Утоли моя печали…ОчеркИеросхимонаху Симону (Гаджикасимову)
Он был поэт-песенник. Но разве мало поэтов, что пишут слова к песням? Конечно, немало. Но мало песен, с которыми сроднилось столько людей: людей, которых он не знал и не узнает уже никогда. И в этом тоже нет ничего удивительного, ведь его песни звучали на всю страну.
Как много песен мы слышим за годы жизни! Но лишь немногие из них
остаются навсегда с нами, находят в сердце свой особый уголок, и живут в нем. Какими обвораживающе нежными, а порой неразрывно мучительными, путами они притягивают нас, становясь неразделимыми с выбранным ими сердцем, предопределяя его поступки и оставаясь верными ему до его последнего удара!..
Все было бы гораздо понятнее, если бы мы говорили о песнях, впитанных с детских лет с молоком матери, связанных с голосами родных нам людей. Но однажды ты вдруг натыкаешься на песню, которую поет совершенно незнакомый тебе человек, и с первых звуков и слов ты, еще мальчишка, не успевший прожить и десяти лет, каким-то недетским чувством осознаешь, что это та песня, которую ты втайне всегда ждал и желал услышать.
Наверняка с каждым из нас случалось такое.
Так было и со мной, когда, ворвавшись домой после школьных уроков, я бросился включать недавно купленный родителями телевизор. Передачи тогда шли дневными и вечерними блоками, и я надеялся застать какой-нибудь интересный фильм.
Вот кинескоп, наконец, нагрелся, и появилось изображение. Я увидел бесконечную траншею окопа, по верхнему краю которого, как-то неуверенно ощупывая перед собою пространство, окутанное непонятным туманом, шел человек в распахнутой длиннополой «белогвардейской» шинели. За кадром чей-то голос с надрывом кричал: «Все назад! Газы!». А человек словно не слышал этого, и, так же, походкой слепого, ощупывая пространство, шел по брустверу, наступая на брошенные тут и там «трехлинейки». Но вот он обо что-то споткнулся, нагнулся и поднял каким-то чудом оказавшуюся на его пути гитару. Пробежавшись перебором по струнам, взял первые аккорды и запел: «Ехали на тройке с бубенцами, а вдали мелькали огоньки…»
Я не помню даже досмотрел ли фильм до конца, но никогда не смог забыть ни голос, как будто певший в последний раз, ни эту песню – песню выброшенного на обочину жизни искалеченного войной человека в мгновения прощания со всем для него дорогим.
С какими вдали мелькавшими ему огоньками прощался он?
Какие огоньки вспыхивают для нас в минуты столкновения с долгожданной настоящей Песней? Куда они поведут за собой? Чьи бубенцы, из какой родной дали будут тревожить наш слух?..
По воле Господней Онегин пришел в жизнь в начале июня 1937 года. Какие бубенцы зазвенели для него в этот день? Но ведь какие-то зазвенели, и их звон он переложил в строчки своих песен, цепляющих каждое неокамененное сердце.
Сквозь весь сумбур слышимого с детства дворового полублатного «шансона», сквозь легкое пришепетывание разномастных патефонных пластинок, сквозь трансляции оперных арий и лившиеся из радиоприемников популярные мелодии, сквозь гром парадных маршей и уже пробивавшиеся в эфир страны голоса «западных» певцов, мы не только услышали песни Онегина: они стали неотъемлемыми нашими спутниками и в студенческие годы, и в годы зрелой жизни.
Сочетание «Онегин Гаджикасимов» лично я воспринимал вначале как фамилии авторов текста и музыки песен, не зная, что речь идет об имени и фамилии.
Тогда, в конце 60-ых – начале 70-ых, мы по-хорошему были избалованы настоящей музыкой: театр оперы и балета и театр музыкальной комедии, концертный зал консерватории, только что открывшийся киноконцертный зал «Космос» – сколько незабываемых часов проведено в их стенах, какие голоса звучали для нас! Немного неожиданным вначале было отсутствие задней стены в концертном зале Свердловской консерватории: вместо нее был плотный занавес, отделявший фойе от зала. Но именно здесь мы услышали песни Онегина в исполнении Валерия Ободзинского и Олега Ухналева. Именно эти песни мы пели за студенческими скромными застольями, в туристических походах и в строительных отрядах с обязательными «шефскими» выступлениями там, где мы строили сельские клубы и коровники. Нам было от семнадцати и больше, и почти каждый писал «в каждой строчке только точки после буквы «л». Кто-то решался прочитать написанное своей любимой, кто-то – нет, кто-то стоял в дождь под окном той, которую любил, кто-то не знал как быть, оказавшись в треугольнике «она – мой друг и я»…
Прошли годы, но те песни так и остались дорогими для нас. Именно с годами возникает желание сказать «Спасибо!» авторам песни, поклониться им издалека…
В конце восьмидесятых мне впервые пришлось присутствовать на постриге знакомого священника в малую схиму. Такое тоже забыть невозможно. Помню, как во время пострига я искренне завидовал ему и знал, что этот путь для меня невозможен: в переполненном страстями сердце не бывает смирения и чистоты помыслов. Сколько встреч потом у нас было с отцом Василием и в монастыре, и в других приходах, куда его направляли! Чувство Веры – особое чувство и каждый приходит к нему своим путем, через свои тернии.
О принятии православия Онегиным Гаджикасимовым, его постриге в малую, а затем и большую схиму, и об окончании его земного пути я узнал лет пять назад.
Все вершится Произволением Господним, даже если мы противимся ему по слепоте своей. И каждое Прозрение – суть тайна прозревшего, оберегаемая от глаз чужих.
Сколько людей проходит через послушание, но гораздо меньше будет допущено к постригу. Само последование малыя схимы уже по определению монашеский подвиг. Есть ли для принявшего ее более высокая награда, чем большая схима?
Один из поразивших меня фактов из жизни отца Симона. Вспоминает о нем одна из матушек, с которой он шел по переходу московского метро и вдруг остановился. Матушка спросила его, в чем дело. Отец Симон, не скрывая волнения, ответил: «А ведь сейчас мимо прошел мой родной брат и не узнал меня».
«…Избави мя от многих и лютых воспоминаний…», но как тяжело дается это избавление!..
Через какие лютые воспоминания шла его душа сквозь годы земного бытия? «…Аще убо вера, яже в Тя, спасает отчаянныя, се верую, спаси мя, яко Бог мой еси Ты и Создатель…».
Можно только попытаться представить с каким внутренним трепетом отзывались с иеросхимонахе слова молитвы: «…Сподоби мя, Господи, ныне возлюбити тя, якоже возлюбих иногда той самый грех, и паки порабобати без лености тощно, якоже поработах прежде сатане льстивому…».
Он ушел в посмертие в День Всех Святых, 30 июня 2002 года.
«…От Бога имеем и бытие, и пакибытие, и все естественные свойства, все способности и духовные и телесные…».*
Он оставил слова своих песен, от которых, наверное, в чьей-то душе зазвенели новые нужные другим слова и вспыхнул огонек способностей духовных, огонек, что однажды приведет к подлинному Свету.
Но не нам взвешивать, что иеросхимонах Симон оставил верующим и неверующим. Мы можем в этот день только зажечь поминальную свечу и, «…дондеже утишатся вся чувствия…», прочесть «Упокой, Господи душу усопшего раба Твоего…»
* Епископ Игнатий (Брянчанинов) «Правильное воспитание духа»
Николай Покидышев (г. Курган)
http://www.voskres.ru/articles/pokidishev.htm
