Запад, Россия, Малороссия, Украина: что дальше?Мы являемся свидетелями крупнейшего по своим масштабам и последствиям антизападного сдвига отечественной цивилизацииАлександр Казин 
Есть нечто символическое в том, что операция российских вооруженных сил на Украине проходит в год 350-летия Петра Первого и на 301 году после провозглашения Российской империи. Эта операция касается не только судьбы Малороссии (Украины). В ещё большей степени она касается самой России. На наших глазах сбывается предупреждение царя-преобразователя о том, что Европа будет нужна нам на несколько десятилетий, а потом мы повернемся к ней спиной. Так или иначе, в 2022 году мы являемся свидетелями крупнейшего по своим масштабам и последствиям
антизападного сдвига отечественной цивилизации, начавшегося защитой донецких республик от многолетних обстрелов со стороны Киева, и приведших в настоящее время (апрель) к фактическому разрыву с Европой и Америкой по линии военных, экономических, культурных, информационных и прочих связей. Разве ещё дипломатические остались…
Как оценить эти события – как политическую катастрофу (по мнению либералов) или как решительный поворот России, осуществленный волей Президента и поддержанного 80% народа? Я полагаю, оба ответа неверны, так как захватывают только одну из сторон проблемы. На самом деле речь идет о продолжении – на новом геополитическом этапе – исторической судьбы России как особой евразийской цивилизации, где «все концы сходятся, все противоречия вместе живут». Иначе говоря, наша операция на юге – это проверка делом той самой русской «всемирности», которую описал Достоевский в своей знаменитой пушкинской речи, и которая не допускает переобращения внутренней духовной сути российского народа (пусть даже в рамках отдельного субэтноса – малорусского или белорусского) в нечто чудовищное – в данном случае расистское и неонацистское.
На карте земной суши Россия расположена сразу на двух материках «хартленда» – в Европе и в Азии, сочетая их в себе не только пространственно (географически), ни и по сущности, как коллективные антропологические и культурно-религиозные архетипы (эта тема подробно разработана евразийцами, а затем Л.Н. Гумилевым). Если воспользоваться схемой А.Тойнби, вся отечественная история может быть представлена, как попеременный вызов/ответ России то Востоку, то Западу. Учитывая при этом особенности русской национальной души как «всечеловеческой», которой внятны одновременно и просторы скифской степи, и «острый галльский смысл», и «сумрачный германский гений», придется признать, что миссия России во времени – это
борьба за сохранение её восточно-христианского ядра в условиях противоречивого (и нередко враждебного) воздействия на него вторичных цивилизационных оболочек – как внутренних, так и внешних. Случай с Малороссией (Украиной) – лишь один из примеров такого воздействия, хотя и весьма значительный.
Начало борьбы за Русь было положено псковитянкой княгиней Ольгой и новгородско-киевским князем Владимиром. Следующий шаг – укрепление цивилизационного статуса страны Александром Невским, который предпочел отношения с Ордой, не покушавшейся на национальную культуру, союзу с Римом, стремившимся окатоличить Русь. Через 150 лет эту работу продолжил Сергий Радонежский, поддержавший духовную энергетику народа в условиях инокультурной и иноверческой оккупации.
Первым
западническим (модернистским) испытанием ключевой вертикальной оси нашей культуры стала цивилизационная революция Петра Великого, попытавшегося – в политических интересах Империи – вписать в священное пространство/время православного народа европейские технологии «подручного существования» (М. Хайдеггер). Заслуга Петра – освоение западного научного рационализма (в чём обычно и видят главное его достижение), однако император «переформатировал» отечественную интеллигенцию (сначала по-немецки, потом по-французски, потом по-английски), оставив почти нетронутым многомиллионный православный народ. Дворянство стало европейским, а народ остался русским, и как раз такая двойственность позволила сохранить фундаментальную для нашей страны классическую религиозную и культурную парадигму, хотя и породила в дальнейшем взаимное непонимание и даже вражду. У нас не было католичества, не произошло и реформации с её индивидуализмом и деизмом, и это точно соответствует словам Пушкина, что «Россия никогда не имела ничего общего с остальною Европою; тут нужна другая мысль, другая формула».
С историософской точки зрения, империя Петра явилась попыткой «догоняющей модернизации» России, предшественниками которой в плане вестернизации Руси было и призвание варягов, и латинизация православной иерархии через иезуитское просвещение (т. н. «украинское барокко»), и западнические симпатии московской элиты («голицынщина»). Однако петровские реформы не произвели
цивилизационного слома, хотя изменили многие его внешние слои. Лучшим доказательством этого положения является творчество того же Пушкина. В его лице православный творческий дух преодолел модернистский (фаустовский) соблазн постренессансного Запада, показав, что свободный гений может быть на стороне Творца, а не только на стороне его противника. Провозглашенная в 1722 году петербургская империя в глубине своей осталась православной Россией, породив великую русскую культуру Х1Х века – одно из крупнейших достижений человечества за все времена.
Примерно через 100 лет после Петра со стороны Запада последовало нападение на Россию революционного генерал-императора Наполеона вместе с половиной Европы. В ответ на это русский народ и его армия овладели политическим центром европейской цивилизации – Парижем. Ещё через сорок лет Европа снова напала на Россию. В 1914 году Россия заступилась за православную Сербию, после чего на неё последовала атака Тройственного союза. Следующий западнический (модернистский) вызов классическому устроению России последовал в феврале 1917 года. В этот период страна, несмотря на войну, находилась на материальном подъеме, и, по подсчетам Д.И.Менделеева, через три десятилетия Европа имела бы у себя единственную сверхдержаву – Российскую империю. Однако онтологическое ядро русского мира не поддалось рыночному давлению. Власти либералов-западников в виде Временного правительства хватило едва на девять месяцев. Отодвинув старую элиту, масонский Февраль не дал стране новой. Буржуазный модерн в 1917 году не вписался в экзистенциальный архетип русского народа, который предпочел модернизироваться другими способами, сохраняя при этом верность своей традиции – на этот раз в превращенной форме коммунистической идеократии. В определенном смысле Октябрь 1917 года явился искуплением его Февраля, а Великая Отечественная война – искуплением Октября. Именно благодаря удержанию сакрального
единства Россия смогла победить в середине ХХ столетия оккультный нордический рейх (точнее, европейский фашистский интернационал из 13 государств) и первой выйти в космос.
Предпоследний по времени западнический вызов теоцентрическому ядру русской цивилизации был предъявлен в начале 1990-х годов в виде либеральной перестройки, «нового февраля». Структурно оба «февраля» совпадают вплоть до деталей. Правда, в отличие от «первого» февраля 1917 года, «второй» продолжался не девять месяцев, а почти десять лет, и последствия его, особенно в области мировоззрения, культуры и информации, мы переживаем до сих пор. Что касается государственных уложений, то они пострадали особенно сильно, и
главным ударом по традиционной державности нашей страны стало образование на месте Малороссии (по-советски названной Украинской ССР) самостийной Украины как принципиально враждебной нам анти-России.Следует подчеркнуть, что Малороссия всегда считалась органической и весьма уважаемой частью Российской империи. «Киев – мать городов русских» – этим многое сказано. Только в начале ХХ века, в период Первой мировой войны, отдельные побеги вызывающего антирусского украинства стали культивироваться и распространяться в Австро-Венгрии в интересах военной пропаганды. В 1920-х годах, уже в составе Советского Союза, украинство как бытовая идеология почти насильственно насаждалось на Юго-Западе Руси (в Малороссии и Новороссии) под флагом коммунистической «свободы трудовых наций». В итоге ко времени нападения фашистского рейха на Советский Союз сформировалась гремучая смесь из антисоветизма, национал-социализма, украинского шовинизма и русофобии, которую впоследствии назвали «бандеровщиной». Рождение подобной идеологической и политической бомбы было успешно использовано Западом в постсоветской период – к сожалению с активной помощью недалеких «самостийных» вождей, не понимавших (или не хотевших понять), на какую роль эту «новую Европу» готовят. После переворота 2014 года по отвергнувшим «бандеровщину» областям Малороссии/Новороссии начали стрелять из пушек. Стреляли 8 лет и убили примерно 13 тысяч человек. Но зато всё стало ясно.
Ныне, в апреле 2022 года, мы имеем последнее по времени сражение коллективного Запада с Россией, осуществляемое руками «незалежной» Украины, которую фактически заставили забыть о своей русскости. Одновременно мы имеем фактическое исключение Российской Федерации из состава «цивилизованного мира», под которым Запад понимает исключительно самого себя (т.н. «золотой миллиард»). К сожалению, на этот мировоззренческий обман поддалась православная (правда, частично) Малороссия, душа которой расколота ныне по всем возможным ценностно-цивилизационным линиям.
Разрыв между Малороссией и Украиной – таково сегодня самое краткое определение этой антиномии. Найдет ли в будущем народ Юго-Западной Руси в себе силы для преодоления указанного недуга – Бог ведает.
Подводя итог сказанному, отметим, что военная операция на территории Малороссии имеет своей метаисторической целью
спасение её самой от гибельного бандеровского украинства, и вместе с тем, спасение России от очередного нападения на неё «страны вечера» (Запад – Abendsland). Война идет сегодня за Русь, за тысячелетнюю православно-русскую культуру против давнего её противника, от псов-рыцарей до неонацистов всех мастей. Триста лет назад Петр Великий провозгласил свою Империю, преобразившуюся потом в Советский Союз. Это были компромиссные (превращенные) способы взаимодействия христианского ядра евразийской отечественной цивилизации с западными по происхождению технологиями прагматического «постава» (по слову Хайдеггера) сущего. Ныне дело идет об отказе России от технико-экономической, политической и идейной зависимости от Запада.
500-летнему господству атеистической (фаустовской) Евроатлантики приходит конец. Как гениально предвидел тот же Достоевский, «свобода, свободный ум и наука заведут их в такие дебри и поставят пред такими чудами и неразрешимыми тайнами, что одни из них, непокорные и свирепые, истребят себя самих, другие, непокорные, но малосильные, истребят друг друга, а третьи, оставшиеся, слабосильные и несчастные, приползут к ногам нашим и возопиют к нам: «Да, вы были правы, вы одни владели тайной, и мы возвращаемся к вам, спасите нас от себя самих». Постхристианская история Европы вошла сегодня в саморазрушительную фазу, предвещающую в обозримом будущем гностическую «культуру смерти» под управлением искусственного интеллекта, и недавнее пламя над Собором Парижской Богоматери – не единственный её символ. У России с Западом дороги разные. Продолжение русской евразийской Империи возможно только на фундаменте её собственной культуры и веры, пронесенной Святой Русью сквозь века.
Александр Леонидович Казин, профессор, доктор философских наук, православный философ, научный руководитель Российского института истории искусств
01.04.2022Источник
