Отец Олег Кипрушкин: «В деревне священнику скучать некогда»Денис Ахалашвили
Священник Олег КипрушкинС настоятелем храма Богоявления в рабочем поселке Пышма, что в Свердловской области, мы должны были встретиться еще месяц назад, но за день до встречи батюшка звонил и, смущенно извиняясь, просил ее перенести. «Дионисий, простите меня, ради Бога, завтра у нас не получится встретиться! Завтра мы с детским хором будем выступать перед нашими бабушками-ветеранами». Или «Дионисий, простите, к нам едет архитектор, нужно будет согласовывать документы по благоустройству храма» А в другой раз — «Простите, мне позвонил зам. начальника колонии и попросил прочитать лекцию для сотрудников. Вы на меня не обижайтесь, давайте в другой раз встретимся, хорошо?!»
А сейчас я ехал в автобусе, чтобы наконец-то встретиться с настоятелем сельского храма, окончившим Российскую академию музыки имени Гнесиных, который пел и регентовал в известных храмах Москвы, где у него была устроенная жизнь обычного верующего интеллигента, и своя квартира, и дочери, что учились в московской школе, и перспективы, и карьера, и друзья, а он уехал на Урал в деревню с удобствами во дворе, чтобы стать священником в сельском храме.
Обычно из деревни уезжают в райцентр, а лучше сразу в область, где устраиваются, как могут, обдирая пальцы и души в кровь, чтобы потом рассказывать новым городским друзьям про сенокос и речку, а когда они уйдут, лить слезы, глядя на бабушкину икону на шкафу в гостиной. А если уж оказался в столице, вцепляйся в нее намертво, зубы сломай, но держись, потому что только здесь — жизнь, здесь и театры, и люди умные, а там пьянь и разруха, и никто тебя не понимает, а человек создан для счастья, как птица для полета, а если летать не можешь, так теперь есть самолеты с повышенной комфортностью, которые донесут в любой конец мира, стоит только захотеть…
Сколько себя помнил, в их семье так всегда было, чтобы в церковь ходить и Бога чтить
А он вот не захотел, хотя и прожили в Москве с супругой без малого 14 лет, и уже говор стал таким, что от местных не отличишь, а он это все оставил и вернулся в глухомань, в деревню, где народ с незнакомцами здоровается, потому как отсталые, и людям до сих пор доверяют. Городскому человеку этого не понять, а отец Олег здесь вырос. У него и фамилия-то такая же, как у родной деревни — Кипрушкин. А деревня, понятное дело, Кипрушкино называется. Здесь куда ни глянь — все родня. Если не брат, то сват, а не сват, так кум, все друг друга знают и в гости по вечерам ходят. Сколько себя помнил, у них всегда люди — отец, хоть и лучшим в округе краснодеревщиком был, играл на гармошке так, что его всегда на свадьбы и именины в соседние деревни звали. Он с детства сына к музыке приучил, так что тот русские песни полюбил так, что, когда школу окончил, сразу поехал в город и в музыкальное училище поступил. А уж потом, как во вкус вошел, поступил в Педагогический институт, теперешний Университет в Екатеринбурге, на музыкальный факультет, где выучился на музыканта и дирижера. Его сразу же приняли в Свердловскую филармонию, куда на концерты их из училища на каникулах возили, а теперь он сам на сцене выступал, и было все, как полагается у настоящих артистов — и цветы, и поклонники, и гастроли. А у него, кроме этого, была еще известная на весь Екатеринбург, единственная тогда открытая на городском кладбище Ивановская церковь, куда он любил после работы захаживать. Сколько себя помнил, в их семье так всегда было, чтобы в церковь ходить и Бога чтить. Его дед в церковь ходил, в каждом углу иконы держал и без молитвы за стол не садился. И отец тоже в храм ходил, пока его не закрыли и не устроили склад, а потом — лыжную базу и кинотеатр «Колос».
Родители крестили его во втором классе, из-за чего мать чуть с работы не уволили. Она работала на государственной службе, да еще в финансовом отделе, потому что советская власть — это вам не крем-брюле кушать и по храмам ходить, это учет и контроль, как завещал вождь мирового пролетариата, чьи статуи понатыкали по всей стране на месте взорванных храмов, а тут раз — и крестины у сына ответственного советского работника! Но Господь от увольнения ее уберег — обошлось строгим выговором. А он не только с детства крест на груди носил, но и молитвы знал. И эти детские молитвы привели его в Ивановскую церковь на кладбище. Она и сейчас там стоит, и кладбище на месте, только теперь с другой стороны вместо пустыря — здания Екатеринбургской митрополии, и знаменитый на всю страну телеканал «Союз», и епархиальная типография, и Духовно-просветительский центр, а тогда была единственная на полуторамиллионный город маленькая кладбищенская церковь, куда верующие могли ходить.
Его карьера набирала обороты, и вскоре ему, как перспективному исполнителю народных песен, от филармонии дали направление в Российскую академию музыки имени Гнесиных.
Российская академия музыки имени ГнесиныхВ «Гнесинку» он поступил с первого раза на сольное отделение академического пения. Свой диплом он посвятил уральской казачьей песне, и его взяли солистом в академический хор. А еще он устроился певчим в храм Веры, Надежды и Любови, что на Савеловской, потому что хотел не просто в храм ходить, но и Богу служить, что совсем не одно и то же. Затем пел в храме апостола Иакова Алфеева возле Курского вокзала, а потом в храме Живоночальной Троицы у Салтыкова моста. В начале 1990-х хороших певчих в новооткрытых храмах не хватало, и ему довелось много где петь, даже в Патриаршей резиденции — в знаменитом хоре Свято-Данилова монастыря, что для человека из уральской деревни Кипрушкино было большим достижением.
Только он такие подарки судьбы не оценил и карьеру в церкви делать не стал, а уехал из столицы в Орехово-Зуево, где неподалеку село Белая Церковь с храмом Рождества Пресвятой Богородицы, в котором служил его духовный отец — протоиерей Петр Яцурин, будущий духовник Зосимовой пустыни иеросхимонах Зосима. Старший сын отца Петра, Владимир, ныне епископ Хабаровской епархии, средний – иеромонах, а младший — священник. Когда дети выросли и покинули отчий дом, по обоюдному согласию с супругой отец Петр принял монашеский постриг с именем Зосима, а матушка стала монахиней Феофанией. Рядом с таким духовником он стал быстро воцерковляться, и когда поведал ему свои тайные мечты посвятить себя Богу, тот порекомендовал ему оставить городскую суету, осесть на одном месте и заниматься любимым делом. Тем более что жена у него верующая, своих двух дочерей они крестили еще в младенчестве, причащали с пеленок и всей семьей в храм ходили.
Священники в храме были под стать отцу Петру — за веру прошли лагеря и тюрьмы, но не озлобились, а только в вере и смирении укрепились. Например, протоиерей Сергий, который в Священном Синоде заседал, ездил в Патриархию на электричке с дерматиновым портфельчиком, а про машину с шофером отродясь не слыхал, а если бы ему и дали, тотчас отдал бы какой многодетной семье или в детский дом. Потом отец Олег вспоминал, что молился он так, что хотелось упасть на колени и заплакать. Потому что Бог, которому этот старый священник посвятил свою жизнь, был не в книжках, а стоял здесь, перед ним, и слушал.
Кроме служб в храме, полюбилось им всей семьей в Троице-Сергиеву Лавру ездить. В выходные соберутся, сядут в электричку, на службу сходят, исповедуются у лаврских монахов, причастятся, а вечером домой. Красота! Там он нашел себе друга духовного — иеромонаха Германа, который был ему молитвенным братом и добрым советником, и даже квартиру им новую освятил.
В Москве вроде и святыни великие, и храмы знатные, а здесь сердце пело
В храме Рождества Богородицы прослужил он регентом без малого семь лет, а потом решил стать священником. Но не московским, а простым деревенским, у себя дома. Они каждое лето к дедушке с бабушкой в деревню ездили, в лес ходили, грибы-ягоды собирали, в речке купались. А еще в храме, где он в детстве крестился, всей семьей молились. Хорошо ему было здесь, спокойно, радостно. В Москве вроде и святыни великие, и храмы знатные, и службы архиерейские, а здесь сердце пело, слов не найти как хорошо!.. Может, молитва деда, что в этом храме с бабушкой венчался, его привела, может еще что, только когда он о своих переживаниях супруге рассказал, та ему сразу поверила и поддержала.
Он записался на прием к екатеринбургскому владыке и все ему рассказал. Владыка внимательно его выслушал и назначил алтарничать в Свято-Троицкий собор в Екатеринбурге, где послушаются все ставленники в священники. Обычно испытательный срок до рукоположения длится три месяца, он же проработал здесь два года. И не потому, что глупый — так Богу было угодно. За это время он отвык от московских клиросов, они с женой продали дом в Подмосковье, перебрались на Урал и начали строить дом в родной деревне. Кстати, до сих пор строят, хотя с тех пор прошло почти 12 лет.
Когда его рукоположили в дьякона, он служил в одном из старейших храмов Екатеринбурга — Вознесенском соборе, что на горке напротив Спаса на Крови. После рукоположения в иереи он попросился служить на родину, и спустя недолгое время владыка назначил его настоятелем храма Богоявления Господня в Пышме, что рядом с родным Кипрушкино.
Храм Богоявления Господня в ПышмеИ вот я ехал в Пышму к священнику, у которого фамилия, как имя у родной деревни. На станции меня никто не встретил, да я не особо и переживал — храм находился в пяти минутах от центральной площади. Здесь направо — Сбербанк и отделение полиции, налево — магазин стройматериалов и продуктовый гипермаркет федеральной сети, а по центру — старинный храм Богоявления. Когда я увидел храм, солнце только-только начало подниматься, освещая его мягким розовым светом сквозь морозную дымку, так что руки сами потянулись к фотоаппарату.
Отец Олег был в храме и разговаривал с какой-то бабушкой. Бабушка вытирала платочком слезы и внимательно слушала, а он, утешая, что-то тихо говорил ей на ухо. Когда разговор закончился, а бабушка перестала вздыхать и пошла ставить свечи, отец Олег начал извиняться, что не смог встретить, а потом повел меня в трапезную, чтобы никто не помешал спокойно пообщаться. Он пригласил меня, чтобы написать статью про их храм, и очень волновался.
— Понимаете, Дионисий, — сказал он, наливая мне чай, — у нас храм красивый, старинный, и люди все замечательные, а как подумал, что бы вам такого интересного рассказать, а рассказывать особо и нечего. Никаких сенсаций у нас, слава Богу, не происходит, иконы не мироточат, да и чудес особых не происходит. Под горой, на которой храм стоит, источник святителя Николая Мирликийского лет двести как течет. Как рассказывают старожилы, с тех пор, как он из земли забил, стали замечать, что вода из него помогает от болезней глаз и больных суставов. Мы его отреставрировали, сделали удобные парапеты, перила установили, икону святителя Николая над источником установили, чтобы люди не просто воду набирали, но и молились. Наши матушки из храма на этой воде и еду готовят, и чай заваривают. Чувствуете, какой вкусный?
Я сделал из кружки глоток и кивнул, а отец Олег продолжал.
— В храме у нас две иконы старинные чудотворные — святителя Николая Мирликийского и святой великомученицы Екатерины. Мне старожилы рассказывали, что когда большевики храмы разорять начали, их прихожане тайно ночью вывезли и подальше от глаз спрятали. Сколько им пришлось претерпеть в безвестности, только Бог знает, но когда храм снова открыли, иконы вернулись. Видел, сколько на них украшений разных? Каждое украшение — это чье-то исполненное прошение. Придет человек о чем-то святого просить, молебен закажет, помолится. А как исполнится просимое, в знак благодарности человек подарок святому несет.
А недавно мы звонницу новую перед храмом поставили, — радостно продолжал отец Олег, — колокола потихоньку закупаем, с Божией помощью скоро установим. И будет у нас все честь по чести: утром на службу малиновым звоном будет храм к себе созывать православных и за родной уголок молиться!
Священник Олег Кипрушкин— А как вам после московских храмов здесь служится? Не скучаете в сельской тиши?Отец Олег улыбнулся.
Немногим такое счастье выпало — служить Богу, где твои деды молились и работали
— Что вы, Дионисий, я счастливый человек! Немногим такое счастье выпало — служить Богу, где твои деды молились и работали, каждый уголок потом своим полили! Я перед престолом стою в алтаре и знаю, что они смотрят на меня сверху и радуются. Говорят, дома родные стены помогают — очень верно сказано! Этого не передать, это сердцем чувствуешь. Иногда так легко и радостно бывает на душе, как подумаешь, что дома служишь. Бывало, начнешь родных поминать — и остановиться не можешь! Шутка ли — родни целая деревня! А еще своих пышминских всех помянешь, да екатеринбургских, с кем служил, — такая радость! Вот неверующие от одиночества страдают, а мы, христиане, об этом ничего не знаем. Мы все друг за друга молимся, друг о друге заботимся и помогаем, до одиночества ли тут? А еще с нами святые, и ангелы, и Пресвятая Богородица, и Господь Иисус Христос! Все Небо за нас, где нам горевать? Вообще, я думаю, что все проблемы у современных людей оттого, что первые слова у них: «Я» и «Дай!», а должно быть — «Бог» и «Родина».
— А образование гнесинское не жалко было в глуши закапывать? Ваши деревенские бабушки вряд ли разбираются в академическом пении. Кому вообще тут ваши музыкальные таланты нужны?— Как кому? В первую очередь детям! Я ведь на любых инструментах играть могу и петь могу — малышам со мной интересно. У нас, знаете, какой церковный хор детский замечательный образовался! Я столько талантов здесь открыл — в городе таких днем с огнем не найдешь! Мы столько уже русских народных песен выучили, сколько, мне, например, в их годы и не представить! И концерты ставим, и спектакли показываем! Вы к нам на Пасху обязательно приезжайте — все сами увидите! Да и взрослым без хороших песен никак нельзя! Русская песня — это душа народная! Вот бывает, идешь вечером — женщины на околице песни поют. Остановишься, заслушаешься, как красиво! И думаешь: значит, у нас все хорошо, раз поют! Значит, еще поживем! А вообще, меня много куда приглашают — и в епархии выступать, и сольные концерты петь приглашают. Только у меня не всегда это получается — дел бывает невпроворот.
(Окончание следует)
