В преддверии
Первой мировой войны
Первая мировая война (Великая война) готовилась не один десяток лет. И в преддверии этой катастрофы, людям думающим было очевидно и ясно, и отнюдь не только политикам или олигархам, что грядет борьба за передел мира, за новые выгодные рынки сбыта, за ресурсы и капиталы (нпр., Записка П. Н. Дурново). Максимилиан Волошин писал А. Петровой 16 августа 1915 г., когда грозные события развернулись полным ходом: «Это ведь ложь, что это война рас. Это борьба нескольких государственно-промышленных осьминогов. Они совершают свои гнусные пищеварительные процессы, а им посылают отборных юношей. И демоны машин пожирают прежде всего самых чистых, искренних, правдивых, кто (они знают) не примет их царства, а тех, — кто станет их рабами. Эта война есть одно огромное целое. Противники слиты в одном объятии. Ее надо одолеть — самое войну, а не противника». Славяно-германское напряжение имеет многовековую историю, а потому возбуждение страстей на этом участке европейских отношений смерти подобно[1]. Между тем, как следует из публикуемой ниже статьи (1902 г.) Дм. Н. Вергуна, увы, сам кайзер Вильгельм будто играл с огнем, будто он находил некое удовольствие в разжигании и распалении страстей. Статья эта представляет, на наш взгляд, интерес и как свидетельство современника тех далеких событий, что повлекли за собой бурю 1914 г., и как назидание сегодняшним разжигателям российско-германских противоречий. Помнится В. В. Розанов выказывал в 1915 г. надежду, что этот год станет «годиною воскресения славянских народов, над погребением которых столько потрудились и тевтоны и турки…» и еще позволим себе привести одну из его замечательных мыслей из статей о Великой войне, прекрасно характеризующую особенности этнопсихологии русских (славян; кстати, и в статье Вергуна затронут этот аспект): «поскольку… мы боимся “своей выпуклости” “над другими”, — мы мирно живем, или, вернее, Господь нас охраняет в мире и невидности. Мы боремся против “Deutschland über alles”, и никогда на место его мы не поставим “Russland über alles”… Так Бог устроил наше сердце, что нам это просто противно. Противно, не нужно и враждебно. Мы и всегда хотим жить среди народов, как один из них, не помышляя ни о каком водительстве, гегемонии и первенстве. Былое папство, потом — Наполеон и теперь Вильгельм, или, что почти то же — преемственно Италия, Франция и Германия ринулись к этому “первенству”, забыв, что один Христос есть “первый”, но и Он пострадал, а человеку указал границы его смиренной доли.“Первенство”, “гегемония” и “выше всех” есть языческий принцип, на почве коего всегда будет “не удаваться” у европейцев, и что составляет драгоценнейшую черту Руси, воистину “святую” в ней особенность, — это то, что решительно никакому русскому это “первенство” не снится, не мерещится и окончательно не нужно. “Все умрем”… и “праведную смерть” надо себе заработать — вот коротенькая мысль, с почвы которой если не сойдет Русь, — она поистине “не приобщится” смерти. А она с почвы этой мысли не сойдет — ибо мысль эта в каждой крестьянской хижине, она живет у нас и в избах, и во дворцах. Будем, православные, хранить свою религию, будем горячее вдумываться в глубины ее… Пусть другие народы ищут “живой воды” в естествознании; мы “живую воду” найдем у своего приходского священника. У того простого священника, у которого находили “живую воду” и Ярослав Мудрый, и Александр Невский, находил каждый век наш и каждое поколение наше. Будем скромны, не самонадеянны, просты. И Господь нас убережет и спасет. Он — Спаситель»[2]. Все так, тем нелепее, неестественнее выглядит ситуация, сложившаяся сегодня в южнорусских губерниях: Киевской и Полтавской, Херсонской и Харьковской, на Волыни, в Галиции, на землях Всевеликого войска Донского…, где веками живет русский народ, из которого ныне «наемники страны одной», племя мутантов, пытаются долепить как бы два враждебных друг другу народа. Кто такие «украйнцы»? не более чем жители, обитатели окраины. В Славянском мире много «краин». И к примеру, житель Белой Крайны в Словении скажет, что он белокраинц, но всегда и везде подтвердит, что он словенец, тем самым обозначив свою национальную принадлежность. А житель Сербской Крайны всегда скажет, что он серб и т. д. Очевидно и Валуевский циркуляр и Эмский указ императора Александра II оказались слишком мягкими и подслеповатыми, много жестче следовало действовать в России… Кто и как ходит сегодня по св. граду Киеву, бесконечно возмущая сказочную тишину Днепра, и вопиет «украйна по над усе»? Какая окраина? Какая, м. б. Сибирская украйна? Кто это? Что за роботы из «мяса и крови»? К сожалению, малообразованность, малокультурность, преследующая русских, особенно малорусов, на протяжении всего XX в., насаждение лжетеорий и псевдонаучных концепций плюс, конечно, использование психотронного оружия, легитимизация (?) лжеграниц внутри государства Российского, прошедших прежде всего по живому телу русского этноса, что замыслили отнюдь не большевики, они лишь исполнили разработанный в особых кругах проект — как истребить русский народ — пусть сто лет это займет, мы подождем, но злато и серебро будут нашими; и потом — нестерпим для племени мрачного яркий солнцегорящий свет, исходящий от русских людей, народ-богоносец одним взглядом своим рассеивает мрак… Нестерпим!
Дмитрий Николаевич Вергун (1871-1951) — один из самых известных русско-галицких писателей. Активный и яркий, образованный, с русско-славянским самосознанием и умоначертанием, он родился в Городке возле Львова; во Львове окончил немецкую гимназию, изучал в Венском университете славянскую филологию, под руководством академика В. Ягича работал над докторской диссертацией, которую успешно защитил. В Вене (с 1900 – по 1905 гг) издавал журнал «Славянский век». После выхода из тюрьмы переселился в Петербург и сотрудничал в «Новом времени» Суворина[3]. Накануне октябрьского переворота в России отбыл в Прагу, где преподавал русский язык и литературу в Коммерческом институте. Перед захватом Чехии немцами уехал в САСШ (США) , где и скончался на 80-м году жизни[4]. Однако «Википедия» сообщает еще целый ряд любопытных подробностей (хотя все же довольно скупых) о его жизни. Интересно, что еще во Львове, проживая в общежитии Народного Дома, Вергун изучил русский язык. И что за волшебство, что за просветление — язык, что всегда и бывает, вдруг дарит божественную вспышку. Вергун становится одним из ярких деятелей борьбы за русскость Галиции, борьбы с немецким засильем[5]. В 1897 г. за составление «Программы червонно-русской молодежи» был посажен в австрийскую тюрьму. По политическим соображениям австрийское министерство отказывает ему в утверждении в должности преподавателя русского языка, на которую он был избран философским факультетом Венского университета. И именно в Вене Вергун включается в общественное движение неославистов. За участие в славянском движении и издание журнала «Славянский век» (1900-1905) он опять был арестован и ввергнут в узилище. После освобождения ему удалось перебраться в Петербург(1907) и сотрудничать с Сувориным. В 1905 г. он опубликовал свою работу «Немецкий Drang nach Osten в цифрах и фактах»[6]. Она была переведена на чешский, сербский, венгерский и… французский языки (!) При вримательном чтении всей публикации читателю будет понятно, почему мы особенно выделяем язык французский. В 1911 г. издал сборник «Ладо», в который вошла его работа об австрославизме и неославизме. В 1910 г. был избран генеральным секретарем Всеславявнского исполнительного комитетеа, участвовал в подготовке славянских съездов в Праге, Софии, Петербурге. Во время Великой войны был военкором И тут как раз расхождения со сведениями Ваврика. В 1917 г. преподавал русский язык в Коммерческом училище, а в 1918 — славянскую филологию в Московском университете и только в начале 1919 г. выехал на Парижскую мирную конференцию с тем, чтобы, участвуя в работе делегации Карпаторосского конгресса, добиваться создания автономной Карпаторосской Руси, созданной из объединенных восточнославянских земель разваленной Австрии и присоединения их к Росссии. Однако круговергь событий разбила все мирные планы. В Париже он издавал «Бюдллетень Карпаторусского комитета». В 1921 г. переселился в Прагу, где опять занимался педагогической деятельностью. В 1940 переехал в Югославию, а затем в САСШ ((США), где и почил в Хьюстоне. Переезд в Россию спас Вергуна от многих страданий и издевательств, которым подверглись его соработники. Так например, Д. А. Марков, один из идеологов единства русского народа, в 1915 г. был приговорен Австрийским военным судом к смертной казни, с заменой на вечную каторгу, откуда он был вызволен с развалом «лоскутной империи». Замечательна его речь перед Австрийским военным судом, которую можно было бы цитировать целиком, но приведем лишь один из ярких фрагментов. «Борьба в последние 10-15 лет принимает характер психоза. Отрицается все:: имя, правописание. крест, возникают церковные вопросы… В церковные книги вводят фонетическое правописание, для нашего духовенства пытаются ввести целибат, наши обычные праздники… хотят отменить.. Новшества эти набрасывают везде насилием нашему, часто еще необразованному и поэтому консервативно-настроенному крестьянству. Мы слышим вдруг слово “Украина” и уже не в исторических песнях. Внезапно в Галичине возникает Украина. Мы слышим об украинстве в школах, присутственных местах и даже в церкви. В Галичине вдруг возникает Украина с ее темными социалистически-республиканскими идеалами, или — как это происходило в последние 2-3 года — с ее клерикальными, ультрамонтанскими идеалами, с ее дикой, не перебирающей в средствах агитацией. Я довольно толерантен, но не могу не сказать, что Украине сопутствует грубый, очень грубый шовинизм. <…> Мы организуемся заново, чтобы открыто противопоставиться этому, по-моему мнению, безумному украинизмую <…> … мы… проповедуем не втихомолку, но совершенно открыто, прекрасное живое слово Пушкина, Достоевского, Толстого… Мы … заявляем “urbi et orbi”, что мы русские, что мы не безбатченки и что наше метрическое свидетельств обосновано нашей тысячелетней историей»[7].
Вильгельм II[8] и славянство
Und dies ist das Weltimperium,
das der germanische Geist ansterb…
Из речи Вильгельма II в Ахене
20 июля 1902.
В древне-польской Познани, которая, по преданию, получила свое название от того, что там сошлись и познали друг друга разрозненные и разбредшиеся, было, по свету братья: Чех, Лях и Рус, ожидается на днях германский император. Он въедет в колыбель Познани во главе своих войск, во всеоружии своего величия, как победитель в покоренный город. Прибытие его должно быть новой вехой в истории его народа, новым лавровым листом в венке его. Он собирается провозгласить гибель целого трехмиллионного славянского народа, обречь его на ту участь , которую уготовали его предки славянам поморским и полабским, и ныне только исковерканные немцами имена их свидетельствуют еще об их происхождении.
Как отнесется к этому новому проявлению германского насилия славянство? Неужели оно ограничится опять только одними детскими протестами, как после знаменитой речи в Мальборге? Неужели оно не видит, что Вильгельм перестал играть в закрытую и объявил во всеуслышание о своих целях и задачах? Ахенская речь его прозвенела почти незамеченной в славянской печати, а между тем это целое откровение.
То. что проповедывалось до сих пор учеными: Фридрихом Листом, Рихардом Бёком, Вильгельмом Рошером в политической экономии; Гартманом в философии; Гюббэ-Шлейденом, Родбертус-Ягецовым, Бисмарком в политике; Трейчке и Моммсеном в истории; Карлом Преллем, Иенчем и др. в безчисленных популярных изданиях; чем начинены книжки для немецкой молодежи Юлия Логмейера; что изображалось в географических картах проф. Лангханса и Юстуса Пертеса; что излагалось в безчисленных агитационных брошюрах Всенемецкого Союза; что слышалось на собраниях и сходах 25-ти других пангерманских обществ (deutsche Schutz- und Trutzvereinigungen[9]); о чем втайне мечтали и ныне бредят немецкие социал-демократы, начиная с Маркса и Ласаля до Бебеля и Каутского включительно[10], — это пришлось человечеству услышать из уст самого верховного вождя немецкого племени. Мировое владычество, миродержавство, вот к чему, по словам Вильгельма II, стремится германский дух! Как метко и как верно сказано, не немецкий, а именно германский дух в своих трех главных разновидностях: на материке Европы (в пангерманизме), на морях всей земли и в Африке (в панбританизме) и на материке Америки (панамериканизме). Слова эти были провозглашены в обстановке, которая заранее исключает обычное пренебрежительное отношение к столь частым излияниям немецкого «Redekaiser»-а. Слов этих нельзя приравнять и к его речи в Мальборге, в которой он призывал своих немцев и немцев заграницей к истреблению поляков, к подавлению «польской заносчивости» и «сарматской (читай: русской) надменности». Они превзошли даже знаменитые его слова о необходимости создания Большей Германии («Grösseres Deutschland», на подобие «Greater-Britain»), сказанные 18 января 1896 г. на тысячелетие Германии и включенные во все немецкие катехизисы… То был настоящий исторический завет, провозглашенный в полном сознании силы и воли в священном городе Ахене, колыбели германского величия, столице Карла Великого или, как его величают славянские историки, Карла Славянобойцы!
И как же отнеслось к этому новому немецкому завету славянство? Оно вспомнило о Грюнвальдской битве, в которой русские полки Витовта, польские Ягеллы и чешские добровольцы Жижки, пятьсот лет назад, поразили заносчивых крестоносцев. Поляки отслужили панихиды, не постеснялись, к их чести, отслужить их и в Познани и в Гнезне, но на этом и конец. Русская печать, полагаясь вероятно, на две главные русские силы: на «небось» и «авось» и на поговорки: «страшен сон, да милостив Бог», или «Бог не выдаст, св… не съест», добродушно подсмеивалась над теми, кто не закрывал глаз на грозящую русскому народу немецкую опасность. «Мирное завоевание немцами России», заповеданное Бисмарком в 70-х годах и с его легкой руки подвигающееся быстро вперед, русских нисколько не пугает. Им не страшна ни статистика, которая говорит, что в России в настоящее время насчитывается свыше семи (!) миллионов немцев, ибо к 2-ли миллионам слишком немцев-колонистов, поселившихся в Царстве Польском, на Волыни, на славном Запорожьи, в Крыму, на Кавказе и на Волге, нужно причислить еще 5 миллионов немцев иудейского исповедания, так как русские евреи по языку своему, испорченному швабскому наречию, принадлежат к немецкой народности. Их не страшат все эти Гриммы, Пфейли, Клеммы, Эркерты[11], являющиеся только зловещими предвестниками поголовной немецкой измены в случае столкновения Германии с Россией, к которому первая тщательно готовится вот уже 30 лет, как об этом свидетельствуют брошюры разных Сарматикусов, издания Вальдерзэ, Биберштейнов, безымянных авторов: «Germania triumphans» и т. д. Их не удивляет то, что немецкие ученые весь арийский род не без расчета, с упорством непонятным в «чистой науке» именуют индо-германским и нисколько не смущаются указаниями романских и славянских ученых на то, что арийский род правильнее было бы назвать индо-европейским ; их не поражает и то, что немцами вся русская тысячелетняя история выдается за плод германо-варяжской культуры, что даже сам ныне царствующий русский император, по словам новейшего западного историка культуры Стюарта Чемберлена, чистокровный германский монарх![12] Их не пугает захват иностранцами, в большинстве случаев англичанами, шведами и американцами, т. е. теми же германцами, русских природных богатств: нефти, золота, угля и леса, что превращает постепенно Русь в рабов, зависимых от произвола «германских рабовладельцев на расстоянии». Они закрывают глаза на то, что тот же император Вильгельм, которого они недавно принимали в Ревеле (Таллин), в 1898 г. в Дамаске провозгласил себя не только «единственным другом» «великого убийцы», как Гладстон назвал султана, но и всех 300 миллионов мусульман; что он вызвал к жизни «багдадского удава»: германскую магистраль от Гамбурга до Бассоры (Басры); что он в прошлом году дерзнул посетить местечко Выштенец для того, чтобы крупным пожертвованием погорельцам-евреям этого местечка расположить к себе русских евреев, как он уже раньше привлек к себе европейских евреев тем, что в свое путешествие в Палестину пригласил к себе «короля сионистов» д-ра Герцля; что в этом году для своего посещения избрал Ревель для того, чтобы оживить тем немецкую струю, затихавшую, было, в Прибалтийском Крае. Правда, встреча его в Ревеле поражала холодностью и по поговорке «ломливый гость — голодный уходит», он уехал восвояси, кажется, не особенно довольным.
Правда, что русская и вся славянская печать к посещению его отнеслась не только сдержанно, но и с опаской: хлеб-соль, мол, ешь, да хозяина не съешь! Но зато в той же печати прошло почти что не замеченным то, как немцы в это время усердно подсчитывали число немецких колоний не только в России, но на всей земле[13], как тщательно подводили итоги своим колонизационным пангерманским обществам[14], как осторожно устанавливали планы на будущее. Вся эта горячка, вызванная посещением Вильгельмом России, доказывает, что с именем этого императора связаны лучшие надежды немецкой нации, что следя с восторгом за его подготовительной работой к достижению главной цели, от него ожидают того, что он сам предначертал себе в своей известной драме: «Der Burggraf», изданной под псевдонимом майора Лауффа, в которой его предок Цоллер клянется, что будет стремиться:
Dass Deutschlands Grösse, Deutschlands Herrlichkeit
Vom Nordenmeer zum Adriatitischen Golf,
Vom Rhein zur Weichsel wie ein Eichbaum schatte…
Т. е.
Чтобы величие Германии
От Северного моря до Адрии,
От Рейна до Вислы землю осенило!..
[букв. — подобно дубу раскинуло свою тень]
(Окончание следует)
