«Наш патриотизм шел от Победы»

[Александр Васильевич]

«Наш патриотизм шел от Победы»: беседа с председателем Союза писателей России Валерием Ганичевым


_{Председатель Союза писателей России Валерий Ганичев и главный редактор сайта «Русская народная линия» Анатолий Степанов}

Валерий Николаевич Ганичев, прозаик, доктор исторических наук, председатель Союза писателей России. Родился 3 августа 1933 года в Пестово (ныне Новгородская область). До Великой Отечественной войны жил в Омской области.

Окончил среднюю школу в Полтавской области. В 1956 году окончил исторический факультет Киевского госуниверситета. Работал в Николаеве. С 1960 года занимался комсомольской и журналистской работой (заместитель главного редактора журнала «Молодая гвардия») в Москве. С 1968 по 1978 год - директор издательства «Молодая гвардия». С 1978 по 1980 год - главный редактор газеты Комсомольская правда». С 1981 года по 2001 год - главный редактор журнала «Роман-газета». С 1998 года - главный редактор журнала «Роман-журнал. XXI век». С 1994 года - Председатель Правления Союза писателей России. Заместитель главы Всемирного Русского Народного Собора.

Академик Международной Славянской Академии и Академии российской словесности.
Награждён советскими орденами и медалями, орденом Почёта в 2006 году, орденами Русской Православной Церкви Преподобного Сергия Радонежского II степени, святого благоверного князя Даниила Московского II степени, святого равноапостольного великого князя Владимира II степени. Лауреат Большой литературной премии Союза писателей России в 2003 году за романы «Адмирал Ушаков», «Росс непобедимый» и повесть «Дорожник». Лауреат Патриаршей литературной премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия за 2014 год.

См.видео по нижеприведённой ссылке:

https://www.youtube.com/watch?v=f7dV5RyMTwM

Анатолий Степанов: Здравствуйте, уважаемые друзья! В эфире очередной выпуск нашей традиционной программы «Старейшины» - разговоры с теми, кого надо слушать. И мы сегодня в гостях у известного писателя, ученого, председателя Союза писателей России Валерия Николаевича Ганичева.

Валерий Николаевич, благодарю Вас, что согласились побеседовать. Жанр наших бесед предполагает некую эпохальность - судьба человека на фоне судьбы Отечества. Вы принимали непосредственное участие в очень многих событиях нашей страны ХХ века, и не просто наблюдали, а действительно участвовали и знаете их изнутри. Хотелось бы поговорить, прежде всего, о 60-х годах. Но для начала я бы хотел задать Вам вопрос, связанный с Украиной. Ведь Вы, насколько я знаю, учились там, заканчивали университет на Украине.

Валерий Ганичев: И школу украинскую в Полтавской области, и университет в Киеве.

А.С.: И работали там...

В.Г.: И работал в городе Николаеве.

А.С.: То есть, довольно значительная часть Вашей жизни связана с Украиной.

В.Г.: Да. Это послевоенное время, до 1960 года.

А.С.: А когда Вы последний раз были на Украине?

В.Г.: До шабаша, который сейчас случился, я бывал часто. Могила моей мамы в городе Николаеве и некоторых родных. Я туда часто ездил на Кинбурнскую косу, где у меня был интерес, помимо всего прочего, ушаковский, суворовский. Хотя это был чудесный край, интересный, красивый. Собственно, в том же Николаеве я начал свою многолетнюю работу с 1957 года об Ушакове. Ушаков был командующим Южным флотом России, это было целое министерство. Он был также командующим Черноморским флотом России, и ему было поручено всем флотом командовать.

А.С.: То есть там еще, в Николаеве, Вы заинтересовались фигурой Ушакова?

В.Г.: Да. Там есть бюст Ушакова, и музей морского флота.

А.С.: Это было еще в советские времена?

В.Г.: Конечно, 1957 год. Хотя, честно говоря, мы знали Ушакова. Фильм великолепный «Корабли штурмуют бастионы», книги выходили. Под разным соусом, но народ о нем знал.

А.С.: Ну он уже тогда был реабилитирован.

В.Г.: Кроме того, был орден Ушакова, Отечественная война дала ему совсем другой знак. Но не только это. Помимо общих впечатлений, я жил в так называемой Новороссии - Николаев, Одесса, Херсон. Это были голые черноморские степи. Петр Первый прорубил окно в Европу через Балтику, а Екатерина Вторая, Потемкин через Черное море. Это был великий подвиг. Мы недостаточно оценили его в свое время, а это равно движению нашего народа по присоединению Сибири, не меньше. Когда крестьяне Орловской, Воронежской, Брянской областей пришли туда с войсками, там были степи. Заселили переселенцы - албанцы, арнауты, болгары, сербы, немцы. Даже один округ у сербов назывался Новосербия.

А.С.: Да, там был Славяносербский уезд.

В.Г.: Туда столько много сербов переселилось, бежало от турок. Красавцы-города. Это вторая половина XVIII века. Мелитополь, Мариуполь, Севастополь, Симферополь, Николаев, Одесса, Херсон. Это все возникло тогда, это великая созидательная ситуация. И создан был русский Черноморский флот, который стал только вторым флотом. Никаких, кроме турецкого флота, не было. Мощным флотом, где Ушаков одержал победы, и стал великим флотоводцем. С этих пор я занимался им больше, вначале как адмиралом.

А.С.: Да, Черноморский флот... Валерий Николаевич, что же произошло на Украине? Откуда этот уровень агрессии среди молодежи, да и некоторых людей среднего возраста, к России? Это так переформатировали сознание?

В.Г.: Да. Я хотел бы сказать, что украинский народ очень добрый, хороший, трудолюбивый, близкий по всем своим душевным показателям к русскому народу. Совсем никакой разницы почти не было видно. В той же Николаевской области целые районы были заселены русскими. Постепенно. И тут особую степень вины нужно возложить на Россию, на ее органы, на людей, которые за всем этим следили. Они не видели, что постепенно впрыскивается идеология национализма. Может, национализм сам по себе и ничего, но если он противопоставляется другому народу - это уже вред. А потом уже когда он стал более распространенным, тут в качестве героя пошел Бандера, Шухевич, оуновцы. Конечно, отформатировали. На Востоке этих взглядов почти что не было. Это была Западная Украина. Там потомки оуновцев постепенно занимали свои места в разных сферах власти...

А.С.: Фактически, они навязали эту идеологию.

В.Г.: Конечно, конечно. С одной стороны, высокомерие украинской элиты, а с другой наших партийных советских работников, которые не поняли, как нужно развивать национальное чувство. Надо. Но вслед за этим появилось второе чувство - шовинизма. Хочу сказать, что я украинофил, если можно так выразиться, хотя я русский человек, человек русской культуры, истории. Меня даже периодически называли то шовинистом, то славянофилом, то красно-коричневым, то даже антисемитом. Я таким не был, я был человеком русским, о котором говорил еще Федор Михайлович Достоевский: «русский человек - всечеловек, ему близки все горести и радости мира». Вот это было и нам тоже близко. Мы жили со страной. У нас были одни заботы. Я работал там в школе, а потом в комсомоле. Как мы участвовали во Всемирном фестивале молодежи в Москве, как готовились, все ребята кто трудом, кто самодеятельностью отмечали - всё было в дружбе. А Николаев вообще русский город, это потомки корабелов.

А.С.: Это же центр мощнейший кораблестроения...

В.Г.: Кстати говоря, любовь к флоту у меня там и появилась. А перед этим я в Киевском университете занимался. Я считаю, что это был очень интересный университет, с хорошими кадрами.

А.С.: Вы украинский-то знали? Говорили?

В.Г.: Прекрасно знал. Я закончил школу украинскую на Полтавщине, в гоголевских местах, в самом центре Украины, которую я воспринимал с любовью, отношением. Но Киев - «колiска трех братнiх народiв», как они говорят, «колыбель трех братских народов» - это никем не оспаривалось. Это потом только стало, какие-то отъявленные, фактически, люди, сменившие психологию, стали говорить: «Не, це Украина».

А.С.: Стали навязывать свою идеологию...

В.Г.: Украины не было, была Киевская Русь. Это была Россия.

А.С.: Конечно. Получается так, что русским людям в Новороссии агрессивная часть галичан навязала идеологию, а у них не было ничего, что можно было бы противопоставить, какой-то другой идеи не было после распада Советского Союза.

В.Г.: Не то что другой идеи не было... Был Советский Союз...

А.С.: Так Советский Союз развалился...

В.Г.: Это было всеобщее социалистическое устройство. Кстати говоря, среди всех, кто голосовал за то, чтобы остался Советский Союз, украинцы были на первом месте.

А.С.: В 1993 году...

В.Г.: И вот так надсмеяться над их чувствами! А они были настоящими интернационалистами. Но Украина вообще... У меня есть одна пьесочка, сочиненная о том, как в 1953 году идет заседание Политбюро, и Никита Сергеевич принимает решение передать Украине от России Крым. Кто-то возражает - Молотов, Каганович. Ворошилов даже говорит: «Что ж мы... У нас была Донецкая республика - мы ее отдали Украине, чтобы укрепить рабочий класс». Молотов вспомнил, что Львов отдали Украине, Буковину, Измаил. Она же не была такой... Даже вспоминаю такую известную ситуацию, когда Миколайчик, руководитель эмигрантского правительства Польши, приехал в Москву по новой западной границе и со стоном обратился к Сталину: «Ну зачем вам Львов? Он же никогда не был русским городом». А Сталин ответил: «А Варшава была». И, конечно, 18 век показал, сколь велика была Россия, самая великая - от Варшавы до Аляски. И это входило в том числе с русским флотом, взглядом на океаническое мышление. У меня есть целая глава «Океаническое мышление Ушакова», который привнес масштабный взгляд на мир, на морские просторы...

А.С.:  Соответствующий размаху страны.

В.Г.: Да.

А.С.: Давайте обратимся к 60-м годам. О 60-70-х годах у нас такое представление, особенно у тех людей, которые не жили в это время, что это была «эпоха застоя», загнивания. А ведь была острейшая борьба. У нас в лучшем случае вспоминают диссидентов, которые выступали против Советской власти, но ведь было и достаточно мощное патриотическое движение, которое пыталось оказать влияние на низовые партийные структуры, партийных деятелей. Да Вы и сами, в общем, выступали в двух ипостасях. Вы были и партийным деятелем, ну комсомольским, в общем, это уже партийным, и достаточно высокопоставленным, так как вы были членом ЦК ВЛКСМ, то есть входили в номенклатуру, говоря современным языком. И Вы одновременно активный деятель, член русской партии, патриотического движения. Как это происходило? С чего начинался подъем патриотического движения в 60-е годы?

В.Г.: Это не что-то вдруг привнесенное, появившееся в эти годы. Мы все - дети Победы. Наш патриотизм шел от Победы. Мы боготворили наших воинов, маршалов. Когда меня принимали в комсомол, попросили: «Назови всех командующих фронтами». Я называл их. «А назови, пожалуйста, Героев Советского Союза». Я называл. Мы знали это в школе.

Но наши военные не очень-то любили рассказывать о своих подвигах. Это, во-первых, было тяжело, потери друзей. А во-вторых, это русская натура. В школе у меня был военрук, Коробка Иван, к которому мы приставали: «Ну расскажите как Вы воевали». «Да что мы воевали, мы драпали всё время». И вот он отдрапал от советской границы к Сталинграду: «Драпаем-драпаем, вдруг смотрим, едут немецкие офицеры. Мы быстро постреляли, захватили документы, оказалось, хорошие. Мы опять драпаем. Ну, орден дали. Мы продолжаем драпать». И так далее.

А.С.: С юморком таким.

В.Г.: А потом, когда военрук появился на празднике 9 Мая, вся грудь в орденах - три ордена Красной Звезды, орден Александра Невского. Вот тебе и драпал.

А.С.: Ну да, орден Красной Звезды за реальные боевые заслуги давали.

В.Г.: Он мне потом, в конце 80-х, когда прочитал уже, говорил: «Валерий, ну мы ж и наступали». А я ему говорю: «Но ты же нам не рассказывал». «А вот мы под Секешфехерваром в Венгрии, еще там где-то...» Так что мы патриоты героической Отечественной войны. А в Отечественную войну, когда я учился, сплелись замечательно наши исторические образы, которые подкреплялись образами Великой Отечественной войны. Мы же все помнили, хотя это и не поощрялось в 70-80-е годы, что именно 7 ноября на Красной площади во время парада прозвучали слова: «Пусть вдохновляют вас образы великих предков - Александр Невский, Дмитрий Пожарский, Кузьма Минин, Суворов, Кутузов». То есть, вот, кто подпирал. Я даже написал недавно статью «Последний резерв», о том, что в самый тяжелый год и месяц войны, ноябрь, когда оставалось 30 километров до Кремля, когда еще не двинулись наши сибирские полки, когда еще стоят войска на Дальнем Востоке, потому что мы не знали, начнет войну Япония или нет, в это время Сталин говорит: «Вот наш резерв». Оттуда пришла наша главная опора, из веков, и она сплелась вместе с Великой Отечественной войной.

Никита Сергеевич Хрущев боялся, скажем честно, фронтовиков, они ему не прощали...

А.С.: То есть, фронтовики не уважали Хрущева?

В.Г.: Нет, не уважали вообще. В пьесочке, которую я написал, что он отдал Крым, Черчилль, старый хитрый лис, сразу это уловил в 1963 году. Не знаю, может, это выдумка, но он сказал: «Надо немедленно начинать протест против Украины. Они аннексировали у России Крым. Давайте проведем митинги, давайте санкции объявим. Мы видим, этот старый Джо ввел в состав ООН Украину». Вы ведь знаете, что Украина была в составе ООН, а России-то не было.

(Продолжение следует)

[Александр Васильевич]

(Продолжение)

А.С.: Ну да, там были Украина, Белоруссия и Советский Союз.

В.Г.: Так что вот в каком-то смысле, где аннексия-то была. Я сейчас историю Крыма знаю хорошо, знаю, что это всегда была русская земля. Да и украинцы об этом никогда не спорили.

А.С.: Получается, когда Хрущева сняли в 1964 году, это стало одновременно и толчком возникновения патриотической волны?

В.Г.: Совершенно верно. При Хрущеве может, что и было нормального, но были такие его страхи...

А.С.: Но поддержкой власти это движение не пользовалось при Хрущеве?

В.Г.: Нет. К этому времени он уже потерял поддержку в широких слоях общества. Придумывал какие-то решения - типа коров сдать. В 1953 году было решение сентябрьского пленума о том, что не брать налог с коров, с фруктовых деревьев, а он снова все ввел, хотя было ясно, что это не правильно экономически. Но это только одно. Была еще мешанина всякая, включая его историческое обещание через 10-15 лет показать последнего попа. Честно говоря, при нём гонения на религию были значительно больше, чем при Ленине и при Сталине.

А.С.: То есть, авантюризм такой...

В.Г.: Да. Храмы взрывали. Когда я жил в Николаеве, взорвали прекрасный храм в центре города. Это всё было.

К тому времени когда его сняли, я был в журнале «Молодая гвардия» заместителем... Это журнал был молодежный, боевой, там роман «Как закалялась сталь» печатался. Но был там один замечательный человек, Анатолий Васильевич Никонов, фронтовик, закончивший Московский университет, историк. Честно говоря, он над моей головой поработал. Потому что все мы широкого фронта интернационалисты - дружба, патриотизм. А он сказал: «Вот это является частью русской истории, а это частью русской культуры. Это вы изучите тоже». Он вплетал это все в советскую систему. И потом я убедился, что наши патриоты никогда не были диссидентами, они выступали против каких-то явлений. А вот те, кто себя провозгласил провозвестниками нового курса, новой поддержки, новой оттепели, эти люди объявили себя диссидентами, то есть противостоящими советской власти. Мы себя не противопоставляли, мы хотели, чтобы во власти произошли перемены, направленные на укрепление русской культуры, русской истории, русского знания.

В мае 1965 года, было знаменитое письмо, подписанное гигантами нашей культуры, знаменитым художником Кориным, скульптором Коненковым, лауреатом Ленинской премии Леонидом Максимовичем Леоновым, который не только подписал, но внимательно читал, вычеркивал. Я помню такой разговор: «Наша славная молодежь... Какая она еще славная? Пусть побудет еще». И вот это «берегите святыни наши», обращенное как к победам в Отечественной войне, так и ко всей нашей истории, это было новое слово.

А.С.: Это фактически был ответ русской интеллигенции.

В.Г.: Совершенно верно. Манифест даже. Говорят, это письмо немедленно было распечатано миллионными тиражами, висело во многих клубах. И это охватило многие слои нашего общества, в том числе и молодежь - беречь святыни наши.

И конечно я не могу не вспомнить начало знаменитого похода «По местам боевой, трудовой и революционной славы», который начал комсомол. Он начался в 1964 году. И вот в 1965 году, уже после Хрущева, на пленуме ЦК ВЛКСМ выступил Юрий Алексеевич Гагарин, наша легенда. Тогда мы думали, что он всегда с нами рядом будет, такой человек, «небожитель», как говорил Коненков. Юрий Алексеевич читал наш журнал и знал «берегите святыни наши». Мы ему подготовили отчет, он все это в стороночку отложил, выступал и в конце сказал, что нам действительно надо беречь все святыни и восстановить все памятники Великой Отечественной войны, восстановить память об этом. Надо восстановить то, что представляет нашу историю. Вот Храм Христа Спасителя был памятником воинам 1812 года и Триумфальная арка. Честно говоря, ни у кого из участников пленума это не вызвало никаких вопросов. Юрий Алексеевич же говорил, все ясно.

А.С.: Это легло всем на сердце?

В.Г.: Да, легло, как бы начал вымащиваться путь к будущему. И начальство там сидело, Павлов - секретарь ЦК, они все ему аплодировали. Лишь один инструктор ЦК КПСС Бузин подошел ко мне и сказал: «Скажите, как Вы думаете, Юрий Алексеевич согласовал этот вопрос наверху?» Я хорошо ответил тогда, показал пальцем вверх: «На самом верху». Вот что было во всем нашем обществе. И это движение не было никакой партией.

А.С.: Получается, что движение среди русской интеллигенции и среди молодежи совпало?

В.Г.: Совершенно верно, совпало. Причем, оно закрывало какие-то советские проблемы, но открывало и какие-то глубинные проблемы.

А.С.: Понятно. Движение «По местам боевой славы, трудовой и революционной»...

В.Г.: Я был в Иваново, там очень интересно, трудовая слава, ткачи. Я писал недавно об одной книжке, которая у них вышла: «Вы должны вспомнить свою историю. Все говорят, что демократия пришла в Россию с Думой, а у вас было создано самое первое проявление народного демократизма - Советы трудящихся людей. Это высшая форма демократии, не забывайте об этом». Вначале это было сто тысяч, затем десятки миллионов молодых людей.

А.С.: И в это же время началось поисковое движение.

В.Г.: Совершенно верно. Собирали документы, факты, создание музеев, групп, памятников. Это был большой толчок.

А.С.: Тогда же был цикл передач Сергея Смирнова.

В.Г.: Да, нужно отдать Сергею Сергеевичу должное. Он даже еще чуть пораньше выступил с публикациями о тех, кого немножко забыли или в силу каких-то идеологических взглядов придержали. Например, защитников Брестской крепости.

А.С.: Да, он же поднял их фактически.

В.Г.: Что они сдали крепость... Да, сдали, но какой ценой?! И это, кстати, было направлением в нашей тогдашней литературе. Стали вытаскивать забытое, появились произведения колоссальной духовной силы, те же «Батальоны просят огня» или «Горячий снег» Юрия Бондарева. Это же было открытие! Кто-то вначале кричал, что у нас не должно быть генеральской правды, а должна быть окопная. Нет, должна быть и та, и другая, должна быть и стратегия, и тактика. Надо и маршалов не забыть и, конечно, нашего русского солдата, человека. Это тоже дало духовную опору.

А.С.: Бондарев сочетал это.

В.Г.: Сочетал, и это не встречало большого препятствия среди власти, хотя все-таки встречало. Отделение внутри партии, отделение будущих «перестройщиков» работало.

А.С.: То есть, они тоже начали объединяться.

В.Г.: Они очень начали. Некоторые из них заявляли: «Мы шестидесятники, представители оттепели». Это после Хрущева, после XX съезда, после критики Сталина, вот мы и выражаем. У них были и неплохие произведения - у Евтушенко, Вознесенского, Рождественского. Но не надо забывать, что и тот, и другой, и третий писали, в том числе, прекрасные стихи о Победе, о войнах, о Советской власти. Евтушенко написал замечательное стихотворение «Сопливый фашизм». Не знаю, вспоминает ли он сейчас его. А когда Вознесенский пишет целую поэму о Ленине в Париже в эмиграции «Лонжюмо» и получает премию? Оказалось, что они на грани этого... Потом для них это был уже забытый этап.

Но в это время издавалась и другая литература с целым рядом писателей и направлений в журнале «Молодая гвардия».

А.С.: В 1964 году Вы стали заместителем главного редактора журнала «Молодая гвардия». Что представлял собой коллектив журнала? Это был коллектив единомышленников?

В.Г.: В принципе Никонов создал коллектив единомышленников. Он вывел из редколлегии ряд членов, которые представляли такую ... сейчас бы это назвали «либеральной мыслью»...

А.С.: Космополитической, как тогда говорили...

В.Г.: И ввел других, в частности, Владимира Солоухина. А Солоухин в этот момент явился начинателем нового движения внимательного отношения к Родине, к ее природе, к людям. Появилась «Владимирские проселки», вроде бы не ахти какая книжка, как всем казалось... Тут тома выходят у некоторых, а это рассказ о Владимирской земле, о ее речках, лесах, о ее людях, которые попадаются. Это произвело впечатление. Как же? Нас окружает такая природа... А Владимир Алексеевич продолжал... Вот его знаменитые «Письма из Русского музея»... Вроде все явные вокруг окружающие явления... Или «Черные доски» об иконах. Когда была панихида по Владимиру Алексеевичу, первая панихида в Храме Христа Спасителя, которая вообще там проводилась, то Святейший Патриарх Алексий сказал: «Мы гонялись за этими журналами, где были «Черные доски», потому что это было первое широкое сообщение»... Он вообще интересный человек, самобытный с «о» говорящий - Володя Солоухин. Конечно, вокруг него были анекдоты, даже и не анекдоты... Я, например, присутствовал, когда было 50-летие Октябрьской революции. Цензор, а что греха таить, цензоры были в каждом издательстве, проверял, что мы приготовили... Вот это, это... А тут у нас Владимира Алексеевича про грибы врезочка. «Про грибы? Дайте почитать». Прочитал. Говорит: «Слушайте, я вот понимаю, что тут что-то под этим скрывается... Белые грибы - это, конечно, «белые»... Рыжики - это анархисты... А вот мухоморы это - наши, «красные»... А вот грузди, это кто?» Я смеюсь: «Да нет же»... Он тоже понимает немножко всю юмористичность положения. А Владимир Алексеевич говорит: «Да нет, я грибы люблю собирать». Очень большой человек, большой натуры, знания, умения...

А.С.: Солоухин как раз в 60-е годы раскрылся?

В.Г.: Да. Он напечатал у нас «Мать-и-мачеха», безобидная такая повесть о курсантах Кремлевского полка во время войны... Владимир Алексеевич тоже там был.

А.С.: Да-да, он служил там...

В.Г.: В это время мы напечатали такую вещь - «На войне как на войне». Повесть очень простая, о танкистах, которые воюют... А младший лейтенант Малешкин оказался настоящим героем в силу внутренних обстоятельств.

А.С.: Да, как мальчишки становились героями... Фильм очень проникновенный сделан...

В.Г.: В это время первую повесть к нам принес не кто-нибудь, а Илья Глазунов. Он был тогда еще только начинающий художник. Повесть о детстве, о послевоенном Ленинграде. Достоевский. Это целый мир. Пахнуло такой Россией, таким великолепным русским языком... Его жена Нина, у нее был такой чистый петербургский язык, она вообще из семейства Бенуа... Но и он большой знаток. И вот от него, честно скажу, и от Солоухина первый заряд русскости я и получил. Русскости в смысле знания. Мы ведь мало что знали, хотя знали, но не приводили это в систему... Тут же стал членом редколлегии Лобанов Михаил Петрович.

А.С.: Да, он был боевой критик...

В.Г.: Но вначале он был ярый антисталинист в том плане, что было плохо русскому народу... Это тоже правильно. Но потом он уже стал оценивать достижения, другую позицию занял, взвешенную.

А.С.: Сформировалась целая плеяда...

В.Г.: Да, и уже в то время - 1965, 1966, и до 1970-го годы - журнал «Молодая гвардия» стал очагом русской культуры, потому что там печатались публицистические материалы и материалы о культуре. В то время он играл роль «Нашего современника».

А.С.: До увольнения Никонова?

В.Г.: Совершенно верно. Но тогда это всё не нравилось будущим перестройщикам, все время происходили нападки, выступления против. Я помню знаменитое «Письмо одиннадцати», мы защищали его, хотя мне Софронов говорил: «Тебе не надо подписывать, ты издательство держишь». Я издательство, проникнутый духом всего этого, держал...

А.С.: Вы тогда уже стали директором издательства «Молодая гвардия»?

В.Г.: Да. Это знаменитое издательство, там многие печатались - Солоухин, Проскурин, Алексеев. И тогда началась атака на журнал и лично на Никонова. Мы старались его защищать, сами защищались.

А.С.: Это конец 60-х?

В.Г.: Это - начало 70-х. Тогда было стремление обязательно захватить фантастику... Взгляды технологические, леволиберальные... А мы имели такого великого фантаста как Иван Ефремов... Просто я думаю, что в современной фантастике нет такого панорамного, глубинного...

А.С.: Такой философ...

В.Г.: Он скорее как палеонтолог, многое понимал. И такие высоты как «Туманность Андромеды», где он нарисовал будущее общество. Я выпускал его книгу «Час Быка». Тоже он старался формировать взгляд на это общество своими, художественными  приемами. И это было очень убедительно. Даже до КГБ дошло, что это не советская книга. Единственно, когда на Политбюро выступил Демичев, он защитил. Он обратился к руководителю КГБ, сказал: «Не надо нас ссорить с интеллигенцией. Это интересный человек».

А.С.: Валерий Николаевич, в 60-е годы были такие фигуры крупные, многие из которых уже отошли в мир иной... Это было как-то организовано? Вы где-то собирались? Или просто чувствовали людей своего духа?

В.Г.: Нет, конечно. Это не организовывалось, но это возникало. Да, действительно собирались. Я помню, как мы собирались у Вучетича в его художественной мастерской. Это человек неустрашимой энергии. В то время шла атака на его памятники...Сталинградский... «Ну что это за женщина стоит с мечом? Что это он все громады такие воздвигает?» Сейчас это символ и памятник эпохи... Лучший... Берлинский Трептов-парк и так далее... Мне он очень понравился.

А.С.: Тогда тоже из либеральных кругов шла критика?

В.Г.: Конечно. Они себя, действительно, называли «дети оттепели», герои... И вот здесь произошла знаменитая атака на «Молодую гвардию». В том числе в данном случае на издательство. Я уже работал в издательстве несколько лет, проникнутый знанием того, что окружало меня, знанием истории. Я сменил, например, руководство серии «Жизнь замечательных людей». До этого была фактически серия «Пламенные революционеры». Ничего плохого, может, в революционерах подлинного толка, но то, что издавали у нас, было очень однозначно. И вот тогда появился Сергей Николаевич Семанов. Я его пригласил из Ленинграда, побеседовал с ним, сказал: «Ну ты, давай, без завихрений». Его мы утвердили, и тогда появились книги... Я когда был в Нью-Йорке в один из первых моих выездов в Америку, один издатель, Комкин, русский, он издавал, держал магазин русской книги... У него все там было - и белое, и красное, и наше... «Вы откуда, из России?» «Я из Советского Союза». «Ну да, ну да. А вы кто?» «Я из издательства «Молодая гвардия». «О, у вас там серия «Жизнь замечательных людей». Но почему у вас нет Суворова, Кутузова, Ушакова?». Я говорю: «Виноват, думать будем». Пошутил вроде бы. И вот мы с Сергеем Николаевичем издали эти книги. И «Суворова» Олега Михайлова. Появилась такая серия авторов, которая исторически обоснованно, убедительно и, главное, весело как-то...

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

А.С.: То есть на темы появлялись авторы? Тематика создавалась, и появлялись авторы?

В.Г.: Конечно. Ланщиков Олег, Палиевский, - это тот костяк, который вокруг издательства был. На нас несильно нападали, потому что у нас много было людей стержневых... Тот же Гагарин был наш автор и мой друг большой. Те же маршалы, Чуйков нас любил, приходил... И космонавты... Мы держали фронт, как говорится. И решили расправиться с журналом. И вот первое явное нападение, такое официальное, до этого была критика, в «Новом мире» довольно жестокая, прикрываясь именем Солженицына, который не всегда имел к этому отношение, кто-то хотел его сделать...

А.С.: Ну да, использовали как и Твардовского...

В.Г.: Да, действовали именем Твардовского... «Один день Ивана Денисовича» - нужное было произведение, об ошибках, недостатках и даже преступлениях. И вот, 6 ноября, как сейчас помню, в Академии общественных наук, сейчас там юридический университет, на Садовом кольце, собрался большой комсомольский актив страны, - все области, все республики. Я как директор издательства тоже сижу в президиуме. А выступает заведующий отделом пропаганды, член ЦК Яковлев Александр Николаевич. Фигура особая в нашей истории. Он, правда, был и.о. заведующего отделом пропаганды. И он выступил... «Против антиисторизма» его выступление называлось... Что в нашей истории появляются неправильные толкования, неправильный подход. Раскритиковал таких писателей как Лобанов, Жуков Дмитрий (об Аввакуме у него была книжка), Алексеев Михаил, Проскурин... И вот обратился вдруг в сторону президиума: «Вот сидит Ганичев, умный вроде человек, Валерий... (Грешен я, выпустил его книгу «Pax Americana», где он раздолбал американский империализм, мне казалось, что это очень даже правильно)... Но в книжках его издательства кресты, церкви, могилки. А где космонавты?» А мы больше всего в стране выпускали книг о космонавтах... А он говорит - «нету классового подхода». Через несколько лет я понял, что у него был за классовый подход, и какой класс он имел ввиду...

А.С.: И какие классовые интересы он отстаивал...

В.Г.: Он напечатал это выступление в «Литературной газете»... Но народ поднялся в стране, тысячи писем пришло... Письма в том числе от фронтовиков, от Выходцева, профессора Ленинградского университета...

А.С.: Говорят, Брежнев сказал: «Он хочет нас поссорить с русской интеллигенцией» и отправил послом его тогда.

В.Г.: Я не знаю, произнесем мы это в эфир или нет, но, говорят, он спросил у Суслова: «Ты читал эту статью?» Тот старый, опытный: «Нет, даже в глаза не видел»... «Убрать этого засранца», - сказал. И в тот же день он был перемещен на зам. главного редактора Профиздата. Но тот как опытный тоже человек лег в больницу, в Кунцево... Болезнь... Гуманизм не позволял снимать. А тут ходил каждый день Цуканов, помощник Брежнева и говорил: «Ну не надо, он все-таки фронтовик был, давай оставим». Он вернулся и стал канадским послом.

А.С.: Вот тут загадка. Вы с ним общались. Говорят, агент ЦРУ. Но он фронтовик вроде. Что такое Яковлев? Он же действительно сформировал...

В.Г.: Если бы я был в разведке или КГБ, я бы Вам сказал, что он за человек. Но я знаю, что он, будучи в Академии общественных наук, несколько месяцев был на практике в Америке, Стэндфордский, кажется, университет (Колумбийский университет. - РНЛ). И там же был студент ленинградского университета Калугин... Есть знаменитая фотография, где они стоят на одних ступеньках, приветствуют и так далее... Но я же не берусь зачислять его в это... Но те аргументы, которые приводились, были явно против патриотического движения... На время, как говорится, перестройка была отложена. Он снятый, раздробленный, все прижали уши, наша «оттепель»... И все-таки никакого, конечно, не было застоя. Была довольно бурная жизнь, я знаю как издатель. Я почти во всех областях был. Я знаю все комсомольские стройки, куда ехали люди. Вот ко мне на фестивале на Кубе подошел Фидель. «Комсомольская правда»? Я говорю: «Да». «Хорошая газета, знаю. А едет молодежь на целину?» «Едет, но сейчас они изменили...» «В тайгу, наверное? На БАМ?» Он всё знал, расспрашивал. «Сколько у тебя тираж?» «Двенадцать миллионов». «О, я с таким тиражом революцию в мире бы совершил». Так что жизнь кипела в этом смысле для молодого поколения.

А.С.: Понятно. Яковлев - это та часть партийной номенклатуры, которая уже тогда готовила перестройку. Но ведь была часть русская, патриотическая. Вы пользовались поддержкой наверху? Кто были эти люди? В ЦК, в Политбюро были?

В.Г.: Знаете, у меня брал интервью такой Митрохин, который написал про русскую партию.

А.С.: Русскую партию в КПСС?

В.Г.: Да. Я его знаю и даже ему в какой-то степени благодарен... Он дал возможность об этом рассказать открыто. Он по-своему изложил, но дал нам возможность показать... Никакой, конечно, «Русской партии» не было. Это - миф, которым пугают... Вот они там партией были... Не было этого, но были люди, которые этому сочувствовали, участвовали. Ну и наверху, я могу сказать, когда мы встречались с тем же Демичевым, он в меру своих возможностей помогал, поддерживал нас. Считаю, что большим защитником является Мазуров, Полянский, Кириленко...

А.С.: Кулаков?

В.Г.: Да, и Кулаков. Поэтому его загадочная смерть вызвала много вопросов. Так же как и смерть Машерова... Мы выпускали книгу Бегуна о борьбе с буржуазной идеологией, в частности с сионизмом. Тираж сто тысяч экземпляров разошелся в один прием. Говорят, ее скупили... Тогда сделали вторые сто тысяч... Но он подготовил еще и третий вариант с какими-то новыми фактами... Меня вызвал Севрук, был такой завотделом пропаганды ЦК КПСС: «Вы ни в коем случае не выпускайте эту книгу». Я говорю: «Но это же против буржуазной идеологии... Вы ж нас просите... Ну, хорошо».

А.С.: Это же в Белоруссии было, да?

В.Г.: Да, в Белоруссии выпускали это мы. И вдруг раздается звонок. «Машеров говорит». Ну, не очень вежливо, но кандидат в члены Политбюро... «Я слушаю Вас». «Я знаю, что у вас Бегун не идет. В чем дело?» «Я не могу сказать, что сопротивление большое, но все-таки есть». «Вы скажите, что мы считаем, что такая книга должна появиться, она должна разоблачать буржуазную идеологию». «Ну, хорошо». На следующий день я, торжествуя, с небольшой улыбочкой, к Севруку пришел. «Вот Машеров говорит...» «Сам Машеров? Да нет, я не говорил, что не надо выпускать. Но надо подправить». Подправили, выпустили. Так что эти люди были сверху, снизу, это было движение.

А.С.: Как бы симпатизировали?

В.Г.: Я думаю, они не только симпатизировали, они на своем уровне решали эти вопросы - вопросы культуры, вопросы духа, появление новых имен. Вот, например, я побывал в Болгарии и там решил с болгарскими ребятами - «давайте сделаем клуб творческой интеллигенции». И вот мы такой клуб советско-болгарский творческой интеллигенции создали. Там мы пропустили всю нашу рать... И Распутин там был, и Белов, и наши художники - Овчинников, Борис Васильев. И с болгарской стороны... И говорили там, тот же Михайлов, Семанов, довольно свободно говорили...

А.С.: То есть он стал патриотическим?

В.Г.: Да, и десять лет он работал, то есть была возможность...

А.С.: То есть это некая структура типа Общества охраны памятников?

В.Г.: Совершенно верно. Общество в 1966-1967 годах было создано, я был там членом президиума, и это тоже сыграло большую роль...

А.С.: Ну да, это стало толчком своего рода... Вы потом в 1978 году стали главным редактором «Комсомолки». Это достаточно высокая в номенклатуре должность, это же главный орган ЦК ВЛКСМ. И в 1981 году Вас сняли. Что послужило причиной?

В.Г.: Честно говоря, я не хотел идти в газету. Я человек стратегии, мне издательство было по душе. Но пришел Пастухов (Борис Николаевич, с 1977 по 1982 год - первый секретарь ЦК ВЛКСМ. - РНЛ): «Мы тебя просим. Ты у нас известный патриот, а нас обвиняют в излишнем пацифизме. Надо идти».

А.С.: То есть вас как патриота туда выдвинули?

В.Г.: Да. Я позвонил двум-трем товарищам. Они сказали: «Иди, это очень важное место для нашего общего состояния общества». Ну я пошел и немало сделал в газете, немало публикаций... Первая публикация, например, Белова... Публикации о почве, о наших композиторах...

А.С.: То есть Вы в «Комсомолке» тенденцию к национализации проводили?

В.Г.: Конечно, это было тяжело, потому что одна половина воспитана в одном варианте, вторая в другом. Но все-таки осторожно я проводил... Я думаю, что именно за эту тенденцию и сняли... Были и конкретные примеры. Брежневу, например, понравилась публикация «Жили у бабуси веселые гуси» о том, как в Одессе 500 гусят дают и выращивают люди. И в конце четыреста заберете себе, а что остальное, то вам. Я точно знаю, Брежнев сказал: «Вот это правильный подход». И когда вроде бы Суслов сказал: «Но это же не социализм», он на него крикнул: «Социализм - не социализм... Мне народ накормить надо». А этого не могли потерпеть люди, что я вмешивался...

А.С.: Идеологически твердые...

В.Г.: Да. Ну еще какие-то мелочи, когда, например, нас вызвали в ЦК партии и сказали: «Не критикуйте больше ЦСКА и Динамо». Но я сам болельщик. «Динамо» как не критиковать?! «Динамо» все ниже и ниже. «А вы знаете, кто за них болеет?» Я сразу понял... Устинов, Андропов... Они («Динамо») последнее место заняли. Я говорю Володе Снегиреву: «Раздолбай их, может, они поднимутся». Раздолбал, по согласию с тренером. Они вырвались с последнего места, а меня вызывали туда. «Вам не указ, что ли?» Но это так, между прочим. Самое главное - русская тема.

А.С.: Вы оказались в волне борьбы Андропова с русским движением?

В.Г.:  Позднее мы узнали, что была записка того же Шолохова Михаила Александровича... Он мне сам рассказывал... О положении русского народа и необходимости развития русской культуры, развитии русских дел, проблем. И это было встречено в штыки. И поэтому когда меня сняли...

А.С.: Эта андроповская записка была в ответ на шолоховскую записку?

В.Г.: Да-да. И меня в русле этого сняли. И мне даже потом позвонил Михаил Александрович Шолохов: «Ну что там у тебя?» «Ну вот сняли». «Помогать надо?» «Нет, не надо». «Приезжай в Вешенскую». Я съездил к нему в Вешенскую.

А.С.: Утешил, так сказать...

В.Г.: И это было, слава Богу. Это дало мне возможность заняться в «Роман-газете», потому что по сравнению с пятитысячной «Молодой гвардией» или тысячной «Комсомолкой» это была тихая заводь. Я занялся по-настоящему литературой. Тут появился «Росс непобедимый», тут появился «Ушаков».

А.С.: Значит, это дало толчок Вашему творчеству.

В.Г.: Да.

А.С.: Освободили от обязанностей редакторских... Валерий Николаевич, в перестройку приходят к власти либеральные силы, западнические силы... Но было же и патриотическое ядро, крыло. Оно оказалось разгромлено андроповскими мерами, репрессивными? Оно было деморализовано? Почему у нас была борьба не патриотов и либералов, а борьба либералов и коммунистов? Коммунисты тоже боролись как-то сомнительно...

В.Г.: Сомнительно, потому что за многие годы это антирусское направление приобрело... Кстати, и до революции это было... Ушинский говорил, что на Западе, в Англии все говорят: «Великая Британия, правь!», в Германии - «Дойчланд юбер аллес», во Франции - «Марше, Франсе!». А у нас в России с университетской кафедры несется: «Проклятая Россия!» Это было всегда у нас, к сожалению, и это дало нам потом революционное гнилье... Но и в то же время русские тоже, когда нам заявляли, что «Россия - тюрьма народов», мы с эти соглашались, что там поможем другим народам. Везде были созданы академии, свои органы и так далее, а Россия не имела... Россия, кстати, Союз писателей только в 1958 году получила, когда фронтовики восстали: «Ну что ж такое? У всех есть». У нас, конечно, русское начало было не очень развито, хотя мы по природе своей интернационалисты, мы поддерживаем всех.

А.С.: Ну да, да...

В.Г.: И в этот момент у нашего движения не нашлось достаточно аргументов, и не то что аргументов, а и выходов на широкие массы. Подменяли в это время, вы видите, социальными вопросами... «Красные» - «белые»... И не чувствовали большую опасность того либерального подхода, когда под видом свободы, демократии ждал будущий развал Советского Союза. Это оттуда.

В это же время много появилось произведений, и расцвет творчества того же Распутина, того же Белова. Мы печатали это все, но это не оказалось мобилизующим началом. Это как просветительское хорошо... Но все-таки это оставило большой след в 80-е годы в нашей культуре и литературе...

А.С.: Да, это, в общем, оказался задел на будущее.

Спасибо, Валерий Николаевич, за очень содержательную, интересную беседу. Много интересных фактов вы нам рассказали. Эта эпоха действительно до сих пор загадочная, 60-70-е годы, хотя, казалось бы, близко к нам... Дай Бог Вам здоровья. Надеюсь, мы с Вами еще встретимся и пообщаемся. Спасибо.

В.Г.: Спасибо. Дай Бог и Вам. Мы знаем, «Русская народная линия» очень важную работу проводит.

А.С.: Спасибо. Я напомню, что в эфире была очередная передача из цикла «Старейшины. Разговоры с теми, кого надо слушать». И мы сегодня слушали Валерия Николаевича Ганичева, председателя Союза писателей России, доктора исторических наук, известного общественного деятеля. До свидания.

В.Г.: До свидания. Всего доброго.

http://ruskline.ru/rnl_tv/2016/dekabr/22/nash_patriotizm_shel_ot_pobedy_beseda_s_rossii_valeriem_ganichevym/