Воскресение Христово открывает нам истину о мироздании

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Наконец, исследуй время воскресения, и найдешь истину сказанного. Когда последовало воскресение? В вечер субботный — провозглашает Матфей (Мф 28, 1). Итак, вот самый час воскресения по гласу Ангела. Вот предел пребывания Господа в сердце земли. Ибо когда был уже глубокий вечер, начинавший собою ту ночь, за которою последовал первый из послесубботних дней, — тогда произошло землетрясение; тогда блистающий одеждами Ангел отвалил камень надгробный. А жены, вставшие незадолго до утра, когда уже появлялся дневной свет, так что показывалось и некоторое сияние восходящего солнца, возвещают уже совершившееся Воскресение. О чуде они узнали, час же не был им открыт. Ибо Ангел сказал им, что Господь восстал, а когда — в слове своем не прибавил. Но великий Матфей один из всех евангелистов точно обозначил время, говоря, что вечер субботний был часом воскресения.

Если же так, то срок, по нашему счислению, соблюден, когда мы будем считать от вечера четвертка до вечера субботы, вставляя, как сказано, ночь, разделявшую пятницу на два дня и одну ночь. Ибо Властвующему Своим могуществом над самым веком прилично было соделать, чтобы не дела Его по необходимости сообразовались с установленными для времени мерами, но чтобы меры времени делились по новому порядку сообразно потребности сущего и чтобы, когда Божественная сила в кратчайший срок совершает дело благое, и меры времени укорачивались бы. Таким образом, и времени прошло не менее трех дней и стольких же ночей, потому что этого числа требует таинственная и неизглаголанная причина, и Божественная сила, в выжидании обычных промежутков дней и ночей, не встретила препятствия для скорости действования. Ибо Имеющий власть и положить душу Свою о Себе и опять восприять, когда хотел, как Творец веков, имел власть в своих делах не быть подвластным времени, но устроять время сообразно с делами.

Но слово еще не коснулось самого главного вопроса. Более любознательным естественно спросить: каким образом Господь в одно и то же время мог быть в сих трех: в сердце земли, в раю с разбойником и в руках Отца? Ибо фарисеям Он говорит: якоже бо бе Иона во чреве китове… тако будет и Сын Человеческий в сердцы земли в продолжение трех дней (Мф 12, 40); разбойнику: днесь со Мною будеши в раи (Лк 23, 43); Отцу же: в руце Твои предаю дух Мой (Лк 23, 46). Но ни в преисподней нет никакого рая, ни преисподней в раю, так чтобы в то же время можно было быть в обоих или называть их руками Отца. Для благочестиво рассуждающих это, быть может, и исследования не заслуживает. Ибо везде Сущий Божественною силою и всюду присутствует, и ни от чего не удаляется. Я же, изучая этот предмет, пришел к другой еще мысли, которую для желающих из вас изложу кратко. Когда Дух Святой нисшел на Деву и сила Вышнего осенила Ее (см.: Лк 1, 35), чтобы образовать в Ней нового человека, (потому названного новым, что создан по Богу, а не по человеческому обыкновению), чтобы быть нерукотворенным вместилищем Бога (ибо Всевышний не в рукотворенных, то есть не в людьми приготовленных, храмех живет (Деян 17, 24); тогда вместе с тем, как Премудростию Самою устроен был дом (см.: Притч 9, 1) и осенением Силы, как бы наложением печати извнутри, довершено было его образование, Божественная сила соединяется с обеими составными частями человеческой природы, то есть с душою и телом, соответственно сочетавшись с тою и другим. Ибо так как обе эти части поражены были смертию через преслушание (для души омертвение состояло в удалении ее от действительной жизни; для тела же — в тлении и разрушении), то нужно было из обоих их изгнать смерть примешением жизни. Итак, по соединении Божества с каждой из частей человека в обеих явились ясные признаки всепреходящего естества. Ибо тело обнаруживало находящееся в нем Божество, совершая исцеления чрез прикосновение, душа показывала Божественную силу могущественною волею. Ибо как телу свойственно ощущение чрез прикосновение, так душе — движение посредством воли. Приходит прокаженный, уже разлагающийся и не владеющий телом. Как исцеляется он Господом? Душа желает, тело касается. И болезнь тем и другим образом изгоняется. Ибо тотчас, как написано, оставила его проказа (см.: Мф 8, 3). Опять же — Он не желает отпустить голодными многие тысячи, бывшие при Нем в пустыне, а руками преломляет хлебы. Видишь ли, как Божество, соприсутствующее обеим частям, обнаруживается в каждой — в теле действием, в душе — стремлением ее воли. И что нужды перечислять самые чудеса, все совершаемые подобным образом, и обременять слово известным? Перейду к тому, для чего упомянул о сказанном. Как Господь в одно и то же время был в аду и в раю? Одно разрешение этого вопроса: нет ничего недоступного для Бога, всяческая в Нем состоятся (Кол 1, 17). Другое же то, к которому клонится теперь наше слово: так как Бог изменил всего восприятого Им человека в Божественное естество чрез соединение с ним, то и во время страдания по домостроительству не отступил ни от одной из частей, с которыми однажды соединился: Нераскаянна бо дарования Божии (Рим 11, 29). Хотя Божество добровольно разлучило душу от тела, но показало, что оно пребывает в обоих. Ибо телом, которое не приняло тления смерти, оно сокрушило имущего державу смерти (см.: Евр 2, 14), душою же открыло разбойнику вход в рай; то и другое делается в одно время, и Божество совершает благо чрез ту и другую части человека: чрез нетление тела — уничтожает смерть, чрез душу же, восходящую к собственному своему жилищу, — возвращает людей в рай. Итак, поскольку состав человеческий двойствен, а Божественное естество просто и единовидно, то и во время разлучения тела от души неделимое не разделяется вместе со сложным, но, напротив, пребывает тем же. Ибо единством Божеского естества, равно присущего как в теле, так и душе, разрозненное опять соединяется вместе. И таким образом смерть происходит от разделения соединенного, воскресение же — от соединения разделенного. Если же спросишь, каким образом, будучи в раю, Господь предает Себя в руки Отца, то искомое объяснит тебе высокий Исаия. Ибо он от лица Божия о горнем Иерусалиме, который, как веруем мы, есть не иное что, как рай, говорит: Се, на руках моих написах стены твоя (Ис 49, 16). Итак, если Иерусалим, который есть рай, написан на руках Отца, то ясно, что вступивший в рай совершенно вселяется в дланях Отчих, на которых и Божественный город имеет свое начертание. Об этом довольно.

Стоит вкратце сказать и о том, что слышим от иудеев, сильно нападающих своими обвинениями на наш догмат. Говорят они, что в постановлении о Пасхе иудеям заповедано Моисеем не только праздновать четырнадцатый период лунного течения, но и семь дней вкушать опресноки, а приправу к опреснокам делать из горьких трав. Итак, говорит иудей, если вы так заботливо соблюдаете четырнадцатый день, то соблюдайте вместе с тем и горькие травы и опресноки; если же этим можно пренебрегать, то зачем заботиться о праздновании того дня? Ибо нельзя у того же самого законодателя одно почитать справедливым и душеполезным, а другое неполезным и заслуживающим отвержения; так что необходимо или исполнять нам все заповеданное о Пасхе, или не держаться ничего. Что же мы скажем? Вспомним, что Господь учил нас не бояться поношения от людей и не смущаться их порицанием (см.: Мф 5, 11). Известна нам душеполезность соблюдения опресноков, польза горьких трав и четырнадцатого дня. А в каком смысле — коротко рассмотрим. Закон, сень бо имый… грядущих благ (Евр 10, 1), имеет в виду преимущественно одну цель — как бы посредством различных постановлений очистить человека от примешавшегося к нему зла. Это исполняется в обрезании, в субботе, в соблюдении пищи, в различных жертвоприношениях животных, в соблюдении каждого предписания закона. И долго было бы с точностию излагать все то, на что, в частности, указывает нам гадательно закон относительно очищения жизни. Потому как чрез обрезание, совершаемое духовно, природа отлагает страстность, будучи усекаема в жизни плотяной, как чрез субботствование она научается неделанию зла; как заклание в жертву животных закалает страсти, а узаконенное относительно снедей отделение нечистого побуждает тебя к отчуждению от грязной и нечистой жизни, — так и этот самый праздник указывает тебе на тот праздник, к которому душа приготовляется чрез опресноки в течение семи дней воздержания от ядения квасного. Значение же этих дней таково: семидневное число указывает тебе на это преходящее время, возвращающееся понедельно, когда ты должен заботиться, чтобы на наступающий день не сохранить никакого остатка вчерашней злобы, чтобы примесь злобы прошлого дня не произвела какого кваса или кислоты в сегодняшнем смешении. Солнце да не зайдет в гневе вашем (Еф. 4, 26), говорит апостол, повелевающий праздновать не в квасе ветсе, ни в квасе злобы и лукавства, но в безквасиих чистоты и истины (1 Кор 5, . А что узнали мы об одном виде злобы, то, как известно нам, относится и до остальных видов ее. Что же касается до употребления горьких трав, то горечь изгоняет испорченность и распущенность в жизни, вводит же, напротив, жизнь воздержанную, строгую и неприятную для чувства, поскольку всякое бо наказание в настоящее время не мнится радость быти, но печаль (Евр 12, 11).

Итак, кто во всю седмицу этой жизни проводит настоящий день без примеси и кваса ветхой злобы, делая приправою жизни воздержание, тот отстраняет от себя всякую примесь тьмы. На это указывает четырнадцатый день лунного течения. Поскольку круг течения луны состоит из двадцати девяти дней с половиною, в которые луна, от новомесячия чрез приращение достигнув полноты, опять чрез ущерб доходит до совершенного исчезновения света, то ясно, что половина упомянутого числа есть четырнадцатый день и еще немного. Луна тогда бывает в таком виде, что, совершив свойственное ей течение в продолжение ночи, она продолжает свое круговращение еще несколько времени и, полная светом, смешивает свое сияние со светом дневных лучей, так что ни вечером, ни утром никакой промежуток темноты не рассекает непрерывности света и, несмотря на преемство дня и ночи, свет не разделяется тьмою. Ибо прежде чем солнечный луч совершенно скроется на противоположной стороне, тотчас является луна и своим светом озаряет землю; и опять — прежде чем круг ее совершенно зайдет за горизонт, с остатками лунного света смешивается дневное сияние. Таким образом, в день полнолуния тьма уничтожается и утро и вечер озаряются преемством светил.

Итак, что случается с чувственным светом в четырнадцатый день, когда не допускается примеси тьмы во всю ночь и день, то духовный закон желает сделать символом для духовно празднующих, чтобы они всю жизненную седмицу — все время своей жизни — соделывали одною Пасхою светлою и неомраченною. Вот значение предписаний о Пасхе для христиан. Для этого мы и наблюдаем четырнадцатый день, чрез чувственный и вещественный свет восходя к представлению невещественного и мысленного; так что, по-видимому, мы обращаем внимание на полную луну, озаряющую нас достаточным светом во всю ночь, на самом же деле видим здесь закон, для нас состоящий в наблюдении, чтобы все время, измеряемое ночью и днем, было у нас непрерывно светло и свободно от примеси мрачных дел. И об этом достаточно.

А все те мысли, к которым приводит нас крест, через который совершилось таинство страдания, можно ли кому-либо легко изъяснить словом? Ибо не было ли бесчисленного множества способов, ведущих к смерти, чрез которые могло бы исполниться домостроительство о нас смертию? Но из всех видов смерти самовластно Определившим Самому Себе страдание назначен этот. Ибо подобает Сыну Человеческому (Мк 8, 31). Не сказал: то и то претерпит Сын Человеческий, как бы просто сказал кто-нибудь, предсказывая то, о чем говорил, но утверждает, что этому необходимо быть по некоей неизреченной причине, говоря, что подобает Сыну Человеческому много пострадати, и искушену быти… и убиену быти, и в третий день воскреснути (Мк 8, 31). Уразумей со мною значение слова подобает, из которого открывается решительно, что страдание именно никак не должно было совершиться иначе как чрез крест. Какая же причина тому? Одному великому Павлу, наученному неизреченными глаголами, которые он, посвященный в тайны рая, слышал там, свойственно уяснить и это таинство, как он в словах к ефесянам отчасти и дает уразуметь сокровенное, говоря: да возможете разумети со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота, разумети же преспеющую разум любовь Христову, да исполнитеся во всяко исполнение Божие (Еф 3, 18–19). Ибо не напрасно божественное око апостола мысленно узрело здесь образ креста; но чрез это апостол ясно показал, что всякий, отринув от глаз чешую неведения, ясно увидит самую истину. Ибо он знал, что образ креста, представляющий четыре выступа, соединенные посредине, обозначает на все простирающуюся силу и промышление Того, Кто на нем явился, и потому каждому выступу дает отличительное название: глубиною именуя то, что идет вниз от средины, высотою то, что находится сверху, широтою же и долготою то, что поперек простирается в обе стороны от связи, так что часть в ту сторону от средины называется широтою, а в другую сторону — долготою. Чрез это, мне кажется, ясно обозначается словом то, что нет ничего существующего, что бы неодержимо было Божескою природою, — и небесное, и подземное, и отовсюду простирающееся посредине до пределов сущего. Ибо высотою означается горнее, глубиною подземное, долготою и широтою — все, что заключается в средине и что держится всем управляющею силою. Доказательством сказанного пусть будет то, что происходит в душе твоей при мысли о Боге. Ибо воззри на небо, представь земные глубины, простри свою мысль до широты и до пределов всего существующего и подумай, какова сила, содержащая все сие, служащая как бы некоторою связью всего, и увидишь, как мысль о Божеской силе сама собою начертывает в уме образ креста, от горнего нисходящий в бездну и до крайних пределов простирающийся поперек.

Этот-то образ креста воспел и великий Давид, говоря о себе: Камо пойду от Духа Твоего? И от лица Твоего камо бежу? Аще взыду на небо, вот высота: аще сниду во ад, — вот глубина. Аще возму криле мои рано (разумеется восток солнечный) — вот широта, если вселюся в последних моря (так он называет запад) — вот долгота (Пс 138, 7–9). Видишь, как словами живописует он образ креста. Ты, говорит, проницаешь все, связуешь все сущее и объемлешь Собою все концы, горе Ты находишься, внизу Ты присутствуешь, в сем конце присуща рука Твоя, и в другом указует путь десница Твоя. Потому и великий апостол говорит, что когда все исполнится веры и ведения, тогда Сущий превыше всякого имени о имени Иисуса Христа получит поклонение от небесных и земных и преисподних (Флп 2, 10). И здесь, соответственно образу креста, апостол опять разделяет поклонение кресту. Ибо надмирная область в верхней части креста воздает поклонение Владыке, мировая часть в средине, преисподняя же соответствует нижней части креста. То же означает, по моему мнению, и иота в соединении с чертою, оказывающаяся тверже неба, постояннее земли и крепче всего состава сущего. Небо и земля мимоидет (Мф 24, 35), и всего мира образ преходит (1 Кор 7, 31); иота же из закона и черта не прейдет (Мф 5, 18). Опущенная книзу линия, нисходящая сверху вниз, именуется иота, а проводимая продольно поперек называется черта, как тому можно научиться и от мореплавателей; потому что дерево, лежащее поперек мачты, на которой распускают парус, именуют чертою, называя его так по его виду. Поэтому кажется мне, Божественные слова Евангелия под образом креста гадательно и как бы в зеркале имеют в виду то, в чем все имеет бытие, что более вечно, чем содержащееся в нем, и сила чего сохраняет все сущее. Потому-то и говорит, что подобает Сыну Человеческому не просто умереть, но быть распяту, чтобы крест для более проницательных был богословом, чрез свой образ возвещающим всесильную власть Явившегося на нем и Сущего вся во всем.

Не умолчим, братие, и о благообразном советнике, Иосифе Аримафейском, который, взяв тело Господа, чистый и святой дар, обвивает его чистою плащаницею и полагает в чистом гробе. Дело этого благообразного советника да будет для нас законом, чтобы и мы подобным образом, когда приемлем этот дар тела, не советовали себе принимать его в оскверненную плащаницу совести и полагать в смрадном от мертвых костей и всякой нечистоты гробе сердца. Но, как говорит апостол, пусть каждый испытывает себя, чтобы благодать не была во осуждение недостойно принимающему ее (см.: 1 Кор 11, 28–29).

Но говоря это, я вдруг чувствую себя пораженным светоносною одеждою Ангела, и потрясает радостию мое сердце вожделенное землетрясение, отваливающее тяжелый камень человеческой гробницы, отверзающее всем дверь воскресения. Потечем и мы к этому зрелищу необычайного чуда. Ибо суббота уже прошла, не останемся позади жен. В наших руках да будут и ароматы: вера и совесть; ибо это — благоухание Христово. Не станем уже искать живого с мертвыми, ибо ищущего таким образом отстраняет Господь, говоря: не прикасайся Мне (Ин 20, 17), но когда взойду к Отцу, тогда тебе можно прикоснуться. Послушаем, что благовествует и жена, верою предупредившая мужа и хорошо сделавшая, чтобы предварением в добре оправдаться в причинении зла. Что же благовествует жена? Подлинно ни от человек, ни человеком, но Иисус Христом (Гал 1, 1). Ибо послушайте, говорит мироносица, что Господь повелел нам сказать вам, которых Он и братьями Своими называет: восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему (Ин 20, 17). О прекрасное и благое благовестие! Соделавшийся для нас подобным нам, чтобы, будучи нам сродным, сделать нас Своими братьями, приводит Свое человечество к истинному Отцу, чтобы Собою привлечь все сродное, чтобы впредь никто не укорял нас, что мы служили не по естеству сущым богом (Гал 4, , потому что мы снова приведены к живому и истинному Богу, и чтобы мы не были отвергнуты и лишены отеческого наследия, чрез усыновление последовав за Сыном. Соделавший Себя чрез воплощение первородным во многих братиях (Рим 8, 29) привлек всю тварь, которой приобщился в принятой на Себя плоти. Но тогда как пред Пасхою пресный хлеб имел приправою горечь, мы видим, что после воскресения хлеб приправляется некоторою сладкою снедию. Видишь ли при ловлении Петром рыбы хлеб и соты медовые в руках Господа? Подумай, что готовит тебе горечь жизни?

Итак, и мы, восставши от словесного лова, приступим теперь к хлебу, услаждаемому сотами благой надежды, во Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава и держава со Отцом и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Святитель Григорий Нисский

http://www.pravoslavie.ru/put/3147.htm

[Александр Васильевич]

На Святую Пасху о воскресении



Бедные люди, любящие праздники и желающие почтить торжества душевным усердием и праздничною одеждою, если сами не имеют достаточных средств приобрести себе светлые украшения, о которых заботятся, собирают всякие дорогие вещи у родных и знакомых и достигают того, что не имеют ни в чем недостатка для предрасположенного употребления. В таком же, кажется, положении нахожусь и я для настоящего дня. Ибо не имея ничего драгоценного, чтобы сам от себя мог собрать для предстоящих славословий, прибегну к священной песни, которую мы недавно воспели. Затем, воспользовавшись ею как поводом, выплачу долг, присовокупив к речениям Священного Писания и свои слова, если только у бедного раба найдутся для Владыки какие-либо благодарственные хвалы.

Итак, сказал недавно Давид и мы вместе с ним: Хвалите Господа вси языцы, похвалите Его вси людие (Пс 116, 1). Призывает он к пению всякого человека, происшедшего от Адама; никого не оставляет не призванным; но западных, восточных, живущих вблизи тех и других или в соседстве с севером, и обитателей стран полуденных — всех вместе созывает этим псалмом. В других местах обращает речь частно, к некоторым людям, или святых призывая, или возбуждая к песнопению детей; в настоящем же случае собирает своею Псалтирью языки и народы. Ибо когда, по слову апостола, прейдет образ мира сего (1 Кор 7, 31) и явится всем Царь и Бог Христос, вполне убедив всякую неверующую душу, обуздав хульный язык, прекратив и суесловие эллинов, и заблуждение иудеев, и неукротимую болтливость ересей, — тогда все языки и народы от начала века, преклонившись, воздадут Ему бесспорное поклонение; тогда произойдет некая дивная симфония славословия, слагающаяся из обычных песнопений святых и невольно жалобных воплей нечестивых. Тогда всеми согласно воспоется истинно победная песнь, и побежденными и победителями. Тогда виновник мятежа, возмечтавший о достоинстве Владыки, явится пред очами всех рабом, непрестанно бичуемым, влекомым на казнь Ангелами, и все служители и пособники его злобы подвергнутся приличным им наказаниям и казням; а явится один Царь и Судия, Которого все признают общим своим Владыкою. Наступит же тогда тишина, как бывает тогда, когда начальник сидит на судейском месте, глашатай подает знак к молчанию, а люди напрягают и зрение и слух в ожидании услышать, что будет им возвещено. А потому хвалите Господа, вси языцы, похвалите Его, вси людие (Пс 116, 1). Хвалите как сильного; похвалите как человеколюбивого, потому что Он павших и мертвых оживотворил, поврежденный сосуд возобновил и неприятного вида останки, во гробах находящиеся, преобразовал человеколюбиво в нетленное живое существо и душу, за четыре тысячи лет оставившую тело, как бы из долгого странствования возвел в свое жилище — душу, которая от времени и забвения нисколько не стала чуждою собственного своего органа, но быстро устремилась к нему, как птица к собственному гнезду.

Выскажем особенности праздника, чтобы как следует и соответственно делу праздновать его. Ибо несоответственное и чуждое, кроме того что не приносит никакой пользы, составляет нарушение порядка и приличия не только в речах, имеющих предметом служение Богу и благочестие, но и в тех, которые относятся до внешней и мирской мудрости. Ибо ужели найдется столь неразумный и смешной ритор, который, будучи позван на светлое торжество брака, оставит приличную и блестящую, сочувственную радости праздника речь, а начнет жалобно петь плачевные песни и оглашать брачные покои печальными рассказами о несчастиях, описываемых в трагедиях? Или, напротив, получив приказание исполнить долг при гробе умершего, ужели забудет о скорби и станет говорить веселые речи пред собранием, исполненным печали? Если же в мирских речах хорош порядок и знание дела, то гораздо более приличны они, когда дело идет о великом и небесном.

Итак, сегодня восстал Христос, Бог бесстрастный, бессмертный (удержись на малое время, язычник; оставь необдуманный смех, пока не выслушаешь всего). Не по необходимости страдал Он, не насильно принужден был снизойти с небес; не сверх ожидания обрел Он воскресение, как нечаянное благодеяние, но знал конец всех вещей и, таким образом, положил начало, силою Своего Божественного прозрения ведая о том, что предстояло Ему, и прежде чем снизойти с небес, видя и мятеж народов, и жестокосердие Израиля, и Пилата, председательствующего на суде, и Каиафу, растерзывающего свою одежду, и мятежный народ, пламенеющий гневом, и Иуду, предающего Его, и Петра, Его защищающего, ведая, что немного спустя и Сам воскресением преобразится в славу нетления. И имея все будущее предначертанным в Своем ведении, не отложил дарования благодати человеку и не отсрочил домостроительства (спасения); но как те, которые, видя слабого, увлекаемого потоком, по состраданию к подвергшемуся опасности не медлят броситься в поток, хотя знают, что и грязью его запачкаются, и подвергнутся ударам камней, увлекаемых быстриною воды, — так и человеколюбивый наш Спаситель добровольно восприял оскорбительное и бесчестное для Себя, чтобы спасти гибнущего от обмана человека; снизошел в нашу жизнь, поскольку провидел и славное восхождение из нее; согласился умереть по человечеству, поскольку наперед знал и о воскресении. Ибо не как один из обыкновенных людей дерзновенно ринулся в опасность, доверив исход дела неизвестному будущему, — но как Бог устроил то, что предстояло, направляя это к определенной, известной Ему цели.

Итак: Сей день, егоже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь (Пс 117, 24), выражая свое веселие не пьянством и пирами, не ликованием и невоздержанностью, но богоприличными размышлениями. Сегодня можно видеть всю Вселенную как бы одну семью, согласно сошедшуюся для одного дела — дела обычного, как бы по одному условному знаку подвигнувшуюся на упражнение в молитве. На дорогах нет путешественников; море сегодня опустело, нет корабельщиков и пловцов; земледелец, бросив заступ и плуг, украсил себя праздничною одеждою; лавки свободны от торговли; заботы исчезли, как зима с приближением весны; шум и суета и бури жизни уступили место тишине праздника; бедный украшает себя как богатый; богатый является одетым великолепнее, чем обыкновенно; старец как юноша бежит, чтобы принять участие в радости; больной насилует даже свою болезнь; дитя празднует чувственно, переменою одежды, поскольку не может еще праздновать разумно.

Необычная радость наполняет душу девы, потому что она видит воспоминание о своей надежде столь светлым и чтимым; супруга радуется, празднуя всем полным домом, ибо ныне она, и супруг ее, и дети, и слуги, и все домашние веселятся вместе. И как новый и недавно родившийся рой пчел, впервые из заключения в ульях вылетевший на воздух и свет, кучею и собравшись весь, садится на одну ветвь дерева, — так и на этот праздник все семьи в полном составе стекаются к домашнему очагу. И поистине настоящий день хорошо может идти в сравнение с этим грядущим днем. Ибо и тот и другой день суть дни собрания людей — один всеобщего, другой частного; а если сказать правду, что касается до светлой радости и веселья, то этот день приятнее ожидаемого; потому что тогда по необходимости увидишь и рыдающих — тех, грехи которых откроются; ныне же радость праздника не допускает печальных. Ибо и праведный радуется, и тот, у кого совесть нечиста, надеется исправиться покаянием, и всякая печаль засыпает в настоящий день. Нет никого столь несчастного, кто бы не нашел облегчения в величии праздника; ныне разрешается от оков узник; отпускается должник; освобождается раб благим и человеколюбивым возглашением Церкви; не посредством позорного ударения по щеке, ударом будучи освобождаем от ударов; не посредством торжественного показывания народу с возвышенного места, причем оскорбление и унижение становится для него началом свободы, — но освобождается, как известно, вполне благоприлично. Оказываются благодеяния и остающемуся еще в рабстве, хотя за ним и много тяжких проступков, превышающих прощение и снисхождение; но господин, чтя тишину и человеколюбие этого дня, принимает отверженного и лишенного чести, как фараон — виночерпия из темницы. Ибо знает, что в предустановленный день воскресения, по подобию которого чтим и настоящий, будет и он иметь нужду в незлобивости и благости Владыки, и как бы давая здесь взаймы милость, ожидает воздаяния в то время.

Вы слышали, господа, соблюдите мое слово, как доброе; не оклевещите меня перед рабами, как будто я ложно осыпал похвалами нынешний день; отнимите печаль от удрученных ею душ, как Господь отъял мертвенность от тел; лишенным чести возвратите честь, страждущим радость, несмелым дерзновение; как из гробов, изведите из мест заключения ввергнутых туда. Да процветет красота праздника, как цвет для всех. Ибо если день рождения человека-царя отверзает темницу, то победный день воскресшего Христа ужели не даст облегчения удрученным горем? Бедные, приветствуйте вашего кормителя, страждущие телесными язвами и лишенные членов — целителя ваших несчастий. Ради надежды воскресения и о добродетели мы заботимся и зло ненавидим; потому что если будет отнято воскресение, то окажется одно только имеющим силу для всех слово: ямы и пием, утре бо умрем (1 Кор 15, 32).

Обращая взор к этому дню, апостол презирает временную жизнь, сильно желает грядущей и, почитая ничтожным видимое, говорит: аще в животе сем… уповающе есмы… окаяннейши всех человек есмы (1 Кор 15, 19). Этот день причиною того, что люди становятся наследниками Богу и сонаследниками Христу. Этот день причиною, что та часть тела, которую съели плотоядные птицы за тысячу лет, окажется целою, что пожрали киты, собаки и морские животные, восстанет вместе с воскресшим человеком, что попалил огонь, что истребил червь в гробах и вообще все тела, которые после рождения уничтожило тление, будут отданы землею неповрежденными и целыми и, как учит Павел, воскресение совершится во мгновении ока (1 Кор 15, 52). Мгновение же ока есть сомкнутие век, и ничто не может быть быстрее этого; стараясь понять это по-человечески, по мере твоей силы, ты не можешь представить в душе своей, сколько нужно было бы измерений времени, чтобы, во-первых, сгнившие и обратившиеся в землю кости составить и сделать по-прежнему твердыми и гладкими, а соединенные из раздробленных опять привести в стройный порядок и естественную связь.

Затем обрати внимание на обложение их плотию, на протяжение мускульных связок, жил и артерий, тонких каналов, распространяющихся под кожею, на несказанное и бесчисленное множество душ, исходящих из некоторых тайных обиталищ; каждая из них узнаёт свое тело, как свою отличную от других одежду, и снова быстро вселяется в него, имея способность безошибочно различать при таком множестве однородных душ. Ибо представь в мысли все души от Адама и такое множество тел начиная от него; при таком количестве пустых домов и домовладельцев, возвратившихся после долговременного отсутствия, все совершается необыкновенным образом, потому что ни дом не медлит возобновлением, ни хозяин не блуждает и не бродит без крова, отыскивая, где его, особенный дом, но прямо стремится к своему, как голубь к своей башне, хотя их много, все собрались около того же самого места и имеют сходный внешний вид. Откуда опять воспоминание и оценка прежней жизни и мысль о каждом деле, так быстро возникающая вместе с живым существом, разрушившимся за столько веков? И от глубокого сна пробудившийся человек несколько времени не сознает, что он и где, и забывает об обычных вещах, пока бодрствование, рассеяв отупение, опять оживит силу памяти и энергию. Это и подобное, приходя на мысль людям, поражает разум необычайным удивлением и возбуждает вместе с тем недоверие к чуду. Ибо так как ум не находит разрешения недоумениям и вопросам и не может успокоить свою любознательность исследованием и разрешением, то он наконец по слабости своих мыслей склоняется к неверию своих мыслей, отрицая и отвергая истину этих предметов. Но поскольку наше слово, двигаясь своим путем, дошло до вопроса, о котором постоянно говорят, и этот предмет близок и сроден настоящему празднику, — то мы, мало-помалу возведя предстоящий вопрос к приличному началу, попытаемся вполне убедить напрасно сомневающихся в ясных вещах.

Создатель всего, восхотев сотворить человека, привел его в бытие не как презренное животное, но как существо, честию превосходящее всех, и назначил его царем поднебесной твари. Имея это в виду, создав его мудрым и боговидным, украсив многими дарами, ужели с тою мыслию привел его в бытие, чтобы, родившись, он разрушился и подвергся совершенной гибели? Но это была бы пустая цель создания, и такого рода намерение было бы крайне недостойно приписывать Богу. Ибо в таком случае Он уподоблялся бы детям, тщательно строящим домики и скоро разрушающим построенное ими, так как их рассудок не имеет в виду никакой полезной цели. Но учение веры говорит нам совершенно противное — что Бог сотворил первозданного бессмертным; когда же произошло преступление и грех, то в наказание за прегрешение лишил его бессмертия; потом Источник благости, преизобилующий человеколюбием, сжалившись над делом рук Своих, украшенным мудростию и знанием, благоволил вновь восстановить нас в прежнее состояние.

Это и истинно, и достойно понятия о Боге, ибо здесь приписывается Ему вместе с благостию и сила. Выказывать же безучастие и жестокость к подначальным и подвластным не свойственно даже людям добрым и лучшим. Так, пастух желает, чтобы было здоровым его стадо, и едва не желает того, чтобы оно было бессмертным; волопас всякого рода средствами размножает волов; пастух коз желает, чтобы козы рождали двойни; коротко, каждый владелец стада, имея в виду какую-либо полезную цель, желает, чтобы стадо его оставалось у него целым и находилось в цветущем состоянии. Если это так и если из недавно сказанного нами явствует, что Зиждителю и Художнику рода нашего весьма прилично воссоздать поврежденное творение, то очевидно, что не верующие дальнейшему не почему-либо иному вооружаются против этого, как потому, что почитают невозможным для Бога воскресить умершее и разрушившееся.

Поистине прилично только мертвым и бесчувственным рассуждение тех, которые думают, что для Бога что-либо невозможно и неудобоисполнимо, и которые собственную немощь переносят на всемогущее величие. Но чтобы поразить их безумие словом обличения, из того, что было и есть, покажем то, что будет и чему они не верят. Ты слышал, что прах был образован и стал человеком. Итак, прошу тебя, который своею мудростию имеет притязание объять все, научи меня, как тонкий рассеянный прах соединился, как земля стала плотию, как одно и то же вещество сделалось и костями, и кожею, и жиром, и волосами? Как в одной и той же плоти различные виды членов, и качеств, и связок? Отчего легкое на осязание мягко и по цвету синевато, печень жестка и красна, сердце сжато и самая твердая часть в теле, селезенка рыхла и черна, желудочная оболочка бела и сплетена природою наподобие рыболовной сети? Обратим ли внимание и на то, каким образом первая жена, из малой части ребра, образовалась в целое живое существо, подобное совершенному и первому человеку, и как часть стала достаточною для всего и малое составило все? Ребро сделалось головою, руками и ногами, извилистым и разнообразным строением внутренностей, плотью и волосами, глазом, и носом, и устами, и, чтобы не затягивать вдаль слова, просто скажу, всем; все это для нас, ничтожных существ, удивительно и необыкновенно; у Бога же способы устроения удобны и вполне надежны. После этого как признать здравомыслящими тех, которые, допуская, что из одного ребра соделался человек, не верят, что он же самый может быть воссоздан из всецелого вещества человека? Не может, не может испытующая мысль человеческая постигнуть действенную силу Божию. Ибо если бы для нас было понятно, то не был бы совершеннее нас Тот, Кто совершеннее. Но что я говорю о Боге? По отношению к некоторым силам мы не только не можем сравняться с неразумными животными, но даже им уступаем. Вот в беге превосходят нас кони, и собаки, и многие другие животные; силою — верблюды и лошади; распознаванием дорог — ослы; остроты зрения серны также нет в наших очах.

Итак, благомыслящие и разумные должны верить тому, что говорит Бог, а не испытывать способы и причины Его действий, как превышающие ум. Ибо можно будет сказать любопытствующему: покажи мне своим разумом способ осуществления видимого. Скажи, каким искусством создал Он это многообразное произведение? Если ты это откроешь, то законно можешь недоумевать и негодовать, почему, зная причину рождения, не знаешь способа преобразования чрез возрождение. Если же для тебя это сон и мечта и познание сего отвсюду недоступно, то не досадуй, если, не зная причины устроения, не понимаешь и способа исправления поврежденного. Один и тот же Художник и первого создания, и второго преобразования. Он знает, как собственное тело, подвергшееся разрушению, опять сложить и привести в прежнее состояние. Если нужна мудрость — у Него источник мудрости; если нужна сила — Он не нуждается в сотруднике и помощнике. Он есть, по слову мудрейшего пророка, измеривший рукою воду, и великое и неизмеримое небо пядию, и землю горстию (Ис 40, 12). Посмотри на эти образы Его действования, служащие для обозначения неизреченной силы и заставляющие нашу мысль отчаиваться в возможности представлять что-либо, достойное Божеского естества.

Бог и есть, и называется всемогущим; вероятно, ты не будешь спорить против этого и согласишься допустить эту мысль. Но для могущего все нет ничего невозможного и неудобоисполнимого. Имеешь много залогов веры, которые принудительно заставляют тебя согласиться со сказанным нами. Во-первых, все разнообразное и многосложное творение, которое яснее всякой проповеди возглашает, что велик и премудр Художник, устроивший все видимое. Будучи же предусмотрительным по отношению к твари и издалека видя мелочные души неверующих, Бог утвердил делом воскресение мертвых, одушевив многие тела скончавшихся. Поэтому четверодневный Лазарь вышел из гроба (см.: Ин 11, 44), единородный сын вдовы, от погребального одра возвращенный в число живых, был отдан матери (см.: Лк 7, 12–16) и тысячи других случаев, исчислять которые теперь было бы утомительно. Что сказать о Боге и Спасителе, когда Он, чтобы еще более посрамить сомневающихся, и рабам своим апостолам даровал силу воскрешать мертвых?

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Итак, доказательство очевидно. Зачем же вы, любители прений, даете нам лишний труд, как будто бы мы толкуем вам о том, что не может быть доказано? Как воскрес один, так и десять; как десять, так и триста; как триста, так и многие. Художник одной статуи сумеет произвести и тысячу. Разве не видите, как механики на малом количестве воска предварительно производят формы и образцы великих и громадных построений? И мысль, выполненная над малым, имеет ту же силу и во многих больших произведениях. Велико небо, художественное создание Божие; но, поскольку Бог сотворил человека разумным животным, чтобы разумением Его творений он прославлял мудрого и благоискусного Творца, то посмотри на сферу у астронома; она мала, но в руке сведущего движется так же, как небо у Бога, самый малый инструмент делается подобием великого произведения и разум при помощи малого объясняет безмерное и превышающее наше чувство. К чему же я говорю об этом? Чтобы ты знал, что если спросишь меня, как будет воскресение тел умерших от века, то тотчас услышишь обратный вопрос: как был воскрешен четверодневный Лазарь? Ибо ясно, что здравомыслящий человек по удостоверении одного примера не будет сомневаться и во многих. Признавая Бога Творцом, не можешь сказать, что для Него что-либо невозможно, и не можешь думать, что мудрость Непостижимого постижима твоею мыслию; ибо и для Него нет ничего беспредельного, и для тебя беспредельное неисследимо.

Еще лучше и яснее раскроем эту мысль, если в дополнение к тому, что сказано нами, исследуем и способ нашего происхождения — не того первого и древнейшего происхождения от Бога, о котором было говорено прежде, но того, которое последовательно совершается природою доныне. Этот способ неизъясним и недоступен человеческой мысли. Ибо как семя, будучи сущностью влажною, бесформенною и безвидною, становится плотным в голове, отвердевает в голенные кости и ребра, делает мозг мягким и рыхлым, а облегающий его череп столь твердым и крепким, — и чтобы не растягивать речи мелочными перечислениями всего порознь, скажу коротко, производит все разнообразное строение животного? А как семя, будучи вначале бесформенным, устрояемое неизреченным искусством Божиим, образуется в очертание и возрастает в плотное тело, так нисколько не странно, но и совершенно последовательно, чтобы вещество, находящееся в гробах, некогда имевшее вид, опять возобновилось в прежней форме и прах снова сделался человеком, так как и прежде отсюда же он произошел. Допустим, что Бог может сделать столько, сколько в силах сделать горшечник; рассудим теперь, что делает последний. Взяв не имеющую формы глину, он превращает ее в сосуд и, выставив его на солнечные лучи, сушит и делает твердым; лепит он кувшин, блюдо, сосуд для вина; но если что-нибудь нечаянно упадет на эти вещи и опрокинет их, то от падения они разбиваются и становятся опять бесформенною землею. Художник же, если захочет, скоро поправляет случившееся и, опять искусно придав форму глине, делает сосуд нисколько не хуже прежнего. И это делает горшечник, ничтожное создание Божие; как же не верят Богу, когда Он обещает возобновить умершего! Много безумия в этом.

Рассмотрим и пример пшеницы, которым премудрый Павел поучает безумных, говоря: Безумне, ты еже сееши… не тело будущее сееши, но голо зерно, аще случится, пшеницы или иного от прочих семян; Бог же дает ему тело, якоже восхощет (1 Кор 15, 36–38.). Вникнем тщательно в произрастение пшеницы и, может быть, уразумеем учение о воскресении. Пшеничное зерно бросают в землю; сгнив в сырости и, так сказать, умерев, оно превращается в некоторое млековидное вещество, которое, несколько оплотнев, делается остроконечным белым волоконцем; выросши настолько, чтобы пробиться сквозь землю, оно из белого мало-помалу становится зеленым. Затем делается травою и зеленью полей; разросшись же на них и дав достаточно отпрысков, распространяет внизу разветвленный корень, приготовляя подпору для будущей тяжести. И как на корабле мачты со всех сторон прикрепляются множеством канатов, чтобы стояли твердо, удерживаемые в равновесии натянутыми канатами, так вервевидные разветвления корня делаются прикреплениями и подпорами колосьев. После того как пшеница вытянется в стебель и поднимется до известной высоты, Бог скрепляет ее коленцами и узелками, укрепляя ее, как бы какой дом, связями по причине ожидаемой тяжести растения. Потом, когда заготовлены силы, разорвав оболочку, производит колос. И опять здесь еще большие чудеса, ибо пшеничные зерна обрастают вокруг колоса одно за другим по порядку и каждое зерно имеет особое влагалище; после всего выходят острые и тонкие ости — оружие, как думаю, против питающихся зернами птиц, чтобы, испытывая уколы от острия их, не вредили плоду. Видим ли, какие чудные дела представляет одно сгнившее зерно? Упав на землю одно, в каком числе зерен воскресает? Человек же с воскресением ничего не получает большего; получает опять то, что имел, и потому наше обновление оказывается более удобным, чем в земледелии вырастание пшеницы.

Отсюда перейди к размышлению о деревьях, как для них зима каждогодно заменяет смерть. Ибо опадают плоды, падает лист, и деревья остаются сухими, лишенными всякой красы. После же того как наступит время весны, они покрываются самым приятным цветом; после цвета является покров листьев, и тогда они, как прекрасное зрелище, привлекают взоры людей и становятся местом для певчих птиц, сидящих на ветвях. И чудная какая-то приятность сияет от этих деревьев, так что многие оставляли и дом, украшенный золотом, фессилийским и лакедемонским мрамором, и почитали для себя более приятным жить под деревьями. И Патриарх Авраам водрузил кущу под дубом не потому, конечно, что не мог иметь дома, но находя удовольствие жить под ветвями. К подтверждению той мысли, которую мы имеем теперь в виду, приводит меня и жизнь змей. Ибо в зимнее время года их жизненная сила замирает, и в течение шести месяцев они лежат в норах совершенно неподвижные. После же того как придет установленное время и мир огласится звуками грома, они, приняв громовой удар как бы за какой условный знак к жизни, быстро выползают и в течение долгого времени обнаруживают обычную деятельность. Какой смысл всего этого? Пусть скажет мне испытатель и исследователь дел Божиих и научит меня, почему он допускает, что гром воскрешает змей, которые были мертвы, и не соглашается признать одушевления людей при звуке трубы Божией с небес, как говорит слово Божие: вострубит бо, и мертвии востанут (1 Кор 15, 52); и в другом месте яснее: и послет Ангелы Своя с трубным гласом велиим, и соберут избранныя Его (Мф 24, 31).

Итак, перестанем не верить изменениям и обновлениям. Ибо и жизнь растений, и различных животных, и самих даже людей научает нас, что ничто из того, что подвержено тлению и рождению, не остается тождественным, но изменяется и превращается. Если угодно, рассмотрим изменение наше с возрастами. Каково грудное дитя, это мы знаем. По прошествии малого времени оно получает силу ползать и ничем не отличается от малых щенков, опирающихся на четыре лапы. Около третьего года дитя начинает стоять прямо и издает звуки, лепеча и картавя. Потом говорит членораздельно и делается приятным мальчиком. От этого возраста переходит в отрока и юношу; когда же пух покроет щеки, спустя немного является густая борода, одно — из другого; затем является муж в цвете сил, крепкий, способный выносить труды. После же того как пройдет четыре десятка годов, начинается обратная перемена: седеет голова, сила склоняется к слабости и, наконец, приходит старость — совершенное исчезновение силы; тело клонится и сгибается к земле, как слишком перезрелый колос; то, что было гладко, делается морщинистым; бывший некогда юношею и крепким мужем опять является младенцем неясно говорящим, непонятливым, так же ползающим на руках и ногах, как и прежде. Все это чем тебе кажется? Не изменением ли? Не многообразными ли переменами? Не различными ли обновлениями, преобразующими смертное животное и прежде смерти? А сон наш и бодрствование не послужат ли для разумного человека научением относительно искомого? Ибо первый есть образ смерти, а последнее подобие воскресения. Поэтому и некоторые из языческих мудрецов назвали сон братом смерти по сходству того, что испытывает душа в том и в другой. Ибо в том и в другой одинаково забвение и незнание прошедшего и будущего; тело лежит бесчувственным, не узнавая друга, не зная врага, не видя стоящих вокруг и смотрящих, изнеможденное, мертвое, лишенное всякой энергии, ничем не отличное от тел, положенных в гробах и могилах. Так, если захочешь, можешь ограбить спящего как мертвого, опустошить его дом, наложить оковы, а он не обнаруживает никакого ощущения того, что делают. Немного же спустя, когда дается некоторая поддержка и подкрепление в немощи, человек встает как бы только-только ожив, мало-помалу приходит в сознание себя и того, что делается, постепенно возвращая деятельность своих сил, как бы одушевленный живительною силою бодрствования. Если же в продолжение настоящего существования и пребывания человека связаны с его жизнию столь многие дневные и ночные особенные состояния, изменения, смены памятования и забвения, то было бы крайне неразумно и дерзко не верить Богу, обещающему обновление в последний день, Богу, Которому принадлежит и первое зиждительное образование его.

Особенно дает оружие противоречащим нам и способствует их неверию вот что. Они полагают, будто тела подвергаются совершенному исчезновению. Но это не так. Ибо тело не исчезает окончательно, но разрешается на части, из которых сложено, и эти части существуют в воде и воздухе, в земле и огне. Поскольку первообразные стихии всегда пребывают и в них возвращается после разрешения то, что от них заимствовано, то в этих стихиях совершенно остаются целыми и части тела. Если же Богу весьма легко создавать из не сущего, то производить из начал существующих, конечно, гораздо легче и удобнее. Итак, не станем отнимать благой надежды у людей, исправления нашей немощи и второго, так сказать, рождения, свободного от смерти; по чрезмерной любви к удовольствиям не станем пренебрегать благим человеколюбивым обещанием Божиим. Ибо противники раскрываемой нами мысли кажутся мне друзьями зла и врагами добродетели, людьми сластолюбивыми, любостяжательными, невоздержанными и очами и слухом и обонянием приемлющими в себя втекающее чрез эти чувства удовольствие. Учение о воскресении соединено с мыслию о суде, и они слышат, как священные книги выразительно говорят, что не безответна наша жизнь, но что когда обновимся ко второй жизни, все предстанем пред судилищем Христовым, чтобы от Судии по достоинству восприять воздаяние за дела жизни. Сознавая, что дела самые постыдные достойны многих наказаний, по ненависти к суду грешники отвергают и воскресение. Так злые рабы, растратившие имущество господина, представляют себе и смерть господина, и его погибель и сообразно тому, чего сами желают, вымышляют пустые предположения.

Но так рассуждать не станет здравомыслящий. Ибо какая польза от правды, от истины, от благости и от всего хорошего? Если нет воскресения, то из-за чего трудятся и любомудрствуют люди, порабощающие удовольствие чрева, любящие воздержание, дозволяющие себе только кратковременный сон, вступающие в борьбу с холодом и зноем? Скажем им словами Павла: ямы и пием, утре бо умрем (1 Кор 15, 32). Если нет воскресения, но смерть есть предел жизни, то оставь обвинения и порицания. Предоставь невозбранно свободу человекоубийце; пусть прелюбодей дерзновенно строит злоумышления против брака; пусть любостяжатель роскошествует за счет своих противников; никто пусть не останавливает ругателя, пусть клятвопреступник постоянно клянется, ибо смерть ожидает и того, кто соблюдает клятвы; пусть иной лжет, сколько хочет, потому что нет никакого плода от истины; никто пусть не милует бедных, ибо милосердие останется без награды. Такие рассуждения порождают в душе беспорядок хуже потопа: они изгоняют всякую целомудренную мысль и поощряют всякий безумный и разбойнический замысел. Ибо если нет воскресения, нет и суда; если же отъемлется суд, то вместе с ним отвергается и страх Божий. А где не уцеломудривает страх, там ликует диавол. И очень подходит к такого рода людям псалом Давида: Рече безумен в сердцы своем: несть Бог. Растлеша и омерзишася в начинаниих (Пс 13, 1). Если нет воскресения, то вымысел — Лазарь и богатый, и ужасная пропасть, и нестерпимый пламень огня, и горящий язык, и сильно желаемая капля воды, и перст бедного (см.: Лк 16, 19–27). Ибо ясно, что все это изображает, что будет при воскресении. Под языком и перстом разумеются не члены бесплотной души, но члены тела. И никто пусть не думает, что это уже произошло; этим предвозвещается будущее. В день же преобразования, когда будут одушевлены мертвые, каждый из живших предстанет для отчета существом сложным, как прежде, состоящим из души и тела. А богодухновенный Иезекииль, созерцатель великих видений, в каком смысле видел великое и обширное поле, полное костей человеческих, проречь на которые было повелено ему? И оные кости тотчас обрастали плотию, и то, что было разъединено и беспорядочно расторгнуто, совокуплялось одно с другим в порядке и согласии (см.: Иез 37, 1–12). Этими словами Священное Писание не с достаточною ли ясностью доказывает нам оживление плоти? Думающие оспаривать то, о чем здесь речь, кажутся мне не только нечестивыми, но и глупыми. Ибо воскресение, и оживление, и преобразование, и все подобные наименования переносят мысль слышащего это к телу, которое подвержено тлению, так как душа, рассматриваемая сама по себе, никогда не может воскреснуть, поскольку она не умирает, но бессмертна и негибнуща. Будучи же бессмертною, имеет общником своих дел смертное тело и потому во время воздаяния от праведного Судии снова вселится в своего сотрудника, чтобы с ним восприять общие наказания или награды.

Но чтобы наши слова были доказательнее и сильнее, рассудим таким образом. Что мы называем человеком? Душу и тело вместе или одно что-нибудь? Очевидно, сочетание того и другого характеризует это живое существо; нет нужды распространяться о том, что неоспоримо и известно. Если же это так, то присовокупим и такого рода размышление: то, что делают люди, как-то: блуд, убийство, хищение и все, что сопровождает эти пороки, или, напротив, целомудрие, воздержание и всякое противоположное злу действование, — называем ли мы действиями обоих (тела и души) или приписываем эти дела одной душе? Но и в этом очевидна истина. Ибо никогда душа отдельно от тела не совершает воровства, не подкапывает стен; никогда одна она не подает хлеб алчущему, не напоит жаждущего, не поспешит немедленно в темницу, чтобы помочь страдающему в заключении; но при всяком деле душа и тело соединяются друг с другом и вместе совершают то, что делают. Если это так, то каким же образом, допуская, что будет суд за дела жизни, ты отторгаешь одно от другого? И тогда как соделанное составляет общую принадлежность того и другого, ты назначаешь судилище для одной души? А если кто захочет быть тщательным судьею человеческих прегрешений и внимательно присмотрится, откуда возникают первые причины греха, то, может быть, найдет, что первая вина беспорядка заключается в теле. Ибо часто, когда душа находится в покое и пользуется невозмутимым миром, глаз страстным взором взглянет на то, на что лучше бы не смотреть, и, передав душе недуг, превращает в бурю и волнение ее тишину. Подобным образом и ухо, прислушавшись к каким-либо бесстыдным и возбуждающим словам, как бы через какие каналы проводит в мысли скверну своего смятения и нестроения. Бывает, что и нос посредством обоняния и вдыхания вносит во внутреннего человека великое и неизобразимое зло. Умеют и руки посредством осязания расслаблять твердость мужественной души. И когда я таким образом мало-помалу начинаю исследовать и рассматривать, то нахожу, что тело виновно во многих грехах. Несет оно и труды за добродетель и при подвигах; также выносит страдания, будучи посекаемо железом, палимо огнем, поражаемо бичом, отягчаемо тяжелыми узами и подвергаясь всякого рода мукам, чтобы не изменить священному любомудрию, которое, как бы какой украшенный прекрасными стенами и башнями город, окружено бранию со злом.

Итак, если тело в достижении совершенства трудится вместе с душою и в прегрешениях не отстанет от нее, то на каком основании влечешь на судилище одну невещественную душу? Такое мнение и не справедливо и не здравомысленно. Если душа одна и без тела согрешила, одна и будет наказана; если же имела явного сотрудника, то и его не оставит без наказания праведный Судия. А я слышу, что Священное Писание говорит и то еще, что осужденные будут подвергнуты справедливым казням: огню, и мраку, и червю. Все это суть наказания для сложных и вещественных тел; души же самой никогда не коснется огонь; и мрак не может быть для нее тяжелым, так как она лишена очей и зрительных органов. Что мог бы сделать ей и червь, который способен повреждать тела, а не души? Поэтому последовательный ход рассуждений отовсюду побуждает нас признать воскресение мертвых, которое в надлежащее время совершит Бог, делом утвердив собственные обетования. Итак, поверим говорящему: вострубит бо, и мертвии востанут (1 Кор 15, 52); и еще: грядет час, в оньже вси сущии во гробех услышат глас Сына Божия, и изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда (Ин 5, 28–29). И не обещает только, но и делами, которые ежедневно совершает, ясно научает, что Он всемогущ. Ибо ни вначале не утомился творя, ни преобразуя (созданное) не оскудеет мудростию. Посмотрим на настоящее и поверим тому, что будет. Всякое действие Божие возбуждает в нас изумление; так велико и невыразимо чудо, когда видим, что черты отцов и прадедов точно переходят в наружность потомков и дети носят на себе отпечаток предков. Здесь-то я необычайно изумляюсь премудрому искусству совершеннейшего Художника Бога и Спасителя, как в неизреченной тайне зиждутся подражания первообразам, когда те уже и не существуют и не являются, как бы воскрешая умерших в другом некоем виде чрез действенность их типов. А часто и особенности многих лиц вместе отображаются в одном теле; нос отца, глаза деда, походка дяди, звук голоса матери, и один человек представляется как бы каким растением, принявшим прививки от многих деревьев и приносящим при сборе тысячи видов плодов. Все это удивительно, и как происходит, для нас неизвестно, но легко для Зиждителя и совершается Им, как знаем, без всякого труда. Вот почему крайне неуместно и неразумно допускать, что отличительные признаки сгнивших и уже истлевших тел в рождающихся ежедневно в настоящее время людях воскресают и чужое переходит в других, — и вместе с тем не признавать, что собственные и особенные свойства каждого, в самых тех лицах, которые некогда приобрели их, не возобновятся и не оживут, но, напротив, отвергать это и оспаривать, почитая вымыслом, а не верным словом обетование Того, Который все это видимое нами составил и украсил, как восхотел. Но мы веруем воскресению, воссылая славу Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Святитель Григорий Нисский

http://www.pravoslavie.ru/put/3149.htm

[Александр Васильевич]

Слово на Святую и спасительную Пасху



Истинный покой субботы, получивший Божие благословение, которым Господь почил от дел Своих, для спасения мира субботствовавши упразднением деятельности смерти, уже оканчивается, явив особенную благодать и взорам, и слуху, и сердцу посредством всего того, что при совершении празднования мы видели и слышали, от чего получили сердечную радость. Ибо то, что видели мы глазами, был свет, светивший нам в ночи огненным облаком от лампад; слово, в продолжение сей ночи оглашая слух псалмами, и пениями, и песнями духовными и вливая в душу чрез слух как бы какой поток радости, исполняло нас благими надеждами; а сердце, радостно утешаясь тем, что мы слышали и видели, запечатлевало в себе неизреченное блаженство. Видимое руководило его к невидимому, так что благодеяние сего упокоения, укрепляя неизглаголанную надежду на то, что уготовано нам, служит образом тех благ, которых ни око не виде, ни ухо не слыша, которые и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор 2, 9).

Итак, поскольку эта светозарная ночь, соединившая блеск от лампад с ранними лучами солнца, произвела один непрерывный день, не разделенный промежутком тьмы, то мы, братие, размыслим о пророчестве, которое говорит: Сей день, егоже сотвори Господь (Пс 117, 24). Дело для этого дня не тяжелое и трудное, но удовольствие, радость и веселие; вот как говорит слово Божие: возрадуемся и возвеселимся в онь. О прекрасное занятие! О сладостное повеление! Кто замедлит повиноваться этим заповедям? Кто не сочтет для себя вредом и ненадолго отсрочить такого рода занятия? Радость — дело, а веселие — приказание, чрез исполнение которого разрешается осуждение за грех и печаль превращается в радость.

Таково решение мудрости: в день радости — забвение зол. Этот день заставил нас забыть о первом против нас приговоре, или, лучше, не забыть заставил, а совсем уничтожил его, ибо он совершенно изгладил всякое воспоминание о произнесенном на нас осуждении. Тогда — деторождение в болезнех (Быт 3, 16), ныне — рождение без мук; тогда — от плоти рождались мы, чтобы быть плотию, ныне — рожденное есть дух от Духа (см.: Ин 3, 6); тогда — были сынами человеческими, ныне — рождены чадами Божиими; тогда — низведены были с неба на землю, ныне — Небесный и нас соделал небесными; тогда — чрез грех царствовала смерть, ныне — наоборот, чрез жизнь получает державу власти оправдание; тогда — один открыл вход смерти, ныне — чрез Единого вводится жизнь; тогда — чрез смерть мы ниспали от жизни, ныне — смерть уничтожается жизнию; тогда — от стыда укрывались под смоковницею, ныне — облеченные славою приближаемся к древу жизни; тогда — за преслушание изгнаны из рая, ныне же — верою вселяемся в рай. Снова предлагается нам, кому угодно, в снедь плод жизни; снова райский источник, разделяясь на четыре потока евангельских рек, напояет все лице (Быт 2, 6) Церкви, так что упояются и бразды наших душ, которые Сеющий слово провел плугом учения, и обильно возращают плоды добродетели.

Что же нужно при этом делать? Что иное, как не подражать пророческим горам и холмам в ликовании; ибо горы, как сказано, взыграшася яко овни, и холми яко агнцы овчии (Пс 113, 4).

Итак: Приидите, возрадуемся Господеви (Пс 94, 1), сокрушившему силу вражию и воздвигшему ради нас великое победное знамение креста над падшим противником. Воскликнем (Пс 94, 1)! Воскликновение же есть торжественное возглашение, исторгающееся у победителей над побежденными.

Итак, поскольку воинство нашего неприятеля ниспровергнуто и сам он, имеющий власть над злою ратию демонов, прогнан, погублен и даже обращен в ничтожество, то и скажем: Бог Велий Господь, и Царь Велий по всей земли (Пс 94, 3), благословивший венец лета благости Своей и введший нас в сие духовное ликостояние, во Христе Иисусе Господе, Которому слава во веки. Аминь.

Святитель Григорий Нисский

http://www.pravoslavie.ru/put/3155.htm

[Александр Васильевич]

Чудо Воскресения Христа



По поручению ЦК Коммунистической партии Украины мной были рассмотрены книги и статьи по антирелигиозной пропаганде... Эта литература поражает, прежде всего, своей невероятной отсталостью. В ней можно найти множество положений, высказанных в науке 100-150 лет назад и потом решительно отвергнутых. Во многих случаях дело обстоит гораздо хуже: здесь обнаруживаем массу грубейших извращений фактов и совершенно явных вымыслов. Авторы многих антирелигиозных произведений демонстрируют потрясающее невежество.

Основные замечания позволю себе сгруппировать следующим образом. Воскрес ли Христос? Это основной вопрос всей религии, всей философии, всех наук, касающихся воззрений человеческих, ибо воскреснуть мог только Бог. Следовательно, вопрос о Воскресении есть главный вопрос.

После некоторых важнейших открытий факт Воскресения признал к концу своей жизни не кто иной, как Фридрих Энгельс: «Новейшие каппадокийские открытия обязывают изменить наш взгляд на некоторые немногие, но важнейшие события мировой истории. И то, что казалось ранее достойным внимания только мифологов, должно будет привлечь внимание и историков. Новые документы, покоряющие скептиков своей убедительностью, говорят в пользу наибольшего из чудес в истории – о возвращении к жизни Того, Кто был лишен ее на Голгофе».

Правда, эти строки Энгельса неизвестны у нас – они ни разу не переводились на русский язык в изданиях Маркса и Энгельса. За каппадокийскими открытиями, убедившими даже Энгельса, последовал еще ряд открытий, еще более важных.

Мы вернемся к советской атеистической литературе. Основанием для наших отрицаний Воскресения Христова, служит, как они уверяют, отсутствие свидетельств о Воскресении. Как же в действительности обстоит дело?
Лабиритиос в момент Воскресения Христа оказался со своими чиновниками недалеко от места захоронения Христа. Они ясно видели падение камня, закрывавшего гроб, поднявшуюся над этим местом небывало ярко сияющую фигурку. Лабиритиос вместе со своими спутниками и сторожами бросились сообщить об этом властям.

Грек Гермидий занимал официальную должность биографа правителя Иудеи... До самого распятия он считал Христа обманщиком. Поэтому он по собственной инициативе отправился в ночь под Воскресение ко гробу, надеясь убедиться в том, что Христос не воскреснет и тело Его навсегда останется в земле. Но вышло иначе.

«Приблизившись ко гробу... - пишет Гермидий, - мы видели в слабом свете ранней зари стражу у гроба: два человека сидели, остальные лежали на земле, было очень тихо. Мы шли очень медленно, и нас обогнала стража, шедшая ко гробу сменить ту, которая находилась там с вечера. Потом вдруг стало очень светло. Мы не могли понять, откуда этот свет. Но вскоре увидели, что он исходит от движущегося сверху сияющего облака. Оно спустилось ко гробу, и над землей там показался Человек, как бы весь светящийся. Затем раздался удар грома, но не на небе, а на земле. От этого удара находившаяся там стража в ужасе вскочила, а потом упала. В это время к гробу справа от нас по тропинке спускалась женщина, вдруг она закричала: «Открылась! Открылась!». И в этот миг нам стало видно, что действительно очень большой камень, лежащий на гробе, как бы сам собой поднялся и открыл гроб. Мы очень испугались. Через некоторое время свет над гробом исчез, стало тихо, как обыкновенно. Когда мы приблизились к гробу, оказалось, что там уже нет тела погребенного человека».

Сириец Эйшу, известный врач, близкий к Пилату и лечивший его, относился к числу наиболее выдающихся людей своего времени. Виднейший медик и натуралист, пользовавшийся широчайшей популярностью на Востоке, а потом и в Риме, он написал произведения, которые составили целую эпоху в науке. Недаром историки науки считали, что он по праву занимает место как врач рядом с Гиппократом, Цельсом, Галеном, а как анатом – рядом с Леонардо да Винчи и Везалием; только малоизвестный язык, на котором он писал, помешал его признанию. Далее важно то, при каких обстоятельствах Эйшу наблюдал описанное им. По поручению Пилата он с вечера накануне Воскресения находился вблизи гроба с пятью своими помощниками, которые всегда сопутствовали ему.

Он же был свидетелем погребения Христа. В субботу он дважды осматривал гроб, а вечером по приказанию Пилата отправился сюда с помощниками и должен был провести здесь ночь. Зная о пророчествах относительно Воскресения Христа, Эйшу и его помощники-медики интересовались этим с точки зрения естествоиспытателей. Поэтому всё, связанное с Христом и Его смертью, они тщательно исследовали.

В ночь под Воскресение они бодрствовали по очереди. С вечера его помощники легли спать, но задолго до Воскресения уже проснулись и возобновили наблюдения за происходящим в природе.

«Мы все – врачи, стража и остальные, - пишет Эйшу, - были здоровы, бодры, чувствовали себя так, как всегда. У нас не было никаких предчувствий. Мы совершенно не верили, что умерший может воскреснуть. Но Он действительно воскрес, и все мы видели это собственными глазами». Далее следует описание Воскресения...

Один из крупнейших в мире знатоков античности академик В.П. Вузескул говорил: «Воскресение Христа подтверждено историческими данными с такой несомненностью, как существование Ивана Грозного и Петра Великого... Если отрицать Воскресение Христа, то нужно отрицать (причем с гораздо большим основанием) существование Пилата, Юлия Цезаря, Нерона» .

Это только небольшая часть источников, где говорится, что Христос действительно воскрес. Для краткости ограничимся лишь перечнем других источников: Епифаний Африкан, Евсевий Египетский, Сардоний Панидор, Ипполит Македонянин, Аммион Александрийский, Сабелли Грек, Исаакий Иерусалимский, Константин Кирский и другие. Это только те, кто жил во время Христа, причем находился в Иерусалиме или в непосредственной близости от него и стал очевидцем самого Воскресения или неопровержимых фактов, подтверждающих его.

Чрезвычайно показательно, что ряд свидетельств мы находим у еврейских авторов того времени, хотя вполне понятно, что евреи склонны всячески замалчивать факт Воскресения. Среди еврейских писателей того времени, прямо говоривших о Воскресении, находим таких надежных авторов, как Уриста Гамиянин, Гапон Месопотамский, Шербум-Отоэ, Ферман из Сарепты, Манакия-врач, Навин, Миферкант.

Миферкант был одним из членов Синедриона, казначеем. Именно из его рук Иуда получил за предательство 30 сребреников. Но когда после Воскресения Христа среди иудеев поднялась тревога, Миферкант был первым из членов Синедриона, прибывших на место для расследования. Он убедился, что Воскресение свершилось. Ему довелось быть у гроба Господня почти перед самым моментом Воскресения. Он прибыл сюда для оплаты стражи, стоявшей у гроба... Выплатив деньги, он ушел, стража осталась до конца смены... Но не успел Миферкант далеко отойти, как громадный камень был отброшен неведомой силой. Возвратись назад ко гробу, Миферкант еще успел увидеть исчезающее сиянье над гробом. Все это им описано в сочинении «О правителях Палестины» , которое принадлежит к числу наиболее ценных и правдивых источников из истории Палестины.

В общей сложности, по подсчетам крупнейшего знатока римской исторической литературы академика Петушина, число вполне надежных свидетельств о Воскресении превышает 210, по нашим подсчетам это число еще больше – 230, ибо к данным Петушина нужно добавить еще те исторические памятники, которые были обнаружены после выхода его работы...

Из докладной записки в ЦК КПУ академика АН СССР, директора Института украинской литературы А. И. Белецкого

http://www.segodnia.ru/content/108080