Земная встреча.Гагарин и Шолохов 
Шолохов и Гагарин
С апреля 1961 года весна в нашем представлении связана с началом космической эры. Человек шагнул в околоземное пространство и физически ощутил себя во Вселенной. Наше космическое мышление перешло из сферы фантастики в реальность.
Тогда, уже много лет назад, по поводу первого полета делались научные выводы, медицинские заключения, психологические предостережения. Интерес к первому космонавту был подобен валу, в глубинах которого, казалось, навсегда могла остаться смытая славой естественность и простота Юрия Алексеевича Гагарина. Но вал сенсационности отступал, и перед всеми представал все тот же человек, образец друга, бойца, гуманиста, человека России, Советской страны и человечества.
Навсегда запомнилась встреча двух выдающихся людей нашего времени: великого писателя и первопроходца Вселенной. Состоялась она в Вешенской в июне 1967 года. О ней с доброй задушевностью вспоминал Михаил Александрович Шолохов осенью восьмидесятого года, когда мне удалось побывать у него на Дону.
В Вешенской в те дни стоял туман, и вертолет из Ростова не вылетал. Пришлось ехать на машине, хотя к вечеру не успевали. Дорога на Миллерово, где решили заночевать, в прошлом не близкая, ныне преодолевается за три часа.
Много пришлось повидать этому седому шляху казацким потом и кровью полита здесь сухая степь. Рыскали по ней кочевые орды, неуемной вольницей проносились отряды Степана Разина и Кондратия Булавина, гарцевали после сокрушения Наполеона казаки Платова.
Огненной рекой кипела тут революционная битва, унося в потоках времени жизни, обычаи и порядки прошлого.
В годы Великой Отечественной войны полыхали на этой земле невиданные бои, и еще раз прозвучала над донской стороной старинная казачья песня, слова которой стали эпиграфом к "Тихому Дону":
Не сохами-то славная землюшка наша распахана...
Распахана наша землюшка лошадиными копытами,
А засеяна славная землюшка казацкими головами,
Украшен-то наш тихий Дон молодыми вдовами,
Цветен наш батюшка тихий Дон сиротами,
Наполнена волна в тихом Дону отцовскими,
материнскими слезами.
К Миллерову подъезжали при свете солнца, все кругом по-осеннему полыхало, и вспоминалось шолоховское: "На розовом костре зари величаво и безмолвно сгорали леса, луговины".
В Миллерове как бы переключаешься с одной скорости на другую. Здесь царит размеренность, и чувствуешь, как тобой овладевает внутреннее спокойствие. Кажется, сама степная бескрайность успокаивающе действует на горожанина, восстанавливает его душевное равновесие. Взгляните на карту: Миллерово – город и станция – находится вдали от границ, в окружении просторов, раскинувшихся на тысячи километров. Кругом Россия, кругом родная страна. И здесь тоже кипит работа, берутся обязательства, ведется строительство, не обходится без конфликтов, рождаются и растут будущие строители и землепашцы, воины и ученые, и, наверное, зорко всматривается в мир, отбирая образы и впечатления, грядущий певец этого края.
Вечером на берегу пруда зазвучали песни, народные, казачьи, военные, послевоенные. Современные пели мало. "Та они для одного спивака и под микрофон", – сказала, словно извиняясь, выводившая лучше всех песенные узоры чернобровая казачка. Да и неохота пришептывать им, степнякам, когда всю жизнь говорят и поют здесь громко, от души.
Утром встали рано. Обещанный синоптиками туман подошел и, бросая охапки мокрой пыли, окутал выезд из города. При свете фар машина выскочила на пересечение дорог, идущих с Кавказа и Украины, Казахстана и центра России. Именно здесь, на перепутье, решили ростовчане поставить памятник женщине-матери, труженице, обеспечившей победу Родине в годы Великой Отечественной войны, восстанавливавшей ее хозяйство в послевоенные годы. Да, на земле Аксиньи и Натальи, Дуняши и мудрой хранительницы очага Ильиничны знают истинную цену женскому труду, преклоняются перед материнством, любовью и верностью.
...Бесковыльная степь проносится мимо: осевшая уже стерня, комья вывороченной пашни, стаи грачей и галок над мокрыми шляпками подсолнуха. "Грачей в эту осень налетело видимо-невидимо", – сказали нам в Миллерове. Прилет небезобиден – пять-семь центнеров подсолнуха недостает на гектаре после посещения поля такой черной стаей. Вся земля вдоль шоссе вспахана и обработана, только кое-где стоят неубранные подсолнухи. Вспахана, конечно, плугом. Прочно сидят нынешние казаки на машинах, тракторах и комбайнах, которые непрерывным потоком двигаются по шоссе в обе стороны.
Недалеко от Вешенской поднялись конструкции строящегося животноводческого комплекса, растет лечебный центр. А вот и сама станица. Да какая уже это станица – настоящий сельский город в степи!
В Вешках мне приходилось бывать несколько раз, но осенью впервые. Перед переправой выскакиваем на холм, и вот она, знаменитая станица! Бережно держит ее в объятиях Дон, окружив осенней водой, ивой и лозняком.
Утопает в яблонях и сиреневых кустах известный всему миру дом. В угловой комнате, где начинаются все дружеские разговоры, кое-что с последнего посещения изменилось. Но те же книги, стол с письменным прибором из карельской березы, портрет А.В. Суворова с задорным хохолком на голове.
Часы мелодично пробили десять, и послышались тихие шаги. Не спеша вошел Михаил Александрович, протянул руку и улыбнулся: "Долго ехали. Вертолет и машина – не конь..." После приветствий и передачи добрых слов от московских журналистов и писателей обращаюсь с просьбой написать "пару слов" о Гагарине для газеты.
В глазах Михаила Александровича промелькнула тень прошлого, и после паузы: "Пару слов мало... Хороший был человек... Наш... настоящий!"
Вспомнилось, как тогда, в июне 1967 года, провожал он успевшего за три дня полюбиться всем вешенцам Юрия Алексеевича. Писатели, приехавшие на встречу с Шолоховым, оставались, Гагарина же самолет уносил на празднование тридцатипятилетия Комсомольска-на-Амуре. Когда машина уже была в воздухе, Михаил Александрович, пожевывая папиросу, снял шляпу, задумчиво помахал ею, и вдруг самолет сделал немыслимый вираж, дал "отмашку" крыльями – чувствовалось, что штурвал взял Гагарин. Шолохов покачал головой: "Ну, Юра..." И чувствовалось за этим и восхищение отвагой Гагарина, и тревога за него.
Да, та всем памятная встреча молодых писателей с Шолоховым приобрела свою значимость из-за присутствия Юрия Алексеевича Гагарина. Была проведена она с размахом, задором, весельем, серьезными разговорами и удалыми песнями.
Юрий Алексеевич попросил показать станицу. Приехал тихий, задумчивый: готовился выступать вечером перед вешенцами. Михаил Александрович шутками, добрым словом снял неестественную для космонавта скованность. На берегу Дона Юра (так мы его тогда все звали) устроил форменную круговерть. Затеял состязаться в прыжках, играл в волейбол, делал стойку на руках. А потом, весело гикнув, кинулся в Дон и быстро поплыл, увлекая за собой других. Впрочем, большинство из них конфузливо отстали и лишь немногие достигли другого берега. Обратно Гагарин плыл еще быстрее – нам это было уже не под силу.
"Ну, Юра, казак, – посмеивался Шолохов. – Ты мне писателей тут не загоняй..."
Вечером собрались на площади станицы. Вешенцы шли на встречу с писателями как на большой праздник. Девушки в модных современных юбках, в кофточках всех цветов. Пожилые женщины накинули на плечи цветные платки. Возможно, здесь были и те бабьи шалевые платки, вынутые из обитых старинных сундуков, в которых щеголяли современницы Аксиньи. Крепкие парни с обветренными лицами уверенно занимали лучшие места. Ласточками вились в толпе мальчишки.
Старики, соблюдая какую-то им одним известную рядность, вытянулись шеренгой вдоль левой стороны площади. Несколько человек были в галифе, шерстяных носках и галошах. "Не для гостей же так оделись? Так, наверное, и ходят", – вслух размышлял Феликс Чуев.
Шутки в те дни не прекращались. Никто не обижался розыгрышу, не противился завиральному слову, любой шутке, крепко стоящей на ногах. Особо запомнился слух о том, что казаки рухнули на колени, увидев сходящего по трапу из самолета Белова: мы Вас столько ждем, Ваше Величество... Василий Иванович сердился, но сходство с императором было налицо.
Солнце уже зашло. Око прожектора нацелилось на трибуну и высветило верхушки ближних деревьев. Михаил Александрович сделал шаг вперед, стряхнул пепел с неизменной папиросы и ненапряженно, с хрипотцой кашлянул в микрофон, устанавливая тишину. Дождался, когда угомонились вороны, деловито рассевшиеся на карнизах церкви, и обратился к собравшимся: "Вешенцы!.. К нам приехал Юрий Гагарин и писатели. Дадим им слово".
Юрий Алексеевич подошел к микрофону и начал рассказывать о подготовке к полету, аппаратуре корабля, ощущениях космонавта. Степняки-хлеборобы, столь далекие от внеземных заоблачных высот, слушали его с неослабевающим вниманием. Девушки смотрели с нескрываемой любовью, матери – с лаской, отцы и даже деды расправляли плечи и горделиво подкручивали усы – знай наших!
Закричал ребенок в коляске. Несколько человек обернулись, приложили палец к губам – ребенок смолк, словно и он заслушался удивительной сказкой человека, взлетевшего выше нашего земного неба.
Гагарина мне приходилось слушать много раз, но ни до, ни после я не видел у него такого волнения, такой внутренней сосредоточенности, как здесь, в Вешенской. Перед выступлением он советовался: рассказывать ли о предварительной подготовке, с чем сравнить перегрузки. А потом без всякой бумажки выступал почти час, говорил страстно, увлеченно, очень доступно.
Вечер закончился чтением стихов.
...Да, время летит неостановимо. Страна в 1981 уже отметила двадцатилетие со дня первого полета в космос. Михаил Александрович в это осеннее утро несколько раз вспоминал приезд Гагарина в Вешенскую в 1967 году.
– А ту встречу комсомол хорошо организовал, говорит он.
– Ну, вы с комсомолом давно дружите.
– Если как писатель, то с первых шагов! В Москву я приехал в тысяча девятьсот двадцать третьем году. А Маша – через год. Помогали мне тогда комсомольцы.
И действительно, первые публикации тогда еще совсем молодого Миши Шолохова появились в "Юношеской правде", "Журнале крестьянской молодежи", "Смене" и "Комсомолии". Михаил Александрович неоднократно печатался в "Комсомольской правде".
В большой комнате, куда перешли пить кофе, осеннее солнце бросает свой луч через стекла веранды на зимний пейзаж украинской деревни, на домашнюю розу, которая своими листочками почти касается потолка. Быт великого писателя прост, он жил в окружении обычной русской обстановки. Без экзотики и модерна. Стараюсь говорить посильнее, но этого не нужно. Михаил Александрович все слышит хорошо и сам говорит негромко. Делаю выпад против его постоянного курения. Он замечает: "Бросать уже поздно, а ты все сено пьешь (намек на увлечение травами). Ходить надо больше да чистым воздухом дышать".
В беседе касаемся многого: литературных новинок, хозяйственных и научных проблем, международных дел. Удивляюсь его неистощимому интересу к людям и событиям. Рассказываю Михаилу Александровичу о тех колхозах, где наряду с общественным производством поддерживают и личные хозяйства, помогают выращивать птицу, телят, поросят на приусадебных участках.
– Дело хорошее, – сказал Михаил Александрович. – Неплохо, если молодой человек будет приучен к крестьянскому труду, будет знать, что булки на деревьях не растут.
– Некоторые селяне, молодые семьи, не хотят заводить скот и птицу.
– Да, многие производители превратились в потребителей. Отвыкли.
– Опасается кое-кто, что все это приведет к усилению частнособственнических нездоровых явлений.
– Ну, нездоровые явления – это когда человек работать не хочет, сидит себе и "козла" забивает или еще похуже.
Чувствую, что встреча наша затягивается, а Михаил Александрович задает вопрос о молодых писателях, об их устремлениях, о близости к нуждам народа, его делам. Просит передать добрые пожелания молодым читателям и литераторам.
Выходим вместе с секретарем райкома комсомола Алексеем Чемикосовым, до этого работавшим в лесничестве. С гордостью он показал на куст облепихи, высаженный им у дома Шолохова в прошлом году. "Опасался – не примется, а тут все растет". Рядом с давно плодоносящими яблонями куст выглядел еще невзрачно, но первые ягодки уже облепили его веточки, которые набирали силу и тянулись в небо.
Герои Шолохова жили, боролись и умирали на земле, изредка они обращали свой взор к небу, где гремят грозы, проносятся ветры и откуда светит им месяц – казачье солнышко. Туда, в небо, поднимается хвостище пыли, когда приходит весть о войне, и там, в дымной мгле суховея, видит Григорий Мелехов ослепительно сияющий черный диск солнца.
Провозвестником новой эпохи спустился с небесных высот на землю Юрий Гагарин, но был он таким же земным, простым, человечным, ощущающим все боли века, как и герои Шолохова. Чувствовалось, что в нем видел писатель взлет Родины – будущее Земли, неизбежное торжество разума, поэтому столь внимательным и добрым был его взгляд, обращенный к Юрию Гагарину в те июньские дни.
1981
Валерий Ганичев
http://voskres.ru/army/library/ganichev.htm
