Серый,только продержисьПутевые заметки
Только что, в самый канун Нового Года, из Луганска уехал москвич, руководитель «Вече» Володя Орлов – привозил «гуманитарку». Разминулись всего в несколько часов, а так хотелось бы услышать его, всегда отличающегося взвешенностью и философичностью. Он здесь гость частый, не чурается не только на своей машине посылки таскать, рискуя лишиться своего Боливара по милости особо ретивых ополченцев во имя весьма призрачного счастья, но и от случая к случаю реанимировать навыки своего военного прошлого.
Вообще-то поражает обилие москвичей: привыкли мы, что далеки они от России, от её жизни неброской и не очень радостной, в труде и заботе выживания. И с провинциальным превосходством знатоков жизни считаем, что познание России заканчивается у них Садовым кольцом или, в лучшем случае, МКАДом, да и вообще заграница для них ближе, чем Урюпинск. Ан нет, в Новороссии их плотность на единицу освобожденной от укров площади просто зашкаливает.
Ближе к новогодней полуночи продуваемый ветром и вымороженный двадцатиградусным морозом изваринский переход был пуст. Слева приткнулся к стене здания белый джип с броской аббревиатурой «ОБСЕ» на английском да тосковал в стеклянной будке наш погранец – ни тебе оливье, ни ёлки, ни шампанского и лишь мой потрёпанный паспорт стал единственным развлечением: крутил его и так, и эдак, на зуб только не пробовал, хотя видно было, что вся ретивость со скуки. Не вызвала никакого интереса и машина, забитая доверху многочисленными ящиками, сумками, свёртками и лишь втиснутая между ними совковая лопата почему-то рассмешила.
Кстати, наши Карацупы с Верешагиными были без оружия в отличие от луганских коллег, для которых я напрочь утратил всякий интерес, как только назвал известный им позывной.
Потом была суетная перегрузка вещей и продуктов, гонка по хоть и расчищенной, но местами с ледяными наростами дороге, условно теплый номер в придорожной гостинице, с шумом вылетающая пробка из припасённой бутылки шампанского и даже домашнее оливье. Были неизменные тосты, но с поправкой на специфику: за победу, за то, чтобы не терять больше друзей, за будущую встречу.
Не каждое лыко в строку, так и наш тост не сбылся и всего через несколько часов не станет Сан Саныча Беднова. Эх, Бэтмэн, Бэтмэн, не послушался ты наших советов, хоть и дали тебе в прикрытие проверенных ребят. Не «встроился» ты в предложенную схему новой старой жизни, потому и произносим сегодня: «Прими, Господи, душу его грешную. Аминь».
Серёга с позывным «Казак», тиская кружку, глухо сказал:
– Семьи жалко. Им теперь вместо погибших отмываться надо. Да и нашим добровольцам теперь что делать? Понять бы, что происходит…
Спустя неделю, к утру восьмого, на Рождественские святки, опять был на изваринском переходе. От самого съезда с трассы шёл в «хвосте» у красной «газели» с московскими номерами и невольно думалось: а ведь, скорее всего, на ту сторону ребята идут или «гуманитарку» тащат. Перед самым Донецком обогнал, заплутал и к переходу опять пришел в «хвосте» – судьба, видно. «Газель» как-то робко торкнулась к стоянке, потом сунулась к автобусам с украинскими номерами, но неожиданно резко шарахнулась в сторону и замерла как раз напротив меня, усевшего уже пристроиться в сторонке. «Газель» оказалась пассажирской, под завязку набитая какими-то сумками да рюкзаками и русскими мужиками от совсем ещё молодых до моего философского возраста.
Из машины никто не выходил, не разминал затекшие ноги, не курил – словно и не было там никого. Зато меня разжигало любопытство, и я сам подошёл к ним. Были они какие-то спокойные, не суетные, уверенные в себе, сила чувствуется – смотрели на меня без любопытства и неприязни, хотя и без особой радости: вылез какой-то дядька из дорогущей иномарки, хотя и одет не по-барски в армейский свитер, «горку» и лёгкие берцы, лезет с расспросами да советами, послать бы, да неудобно, всё-таки выбелен сединой. От вина отказались без особого сожаления, а вот с десяток лимонов, посоветовавшись взглядами, взяли. И ещё свечи из Новоафонского монастыря да икону Михаила Архангела, покровителя воинов русских.
А лица, лица-то какие – хоть икону пиши: чуть уставшие, но просветлённые, с картин Ильи Глазунова лица русской дружины. Одень на них латы, кольчуги да шлемы – чисто воинство православное на поле Куликово вышедшее за Русь единую, за веру Православную.
Подумалось: вот едут они, мужики русские, от семей оторвавшиеся по доброй воле, словно на работу, а знают ли, что ждёт их вон за тем поворотом? Или на ухабистой, с перемётами, дороге от Краснодона до Новосветловки? Или через день, неделю, месяц? Да и все ли вернутся? А как встретит их Россия по возвращении? Не назовёт ли наёмниками или пособниками террористов? Щедра ведь была наша юстиция на срока добровольцам и за Абхазию, и за Югославию, да и за Приднестровье досталось. Да, умом Россию, по истине, не понять, хотя и понимать не надо: душой ведь живём, сердцем думаем.
Кстати, о душе и сердце. Собрали и мы гуманитарку – немного, что смогли: Светлана Владимировна Горбачёва, душа светлая, с пенсии купила для ополченцев да детского дома сгущёнки, тушёнки, чай да кофе с печеньями. Андрей Свищёв от «Офицеров России» передал продукты и медикаменты, а мои абхазские друзья Нугзар Гурцкая и Александр Колбая – отборные мандарины. Всего несколько десятков кило абхазского тепла, нет, лучше абхазского солнца, которое, быть может, согреет кого-то мыслью о том, что не брошены они, не забыты.
Немного, конечно, но зато от чистого сердца, да ещё и с просьбой никому не говорить – добро ведь незаметно творится, не крикливо, иначе неискренне всё, от гордыни, от лукавого.
Ну, это про гуманитарку. Капля в море её, точнее, в горе людском. Большинство только и знают о ней понаслышке. В городках да сёлах люди мрут от голода, с помоек давно уж питаются, а тут ещё морозы придавили.
– Почему от Киева милости ждать надо? Почему Москва не пускает к себе, толкает обратно, пинает даже? Я лично сдохну, а обратно к ним не пойду, – говорит Серый.
Серый – это позывной. Он зализал раны, оклемался от контузии и теперь в Луганске. В Донецк ему возвращаться нельзя – там Ходаковский, там его люди, а они уберут Серого сразу: к чему свидетель предательства. В Луганске тоже не просто и не всё чисто: у Плотницкого бизнес брата в Киеве не трогают, да и сам он, говорят, тесно связан с новой властью.
Замминистра МВД совсем недавно была замом у руководителя АТО – такие вот метаморфозы. Прокурорам и судьям исправно платил Киев, пока те отсиживались до воцарения Плотницкого, и теперь они рьяно ринулись очищать от скверны ряды ополченцев.
Те растеряны, сжались, как пружина, которая выпрямится неизвестно ещё куда, в какую сторону. Прокурорские да судейские сейчас взялись за них, отыгрываются, а ведь это и они тоже вывели людей на Майдан своим стяжательством. Их бы самих через чистилище, а они маратов да робеспьеров на гильотину тащат. Может, это пятая колонна, это тайная составляющая АТО, вышедшая из подполья? Эх, знать бы…
Серый скрипит зубами от бессилия: крышевание, отжим, продажность – всё, как прежде. Простой люд нынешней новой власти не очень-то и нужен, так, только что для обоснования гумконвоев. Впрочем, какой новой, когда все они и при прежней на тех же самых должностях сидели.
Серый верит, что всё ещё будет иначе. Впрочем, верой живёт не только он один. Вот только бы зиму пережить, морозы эти особенно лютые из-за худой одежонки, из-за скудной еды и почти без тепла. Но жить надо, иначе нельзя, иначе России теперь уже без Новороссии не выстоять.
Я уезжал, возвращаясь в сытую, тёплую, пока ещё без бомбёжек и обстрелов жизнь, а Серый оставался в заснеженной стылой Луганщине. На переходе мы обнялись, молча тиснули друг другу руки и комок застрял в горле.
– Продержись, Серый, только продержись, прошу тебя!
Сергей Бережной (Белгород)
http://www.voskres.ru/army/publicist/berezhnoy.htm
