Беларусь как русская святыня

[Александр Васильевич]

Беларусь как русская святыня



История западнорусской идеи насчитывает не одно столетие  и на этом благородном поприще творило немало замечательных мыслителей. Достаточно назвать такие имена как архиепископ Могилевский и Белорусский Георгий Конисский, профессор Санкт-Петербургской духовной академии Михаил Осипович Коялович и академик Евфимий Федорович Карский, чтобы осознать интеллектуальную мощь и глубину западнорусизма, который  имел великолепные виды на будущее.  Но развитие этого течения общественной мысли было насильственно прервано после известных потрясений 1917 года. Однако, как известно, никакими гонениями невозможно заставить людей перестать думать, и предать забвению идеи, основанные на исторической правде. И поэтому спустя десятилетия запретов и замалчивания  пытливые умы  вновь обращаются к западнорусской идее.

Мы с удовольствием предоставляем вниманию общественности  книгу известного белорусского ученого, доктора философских наук  Льва Евстафьевича Криштаповича «Беларусь как русская святыня», которая публикуется по главам и в авторской редакции.Кроме того, мы рады сообщить, что в настоящее время готовится к изданию книга современного белорусского историка, выдающегося археолога Эдуарда Михайловича Загорульского «Западная русь», с которой мы также надеемся познакомить наших читателей.

Редакция


ПРЕДИСЛОВИЕ

История народа – это не летопись частной жизни человека. Об истории народа нельзя сказать: это было, это прошло. История имеет дело с вечным – с духом народа, его делами. «Народы, – отмечал Гегель, – суть то, чем оказываются их действия»[1].

Но некоторые историки так далеки от этого воззрения, что считают достаточным свести историю народа к архивной пыли, временами удобряя ее субъективными политическими и моральными сентенциями, которые, по их мнению, являются лучшим материалом для построения национальной концепции истории Беларуси. Согласно таким взглядам, любой литературный графоман, зачисливший себя в разряд «национально-сознательной» интеллигенции и потративший некоторое время на переписывание или прочтение нескольких книг, способен написать историю белорусского народа. Это – типичные «представители субъективной образованности, которые не знают мысли и не привыкли к ней...»[2].

Выдающийся украинский и русский языковед и мыслитель XIX века Александр Потебня справедливо заметил, что «никто не имеет права влагать в язык народа того, чего сам этот народ в своем языке не находит»[3]. Эту мысль А. Потебни с полным основанием можно отнести и к истории. Исследователи, не знающие действительной логики исторического процесса, заполнили свои писания всем чем угодно, но только не подлинной историей Беларуси. Особенно заметно, как представители «субъективной образованности» усердствуют в отрицании общерусской природы белорусского народа. В своей антиисторической затее они напоминают евангельских фарисеев, «оцеживающих комара, но поглощающих верблюда».


_{Потебня Александр Афанасьевич (1835-1891)}

Противников единения белорусского и русского народов условно можно разделить на две группы.

Первая из них представляет собой «кликушествующую» публику из числа обиженных жизнью людишек, которые готовы говорить всякий вздор с единственной целью выпросить у своих западных хозяев очередную порцию грантов для своих якобы научных и политических исследований. Представьте себе: какие-то малозначащие личности с кругозором обитателей «желтого домика» вдруг попадают в разряд видных политических деятелей, разъезжают по заграницам и вообще говорят от имени «мирового» сообщества. Тут действительно голова пойдет кругом и немудрено приравнять свои аляповатые «мыслишки» к идеям демократии и национального возрождения. Хотя по существу их аргументация против Союзного государства такого же уровня, как и рассуждения чеховского Василия Семи-Булатова из села Блины Съедены о пятнах на Солнце. Разбирать всерьез аргументы политических «семибулатовцев» против Белорусско-Российского Союзного государства то же самое, что «метать бисер перед свиньями».

Другую группу противников Союзного государства составляет определенная часть нашей гуманитарной интеллигенции, которая во мгновение ока совершила умственное сальто-мортале. Свою «переоценку ценностей» эти интеллигенты обычно объясняют невозможностью говорить правду в эпоху «тоталитаризма», ссылаясь на некие новые исторические факты, которые, дескать, партократы скрывали от общественности. В действительности же проблема подобной интеллектуально-нравственной метаморфозы лежит совершенно в другой плоскости. Дело в том, что в эпоху массового «производства» интеллигенции, в том числе и ученых (такое явление характерно сегодня для всех стран), значительная ее часть никакого отношения к науке не имеет, хотя и называется научной. Причина этому – подмена научного исследования резонерством. Как отмечал великий немецкий мыслитель Гегель, в наше резонирующее время совсем нетрудно научиться подыскивать доводы «за» или «против» какого-нибудь изучаемого явления.

Отсюда и тот кажущийся парадокс, когда одни и те же ученые в советское время аргументировали за Союз с Россией, а в нынешнее – против Союза с Россией. Это были и есть ученые-резонеры. Задача таких ученых – уметь подыскивать аргументы «за» или «против» в зависимости от обстоятельств, политической конъюнктуры. Отличие ученого-резонера от подлинного ученого состоит в том, что первый ищет доводы, за которые в данное время хорошо платят, а второй – истину, которая не находится в прямой зависимости от вознаграждения. Поэтому для ученого-резонера не существует проблемы научной добросовестности, честного сопоставления с тем, что он писал раньше и тем, что он утверждает сегодня. Его мысль зацикливается лишь на выдумывании абстрактных возможностей, а не на анализе реальной социально-политической ситуации, которая в своем развитии раскрывает себя не как возможность, а как необходимость. Ученый-резонер мыслит категориями возможности. Истинный ученый мыслит категориями необходимости.

В этом нетрудно убедиться на аргументах ученых-резонеров против Союзного государства.

Основной их довод против Союзного государства с той или иной вариацией сводится к тому, что Беларусь в таком государстве будет превращена в периферию или колонию России.

Вдумайтесь в «логику» этих резонеров. Мол, поскольку Беларусь экономически во много раз слабее России, постольку она должна быть против Союзного государства, ибо окажется на задворках экономического и политического развития. С научной точки зрения, эти доводы абсолютно несостоятельны. Как известно, Беларусь, будучи в составе СССР, не только не являлась окраиной Союзного государства, но относилась к самым высокоразвитым странам мира как в экономическом, так и в политическом, культурном, научном отношении. Почему же тогда в восстановленном Союзном государстве Беларусь должна занять маргинальное место? Доказывать подобное – значит исходить не из исторической необходимости, а из надуманных абстрактных возможностей.

Каких? Разумеется, таких возможностей, которые исходят из интересов западных стран. Отсюда и главный тезис ученых-резонеров – «независимая Беларусь», или, другими словами, «наш путь – в Европу». При этом ученые-резонеры не соображают, что именно вхождение Беларуси в «европейский дом» как раз и отбросит нашу республику на экономические и политические задворки Запада. Парадокс резонерствующего мышления в том и состоит, что оно не замечает собственного превращения в свою противоположность. Ибо, выступая против белорусско-российского Союзного государства, ученые-резонеры на самом деле доказывают невозможность демократического и прогрессивного развития Беларуси в рамках «независимого» развития республики, то есть такой политической модели белорусского государства, на которой настаивает Запад. В самом деле, нельзя же отрицать, что в экономическом плане Беларусь многократно уступает так называемому «европейскому дому». Наивно рассчитывать, что западные толстосумы просто из чувства платонической любви к белорусам возьмут их к себе на содержание и будут развивать экономику, науку, культуру, чтобы мы поскорее стали жить, как на Западе. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Логичнее умозаключить, что финансовая олигархия Запада отводит нам в своих глобальных сценариях совсем другую роль.

Какую? Сошлемся на Збигнева Бжезинского. Как известно, что у вашингтонской администрации на уме, то у Бжезинского на языке. Послушайте: «Сохранение этого плацдарма (европейского. – Л.К.) и его расширение как трамплина для продвижения демократии имеет прямое отношение к безопасности Соединенных Штатов»[4]. Таким образом, выступая против Союзного государства, ученые-резонеры фактически озвучивают натовские схемы мирового развития, то есть отстаивают интересы США, а не Беларуси.

Почему так несостоятельны доводы этих ученых на тему Союзного государства? Потому что они не способны увидеть разницу между натовской интеграцией и белорусско-российским союзом. Расширение НАТО на Восток и строительство «европейского дома» идет в русле консервации несправедливых отношений на международной арене. Это вполне вписывается в концепцию «нового мирового порядка», разработанную в стратегических институтах США. Напротив, создание Союзного государства базируется на принципах равноправия государств, социальной справедливости и гуманизма. Наш Союз положит конец разрушительным процессам, укрепит Беларусь и Россию, создаст предпосылки для подлинно прогрессивного развития наших братских народов.

Глава 1. ОБЩЕРУССКИЕ КОРНИ БЕЛОРУССКОЙ НАРОДНОСТИ

1. Миф о «балтском субстрате»


_{Генри Томас Бокль}

Культурологической особенностью националистической исторической школы, которая совершенно необоснованно претендует на роль в белорусской национальной историографии, является школярское изучение истории Беларуси. Такое изучение, не требуя вдумчивого исследования, обычно удовлетворяется поверхностными историческими аналогиями и внешней фактурой. Говоря словами видного английского мыслителя ХIХ века Бокля, такие историки «наполняют свои сочинения самыми пустыми и ничтожнейшими подробностями: анекдотами о государях и их дворах, нескончаемыми рассказами о том, что сказал один министр, что подумал другой, и – что еще хуже – длинными реляциями о походах, сражениях и осадах»[5]. Например, прочитают так назывемые «национально-сознательные» ученые, что в Московском государстве жителей Беларуси называли литвинами, вот и расписывают, что наши предки были литовцы, а не русичи. Встретят на территории Беларуси литовские названия – и делают вывод, что наша земля называлась Литвой, а не Белой Русью. Услышат, что галицко-волынские князья Даниил и Василько Романовичи воевали с литвинами под Новогрудком – тут же заявляют, что Новогрудчина – это литовская земля, а Новогрудок – литовский город. На подобной гносеологической основе обычно конструируются все исторические доказательства современной «возрожденческой» философии истории.

Главное в этих доказательствах – отрицание Древнерусской цивилизации как этнической, геополитической и культурной основы генерации трех братских народов: белорусского, русского и украинского. Для отрицания общерусской природы белорусской народности изобретена «теория балтского субстрата». По мнению «белорусизаторов», именно балтский субстрат явился корневой основой этнического формирования белорусов.

Основной порок «балтской теории» в том, что она изображает этнические процессы в примитивно-упрощенном виде. Время формирования Древнерусской цивилизации характеризуется интенсивными миграционными движениями различных племен и рас. Источники той эпохи говорят о миграции не одних только восточных славян, но и других народов: финно-угорских, скандинавских, аварских, болгарских, готских. Причем это Великое переселение народов было многоплановым, охватывало огромные территории. Представлять себе некий неподвижный «балтский субстрат», который только и дожидался того, чтобы наложить свою этническую печать на белорусов, – антинаучно. Балтские ориентиры необходимы «белорусизаторам», чтобы поставить барьер на пути этнического единства белоруса и русского и доказать, что генетически белорус – больше балт, чем славянин. Раз белорусская народность сформировалась на другой этнической основе нежели великорусская, то, разумеется, отпадает необходимость говорить о родственных народах. Таково «философско-историческое» обоснование отрицания общерусских корней белорусской народности.

Следует заметить, что подобный вывод современных адептов «балтского субстрата» не оригинален. Еще в первой половине XIX века провинциально ориентированный этнограф и историк Павел Шпилевский, «собиравший белорусские слова, песни, присказки и другие виды народной словесности, называл белорусов «кривичами» для того, чтобы показать, что они не имеют ничего общего с русским народом»[6]. «Белорусизаторы» так далеки от усвоения подлинного белорусского национального духа, что в их среде распространено наивное воззрение, будто бы задача историков – переписывать страницы более ранних исторических произведений, осовременивая их некритическими политическими и нравственными сентенциями, которые, по их мнению, являются наиболее прибыльными в данное время.


_{Русская Земля}

На основании «балтской теории», заимствованной у антирусски настроенных писателей, «белорусизаторы» обычно начинают изучение истории Беларуси с XII–ХIII веков, когда на наших землях несомненно видно присутствие исторического литовского элемента. Тем самым из истории Беларуси невольно выбрасывается период протяженностью в четыре столетия. Общеизвестно, что до этого исторического этапа на территории современной Беларуси жил древнерусский народ и находилось Древнерусское государство с общеполитическим и национально-религиозным центром в Киеве. Первоначально некоторые города на нашей территории прямо назывались русскими. Например, Брест-Русский, Каменец-Русский. Так, польский историк XV века Ян Длугош отмечает, что в 1409 году польский король Ягайло встретился с великим князем литовским Витовтом в Бресте-Русском. Из Бреста Ягайло отправился в Каменец-Русский, а оттуда на охоту в Беловеж[7].

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Чтобы как-то обойти ясные указания исторических источников о несостоятельности «балтской теории», «белорусизаторы» пускаются на следующую хитрость. Они рассматривают местное русское княжество с центром в Полоцке в качестве самостоятельного белорусского государства со своим отличительным национальным характером, якобы ничего общего не имевшего с народами других русских земель. Столкновения, например, полоцких князей с киевскими в таком случае следует анализировать в плоскости борьбы между белорусским и украинским государствами, а не как обыкновенное проявление политической междоусобицы в рамках единого Древнерусского государства. Если согласиться с такой логикой, то тогда постоянные военные стычки между черниговскими и киевскими князьями также должны квалифицироваться как межгосударственные столкновения. Только между какими государствами? Россией и Украиной? А военное противоборство между Полоцком и Смоленском, наверное, следует считать выяснением отношений между Белоруссией и Россией?

С какой стороны ни подходи, но логика «белорусизаторов» для понимания истории того времени просто нелепа. В действительности это были конфликты не между различными государствами, а между областными русскими княжествами за право владения общерусским княжеским престолом – Киевским.


_{Ян Длугош}

Исторические источники того времени убедительно свидетельствуют, что понятия «Русь», «русская земля» были общим наименованием для всех восточнославянских княжеств, в том числе и Полоцкого. Аналогичные иностранные источники, например, «Хроника Ливонии» Генриха Латвийского, описывающая завоевания немецких рыцарей в Латвии и Эстонии в первой четверти ХIII века, отождествляют Полоцкое княжество с русским, а полоцкого князя Владимира называет русским королем. И Полоцк, и Псков, и Новгород предстают в «Хронике Ливонии» в образе единой Русской земли – «Руссии» – с ее национально-религиозным отличием как от меченосцев, так и от литовских племен. Эту же мысль об общей русской природе местных княжеств на территории современной Беларуси проводит и Ян Длугош. «В 1388 году король польский Владислав в сопровождении польских и литовских князей и вельмож направился сначала в Витебскую, а затем в Полоцкую области Руси, где пребывал много дней; за это время он подавил и погасил мятежные движения (восстание полоцкого князя Андрея и смоленского князя Святослава против Польши и Литвы в защиту русского и православного начала. – Л.К.), о возникновении которых ему было сообщено, причем главарей мятежа наказал тюрьмой и лишением имущества»[8]. Характерный пример: в Полоцком княжестве вместе со всей Русью глубоко почитали русских князей-мучеников Бориса и Глеба. До сих пор на самом западе Русской цивилизации – на Гродненщине, сохранились остатки памятника древнерусской культуры ХII века – Коложская церковь Бориса и Глеба.

Что же касается обособления Полоцкого княжества от других русских земель, то оно было обусловлено не мифическим «балтским субстратом», а главным образом экономическими причинами. Эпоха феодальной раздробленности объективно вела к политической замкнутости областных русских княжеств. Но эта замкнутость русских земель нисколько не является аргументом против их общерусского единства. Укажем хотя бы на религию, церковь и язык, которые объединяли в то время воедино Русскую цивилизацию. Эти цивилизационные факторы – религиозно-идеологический и культурный – сознавались как самими русскими, так и их иностранными современниками. «Название государства Русь стало обозначать не только занимаемую территорию, но превратилось также в этническое название, поскольку у всего населения этого государства, края сформировались единый «русский» язык, общие черты культуры, общее этническое самосознание. Все они были связаны общей исторической судьбой, интересами защиты своего края, приобретя таким образом, значение этнической территории. Язык ее населения стал называться русским. Термин «Русь», таким образом, стал многозначным (можно сказать, цивилизационным.–Л.К.)»[9].

_{http://zapadrus.su/images/stories/my_imeges/krishtapovich/soloviov.jpg
Русский историк Сергей Михайлович Соловьев (1820-1879.)}

Ослаблением Киевской Руси, вступившей в период политической раздробленности, воспользовались разные народы, стоявшие в основном на более низкой ступени культурного развития. На юго-востоке Русь подверглась нашествию монголо-татар, а на северо-западе – нападениям балтских племен. Францисканский монах Плано Карпини, проехавший через Древнюю Киевскую Русь в 1245 году отмечал, что он на всем протяжении пути находился в постоянном страхе перед литовцами, которые бросились опустошать Приднепровье, так как большая часть его жителей была побита и взята в плен татарами. По словам русского летописца, «беда была в земле Владимирской от воевания литовского и ятвяжского». А ведь были времена, когда литовцы и не помышляли о набегах на Русь. Даже более. Правнук знаменитого Владимира Мономаха галицко-волынский князь Роман Великий, как сообщает польский историк XVI века Стрыйковский, впрягал пленных литовцев и ятвягов в плуги и заставлял их выпахивать коренья по новым местам. От тех времен осталась поговорка: «Роман, Роман! Худым живешь, литвою орешь». Правда, С.Соловьев разъясняет, что ее следует понимать не буквально, а в том смысле, что Роман Мстиславович заставлял литовцев заниматься не разбоем, а земледелием. Только после опустошительного нашествия монголо-татар на Русь литовцы осмелели и начали вторгаться в ее пределы. «После того как Киевская Русь, не сумевшая отразить татаро-монгольского нашествия, перестала существовать, уже в конце XIII – начале XIV вв. большая часть разрозненных княжеств, расположенных на территории современной Беларуси, была захвачена князьями молодого Литовского государства»[10].

Примерно в середине ХIII века им удалось утвердиться на Новогрудчине и Полотчине. И если южные Мономаховичи – Даниил и Василько – еще некоторое время с переменным успехом вели борьбу с литовским князем Миндовгом и его сыном


_{Галицко-Волынский князь Роман Великий}

Войшелком за земли Черной Руси, то Изяславовичи Полоцкие вынуждены были уступить свою власть литовским князьям. «Последний полоцкий князь Брячислав упоминается в летописях в 1239 г. в связи с женитьбой Александра Невского на его дочери, а в 1262 г. источники говорят, что в Полоцке княжит уже литвин Тевтивилл, племянник Миндовга»[11]. Полоцкое княжество было отторгнуто от Русской цивилизации, подвергшись нападениям как литовцев, так и ливонских немцев. Разгром немецкими рыцарями полоцких волостей Кукейноса и Герцике в нижнем течении Западной Двины (территория современной Латвии) обескровил полоцкого князя, так как значительная часть русских ратных людей вместе со знаменитым князем Вячко, как говорит Генрих Латвийский, «ушла в Руссию, чтобы никогда больше не возвращаться в свое королевство»[12]. С этого времени появляются литовские названия на нашей земле. К примеру, вместо Брест-Русский-Брест-Литовский, вместо Каменец-Русский – Каменец-Литовский.

В XIV веке возникает новое политическое образование – Великое княжество Литовское. Некоторые русские князья погибли в битвах с литовцами, некоторые же бежали к своим сородичам в Брянск и далее на Восток. Завоевание Западной и Юго-Западной Руси иноземными князьями и включение русских земель в состав нового Литовского государства имели отрицательное значение для жизни нашего народа, поскольку насильственно прерывали естественный процесс развития Русской цивилизации. Правда, русское начало сознавалось не только рядовым населением, но и самой знатью Великого княжества Литовского до ее окончательного перехода на сторону пришлого этнического элемента. Так, из отказной грамоты князя Константина Острожского 5 марта 1520 года на села с угодьями и доходами в пользу Туровской соборной церкви подтверждается, что этот виднейший сановник Великого княжества Литовского ведет свою родословную от киевского князя Ярослава Мудрого и последующих русских князей. Вот выдержка из грамоты: «Я, князь Константин Иванович Острожский, пан Виленский, гетман господаря короля, староста Луцкий, Брацлавский и Винницкий, маршалок Волынской земли с сыном нашим Ильей записали к церкви соборной Успения Туровского владычества подданных мещан в Турове, а также села Ольгомле, Симоничи, Радловичи со всеми пашнями и угодьями, как издавна, от предков наших держали, от князя Ярослава Владимировича и других князей русских»[13]. Неразрывность русского пространства еще более отчетливо звучит в челобитной Львовского православного братства Московскому царю Феодору Иоанновичу об оказании помощи на восстановление во Львове сгоревшей Успенской церкви 15 июня 1592 года «Поскольку в Польских странах в великих печалях обретаемся, а все благородные в различные иноверия пали; мы же, как не имеющие пристанища, к тебе благоутробному, тихому и благонадежному притекаем... Да уподобишься, всесветлый царь, памяти святой прародителю, великому Владимиру, просветившему весь род Российский святым крещением... И да будет похвала и слава великого царства твоего. И да прославляется имя твое во всех странах Российских...»[14]. Как справедливо отмечает видный литовский историк Станислав Лазутка, «белорусским же исследователям в свою очередь не следует искать в своей истории того, чего не было и согласиться с тем, что, хотя официальным языком был старобелорусский (не белорусский!), но… статуты являются литовскими, как и само государство. Не «Русско-Литовское» или «Белорусско-Литовское» или как там еще, а именно Литовское, как это убедительно показал крупный советский русский историк Владимир Терентьевич Пашуто»[15].

Разве это не красноречивое опровержение россказней «белорусизаторов» о литовско-белорусском государстве и «балтском субстрате»?

_________________________________

[1] Гегель. Философия истории. – М., 1935. – Т.8. – С.71.

[2] Там же. – С. 62.

[3] Потебня А. Мысль и язык. – Харьков, 1892. – С. 146.

[4] Бжезинский Збигнев. Великая шахматная доска. – М., 1998. – С. 91.

[5] Бокль Г.Т. История цивилизации в Англии. – СПб., 1896. – С.10.

[6] Пичета В. Основные моменты исторического развития Западной Украины и Западной Беларуси. – М., 1940. – С.117.

[7] Длугош Ян. Грюнвальдская битва. –  М. – Л., 1962. – С. 57.

[8] Длугош Ян. Грюнвальдская битва. – М. – Л., 1962. – С. 16.

[9] Пилипенко М.Ф. Возникновение Беларуси. – Мн., 1991. – С. 52.

[10] Лазутка С., Валиконите И., Гудавичюс Э. Первый Литовский Статут (1529 г.). – Вильнюс, 2004. – С. 63.

[11] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. – М., 1960. – Кн. II. – С. 180 – 181.

[12] Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. – М. – Л., 1938. – С. 116.

[13] Акты Западной России. – СПб., 1848. – Т.2. – С. 129.

[14] Акты Западной России. -- СПб, 1851. -- Т. 4. -- С. 48-49.

[15] Лазутка С., Валиконите И., Гудавичюс Э. Первый Литовский Статут (1529 г.). – Вильнюс, 2004. – С. 68.

Лев Криштапович

http://zapadrus.su/zaprus/istbl/256-2011-02-02-01-52-18.html

[Александр Васильевич]

Антиисторизм на службе национал-русофобии

Вторая часть первой главы  книги Л.Е.Криштаповича «Беларусь как русская святыня»


_{Русская Правда}

В ряду аргументов современных «белорусизаторов», стремящихся противопоставить Беларусь России, эксплуатация «изобретения» реакционной западной, в частности, польской, историографии о монголо-татарском факторе, дескать, радикально изменившем национально-психический склад русского человека. Подобная историческая выдумка прочно вошла в набор «исторических» аргументов некоторых западноевропейских историков и философов, оправдывавших захватнические цели своих правительств против России под лицемерным предлогом защиты Европейской цивилизации от «русского варварства». Надо сказать, что на эту аргументацию европейских «цивилизаторов» попадались даже крупнейшие мыслители Западной Европы. Так, английский историк Бокль, характеризуя причины Крымской войны (1853 – 1856), писал: «Между тем в настоящее время ход дел таков, что обе нации (английская и французская. – Л.К.), отложив злобную и разрушительную зависть, которую они некогда питали друг к другу, соединились в общем деле и обнажили меч не для своекорыстных целей, а для защиты образованного мира от нападений невежественных врагов (России. – Л.К.)»[1].


_{Михаил Осипович Коялович (1828-1891)}

Кое-что из этих «аргументов» сегодня активно используется «белорусизаторами» для нагнетания русофобии в Беларуси. Именно монголо-татарское нашествие, заявляют они, окончательно отделило Беларусь от России как страну европейскую от страны азиатской. Самое интересное в этом утверждении – абсолютное историческое невежество. Очевидно, что «белорусизаторы» даже не прикасались к трудам великих историков, принимаясь муссировать данную проблему. Совершенно несостоятельно утверждение, что монголо-татарское нашествие повлияло на дальнейшее историческое развитие России. Крупнейший русский историк С.Соловьев документально доказал неверность такого взгляда. Разумеется, монголо-татарское нашествие задержало развитие России, но считать, что оно изменило ее движение, – значит смотреть на всемирную историю через антиисторические европоцентристские очки. Даже кратковременное присутствие баскаков в русских княжествах не дает основания, по замечанию С.Соловьева, говорить о большом влиянии их на внутреннее управление, ибо в источниках не видно «ни малейших следов такого влияния»[2]. Виднейший белорусский историк второй половины XIX века Михаил Коялович, которого с полным правом можно назвать основателем белорусской историографии, подчеркивал: «Поэтому уже можно судить, как несправедливы западноевропейские суждения, особенно польские, об азиатстве русских к востоку от Днепра, о том, что они пересоздались в татар, потеряли свое славянство. В этих суждениях – еще та неправда, будто азиатство могло пересоздать русское славянство. Напротив, в истории мы видим, что оно везде уступает русскому славянству, что русское славянство обладало изумительной силой претворять в себе азиатские элементы»[3].

Если подойти к этой проблеме исторически, то обнаружится, что «белорусизаторы» просто не понимают сущности борьбы между Московским государством и восточными кочевниками. В социально-экономическом отношении северо-западные соседи белорусов – литовцы – ничем не отличались от монголо-татар. Ведь многочисленные источники рассказывают о грабительских набегах литовских племен на более развитые народы и их жестоком отношении к мирному гражданскому населению. По словам Генриха Латвийского, «литовцы превосходили другие народы быстротой и жестокостью»[4]. А польский историк Ян Длугош давал самую нелицеприятную характеристику литовцам: «Дух у этого племени спесивый, мятежный, нечестный, дерзкий, лживый и скаредный»[5]. Не менее примечательна его оценка литовского князя Витовта, которого «белорусизаторы» почему-то зачисляют в разряд белорусских князей и представляют только в радужном свете. «Князь Витовт, – отмечает Ян Длугош, – производил частные набеги на литовские земли, забирая в плен и убивая жителей обоего пола, сжигая селения и совершая много грабежей»[6]. Описание польским историком нравов литовских племен в конце XIV века ничем не отличается от аналогичного свидетельства Плано Карпини о нравах монголо-татар в ХIII веке.

Если соседями белорусов были такие жестокие, необузданные, мятежные племена, наложившие не только дань на наши земли, но и установившие свое прямое правление, – то разве они не могли так же изменить характер белорусов, как монголо-татары изменили психологию русских? Уж если быть точным, то надо прямо признать, что Западная Русь в XIV веке стала добычей литовских князей. «Как это ни покажется удивительным для всякого, – замечает Ян Длугош, -- собственной ли доблестью или по трусости и бездействию соседей, литовцы достигли такого успеха, что теперь повелевают русскими, под властью которых почти в течение тысячи лет находились на положении рабской черни»[7]. Откуда же у современных рьяных приверженцев литовско-белорусского государства такое презрение к монголо-татарам и раболепие перед «балтским субстратом»? Не потому ли, что они не честные служители музы Клио, а политиканы и русофобы? В противном случае они понимали бы, что характер народа определяется не внешними факторами, а господствующими принципами его естественной жизни и внутренней природой его духовно-нравственных начал. К примеру, германские племена времен Тацита характеризуются теми же нравственно-психологическими качествами, что и русские славяне времен Льва Диакона, монголо-татары времен Плано Карпини, как и литовцы времен Яна Длугоша.


_{Вацлав Ластовский}

Еще одна особенность современной националистической историографии – иезуитское истолкование произведений историков и теоретиков национального самоопределения Беларуси. Обычно выхватываются те отрывки из их работ, которые призваны доказать верность взглядов нынешних национал-русофобов, то есть действуют в полном соответствии с иезуитским принципом: цель оправдывает средства. Например, из «Кароткай гісторыі Беларусі» Вацлава Ластовского приводятся примеры завоевательной политики московских князей на рубеже XV – XVI веков в отношении Великого княжества Литовского и отсюда делается вывод об агрессивности русских и толерантности белорусов. Или расписываются жестокости московских войск против местного населения при завоевании Полоцка Иваном Грозным в годы Ливонской войны и заявляют «о русском империализме и его опасности». Живописание ужасов пребывания московских войск на территории современной Беларуси не что иное, как политические спекуляции националистических историков, пытающихся вышибить слезу у белоруса и внедрить в его сознание ненависть к русскому народу. Дескать, видите, что сама история свидетельствует о том, как «москали» проливали кровь мирных белорусов. Разве можно им доверять и вступать с ними в какие-нибудь союзы? Такова пропольская и прозападная подоплека исторических «открытий» национал-русофобов. Играя на историческом невежестве обывателя и пытаясь спровоцировать антирусские настроения у простого человека, националисты стремятся вбить клин между братскими народами, чтобы и дальше проводить антинародные и антинациональные реформы в Беларуси в угоду своим западным хозяевам. В этом-то и выражается антибелорусская сущность националистической концепции в области философии истории Беларуси.

Если бы «белорусизаторы» были способны мыслить исторически, то для них не составило бы труда установить истину. Как велись войны в ту эпоху? По понятиям того времени, справедливо указывает С.Соловьев, вести войну означало: бить, грабить, жечь, уводить в плен. «В те старые времена, – отмечает М.Коялович, – одно передвижение войска по стране равносильно бывало иногда неурожаю или моровому поветрию»[8]. В этом смысле любопытна грамота польского короля Сигизмунда I от 20 марта 1525 года полоцкому воеводе Петру Кишке об освобождении Себежской волости от всех даней и повинностей на четыре года по случаю разорения ее московскими и литовскими ратными людьми. «...И от людей неприятельских и от служебных наших суть обобраны и скажоны...»[9]. Подобный способ ведения войны характерен был как между государствами, так и внутри одной и той же державы. Разумеется, подобным образом воевали и наши древнерусские предки на территории современной Беларуси. История того времени дает много примеров, как полоцкие князья враждовали не только с другими русскими князьями, но и между собой. К примеру, Глеб Минский, сын знаменитого полоцкого князя Всеслава Чародея, делал набеги на соседние княжества, жег, грабил, уводил людей в плен. Он даже не стеснялся продавать свой христианский народ в другие страны. Аналогично действовали и другие полоцкие князья. Так же войны велись между другими русскими княжествами: Черниговским и Киевским, Торопецким и Суздальским, Суздальским и Киевским на протяжении всего периода Древнерусского государства со столицей в Киеве. Так же велись они и в более позднее время, к примеру, между Тверью и Москвой. Не менее ожесточенно воевали и в Великом княжестве Литовском. Достаточно указать на кровавые междоусобицы между Ягайло и Витовтом, Свидригайло и Сигизмундом. Так же обстояло дело и в западных странах. Например, война Алой и Белой Роз в Англии, Столетняя война во Франции, Тридцатилетняя война в Германии.


_{Стефан Баторий. Венгерский магнат, великий князь литовский (1576—1586), польский король (с 1575) управлял страной без знания языков своих подданных (пользовался латынью).}

Следует заметить, что «белорусизаторы» даже в узкопрофессиональном плане не способны правильно прочитать исторические произведения, в том числе и своих любимых авторов. Ведь у того же Вацлава Ластовского в «Кароткай гісторыi Беларусі» дается подлинное описание отвоевания Полоцка польским королем Стефаном Баторием у московских войск. Как только Стефан Баторий взял Полоцк, пишет В. Ластовский, то начался грабеж. «Освободители», особенно венгры, со злобой уничтожали все, что нельзя было взять с собой. Во время этого погрома сгорела огромная книжница, в которой находились ценнейшие рукописи, в частности, переводы Библии, сделанные рукой Кирилла и Мефодия, – апостолов славянских. Говорят, отмечает В. Ластовский, в это время была уничтожена и летопись Полоцкой земли. Ничего подобного не было при взятии Иваном Грозным Полоцка в 1563 оду. Может быть и хорошо сделал Иван Грозный, что, перевезя часть памятников культуры Полоцкой земли в Москву, спас их от погромов Стефана Батория, сохранив тем самым для потомства.

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Не следует забывать и того факта, что, завоевав Полоцк, Стефан Баторий отдал иезуитам, появившимся в Великом княжестве Литовском в 1569 году, большую часть полоцких церквей с их имениями, несмотря на то, что полоцкая шляхта заявила протест польскому королю, нарушившему права и вольности народа русского (так именовались в то время коренные жители Беларуси и Украины). Именно Стефан Баторий дал прописку иезуитам в Беларуси, сыгравшим отрицательную роль в истории белорусского народа.

Насколько националистические историки неспособны в постижении философии истории Беларуси – настолько они беспомощны в оценке исторических личностей. Они (Г. Саганович, В. Орлов, Л. Лыч) слишком раболепны перед Западной цивилизацией, чтобы быть разумными историками по отношению к России. В их антиисторическом сознании Иоанн Грозный представляется в виде этакого коронованного варвара, который никоим образом не вписывается в образы добропорядочных монархов Западной Европы и Речи Посполитой. Подобными антиисторическими сказаниями пронизаны выступления национал-русофобов в различных изданиях, начиная от академических и кончая статьями в периодической печати. Говоря словами К. Валишевского, «это самый любопытный пример аберрации в области не только легенды, но и исторической критики»[10]. Конечно, Иван Грозный был деспотом, но в качестве неограниченного повелителя он ничем не отличался от своих западноевропейских собратьев. Чем, например, Варфоломеевская ночь 24 августа 1572 года, устроенная королевой-католичкой Екатериной Медичи своим политическим противникам – гугенотскому дворянству, в результате которой погибли тысячи людей, отличается от опричнины Ивана Грозного? В социально-политическом плане – это события одного и того же порядка. Западная Европа знала своих Иванов Грозных еще в конце XVII века. Английского короля Иакова II писатели того времени называют не человеком, а чудовищем.


_{Варфоломеевская ночь. Мария Медичи.}

Иван Грозный – колоритнейшая фигура среди монархов XVI века. Со времени Ивана Грозного Россия вплотную приходит в соприкосновение с Западной Европой. Римский Папа Григорий ХIII посылает своего посла иезуита Антония Поссевина для посредничества между Речью Посполитой и Московским государством. А диспут Антония Поссевина с Иваном Грозным о вере обнаруживает в русском царе не только хитроумного политика, но и мастера церковной полемики.

Антиисторизм националистической историографии лишает ее способности объективно взглянуть на взаимоотношения между Москвой и Великим княжеством Литовским. За внешне обывательско-простецким осуждением агрессивной политики Москвы скрывается совсем другая цель: внедрить ложную идею, что оборонительный характер войны со стороны правительства Великого княжества Литовского позволяет считать ее войной справедливой. И это – большая неправда. Сознательно замалчивается то важнейшее обстоятельство, что, в свое время, пользуясь слабостью Москвы и других русских княжеств, литовские князья отхватили огромные территории русских земель и присоединили их к Литовскому государству. Так, во времена Гедимина и его сына Ольгерда была завоевана территория современной Беларуси, Волынь, Подолия, Киевское княжество, Черниговщина, Брянщина. Витовт покорил Смоленское княжество и даже пытался наложить свою руку на Псков, Новгород и Тверь. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, окрепнув,московские князья,начиная с Ивана III, приступают к активным военным действиям против Великого княжества Литовского за воссоединение исконно русских земель в рамках единого Русского государства. С исторической и династической точки зрения, притязания московских государей на русские земли Великого княжества Литовского были вполне обоснованны. Московские государи были правителями России, а Беларусь того времени называлась Русью – и белорусский народ назывался русским народом. Этот факт находит свое отражение в источниках. В ответе Василия Ивановича на посольские речи польского короля Сигизмунда I с требованием возвратить отнятые якобы литовские города и волости читаем: «...А от прародителей наших и вся Русская земля – наша отчизна»[11]. Когда в начале ХVII века польско-литовское правительство вело самозванцев на Россию, то все понимали, что речь идет об интервенции Речи Посполитой против Москвы. И совсем иначе выглядели военные действия Москвы против Литвы и Польши. Никто не сомневался, что речь идет о восстановлении прирожденного права русского государя на свою отчизну. Польско-литовские королевские радные паны в послании на имя царских посланников князя Семена Шаховского и дьяка Нечаева в мае 1637 года оправдывали принадлежность к Литве Путивля, Чернигова и волостей Полоцких и Витебских правом отвоевания их у татар[12]. Как татарское, так и литовское «право» были правом завоевания, а не законного владения русскими землями. Эта мысль проводилась в Универсале гетмана Богдана Хмельницкого 28 мая 1648 года. Украинские летописцы, излагая историю поляков и русских, подчеркивали, что во времена польского короля Казимира Великого в 1333 или 1339 году «над оскудевшими тогда Киевским и Острожским и иным истинным Русским князем нашим, завоевавши их, подчинили истинные с древних веков земли наши Русские от Подолья, Волыни и Валахии до самого Вильно и Смоленска, а именно: землю Киевскую, Галицкую, Львовскую, Хелмскую, Белзскую, Подольскую, Волынскую, Перемышльскую, Мстиславскую, Витебскую и Полоцкую... от веры отеческой православной грекороссийской отторгнули и до пагубной унии и римского заблуждения силой, гвалтом, мучениями и тиранством привлекли и приневолили»[13]. Объективно внешняя политика московских князей в отношении белорусского народа была прогрессивной, поскольку она была направлена на воссоединение братских народов, имевших единые общерусские корни: язык, культуру, веру, национальное самосознание.


_{Иван Грозный}

Еще один признак антиисторического мышления национал-русофобов: стремление изобразить войну между Москвой и Литвой как войну между русским и якобы белорусским государствами. Прием очень простой. Смешивается территориальный фактор с государственным. Например, битва под Оршей в 1514 году. Раз она произошла на территории современной Беларуси, то они делают вывод, что это было сражение между русским и белорусским государствами. Территориальный фактор используется для того, чтобы затушевать общерусскую природу белорусского народа, включить его в состав чужеродного этноса и чужеродной культуры, денационализировать самосознание белорусов и тем самым внедрить в современное общественное сознание чисто иезуитскую мысль, что литвин – это белорус, а Литовское княжество – это белорусское государство. В действительности же никакого белорусского государства не существовало в то время. Это прекрасно сознавали и политики, и народ той эпохи. Не случайно великий князь Литовский одновременно именовался и великим князем русским, но не белорусским или украинским. Ни о каком добровольном подчинении русских князей Литве не может идти и речи.

И самое главное. Антиисторизм «белорусизаторов» наиболее выпукло выступает в их попытке отождествления войн между Москвой и Литвой как войн между русским и белорусским народами. Этой цели и предназначены «исследования» виднейших национал-русофобов, которые доказывают якобы азиатско-деспотическую природу русского народа и европейско-толерантную психологию белорусов. Разумеется, подобные «открытия» ничего общего с исторической правдой не имеют. Как известно, в те времена войны велись правительствами, а не народами. И в этом плане, даже если признать кровопролитный характер военных действий между Москвой и Литвой, то это еще нисколько не свидетельствует об агрессивности русского народа. Никаких принципиальных различий между русским (московитом) и русским (белорусом) не было. Оба народа пили от одного общерусского источника (один русский язык, одна вера, одна судьба) и ревностно оберегали общерусский родник от латинско-иезуитского загрязнения.

Вот почему никакого принципиального отличия между русскими землями Московского государства и русскими землями Великого княжества Литовского не существовало. Для обеих частей единого русского народа – восточной и западной -- характерно было господство общерусских начал жизни, своими корнями уходящими в «Русскую Правду» Ярослава Мудрого. В литовских статутах (законодательных памятниках) 1529 и 1566 годов, принятых до Люблинской унии (1569), находится немало постановлений, восходящих к истокам Древнерусской цивилизации. А некоторые из них, в частности, Закон о копном суде, представляют собой прямое извлечение из «Русской Правды». Общерусские начала были так сильны в Великом княжестве Литовском, что вошли в позднейшие польские редакции Литовского статута и сохраняли свою жизнь в Беларуси еще в ХVIII веке.

 

[1] Бокль Г. Т. История цивилизации в Англии. – СПб., 1896. – С. 77.

[2] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. – М., 1960. – Кн. II. – С. 489.

[3] Коялович М. Лекции по истории Западной России. – М., 1864. – С. 70.

[4] Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. – М.-Л., 1938. -- С. 111.

[5] Длугош Ян. Грюнвальдская битва. -- М. - Л., 1962. – С. 15.

[6] Там же. -- С. 25.

[7] Длугош Ян. Грюнвальдская битва. – М..-Л., 1962. -- С. 15.

[8] Коялович М. Чтения по истории Западной России. – СПб., 1884. -- С. 251.

[9] Акты Западной России. – СПб., 1848. -- Т. 2. -- С. 159.

[10] Валишевский К. Иван Грозный. – М., 1989. -- С. 5.

[11] Акты Западной России. – СПб., 1848. – Т. 2. – С. 16.

[12] Акты Западной России. – СПб., 1853. – Т. 5. -- С. 35-36.

[13] Акты Западной России. – СПб., 1853. – Т. 5. -- С. 79.

Лев Криштапович

Продолжение следует

http://zapadrus.su/zaprus/istbl/258-2011-02-04-02-17-43.html