Ганичев3 августа Председателю Союза писателей России Валерию Николаевичу Ганичеву исполняется 80 лет!
Ах, как же летит время! Когда-то за один день случалось событий больше, чем теперь за один год. На сенокосах я, бывало, глядел на солнце в изнурительнейшем нетерпении, а солнце не заходило, уже по пояс погрузившись за горизонт, замирало. И столько всего услышишь, и о стольком подумаешь, прежде чем оно исчезнет за горизонтом, и можно будет с полным правом пошагать домой. А еще же надо было шагать и шагать, пока в сгущающихся, в тягучих и сизых сумерках различишь кудрявистые вербы своего села.
А теперь вот кажется, что это еще вчера к 70-летию Валерия Ганичева я писал о нем, как о верстовых столбах собственной уже вполне длинной жизни. Да, было так: в туманной юности я читал журнал «Молодая гвардия», читал книжки ганичевского издательства «Молодая гвардия» (помню, с тонюсенькой книжицы «Связь времен» в моём советском миропонимании в один живой ряд вдруг сомкнулись все века Российской Империи), читал самую блистательную или, за что тоже Ганичеву благодарен, самую умную и при этом самую совестливую прозу в «Роман-журнале». А за всем этим были ганичевские стояния пред грозными очами сусловского ведомства, за всем этим была его похожая на легенду жизнь. Я не знал его имени и отчества, слово Ганичев в моих домосковских окраинах словно бы обозначало не человека, а некое таинственное духовное состояние (тогда в моду входили еще и йога, еще и блаватчина, еще и Сартра мы тогда почитывали), но однажды я с ним все-таки встретился, назвал его, как простого смертного, Валерием Николаевичем, а потом и – к его 70-летию – восхитился даже его царственною осанкою. Восхитился потому, что именно в эту пору нахлынула на меня пора разочарований. Потому что, когда твое человеческое пространство сужается от бесконечной величины до нескольких имен, то нет ничего роднее, чем вот этот остаток.
Но неужто к сказанному добавить нечего, когда Валерию Николаевичу уже 80?
Да вот же, как оказалось, за эти десять лет Валерий Николаевич сумел вооружить нас такими высокими смыслами, что мы, как библейский Иов, даже оказавшись без зарплаты (это Росимущество с подачи Суркова такую нам на Комсомольском проспекте жизнь устроило), не разбежались по своим углам.
Помню, со времен Ельцина из Кремля то и дело звучал призыв искать национальную идею. И горы гонораров было выплачено разного рода болтунам. А мы, как никому невидимая мышь в амбаре, этой национальной идеей всегда живем. Более того, ездим по стране, встречаем таких же библиотекарей, таких же, как и мы, школьных и вузовских преподавателей, встречаем нашу русскую интеллигенцию в её истинном виде даже среди госчиновников и радуемся, радуемся, радуемся, и вроде бы говорим, говорим и говорим друг с другом о чем-то, хотя в высшем своем ощущении человеческой полноты, помню, глядишь на Ивана Масякина в Орле, на Николая Рыжкова у Прохоровского поля, на Георгия Полтавченко – ныне уже питерского губернатора, а когда-то инициатора многих наших выездных Дней литературы в Центральном федеральном округе – и, как рубцовский Филя, впадаешь в вот это счастливейшее недоумение: «А о чем говорить?» Помню и Фетовский праздник под открытым небом. Облака, горячий ветер, трава, кузнечики, шмели – все сплавилось, как воск, аж не продохнуть. А поэты, как ласточки, щебечут свои стихи. И к микрофону подходит уже прозрачный, как стрекозье крыло, Владимир Костров. Тающим на солнце голосом читает свою «Родню». И огромный крестьянище, держась своими пудовыми кулаками, как за соломины, за руки двух своих малых дочек, подошел, стихотворение дослушал и, бережливейше ни от одной из дочек кулака не высвободивши, о плечо утер свои враз помокревшие глаза. Я глядел на него, как зачарованный. Все, что до тех пор я читал в ученых фолиантах о значении русской литературы в один миг померкло перед вот этой живою картинкой самой русской жизни.
То есть, рассуждение мое сводится к тому, что Ганичев предоставил нам или многим из нас, или, по крайней мере, предоставил мне возможность до сего дня ощущать себя насельником России живой, невредимой, родной, одухотворенной, воодушевленной, не хлебом единым озабоченной, знающей не только как жить, но и во имя чего можно умереть.
То есть, если где-то современному Иову тяжко, то в своем Союзе писателей России мы даже и не замечаем выпавших на нашу долю испытаний.
Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя. Леонов треть века вытачивал свой роман «Пирамида». И всему Пушкинскому дому века не хватит, чтобы изучить и осмыслить то, что уже опубликовала в Интернете об этом великом романе отлученная Кремлем от информационных магистралей наша национальная профессура. А еще был Викулов, после которого «Наш современник» еще много-много лет будет восприниматься как наша величайшая русская святыня. Был Кожинов с его непререкаемым литературным авторитетом, но подавшийся в историки точно так же, как столичные барышни времен Чехова уходили в сельские учителя и лекари. Был Белов, до последних дней кропотливо настраивающий наше житье-бытье на русскай лад.
И Ганичев – из этих людей-символов. И ему, еще и историку, прославляющему подвиги адмирала Ушакова, выпало быть причастным к преображению в наших душах этого великого адмирала в святого и праведного Феодора.
Что может быть выше?
Но тот же высокий смысл есть и в отделении зерен от плевел в общем нашем литературном потоке. В кого-то он, как в Юрия Лощица, с ненапрасной надеждой всматривается десятки лет, в ком-то он разочаровывается, но прежний его восторг перед этим человеком не перестает в нем сиять. Не буду называть известных имен, от которых Ганичев, как я догадываюсь, уже ничего не ждет. Но это я позволяю себе разочаровываться раз и навсегда, а Ганичев принимает новейшую русскую литературу такой, какая она на самом деле есть. В социальной психологии это называется ролевым сознанием. А в моем родном селе это воспринималось как поведенченский тип старшего брата. Вот и на пленумах он всегда предоставляет слово всем, кто готов обрушить на него свою критику. А когда эти критики показывают себя еще и как замечательные авторы, он охотнейше вручает им престижные литературные премии. Лишь писатели с противоположным культурно-нравственным кодом в нём, собирателе и знатоке литературы, даже холодного любопытства не пробуждают. К литературе у него отношение воистину религиозное. Или – как у распутинских старух, в нем, наверно, даже на бессознательном уровне живет ощущение вечного культурно-нравственного армагедонна.
Как я теперь понимаю, став в юные годы заместителем легендарного главного редактора «Молодой гвардии» Никонова, он это поле битвы во всех своих дальнейших дожностных ипостасях уже никогда не оставлял.
***
Формат юбилейной статьи требует от меня задать юбиляру вопрос о его творческих стояниях сего дня. И я спросил у Валерия Николаевича, с чем он встречает свое 80-летие. И он, привыкши отчитываться за весь литературный процесс, сначала замешкался, а потом все-таки рассказал:
– Что-то писалось раньше, что-то написано недавно. Перед юбилеем все-таки захотелось предстать перед читателями автором всех своих направлений и жанров. Тут и роман, и повесть, и рассказ, очерк, статьи, выступления, воспоминания, миниатюры и т.д.
Например, в издательстве «Классика» вышла книга «Слово. Писатель. Отечество». Это в определенном смысле взгляд на нашу литературу, на ее прошлое, о мастерстве и мастерах словесности сегодняшнего дня, о Союзе писателей России. Тут Пушкин и Толстой, Тургенев и Фет, творчество Валентина Распутина и Василия Белова, Виктора Лихоносова и Петра Краснова. Рассказ о литературных праздниках и сокровенных местах рождения наших гениев. Тут литературная панорама страны за последние 15-20 лет. Но главной в книге остается проблема русского Слова. Словотворцы, кудесники слова, русский язык – об этом книга. Для кого она? Для всех образованных читателей, для интересующихся отечественной литературой, для преподавателей и студентов, для писателей и художников, для сельского учителя и городского интеллектуала. «Классика» славится своим качеством. Надеюсь, в книге «Слово. Писатель. Отечество» это тоже хоть как-то проявится.
Вторая книга – «Итак, о русском» выходит в издательстве «Русская цивилизация». Тут я выступаю как, надеюсь, многолетний поборник, защитник и пропагандист русской культуры, русской литературы, русского языка, да и, вообще, как слуга России, как, прошу прощения, гражданин и патриот. Естественно, тут мои статьи и записки, размышления и отклики на события у нас в стране. Тут я выступаю как автор, издатель, заместитель Главы Всемирного Русского Народного Собора, участник различного рода общественных организаций, академий, движений патриотического направления. В последнее время внес предложения в Президентском Совете по межнациональным взаимоотношениям – о русском народе и его культуре. Презентация книги состоится на Международной книжной ярмарке в Москве в начале сентября. Ну и, если честно, событием для меня является издание двухтомника в издательстве «Художественная литература». Там моя проза: роман «Флотовождь» (об адмирале Ушакове); повесть «Тульский энциклопедист» о великом преобразователе, агрономе, экономисте XVIII века Андрее Тимофеевиче Болотове, а также исторические рассказы и очерки. Это для меня важное издание. За многие годы накопилось немало фактов, прошло большое количество встреч и разговоров с замечательными людьми, не побоюсь сказать, людьми эпохи. Да ведь встречи и разговоры с маршалом Жуковым, Юрием Гагариным, Шолоховым и Леоновым, Фиделем Кастро и Кваме Нкрума, Патриархом Алексием II – это эпоха. Я имею счастье работать заместителем Главы Всемирного Русского Народного Собора, возглавляемого Патриархом Кириллом. Русский Народный Собор создавался в том числе и писателями.
Божиим благословением я более тридцати лет работал над материалами о великом адмирале Ушакове. Результатом этого и стала книга «Ушаков», а затем и письма с предложениями о канонизации святого и праведного адмирала. Еще двадцать лет назад самонадеянно хотел назвать готовящуюся книгу «Я видел все». Конечно, это была мальчишеская похвальба. В итоге, написал книгу воспоминаний, где уже видел не все, а всего лишь много чего.
Но желание привело к книге о былом и думах в наше время – «Листая версты дней», которая готовится в издательстве «Вече». Там и детство , и Киевский университет, город Николаев и комсомол в Москве, издательство «Молодая гвардия» и «Комсомольская правда». Крушение. Затем «Роман-газета», деятельность в Союзе писателей, где был избран Председателем. Надеюсь, книга получилась, хотя иногда кажется мне, что выглядит, как издание, написанное совершенно разными людьми. Да оно и было так: юность, молодость, вхождение в писательский и издательский мир, встречи и раздумья, и все в разные годы.
Не могу не назвать более чем важную книжечку для детей об адмирале Ушакове, которая выходит в издательстве Патриархии. И уж совсем для отдыха книжка «Русский юмор и украинский гумор» – о том, что всегда вызывало улыбку и даже смех на многих встречах в Москве, на Украине, в разных странах. Юмор простых людей, запоминающиеся высказывания вождей, головоломные ситуации – все там есть. Мы привыкли доверять слову самых высоких жанров, а в народе самое простое слово – всегда Слово…
Я, собравший уже гору собственных нереализованных замыслов, спросил у Валерия Николаевича:
– А почему так раскидисто тематически, почему так, как будто со своей главной темой вы, Валерий Николаевич, еще не определились?
И он ответил так:
– Да потому, что уже мне, слава Богу, 80 лет. Часто не хватало времени, часто я что-то откладывал, а в чем-то и торопился. Но это как в советском анекдоте про дворника дядю Васю, которому велели сбрить бороду, чтобы не был он похожим на Карла Маркса. «Бороду-то я сбрею, а мысли куда я дену?» – ответил этот дворник. Вот и я всего лишь записывал и записывал свои мысли. Что-то адресовал молодым читателям, а что-то и своему поколению или поколениям, имеющим какую-то часть моего или близкого мне по времени опыта. А вспомнить – все равно что заново всё пережить…
***
Ганичев мифологический, Ганичев как автор многих и многих уже широко известных и новых книг, с прошлого века и по сей день являющихся истинными «духовными скрепами» в нашем национальном самосознании, и обыкновенный Валерий Николаевич, пытающийся примоститься к невидимому под книжными эверестами своему председательскому столу, для жизни нашего Союза писателей имеют значение единое.
По крайней мере, если это Союз «ганичевский», то никому не надо объяснять, что у этого Союза внутри. Значит, это Союз и «распутинский», и «лобановский», и «крупинский», и «сырневский», и прочая, прочая, прочая, включая все российские национальные литературы.
Зайдя в председательский кабинет на Комсомольском проспекте, прежде всего увидишь ганичевскую улыбку, которая для одних является его, может быть, ролевым атрибутом, а для других – знаком профессионального или даже дружеского расположения.
Но все мы едино живем за этой ганической улыбкой, как за каменною стеною.
А если время так неумолимо летит, то кто может на предстоящем съезде или позже заменить его, Ганичева, чтобы от своего пира высоких смыслов мы однажды вдруг не проснулись как в самом тяжком похмелье?
Николай Дорошенкоhttp://www.voskres.ru/literature/critics/doroshenko.htm
