Неужели вам не страшно убивать священников…ОчеркБесстрастная видеокамера зафиксировала, как в городе Грозном отряд чеченских боевиков выдвигается в сторону моста через Сунжу и попадает под огонь минометов. Грязно-желтые вспышки разрывов на проспекте Ленина ошеломляют чеченцев. И, развернувшись, они бегут, тяжело топая, в сторону православного храма Михаила Архангела, где уже спасается немало других дудаевцев.
Напротив церкви к стенам невысоких домов жмутся боевики… Видеокамера скользит по лицам уставших от быстрого бега чеченцев… Кто-то устало падает в трофейное кресло. Под ногами боевиков в стеклянных банках зимней заготовки соленья, стаканы, початая бутылка водки…
– Водку не снимай! – раздается в кадре командный голос.
В дни и ночи самых ожесточенных боев за Грозный в декабре 1994-го, в январе 1995 года нанесенный на артиллерийские карты храм Михаила Архангела обстрелам не подвергался. Обрабатывали территорию вблизи него. Разведка знала, где ищат укрытия дудаевцы. В храм чеченцы не заходили: вера не позволяла.
Один снаряд, отрекошетив, взорвался на втором этаже церковного помещения, кто-то из дудаевцев бросил в окно этого административного дома гранату. Двадцать шестого января 1995 года, оставляя центр города, боевики в два часа дня несколько раз прошлись трассерами по церковному куполу и храм запылал. Благочинный церквей Чеченской Республики, настоятель храма Михаила Архангела отец Анатолий Чистоусов успел спасти только серебряные сосуды и несколько икон. На пожаре пострадали трое мирян – пролили кровь за Господа.
Храм, который в Грозном называли «солдатским», «красным», сгорел в сто три года. Рядом с красной церковью до революции 1917 года хоронили российских воинов. В советское время их могильными плитами выстлали часть проспекта имени Ленина.
В горящем, разрушаемом городе храм оставался островком, где каждый день молились о ниспослании мира. Этот церковный корабль жил по строгому уставу. Благословение и послушание – вот что спасало православных молитвенников. Настоятель храма отец Анатолий Чистоусов служил, как положено Христову воину, и Господь помогал.
Когда благочинный церквей Чеченской Республики о. Петр Нецветаев тяжело заболел, отец Анатолий заботился о нем, а потом обратился к полевым командирам с просьбой не препятствовать выезду Нецветаева с территории, подконтрольной дудаевцам. Прощаясь с отцом Анатолием, благочинный в тревоге за него сказал: «Езжай со мной»… На что Чистоусов ответил: «Как же я уеду? Люди здесь»…
Отец Анатолий ушел от обыкновенной жизни в 1994 году. Желание стать священником окрепло в нем после встречи с отцом Александром Фисуном в Ставрополе. В тот момент жизни майор Анатолий Иванович Чистоусов служил курсовым воспитателем в Ставропольском высшем военном училище летчиков и штурманов ПВО. За плечами были кировский механико-технологический техникум, Даугавпилское авиационное училище, диплом историка пединститута… И как вспоминает отец Александр: «Майор Чистоусов шел на работу первым, а за зарплатой последним, и еще была ежедневная потребность в молитве».
Мысли и чувства о перемене жизни крепли день ото дня, и отец Александр Фисун, духовник воцерковленного Анатолия Ивановича, испросил для него в Троице-Сергиевой лавре заочное благословение у знаменитого духовными подвигами архимандрита Кирилла Павлова. Духовным зрением старец увидел перед собой абсолютно смиренного человека, обладающего божьим даром верить, талант души которого мог раскрыться только в лоне Русской православной церкви. С этого дня в жизни офицера российской армии Чистоусова все происходило только по благословению старца Кирилла.
Шестнадцатого марта 1994 года Анатолий Иванович стал дьяконом, 19 марта его рукоположили в священники, а 20 марта митрополит Ставропольский и Бакинский Гедеон направил отца Анатолия в Грозный. Он уехал в столицу Ичкерии, зная, что верующий только с Господом и все на земле совершается по воле Божьей.
Став священником, отец Анатолий не переменился. Смирение помогло освоить сложную науку пастыря. Он неустанно учился, и талант его души открылся во всей красе. К отцу Анатолию потянулись люди. Он знал, что офицер для солдата – это образ Родины, а для страждущего народа во все времена православный священник представлял всю церковь Христову. Для грешного недосягаемо, но вера обязывала к такой высоте служения. Отец Анатолий в Грозном часто исповедовался и навсегда утратил способность к конфликтам.
Озлобление в Чечне повсеместно возрастало. В своих правительственных документах руководство Ичкерии декларировало мир и дружбу народов. На деле процветали сепаратизм, воинствующий национализм. Русские в Грозном все чаще слышали: «Вас надо выселить на необитаемый остров!» или «Не уезжайте! Нам нужны рабы и проститутки!» Отец Анатолий понимал, что Чечня многолика. Безвластие привело к криминальному хаосу, которому честные люди не могли противостоять. «Как мы любили свой город! И во что он превратился…, – говорили грозненцы на церковном дворе. – Пока Горбачев не встал на пост, все было хорошо! – вспоминали. – Теперь нас убивают по одиночке… Многие поменялись, как хамелеоны, – рассуждали. – Чеченская молодежь избалована на деньгах, живет по принципу: «Ты умрешь сегодня, я умру завтра» – но приходили к общему мнению, что чеченцы, если в подъезде живут русские старики, им обязательно помогут»… Общим мнением было, что те из нохчей, кого выселяли 23 февраля 1944 года, ненавистью к России не страдают…
Первыми спецпропагандисты Дудаева разложили молодежь. Правоохранительные органы Ичкерии бездействовали. Все решало: с кем ты, чеченец, с Богом или дьяволом?
Прихожане храма Михаила Архангела в Грозном искали ответа на вопросы: «Почему в 1992 году российская армия ушла из Чечни, оставив здесь горы оружия, склады с боеприпасами, танки и артиллерию? Почему русских убивают тысячами, изгоняют десятками тысяч, а российское правительство и Президент делают вид, что ничего страшного в Ичкерии не происходит?»
Особенным истязаниям подвергались девочки-подростки, девушки, молодые женщины, даже старушки. Русская православная церковь Михаила Архангела могла утонуть в слезах. И на все жгучие вопросы причта искали ответ грозненские священники – отцы Петр Нецветаев, Александр Смывин, Анатолий Чистоусов.
После вынужденной эвакуации отца Петра, благочинным стал отец Анатолий. После пожара, уничтожившего храм, молились в подвале поврежденного административного здания. Днем и ночью церковный двор, подвал и уцелевшее пространство заполнялись людьми. Многие прихожане оставались надолго… Есть видеокадры, на которых две рыдающие, согбенные от ужаса пожилые женщины, бьют слабыми кулачками в закрытые, простреленные ворота церковной ограды.
– Все страждущие здесь, – сказал мне в апреле 1995 года отец Анатолий. – И мусульмане приходят…
В январе 1995 года грозненцы пробирались в храм под перекрестным огнем – за божьей помощью, водой и хлебом.
В середине февраля отца Анатолия снял на видеокамеру пятигорчанин Александр Кузнецов. Объединенная группа казаков пятигорского отдела Терского казачьего войска и станицы Гулькевичи Кубанского войска доставили в храм Михаила Архангела три Камаза с продовольствием – братскую помощь.
…В облике отца Анатолия неизжитая боль, смирение и вера в лучшее, голос ровен, тих, никакой патетики, только внутренний свет:
– Сотни старцев, детей, женщин сидят в подвалах, – сказал на камеру батюшка. – По полтора месяца они не видят белого света – голодные, холодные. Как они питаются – только одному Господу известно. Нашим прихожанам и тем, кто приходит в храм, мы никому не отказываем, стараемся обогреть, поддержать продуктами питания и словом. Мы очень благодарны всем, кто оказывает нам посильную помощь. Особенно казачеству хотелось бы выразить благодарность за то, что как-то по-отечески и по-христиански отнеслись к нашим чаяниям. Милость Божья: нежданно, негаданно Господь послал нам такую помощь – три больших Камаза, полностью груженых продуктами. Для всех страждущих это большая помощь. Спаси Господи. Спасибо Вам за все…
В январе 1995 года в разгар боев, когда в храме запас продуктов иссяк, отец Анатолий во спасение многих, обратился к мулле. И мусульмане тогда по-соседски добром ответили православным. Пастве и священникам удалось избежать голода. «Мы – перегретый народ», – сказала мне в Грозном чеченка – жена преподавателя университета, ненавистница Дудаева.
В Чечне над каждым летал ангел смерти, и отец Анатолий относился к чеченцам с состраданием. В годы ичкерийской смуты одни из них могли удивить чистотой души, другие – глубиной нравственного падения.
Пришел в храм абхазец-дудаевец, оставил кинжал на ступеньках, помолился и так же тихо исчез.
Отец Анатолий видел, как с длинными чехлами в руках приезжают к Дудаеву наемники-снайперы, как город готовят к обороне: оставалось только молиться, чтобы братоубийственный конфликт, подобно цунами, не смел разноплеменной город.
Старец-пономарь Николай Денисович Жученко (он же тайный монах Александр), духовное чадо отца Феодосия Кавказского, рассказывал отцу Анатолию, что в Грозном в 1941 году некий гражданин сказал ему, что суд Божий начнется с храма Михаила Архангела. В 1995 году на въезде в город чья-то безжалостная рука широкой кистью, алыми красками изобразила на видном месте «Добро пожаловать в Ад». В тот год на земле не было более страшного места.
***
В ночь с 14-го на 15-е апреля 1995 года над Грозным гирляндами висели осветительные ракеты, ухали танки, рвали небеса трассера. Я сидел возле палатки пресс-центра МВД России и со стыдом осознавал, что вот я, командированный из Москвы журналист, на окраине города в аэропорту Северный, в кольце охраняющих меня войск – с минными полями, артиллерией, бдящей в окопах пехотой, а в центре Грозного неохраняемый храм Михаила Архангела, где два священника, дьякон и девятнадцать, постоянно находящихся на проспекте Ленина, прихожан – в основном пожилых женщин. В памяти крепко держались телевизионные кадры об идущем по вдребезги разбитому городу священнике в длинной темно-зеленой куртке… На голове невысокого, бородатого, удивительно симпатичного человека камилавка, бьет по голенищам сапог длиннополая ряса. На левом плече широкоплечего, сильного иерея вместительная спортивная сумка… По-хозяйски уверенный шаг того, кто знает точный адрес своего маршрута. Потом на радио «Россия» я услышал ровный, умиротворяющий голос настоятеля храма Михаила Архангела, и желание увидеть отца Анатолия окрепло…
За день до отъезда я мельком увидел по телевизору, как он молится в черном сыром подвале, и коллега-писатель долго уговаривал меня не ехать, внушая: «Ты один сын у матери, и если тебя убьют в Чечне, то сам понимаешь – никому твоя мать не будет нужна».
Днем 14-го апреля в палатке пресс-центра майор Игорь Пшонко рассказал, что храм Михаила Архангела на особом контроле у коменданта Северного… Что раньше в церковь регулярно доставляли воду, продукты, но сейчас, когда сформировано чеченское МЧС, с этим есть перебои. «Завтра поедем – сам все увидишь».
Утром майор облачился в тяжелый армейский бронежилет, покрыл голову каской, пояснил, что таков суровый приказ начальства, и мы втроем на мотоцикле с коляской отправились в центр города. Только тогда я понял фразу милицейского фотокорреспондента Тутова, сказавшего о Грозном: «Он и днем, как при лунном свете». Городские бои не оставили ни одного целого здания, перемолов былую архитектурную красоту в хлам. Никто не знал, сколько погибших лежало в развалинах, которые только начали разбирать до фундаментов. Иногда раздавались взрывы – это саперы на месте уничтожали представлявшие опасность предметы…
Как только мы остановились у синего цвета церковных ворот, как из малоэтажного дома напротив выбежала женщина и нервной скороговоркой сообщила Пшонко, что ночью собаки вырыли останки соседа, убитого в новогоднюю ночь, что его жена и дочь, раненые, вывезены из города, а мужа сорока лет прикопали, земля осела и теперь надо что-то делать…
– Под огнем люди были вынуждены хоронить тела во дворах, – пояснил майор и пошел в след за черной от всего пережитого женщиной.
Серая, будто надутая, видавшая виды кошка безмятежно людоедствовала, на канализационном люке сидели еще две… Таким было первое впечатление о жизни в Грозном.
…Справа нависли надо мной стены сгоревшей церкви, мужественно глядел в небо остов колокольни, своего доброго часа ждал рухнувший на землю вечевой колокол….
Служба шла в бывшей крестильне, где теперь плотно стояли верующие: многие женщины плакали. Это были не первые слезы, что я видел с утра. Со слезами на глазах перекрестила солдат на мчавшемся бэтээре молодая женщина в черном, у ног которой белым зайчиком веселился худенький мальчик. Плакала Марина, подросток из детского приюта: ее крещение я увидел, как только вошел в подремонтированное административное здание. Она даже не умела перекреститься, но только показали, как подлежит сделать, девочка успокоилась, задышала ровно, с радостью осенила себя крестом.
На амвоне с крестом на груди – на него падал яркий луч солнца – говорил благочинный церквей Чеченской Республики отец Анатолий Чистоусов.
Так я узнал, что сегодня Лазаревская суббота, и что воскрешение Лазаря – самое большое чудо. Вместе со стоящими на проповеди устыдился, что вера у нас еще очень мала, и по вере нашей нам будет дано. С горем задумался, что вера в России настолько мала, что Господь попустил нам поругание и свое маловерие мы все вместе преодолеем через покаяние…
…В конце проповеди отец Анатолий как будто для меня сказал, что впереди страстная неделя: утром я уезжал к южноуральским собровцам за Терек. Мое узнавание войны только-только начиналось.
Еще раз напомнив о покаянии, батюшка пожелал, чтобы мы, миряне, постоянно возрастали и укреплялись.
Когда служба закончилась, и я ожидал ушедшего в алтарь отца Анатолия, ко мне подошла очень строгого вида женщина и, опустив голову, неожиданно сказала:
– Простите меня.
– За что? – растерялся я.
– Я о вас плохо подумала. Не терплю иностранцев и журналистов.
На мне были камуфлированные брюки, цвета хаки рубашка с короткими рукавами, на груди аккредитационная карточка с фотографией: разрешение правительства на работу корреспондента в зоне боевых действий.
– А теперь я вижу, что вы наш. И смените камуфляж на цивильное, иначе потеряете голову, – закончила разговор грозненка.
Из левого придела храма, где шла панихида, доносилось:
– Упокой Господи убиенных воинов…
Потом молились за новопреставленных. Ко мне, сидящему на скамейке, подошел пономарь. Ему было далеко за семьдесят. Николай Денисович говорил мне, что всякий разум дается от рождения и начало премудрости – страх Божий, и что православные в Грозном держатся писанием, да молитвами.
– В Чечне жизнь человеческая не ценится, – рассказывал он. – Продолжается травля русскоязычных. Чеченцы с сел нас органически ненавидят. Плюют нам в лицо. Убивают на базарах. Еще при власти Дудаева батюшка Анатолий сделал заявление по поводу издевательств над русскими. На базарах тогда шла торговля иконами из разграбленных квартир. Мы страдаем за хладность веры. Наши несчастья для возбуждения веры.
Из алтаря вышел отец Анатолий. Внешне бесстрастный, достойный в движениях, разумная пытливость в карих с потаенной улыбкой глазах… Ни одного суетливого вопроса: «Как там в Москве?»
В разговоре батюшка был устремлен в будущее… Рассказал, что до революции храм Михаила Архангела владел куда большей территорией, где соседствовали церковно-приходская школа, дом для священника, пекарня, богодельня, свечной завод. И, возможно, храму вернут прежнюю землю. Потом отец Анатолий виновато спросил: есть ли на моей груди крестик? Я сказал, что крест есть, что он освещен у Гроба Господня, даже показал этот драгоценный подарок писателя Виктора Потанина… После чего настороженная дистанция между священником и мной истончилась. И отец Анатолий с видимой радостью поведал, что позавчера в храме к каждой иконе подвесили по лампаде, что горячим супом здесь питают людей каждый день.
– Три, четыре стола накрываем. Мы особенно благодарны генералу МЧС Кириллову Геннадию Николаевичу. Наш первый благодетель – российское МЧС: снабдили нас электродвижком, скоро привезут вагончик. В подвале сыро: мужчинам – легче, а для старушек – кошмар. Скоро мы сделаем баню. Государственный бюджет – известно – на восстановление храма дали. Потребуется 600 миллионов рублей. Предложили бригаду, но она запросила по рыночным ценам… Сегодня мы ждем, что МЧС привезет шампуни, средства против насекомых. В Грозном гуманитарная катастрофа…
Руководству боевиков хотелось, чтобы в Чечне была религиозная, этническая война, – говорил батюшка. – Мы не хотим этой войны, новых жертв. Перед приходом российской армии пропагандисты Дудаева распускали слухи, что чеченцев снова начнут выселять. А сегодня русскоязычные взбудоражены. С ними те же спецпропагандисты ведут разговоры: «Вот погодите… Ваши уйдут – мы вас будем через сито просеивать»…
С видимой болью отец Анатолий говорил о наших военнопленных, к которым во дворец Дудаева его однажды пустили.
Сорок российских пленных – из них семь офицеров – встретили православного священника с надеждой.
– Я не мог им дать никаких гарантий, – сказал батюшка. – Хотя полевые командиры обещали, что будут относиться к пленным, как положено. Я хотел поддержать верующих, спросил: «Желает ли кто принять таинство?» Офицеры исповедовались и причастились… Юноша-танкист рассказал, что его экипаж, входя в Грозный, имел задачу – проехать, встать на перекрестке и ждать команду, а их на поражение… Мир всегда лучше войны…
Когда я спросил отца Анатолия: «Почему храм Михаила Архангела сгорел?», – он ответил: «На все воля Божия. Так господу было угодно по нашим грехам». Попрощавшись, батюшка покинул меня.
В храм вошли двое солдат: зажгли свечи, приложились к иконам. Один с заживающими ожогами на лице глядел на образа с детской надеждой. Рядовые 324-го мотострелкового полка, возвращаясь в Шали, имели мало времени на молитву. Осталась в памяти их светлая вера, что Бог и Церковь защитят от дальнейших бед, и что их ждут дома: в Иркутской области и Воронеже.
В храме Михаила Архангела я понял – зачем я тут… Я прилетел в Грозный в поисках смысла жизни, растоптанный 1991 годом, очередным ломанием хребта страны о ельцинское колено, раненый разрушением нравственного мира России. Я искал виноватых в Америке и Кремле, а здесь, в храме, люди брали всю вину на себя, утешаясь в покаянии, искренне считая, что суд Божий уже идет.
Все подготовленные заранее вопросы, вглядываясь в умиротворенное лицо батюшки, я забыл, только слушал его: ведь отец Анатолий сразу распознал мои сомнения. Сам священник не боялся скорбей и болезней. Испытания и заботы, которых он переживал множество, не нарушили его душевный покой. Меньше всего в этом море скорбей я ожидал увидеть спокойного, мирного, неунывающего человека – светло-светлого посреди военного мрака. «Среди скорбей должны преобладать радость и любовь». – этим отец Анатолий – живая проповедь – в своем служении руководствовался, чем приносил людям много добра.
Именно отец Анатолий открыл мне, что «черное расположение духа бросает тень на все окружающее, и тогда от нас веет ледяным холодом».
(Окончание следует)