты уши и разжаты руки, так что в Москве можно видеть, как целые толпы нищих получают около домов богатых людей пищу». (Я. Рейтенфельс. Сказание святейшему герцогу Козьме третьему Тосконскому о Московии. М., 1905, с. 142).

В XVII веке Павел Алеппский отмечал, что в Москве мало бедных, просящих милостыню, так как было «много домов для помещения их и ежедневная выдача потребного для жизни». Кроме того, бедные были распределены по разрядным спискам между боярами для получения ежедневного пропитания.

Особое внимание древние проповедники уделяли принятию Святых Таин; они увещевали верующих причащаться как можно чаще, чтобы не дать диаволу доступа к душе. В непостные периоды приготовление к принятию Святых Таин должно было продолжаться одну неделю. Более строгим временем приготовления считались посты, по окончании которых верующие приступали к Причастию, очистив себя таинством Покаяния от всякой греховной скверны.

Исторические документы свидетельствуют, что благочестивые и богобоязненные христиане приобщались Святых Таин каждую неделю Великого поста. Таковыми, согласно одной из древних летописей, были великие князья Ростислав Мстиславич (†1168) и святой Димитрий Донской (†1389). Во многих местах Древней Руси был обычай причащать верующих и в самый день Святой Пасхи – не только взрослых, но и детей.

Церковный устав в Древней Руси строго предписывал соблюдение чистоты супружеской жизни. Особое воздержание соблюдалось в Великом посту и перед причащением Святых Таин, согласно слову апостола Павла, советовавшего супругам иметь воздержание по взаимному согласию во время поста и молитвы (1 Кор. 7:4–6). Вопрос о сроке воздержания супругов перед Причащением и после него решался духовным отцом в зависимости от их внутреннего состояния.

Журнал "Покров"

Справка:
Схиархимандрит Иоанн (Маслов; 6.01.1932–29.07.1991) – русский пастырь и педагог, магистр богословия, магистр богословия. В 1967 году отец Иоанн был возведен в сан игумена и награжден палицей, а в 1973 году – в сан архимандрита. В 1972 году утвержден доцентом Академии. Он был награжден двумя орденами преподобного Сергия, удостоился права служения литургии с открытыми Царскими вратами по «Отче наш», имел два креста с украшениями и высшую церковную награду – Патриарший крест.

http://www.pravoslavie.ru/101367.html

Покаяние и чувство вины: в чем разница?

Елена Фетисова


(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102663/266325.p.jpg?0.5729917449455215)

«С точки зрения психологии христианство деструктивно. Оно культивирует чувство вины – токсичную основу всех неврозов и деформаций личности. Задача нормального человека – избавиться от чувства вины, а не “расковыривать” его с помощью христианских духовных практик…»

Подобного рода комментарии разной степени «экспертности» все чаще можно увидеть в сети. И, я думаю, от них нельзя просто отмахиваться, высокомерно похмыкивая. Я бы даже предположила, что современная психологическая теория в некотором роде сродни дарвинизму. Если использовать ее вульгарные, «журнальные» изложения, то она кажется эдакой новой мощной бомбой под фундаментом христианства – такой же, какой когда-то казалась теория эволюции.

На самом деле претензии психологии к христианству кажутся обоснованными лишь тогда, когда кто-то пробует сравнивать свое приблизительное представление о «чувстве вины» с еще более приблизительным представлением о христианском учении.

Все, кто сталкивался с психологическими теориями в основном на страницах женского «глянца», склонны путать болезненное чувство вины со вполне полезной и, вообще говоря, необходимой объективностью. То есть человеку начинает казаться, что всякое признание вины есть уже психологическое отклонение, дурной навык, от которого следует поскорее избавиться. Если подобрать абсурдную, зато до предела понятную иллюстрацию, то это выглядит так. Жена, изменившая мужу, не должна «изводить себя чувством вины», ее задача – «понять», что виновата не она, а только муж, не проявлявший должного внимания, и обстоятельства, сложившиеся определенным образом: «так вышло».

«Вы не виноваты» – это уже довольно распространенный лозунг многих коммерческих псевдопсихологических тренингов. Вы не виноваты, что не вернули долг, – на дворе кризис, а кредитор, в конце концов, должен бы был и своей головой подумать, прежде чем раздавать деньги направо и налево. Вы не виноваты в аборте – это все «молодой человек» и сложная жизненная ситуация. (Что? Нет-нет, конечно же, это не вы принимали решение вступить именно в такую неофициальную связь именно с этим молодым человеком.)

Можно сказать, перефразируя поэта: «Ах, оправдать меня нетрудно, я сам оправдываться рад». Но если еще лет двадцать назад даже в светской культуре такое самооправдание не считалось общественной нормой, то сегодня под лозунг «А это не я!» подведено полунаучное объяснение: он-де помогает избежать самоедства и неврозов.

Увы, серьезных психологов при этом мало кто спрашивал о том, действительно ли всякое признание своей объективной ответственности за неблаговидный поступок ведет к «неврозам».

А ведь на самом деле «чувство вины» – то, о «токсичности» которого говорит психология, – относится совсем к другим ситуациям. Такое чувство вины как раз не имеет под собой реальных оснований. То есть когда человек совершил нечто неблаговидное и признает это – он не «страдает чувством вины», а признает свою реально существующую вину, после чего получает возможность увидеть, что же ему делать с этим дальше, как исправлять.

А «чувство вины» – это, например, уверенность подрастающего ребенка в том, что именно из-за него развелись его родители или из-за него десять лет назад умерла бабушка. Под таким чувством нет объективного основания, а значит, нет и инструментов для исправления ситуации, для избавления от гнетущего самоедства, которое в этом случае действительно деструктивно для психики и зачастую требует работы с грамотным психологом.

Вредоносно ли истинное чувство вины – безосновательное, невротическое? Безусловно. «Проповедует» ли его христианство? Безусловно, нет.

Христианское покаяние, которое часто выражается в Таинстве исповеди, касается именно сознательных, реальных, совершенных человеком дурных поступков. И даже когда мы говорим о грехе «помышлением», то есть мыслью, то имеется в виду не всякий ветер, забредший в голову, а дурные мысли, сознательно человеком принимаемые, те, что его долго «тешили» и им смаковались.

В отличие от безвольного и бесконечного подтачивающего «чувства вины» христианское покаяние – это как раз начало активное, преображающее, меняющее человека и его психологическую «температуру». Можно бесконечно мысленно ковыряться в собственных «пунктиках» на тему «ах, какое же я ничтожество»… А можно сказать: «Господи, я действительно ничтожно поступил тогда-то и тогда-то! Но я не хочу так больше – помоги исправиться!» – и это уже позиция действия, изменения жизни, а не безвольная статика невроза.


«Ты виноват»: с точки зрения христианина это звучит оптимистично. Потому что теперь ты знаешь, за что браться и что исправлять. Ведь если в собственной жизни ты совершенно ни в чем не виноват, а это все они, коварные обстоятельства – то у тебя и перспектив никаких! Ведь можно ли исправить «обстоятельства», не исправляя себя?..

– Постойте, – можно мне возразить, – но разве церковное учение о грехопадении не говорит еще и о той самой «безосновательной» вине, в которой нет ответственности конкретного современного человека? Разве учение о первородном грехе не приводит как раз к такому чувству вины, которое не следует за определенными проступками человека, а лишь довлеет над ним в виде прародительского наследства?

Но ведь и это – слишком упрощенное представление о христианстве. Библейская история сообщает не только о том, как через Адама и Еву грех вошел в мир. Сначала она повествует, сколь прекрасен человек с точки зрения Божественного замысла о нем – ведь он создан по Образу Бога. И после – рассказывает о великой цене спасения человечества через крестную смерть Христа. Все это – повод не для гордости, конечно, но для того умонастроения, которое философ Иван Ильин называл чувством духовного ранга, то есть здоровым чувством достоинства человека и ценности его жизни.

С точки зрения христианства человек одновременно и прекрасен, и «удобопреклонен» ко греху. Но эта склонность ко греху, которая является «отголоском» грехопадения, не довлеет над ним как рок. Напротив: человек снабжен средствами борьбы, активного преодоления греховности – молитвой, церковными таинствами, постом как средством духовной «муштры».

И покаянием как возможностью не «застревать» в ситуации собственной вины и греховности, не самоедствовать, а просить помощи у Того, Кто силен вывести из любой духовной ямы. Вина реальная, осознанная, названная – может быть исправлена или исцелена. Это лучше, чем, сидя в яме, безвольно и с извращенным наслаждением упиваться абстрактным и не названным «чувством вины».


5 июня 2017 г.

http://www.pravoslavie.ru/104043.html

«Время живота нашего в мире и покаянии скончати…»

Митрополит Лимасольский Афанасий


(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102708/270809.p.jpg?0.7414347551710359)

Православная Церковь огромное значение придает времени как орудию нашего спасения. Поэтому Церковь постоянно молится: «Прочее время живота (жизни) нашего в мире и покаянии скончати у Господа просим». Насколько же важно, чтобы оставшиеся дни нашей жизни прошли в «мире и покаянии»!

Но в каком же мире? В таком «мире», с которым связаны наши отношения со Христом. Это не просто какой-то мир, где нет войны и потрясений, это и не некое мирное состояние в душе. Здесь словом «мир» именуется Личность Самого Иисуса Христа. Об этом говорит и апостол: «Христос есть наш мир» (ср.: Еф. 2: 14). Следовательно, «в мире» – это значит: посвятим оставшееся время нашей жизни Иисусу Христу. Как? В покаянии, ибо то, что нас представит пред Богом, вовсе не какие-либо наши заслуги и достижения, а только лишь покаяние. Потому что – а это несомненный факт – не существует людей совершенных, людей безгрешных.

Еще раз хочу спросить: что же нас оправдает пред Богом? Это не какое-либо наше «совершенство», не «безгрешность», так как таких людей вообще не существует, не наша безошибочность, потому что и таких людей, которые никогда не ошибаются, не существует. И что же нам тогда осталось? То, что оправдает нас, – это покаяние в наших грехах, в нашем отступлении от Бога, в том, что мы все духовно повреждены, повреждена даже сама наша природа человеческая – наша природа изменена, извращена, ее первозданность утрачена, в том, что страсти – эти злые тираны – и наши грехи изменяют до неузнаваемости в нас образ и подобие Бога, какими мы были созданы в раю. При всем при этом, однако, есть у нас еще дерзновение перед Господом Иисусом Христом – ибо Господь всё сотворил ради спасения нашего: в плоть облечься благоволил, креститься благоволил, родиться от Девы благоволил. Все эти действия Господа были не случайны и имеют глубокий смысл: все они направлены на спасение человека. Каждый Свой поступок Господь совершал ради спасения рода человеческого. Зная об этом, мы имеем дерзновение перед бескрайней любовью Божией. И цель пришествия Христова на землю – привести к Себе заблудший и погибающий род человеческий, чтобы мы заново «приобрели» самих себя.

Таинство Святой Троицы раскрывается в великом празднике Крещения Господня – об этом поется в тропаре Крещению: «Троическое явися поклонение…» В чем оно выражается? «Родителев бо глас свидетельствоваше Тебе…» – то есть глас Бога Отца свидетельствовал о Сыне, – «и Дух, в виде голубине» – Дух был в виде голубя (Дух Святой был не голубем, конечно, а в виде голубя), – и Сын Божий, Иисус Христос, крещаемый в Иордане. Это очень важный момент: Бог Отец дал явное свидетельство: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих» (Мф. 17: 5), – и тогда Иисус Христос начал спасительную проповедь Евангелия.

Существует ложное мнение, особенно у еретиков, что Христос был помазан как Мессия в момент крещения от Отца. Это заблуждение, потому что Христос был совершенным Богом и совершенным Человеком с момента Его зачатия в утробе Богоматери. Об этом нам говорит Евангелие: когда Богородица зачала во чреве и пришла навестить Елисавету, матерь святого Иоанна Предтечи, то Елисавета прорекла: «И откуду мне сие, да приидет Мати Господа моего ко мне?» (Лк. 1: 43). Видите, Пресвятая Богородица еще только носила Младенца во чреве, а Елисавета назвала Ее по действию Святаго Духа «Матерью Господа моего», и не только лишь своего, но и Господа Пророка и Предтечи Иоанна, и Господа всех людей и всего мира. Значит, в момент зачатия, еще до крещения, Иисус Христос – и совершенный Бог, и совершенный Человек.

Господь Своим крещением освятил такую важную стихию, как вода, и Своим крещением нам указал спасительный путь: через принятие Крещения…

Как нам далее указывает Священное Писание, Христос после крещения был отведен Духом в пустыню, чтобы приступить к подвигу поста. Этим Он показал нам духовный путь подвига христианина. Когда мы говорим, что Господь постился, мы имеем в виду, что Он вообще не вкушал ни пищи, ни пития. Там, в пустыне, приступил к Нему богоотступник диавол и принялся искушать тремя главными страстями и искушениями, этими тремя гигантами, прародителями всех страстей: тщеславием, страстью к наслаждению и сребролюбием.

Страсть к наслаждению заключалась в том, что диавол искушал Христа повелеть, чтобы камни претворились в хлеб, ведь Христос только окончил сорокадневный пост. Сребролюбие выражалось в том, что диавол искушал Христа богатством, показав в мгновение ока все царства и славу их, говоря: «Дам тебе все, если поклонишься мне». Тщеславие же состояло в том, что диавол искушал Христа спрыгнуть с крыши храма и, оставшись невредимым, этим показать Свое Божественное могущество. Господь наш Иисус Христос поразил диавола, отвергнув все его козни и искушения. Тогда приступили к Нему ангелы Господни и служили Ему как Богочеловеку.


И вот Господь Иисус Христос, одержав в пустыне победу над человеконенавистником-диаволом, идет в мир с евангельской проповедью, говоря: «Покайтеся, приближися бо Царство Небесное» (Мф. 4: 17). Господь начал проповедовать Евангелие со слов «покайтесь». В греческом языке слово «покаяние» – μετάνοια – означает «исправление ума»; корень этого слова νόος – «ум», μετα- – «изменение». Господь призывает изменить наш ум, наш образ мыслей и приобрести, по апостолу, другой образ мыслей: «Мы, братия, ум Христов имеем» (1 Кор. 2: 16). Этот «другой» ум не что иное, как ум Христов и ум Церкви. Как мы уже сказали, Господь сотворил всё это, чтобы нам показать: мы нуждаемся в Таинстве Крещения и в Таинстве Исповеди, которые Он установил. Мы также нуждаемся в каждодневной борьбе со страстями, с «диавольскими предложениями», будь то тщеславие, славолюбие, страсть к наслаждению, сребролюбие и прочие страсти. Говоря: «Покайтесь!», Он показал, что чувство покаяния должно быть основанием нашего подвига, оно должно «растворять» все наши действия. Если мы хотим войти в Царствие Небесное, нам просто необходимо научиться чувству покаяния.

Господь пришел в мир с целью не просто сделать из нас хороших людей, потому что хорошими людьми мы можем стать и без Христа, по крайней мере до определенной степени. Христос явился в этот мир, чтобы по любви Своей сотворить нас чадами Божиими, как об этом пишет апостол Иоанн Богослов: «Тем, которые приняли Его… дал власть быть чадами Божиими» (Ин. 1: 12). А что же значит «стать чадом Божиим»? Это значит, что Господь дал нам возможность приобрести подлинную свободу, Он дал нам возможность вновь стать «образом и подобием Божиим», стать такими, какими мы и были сотворены по Его замыслу. Он дал нам возможность вновь приобрести Отчую любовь и всю красу и достоинство человеческого естества, которую Он по милости и любви Своей восстановил Своим Божественным Промыслом. Этот Божественный Промысл и замысел мы можем четко увидеть, если будем следовать всему годовому богослужебному кругу и участвовать во всех главных праздниках, которые установила Церковь.


Митрополит Лимасольский Афанасий
Перевел с новогреческого Димитрий Лампадист

3 августа 2017 г.


http://www.pravoslavie.ru/105536.html

Десять слов о покаянии: советы афонских отцов

(http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102846/284664.p.jpg)

В период Великого поста мы особенно стремимся жить покаянием, без которого невозможно спасение. Мы просим Бога: "Покаяниия отверзи ми двери, Жизнодавче", желая изменить свою внутреннюю и внешнюю жизнь, отвергнуть грех, мешающий нам приблизится к Богу.

Редакция портала «Русский Афон» подобрала десять наставлений афонских отцов о покаянии.

1. Покаяние – это великое дело. Мы еще не осознали, что покаянием человек может изменить решение Бога. То, что у человека есть такая сила, – это не шутка. Ты делаешь зло? Бог дает тебе по загривку. Говоришь «согреших»? Бог изменяет гнев на милость и подает тебе Свои благословения. То есть, когда непослушный ребенок приходит в разум, кается и испытывает угрызения совести, его Отец с любовью ласкает и утешает его. Уклонившиеся от заповедей Божиих израильтяне семьдесят пять лет прожили в вавилонском плену. Но в конце концов, когда они покаялись, царем стал Кир, о котором можно сказать, что он повел себя лучше, чем сыны Израилевы, осквернившие жертвенные святыни. Бог изменил образ мыслей Кира и соделал его верующим в Бога Небесного. И вот, Кир дарует израильтянам свободу, дает им деньги, дерево для строительства храма, возводит им стены вокруг Иерусалима и проявляет такую доброту и такое благоговение, которого, да будет позволено сказать, не проявляли даже [сами] израильтяне (1Езд. 1:1 и ниже). И все потому, что народ покаялся и изменился (2 Езд. 8:88–92). Видите, как покаяние содействует исчезновению зла!

Преподобный Паисий Святогорец

2. Бывают случаи, когда кто-то нечасто ходит в церковь, но имеет в себе благоговение, доброту, и поэтому Бог находит Себе место и обитает в нем. Если бы эти люди участвовали в таинственной жизни Церкви, то они бы весьма преуспели в жизни духовной. А другие ходят в храм, исповедуются, причащаются, делают все, что нужно, и, однако, Бог не находит Себе места, чтобы вселиться в них, поскольку в них нет смирения, доброты, настоящего покаяния. Для того, чтобы прийти в надлежащее устроение, одной исповеди перед духовником недостаточно. Должно быть и покаяние. И каждую молитву надо начинать с исповеди Богу. Не так, конечно, чтобы, не переставая, плакаться: «Я такой, сякой, эдакий!» – а потом продолжать свою старую песню. Это не переживание греха. Переживая, человек становится хоть немного, да лучше.

Преподобный Паисий Святогорец

3. Когда человек перестаёт молиться, удаляется от Бога и становится, как вол: работает, ест, спит. И чем больше он удаляется от Бога, тем хуже становится. Сердце охлаждается, и потом он уже совсем не может молиться. Чтобы прийти в себя, сердце должно смягчиться, обратиться к покаянию, умилиться.

Преподобный Паисий Святогорец

4. Слава Господу, что Он дал нам покаяние, и покаянием все мы спасемся, без исключения. Не спасутся только те, которые не хотят каяться, и в этом я вижу их отчаяние, и много я плачу, жалея их. Они не познали Духом Святым, как велико Божие милосердие. А если бы каждая душа знала Господа, знала, как много Он нас любит, то никто не только не отчаялся бы, но даже и не пороптал бы никогда.

Преподобный Силуан Афонский

5. Господь милостивый, и нам Дух Святой дает силу быть милостивыми. Братья, смиримся и покаянием стяжем себе милующее сердце, и тогда увидим славу Господню, которая познается душою и умом по благодати Святого Духа.

Преподобный Силуан Афонский

6. Вот знак прощения грехов: если ты возненавидел грех, то простил тебе Господь грехи твои.

Преподобный Силуан Афонский

7. Покаяние должно быть единственным путем нашим к Богу. Покаянию свойственно возрождать нас и делать подобными Самому Христу. ... Когда нам приходит какая-нибудь мысль, которая не соответствует закону Евангельскому, мы говорим: «Господи, исцели мой ум». Когда в сердце нашем появляются раздражение или подобное, мы говорим: «Господи, исцели мое сердце». Это принимает общий характер борьбы, и мы безгласно, но кричим внутренно: «Господи, исцели всего меня... Приди ко мне, лежащему на земле, и воздвигни меня от моих низких мыслей и страстей, от низких движений сердца моего!» Так проходит наша борьба.

Архимандрит Софроний (Сахаров)

8. Неудивительно, что бегущий спотыкается. Ему нужно только иметь терпение и покаяние каждое мгновение. Поэтому постоянно приноси покаяние, когда согрешаешь, и не теряй времени. Ибо чем больше ты медлишь, с тем чтобы попросить прощения, тем глубже позволяешь лукавому пускать в тебе корни. Не давай ему усиливаться тебе во вред. Итак, не отчаивайся, падая, но, поднимаясь, с усердием приноси покаяние, говоря: «Прости меня, Христе мой, я человек и немощен».

Старец Иосиф Исихаст

9. Покаяние имеет великую силу. Оно уголь превращает в бриллиант, волка — в ягнёнка, свирепого человека делает святым. Оно сделало кровожадного разбойника первым обитателем Рая! Именно потому, что покаяние обладает такой силой, диавол делает всё возможное, чтобы отвратить от него человека. Этим объясняется то, что так много людей выступает против покаяния и исповеди.

Некоторые говорят так: «Я же знаю, что всё равно опять совершу этот грех, так зачем мне идти и исповедоваться?»

Брат, грех — это как болезнь! Болеешь не один раз. Можно много раз болеть одной и той же болезнью. Но каждый раз, заболев, ты идёшь к врачу и принимаешь лекарства, которые он тебе выписывает. Так и с нашей душой. Каждый раз, когда тебя поражает болезнь — пусть она одна и та же, — спеши покаяться и исповедовать грех. Придёт время и лекарство благодати совершенно исцелит твою болезнь.

Архимандрит Ефрем (Мораитис)

10. Начальная степень покаяния - это сожаление о совершенных ошибках, следующая степень - исправление ошибочного действия, которое явилось причиной нарушения заповеди. ... вся деятельность человека берет начало от ума. ... За неправильными помыслами следуют столь же неправильные поступки. Покаяние в буквальном смысле означает обращение ума к предшествующему состоянию, то есть к правильному порядку вещей.

Старец Иосиф Ватопедский

«Русский Афон»

http://pravoslavie.ru/110903.html

Всех ли грешников пришел спасти Иисус Христос?

Сергей Комаров

   
(https://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2018/12/f10179167668790c2b8b906cfe624f65.jpg)

В сегодняшнем апостольском чтении мы слышали знаменитые слова апостола Павла: «Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый» (1 Тим. 1:15).

Удивительно окончание этого стиха: «спасти грешников, из которых я первый». Так судит о себе человек, вознесенный на Небо и видевший райские обители; тот, кому Христос являлся лично и говорил с ним; первоверховный апостол, потрудившийся в проповеди больше всех остальных апостолов; великий чудотворец, от прикосновения к одеждам которого исцелялись неизлечимо больные люди. Как же совмещалось духовное величие Павла с его переживанием себя первым грешником?

Перед нами, братья и сестры, один из главных парадоксов христианства. Все святые искренне считали себя постоянно грешащими людьми. И нет никакого сомнения, что именно такими они себя и видели. Но при этом для всех, знавших таких людей, было очевидно: на них почивает благодать Божия.

Как это может быть? Во-первых, христианство различает грех как поступок и грех как состояние. Можно усилием воли воздерживаться от злых дел или слов. Можно бритвой внимания срезать греховные побеги, едва они покажутся из земли сердца. Но это все борьба со следствием, причина которого греховная поврежденность человека. Так вот, святые отцы видели в себе не столько грехи, сколько их возможность, продиктованную болезненным состоянием падшего человеческого естества. Это состояние они и оплакивали. О нем и говорит сегодня апостол.

Во-вторых, важен не сам грех, а отношение к нему. Можно любить грех и услаждаться им. А можно ненавидеть его, бороться с ним – и хоть и грешить, но уже по своей немощи. Это разные вещи. Покорившийся греху заживо погребен. Борющемуся же человеку Господь помогает Своей благодатью. Ее луч, проникая в сердце, открывает со временем всю степень греховной зараженности человеческой души. И человек, приходя в ужас от этой страшной картины, повторяет за апостолом: «от нихже первый есмь аз».

Обратите внимание, что Павел, говорящий здесь о себе как о первом грешнике, в другом месте пишет, что он «по правде законней непорочен» (Флп. 3:6). Святитель Иоанн Златоуст так объясняет это кажущееся несоответствие: в первом случае речь идет о новозаветной, благодатной праведности, а во втором – о ветхозаветной, законнической. В праведности законнической вполне можно признать себя праведником, выполнив некоторый норматив. Новозаветная же праведность во Христе основывается на зрении своей глубочайшей греховности.

Снова парадокс. Значит, человек может быть греховен сам по себе, но праведен во Христе? Да, именно так. Видение своих грехов делает то, чего не сделают никакие «нормативы»: оно смиряет человека. А Бог, как известно, «гордым противится, а смиренным дает благодать» (1 Пет. 5:5).

Так и свидетельствовали о своем опыте святые отцы. Всматриваясь в себя, они ужасались степени пораженности человека грехом и плакали о себе и о всех людях. При таком плаче в их смиренных сердцах действовала благодать Божия.

Конечно, это вовсе не значит, что для спасения необходимо грешить. Нет. Для спасения нужно знать себя и любить Бога.
                                             
Святой Иоанн Кронштадтский, размышляя о сегодняшних словах Павла, задает вопрос: «Всех ли грешников пришел спасти Иисус Христос?» И сам отвечает: «Да, всех верующих, покаявшихся и крестившихся» [1].

Очень важно помнить нам, братья и сестры, что Церковь – это не собрание праведников и не собрание грешников, но собрание кающихся грешников. А покаяние не разовый акт, но дело всей жизни. В слове «покаяние» заключается вся жизнь христианская со всеми ее трудностями и радостями. И когда, привыкая порой к нашей церковности, мы перестаем переживать покаяние как постоянную работу над собой, забываем о нашей греховности и начинаем чувствовать себя в Церкви комфортно, тогда слова Павла становятся уже как бы не нам адресованные.

Апостол говорит нам: человек, ты болен и исцелиться можешь, если только будешь выполнять предписания Врача, принимать лекарства и держать связь с больницей. Когда тебе будет казаться, что ты неисцелим, знай: у Врача, Который тебя лечит, не умер еще ни один больной (кроме отказавшихся от лечения). Но когда ты подумаешь, что ты уже здоров, не обманывайся: это лечение продолжается всю жизнь. Христос спасает грешников, но грешников кающихся.
                                                           
В нашем церковном лексиконе мы часто упоминаем о своей греховности, называя себя грешными, негодными, недостойными. Но по-настоящему мало кто способен действительно видеть эту греховность и переживать ее сердцем. Это дар Божий, который дается серьезно подвизающемуся человеку.

Но что же делать нам, обычным людям? Кто из нас способен на подвиг? Мы замучены суетой, не имеем времени ни на молитву, ни на серьезное чтение; мы немощны телом и душой, слабы в посте и не научены в духовной брани. Мы заражены всеми недугами падшего мира, в котором живем. Мы не умеем и не имеем сил вести подвижническую жизнь. Как же нам можно приобщиться к опыту апостола Павла, если у нас вместо духовного огня – дым, вместо стремления к Богу – хроническая усталость, вместо подвига – немощь?

Однажды к известному старцу, не так давно почившему, приехал один протоиерей. Исповедался. Выслушал наставление. А под конец беседы сказал: «Никак не могу, отче, заставить себя понять, что я первый из всех грешников». Старец, улыбнувшись, ответил: «Да никакой ты не первый. Ты такой, как все».

И протоиерей вдруг почувствовал… обиду. Надо же! Он священник – и вдруг «такой, как все»? Оказалось, быть как все даже как-то тяжелее, чем быть «хуже всех». Там – исключительность, пусть даже и в грехе, а тут – серость обыденности...

Этот случай иллюстрирует нам, что современному человеку в первую очередь необходимо научиться не мечтать о себе и стараться все начинать с малого. «Не духовное прежде, а душевное, потом духовное» (1 Кор. 15:46), – писал апостол Павел. «Прежде чем обожиться, нужно очеловечиться», – говорил один современный проповедник.

Вот мы слышали сегодня слова Павла: я первый из грешников. А для многих людей проблемным является понимание не того, что они первые грешники, и даже не того, что они такие, как все, а того, что они вообще могут ошибаться. Кстати, это очень свойственно нам, православным. Есть у нас такая особенность – считать себя безошибочными, ибо мы православные. Мы часто забываем, что «столп и утверждение истины» (1 Тим. 3:15) – это не я, а Церковь. Вот можно с этого начать: понять, что я могу ошибаться и понимать неверно даже учение моей Церкви.

Еще пример. Апостол Павел в одном из Посланий пишет, что христиане должны иметь «ум Христов» (1 Кор. 2:16). Однако есть еще ум обычный, человеческий. Неплохо бы для начала актуализировать его возможности. Скажем, взяться за книги и за несколько месяцев выучить историю собственной страны. Если бы все христиане всегда делали такую вроде бы совсем недуховную вещь, то наверняка многие печальные события в нашей истории не имели бы места, да и жизнь была бы несколько другой.

Или еще. Есть духовная добродетель, называемая смирением. А есть обычная человеческая скромность. Очень незаметное, простое, но мало кому известное качество. И не очень-то и духовное. В Евангелии не упоминается. А ведь без него ни о каком смирении и речи быть не может. Если стараться быть скромнее, со временем Господь обязательно подаст и смирение.

Хорошо бы нам, братья и сестры, на пути к духовному поупражняться в душевном. Перед тем как посадить прекрасные цветы, нужно разрыхлить и удобрить землю, иначе цветы могут не прорасти.

От ума человеческого – к «уму Христову». От скромности – к Христову смирению. От признания своих ошибок – к покаянию и осознанию себя «первым грешником».

От малого к великому – вот важный принцип жизни духовной. И если мы сохраним правильный вектор движения, то обязательно достигнем цели.


Источник: Портал «Православная жизнь»

15 декабря 2018 г.

https://pravoslavie.ru/117933.html

Встреча. Покаяние

Протоиерей Андрей Ткачев


(https://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2019/02/a417dc00389b3c18998559992c1c4f76.jpg) (https://youtu.be/Q14K9ned2pI)

ВИДЕО (https://youtu.be/Q14K9ned2pI)  продолжительность:  50 мин.

Прот. Андрей Ткачев: Братья и сестры, здравствуйте! Темой сегодняшней нашей встречи мы выбрали такое тяжелое и глубокое понятие как покаяние. Будем об этом говорить, поскольку до тех пор, пока человек сохраняет возможность перемены, мир имеет смысл.

Как только человек превратится в нераскаянное забетонированное существо, отталкивающее от себя всякую мысль о перемене благой, не будет смысла в жизни отдельного человека, не будет смысла в жизни человечества.

Будем говорить о покаянии в нашей среде — в аудитории молодых людей, которым интересен этот христианский дискурс в середине XXIвека. Здравствуйте, друзья!

Итак, покаяние. Мы будем подходить к этому вопросу с разной стороны — насколько оно сочетается с исповедью, охватывает ли исповедь покаяние полностью, или есть, кроме исповеди, еще что-то в покаянии.

Может быть, вы из своего опыта скажете, как менялась ваша жизнь, как долго вы шли к пониманию этого понятия, и как оно отразилось на вашей личной жизни.

Вопрос: Добрый день! Татьяна, инженер-проектировщик систем пожарной безопасности, домохозяйка. Мне хотелось бы обратиться к евангельским событиям на примере апостола Петра и Иуды.

Как мы знаем, в их жизни было предательство Господа нашего Иисуса Христа. Но апостол Петр принес плоды покаяния. Он раскаялся, он засвидетельствовал свое раскаяние своей кровью, своей проповедью, а Иуда повесился. Вот какие качества души человека способствуют искреннему покаянию и исправлению жизни?

Прот. Андрей Ткачев: Смотрите, Иуда с формальной точки зрения сделал почти все. Он назвал свой грех, признал себя грешником — сделал то, что делает любой кающийся человек. Он сказал: «Я согрешил, предал кровь неповинную», — причем сказал он это в собрании людей. Не один на один с Богом, а людям сказал, и это очень важно.

Иуда объявил себя грешником, виновным в пролитии Христовой крови. Вроде бы чего еще нужно? Мало того, он возвратил деньги, которые взял за свой грех. То есть он был куплен на грех и возвратил незаконную плату. Но оказалось, что этого мало.

Вот, например, ты украл, а потом тебя замучила, загрызла совесть, ты вернул деньги, которые украл, и сказал всем: «Я грешник, я украл деньги». Оказывается, это еще не покаяние. Это очень важные шаги к нему, но там еще чего-то не хватает. Чего же не хватает? Это были формальные признаки покаявшегося человека, но какого-то последнего шага Иуда не сделал, поэтому его загрызло отчаяние, и он повесился.

Если бы покаяние было настоящим, Иуда дотерпел бы, по крайней мере, одни сутки, до воскресения Христа. Мы не знаем его судьбы, если бы он, в числе прочих, узнал бы о том, что Учитель жив, потому что Христос воскресший говорит: «Рцыте ученикам моим и Петрови».

Почему Христос здесь выделил Петра? Потому что Петру было тяжелее всех. Всем было плохо просто оттого, что Христос умер, Петру же было хуже всех, потому что он еще и предатель, изменник. По своей трусости он отказался от Христа: «Я не знаю Его». Никто больше такого не говорил. Поэтому Господь воскресший и говорит: «Скажите ученикам и Петру, что Я жду их в Галилее».

Если бы Иуда был жив, может быть, было бы сказано: «Скажите ученикам, и Петру, и Иуде, что Я живой». Но Иуде уже нельзя было ничего сказать, потому что Иуда сделал последний шаг. Значит, покаяния, формальных его признаков — назвать грех, признать его, согласиться с тем, что я человек беззаконный, исправить плоды греха, например, вернуть деньги, украденные или взятые за грех — еще мало.

Значит, нужны еще какие-то тонкие, глубокие вещи, которые касаются открытия души перед Богом, и должна прийти сила от Бога человеку. То есть к кающемуся приходит сила жить дальше, а грешник жить не хочет.

По сути, покаяние — это такое антисуицидальное состояние. Если же я останусь жить с тем, с чем я живу, то долго я прожить не смогу. У совести зубов нет, но она сжевывает человека до смерти. Эта совесть зажует меня до смерти, потому что я дальше так жить не могу, и, чтобы мне не прыгнуть с крыши, я иду каяться.

И когда покаяние совершается, когда оно происходит, то приходит эта сила от Бога. То есть у тебя хватает сил упасть на колени, а Бог дает тебе силы подняться с колен и выпрямиться. У Иуды этого не было, а у Петра это было.

Множество вещей, похожих на покаяние, когда называется грех и происходит осуждение себя с биением в грудь со словами, как у католиков: “Meaculpa, meagratia”, где слово сulpaозначает «я виноват, я очень виноват» — это, оказывается, до конца ничего еще не значит. Это значит много, но не до конца.

Поэтому, когда нам предстоит покаяться в своих грехах, мы должны ждать плода покаяния, о котором Вы сказали. Слова «плод покаяния» — это слова Иоанна Предтечи. Он говорил людям, приходившим к нему: «Кто вам внушил бежать от будущего гнева? Сотворите плод, достойный покаяния».

То есть у покаяния должны быть плоды. Это не просто «я раскаялся», а «я поменялся». Как говорит апостол Павел: «Кто воровал — впредь работай своими руками и уделяй неимущим». Вот это плод покаяния, то есть прекращение греха и возмещение прежнего. То есть нужен плод, достойный покаяния. Это очень важная вещь, которая касается каждого кающегося.

Паисий Святогорец говорил: «Мы сегодня едим постную пищу, но не постимся. Мы читаем духовные книги, но не имеем духовного опыта. На исповеди мы называем свои грехи, но не каемся. Мы знаем наизусть много молитв, но не молимся».

То есть можно все это знать и даже каким-то образом приводить в действие, но это может оказаться не до конца ценным в глазах Божиих. Кто вообще меряет покаяние? Священник, выслушивающий исповедь, человек, приносящий покаяние? Нет. Очевидно, мерило покаяния — это отношение Бога к кающемуся. Ты приносишь Ему покаяние, как молитву, например.

Как можно измерить молитву? Человек говорит: «Я читаю каждый день по 3 акафиста и кладу 85 поклонов». Ну, и что? То есть это ты себе дал цену, назвал какие-то молитвенные труды, которые тебе кажутся очень важными.

«Я никогда не пропускаю утреннее правило». Значит ли это, что ты молишься? Спросите у Бога, молится он или нет. Ты же молишься Богу, Бог и оценит твою молитву. Только Он имеет право оценить твою молитву, поскольку ты молишься Ему.

Сам ты не можешь оценить свою молитву. Ты можешь измерять ее протяжностью текстов, количеством времени, потраченного на молитву, но это будут какие-то второстепенные характеристики. Самая главная характеристика — это то, что Бог скажет о твоих молитвах. А Он скажет: «Я вообще не знаю, по-моему, ты ни разу не молился». Может быть такое? Ты лоб разбивал, а Он скажет: «Не слышал Я тебя».

Есть интересный рассказ о двух монахинях, из которых одна читала по нескольку кафизм в день и вычитывала много Иисусовых молитв, а вторая клала только три земных поклона с молитвой «Боже, прости меня».

Как-то они попали к какому-то светлому человеку, который знал больше, чем все, то, что от Бога. Он сказал монахине, которая клала три поклона: «Мало ты молишься, только три поклона в день», — а другой он сказал: «Ты вообще не молишься».

Как можно оценить покаяние, молитвы? Можно ли в килограммах измерить покаяние, или в джоулях, или в килокалориях? Нет никакой шкалы измерения для покаяния, кроме того, что Он скажет о тебе. А если ты имеешь силу жить дальше, и имеешь ненависть к греху, который раньше совершал, и не желаешь его больше повторять, попадая в ту же ситуацию, в которой раньше грешил, значит, ты покаялся.

Допустим, тебе давали зарплату, и ты не доносил ее до дома, потому что ты по магазинам расшопился и принес домой две оставшиеся копейки и мешок всякой чепухи, которую накупил, значит, ты не умеешь пользоваться деньгами. Ты их зарабатываешь, но тратить не умеешь.

В другой ситуации ты получаешь деньги на руки, уходишь домой, расписываешь их на все необходимое — на коммуналку, на то, на се, значит, ты уже научился пользоваться деньгами, значит, покаяние произошло.

Вот об этом, в общем-то, стоит думать, потому что шептать под епитрахилью одно и то же на исповеди мы горазды, а что дальше? Плод где? Сила где? Радость где? А ведь сколько раз в текстах говорится: «Радуйтесь, грешники».

То есть пришло искупление, беззаконники, радуйтесь. Идите, получайте прощение даром, голодные, ешьте Мой хлеб, кто жаждет, пейте Мою воду даром. Радость от прощения должна сопутствовать покаявшемуся человеку. Если ее нет, значит, ничего нет. Слова есть, отданные деньги есть, а покаяния, может быть, и нет.

Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Дмитрий. Я хотел бы задать Вам следующий вопрос: верно ли, что Господь очищает человека, приносящего плод покаяния, так же, как при Таинстве Крещения?

Прот. Андрей Ткачев: Верно. Иоанн Лествичник говорит: «Слезы после крещения дороже, чем вода крещения». То есть, если человек, приносящий Богу покаяние в грехах, совершенных после крещения, плачет, то эта влага из его глаз при покаянии дороже, чем вода, в которой его омыли, превращая в христианина. Это правда.

В молитвах, обращенных к Иоанну Предтече, говорится о том, что он начальник обоих покаянных действий — и крещения, и исповеди, потому что он звал всех людей к перемене и к тому, чтобы они исповедали свои грехи и исправились, и он же погружал их в воду, символически очищая.

Одно и то же действуют как бы одинаково, и то и другое обновляет душу, с той лишь разницей, что в крещении мы имеем дело с человеком грязным, тотально грязным, то есть мы превращаем сына проклятия в сына неба, в исповеди же мы имеем дело с уже осквернившимся принцем. То есть перед нами принц, одетый в грязное, потому что он христианин, достоинство христианское у души уже есть, а грязь душевная говорит о том, что душа его потеряла — достоинство. Это разные вещи.

Каяться после крещения тяжелее, чем креститься. Почему велика драгоценность покаянных слез крещеного человек? Потому что каяться после крещения тяжелее. Это люди хорошо знали, поэтому вопрос крещения всегда был дискуссионным.

Например, можно ли крестить младенцев? Эта дискуссия была и в Древней Церкви. «Можно ли максимально отдалить мое крещение, не креститься мне сейчас, например? Допустим, мне 25 лет, можно ли мне креститься в 50?» Говорят: «А зачем?» — «Чтобы после крещения как можно меньше грешить».

Это всегда тревожило людей, они боялись грешить после крещения. Причем они понимали, что человек — это человек, а грех — это грех, и согрешить можно всякому человеку, в случае, если Бог попустит. Поэтому они хотели отдалить крещение.

Царь Константин крестился на смертном одре. Почему? Потому что он не хотел грешить после крещения. Он говорил: «Поеду в Иерусалим, пойду на Иордан, в Иордане омою грехи свои и больше не буду грешить». Но не получилось. Он заболел, слег, и пришлось ему креститься буквально на смертном одре. К Иордану Бог его не допустил.

Василий Великий оттягивал свое крещение, и Григорий Богослов оттягивал свое крещение, для того чтобы после крещения не грешить. Душа, приобретшая благородство, с трудом возвращает его, если потеряет.

Покаяние называется вторым крещением, кстати, покаяние — второе по своей силе после крещения. Покаяние меняет расклад мировой истории, если угодно. То есть мировая история зависит в полной мере от того, есть ли в мире по-настоящему кающиеся люди.

В Слове Божием мы находим выражение: «Ангелы на небеси радуются о едином грешнике кающемся». Можете себе представить, сколько есть ангелов? Я не могу представить, на самом деле, их очень много. Праведники описывали свои видения: «Тьмы тем и тысячи тысяч служили Ему». Херувимы, серафимы окружают Его, как в улье пчелы матку. И вот эти мириады бесплотных сил небесных, духовных, светлых, умных, замечают, что на земле кто-то совершает покаянный труд.

Сколько миллиардов людей живет сейчас на земле, и вдруг во всей массе этого мегамуравейника загорается какая-то светлая точка. Значит, какая-то душа начинает плакать о своих грехах, звать Бога и говорить: «Господи, прости меня! Господи, помилуй меня! Господи, очисти меня! Господи, не оставь меня!»

И вдруг вся эта масса ангельского мира, огромное количество этих бесплотных духов, страшных, многоочитых, шестикрылых, замечают это движение человека и начинают радоваться. Все ангелы на небесах радуются об одном грешнике кающемся! Понимаете, что такое покаяние? Оно тут же привлекает к земле внимание всего неба.

А если, например, архангел Михаил скажет архангелу Гавриилу: «А они прорыли тоннель под Ла-Маншем», — тот отвечает: «Да мне все равно как бы». — «А они изобрели, например, лекарство от грибка под ногтями». — «Ну, и что?» — «Россия вышла в полуфинал чемпионата по футболу». — «Ну, и что?»

И вдруг они все зашевелились. Какой-нибудь Иван Иванович Иванов дома ночью встал на колени. Дети уснули, жена похрапывает, а он встал перед окошком, смотрит на звезды и плачет. Говорит: «Жил, как свинья, скоро умирать, а ничего доброго не сделал. Господи, прости меня!»

Все ангелы смотрят на него и говорят: «Слава Богу! Слава нашему Творцу! Вот еще одна душа спасается». То есть это покаяние привлекает к себе внимание всего духовного мира. Благодаря ему стоит жизнь, и оно имеет ту же силу, что и крещение.

Вопрос: Отец Андрей, меня зовут Елена. Я провизор, занимаюсь регистрацией лекарственный средств. У меня такой вопрос: если покаяние подразумевает какое-то изменение человека в дальнейшем, но, если человек кается на смертном одре, когда у него уже нет времени на какие-то изменения и возможности, примет ли это покаяние Господь?

Прот. Андрей Ткачев: В Церкви есть понятие клиники, когда больной на одре болезни крестится из-за страха смерти. Среди всех сводов правил церковной жизни есть такое правило, что, если человек на одре болезни из-за страха смерти крестился, а потом выздоровел, то, например, ему нельзя быть священником, потому что его приход в Церковь, его крещение, омытие грехов было плодом не его стремления к новой жизни, а плодом, по большей части, страха смертного.

У Мартина Лютера есть выражение «покаяние висельника». Он говорит: «Ничего не значит покаяние человека перед лицом смерти». Каяться нужно, когда ты сыт, здоров, когда тебе ничего не угрожает, когда у тебя просто болит душа. А вот когда тебе объявили какой-нибудь онкологический диагноз и очертили близкие сроки ухода из этого мира, ты начинаешь метаться и каяться, и твое покаяние — это покаяние висельника, в нем нет цены.

Я с ним не согласен. В нем есть цена, потому что один из разбойников так и покаялся — покаянием висельника, и благоразумный разбойник первым вошел в рай. Мы постоянно поминаем его слова на Литургии: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем». То есть цена в нем есть.

Но, конечно же, нужно обратить внимание и на величину этой цены, потому что лучше всего, когда это совершается в мире и по совести, а не тогда, когда секира при корне древа лежит, когда людям угрожает голод, всемирная война или распад семьи. Да, можно, конечно, вскочить в последний вагон уходящего поезда, но лучше войти в вагон, придя на перрон заранее, спокойно расположиться и ехать в Царство Небесное.

Вот такая вот двоякая вещь. В покаянии всегда есть цена, всегда, но лучше, когда человек кается вовремя, а не тогда, когда ему в затылок уже дышит какая-нибудь смертельная опасность.

Вопрос: Отец Андрей, меня зовут Юлия Калашникова. Я занимаюсь музыкой и музыкальной журналистикой. У меня такой вопрос. Вы сейчас говорили, что люди, в принципе, каются в одних и тех же грехах. Ну, не в убийстве, конечно, а в том, что позавидовал, солгал, разгневался.

Прот. Андрей Ткачев: Ну, да. Даже в более мелких: вставал ночью к холодильнику, ел по ночам.


(Продолжение следует)

(Продолжение)


Вопрос: То есть они все время повторяют их. И тут же Вы заметили, что, находясь в благополучном состоянии, человек более остро осознает все свои грехи. Получается, что большинство людей живет достаточно трудно.

Еще Оскар Уайльд сказал, что быть добрым, заниматься благотворительностью могут только состоятельные люди, которым не надо каждый день ходить на работу и зарабатывать на кусок хлеба, а все остальные обыватели — они, в принципе, не должны быть добрыми.

И получается, что вот мы раскаиваемся, а потом выходим в мир, соприкасаемся с другими людьми и невольно начинаем опять совершать те же грехи. Но мы же не можем все уйти в монастырь. Вот как с этим быть? Что делать?

Прот. Андрей Ткачев: В восточной традиции был обычай омывать ноги пришедшему гостю. Это действие имеет, так сказать, духовно-символическое значение. Когда на Тайной Вечере Христос омывал ноги ученикам, Петр, по-моему, сначала воспротивился. А когда Господь сказал: «Если не омою тебя, то не будешь иметь части со Мною», — Петр вскочил и сказал: «Тогда не только ноги, но и руки, и голову мне омой».

У апостола Петра как бы нет середины. Он, как русский человек, мечется из края в край, а Господь ему говорит: «Не нужно, омовенному нужно только ноги омыть».

Мне кажется, что, если речь идет о серьезных вещах, то покаяние подобно полному омовению. Поскольку ты ходишь по улицам, идешь по пыльной дороге, обутый в сандалии, как это везде там было, в этих палестинах, то тебе, собственно, нужно только ноги омыть.

Вот та чепуха, в которой как бы буксуют люди на исповеди (я сознательно называю это чепухой, потому что это чепуха и есть), когда они глубоко погружаются в чепуху, это, в общем-то, не более чем омовение ног. Чистому не надо больше, он как бы весь чист, но ноги неизбежно грязные.

То есть, если бы мы жили в те времена, то мы бы имели грязные ноги каждый день, потому что носков тогда не было, дороги были пыльными. Но, замарав ноги, запылив их по дороге, не нужно омываться полностью.

Священству нужно научить людей разделять между грехом и грехом. Например, мама говорит: «Я раздражаюсь на детей. Их у меня трое — одному полгода, второму два, третьему три». Священник говорит: «А разве ты можешь не раздражаться на них? Может быть, тебе даже не стоит об этом говорить, потому что это очевидно. Ты одна. Тебе бабушка, мама или свекровь помогают?» — «Нет, не помогают». Ты еще узнаешь, что они живут в однокомнатной квартире, она с ними толчется с утра до вечера безвыходно, и никто ей не помогает. И она, конечно, устает и раздражается.

Стоит ли ей, регулярно приходя на исповедь, держа подмышками двух малышей, голову под епитрахиль, каждый раз говорить одно и то же: «Я раздражаюсь на детей и устаю»? Это совершенно очевидные вещи, не надо даже тратить время, чтобы говорить о них.

Если я знаю ее, она знает меня, и она регулярно приходит в храм ко мне: «Что-нибудь новое у тебя есть, кроме того, что ты устаешь и раздражаешься на детей?» Она говорит: «Нет, больше ничего нет». — «Ну, так иди и причащайся. Зачем тебе стоять в очереди, тратить свое и мое время на очевидные вещи?»

Вопрос: Она же искренне в этом раскаивается.

Прот. Андрей Ткачев: Пусть она раскаивается внутри себя, этого вполне достаточно.

Вопрос: Но когда я прихожу на исповедь и говорю: «Как обычно», — священник мне отвечает: «Ну, это плохо».

Прот. Андрей Ткачев: То есть нужно что-то новое, крепкое такое, да?

Вопрос: То есть, в общем, я не изменилась, все то же самое.

Прот. Андрей Ткачев: Но мы же понимаем, что отсутствие больших грехов не означает святость человека. Иногда можно иметь большие грехи и быть святым, как Мария Египетская, например.

Она же поисповедовалась через 47 лет. Все 47 лет она жила в пустыне без исповеди. И только когда пришел Зосима, она, поговорив с ним, раскрыла перед ним свою душу. Она 47 лет жила без исповеди и уже летала на молитве, на локоть поднимаясь от земли. То есть она была святой грешницей.

А есть как бы грешные святые, не знаю, несвятые святые, есть святые несвятые, есть все, что хочешь. Если человек говорит: «У меня нет больших грехов. Ну, слава Богу, нет, с последней исповеди не было», — ну, так что, я должен печалиться об этом, что ли? Если мы подсадим людей на это ковыряние в мелочах, то мы должны понимать, что у мелочей нет дна, они не заканчиваются.

Допустим, вы будете одержимы идеей чистоты, и у вас будет все чисто. Но, подождите, я сейчас надену очки с инфракрасной подсветкой, и уже в этих очках, оказывается, пыли много, и ты опять начинаешь все мыть. А потом ты наденешь еще какие-нибудь очки, потом ты будешь с увеличительным стеклом смотреть, и ты будешь каждый раз находить все больше грязи, она будет везде, но это будет уже психическое заболевание.

То есть ты из нормальной хозяйки, у которой все чисто, превратишься в какую-то сумасшедшую женщину. У тебя будет маниакальное стремление к абсолютной чистоте, которая возможна только в барокамере. Майкл Джексон жил в барокамере, это ему не помогло, он умер довольно молодым.

Не нужно жить в барокамере. Невозможно достичь абсолютной чистоты. Даже в операционной, где все протирают спиртом, где должна быть идеальная чистота, при желании можно найти какую-нибудь пыль на окне. Ну, а как иначе?

А если перед вами духовенство, например, ставит задачу, чтобы вы были абсолютно чистыми и каждую эту заразу приносили: «Вот в этом каюсь сегодня, в этом завтра», — то это значит, что мы оба с вами больные. Мы не понимаем, что такое жизнь, и чего мы хотим от жизни.

Что такое фарисейство, в конце концов? Фарисейство — это состояние полностью перепутанных понятий в отношении главного и второстепенного. Для фарисея все второстепенное — очень главное, и все главное — очень второстепенное. То есть главный признак фарисея — он все перепутал.

Для него, например, очень важно вычитать правило, и ради этого он всех пошлет на все буквы, чтобы все отошли от него на пять метров и не мешали ему вычитать это правило. И он будет его вычитывать, и будет полностью уверен в том, что, нахамив всей своей семье и вычитав правило, он совершил благое дело. Всем нахамил, правило прочитал — и доволен. Это и есть фарисейство. Он не понимает, что лучше прочитать правило про себя по памяти под одеялом, когда уже лег спать, и ни с кем не поссориться.

Мы не выслушиваем и не выстаиваем святую Литургию из-за этих странных очередей на исповедь. Ладно бы, человек поднял руку, например, на домашних или осквернил свой рот какой-нибудь бранью за рулем. Вот едут и матюкаются на всех, кто подрезает и ехать мешает. Ладно, иди, кайся.

Но если мы привели какой-нибудь пример, когда нет ничего такого, архитакого, нет ничего критичного, есть просто усталость, заботы, хлопоты и неизбежное какое-то измождение, раздражение, ну, и все. Надо облегчать людям жизнь, а не усложнять ее.

Если мы захотим превратить в аскета, например, какого-нибудь человека, живущего в миру посреди всей этой суеты и маеты, то мы, скорее всего, не сделаем из него аскета, но поселим в нем глубокий комплекс и родим нового шизофреника. По дороге к святости мы родим еще одного шизофреника, а нового святого не сделаем.

То есть нужно соизмерять требования к человеку. Если перед тобой старик и молодой, ты же не можешь их одинаково исповедовать, и одинаковые требования не можешь к ним предъявлять. Вот если есть эта педагогика отношения к человеку, то этот священник и эта Церковь — это община. А если ее нет, то это какое-то прокрустово ложе — растянуть всех до нужного размера или обрубить всех тех, кто вылезает за пределы, чтобы все были одинаковыми.

Так не бывает. Это преступление против Церкви, это преступление против человечности. Все эти люди — они как раз самые нераскаянные. Это жутко нераскаянные люди, уверенные в своей святости. Берегитесь этого. Христос говорил нам беречься закваски фарисейской и саддукейской.

Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Владимир. Я занимаюсь, помимо работы, благотворительностью. У меня такой вопрос: чем исповедь отличается от покаяния? Как не превратить исповедь в формальность?

Прот. Андрей Ткачев: Отношение исповеди к покаянию — это отношение общего к частному. Исповедь — это частное проявление общего. Например, человек покаялся в грехах, но его все еще мучает совесть. Он говорит своему духовнику: «А можно я во все дни жизни своей не буду есть в среду и пятницу не только, скажем, мяса, но и рыбы?»

Священник говорит: «А сможешь?» — «Думаю, смогу». — «Ну, помогай Бог. Пусть тебе этот будет труд ради грехов твоих». А потом человек говорит: «А можно я еще и понедельничать буду за детей своих? Я не воспитывал хорошо детей, а теперь буду держать пост за них в понедельник». Он говорит: «Да, давай. Помогай Бог, постись в понедельник за детей. Это будет твое покаяние, потому что, когда ты был молодым и здоровым, ты был плохим отцом».

Или он скажет: «А можно я буду приносить Вам ежемесячно какую-то часть своей зарплаты, а Вы будете отдавать нуждающимся на приходе? То есть не я сам, чтобы не гордиться, а я Вам отнесу, и Вы отдадите, только анонимно, чтобы не знали, кто». — «Можно». И так далее.

Человек берет на себя какие-то труды ради чего-то. Я знал женщину, ныне покойную, ее Верой звали, Царство Небесное. Она жила с неверующим мужем, и, пока дети не выросли, муж не пускал ее в церковь. У них было четверо или пятеро детей. Муж пил, бил ее и запрещал ходить в церковь, то есть она жила в аду.

Потом сыновья выросли, поставили папу по стойке смирно, не дали ему бить маму, и она почувствовала некую свободу, стала спокойно ходить в церковь. Ей было уже под 60. Дважды в год она ходила пешком в Почаевскую Лавру, 3 дня туда, 3 обратно. Сначала она ходила с группой женщин, потом сказала: «Я стала ходить одна, потому что, пока мы идем по дороге, мы болтаем, празднословим, и паломничество получается ложным. А я иду одна, читаю, молюсь».

Это покаяние. То есть покаянием может быть милостыня, воздержание, пешие паломничества, раздача неимущим всяких вещей, денег и продуктов, чтение священных книг, еще какие-то вещи. Все это называется покаянием, то есть у меня много грехов, и теперь, чтобы их загладить, я буду делать то-то, то-то, то-то, то-то.

Внутри всего этого есть еще место для исповеди. То есть исповедь — это частный случай, а покаяние — это нечто большее, чем исповедь. Слезы — это покаяние, какие-то молитвенные труды — это покаяние. То есть покаяние — оно широко охватывает жизнь, оно охватывает всю жизнь.

А исповедь находится внутри покаяния, может быть, даже как некое ядро, какой-то центр покаяния, но отнюдь покаяние не сводится только к одной исповеди, ни в коем случае. Если мы сведем покаяние только к исповеди, то мы и получим тот формализм, который царствует в нашем мире и не дает нам по-настоящему меняться.

Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Мария. Я специалист по недвижимости. Скажите, пожалуйста, может быть родовое покаяние? Насколько оно важно? И как почувствовать, что именно сейчас пора уже позаботиться о роде, о том, что было совершено, чтобы не совершать впредь?

Прот. Андрей Ткачев: Еще как может быть. Есть такая пословица: грешники в аду заулыбались — у них в семье на земле родился монах. То есть, есть совершенно твердое убеждение, что, если в роду появился монах, то он вымолит много людей до какого-то колена, даже из тех, которые жили до него.

Мы же связаны какими-то очень серьезными невидимыми цепями и нитями — психологическими, генетическими, духовно-родственными и так далее. Например, кто-нибудь узнал, что его дед был на Соловках в расстрельной команде. У него у самого вроде бы жутких грехов, слава Богу, нет, но теперь его беспокоит совесть: «Что мне делать? У деда руки в крови по локоть или по плечи. У него было трое сыновей, один из них мой папа, и это же все лежит на нас. Давайте что-то делать».

Он будет думать, что ему делать. То есть, в конце концов, такое тоже возможно. Но дай Бог, чтобы у вас по роду не было ничего ужасного, хотя кто там знает, что у нас там по роду, правда? Мы же дальше, чем папа, мама, ничего не знаем. Ну, еще, может быть, знаем о дедушке и бабушке по материнской и по отцовской линии, а вот уже прадедушки, прабабки — это уже полная тьма, мы ничего не знаем о них. А кто знает, что они делали?

Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Надежда, Первая академия медиа, курс телерадиоведущей. В продолжение этой темы такой вопрос: мы узнали, что прадедушка был убит, и мы просили священника, чтобы он отслужил чин погребения. Есть много таких людей, о которых мы не знаем, как они были убиты на войне и так далее. Во время чина погребения было что-то невероятное: свечи гасли, поднялся сильный ветер, происходило что-то страшное.

И вот первый вопрос: можно ли погребать людей, о которых ты не знаешь, каким образом они были убиты? Второй вопрос: если ты знаешь о каких-то родовых грехах, знаешь, что у человека была страшная жизнь, но он принес плод покаяния своей жизнью, передается ли этот грех на последующие поколения?

Прот. Андрей Ткачев: Что касается погребения, то об этом говорится в мясопустную неделю в наших погребальных службах, когда мы совершаем родительские поминовения. Люди ведь умирают не так, как хотелось бы, оплаканными, отпетыми, омытыми, окажденными фимиамом, погребенными в землю и лежащими под крестом.

Люди могут утонуть в водах, их может завалить упавшим домом. Они могут сгореть в огне, утонуть на корабле, стать пищей для рыбы морской. Огромное количество людей лишено христианского погребения.

Но есть дни в году, которые называются родительскими днями, родительскими субботами в Великом посту и за его пределами, Троицкая, Дмитриевская субботы, когда мы молимся за всех христиан, независимо от того, знаем мы их имена или не знаем. Тогда поминаются люди, всяко умершие, то есть по разным причинам лишенные погребения.

Сколько, например, в морях погибло военных моряков, сколько их пошло на дно. Мы даем себе ясный отчет в том, что совершение правильного погребения не является непременным условием вхождения души в рай. При невозможности совершения правильного погребения мы отдаем это в руки Божии и не тревожимся об этом. Господь Сам попечется о них.

С одной стороны, ушедшие поколения влияют на нас и не могут не влиять, наши предки могут передавать нам святость. А с другой стороны, они могут передавать нам какие-то родовые, наследственные грехи. Но запутываться в этом вопросе не стоит.

Если вы начнете глубоко копать эту тему, это будет опасно и неправильно. Для того чтобы избавиться от усиленного копания в своих предках, стоит вспомнить то, что говорит Иезекииль: «Перестаньте произносить пословицу: отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина». То есть каждый отвечает за свои грехи, говорит Иезекииль.

Евреи слишком переживали об этом. Они, с одной стороны, усиленно списывали свои грехи на отцов своих, говоря: «Отцы наши грешили, и мы родились в плену. Отцы наши грешили, и Бог прогневался на нас. Отцы наши грешили, и теперь мы самые несчастные». Иезекииль сказал: «Перестаньте ныть и все сваливать на отцов. Хватит, за себя отвечайте, собой займитесь».

Эти слова нужно вспоминать нам, когда мы слишком заинтересовываемся темой предков: «Ах, предки то, предки это». А то получится, как в экранизации пьесы Шварца, когда король, которого играл Леонов, говорил: «Я все время подслушиваю, но это не я, это моя бабушка по материнской линии».

Понимаете, он все свои грехи списывал на своих предков: «Я воровать люблю, но это не я, это мой прадедушка». Он все сваливал на всех и генетикой оправдывает свои беззакония. Ну, нравится человеку грешить, да еще у него предки были слишком богатые на грехи, вот он все на них и сваливал.

Чтобы не было такой глупости, оставьте своих предков в покое. Они все грешники, в этом нет сомнения, кто-то больше, кто-то меньше. Кто-то из них, может быть, святой, а кто-то из них молится за нас. Кто-то из них хотел бы молиться, да не может. Ведь некоторые покойники молятся Богу, а некоторые не могут: «Не могу, нет у меня власти, нет силы призвать Бога за гробом», — потому что слишком мало призывали они Его на земле.

Так что оставьте это и не ковыряйтесь, лучше с собой разберитесь. И не списывайте свои родовые сложности на наших предков. Среди наших предков нет Николая Чудотворца, ни у меня, ни у вас. Вот был бы, мы бы тогда радовались. Ходили бы, били себя в грудь: «Мой дед — Николай Чудотворец». Нет такого у нас, поэтому успокойтесь.

Молиться — молитесь, но каяться придется каждому за свои грехи. Блаженная Матрона Московская говорила: «Каждая овечка будет подвешена за свой хвостик».


(Окончание следует)

(Окончание)


Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Алексей, Калужская область. 26 лет, психолог. У меня такой вопрос: как человеку, согрешившему и покаявшемуся, понять, что Господь простил ему грехи? И можно ли как-то это понять при помощи души? Дает ли Господь какой-то знак?

Прот. Андрей Ткачев: Я понял. Молодец, спасибо! Хороший вопрос. Здесь есть несколько критериев. Например, говорят так: если при вас возникает осуждающий разговор о каких-то грехах, а вы когда-то в этом тоже были виноваты, но покаялись, и ваше сердце при этом не дергается, как не про вас говорят, значит, вам грех простился.

Представьте себе, например, вы продаете молоко и разбавляете его водой, ну, чтобы больше было, это же нередкий случай. Но вы в этом никогда не каялись. И кто-нибудь при вас скажет: «Слушай, я вчера ходил покупать молоко, пришел домой, а там, ну, вода водой. Никакой совести у людей нет. Совсем потеряли страх Божий».

А ты тоже этим занимался, и у тебя возникает чувство, что это про тебя говорят, ну, прямо про тебя. И тебя охватывает ужас. Представь себе ту же ситуацию, только ты уже по-настоящему покаялся и продаешь настоящее молоко. Опять возникает такой же разговор, и говорят про этот грех при тебе. А у тебя совесть уже спокойная, то есть ты точно знаешь, что это не про тебя говорят. Значит, простил тебя Господь.

Когда ты слышишь о своих прежних грехах, и у тебя совесть дергается, как будто про тебя сейчас сказали, значит, ты не прощен, значит, эти шипы еще остались. А если тебе о чем-то говорят, а душа не реагирует болезненно на эти слова, это происходит потому, что она в этом уже чувствует себя невиновной.

Например, святой праведный Иоанн Кронштадтский, молитвами которого всякому можно спастись, мог, скажем, запустить кадилом в какого-нибудь нерадивого пономаря, а потом полдня каяться: «Господи, прости меня!»

Неужели отец Иоанн Кронштадтский мог такое делать? Да, он мог что-то подобное отчебучить. Он служил каждый день. Когда он приходил служить, то подходил к престолу, опускался на колени и просил Бога, чтобы Он простил ему все грехи и разрешил служить. Иногда он стоял на коленях у престола минуту, иногда 2, 3, 5, иногда мог стоять 15, 20 минут.

Он не вставал с колен, не приступал к службе до тех пор, пока не чувствовал внутри, что Бог простил его и разрешает ему служить. Он имел личные отношения с Христом, то есть Ты — мой Господь, я — Твой священник. Я перед Тобой согрешил, и я у Тебя прошу прощения. И вот в таком жутком напряжении он жил всю жизнь.

Никакого формализма не было. Было внутреннее чувство — ты прощен, продолжай трудиться. То есть, есть такое внутреннее извещение о том, что Бог тебя простил, и есть внутреннее извещение, что Бог не простил тебя. Хоть ты вроде бы и поисповедался уже в этом, но ты чувствуешь, что что-то не то, и пока еще оно осталось с тобой.

Так что, конечно, вопрос этот тонкий, и он касается личных, неформальных отношений с Иисусом Христом. А не так, что на исповеди был, батюшка молитву почитал, и все ушло, и до свидания.

Следовательно, нужно в своей духовной жизни стремиться к тому, чтобы сердце знало, что Господь простил. Слава Тебе, Господи! Слава Тебе! Получится у нас так или не получится, может быть, мы с вами не такие уж великие богатыри духа, чтобы нам повторить подобного рода высокие вещи, но, по крайней мере, знать об этом надо.

Вопрос: Екатерина, православный психолог, город Орехово-Зуево. У меня такой вопрос: большинство людей хотят начать ходить в храм и знают, как исповедоваться, хотят испытать чувство покаяния. Они, в принципе, больших грехов не совершали — убийств и так далее. И вот они ходят как обычные люди. Вот как им прийти к покаянию?

Прот. Андрей Ткачев: В Великую пятницу, а по практике нашей церковной жизни, это вечер с четверга на пятницу, совершается чин Страстей Христовых, чтение 12 Евангелий. Тот самый чин, после которого люди с зажженными свечами расходятся по домам, унося с собой этот скорбный свет.

В саму же Великую пятницу читаются Великие часы без Литургии. И вот там, на этой службе четверговой, при чтения 12 Евангелий, а оно совершается перед распятием, перед изображением распятого, на кресте висящего Иисуса Христа, человеку может быть дано это прикосновение к Голгофской трагедии, это предстояние перед Христом страдающим и ясное сердечное знание о том, что Он страдает за грехи всех людей, и за меня в том числе.

Наших коллективных грехов очень много, и это жуткое количество беззакония сгорает в огне страдания Господа Иисуса Христа. Вот нужно через Великую пятницу, через страсти Господни прийти к пониманию того, что ты — один из детей Адама, и твои грехи тоже пригвоздили Иисуса Христа к древу.

Для того чтобы глубоко каяться, может быть, не стоит ковыряться в своих личных грехах, а стоит обратить свой взор к Иисусу, Который, если бы у меня не было грехов, ко мне бы не приходил. Потому что человек, который не считает себя грешником, как бы говорит Христу…

В каждом храме есть распятие. Подойдите к нему и увидите, что Господь висит на кресте. Можно поговорить с Ним: «Ну, что, висишь?» Ответит: «Вишу». — «А за что висишь, за кого?» — «За всех». — «И за меня?» — «Да за тебя, может быть, в первую очередь».

Ты скажешь: «Нет-нет-нет. Если бы только за меня, то Тебя бы зря распяли. У меня-то грехов нет. Тебя распяли, может быть, за соседа моего или за начальника моего. Вот у них-то действительно грехов много. А я что…» Попробуйте поговорить с Господом, спросите Его, за кого Он распят.

Если мы перестанем возиться со своими грехами, а посмотрим на Того, Кто их искупил, мы можем спросить Его: «Ты за меня тоже страдаешь? Может быть, за меня не надо, может, у меня нет ничего такого большого?» Если у тебя совесть не собачья, ты получишь через совесть ответ: «И за тебя. Да у тебя столько грехов, что как раз это все и нужно. И эти руки пробитые, и на голове венец терновый — это все за тебя. Это все твое».

От самолюбивого, мелочного, пошлого копания в своей душонке стоит обратить взор к Тому, Кто искупил твои грехи. Чтобы понять масштабность своих грехов, не нужно ковыряться в самих этих грехах, нужно понять, Кто за тебя распялся, Кто за тебя заплатил, Кто принес жертву.

«Ты должник, Я долг твой заплатил. Ты был проклят, Я проклятие твое с тебя снял и на Себя взял, ведь «проклят всяк, висяй на древе», то есть клятву твою повесил на Себя. Ты был далеко, Я тебя приблизил. Ты потерялся, Я тебя нашел. Ты был грязным, Я очистил тебя. Вот это все за тебя».

Ну, и надо, чтобы человек открыл для себя Христа, потому что без Христа это все какое-то баловство и несерьезность. Мы, опять-таки, концентрируемся на себе, на самолюбивом, эгоистичном перебирании своих грехов. Знаете, как Золушке насыпали мешок гречки и мешок гороха, перемешали все вместе, вот разбирай. И она сидит и разбирает.

Всю жизнь можно разбираться в этих грехах: там не так подумал, там не так сказал, там юбка была короткая, там бутерброд был слишком с маслом. Хватит про себя думать! Сколько можно про себя думать? Эгоисты! Самолюбы! Безумцы! Сколько можно ковыряться в своих гадостях, этих всех мелочах и крупностях? Посмотрите, что было с Ним, ради чего Он сошел с небес на землю, за что Его били палкой по голове, кулаками по челюсти.

Ему же вообще свернули скулу, сломали нос, Его же били. Знаете, как Его били римские солдаты? Вы когда-нибудь видели, как бьют по-настоящему, не в кино, не в голливудском фильме, не в Болливуде, а по-настоящему бьют людей? И не на ринге, там все-таки есть рефери и перчатки на руках, а когда мужик мужика лупит со всей дури, когда кости хрустят, когда зубы вылетают, когда челюсть сворачивается набок.

Его именно так били. За что? Вот за это все твое? Да, и за это тоже. Так вот, не смотри туда, на Него смотри! Вот что такое покаяние. И мы не сможем покаяться, если будем разбирать эти свои памперсы и пеленки, рассматривать, что там в них, где я еще подгадил в жизни.

На Него смотри, вот это будет покаяние. А так мы со всеми своими исповедями вообще забыли, Кто нас искупил, Кто мой долг заплатил, Кто снял с меня эти грехи, какой ценой. Христос — самое главное. Не мои грехи самое главное, а Христос — самое главное. Христос и мои грехи, если уж на то пошло.

Это кто-то один так нагрешил, или все вместе? И за что это? А можно как-то иначе? А иначе можно? Нельзя, значит, иначе. Вот так, вот такая цена. И ты тоже в этом виноват.

Вопрос: Здравствуйте! Михаил, футбольный тренер. У меня такой вопрос: есть ли лестница у покаяния, и как на нее можно взойти? И второй вопрос: что такое покаянный плач? Плач и покаяние — их можно разделить, или они как-то между собой взаимодействуют?

Прот. Андрей Ткачев: Да, спасибо. Безусловно, лестница есть. Лестница вообще есть во всех добродетелях. Лифта в добродетелях нет, есть именно подъем по ступенькам. Покаяние начинается с дара Божия, то есть это некий встречный дар Божий, если угодно, это предваряющий дар. То есть без благодати Божией, о которой мы сегодня уже говорили…

Человек, раскрывший глаза на свою испорченную природу, но не получивший Духа Святого, отчается, и он будет близок к самоубийству. Так поступали мудрецы древности. Они много понимали, много знали, и это великое знание рождало в них отчаяние. Часто они что-то делали с собой. Поэтому нельзя узнать себя, не имея Духа Святого, чтобы не повредиться.

В службе Божией Матери Почаевской есть слова: «Благодать покаяния даруй нам». То есть человеку Богом дается благодать, чтобы он узнал себя в свете Духа Святого и не отчаялся, но начал трудиться над своим исправлением. И, конечно, есть разные ступени и лествицы, в которых есть место для первой исповеди, это очень важный шаг, потом для отдания долгов, например.

Когда человек покаялся, он начинает отдавать долги, начиная с банальных денег, которые он кому-то должен, заканчивая, например, долгом перед матерью, которая его родила и воспитала, перед учителями, которые учили его и вразумляли, перед друзьями, которые не оставили его в беде. То есть человек начинает менять свое отношение к людям.

Одной из ступеней должна появиться Церковь, должна засиять для человека Церковь как Ковчег спасения. То есть он должен понимать, что, если на этот корабль не взойдет, то море не переплывет. И вот он потихонечку идет, и совершенно меняется отношение к чужим грехам, когда ты сам каешься, и это тоже одна из важных ступенек.

Все эти ступени нужно одолеть человеку. Наверху — там уже с Христом нужно будет обняться. А что касается слез, то они от покаяния неотделимы, совершенно неотделимы. Человек рождается с криком, и в духовную жизнь он тоже рождается с криком.

Слезы могут быть разными. Они могут тихо струиться, просто тихо течь, когда ты не можешь их контролировать, и они текут и текут. Вот как часто люди говорят: «Вот я зашел и хочу плакать». — «Не держи этих слез. Встань в угол, и пусть они текут. Это тебе от Бога. Не мешай им течь».

Или, например, ты читаешь какую-нибудь молитву, например Покаянный канон. Прочитал первую песню, третью песню, четвертую, пятую, и на пятой песне у тебя сердце начало болеть, на шестой потекла слеза, на седьмой ты вообще заплакал.

Не читай восьмую и девятую, не дочитывай до конца. Ты пришел к цели. Закрой книжку, отложи и плачь. Сколько плачется, столько и плачь. Цель не в том, чтобы все вычитать, цель в том, чтобы плакать. Иногда это тихо текущие слезы, иногда они внезапно посещают тебя на службе, на молитве или просто при каком-то духовном размышлении о чем-то. Иногда это именно крик, как у рождающегося ребенка.

Об Иоанне Лествичнике говорится, что он, для того чтобы плакать, уходил так далеко, чтобы его крик не был слышен в монастыре. То есть он так кричал, как кричит на могиле мужа любящая жена. Она же там не просто плачет, в первые дни после смерти она орет, бьется об эту землю, обнимает могилу.

Так плачут люди, когда каются. Они не просто вытирают слезки, они орут, потому что им больно. То есть этот плач может иметь разные формы и виды. Иногда бывает плач без слез, как будто бы тучи уже собрались, но дождь еще не пошел. То есть в душе есть печаль, настроение души покаянное, и молитва к Богу есть, но слезы пока еще не капнули. Обычно сначала тучи, а потом дождь, так и с плачем.

Есть плач без слез, когда человек тоскует и говорит: «Буду тосковать, как ласточка, буду печалиться, как аист». Печалится человек, как птица, потерявшая гнездо, то есть печалится он о Царстве Небесном, которое потерял.

В конце концов, это состояние подобно состоянию Адама, потерявшего рай. То есть все люди, которые каются, это люди, которые как бы стоят перед порогом рая и не могут в него войти, и тоскуют оттого, что они его потеряли.

Есть такое понятие «Адамов плач». Так что в этом состоянии Адамовой тоски по потерянному раю, в состоянии этого плача, печали этой глубокой помещается все покаяние людей. Главный кающийся человек на земле — это Адам, начальник покаяния. А второй Адам — Христос — это Тот, Кто пришел утешить первого Адама.

Так что, когда мы каемся, мы залезаем в шкуру Ветхого Адама, которого ничем нельзя развеселить, ничем нельзя отвлечь — ни фантиками, ни бабочками, ни бубнами, ни плясками. Дети там, у Адама, занимаются, чем хочешь, а Адам плачет, потому что он был в раю, а теперь рая нет. А впереди печаль, печаль, печаль без конца. И он плачет, что он оскорбил Бога и потерял рай. Это покаяние — это Адамов плач.

Без плача покаяния нет. Здесь мы ставим многоточие. Здесь у нас, так сказать, вынужденный перерыв. Дорогие друзья, мы надеемся, что сказанное здесь приложится к душе вашей как некий пластырь, конкретно на конкретный прыщ. У нас в душе очень много болезней, и все они врачуются этой мазью покаяния. Кайтесь, пока не поздно. Кайтесь, христиане. До свидания!


Источник: СПАС ТВ (http://spastv.ru/shows/vstrecha/pokajanie/)

4 февраля 2019 г.


http://pravoslavie.ru/119106.html

Сила прощения

Слово о покаянии и прощении грехов. Часть 1

Митрополит Лимасольский Афанасий


(https://pravoslavie.ru/sas/image/103133/313347.p.jpg?mtime=1551964908)

На Святой Литургии во время пения Трисвятой песни священник читает следующую молитву:

   Боже Святый… сподобивый нас, смиренных и недостойных раб Твоих, и в час сей стати пред славою святаго Твоего
   жертвенника и должное Тебе поклонение и славословие приносити… прости нам всякое согрешение, вольное же и невольное,
   освяти наша души и телеса, и даждь нам в преподобии служити Тебе вся дни живота нашего…[1].

Святая Литургия – важное событие, потому что мы все вместе приносим Богу песнь, славословие и служение, приносим Трисвятую песнь. Все вместе стоим пред Богом, принимаем Божие благословение и становимся одним Телом – составляем Церковь Христову. Когда мы собираемся на богослужении, мы составляем Христову Церковь, Тело Христово, соединенное с Главой – Христом.

Но разве Бог нуждается в том, чтобы мы приносили Ему Трисвятую песнь? Нет. Бог не нуждается ни в том, чтобы мы пели Ему, ни в том, чтобы говорили Ему высокие слова, славословия, похвалы и массу всего еще, – однако мы нуждаемся в том, чтобы это делать, нуждаемся в том, чтобы прославлять Бога. Когда славословим Бога, мы исцеляемся, облегчаем свою душу, исцеляем свое существо. Это мы нуждаемся в том, чтобы славословить Бога, а у Бога от наших слов не прибавляется ни славы, ни еще чего-нибудь.

Когда стоишь пред Богом, надо стоять с ощущением собственной греховности. Чтобы вступить в общение с Богом, надо иметь правильное отношение к Нему – надо быть смиренными, чтобы в нашей душе не было этой закрытости, проистекающей из эгоизма и высокомерия. Когда мы смиренно стоим пред Богом, мы открываем свое сердце для того, чтобы оно приняло Божию благодать, и молим Бога посетить нас, прийти к нам по Его благости – не потому, будто мы этого заслуживаем, а потому, что Он благ, человеколюбив, милостив, и мы поэтому молим Его прийти к нам.


Когда Он придет и посетит нас, тогда мы сможем обратить на пользу это Божие посещение – если, конечно, правильно расположены к Нему. В противном случае, когда у нас нет к Нему правильного отношения, то, даже если Бог посетит человека, он или не поймет этого, или тут же утратит эту благодать, и ничего не будет. Это для нас важно, потому что Бог не посещает души таких людей, которые не могут распознать Его присутствия, которые замешены на самомнении и эгоизме, которые не ищут Его благодати.

И это посещение Бога, о котором мы молим Его, – не какое-нибудь событие, совершающееся в нашем воображении, не нечто воображаемое в нашем уме или нечто эмоциональное, происходящее в наших эмоциях. Хотя, конечно, когда Бог посещает нашу душу, все наши чувства движутся, и ум, и сердце, и чувства, всё активируется, потому что когда Бог посещает человека, тот весь целиком участвует в этой нетварной Божией благодати.

Эта благодать тоже является энергией Бога, а не чем-то абстрактным, не чем-то таким, что я могу знать, а могу и не знать, что могу почувствовать, а могу и не почувствовать. Я ее чувствую, и это – энергия. Она как аппарат, который включаешь в контакт, нажимаешь на кнопку, и электрическая энергия канализируется, аппарат активируется, он начинает действовать и совершает работу. Так и человек, который связывается с благодатью, для него это связывание с ней – реальное событие, которое на 100% абсолютно и реально.

Разумеется, когда благодать пребывает в нашей душе, тогда все наши чувства движутся, и чувственный, и душевный мир, и тело участвуют в этой благодати, мы участвуем в ней всем существом. В благодати участвует не только какая-то одна часть.

Поэтому мы молим Бога посетить нас. И когда Он посетит нас, первое, что делает наша душа, – ищет прощения у Бога, потому что душа тут же осознаёт, что она далека от Бога, видит, что она стоит далеко от Бога, что Бог свят, пресвят, чист, столь светел, а мы находимся на большом расстоянии от Него.

Он может канализировать Свою благодать в нашу душу, но мы, со своей стороны, понимаем, что принимаем Его благодать потому, что Он благ, потому, что Он хочет дать ее нам, а не потому, будто этого заслуживаем, не потому, будто мы представляем собой нечто, не потому, будто мы добродетельны, а потому, что Он благ, праведен, милосерд, добр и Своей благодатью посещает нас, и мы видим, как далеко отстоим от Него. Это чувство нас не раздавливает и не сокрушает в плохом смысле, а раздавливает и сокрушает наш эгоизм, того идола, который мы сами из себя сотворили.

При этом Бог не вызывает в нашей душе чувства удушья. Он нас не удушает – почему? Потому что, когда Бог действует, Он действует спасительно для человека, спасает человека, Он его не убивает, а спасает, восполняет, освобождает.


Как только Бог посетит нашу душу, мы видим, где Он и где мы, и в нашей душе рождается боль из-за этой удаленности от Него, и мы ищем у Него прощения, молим Его простить нас. Поэтому в молитве говорим: Прости нам всякое согрешение, вольное же и невольное.

Мы молим Бога простить нас. Слово «простить» на греческом (συγχωρήσω) означает «поставить человека вместе с собой, совместить». Когда мы говорим Богу, чтобы Он простил нас, мы не имеем в виду того, что на новогреческом означает: «Извини меня». То есть не так, как если бы у какого-то человека была с нами проблема: мы ему что-то сделали, и он негодует, гневается, видеть нас не хочет, поскольку мы его уязвили, а мы ему говорим:

– Прости, что причинил тебе зло!

И он старается нас простить, то есть зачеркнуть наш грех.

Бог не держит перед собой листа бумаги, на котором бы Он записывал наши грехи. У слова «прощать» есть и более глубокий смысл: я не просто зачеркиваю твой грех. То есть просить прощения не значит, что мы говорим Богу:

– Прости меня!

– Нет, не прощу!

– Ну прости меня!

– Нет, Я тебя не прощаю!

– Да прости Ты меня!

– Не прощаю!

– Прости меня!

– Не прощаю! Можешь хоть тысячу раз сказать: «Прости меня», – Я еще посмотрю, прощать ли тебя!

Всё это представление человеческое, детское, мы делали так, когда ходили в школу. Когда ты говоришь Богу: «Прости меня!», это не значит, что Бог таит на тебя злобу или помнит какие-то факты, говорящие против тебя. Нет. «Прости меня» здесь означает: «Я Тебя очень молю, Боже мой! Исцели мое существо уязвленное, обезображенное, искалеченное. Исцели меня Своим присутствием и прими снова в Свои Отеческие объятия. Прости меня Своей любовью, которая у Тебя есть и которой я не понимаю, потому что я болен, слеп, страстен, искажен и не понимаю, что Ты любишь меня. Ты меня любишь, печешься обо мне, даешь всё, а я, к сожалению, этого не понимаю».


Прощение – это движение, в котором мы молим Бога исцелить нас, потому что в конце концов проблема у нас, а не у Бога. И когда мы говорим Богу: «Прости меня!» – в том смысле, который сегодня обычно вкладывают в это слово («извини»), то получается, будто у Бога есть проблема и Он гневается, а мы говорим:

– Ну что теперь делать? Он разгневался. Надо сделать что-нибудь, чтобы у Него это прошло!

И в случае с человеком ты начинаешь успокаивать его и думаешь: «Ну что бы еще сделать, чтобы у него прошло? Купить ему, не знаю, хорошего мороженого и угостить? Или подарить букет цветов, сказав вдобавок и теплые слова: “Ну какой же ты хороший!” и пр., что-нибудь пообещать – и дело с концом? Он же разгневался, и чтобы это прошло, надо что-нибудь сделать».

В большинстве случаев чувство, которое мы испытываем к Богу, такое и есть, а именно: «Я совершил несколько грехов, но и Ты не таи на меня злобу из-за того, что я их совершил», – и я хочу что-нибудь сделать, успокоить Его, чтобы у Него это прошло, и убедить простить меня!

Дело в том, что это не Бог нуждается в исцелении, а я. Бог не таит на меня никакой злобы из-за того, что я натворил глупостей, и Он не хмурится, не злится – а это мои пороки, страсти, болезни в буквальном смысле убивают мою душу. Поэтому я говорю Богу: «Прости меня, Ты, Врачу, очисти от этого яда, чтобы прояснились мои глаза, сердце, чтобы я ожил, возродился, ибо я умираю и погибаю».

Мы молим Бога простить нас, потому что у нас имеется это ощущение Его святости, и мы чувствуем, что Он может простить нам всякое прегрешение.

Доходить до того, чтобы не видеть в себе ошибок, то есть когда мы не видим своих грехов и не чувствуем, что наше «я» уязвлено и покрыто страстями, – это для человека трагично. Среди нас есть такие люди, кто, если спросить их: «У тебя есть какой-нибудь грех?» – отвечают: «Нет, у меня ничего такого нет». Мы часто это слышим. Я не чувствую, что сделал что-то, я ничего не чувствую. Это глубокий сон, ты словно спишь под действием снотворного и никак не можешь проснуться, чтобы увидеть хоть несколько своих грехов, осознать, что ты делаешь.

Конечно, это факт, что человеку нелегко дойти до этого покаянного чувства. И знаете, когда мы реально каемся? Когда видим Бога, тогда мы и каемся. До этого наше покаяние человеческое, у него есть человеческие черты, оно не здоровое, но даже такое оно нам помогает.

А как же я покаюсь, если не знаю Бога и никогда не видел Его святости? Ну хорошо, я еще могу понять, что совершил грехи по отношению к ближним. Поэтому люди, как правило, когда приходят исповедоваться и называют свои грехи: «Я совершил грехи: ненавижу ближнего своего, обвиняю, сплетничаю, говорю неправду», – то очень редко кто скажет: «Я не люблю Бога», – или: «Я наношу вред своей связи с Богом – моим Отцом». Потому что для него Бог – это что-то непознанное; он видит только брата своего, ближнего, окружающих. Тогда как духовный человек, когда придет исповедоваться, первое, что скажет, это: «Я оскорбил Бога, уязвил свою связь с Ним и свою душу. Я убил свою душу, я убийца собственной души – может, и не убивал человека, но убил свою душу. Я убил и души других людей своими грехами, плохим примером и бесчинствами!» – скажет так, как будто произошло действительно очень реальное и сильное падение.

Но, чтобы всё это могло произойти в нашей душе, надо увидеть святость Бога, и если мы не увидим Его по благодати Святого Духа, то будем хотя бы совершать малые духовные подвиги в душе. Давайте, когда у нас будет немного времени, подумаем об этом. Это можно сделать, даже когда приходим в церковь. Некоторые часто жалуются:

– Но как же долго идет эта Литургия! Хоть бы закончилась скорее!

Но как раз Литургия и дает тебе время на это, в миру – это час-два, а в монашестве этих часов намного больше, и если учесть наши житейские обстоятельства, то, может, это время – единственное, которое у тебя найдется для того, чтобы подумать о себе, о своей душе.


Даже если ты не умеешь молиться, даже если не понимаешь, что говорит священник, певчие, погрузись в себя, в свою душу и взгляни на прошлое, исследуй свою душу, чтобы увидеть, что с тобой происходит: «Куда я иду? Как я? Что происходит внутри меня?» Это редкая возможность, которая у нас для этого есть, по меньшей мере, если учитывать современные реалии мира.

А где ты еще найдешь время для этого? Днем думаешь: «Ладно, вечером помолюсь». Но стоит тебе уединиться вечером на 5–10 минут, как дети начнут без конца хлопать дверью, а жена будет ждать, когда же вы с ней сядете, чтобы поговорить, и думаешь:

– Ну ладно, почитаю минут 5–10 повечерие, прочту пару молитв, и всё. Нет у меня времени углубляться, входить в свою душу.

Тогда как Святая Литургия, церковные богослужения, сама атмосфера Церкви помогает войти в свое сердце и совершить там ретроспекцию, взглянуть на свое прошлое, настоящее и будущее, задуматься о Суде Божием, о своем движении во времени, обо всем, что видишь перед собой, вздохнуть и сказать: «Боже, прости меня, помилуй меня! Господи Иисусе Христе, помилуй мя!» Может, у тебя даже будет время и заплакать.

Поэтому не пропускайте церковных служб: это единственное пространство и время, которое дается нам на то, чтобы сделать в себе что-нибудь. Нет у нас другого времени и пространства, учитывая те обстоятельства, в которых мы живем. Если бы мы обитали в пустыне, оно, естественно, было бы, но в миру его у нас нет.

(Окончание следует.)


Митрополит Лимасольский Афанасий
Перевела с болгарского Станка Косова

8 марта 2019 г.

_{[1] Из молитвы Трисвятаго пения, которая читается священником тайно в алтаре.}


http://pravoslavie.ru/119778.html

О вольных и невольных грехах

Слово о покаянии и прощении грехов. Часть 2

Митрополит Лимасольский Афанасий


(https://pravoslavie.ru/sas/image/103133/313350.p.jpg?mtime=1551967491)


(Окончание. Начало см.: Сила прощения (http://forum.rusbeseda.org/index.php/topic,5705.msg114710.html#msg114710))


Мы молим Бога простить нам всякое прегрешение, вольное и невольное.

Ты сейчас скажешь, как говорили древние греки:

– Никто не совершает грехов по собственной воле.

Действительно, наша душа не хочет грешить, ведь она создана Богом, сотворена по образу Божию и не хочет греха. Но после грехопадения все эти дарования, данные нам Богом, разъединились и наша душа смешалась со страстями. И часто, говоря в уме: «Я не хочу грешить!» – мы видим, что сердце наше увлекается грехом и всё наше существо оказывается в плену. Так, значит, я всё же говорил: «Хочу согрешить»? Хочу, не хочу, а грех совершаю! Может, и не хочу, но, видимо, и хочу, коль скоро совершаю.

Поэтому вольное и невольное прегрешение означает те обстоятельства, которые мы понимаем, и те, которых не понимаем, потому что есть много такого, что мы делаем, не понимая, что это вредит нашей душе.

Может, у нас есть и плохие привычки, как, например, привычка иронизировать, насмехаться над другими, которая очень дурна и является порождением нашего эгоизма, плодом ряда наших комплексов и свидетельствует о нашей агрессивной настроенности к другому человеку. Ведь одно дело – отпустить шутку, хоть и это опасно, но ирония – это уже нечто совсем ужасное. Иронизировать над другим и так относиться к нему – это следствие самохвальства и эгоизма. Мы часто иронизируем над другими и не понимаем, что таким образом вредим собственной душе.

Даже люди духовные, подвизающиеся, могут проявлять черты, неполезные для них, – то ли оттого, что еще не локализовали[1] их, то ли потому, что Бог попускает им иметь кое-какие естественные недостатки, чтобы они смирялись и не думали, будто они непогрешимы и совершенны. Ведь даже самый великий, совершенный человек несовершенен пред Богом.

У всех нас в уме есть такое, чего мы, может, не локализовали. И сделать это нам помогают те, кто нас осуждает и обвиняет. В этом смысле они – наши великие благодетели, единственные, кто скажет нам прямо в лицо:

– Ты над другими смеешься, а сам такой-то и такой-то.

Кто любит нас, наши друзья, те никогда не скажут такого, они нам говорят только хорошее. А тот, кому ты несимпатичен, кто тебя не выносит, тот откроет рот и скажет тебе такие слова, которые тебя огорчат. Но эти слова чрезвычайно полезны, потому что показывают нам, что в нашем характере есть много такого, чего мы и не ощущаем. Может, это кажется нам чем-то невинным, и мы даже не подозреваем, что это может уязвить нашего брата, но, тем не менее, оно его уязвляет и вызывает у него в душе страшное состояние, которое выводит его из равновесия, а у тебя и понятия об этом не было.


И как я уже говорил в другой раз, сатана проделывает тут очень тонкую работу. То есть когда человек поверит, что у другого, его брата, есть на него зуб, что другой его и видеть не хочет, отвращается от него или ему завидует, то сатана делает так, что все его помыслы подтверждаются, тогда как у другого и мыслей об этом не было. Но, тем не менее, он действительно делает то, что подтверждает подозрения первого. Приведу вам пример из своей жизни.

Один брат поверил в то, что я не желаю, чтобы он находился рядом со мной. Однажды ночью я увидел его в храме, и он был очень расстроен:

– Что с тобой?

– Я не могу больше, я устал, ты всё время от меня отворачиваешься, ты не проявляешь ко мне уважения.

Я реально как с небес на землю свалился: я и понятия об этом не имел, даже не помышлял об этом.

– Но как же ты понятия не имел? – и привел десяток примеров, и все десять оказались подлинными!

Но только всё было не так, как ему показалось. Я делал всё это просто потому, что не подумал, или оно само так вышло.

Привел мне один пример:

– Вот вчера ты говорил с отцами и, как только я пришел, тут же замолчал и ушел.

Действительно, так оно и было. Я говорил с некоторыми отцами, мы празднословили, смеялись, и я искал повода, чтобы уйти. Поэтому, как только пришел этот брат, я счел это хорошей возможностью. И ушел. Да, но как же быть с братом, истолковавшим всё по-своему?

Был еще случай. Мы поехали вместе в один монастырь. Гостиничник спросил меня:

– Сколько с тобой человек?

Я ответил:

– Трое.

Я имел в виду, что их трое и я четвертый. А гостиничник подумал, что нас всего трое, и брат остался один, без нас.

Он сказал:

– Мы поехали в монастырь Дионисиат, гостиничник спросил тебя: «Сколько вас?» – и ты ответил ему: «Трое», – а нас было четверо. И ты взял с собой трех отцов, а меня оставили одного на улице.

Действительно, нас троих поселили в одну комнату, где были три кровати, а его в другую.

– Потом я сказал тебе, что пойду ловить рыбу, а ты говоришь: «Не надо, теперь не ходи, в другой раз пойдешь». А сам пошел.

Действительно, так и было. Потому что у него тогда кружилась голова, а была буря, и, чтобы с ним не случилось чего-нибудь, я сказал ему:

– Да ничего страшного, отче, в другой раз пойдешь!

А что сейчас буря, не сказал, потому что он это сам видел. А я пошел, потому что у меня не кружилась голова. Но оказался виноват.

То есть это была целая вереница подобных случаев, и все они были истинными, но в то же время и ложными.

Знаю одного человека, который пришел ко мне исповедоваться и ушел потрясенным, говоря:

– Пошел исповедоваться, а он надо мной издевается!

Мне это передали.

– Я над ним издевался?

– Да.

– Ну что же, ладно.

И как же я над ним издевался? У меня была плохая привычка – не знаю, делаю ли я это еще, но иногда, когда бываю озадачен, не знаю, что со мной происходит, но я улыбаюсь. Он говорил:

– Я называю свои грехи, а он надо мной смеется и издевается.

Другая госпожа пришла и сказала, что из-за меня стала иеговисткой. Из-за меня? Из-за меня. Почему же?

– Я три раза приходила, чтобы с тобой встретиться, а тебя не нашла!

Хорошо, ну а я знал, что ты придешь? Я ведь не стою на пороге митрополии в ожидании, когда придет кто-нибудь, чтобы с ним встретиться. Позвони мне по телефону, скажи, что придешь!

Масса всего еще.

– Он нас видел, но не стал с нами разговаривать.

Действительно, недавно было одно мероприятие, и я очень устал, выглядел мрачным, насупленным.

– Ты посмотри на него! Только увидел нас, тут же нахмурился! Только что говорил и смеялся! А как увидел нас, сразу же помрачнел.

Действительно, потом я увидел фотографию, которую тогда сделали, и у меня было такое лицо, что я подумал: ну что это за физиономия! Но тогда я был так измучен, было жарко, я думал о всяких проблемах, и лицо у меня действительно было хмурым. Но только не из-за того, что я увидел этих людей, а потому, что думал о проблемах. Но ведь человек этого не знает и говорит:

– Ты видишь? Как только встретил меня, тут же нахмурился. А когда пришел тот-то, ты ему сразу заулыбался, потому что он тебе друг, ты его любишь, потому что… – уйма всего!

Поэтому, как бы смешно это ни выглядело, но мы вольно или невольно совершаем грехи, которыми уязвляем брата своего. И еще больше у нас грехов, которыми мы уязвляем свою душу и повреждаем нашу связь с Богом – своим Отцом.


Вопросы митрополиту Афанасию

– Вы сказали, что мы можем согрешать и не подозревать об этом. А как это можно обнаружить? Может, об этом нам скажет духовник?

– Если почувствует, скажет.

– А если не почувствует?

– Если не почувствует, тогда тебе об этом скажет соседка, не волнуйся! Скажет соседка, коллега, супруг, подруга, друзья. Нам скажут об этом те, кто рядом с нами. В какой-то момент они скажут нам так: «Я тебя терпеть больше не могу! Ты тяжелый человек, вечно чем-то недоволен, с приветом».

Скажешь, они говорят это по злобе? Хорошо, я и не говорю, что по любви, но когда они говорят нам всё, что говорят, мы должны посмотреть: а не правда ли это? Не таково ли впечатление, которое я произвожу? Может, на сердце у меня ничего такого нет, но, как я сказал, одно дело – что говорит мое сердце, и другое – что говорит физиономия. Человек видит мою физиономию, а не сердце, он же не сердцеведец, чтобы читать в моем сердце. Может, сердце у меня прекрасно, как райский сад, я питаю к человеку огромную любовь и не желаю ему ничего плохого, но мое выражение лица будет отвратительным. И говоришь себе: «Э, дитя мое, а ну-ка смени это выражение! Что это за физиономия!»


Наш блаженно почивший старец, когда видел кого-нибудь с таким лицом, говорил:

– Ну что это за физиономия, а? Смени физиономию!

Ведь другой не видит нашего сердца, будем помнить об этом.

Многие говорят:

– Да со мной ничего, это всего на минутку, у меня это пройдет.

Да, на минутку – и у тебя это пройдет, но у другого выходит не на минутку, когда ты убиваешь его своими словами. А теперь попробуй сядь и убеди его, что это было на минутку.


– Но что я ему такого сказал? Всего-то какое-то слово.

А этого слова оказалось достаточно, чтобы ранить другого человека. Твой тон, выражение лица, слова, движения, масса всего еще могут убить другого человека. Поэтому кто нас осуждает, те нам помогают, хоть самим себе и не приносят пользы. По крайней мере я получаю большую пользу от тех, кто меня критикует.

Если о нас судят неверно – ничего страшного. Какая-нибудь польза из этого да выйдет, ведь другой не полный безумец, он что-то да видел. Поэтому думаю, что такие люди нам всегда помогают. Смотри, даже если кто-нибудь судит о нас ошибочно, то, по меньшей мере, ты понимаешь, что он не прав: «Да ладно, пусть говорит себе, это же не так! Но если у него создалось такое представление обо мне, значит, я в этом виноват!»


Митрополит Лимасольский Афанасий
Перевела с болгарского Станка Косова

Книги митрополита Афанасия Лимасольского (Николау)  (https://sretenie.com/avtor/?avt_id=3306)в интернет-магазине "Сретение"

11 марта 2019 г.


_{[1] Локализовать – то есть что-то ограничить, как локализуют пожар, не давая ему распространиться.}


https://pravoslavie.ru/119780.html

Почему покаяние - это Божий дар

Протоиерей Андрей Ткачев


(https://i.ibb.co/d2c7S6L/010.jpg)

Некоторые из нас не ощущают чувства покаяния. Хочется чистосердечно покаяться, поплакаться о грехах, но ничего не выходит. Что делать в такой ситуации?

Было бы очень легко, до наивности, до преступности легко плакать каждый раз, когда плакать хочется. Когда думаешь, сейчас поплачу и все.

Но как-то не плачется, возникает какая-то сухость. Сухость глазная, сухость сердечная, когда сердце скрипит сухарем внутри. Как писал Пушкин:

   Цели нет передо мною:
   Сердце пусто, празден ум,
   И томит меня тоскою
   Однозвучный жизни шум.

Покаяние это такая вещь, которую ни с того ни с сего, из себя как из тюбика не выдавишь. Тюбик может быть просто пустой, давишь-давишь, а его только выбрасывать остается.

Значит покаяние принести Богу просто так не получается. Оказывается, Бог дает человеку покаяние, слезы и сокрушение. Это подарки. Это не то, что есть во мне всегда, захочу и начну плакать и каяться. Нет, это не так. И люди, которые ощутили эту сухость, теперь это знают.

Поэтому, для нас возникает объяснение, почему в молитвах, например Иоанна Златоуста, говорится "даруй мне покаяние".

Или еще читаем "Слезы ми даруй, Господи, якоже иногда жене грешнице, яко да ими Тя умалю". Вот блудница, развязавшая власы и этими своими распущенными волосами моющая и вытирающая ноги Иисусовы она приползла ко Христу на коленях, плакала и мыла Ему ноги слезами и это, оказывается, был подарок.

Это не она подарила Ему свои слезы и вытертые волосами ноги. Это Он ей подарил возможность плакать.

Потому что, если Он не даст возможность плакать, то не будет плакать человек, а раз не будет, значит останется в своих грехах. Потому что грехи смываются слезами, как чернила смываются водой.

Следовательно, слезы, сокрушение, покаяние это дары Божии. А дары нужно получать и, очевидно, можно просить о них и ждать пока они придут.

И когда они придут, нужно твердо знать, что я сейчас каюсь и у меня болит душа не потому, что я хороший и у меня такая ясная совесть и сильная вера.

Это потому, что Бог посетил и дал человеку покаяние. Дал. Бог. Покаяние.

И особенно, когда пойдут слезы, эти слезы будут драгоценны и не захочется чтобы они переставали, захочется чтобы они текли, текли и текли. И нужно будет относиться и к ним, как к подарку.

   Мне сладко при свете неярком,
   Чуть падающем на кровать,
   Себя и свой жребий подарком
   Бесценным твоим сознавать.
   (Б. Пастернак)

Я думаю, что вывод очень простой и очень важный. Мы не сможем покаяться без Божией благодати.

Без Бога Бога познать не возможно и без Божией благодати Богу покаяние принести невозможно. Поэтому, давайте будет просить Его и об этом.

Не только о здоровье "Дай мне здоровья!". Прекрасная просьба, ведь никому не хочется болеть. "Дай здоровья моим родным!", прекрасная просьба.

А вот еще "Дай мне покаяние!", "Научи меня покаяться!". Вот этого тоже надо просить.


2 ноября 2022    

Источник (https://vk.com/wall-211547415_1095)