(Продолжение)
Остроумову вызвали на пробы. Говорят, на режиссера повлияла не только настойчивость актрисы. Есть легенда, что-де однажды Станислав Ростоцкий и Борис Васильев случайно увидели на киностудии молодую, красивую длинноногую барышню. Она бежала им навстречу. «Так вот же Женька Комелькова бежит», – обрадовался писатель, а режиссер сказал: «Да не-е, это Оля Остроумова». И оба дружно рассмеялись. Сама Остроумова такой встречи не помнит, потому предпочитает считать эту историю байкой. Хотя кто его знает!
В любом случае приглашение на пробы – это лишь полдела, Ольге еще предстояло убедить всех, что Комелькова – это она.
Незадолго до этого Ростоцкий приходил во ВГИК, искал там все ту же Женечку. Посмотрел отрывки, побеседовал с мастерами и пригласил нескольких девочек на пробы. Среди них оказалась Галина Логинова, сегодня известная как мама Милы Йовович. Пробы Логиновой завершились неудачей, зато она отправила на студию свою подругу, которая во время визита в институт Ростоцкого была в отъезде. Имя подруги – Ирина Шевчук. «Тебя никто не видел, иди поговори с режиссером».
Шевчук, в отличие от большинства советских девушек, «А зори здесь тихие» не читала, спектакль, поставленный по повести Юрием Любимовым, не видела, да и сценарий прочитать не успела. В общем, на встречу к режиссеру пришла совершенно неподготовленной.
Ирина ШевчукВ тот момент, когда Шевчук ввели в кабинет Ростоцкого, режиссер в окружении художника картины и оператора раскладывал на столе пасьянс из фотографий девочек – претенденток на главные роли. Пасьянс уже в который раз не сходился. Все были на взводе.
Ростоцкий поднял глаза на вошедшую Шевчук.
– Ты кто такая? – спросил строго.
– Я студентка третьего курса ВГИКа, вы были у нас на курсе, и мне сказали… – замямлила Шевчук.
– Ну, и на кого тебя пробовать?
– Я не знаю.
– Сценарий читала?
– Я недочитала.
Ростоцкий пришел в ярость.
– Что вы мне эту пигалицу привели?
«Я была тогда в таком шоке, – вспоминает сегодня Ирина Борисовна, – мне ни сесть не предложили, ни ‟здрасьте” не сказали, а таким вот образом сразу огорошили. Потом он увидел мое расстроенное лицо и говорит: ‟Ну, хорошо, летом на каникулах приезжай к нам, будешь играть кого-нибудь из отряда, хоть заработаешь”. ‟Нет уж, спасибо”, – сказала я и гордо вышла из комнаты».
Шагая по коридорам студии, Шевчук дала себе зарок – никогда в жизни не сниматься у режиссера-хама по фамилии Ростоцкий. Но случилось так, что при очередном «пасьянсе» группа поняла – у них нет не только актрисы на роль Комельковой, но и на роль Осяниной никто не подходит. И тогда оператор Вячеслав Шумский вспомнил ту самую «пигалицу» с большими печальными глазами.
В то же самое время, когда Шевчук, на этот раз по официальному приглашению, снова пришла в съемочный павильон, на пороге появилась Ольга Остроумова. Им предстояло пробоваться в одной сцене. Остроумова бросилась к Шевчук и честно призналась: «Я очень хочу играть Комелькову, помоги мне, давай выложимся так, чтоб ни у кого не осталось сомнений!»
И они сыграли так, что после них пробы девушек Ростоцкий не проводил. Пятерка была собрана. Эти имена сегодня известны чуть ли не каждому второму жителю бывшего СССР: Екатерина Маркова (Галя Четвертак), Ирина Долганова (Соня Гурвич), Елена Драпеко (Лиза Бричкина), Ольга Остроумова (Женя Комелькова), Ирина Шевчук (Рита Осянина).
Андрей Мартынов. И смех, и слезы, и кино
Андрей Мартынов в роли Федота Васкова и Елена Драпеко в роли Лизы БричкинойНа великую роль небесные покровители кино (если такие существуют) не могли привести случайного человека. Как минимум за плечами должна была быть трудная судьба и громадный опыт.
Кто первым пришел на ум Ростоцкому? Конечно, Вячеслав Тихонов, звезда его последнего фильма «Доживем до понедельника». Но оказалось, что Тихонова уже пригласила Татьяна Лиознова на роль Штирлица.
Предлагали Георгия Юматова, но тоже не сошлось. Тот боялся, что не разведет съемки у Ростоцкого со съемками в «Офицерах». Начали смотреть менее опытных и занятых, но Васкова среди них не было. Режиссер уже начал нервничать. Однажды, незадолго до начала проб, Зоя Курдюмова ввела в кабинет Станислава Иосифовича совсем неизвестного актера:
– Ты можешь репетировать с кем хочешь, но снимать будем его, зовут Андрей Мартынов. Режиссер окинул разочарованным взглядом очередного претендента.
– Он же совсем ребенок!
– Ничего я не ребенок, – решил взять слово сам претендент, – я уже армию прошел, мне 25.
В армию он был призван после второго курса театрального. Служил три года в противовоздушных войсках в Средней Азии. Уже там получил неофициальное звание «заслуженного артиста», ведь на всех мероприятиях и застольях у начальства рядовой читал отрывки из классики (как правило, заказывали почему-то Чехова).
После армии Мартынов оказался на одном курсе с Остроумовой, так судьба их и вела вместе: институт, театр, кино...
Именно Остроумова когда-то пригласила второго режиссера картины «А зори здесь тихие» Курдюмову, с которой работала в «Доживем до понедельника», на один из спектаклей курса. В тот день шла «Глубокая разведка» в постановке Павла Хомского, где Мартынов играл героя войны. Вот когда его заметила Зоя Дмитриевна. После спектакля она шепнула одаренному студенту: «Возможно, мы с тобой встретимся!»
Но с тех пор прошло много времени, Мартынов с Остроумовой уже играли в труппе ТЮЗа, куда попали по распределению после института. Про Курдюмову Андрей уже и забыл, поэтому, когда ему сказали, что его на вахте ждет какая-то женщина, он и подумать не мог, что это тот самый режиссер с киностудии, которая давным-давно сказала ему пару одобрительных слов.
Курдюмова передала любимцу сценарий фильма «А зори здесь тихие» и пригласила поговорить с Ростоцким. Так они и встретились в первый раз. Но, как мы уже говорили, «любви» с первого взгляда у режиссера с актером не случилось. И дело было не только в возрасте («совсем ребенок»).
– У него комплекции нет, у него ничего нет, – не унимался Ростоцкий, обращаясь к Курдюмовой. – И ты посмотри, как он говорит! Он же как москвич акает, что это такое вообще?
Но тут Мартынов нанес контрудар: рассказал режиссеру, что он родом из Иванова и только-только выправил свой говор, после чего проокал на ивановский манер несколько фраз. «А что касается молодости, – продолжал молодой актер, – так я усы отращу, вы меня даже не узнаете».
– Ну, хорошо, – сдался Ростоцкий, – давай почитаем сценарий.
«Пока мы читали несколько сцен, Ростоцкий заплакал, и я заплакал, – делится воспоминаниями Мартынов, – потом он посмотрел на меня и говорит: ‟Да, похоже, Зоя была права, может, ты и подойдешь”».
И все-таки режиссер сомневался. Принять решение, кому же из претендентов отдать главную роль, он не мог долго. Уже и все собеседования прошли, и пробы завершились. Тогда Ростоцкий решил положиться на судьбу и свою команду. Собрал киногруппу – от оператора до осветителя – и предложил каждому написать на бумажке имя того, кто, по их мнению, больше других подходит на роль Васкова.
Написали, собрали бумажки в шапку.
Режиссер стал доставать по одной и зачитывать вслух. «Мартынов, Мартынов, Мартынов»... Все члены группы написали одну фамилию.
Только после этого Ростоцкий без колебаний утвердил исполнителя роли Васкова. Но вскоре он убедится, что не зря сомневался в актере.
Боевые будни на краю земли
Съёмки к/ф «А зори здесь тихие»В мае 1971 года в Карелии, в деревне Сергилахта, начались натурные съемки. Здесь впору написать – и началась война. Потому что условия были приближены к боевым. Глухие леса, холодные реки, опасные болота, комары, которые атаковали актеров и портили нервы оператору картины Вячеславу Шумскому
«Когда мы приехали в Карелию, начался сезон комаров. Это было ужасно, – говорит мне Андрей Мартынов. Встретились мы с ним на Чистых прудах, по весне, и с удивлением обнаружили у воды комариков, что для центра Москвы большая редкость. – Нам сделали накомарники, чтобы в них репетировать, но во время съемок мы были без них. И получалось так, что он летит в кадре, маленький, но у оператора на оптике эффект, будто перед носами актеров пролетел вертолет».
Конечно, можно было бы и не снимать фильм на Севере, леса с болотами есть и под Москвой, никто, кроме знающих, разницы бы не заметил, но для Ростоцкого это было принципиально как минимум по двум причинам.
Первая хорошо была понятна исполнительнице роли Бричкиной Елене Драпеко. Детство актрисы прошло в Малой Карелии, на Карельском перешейке, который изрыт воронками и осыпан осколками орудий всех калибров и дальностей, и даже спустя десятилетия война в этих местах еще отдавалась эхом: все это не могло не создать фильму нужной атмосферы. «Когда мы в моем детстве играли в войну, то мы играли тем, что от нее осталось, – вспоминает Драпеко, – некоторые из находок взрывались, многие дети из моего поколения так погибали, война отсюда никуда не уходила, вся земля была пропитана железом и кровью. Поэтому ‟А зори здесь тихие” я, например, снимала о памяти моего детства».
«Я хочу, чтоб это понимали все, – добавляет актриса, – для всех, кто снимал этот фильм – это была их личная память. Ведь все, и режиссер, и оператор, и художник, даже гример, – они все были участниками Великой Отечественной».
Вторая причина, почему Ростоцкий поехал снимать в Карелию, – как раз те самые, обеспеченные природой, почти боевые условия. Они должны были помочь актерам быстрее усвоить, что режиссера не устроит игра в войнушку, ему нужны реальные эмоции и подвиги.
«Я ходил по болоту – от меня пар шел, оно холодное было уже, – рассказывает Мартынов. – Как всегда в кино – когда холодно, тогда снимают сцены, в которых нужно в воду лезть или босиком по снегу ходить. Мы с девчонками больше двух недель из болота не вылезали».
Больше других воды и грязи наглоталась Елена Драпеко. Ее героиня тонет в болоте по пути за подмогой – эти кадры до сих пор пронимают зрителей всех возрастов. Переснимали их три раза, в первый – Ростоцкий решил, что сцена получилась не очень страшной, и потому придумал «украсить» кадр настоящими змеями. Для этого из Москвы в коробке привезли пару десятков ужей. Драпеко снова загнали в воду, и вокруг нее разбросали чешуйчатых партнеров. Однако при отсмотре материала оказалось, что русский Север превратился во Вьетнамские джунгли, и тогда бедной актрисе пришлось тонуть в болоте еще раз.
Елена Григорьевна до сих пор говорит о тех съемках с содроганием: «Утонуть я должна была в течение шестидесяти секунд, чтобы не затягивать эпизод, для этого динамитом взорвали воронку, и в эту воронку сверху натекла жижа. Помню, еле-еле залезла в эту грязь, а Ростоцкий еще кричит все время – быстрее, быстрее, у меня пленка идет. А мне же надо было туда еще достоверно нырнуть, чтоб зрители поверили, и я так заигралась, что у меня полный рот грязи! Если внимательно смотреть картину, то там видно, как в рот Лизы воронкой заливается грязь».
Станислав Ростоцкий не щадил никого: на лицах грязь вперемешку с комарами, в сапогах – ледяная вода, а в рюкзаках – кирпичи. Опять же для правдоподобности, чтобы не играли усталость, а на самом деле ее испытывали.
При этом съемки шли ежедневно, от рассвета до заката, без перерыва, ведь за одно лето должны были снять сразу две серии, это даже по нынешним временам – с современной техникой – сумасшедший темп, а тогда… тогда и правда была война.
И главнокомандующий своими «вояками» не всегда был доволен. Особенно часто Ростоцкий придирался к Мартынову: то «форма у тебя какая-то малоспортивная», то «Ну, как ты гранату бросаешь! Увереннее надо!» Актер сильно это переживал. Терпение режиссера вот-вот могло закончиться, тогда с кинокарьерой можно было распрощаться.
«Когда Ростоцкий делал Андрею замечания, я просто холодела, – рассказывает Екатерина Маркова, – ему ничего не стоило Мартынова снять с роли просто оттого, что он физически, видите ли, не соответствует персонажу, и поэтому я потащила его на берег Двины таскать камни. Я говорю, Андрюш, я понимаю, что ты устаешь, может быть, больше нас, но ты будешь кидать камни, потому что все-таки тренажерного зала нет, а форму восстановить надо. И я его уговорила, и мы каждый вечер ходили и бросали эти камни».
Мартынов и сам не отрицает, что съемки в картине стали для него мучением, что он не просто переживал из-за того, что не вызывал доверия у режиссера, а тяжело болел из-за этого душевно. «Я ужасно страдал, и я видел, что и Ростоцкий страдал из-за меня, но в конце концов мы все-таки дострадались, сняли картину».
А саму Екатерину Маркову в Карелии, как она говорит, «чуть не угрохали». В фильме ее героиню убивают немцы, стреляют в спину. Чтобы снять эту сцену, пиротехники вставили под гимнастерку актрисы фанерку со специальными мешочками, наполненными «кровью»; к мешочкам проведены электроды, которые их и «взрывают» в нужный момент – старый киношный прием. Но пиротехники переборщили с зарядом, его сила была такой, что гимнастерку актрисы порвало в клочья, а саму Маркову отбросило на десять метров в сторону. При падении артистка сильно ударилась головой.
Тогда обошлось без серьезных травм, и съемки продолжили в том же никого не щадящем режиме.
И все-таки настоящий генерал тот, кто сам лезет в солдатские окопы. Все те трудности, что переживали актеры, были мелочью по сравнению с испытаниями, которые приходилось преодолевать Ростоцкому. Будучи инвалидом на протезе, он вместе со всеми карабкался через скалы, пробирался по чащам и часами сидел в болоте. «У него так натирало, так болело, что он ночами не мог спать, – признается Андрей Мартынов, – вы же представляете, какие протезы тогда были – совершенно никакие. Но он героически все переносил и даже виду не показывал, что ему больно».
«Но мы-то понимали, что ему с его протезом переступать через кочки и каждый раз ногу из болота вытягивать – это мрак, – вторит Мартынову Маркова, – но он был с нами, и этим все сказано».
К войне человек привыкает так же быстро, как и к беззаботной уютной жизни
При этом Ростоцкий умел прекрасно поднять всем настроение и настроить своих актеров-солдат на позитивный лад. Актриса Ольга Остроумова, сыгравшая красавицу Женю Комелькову, вспоминает, как режиссер часто говорил им: «‟Не грустите, ребята, мы не были грустными на войне, мы были молоды, мы влюблялись, мы хотели жить, мы смеялись”. И мы его прекрасно понимали. Нам тоже хотелось жить и смеяться».
Великие русские женщины, только им под силу «удочерить» войну, без страха смотреть ей в глаза
На самом деле в этом нет ничего странного, к войне человек привыкает так же быстро, как и к беззаботной уютной жизни. Однажды я снимал фильм про советских женщин, которые воевали в Афганистане, они мне рассказывали, что те годы для них – чуть ли не лучшее время в жизни. Они были там дружны, умели так радоваться жизни, как мало кто умеет на гражданке. Афганки даже устраивали празднование Нового года, наряжали деревья самодельными игрушками, шили праздничные маскарадные наряды. А где-то рядом звучали автоматные очереди. Да, великие русские женщины, пожалуй, только им под силу «удочерить» войну, сжиться с ней; без страха, а часто даже с любовью смотреть ей в глаза. Это великая способность. И что особенно вызывает гордость – осянины, комельковы, бричкины были не только в Великую Отечественную войну, они были и в Афганскую, и еще совсем недавно их можно было встретить на Юго-Востоке Украины.
В этом смысле фильм «А зори здесь тихие» – это не только про отдельный отряд зенитчиц, обезвредивших немецких диверсантов, – это вообще про всех русских женщин на всех войнах, через которые России пришлось и приходится проходить. Сужать повесть Васильева и картину Ростоцкого только до эпизода в Карельских лесах – значит предавать память о тех, кто взял на себя мужскую работу по защите родного Отечества «и всяк в нем живущих».
(Продолжение следует)
