«Плохих людей не встречал» и другие установки мастера духовной дипломатииПамяти протопресвитера Матфея СтаднюкаСегодня отпевание протопресвитера Матфея Стаднюка. Жизнь праведника и по его смерти – свет миру. Новопреставленного вспоминают сослужители по Богоявленскому кафедральному собору в Елохове, где батюшка настоятельствовал более 40 лет.Протопресвитер Матфей СтаднюкВ Церкви всё – для человека
Протоиерей Михаил Райчинец:– Отец Матфей – добрейшей души человек, труженик на ниве Христовой. Будни – в Патриархии, субботы-воскресенья – в храме. Деятельный, – он мог и людей поднять, организовать, причем именно собственным примером: помню, когда устраивал предпраздничные уборки, мог, еще будучи покрепче, сам и метлу взять, грабли какие-то – только оглянешься, а он уже там что-то подчищает, гребет! При нем работа всегда кипела. Народ с удовольствием подхватывал этот вихрь дел – сад обустраивал, приписанный к собору храм Мученика Никиты на Старой Басманной восстанавливал и т.д.
Семья Стаднюков (справа налево) - отец Матфей, мать Анна Демьяновна, супруга Феодосия Павловна, брат Алексий. Фото1950-х годов Отец Матфей Стаднюк всю жизнь особо почитал Божию МатерьБатюшка был еще той старой закалки, – люди раньше умели самоотверженно работать. Родился он в 1925-м году, в простой крестьянской семье, в селе Залесцы, что в Тернопольской митрополии на Украине. Это в 8 км от Почаевской лавры, которую вроде даже было видно из их окон, потому что лавра стоит на горе. Мать, Анна Демьяновна, с самых малых лет туда носила, а потом водила сыновей – все трое, оставшиеся в живых (четвертый погиб на войне), стали священниками – в первом поколении.
Из их села вообще вышло более 220 священнослужителей. Архидиакон Андрей Мазур тоже был односельчанином отца Матфея. Это при том, что и село-то небольшое – всего-то около тысячи дворов. А вера была такова, что батюшка потом шутил, что у них любая доярка в богослужении подчас лучше разбиралась, чем некоторые из современных иереев.
С земляком отцом Андреем МазуромХотя и гонения там лютые – в те годы не только за саму веру, но и за приверженность Московскому Патриархату. Приедет батюшка в родное село, а прямо в алтарь во время службы вваливаются местные уполномоченные:
– Вы не должны здесь служить!
– Когда и как мне служить, не ваше дело! – отбреет их.
Так они потом тамошнего батюшку гнобили за это так, что и при похоронах этого настоятеля власти специально раньше намеченного времени заставили провести погребение, – лишь бы «московскому попу» (отец Матфей ехал на проводы) не успеть проститься.
Новый храм на родинеУже в наши годы под началом отца Матфея священники – выходцы из этого знаменитого села – собрались и построили там новый огромный храм, – батюшка этому очень радовался. Сам он с малых лет прислуживал в алтаре старой Покровской церкви их села. Фотография этого храма потом и здесь, в Москве, всегда висела в его кабинете. Божию Матерь, под чьим Покровительством начал свое служение, потом всю жизнь подчеркнуто почитал: служил молебны с акафистами перед Ее иконами, Параклис.
Покровская церковь в родном селеДетство у батюшки было очень трудным – всего довелось хлебнуть: и голод, и нищета, и притеснения. Потом война началась. Оккупация. От немцев, вспоминал, в Почаевской лавре приходилось прятаться, причем были готовы выйти по древнему – не знаю, может быть, и подземному – ходу, – но он не понадобился: фашисты боялись зайти в монастырь. Такая там святыня величайшая. Батюшка, когда еще был в силах, старался каждый год выбираться на Родину, в Почаев. Там и начинался его путь к служению у престола.
В 1942-м году тогда еще 17-летний Матфей Стаднюк поступил на пастырские курсы при Почаевской лавре. Храмы в войну не отапливались, так он вспоминал: оденешь на себя всё, что только можно, – а их еще, хлопцев, и проповедовать ставили – у них такая практика учебная была. Это какое же горение духа надо иметь, чтобы – тебе холодно, а ты мальчишка замерший – проповедь огромному скоплению народа говоришь (потом у батюшки так и осталось это особое внимание к тому, чтобы всё внятно, четко с амвона произносилось).
Фашисты боялись зайти в монастырь. Такая там святыня величайшаяУжасов, рассказывал, много довелось в военные годы пережить. У них там рядом с селом еврейское гетто устроили. И вот, в какой-то из дней слышат: выстрелы начались – один за другим, один за другим… Вскоре сообщили: «Сегодня всех жителей гетто расстреливают». И выстрелы продолжались-продолжались-продолжались целый день. Это было непереносимо.
Иерей Матфей Стаднюк – студент МДА Немцы, при внешней их якобы лояльности к Церкви, и православных убивали, особенно тех, кто был за сохранение канонического единства Православной Церкви на Украине с Московским Патриархатом, – видимо, это такой фронт самой озлобленной бесовской войны. Но отец Матфей говорил, что народ всегда знает, что ему надо, настоящих православных не проведешь, и единство разрушено не будет. Про годы Великой Отечественной войны вспоминал, что именно за ратование о единстве был убит обманно вызванный в соседний город – это где-то в районе Кременицы – по пути, в лесу, митрополит Алексий (Громадский). Вскоре после этого убийства тогда еще юному Матфею Стаднюку надо было пешком идти тем лесом 60 км. Страшно, рассказывал, – они знали, что там в зарослях всюду немцы прячутся, – просто промчался, а как прибыл по назначению, встретился с нужным человеком, что-то ему дали поесть, и он упал – ноги отказывали…
Еще война не закончилась, его, 19-летнего, в марте 1945 года в диакона рукоположили, а через год – во священника. До своего первого храма, рассказывал, пешком тоже около 60 км шел. Служил еще и в окрестных четырех селах, – в те храмы тоже в основном пешком по горам добирался. Разве что кто-то где-то на лошадке часть пути подбросит. На Пасху, вспоминал, каждое село по очереди посещал: где заутреню отслужит, в другом храме – литургию, в третьем можно только Светлую заутреню повторить, куличи освятить.
Выпускники духовной школыПотом, в 20 лет, его уже благочинным назначили, а это значит – охват территории еще более увеличился! Опять десятки километров пешком проходил. На совещаниях духовенство – в основном зрелые отцы, ему неудобно – самый молодой. Видимо, натерпелся этой неловкости, – хотя, вспоминал, архиерей к нему очень хорошо относился, – но всё хотел батюшка продолжить учиться, знал, что в Москве уже и Богословские курсы, после преобразованные в семинарию, открылись. Стал отпрашиваться. Владыка какое-то время не отпускал, но потом, когда в 1949-м году уже несколько оправились от войны, благословил.
Протоиерей Михаил РайчинецКаким-то образом отец Матфей смог тогда даже билет на самолет раздобыть! Хотя и жили-то скупо. Распихал, говорил, по карманам сало, брынзу, сливы (раз по карманам, значит, немного-то было!) – и полетел!
Тогда, вспоминал, в духовной школе все были очень дружными: и студенты между собой, и преподаватели, – войну пережили, кто-то и через лагеря прошел. Это всё была суровая жизненная школа. Помню, когда я только пришел в Елоховский собор служить, мне батюшка как-то сказал: «Держи язык за зубами». Потом я уже узнал историю одного из их семинарских преподавателей – отца Николая Никольского. Тот однажды просто пропал, а когда через два года вернулся, на вопрос:
– За что посадили?
– За болтовню, – ответил.
Им тогда постоянно надо было быть начеку. Батюшка потом всю жизнь собранность, дисциплину ценил. Порядок во всем. Это еще позволяло и не отвлекаться, не рассеиваться. Сам-то отец Матфей нес великое служение.
С владыкой Тернопольским и Кременецким Сергием на родинеИ нас наставлял: «Спешите делать добро». Часто, кстати, панихиды, литии посылал служить на Введенское немецкое кладбище в Лефортово (он там до Елоховского собора 25 лет был настоятелем храма Апостолов Петра и Павла): «На могилах митрополита Трифона (Туркестанова), у доктора Гааза обязательно, – говорил, – панихиду или хотя бы литию отслужите».
Его всегда, даже при всех его высоких постах в Патриархии, отличала особая внимательность к людямПосле уже, когда советская власть ослабла, отец Матфей сестричество при Елоховском соборе организовал. Его всегда, даже при всех его высоких постах в Патриархии, куда его взяли сразу после семинарии-академии, отличала особая внимательность к людям. Кто бы к нему ни обратился:
– Вы подождите, потерпите… – как бы он ни был занят, попросит подождать, потом обязательно выйдет, выслушает, ответит-наставит.
Все спокойно, уверенно, убежденно. Все по заповеди, по любви.
Или когда мы, священники, ему какие-то вопросы передавали. Вот, например, люди часто спрашивают, как имена в записочках писать: Эдуард, Виктория и т.д. «Как говорят, так и пишите, записывайте в синодики и молитесь. Главное, чтобы крещеные были», – батюшка отвечал.
Крещение малышаОн так всегда все дела в Церкви устраивал, чтобы все здесь было – для человека. К нам-то, служащим, работникам храма, он мог быть и строг, но всё должно было быть на благо, для спасения приходящих.
Раньше-то он где-то и тайно людей по домам крестил, старался обратить всех, кто готов был услышать о Боге, а тут человек сам в храм пришел, – всё должно быть к нему обращено!
«Плохих людей не встречал», – говорил нам, уже будучи в преклонных годах, за 90, отец Матфей. Вот это слова праведника!
А любовь-то – она бдительна,
или Что делать, чтобы не случилось катастрофы
Протодиакон Евгений Трофимов, клирик Богоявленского собора в Елохово:– Отец Матфей – легенда нашего времени. Все говорят, батюшка был непростой. Был у него дар от Бога. Я просто избегаю таких громких слов, как прозорливость, но что-то Господь ему открывал. Не то чтобы он обличал что-то сокровенное, – нет, но он как-то чувствовал людей, каким-то внутренним ведением постигал, что происходит, что дальше будет…
Я просто избегаю таких громких слов, как прозорливость, но что-то Господь ему открывалЯ знаю батюшку уже почти 40 лет. Это человек, который полностью посвятил себя служению Церкви. Нес послушание секретаря при Святейшем Пимене, а потом и при Святейшем Алексии II. А времена тогда были очень сложные. Батюшка был своего рода духовным политиком, дипломатом. Всегда мог взять удар на себя, умиротворить – даже тех, кто предпринимал какие-то яростные нападки. Многих он, кстати, и из высших эшелонов тогда еще советской власти тайно покрестил. Сколько потом таких признавалось, что нежданно-негаданно для себя обратились именно благодаря встрече с отцом Матфеем.
А какой он молитвенник! Всё успевал, и еще и молился! А то, бывает, жалуются: нет времени на молитву… Сказано про праведника: «вся, елика аще творит, успеет» (Пс. 1, 3). Батюшка всех наставлял: «Ваша обязанность почаще бывать в храме». От сослужителей требовал особой внимательности за богослужением: «Повнимательнее».
Сами-то мы отца Матфея старались никогда не отвлекать – все текущие вопросы решали через отца ключаря. Просто знали его нагрузку. Но вот что удивительно, помню, еще с 1980-х годов, при всей его занятости и ответственных патриархийных постах, отец Матфей, сам служащий по воскресеньям обычно на поздней литургии, всегда приезжал к ранней! И всю первую службу молился, вынимая частички из просфор – много-много.
Если же отец Матфей был в алтаре и «не занят», я, бывало, грешным делом даже подумывал: «Лучше бы он у престола стоял…» – ибо занят он тогда был нами… Чтобы поменьше присаживались в алтаре, никаких разговоров, это всегдашнее его: «Повнимательнее». Духовному-то человеку этой поднастройки не надо…
В ЕлоховскомКогда сам служил – весь уходил в службу. Горел молитовкой. Очень любил служить. Желал, чтобы и мы все были также отданы богослужению. Но мы-то лодыри. А он – человек храма.
В нем всегда была такая, не внешне напыщенная, а внутренняя стать: чувствовалось сразу, что – настоятель, протопресвитер. Отец. Хозяин.
Нас-то как ни натаскивай, всё мы мимо этого высокого церковного тона, а он умел его держать, внутренний слух у него был на это преображенное состояние бытия настроен.
Помню, прихожу к нему:
– Батюшка, меня тут приглашают на повышение квалификации. Это же мне два месяца придется учиться. Как мне, соглашаться?
– Твое повышение квалификации – здесь, в храме. В соборе, – ответил он (отец Евгений, рассказывая, передает малороссийское оканье и убеждающую нисходящую интонацию отца Матфея – прим. О.О.).
Протодиакон Евгений ТрофимовВсё. Больше мы к этому вопросу не возвращались.
Он, кстати, очень ревностно всегда относился к Елоховскому собору. Когда кто-то из прихожан какие-то у него билетики выпрашивал на службу в Кремль:
– Надо в собор ходить, в собор, – отвечал батюшка.
Почему-то батюшка ревновал, когда прихожане ходили в другие храмы. У него было такое твердое убеждение: куда тебя Господь привел, там и молись.
До последнего времени батюшка постоянно приезжал в храм – вот именно в тот, в который был священноначалием назначен. Он уже был на колясочке, правая рука у него, я так понимаю, была полупарализована, он как-то больше левую руку тебе даст, держит твою руку в своей, пожимает. Уже ничего не говорил. Но такое от него духовное тепло исходило! Это подвижник XX–XXI веков.
Батюшка был очень милостивый, добродушный к внешним, а к себе, наверно, очень требователен, но с годами как будто этот тонус стал его второй натурой, а вот нас, разгильдяев-сослужителей, батюшка гонял и строил! Причем мы-то ему еще на выходных под руку попадались, – а вот тем, кто в Патриархии, представляю, каково было… Отец Сергий Суздальцев про это потом очень смешно рассказывал: только, мол, отдохнуть вознамеришься, – опять указ! Едва выдохнешь, отец Матфей трезвонит: «Собирайся!» – ехать куда-то! Вот бы лишь присесть – «Рота, подъе-е-е-м!»
Однажды в Великую субботу батюшка мне говорит:
– Отец Евгений, в час идем освящать куличи.
Я бросился искать кропило, требник, корзинку… Мечусь, ничего мне не попадается, другие батюшки всё уже разобрали. Прихожу, а отец Матфей там уже с какими-то женщинами всё освящает.
– Батюшка, – говорю, – только корзинку вот и нашел…
– Видел я, – говорит, – бестолковых, но такого бестолкового впервые встречаю.
Мог так, с юмором, осадить свою «солдатню». Стою я там с этой пустой корзинкой… Еще и дождик стал накрапывать, так что все и разбежались.
Но батюшка всегда вразумлял по-доброму. Никогда не кричал. Замечания в основном всегда уже после делал.
Помню, я как-то вычитал где-то, что диакон не должен громогласить, надо как-то без надрыва всё произносить. Я взял себе это на вооружение, намеренно себя приглушаю. Батюшка слушал-слушал, ничего не сказал. Потом, во время шестопсалмия, подзывает:
– Отец Евгений, что ж ты там – про себя, что ли, служишь? Что ж ты так тихо ектенью говорил?
– Батюшка, я вот вычитал, что надо, чтобы диакон не кричал, а спокойно призывал к молитве…
– Но бабки-то глухие стоят!
– Понял.
Протоиереи Матфей Стаднюк и Владимир ДиваковБатюшка очень мудрый. Он никогда, кстати, сразу не отвечал на вопросы. Что-то у него спросишь, а он:
– Как-как? – и начинал думать.
(Окончание следует)