…И высокий свет его не меркнет!Сербскому поэту, митрополиту и правителю Черногории Петру II Петровичу Негошу 200-лет
Счастлив, кто живёт в веках делами,
В этом мире он не зря родился!
П. П. Негош «Горный венец»19 мая митрополит Черногорский и Приморский Амфилохий совершил канонизацию Петра II Петровича Негоша как местночтимого святого, а первое иконописное изображение владыки водрузили в Цетинском монастыре.
«Владыку Раде», как называли его современники, почитали ещё при жизни, слово его было законом. Стоятель против врагов крепкий, хранитель веры христианской, веры отцов — таким он был в сознании сербов, таким и остался в восприятии потомков. Негош и Сербство суть нераздельные субстанции. «Свободы сербское гнездо» — так называл поэт родной край Черногорию. А поэма его «Горный венец» стала «народной библией» везде, где говорили и говорят по-сербски. Творчество Негоша, безусловно, вершина сербской литературы Нового времени. По количеству изданий и их тиражей произведения Негоша в югославянских землях занимают второе место после Библии, они переведены на многие языки мира. Героика Негоша уходит корнями в Косовский эпос, из народной песни черпал он творческое вдохновение. «Владыка Пётр II Негош означает великий праздник в жизни Сербства, — писал епископ Николай (Велимирович). — Он стоит одиноко посреди других знаменитых сербов, без предшественников и без последователей. Единственный его предтеча — это в известной мере великая душа сербского народа, отражённая в народной поэзии». Дух поэта горел всесербским единством, мыслью о всеславянском единении, идеей «всечеловечества».
Ещё в 1825 г. митрополит Черногории (до 1852 г. здесь было теократическое правление) Петр I избрал cвоего племянника Радивоя (в монашеском постриге Петра) в наследники, которому в 1830-м суждено было принять на рамена свои крест светской и церковной власти. Накрепко усвоил он завет Петра I Пéтровича «Богу молись да за Россию держись». Он сумел возобновить тесные связи с Россией, и государственные и церковные. Дважды побывал Негош, в Петербурге: в 1833 г., когда свершилась его хиротония во епископа в присутствии Его Величества Императора Николая I, и в 1837-м., когда в ожидании разрешения на въезд в Петербург он вынужден был задержаться во Пскове и предположительно посетил могилу Пушкина в Святогорском монастыре — стихотворение памяти Пушкина, выдержанное в высокой духовной тональности, тому свидетель. Стихи «Тени Александра Пушкина» открывают антологию «Зерцало Сербское» (Белград, 1846) сербских юнацких песен, повествующих о героической истории Сербии и Черногории. По сути дела эта антология и была посвящена Пушкину, она явилась драгоценным приношением в слове великому русскому поэту. Всё самое святое и заветное — подвиг народа сербского, пролитую родную кровь и горение о свободе — сербский гений поклонял гению русскому…
«Над сводом, спряденным из множества звезд,/ выше, чем мудрого взор проникает,/ под склоном верховным небес,/ непрестанно где солнца младые/ иссекает рукой сокровенной/ и сыплет роями Создатель,/ там был зачат твой гений/ и пения мирром помазан;/ оттуда, где льется надмирный свет,/ оттуда ты к нам прилетел./О, счастливый поэт народа великого,/к твоему праху земному, священному/собратьев витязей подвиги/ пред дивным ступают алтарем» (пер. Н. М.).
Занятый делами государственными, дипломатическими, политическими, усмиряя враждующие племена, воюя с турками, владыка много сил отдавал и просвещению своего народа. Из России он привез не только «сундуки книг», но и целую типографию, расширил школьное образование, начал выпуск первого литературного альманаха «Горлица»…В первых книгах Негоша, выпущенных цетиньской типографией «Цетиньский пустынник» и «Лекарство от ярости турецкой» (1834), отчётливо звучала мысль о великой славянской миссии России, надежда на то, что Россия принесет порабощённым братьям по крови «свет и свободу», поможет избавить их от векового османского ига. Занятия поэзией для Негоша воистину были чудесным и таинственным разговором со Всевышним. В 1835 появилась поэма «Свободиада», в 1845-м — философская поэма «Свет микрокосма», созданная в полном уединении всего за четыре месяца, и наконец, в 1847-м — «Горный венец», вершина творчества Негоша, за ней последовала еще одна историческая драма «Самозванец Степан Малый» (1847), завершившая творческие искания поэта.
Сюжетом поэмы «Горный венец» стали события исторические: политика исламизации славянского населения, принесшая свои плоды в Боснии и Албании, на рубеже XVII-XVIII вв. стала проникать и в Черногорию. Так здесь появились целые семьи, принявшие ислам и составившие опору турецкого влияния в стране (потурченцы), которую не удавалось покорить силой оружия. Владыка Даниил (Данило) (1697-1735), первый митрополит из семьи Пéтровичей, решительно расправился с внутренним врагом, закрыв путь к овладению страны изнутри. Однако эта опасность сохранялась в дальнейшем, в том числе и во время правления Петра II Пéтровича Негоша, почему эта тема (измены) так волновала поэта-родолюба.
Превратности истории делают поэму «Горный венец» актуальной и сейчас, когда миру христианскому, теперь уже не только сербам, но и всей Европе вкупе с Россией угроза исламизации видится реальностью. О чём, к примеру, свидетельствует и роман Е. Чудиновой с характерным названием «Мечеть Парижской Богоматери». И не о религиозной нетерпимости речь, но о сохранении национальной самобытности, самости, своей этнической физиономии христианскими народами: ибо вместе с верой люди меняют не только костюм и религиозные обряды, но и образ мысли, предания, идеалы… систему ценностей. Измена есть путь к погибели. Исламский фактор в мире набирает силу, и как будто укладывается в планы глобализаторов, особенно на фоне расхристианивания Старого Света, антиморали, насаждаемой в ЕС, создания, в конечном счёте, некоей общей для всех религии. Именно это обстоятельство, духовного порядка вызывает сегодня среди православного населения Украины (да и Черногории, почти вступившей в ЕС, последний октябрьский скандал в связи с «парадом гордости») чрезвычайные опасения за судьбу своего народа, буде страна вступит на путь интеграции с Евросоюзом.
«Горный венец» был задуман в половине 40-х гг., в период подъёма национально-освободительного движения, после Первого и Второго Сербского восстания, возникновения вассального, но со внутренней автономией Княжества Сербии, когда рост сербского и славянского самосознания стал уже объективной реальностью. Черногория при Негоше, чувствовавшая прочную опору в могущественной России, буквально воспряла, продолжалась напряженная нескончаемая борьба с завоевателями-турками и, конечно же, с потурченцами (этой пятой колонной предтеч глобализма). «Бурные годы», трагическая судьба народа сербского, разумеется, положили свою печать и на поэму Негоша, пафос свободы, страстная метафорика которой, «громокипящие» образы, яркая энергетика, огневитое слово, афористичность порождены были не только событиями прошлого, но и тревожной современностью. Читая сегодня «Горный венец» невольно понимаешь, что Негош действительно был прозорливцем, «тайновидцем Слова Божия». Ведь создавая поэму в конце 40-х гг., он облёк её в «исторический костюм» — рассказывая о событиях прошлого, он мыслил о делах своего времени, о борьбе за освобождения от турецкого ига, но — и о будущем своего народа. Лейтмотивом поэмы звучит Косовская тема (верность Косовскому завету): битва в день памяти св. Витта (Видовдан) 15 июня 1389 года, остается в народном сознании сербов ключевым событием всей сербской истории. С Косовской битвой связаны лучшие сербские патриотические и свободолюбивые традиции и народная эпическая поэзия, в которой сказители не столько говорили о сербских победах, сколько воспевали стояние за веру Православную. Сербы в Черногории вели с турками постоянную войну, без перерывов и перемирий. Как они отвечали на требования оттоманской Порты покориться её власти, понятно из письма владыки Негоша Мехмеду Решид-Паше: «Если вы будете на нас нападать, мы готовы защищать свою свободу и независимость как это делали и наши деды, принесшие многие жертвы. Так и все мы единодушно готовы пролить нашу кровь за веру, свободу и независимость; и да будет вам известно, что скорее черногорцы все погибнут и оставят своим потомкам кресты на могилах как свидетельство о том, что они пострадали за веру и отечество, чем будут вам служить». «Черногорцы и не слыхивали о пагубной теории непротивления злу. Напротив… они знали только о сопротивлении злу, — писал в 1920 г. епископ Николай (Велимирович). — Это проповедовалось и в церквах с крестом и Евангелием, и на соборах песенниками-гуслярами, проповедовали сие и стар и млад, святые и мудрые, женщины и мужчины. И та проповедь настолько возвысила дух небольшого черногорского племени, что оно смогло в течение веков давать отпор величайшему в истории арийской европейской расы злу — османской всепобеждающей силе. С тех пор как стоит Чёрная Гора, Балканы и славянство в здешних пределах, проповедь противления злу не знала более вдохновенного пророка, нежели владыка Негош. <…> … нужно помнить, что представлять Христа, безразлично относившимся ко злу в мире, значит ни больше ни меньше как вычеркивать его имя из мировой истории. Голгофская трагедия — это следствие борьбы Христа со злом, воплощенном в израильском фарисействе. Христос попирал зло… словом, страстным словом! (см. Мф. 23)».
Страстное поэтическое слово Негоша было (и остаётся) великим актом противления злу, не одно поколение сербов выросло на его стихах, впитав нравственные уроки владыки-поэта.
«Горный венец» посвящен Карагеоргию, вождю Первого Сербского восстания (1804-1813), Негош называет его «отцом Сербии»: «он цепи рабства разорвал… он дух народа расковал… стальную грудь дал сербам». И уже собственно в посвящении начинает звучать косовский лейтмотив, автор вспоминает об Обиличах (Милош Обилич в Косовской битве уничтожил султана Мурата). Храбрый Милош не раз явится в поэме, это своего рода образ-константа, идеал к которому и по сей день обращаются сербы. «Обилич, змей огненный, крылатый,/ кто тебя узрел, тот прозревает!/ Тебя будут славить все юнаки!/ Ты корону нашу не оставил,/ падишаху наступил на горло…» Итак, уже в первых строках сего творения прочерчивается вертикаль преемственности борьбы: геройский грозный дух сербских витязей, ярко вспыхнувший на Косовом поле, иссечённый ятаганом, но тихо тлевший в народе, до поры собиравшем силы, вновь после 400-летнего рабства разбуженный в Сербии Георгием Чёрным, воспламенил «львиные сердца, присыпанные пеплом». И хотя народу предстоял еще нелёгкий путь к освобождению, а в поэме автор и вовсе возвращается к событиям 1702 г., когда по преданию Черногория была очищена в Рождественскую ночь от потурченцев, всё произведение звучит как могучая симфония-призыв неколебимо стоять за Крест Честный и свободу золотую, как великий порыв к высшей справедливости, заповеданной от Творца — «Но тиранству стать пятой на горло… — это долг людской, наисвятейший!» Это и есть главный тезис философии истории Негоша. «Горный венец» — это завет, данный Негошем своему народу на все времена, а сегодня он как никогда востребован.
Поэма заканчивается изгнанием врагов из Черногории, и вместе символична её заключительная мизансцена: здесь только двое — воин и митрополит. В самом конце перед владыкой появляется храбрый юнак Вук Мандушич (характерно имя героя: «вук», сербск. – волк, священное животное славян), ружьё его перебито, он сокрушается: «Мне ли не жалеть о джефердаре!/ Лучше бы мне руку оторвало!» Вук просит владыку Даниила перековать оружие. И авторская заключительная ремарка: «Владыка встаёт и выносит Мандушичу из своих покоев хороший джефердар». Это последние слова поэмы — Церковь благословляет ратника на правое дело; ясно, что предстоят новые священные битвы… Русский читатель непременно тут вспомнит благословение преп. Сергия, преподанное св. кн. Димитрию в канун Куликовской битвы. И, кажется, двух этих примеров достаточно, чтоб опротестовать ложный тезис — «Церковь вне политики». Даже беглый взгляд на историю христианских народов доказывает его абсурдность.
Недолгой оказалась «передышка свободы» для народа сербского. Оттого в наши дни (после невиданного сербского погрома в масштабах прежней Югославии) многие стихи поэмы, её образы звучат как апокалиптическое пророчество. Получается, что более 150 лет тому назад Негош сказал своё слово и о дне нынешнем, с той лишь оговоркой, что главным врагом его народа в то время были турки-османы. Впрочем, помимо мировых глобализаторов, и Турция сегодня имеет свои аппетиты в сербских землях: пропаганда неоосманизма открыто ведется и за пределами этой республики. Так, 23 октября сего года турецкий премьер-министр Р. Эрдоган в ходе визита в самопровозглашённое Косово заявил, что «Косово — это Турция и Турция — это Косово», а также отметил, что Косово и Турция имеют одну историю и цивилизацию (?!) (
http://www.itar-tass.com/c11/924955.html). Причём слова эти были произнесены в Призрене, «Сербском Царьграде», как прежде именовали в народе столицу царя Душана. Подобные наглые провокации похоже сжимают до отказа пружину народного гнева. Сербские власти, разумеется, заявление Эрдогана осудили, тем противоречивее выглядит позиция Белграда, насильно толкающего своих граждан (сербов Косова) к нелегетимным выборам в крае, бросающего их на произвол судьбы — премьер-министр Сербии И. Дачич буквально заявил на днях (после провала выборов 3 ноября), что Сербия не пожертвует своим будущим (туманным членством в ЕС) из-за 10 000 человек в Косове (
http://www.iarex.ru/news/42996.html). Что же ожидает эти десятки тысяч (и на чей алтарь эта жертва?!), когда очевидно накаляется обстановка в крае?! И как это напоминает варварский большевицкий посыл — пусть 90 процентов русского народа погибнет, лишь бы 10 дожили до мировой революции, — в подлинности сомневаться не приходится: свидетель тому война с III Интернационалом в России (1918-1922).
Образ врага в «Горном венце» написан сильными метафорами — это мировое зло, не имеющее границ ни во времени, ни в пространстве. Во времена Негоша оно воплощалось в турецком султане. Монолог мудрого правителя владыки Даниила, тягостные раздумья его о судьбе народа, открывающий поэму, невольно поражает своей злободневностю.
Вот он, дьявол, — семь плащей пурпурных,
Два меча на нём и две короны,
И в руке — Коран; Магога правнук
Налетает чёрной саранчою
На поля, проклятое отродье
Хочет землю превратить в пустыню.
<…>
Злой Орхан сегодня гость Европы!
Золотая Византия стала
Лишь приданным юной Феодоры;
Чёрная звезда над нею светит.
<…>
…не осталось ничего живого!
Страшно видеть, что вокруг творится!
Мир широкий мал для адской пасти,
Не наесться ей и не объесться!
<…>
Чтоб ты сгинул, змий людского рода,
Отравивший злобою народы!
<…>
Разве жертвой Сербия не стала
От Дуная и до синя моря?
Незаконно ты сидишь на троне
И гордишься скипетром кровавым;
Хулишь Бога с алтаря святого;
<…>
Эвон, что надумал царь жестокий
По подсказке ада, не иначе:
«Черногорцев не могу сломить я,
До конца они не покорятся,
С ними надо сделать по-другому…»
Тут и начал дьявольский мессия
сласти ложной веры предлагать им.
Будьте прокляты, поганцы,
Для чего турецкая нам вера?
(Окончание следует)
