Пожив, поверить можно в Рай…Памяти Игоря Северянина
В 2016 году исполнилось 75 лет со дня кончины (20 декабря 1941 г.) замечательного поэта Игоря Северянина.
Двадцать три года из пятидесяти четырех, что прожил на земле Игорь Северянин, были связаны с Эстонией, «Эстляндией светлой». Он любил этот край и стал подлинным певцом его неброской северной природы с жемчужными зорями, Балтийским морем, «нет которому в мире равных нигде»…
Об этом говорят многие его произведения, об этом говорят сборники его стихов, которые ценителям поэзии Северянина хорошо известны.
…Ах, есть край? И край тот есть ли?
И если есть, то, что за край,
Уж не Эстляндия, где если,
Пожив, поверить можно в Рай…
Да, сто лет тому назад во всех этих курортных поселках, разбросанных, вдоль побережья Финского залива: Тойла, Утриа, Мерекюла, Шмецке, Гунгербург, ныне г.Нарва-Йыэсуу, текла совсем иная жизнь. Неторопливая, размеренная жизнь морских курортов, куда на лето в дачный сезон съезжались отдыхающие, большую часть которых составляли поэты, писатели, художники, музыканты, певцы, солисты Мариинского театра… Тех, для кого побережье Финского залива стало подлинной культурной Меккой. Во всех публикациях, касающихся творчества Игоря Северянина, обычно говорят о первом периоде его творчества, совершенно оставляя в тени другой – эстонский период. И как правило, связи между ними не прослеживают, наоборот, речь всегда идет и существовании двух поэтов – Игорь Северянин – «Король поэтов» эпохи «Громокипящего кубка», «шумных платьев муаровых», «ананасов в шампанском», «мороженого из сирени» и прочих куртуазных изысков. И Игорь Северянин – певец «классических роз», когда его творчество рассматривается, как песнь Певца природы. И все же такой подход к творчеству Северянина несколько однозначен, ибо через все творчество независимо от периодов сквозной нитью проходили темы Любви, Природы и Музыки. Стихи поэта настолько музыкальны, певучи, что по ним можно расставлять музыкальные знаки, как на нотах. В его стихах можно встретить множество музыкальных терминов: увертюра, симфония, вальс, рондо, соната, полонез, романс, хабанера, гимн... Сборник его стихов, выпущенный в 1921 году в Берлине, называется «Менестрель». Открывает этот сборник стихотворение «Увертюра» где поэт, сравнивает себя со средневековым певцом:
Пой, менестрель! Пусть для миров воспетья
Тебе подвластно все! пусть в песне – цель!
Пой, менестрель двадцатого столетья!
Пой, менестрель!
Северянин написал целый музыкальный цикл, посвященный композиторам Глинке и Григу, Римскому-Корсакову и Шопену, Чайковскому и Верди и многим другим композиторам… Он и сам ощущал себя композитором, в одном стихотворении он пишет:
Я – композитор: под шум колёс
Железнодорожных –
То Григ, то Верди, то Берлиоз,
То песня острожных.
Да и многие композиторы на протяжении своей жизни обращались к поэтическому творчеству Игоря Северянина. Сергеем Рахманиновым был написан романс «Маргаритки». На его стихи писали романсы такие композиторы, как Михаил Багриновский, Анатолий Кантарович, Дмитрий Покрасс, Адриан Шапошников, Николай Цыбульский. И в наше время множество авторов исполнителей обращается к лирике поэта.
Музыка вошла в жизнь Игоря Северянина с самого раннего детства. Вот как писал сам поэт в своей автобиографической прозе: «Уснувшие весны» о своем первом потрясении музыкой: «Первая опера, какую я услышал приблизительно в 1895-1896 г.г. была «Рогнеда» композитора Александра Николаевича Серова. Мой возраст колебался между 8-9 годами. С тех пор мне не пришлось никогда ее больше слышать, но и сегодня она свежа и ярка в моей памяти: таково было впечатление на душу ребенка! Затем я слышал «Князя Игоря» Бородина. Обе оперы – русские! – очаровали меня, потрясли, пробудили во мне мечту, запела моя душа. Как не пробудиться тут поэту, поэтом рожденному?»
В стихотворном цикле «Там у вас на Земле», созданном уже в эмиграции в 1924 году Игорь Северянин вспоминает Мариинский театр:
Храм с бархатной обивкой голубой,
Мелодиями пахнущий, уютный,
Где мягок свет – не яркий и не смутный -
Я захотел восставить пред собой.
С тех далеких детских лет музыка не только вошла в жизнь и поэзию Игоря Северянина, опера стала его страстью, живя в Петербурге, он старался не пропускать ни одной оперной премьеры. «Музыка и Поэзия – это две такие возлюбленные, которым я никогда не могу изменить»,– писал Северянин в своих мемуарах. Музыка постоянно звучала в доме Лотаревых-Домонтовичей-Мравинских, с которыми поэт был связан родственными узами и одно время даже жил в доме среди семей, породнившихся между собой.
Поэт вспоминал в автобиографической поэме «Роса оранжевого часа»: «Родился я, как все случайно, был на Гороховой наш дом». Этот дом на Гороховой, 66 в Петербурге принадлежал Адели Константиновне Мравинской-Домонтович. Адель Константиновна была родной сестрой Александра Константиновича Мравинского, отца, одного из выдающихся дирижеров ХХ столетия – Евгения Александровича Мравинского. Известно, что гениальный дирижер Евгений Александрович Мравинский, чье имя так же неразрывно связано с Гунгербургом – Усть-Нарвой доводился Игорю Северянину троюродным племянником. Позже Игорь Северянин так описал атмосферу, царившую в доме Домонтовичей-Мравинских:
В те дни цветны фамилий флаги,
Наш дом знакомых полон стай:
И математик Верещагин,
И Мравина, и Коллонтай,
В то время Шура Домонтович…
Мравина – это сценическое имя Евгении Константиновны Мравинской (сестра Адели и Александра Мравинских). «Трагическим соловьем» назвала Мравину Светлейшая Княгиня Ольга Федоровна Имеретинская. Свои воспоминания о Евгении Константиновне Игорь Северянин назвал также – «Трагический соловей». В них он писал о последнем ее выступлении: «Зимой 1906 г., в Петербурге, уже с зачатками ужасной болезни — туберкулеза желудка, — сведшей впоследствии ее в могилу, после длительного отсутствия в столице Мравина дала в зале Дворянского собрания свой прощальный концерт, навсегда распростившись со своею деятельностью. Мы с сестрой Зоей, конечно, не пропустили этого концерта. Зал был переполнен, что называется, до отказа, пела она все еще изумительно, принимали ее как-то благоговейно-восторженно. Но скорбь витала в зале. Чувствовалось, что публика прощается не только с артисткой, но и с человеком, дни которого сочтены. Все еще красивая, в прелестном черном туалете, стояла она на эстраде, и было во всей ее фигуре что-то невыразимо щемящее, обреченное, одинокое…».
Так и проходила жизнь Игоря Северянина: в посещении театра, концертов, выступлениях, поездках по России…
Но Октябрьская катастрофа 1917 нарушила привычный, веками устоявшийся ход событий. Она потрясла не только Россию, в нее оказались вовлечены тысячи людей, как Старого, так и Нового Света. Перекраивались жизни и судьбы миллионов людей, прежде всего людей русских.
Игорь Северянин, как и миллионы русских людей не избежал участи эмигранта и так же, как и другие деятели Русского зарубежья, сохранил память и любовь о своей Родине, покинутой по принуждению…
-Что такое Россия, мамочка?
-Это впавшая в сон княжна…
-Мы разбудим ее любимая?
-Нет, не надо, она больна…
-Надо ехать за ней ухаживать…
-С нею няня ее была.
Съели волки старушку бедную…
– А Россия, что ж?
-Умерла…
-Как мне больно, моя голубушка!
Сердце плачет, и в сердце страх…
-О дитя, ведь она бессмертная
И воскреснет она… на днях!
Волею судьбы, оказавшись в 1918 году в маленьком рыбацком поселке Тойла, Игорь Северянин находит в Природе и Музыке духовное пристанище.
В своих автобиографических заметках «По лесам и озерам», Игорь Васильевич писал: «Тойла расположена на высоком берегу моря, вся в соснах и золотистых полях, а моря нельзя не любить, потому что оно — море. Из окон наших — его бесконечная синева, сизость, синеватость, лимонность, и все эти цвета ежедневно чередуются, меняются, чаруют. Взглянешь влево — острова Гогланд и Тютар вырисовываются скалистые, верст на 50–60; переводишь глаза вправо — маяк в Гунгербурге белеет, а до него не менее 40. А там, за ним, Петербург угадывается, и говорят, что в очень хорошую погоду очень хорошие глаза купола Исаакия видят. Из Гунгербурга. Видят потому, что хотят видеть, желание же победительно, верю.
Моря нельзя не любить, как нельзя не любить леса, озер, рек — природы Божьей. Природы и искусства. Во всех проявлениях. Да и что же любить остается здесь, на земле? Привыкшему к природе трудно жить в городе, может быть, и нельзя уже жить. Безлюдье обворожительно, в наши дни — в особенности. Природа прекрасна. Без людей — вдвое. Нет красоты, которой бы не испортил человек. Я говорю о людях вообще. Но среди людей есть такие влекущие, необходимые люди. Они — исключенье, а без него нет правила. Как гадки люди в целом! Как привлекательны в частности..».
Тойла для Северянина становится таким же приютом «спокойствия, трудов и вдохновения», как и для А. С. Пушкина Михайловское. Красота земли, ее озера, реки, леса, наполненные птичьими голосами, шум ветра в кронах прибрежных сосен становятся для него не только источником его творческого вдохновения, но и смыслом бытия:
Изумительное у меня настроенье:
Шелестящая чувствуется чешуя…
И слепит петухов золотых оперенье…
Неначертанных звуков вокруг
воспаренье…
Ненаписываемое стихотворенье…
Точно Римского-Корсакова слышу я…
Здесь, в Тойла, он пишет лучшие свои стихи и романы, где музыкальная тема становится неотъемлемой частью его произведений.
В 1935 году в Бухаресте выходит в свет роман в стихах «Рояль Леандра» Игоря Северянина, написанный «онегинской строфой». Северянин был первым и одним из немногих, кто обратился к «онегинской строфе» в русской поэзии в ХХ веке.
Живя в Тойла, Игорь Северянин, не имея возможности бывать на концертах и в оперных театрах, не расставался с музыкой. Не было ни радио, ни патефона, но все равно в доме Северянина в Тойла постоянно звучала музыка. Линда Михайловна Круут, сестра жены поэта, Фелиссы, вспоминала: «Часто по вечерам, когда вся семья собиралась вместе, Игорь выходил из своей комнаты, которая служила ему кабинетом, вставал в проеме дверей и начинал читать что-нибудь из поэзии. Часто читал свои стихи или стихи Пушкина, особенно «Евгения Онегина», он знал его почти наизусть. У него был очень хороший музыкальный слух и голос, и Игорь часто пел из оперы «Евгений Онегин» целые арии. Очень любил и оперу «Пиковая дама». Когда Игорь пел или читал стихи, то мы все замирали, лицо его преображалось, он становился необыкновенно красивым. Мои родители плохо понимали по-русски, но слушали Игоря, затаив дыхание. Жаль, что, кроме нас, этого никто не слышал».
Сыграй мне из «Пиковой дамы»,
Едва ль не больнейшей из опер,
Столь трогательной в этой самой
Рассудочно-черствой Европе…
О, все, что ты помнишь, что знаешь,
Играй мне, играй в этот вечер:
У моря и в северном мае
Чайковский особо сердечен…
Это стихотворение «Играй целый вечер», написанное в 1927 году, вошло в один из лучших сборников Северянина «Классические» розы», увидевшего свет в 1931 году.
С 1936 года поэт переезжает на постоянное место жительство в Нарва-Йыэсуу. И все последующие годы его жизни почти вплоть до самой кончины связаны с этим курортным поселком.
Это был один из самых трудных периодов в жизни Поэта. И, тем не менее, даже в эти горькие годы полного забвения и безденежья Северянин находил в себе силы заниматься творчеством.
Дождь летит, студеный и липучий,
Скрыв в туман глубокую Россонь.
Слышен лязг невидимых уключин
Сквозь промозглую над нею сонь.
Стала жизнь совсем на смерть похожа:
Все тщета, все тусклость, все обман.
Я спускаюсь к лодке, зябко ёжась,
Чтобы кануть вместе с ней в туман.
И плывя извивами речными, -
Затуманенными, – наугад,
Вспоминать, так и не вспомнив, имя,
Светом чьим когда-то был объят.
Был зажжен, восторгом осиянный,
И обманным образом сожжен,
Чтоб теперь, вот в этот день туманный,
В лодке плыть, посмертный видя сон.
Лето и зиму 1939 года Северянин живет в деревне Саркула на Россони, что находилась на границе с Советским Союзом, в маленьком деревянном доме. Единственным промыслом Игоря Васильевича в эти дни была рыбная ловля. И все же, даже беспросветная нужда и полное забвение не смогли в нем убить Поэта и его любви к Музыке стихий, звукам природы.
Местный житель деревни Венкула Борис Йыге, работавший в библиотеке, в своих воспоминаниях писал: «Однажды, помню отчетливо в первых числах октября 1939 года, жестокий шторм налетел с северо-запада, и наша тихая и смирная Россонь, выйдя из берегов, залила луга.
Мы с Игорем Васильевичем сидели у окна и смотрели на разбушевавшуюся стихию. А потом он предложил мне пойти на берег моря.
Море было великолепно. Все в пене и брызгах огромных волн оно со страшным грохотом яростно атаковало подножья прибрежных дюн.
И тут случилось то, чего я никак не мог ожидать, подняв большие руки навстречу ветру и морю, Игорь Васильевич начал читать. Была ли это импровизация или ранее написанное им, я не знаю. Знаю только одно, что в это время меня рядом с ним не было. Он был один во власти охватившего его порыва. Наверное, он чувствовал себя таким же сильным, как шторм и море и разговаривал с ними, как разговаривают только с равными».
Таким равным Природе, Поэзии, Музыке остался Игорь Васильевич до конца своих дней.
Его поэзия звучит, как Музыка, торжественная Песнь Любви к природе, цветам, травам, лугам, полям – всему тому, что так любил при жизни поэт.
27 февраля 1918 года в Москве, в зале Политехнического музея Игорь Северянин был избран «Королем поэтов». Конечно, это весьма условный титул, но все же думается, что Северянин заслужил его по праву. С самого своего рождения по ощущению себя в этом мире, в поэзии, в творчестве он был «королем». Ведь поэт — это не только и не столько умение рифмовать строки, это, прежде всего, состояние души. А все, с чем сталкивался в жизни Игорь Северянин, что он любил, к чему был привязан, он воспринимал через поэзию. Через нее он воспринимал природу, любовь и музыку…
Именно об этом писал в своих воспоминаниях Борис Йыге: «Это произошло весной 1938 года. У порога венкульской лавочки, как всегда собрались мужички. Покуривали. Беседовали. И вдруг из за церкви появился высокий незнакомец. Он шел медленным широким шагом. Зашел в лавку и вскоре вышел. И тут я впервые услышал его голос – голос Игоря Северянина. Кому-то из мужичков не вытерпелось высказать вслух мысль, что это местный поэт Игорь Северянин. Фраза была сказана достаточно громко. И она остановила Игоря Васильевича. Посмотрев на всех нас с высоты своего большого роста, он резко бросил:
– Не местный, а Вселенский, – и пошел. Потом, круто повернулся и сказал: «А вы понимаете, что такое «Вселенский?», – и снова пошел, медленно шагая своей дорогой…».
Вот с этим осознанием своего Вселенского предназначения на Земле и закончилась земная жизнь неистребимого жизнелюба, человека, страстно влюбленного в Природу, Поэта – Игоря Северянина.
Ирина Иванченко (Нарва, Эстония)http://www.voskres.ru/literature/library/irina.htm
