Свидетельство одурения европейцев- даже не их склонность целовать в з.....цу каждого содомита, а уверенность в том, что на этом еще и можно сделать деньги. Причем - в России! Фантастика!
http://www.expert.ru/columns/2009/02/05/gol/Голубая мебель и выживание Европы [ 37 ]
Елена Чудинова, автор «Эксперт»
Тема этой статьи надвигалась в последнее время со всех сторон.
Сначала одной моей читательнице положили в почтовый ящик новый каталог IKEA. Вот и попробуйте угадать, что могло подвигнуть девушку положить эту мебельную рекламу в сумку, когда она собралась ко мне в гости? Неужто у нас не предвиделось иной темы для разговора, кроме покупки «секции полок из шпона ясеневого»? Нет, спешу уверить читателя, что о шпоне ясеневом речь не зашла. Более того, упомянутая девушка вообще теперь сомневается, купит ли что-нибудь в IKEA впредь. Но к мебельному каталогу мы еще вернемся.
На прошлой неделе блоги обежала одна история, случившаяся в Великобритании. У некоей супружеской пары — жене 46 лет, мужу за 50 — лишили родительских прав дочь-наркоманку. Что ж поделать, наркомания — страшная беда, и ни одна семья от этой беды не застрахована полностью. Понятно, что дед и бабка захотели забрать к себе внуков, двух малышей дошкольного возраста. Однако органы опеки сочли их недостаточно молодыми (это при том, что не так уж мало британок в 46 лет еще рожают). Но механизм усыновления в западноевропейских странах весьма непрост. Предполагаемым усыновителям могут отказать даже из-за такого пустяка, как привычка к курению. Детей отдали на усыновление в приемную семью. Не спешите возмущаться несправедливости, это еще цветочки. Некоторым семьям, желающим усыновить ребенка, отдают явное предпочтение перед другими. Это семьи гомосексуальные. Туда-то малыши и угодили.
Родной дедушка попробовал возражать, разумеется, очень робко и толерантно. Стал донимать чиновников странной идеей, что детям-де лучше воспитываться в семье, где есть женщина. Но получил жесткий отпор: будет дальше выказывать свою «гомофобию» — вообще потеряет право видеться с внуками.
А вот теперь о мебельном каталоге. В поисках новых рекламных идей он был сделан как рассказ о том, какие семьи в каких домах живут. (Понятное дело, спят и едят при этом на икейской мебели.) Вот, например, такая семья: «Прибавление в семействе Йена (на фото кряжистый и лысоватый Йен) и Стива (на фото — субтильный изящный Стив) не мальчик и не девочка, а коттедж постройки XIV века». На фото — «низкие полки, визуально приподнимающие потолок» и супружеская (икейская, надо полагать) кровать Йена со Стивом. Но «заводить детей» они не собираются: «Наш суперпроект — огород». То есть, кабы не приверженность четы к разведению лука-порея, детей бы им на усыновление с легкостью дали.
Европа протестантская провозгласила гомосексуальность полноценной нормой. Но проблема гомосексуализма гомосексуализмом не исчерпывается.
Год назад я затруднилась сходу ответить на вопрос, не без обиды заданный датской журналисткой: а почему это у меня в книге Западная Европа пала в 2048 году под натиском ислама, а Россия устояла? Да кто ж меня знает, почему я так написала. Захотелось, да и все. И только теперь, разглядывая каталог мебели, я вдруг сформулировала свой ответ. Вот он: я могу назвать причины нашей большей жизнеспособности. Кроются они в общественном отношении не только, но в том числе и к гомосексуализму.
Оговорюсь сразу: не намереваюсь извергать стандартные анафемствования. Я не духовное лицо, да и вообще человек вполне легкомысленный. Помнится, провела немало интересных часов в Румянцевке, изучая биографию Оскара Уайльда. Я считала тогда и считаю сейчас, что с поэтом поступили крайне жестоко. Я не сочувствую тем, кто стенает, что за гомосексуализм «перестали сажать». Хорошо, что перестали! Гомосексуализм — не преступление, а грех. Человеку дана от рождения свобода воли, он сам выбирает, грешить ему или нет. Палкой всех быть безгрешными не заставишь. Оставим уголовное преследование гомосексуализма тоталитарным режимам. Но есть золотое сечение цивилизованности, которое наши западные собратья уже проскочили, а мы — при всех наших неустройствах и бедах — еще на нем стоим. С одной стороны, мы уже не сажаем гомосексуалистов в тюрьмы, но с другой — такой вот мебельный каталог листаем не без оторопи. На этой точке мы и должны остановиться, упереться, ни на шаг больше не сдвигаться. Почему нам необходима такая фиксация? Это весьма интересный вопрос, и касается он не только тех, кто мыслит категориями «грех» и «праведность».
Государственность у нас, все хорошо помнят, светская. Однако основные нормы морали глубоко уходят в религию, причем, на большое наше счастье, конкретно в православие. И как раз православие нашего сознания мешает нам двигаться дальше в сторону «прогресса». Православие никогда не скажет «да» гомосексуальным семьям. Следовательно, перед нашим обществом видится выбор: либо оно заклеймит религию большинства обвинениями в экстремизме и несоблюдении прав человека, либо откажется от шансов стопроцентно слиться с семьей свободных народов в том состоянии, в коем эти свободные народы изволят пребывать сейчас. А состояние их можно охарактеризовать одним словом: нежизнеспособность.
Краеугольным камнем старой Европы является христианская модель семьи. Только она четко и безусловно подразумевает наличие у мужчины одной жены, отсутствие института наложниц. Кстати, только внутри христианского общества педофилия и сделалась безусловным преступлением. (По счастью, другие континенты переняли и узаконили в XX веке эту оценку. Но еще в XIX столетии педофилия подлежала осуждению только в Европе и ее доминионах. Мопассан повествует, как восточный князек дарит путешественнику-европейцу наложниц, с которыми тот вынужден играть в прятки: чем еще нормальный человек может с ними заняться?) Только христианский контекст заставляет нас делать секрет из гомосексуализма, приравнивая его к адюльтеру, посещению проститутки и прочим недопустимым к произнесению вслух в приличном обществе вещам. (В отличие от педофилии гомосексуализм, адюльтер и обращение к фринам-аспазиям являются не преступлениями, а грехами.)
Иными словами, нашу жизнь регулируют и юридические, и религиозные законы. Они дополняют друг друга. И нам в таком состоянии вполне спокойно и стабильно. Маху дали маркетологи шведской фирмы: для нашего рынка надо было лепить другой каталог. (Бедный, бедный мистер Уайльд! Как ему нравилось шокировать мещан, как импонировало быть грешником! Ох, показать бы ему мещанина Йена, огородничающего со своим Стивом, тупо не понимающего, что грешит! Нет, хорошо, что литератор этого не видит!)
В протестантских странах обыватель отнюдь не вынужден выбирать между религией и гомосексуальностью. Только поэтому, кстати, и сделалось возможным появление таких вот Йенов. Какое уж там выбирать: британские духовные лица вступают в гомосексуальные церковные браки на глазах у честного народа. То, что протестантизм — червь-точильщик христианства, прояснилось окончательно, пожалуй, с инаугурацией Барака Обамы. Принимающий присягу президента могущественной страны епископ-гомосексуалист — это живой символ того, что с христианской моделью семьи покончено. Как и с системой христианских координат.
А все остальные координаты зыбки, как болото. С одной стороны — человеческая жизнь выше всего. Но при этом аборты как этическая норма и набирающая обороты эвтаназия. С одной стороны — право на вроде бы абсолютную свободу слова, с другой — растущий список полностью табуированных тем. (Поди я опубликуй в Швеции или Великобритании все, что написано выше. Это же «гомофобия», страшнее которой может быть только «исламофобия».)
Да, две эти темы парадоксально соседствуют. Когда недовольные жители Кельна вышли на демонстрацию против возведения в городе огромной мечети, избивать мирных демонстрантов кинулись антифа (среди этого движения гомосексуалистов немало) и прочие гомосексуалисты. У одного взяли интервью. «Так ведь мусульмане меньшинство и мы меньшинство, — безмятежно объяснил “голубой”. — Сегодня мы их защитим, завтра — они нас». Вот чем, спрашивается, этот человек соображает?
На уровне международных коллизий наши официальные лица, как только заходит речь на эту тему, всякий раз набирают воды в рот. Помнится, впрочем, как отшутился однажды Путин на вопрос иностранных журналистов об отношении к «меньшинствам»: «Я президент страны, где падает рождаемость». Остроумно, кто спорит. Но отшучивание проблемы не снимет. Понятно, не хочется конфликтовать, острых углов и так много. А придется. Нас не оставят в покое, будут и дальше теребить: где регулярные гей-парады? Давайте, докажите, что хотите быть с нами заодно!
Вот тут и придется сказать: хотим быть заодно, очень даже. Но только равняться придется вам на нас, поскольку мы остановились в нужном месте. Моральный климат и соотношение общества и церкви у нас сегодня приблизительно равны тому, что было в Западной Европе и США в конце 1950−х годов. У нас ставят разумные нравственные акценты. Сохранившаяся приверженность к традиционной христианской общественной модели — козырная карта нашего будущего. Не стоит ее прятать в рукав. Нам — сколь это ни странно звучит — есть что фиксировать на сегодняшний момент.
Мы сегодня — вчерашний день континента. В свете хаотического сегодняшнего дня этим надлежит откровенно гордиться.
