Наталья СЕРОВАЗа Россию возьмутся после Сирии и Ирана 
Не успел Рамзан Кадыров указать своему коллеге из соседней Ингушетии на недостаточное рвение в борьбе с террористами, как теракт произошел в его собственной столице. И это тянет на сенсацию, потому что в последнее время считается, что Чечня стала чуть ли не самой спокойной республикой Северного Кавказа, и все потому, что глава республики беспощадно мочит боевиков и зачищает любые ростки ваххабизма.
Трудно сказать, насколько эта легенда соответствует действительности, ведь цельной картины, описывающей ситуацию в этом регионе, нет. Есть ленты информационных агентств, где практически ежедневно появляется информация о подрывах, нападениях, перестрелках и убийствах. Но что можно понять из отрывочных сообщений о перестрелке в Махачкале, бое на окраине Нальчика, обстреле колонны внутренних войск в Ингушетии и 175 кг взрывчатки, переданных правоохранительным органам неким пожилым чеченцам?
Только одно – террористическая война пошла на спад. В 2011 г. общее число подрывов и терактов на Северном Кавказе сократилось по сравнению с 2010-м в полтора раза: с 240 (из них 23 с участием смертников) до 167 (из них 14 с участием смертников). Хуже всего обстоят дела в Дагестане, на долю которого в прошлом году пришлось более половины всех эксцессов, на втором месте Ингушетия (29), затем следуют Чечня (26) и Кабардино-Балкария (21). В остальных республиках ситуация еще более благостная. Даже суета вокруг подогреваемого из-за границы проекта "Великая Черкесия" пошла на спад.
Есть соблазн объяснить это относительное спокойствие изменением подходов к решению политических, экономических, социальных и других проблем региона. Тем, что Москва справно финансирует экономику, новые главы республик ищут общий язык с оппозицией, бизнес занят экспансией в соседние регионы, молодежь растрачивают свою энергию в городах Центральной России, правоохранительные органы борются с коррупцией, а спецслужбы и полиция ловят и отстреливают боевиков.
Все это так, но главной причиной затишья является оскудение финансовых потоков, подпитывающих северокавказских боевиков. С началом "арабской весны" главным спонсорам – Саудовской Аравии и Катару – стало не до того: их усилия сосредоточились сначала на Египте и Ливии, затем на Сирии, за которой, судя по всему, настанет очередь Ирана. Как только перезагрузка Большого Ближнего Востока будет завершена, начнется нездоровое оживление в мусульманских регионах России, и к этим новым атакам стоит готовиться уже сейчас.
Но здесь возникают проблемы. И связаны они не только с гипертрофированным развитием горизонтальных связей, социальным неблагополучием, наглостью элит и экономическими трудностями, но и с конфликтами между лидерами северокавказских республик. Все эти бывшие президенты, отказавшиеся от этого высокого статуса по воле федерального центр, люди по-своему замечательные и очень непростые. И между ними нет согласия по многим политическим и управленческим вопросам.
На прошлой неделе главы Чечни и Ингушетии предъявили публике вершину этого айсберга, устроив словесную пикировку вокруг подрыва боевиков в ингушском селении Галашки. Место это является знаковым. В мае 2000 г. там была уничтожена колонна российского МВД, осенью 2002 г. село пытался захватить отряд Руслана Гелаева, известного своими рейдами в Чечню, Ингушетию и Абхазию, и каждый год с появлением "зеленки" орды боевиков с боями шли мимо него из Панкисского ущелья в Чечню.
Разногласия начались с того, что ингушская сторона квалифицировала взрыв как "случайный подрыв во время изготовления бомбы". А глава Чечни Кадыров стал настаивать, что это была спецоперация Гудермесского РОВД и чеченского УФСБ по уничтожению боевиков, напавших в августе 2010 г. на родовое гнездо Кадыровых - село Центорой. Дальнейший обмен репликами похож на дурной анекдот.
"Нет, они сами подорвались, а когда выяснилось, что они в розыске по линии чеченского МВД, мы вам их отдали, но если под спецоперацией подразумевается то, что сотрудники правоохранительных органов Чечни приехали и забрали два трупа и одного раненого, мы готовы подтвердить, что была спецоперация", – съехидничал Евкуров. "Ах, так, – возмутился Кадыров, – да вы даже не заметили, как мы проводили спецоперацию на вашей территории, а потом хотели примазаться к ней. Если бы мы согласились на подлог, для Евкурова это была бы спецоперация, если нет, то это случайная смерть".
И понеслось. Темпераментный лидер Чечни припомнил своему соседу все: и отказ от проведения совместных операций, и неоправданное внимание к пограничному вопросу, возникшему еще в 1991 г. по поводу раздела Сунженского района бывшей Чечено-Ингушетии, который Кадыров считает пустой формальностью. Подводя итог, Кадыров упрекнул Евкурова в нежелании бороться с боевиками – "не чувствуется особой заинтересованности в наведении порядка" – и пообещал самостоятельно, без помощи Евкурова, навести порядок в ингушских селах, где, по данным чеченской стороны, укрываются боевики, и "оказать ингушскому народу любую помощь в борьбе с террористами".
Как отнеслись к этой перепалке в Москве, доподлинно не известно, но Евкуров поспешил согласиться, что "с боевиками необходимо беспощадно бороться", заметив, что "у Рамзана Кадырова свои методы, а у меня свои методы". И подвел черту, не отказав себе в удовольствии еще раз уесть соседа: "В Священный месяц Рамадан Всевышний велит нам прощать друг друга, поэтому я, как старший по возрасту, не стану комментировать резкие высказывания Кадырова".
Нельзя не признать, что прогресс налицо: вместо того чтобы устраивать вооруженные разборки, джигиты выясняют отношения через СМИ. Но разногласия-то носят серьезный и принципиальный характер. 36-летний Рамзан Кадыров стал президентом в 31 год. В первую чеченскую он воевал на стороне боевиков, во время второй – вместе с отцом перешел на сторону Федерального центра. Их позиция носила принципиальный характер: "Если нас заставляют выбирать между Россией и ваххабизмом, мы выбираем Россию". И младший Кадыров жесткой рукой наводит порядок в республике, называет боевиков шайтанами и бандитами и преследует их как кровников, убивших его отца.
Совсем иной бэкграунд у 49-летнего Юнус-Бека Евкурова. Он – кадровый военный, и этим все сказано: срочная служба, Рязанское училище ВДВ, Военно-инженерная академия им. Фрунзе, командные посты в системе ВДВ, участие в марш-броске на Приштину и чеченских войнах. Он стал президентом Ингушетии осенью 2008 г., когда республика ходила ходуном из-за конфликтов между оппозицией и ее прежним руководством. Евкуров сумел найти общий язык с населением, оппозицией и духовными лидерами. В отношении боевиков он делает ставку на работу с родственниками и старейшинами кланов, с тем чтобы убедить молодежь вернуться к нормальной жизни.
Фактически между лидерами соседних республик нет ничего общего. Евкуров – человек системы, для него президентство стало еще одним назначением, и он честно и добросовестно решает непростые задачи, отдавая предпочтение мягким методам. А Кадыров – это пассионарность, напор и бескомпромиссность. Он чувствует себя наследником погибшего отца и воспринимает свое положение не как службу, а как исполнение некоего высшего долга, что, естественно, влечет за собой всяческие перегибы.
Пока обе тактики приносят успех, и это хорошо видно на фоне явного неблагополучия в Дагестане и ухудшения ситуации в Кабардино-Балкарии. Каждый подход имеет свои плюсы и минусы, и естественнее соперничество Кадырова и Евкурова за лидерство в регионе выглядит неразрешимым, поскольку Москва не готова отдать предпочтение ни тому, ни другому. Но в экстремальных ситуациях, которых, судя по всему, не избежать, будут равным образом востребованы и темпераментный напор одного, и рассудительность другого.
http://www.utro.ru/articles/2012/08/08/1064054.shtml
