(Окончание)— Хороший педагог должен быть немного сантехником. Нравится? Записать?
— Типа того. Например, пару месяцев назад запустили акцию «Мир в конверте». Это для тех, кто еще не созрел брать детей в семью, но готов, что называется, «вести ребенка». Переписка ведется только на бумаге, потом она переходит в личное общение, а нередко заканчивается и усыновлением. Или вот привлекаем студентов педвузов к работе в детдомах. Очень успешный проект, уже есть примеры, когда, наслушавшись своих детей, родственники этих студентов берут сирот в семьи. А отец Александр, настоятель храма Рождества Христова в Краснодаре, придумал свое ноу-хау. После каждой литургии он призывает прихожан становиться крестными родителями деток, которые живут в церковном приюте. При этом он проводит с потенциальными духовными родителями серьезные беседы, объясняет им, что это не чистая формальность, а очень ответственный шаг. Опыт отца Александра показывает, что очень многие крестные родители рано или поздно забирают духовных чад в свои семьи. А директор Березанской коррекционной школы-интерната уже успела развить эту идею. Она подняла церковно-приходские книги и разыскала крестных отцов и матерей своих воспитанников. Из двадцати звонков двенадцать раз на том конце провода попросили больше не звонить, но зато в восьми случаях духовные родители приехали и забрали деток к себе.
— Нет, вы не сантехники, вы охотники. Расставляете ловушки.
— Я бы сказала так: любыми способами пытаемся стереть границу между детским домом и окружающим миром. Ведь на этот счет у людей в головах до сих пор масса мифов и стереотипов. Одни считают, что ребенок из интерната — это потенциальный преступник, алкоголик или проститутка. Другие, наоборот, видят в нем бедную сиротку, которую надо зажалеть до смерти. Между тем это обычные дети, в которых просто надо вложить немного больше тепла и заботы.
На какую из этих удочек попался сам губернатор Краснодарского края Александр Ткачев неизвестно, а только недавно отец двоих дочерей тоже взял в свою семью ребенка — девочку Настю из Медведовского детского дома. Мы хотели расспросить его об этом поподробнее, но получили отказ. В коридорах местной власти по этому поводу шушукаются, что после недавнего сюжета на эту тему по местному телевидению губернатор получил нагоняй от своей жены и теперь на все просьбы журналистов только вздыхает и разводит руками.
Надыкта и ДубровскийДмитрий Соколов-Митрич. Непоследние временаПриемная мама Анна Малакеева из станицы Брюховецкой когда-то сама была воспитанницей Медведовского детдома. Больше половины ее одноклассников уже нет в живых, а кто еще на этом свете, уже не живет, а доживает. Нормальными людьми стали единицы.
— Сейчас этот детдом лучший в крае, — говорит Анна, — в мои времена он был одним из худших. Но принципиальной разницы тут нет никакой. Каким бы ни был детский дом, все равно ребенок выходит из него абсолютно не готовым к жизни. Госпитальный синдром.
Несколько месяцев назад Анна с мужем взяли в семью двоих детей — Валю Надыкту и Алексея Дубровского. В доме у Малакеевых дети узнали, что такое поцелуй, впервые увидели соль и сахар, научились ими пользоваться. В интернате еда всегда была соленая, а чай ― сладким.
— Когда они первый раз увидели кефир из магазина, то очень удивились, — говорит Анна. — Почему, Валя, ты удивилась?
— Я думала, кефир в кастрюлях появляется, — бойко отвечает Валя. — А он, оказывается, бывает в бутылках и пакетах.
Дом у Малакеевых небольшой. Можно даже сказать — совсем маленький: две комнаты и смежная с ними кухня. Денег тоже не вагон: делая покупки, Анна собирает все чеки, чтобы вести приходно-расходную книгу: каждый рубль на счету. Анна по профессии парикмахер, но теперь бросила работу и полностью посвятила себя детям. Ее муж предприниматель, но сейчас вынужден приостановить бизнес, потому что приемная дочь нечаянно порвала его паспорт — приходится восстанавливать.
— Валя в нашем учреждении была одним из самых трудных детей, — вспоминает Елена Туржан, бывший директор бывшего Брюховецкого дома-интерната. — У нее так называемый «манежный синдром», то есть очень слабая развитость суставов. Это не врожденный порок, а следствие того, что в доме малютки ее не выпускали за пределы кроватки. Когда она попала к нам, первые два месяца даже со второго этажа спуститься не могла. А теперь — вон, смотрите, как бегает.
— Бегать-то бегает, — вздыхает Анна. — Но вот недавно купили ей трехколесный велосипед, а кататься на нем она не может: крутить педали сил не хватает. Зато Алеша, когда к нам пришел, был ежик ежиком, а теперь вон как звенит.
— Что значит «ежиком»?
— «Ежиками» в наших учреждениях называют детей замкнутых и очень агрессивных, — поясняет Елена Туржан. — Как правило, если ребенок попал к нам в более-менее осмысленном возрасте в результате лишения его родителей прав, он стопроцентный ежик. Потом некоторые оттаивают, а некоторые нет. Но в семьях колючки сбрасывают все — в этом мы уже убедились.
— Мы хотели взять именно самых трудных детей, — продолжает Анна. — Мы с мужем давно и последовательно к этому шли. У нашей родной дочери поначалу были некоторые сомнения, но потом она нас поддержала.
— А какие у нее были сомнения? Наверное, насчет наследственности?
— И по этой части тоже, — кивает Анна. — Но на самом деле практика показывает, что опасения насчет генетики детдомовских детей очень сильно преувеличены. Ведь нет гена проституции, нет гена воровства, нет гена лжи. Есть некоторые черты характера, которые при определенных обстоятельствах могут способствовать развитию этих пороков. Надо просто не допускать этих обстоятельств, и все будет в порядке. Любовь сильнее генетики. Этому нас еще в школе приемных родителей учили. Гораздо сложнее справиться с теми проблемами, которые засели в ребенке в результате его маленького, но уже очень прочного опыта.
— Например?
— Главная проблема — это «расстройство привязанности». Для детей из детдома, особенно если они никогда не знали своих биологических родителей, кто дал конфету — тот мама и папа. Через минуту его угостит другой человек — и он станет мамой и папой. Леша, например, на Новый год за подарок продал нас с потрохами. Чтобы сформировать у такого ребенка привязанность к себе, нужно иметь очень сильную любовь и адское терпение. Одеть, обуть, накормить и даже вылечить — это ерунда. Главное — добиться того, чтобы у ребенка загорелись глаза, чтобы он стал скучать за вами, когда вы уходите из дома по делам. Если это произошло, значит, вы победили, этот ребенок стал по-настоящему вашим. Пройдет еще год, и он даже внешне начнет походить на своих новых родителей, вот увидите.
— А вы этого уже достигли?
Вместо ответа Анна позвала своего приемного сына:
— Леша, что тебе подарить на день рождения?
— Ничего не надо, мама…
— Почему?
Леша прижался к маминой подмышке:
— Потому что у меня есть ты!
«Синдром второго урожая»— У нас станица! — эту фразу бывший директор Брюховецкого дома-интерната Елена Туржан повторяет вместо ответа на каждый второй мой вопрос. Сейчас она уверена, что с детьми-сиротами иначе и быть не могло. Ей трудно поверить, что еще в 1995 году 98 процентов жителей Краснодарского края на вопрос социологов, где будет лучше сироте — в приемной семье или в детдоме, отвечали: «В детдоме!»
— Это, видимо, было какое-то временное помутнение рассудка, — предполагает Елена Борисовна. — Ведь у нас на Кубани во все времена чужих детей не было. Как на Кавказе. Я раньше работала в хуторской школе, так меня до сих пор, когда знакомые видят, спрашивают: «Ну, как там наши дети?» — имея в виду не своих родных, а наших хуторских детей. Я уверена, что теперь в крае детским домам конец. Всех детей растащут. Наш дом уже закрывают, через полгода здесь будет обычный детский сад, а люди мне все звонят: «Слышь, Борисовна, я тоже хочу ребенка взять. Вон Скрыль берет двоих, а я что, хуже нее, что ли?!» Мы это называем «станичный эффект».
Скрыль Галина Алексеевна — это бывший техник по искусственному осеменению. Ей и мужу пошел пятый десяток, дети разъехались учиться, внуков пока нет, и еще не известно, будут ли, огромный дом пустует — короче, тоска.
— Обычно в этом возрасте собак и кошек заводят, — говорят Скрыли. — А мы решили: что за варварство — свою любовь в собаку вкладывать, если можно ее вложить в ребенка. У нас ведь еще родительский пыл не растрачен. Наоборот, только сейчас он по-настоящему созрел. Вот мы и решили взять двоих пацанов — 10 и 13 лет, Игоря и Артема. Как раз через 7–8 лет поставим их на ноги, а там, даст Бог, и свои внуки пойдут.
— Это, кстати, у нас очень распространенное явление, — говорит бывший психолог интерната Ирина Куликова. — Каждый второй из кандидатов в приемные родители — люди в возрасте между сорока годами и пятьюдесятью. Я бы назвала это явление «синдром второго урожая». Свои дети вырастают — и что дальше? В старину в это время у родителей уже внуки появлялись, а сейчас принято рожать позже, поэтому зависает пауза. С нашей помощью люди просто находят, чем ее заполнить.
Еще одно распространенная проблема, которая решается при помощи приемных детей, — это «опоздание на автобус, который везет в роддом». Во времена перемен, которые лишь недавно закончились, рожать было как-то «стремно». На Кубани, как и по всей стране, сотни тысяч женщин ждали лучших времен, а когда они наступили, оказалось, что уже поздно. Кто-то успел родить двух, кто-то одного, кто-то вообще не успел. А тут — по телевизору реклама, в поликлиниках плакаты: «Приходите в «Школу приемных родителей». Вот и идут.
«Прощай, Маугли!»«Жили на свете две женщины, которые друг друга не знали.
Одну ты не помнишь, другую называешь мамой.
Две разные женщины, создавшие твою жизнь.
Одна стала твоей путеводной звездой, другая твоим солнцем.
Первая женщина дала тебе жизнь, а вторая учила, как ее прожить.
Первая дала тебе желание быть любимым, а вторая подарила тебе любовь.
Одна дала тебе национальность, другая дала тебе имя.
Одна подарила тебе талант, другая дала тебе цель.
Одна подарила тебе чувства, другая умиротворила твои страхи.
Одна видела твою милую улыбку при рождении, другая осушила твои слезы.
Одна не смогла предоставить тебе дом, другая молила о ребенке, и Бог услышал ее.
И сейчас ты задаешь мне сквозь слезы вопрос, на который еще никто не нашел ответ: чей я плод?..»
Алина Линник не успевает дочитать мне этот текст, написанный однажды в Америке такой же приемной мамой, как она сама. Илюша вырывает из ее рук листок бумаги и весело убегает в другую комнату. Но даже если бы он этого не сделал, Алина не смогла бы прочитать последнюю строчку: «Ничей, дорогой мой, ничей! Просто две разные любви».
— В «Школе приемных родителей» нам говорят, что какие бы ни были у ребенка биологические мать и отец, ни в коем случае нельзя отзываться о них плохо — иначе это пагубно скажется на развитии самого ребенка, — говорит Алина. — Но если бы вы знали, как это тяжело. Если американские приемные родители способны на это, значит, они действительно намного мужественней нас.
Сейчас Илье четыре года, а когда было два с половиной, он страдал синдромом Маугли, он не умел не только говорить, но и произносить человеческие звуки.
— Как только мы с мужем вошли в детский дом, я увидела его лицо, и все. Мой! Через полчаса я узнала от директора, что у Ильи онкология, гепатит, закрытая форма туберкулеза и родители-наркоманы, которые сидят в тюрьме. Но я уже не могла отказаться.
За полтора года онкологию ребенку удалось удачно прооперировать, синдром Маугли исчез, как не бывало, с гепатитом и туберкулезом уже ничего не сделаешь, но врачи говорят, что с этим можно жить. Осталось самое трудное: объяснить ребенку, что его биологические родители — это тоже люди.
— В конце концов, они его родили, — говорит Алина, но голос ее звучит неуверенно. — Спасибо им хотя бы за это.
Алина уходит в другую комнату кормить грудью ребенка. Родного. Всего у них с мужем уже шестеро. Сначала было двое своих. Потом врачи сказали, что все, больше детей у них не будет, и назвали диагноз, при котором это действительно невозможно. Тогда они взяли из детдома Илюшу, а через год у работников женской консультации полезли глаза на лоб: Алина беременна. Тогда Линники в знак благодарности взяли из детдома еще двоих детей.
— В знак благодарности кому? — спрашиваю Алину. Она только разводит руками и показывает пальцем вверх. Я не удивляюсь. За эти дни я побывал в четырнадцати семьях с чужими детьми и еще не видел ни одной, где не было бы места чуду.
Дмитрий Соколов-Митричhttp://www.pravoslavie.ru/jurnal/58426.htm