Владимир К.
Администрация форума
Ветеран
Сообщений: 3940
Православный, Русская Православная Церковь
|
|
« Ответ #1 : 24 Февраля 2010, 13:18:37 » |
|
Говоря о первом критерии, следует отметить невероятную интуицию Василевского, идущую подчас вразрез общепринятым канонам. Он был одним из немногих военачальников, предполагавших направление главного удара вермахта по плану «Барбаросса» на западном, а не на юго-западном направлении. Шапошников с ним полностью согласился, но даже его авторитета не хватило, чтобы переубедить военно-политическое руководство страны накануне войны. Также безуспешно вместе с Шапошниковым и Жуковым добивался он отмены плана наступления по всем фронтам в зимне-весеннюю кампанию 1942 года. Именно Василевскому в одно и то же время с Жуковым пришла мысль о стратегическом контрнаступлении под Сталинградом. 12 сентября, когда немецкие горные стрелки вышли на вершины Кавказа, когда, казалось, Сталинград доживает последние дни, они впервые доложили Сталину о возможности такой операции и получили добро на начало работы. Подобное озарение доступно только поистине гениальному, Богом отмеченному полководцу. Это Василевский, вопреки мнению многих военачальников, интуитивно почувствовал необходимость переброски 2-й гвардейской армии для ликвидации прорыва Манштейна к окруженной группировке Паулюса. С примерами можно продолжать и дальше, но стоит ли, если ко всем блестящим, победоносным операциям Красной Армии в годы великой Отечественной войны на Западе и на Востоке приложил свои силы и способности начальник Генерального штаба, представитель Ставки, Главнокомандующий войсками маршал Василевский. Без врожденного таланта, Божьего дара – сие невозможно.
Немаловажно развеять миф о том, что Василевский был по сравнению с Жуковым и даже Рокоссовским этаким добрячком, робким с начальством и подчиненными. Действительно, он никогда не повышал голоса, особенно на подчиненных, не «рубил с плеча». Вообще мало кто из наших военачальников так относился к людям, как Василевский. Приведу один лишь пример, который без всяких комментариев показывает, что это был за человек: «Во время боев за Прибалтику со мной (Василевским – С.К.) приключилось не совсем приятное происшествие. Как–то под вечер я ехал с КП от Еременко к Баграмяну. Навстречу нам с огромной скоростью мчался «виллис». За рулем сидел офицер. Мы не успели ни отвернуться, ни остановиться, как он врезался в нашу машину. Я и находившиеся со мной офицеры вылетели из машины. Смотрю, подходит ко мне бледный, как полотно, старший лейтенант и протягивает свой пистолет.
– Товарищ маршал, – срывающимся голосом проговорил он, - расстреляйте меня, я этого заслуживаю.
Он был или пьян, или казался таким от потрясения. Я приказал ему убрать оружие, отправиться в часть и доложить там о случившемся. Десять дней провалялся я у себя в управлении группы, не вставая с постели. Потом постепенно включился в работу с выездами в войска. Но историей этого офицера пришлось еще заниматься. Как мне доложили, командование решило отдать его под суд военного трибунала. Я поинтересовался, кто этот офицер, и узнал, что он командир фронтовой роты разведки, отличился в боях, дисциплинарных нарушений не имел. Пришлось заступиться. Как только он приступил к исполнению служебных обязанностей, в эту же ночь блестяще выполнил боевое задание. А через некоторое время, как мне говорили, был удостоен звания Героя Советского Союза. Когда, примерно через месяц, я приехал в Москву и пошел на рентген, врачи установили, что у меня были следы перелома двух ребер». В этом весь Василевский. Многие принимали его внимание к людям, тактичность, воспитанность за излишние доброту и доверчивость. Даже такой проницательный человек, как Сталин говорил: «Товарищ Василевский, мне кажется, никого не способен обидеть».
Василевский и действительно никого не обижал, но в нужное время, в нужном месте умел быть твердым, непреклонным и даже очень жестким. Почему-то забывают его конфликт с командующим Калининским фронтом Коневым во время битвы под Москвой. Насколько жестко действовал тогда Василевский можно судить по его воспоминаниям, хотя без сомнения Александр Михайлович в мемуарах постарался сгладить острые углы. Конев тогда, ссылаясь на нехватку сил и средств, пытался уклониться от действенной помощи Западному фронту. Василевский не постеснялся фактически отчитать старшего по званию: «Вы обязаны собрать буквально все для того, чтобы ударить по врагу, а он против вас слаб…. Мне непонятно ваше заявление, что все ваши дивизии имеют в своем составе по 2-3 тысячи человек. Передо мной донесение вашего штаба, полученное 24 ноября 1941 года, по которому 246-я стрелковая дивизия имеет 6 тысяч 800 человек, 119-я – 7200, 252-я – 5800, 256-я – 6000 и т.д.». Не боялся он самому Сталину говорить: о бесперспективности наступления по всему фронту весной 1942 года; губительности наступления под Харьковом летом того же года; привлечения 2-й гвардейской армии Малиновского для отражения деблокирующего удара Манштейна. Наконец, любопытен такой недавно открывшийся факт. Ранней весной 1944 года представитель Ставки на 4-м украинском фронте Василевский позвонил Сталину и попросил усилить фронт Ф.И. Толбухина резервами. Сталин не соглашался, упрекал в неумении руководить. «Мне (Василевскому – С.К.) не оставалось ничего, как резко настаивать на своем мнении. Повышенный тон И.В. Сталина толкал на такой же ответный. Сталин бросил трубку». Присутствующий при разговоре Ф.И. Толбухин, любивший шутку, забрался под стол и, выглядывая оттуда, улыбаясь сказал: «Ну, знаете Александр Михайлович, это я от страху!» На самом деле ничего шутливого здесь не было. Так говорить со Сталиным добрячок и тихоня, конечно бы, не посмел. Я уж говорил, что, в свою очередь, будучи человеком жестким и даже жестоким, Сталин ценил в Василевском именно шапошниковскую деликатность. Не случайно, обращаясь к Александру Михайловичу, он часто говорил: «А ну послушаем, что скажет нам шапошниковская школа». И с удовольствием слушал, как Василевский неизменно начинал доклад с фразы: «Генштаб полагает…». Не случайно это великий человековед, соединив Василевского и Жукова, «лед и пламень», создал уникальный, высоко эффективный, тандем представителей Ставки. Ему не нужны были глаза и уши на фронте. Таких докладчиков хватало с избытком. Ему нужны были люди, способные самостоятельно, без указаний свыше решать на месте самые серьезные вопросы. Вот что очень важно в характере и личности Василевского.
Продолжает оставаться стойким миф и о том, что Василевский в сущности, не видел поля боя, не воевал по-настоящему, напрямую не рисковал жизнью, как скажем Рокоссовский в сабельном бою, или Ворошилов летом 1941 года, ходивший в штыковую атаку. Оставим обвинения нашего героя в трусости на совести «правдорубов». Всякий непредвзятый человек понимает, что начальнику Генерального штаба совсем не обязательно сидеть на фронте и ходить в штыковые атаки. Тем более, как раз Василевский умудрялся сочетать генштабовскую деятельность с фронтовой, боевой работой. Из 34 боевых месяцев он 22 месяца руководил войсками в боевой обстановке. Что касается личной храбрости, то не стоит забывать – под огнем он находился с 19 лет на передовой сначала пехотным прапорщиком, потом пехотным краскомом и не раз ходил в штыковые атаки. Да и в последнюю войну не был заговорен от пули. Погибали и солдаты и маршалы. Достаточно вспомнить хотя бы Черняховского и Ватутина. Рисковал жизнью и маршал Василевский. Существует редкая фотография, на которой на московском аэродроме встречают прилетевшего с фронта из освобожденного Севастополя с перевязанной головой Александра Михайловича. Чудо, рука Господня спасли ему тогда жизнь. «Мне (Василевскому – С.К.)очень хотелось посмотреть Севастополь в первый же день его освобождения. Проезжая через одну из фашистских траншей в районе Мекензиевых Гор, наша автомашина наскочила на мину. Каким образом там уцелела мина, невозможно понять: за двое суток по этой дороге прошла не одна сотня машин. Произошел невероятный случай: мотор и передние колеса взрывной волной были отброшены от кузова в сторону, шоферу-лейтенанту В.Б Смирнову повредило левую ногу. Я сидел рядом с ним в кабине и получил весьма ощутимый ушиб головы. Мелкие осколки поранили мне лицо…» Также скупо рассказывает Александр Михайлович о рискованных фронтовых перелетах, которых было тысячи. «Туман продолжал сгущаться. Самолеты потеряли зрительную связь. К тому же, началось сильное обледенение. Машина, на которой я летел, вынуждена была приземлиться прямо в поле… В 1944 году, на рулежке для взлета хвостовым колесом попали на мину. Ну, конечно, полсамолета как не бывало. К счастью, ни экипаж, ни сам я не пострадали…». Думаю этих примеров достаточно, хотя разубедить таких «правдорубов», как тот же Правдюк, невозможно.
И в личной жизни нашего героя пытаются найти хоть какую-нибудь червоточинку. Любовниц и фронтовых жен не приписывают, но развод с первой женой Серафимой Николаевной и оставление сына Юрия припоминают. Между тем, сам Юрий рассказывает о том, как родители разошлись по согласию без скандалов, как отец в критические дни осени 1941 года эвакуировал их с матерью из Москвы вместе со второй женой Екатериной Васильевной и сводным братом, совсем маленьким Игорем. Александр Михайлович любил своих детей. Юрий успеет послужить под началом отца на фронте, пойдет по его стопам, дослужится до генеральского звания. Игорь тоже попробует фронтового пайка, часто выезжая с матерью на фронт, но станет, в конце концов, прекрасным архитектором. А сколько же радости до конца жизни будут приносить Александру Михайловичу внучата. Для любителей же семейных тайн могу сообщить, что Юрий Василевский был, к сожалению неудачно, женат на дочери Жукова Эре. Но, так ли это важно? Хотя такое родство, наличие общей внучки еще сильнее сблизило друзей-соратников. Любопытно, но не более, узнать об увлечении Александра Михайловича рыбалкой и пчеловодством. Или такой факт, о котором говорит сын Юрий: «Отец вместе со всеми принимал участие в кроссах по пересеченной местности на дистанции 10 и 20 километров. Он в то время находился в хорошей спортивной форме. Регулярно занимался физзарядкой, в любое время года обливался водой из колодца и собственноручно установил турник в саду у нашего дома».
Был ли Александр Михайлович верующим православным христианином? Думаю, да, хотя его недоброжелатели с удовольствием напоминают о стремлении получить светскую профессию, об истории с отцом и, конечно, близости к Сталину. Все-таки православие Василевского у меня вызывает значительно меньше сомнения, чем у многих нынешних неофитов, усердно посещающих храмы, святые места, в сущности, поклоняясь не Господу, а начальственному разрешению и моде. Не будем забывать, что наш герой с детства впитывал в себя дух православия в семье священника, учился в духовном училище и семинарии, и ростки именно этого безотчетного раннего православия при любых потрясениях остаются самыми стойкими. Не забудем и то, что в духовном плане он был все-таки ближе не к Сталину, а к глубоко верующему человеку Борису Михайловичу Шапошникову. В войну же, несомненно, носил Бога в душе и сердце. Приведу лишь несколько получивших в последнее время подтверждение примеров. Молебен перед штурмом Кенигсберга: «Вдруг видим: приехал командующий фронтом, много офицеров и с ними священники с иконой. Многие стали шутить: «Вот, попов привезли, сейчас они нам помогут…» Но командующий быстро прекратил всякие шутки, приказал всем построиться, снять головные уборы. Священники отслужили молебен и пошли с иконой к передовой. Мы с недоумением смотрели: куда они идут во весь рост? Их же всех перебьют!» Участник штурма Василий Григорьевич Казанин вспоминает, как священнослужители вынесли Казанскую икону Божией матери, отслужили молебен и пошли во весь рост к передовой. Другой участник Николай Бугаенко пишет: «7 апреля на Благовещение, мы ждали боя. Вдруг видим: вдоль линии фронта движется крестный ход – впереди православные священники несут Казанскую икону Божией матери. Это было так неожиданно! Как будто и нет войны – никто не стреляет, ясно различимы слова молитв, песнопений…». Видела молебен священников под Кенигсбергом и матушка София, в войну связистка, а ныне инокиня Раифского монастыря. Воспоминания о молебне под Кенигсбергом надолго сохранились в памяти многих ветеранов той битвы, а командующим, которого они вспоминают, был маршал Василевский. Но особенно дорого свидетельство архимандрита Кирилла (Павлова) о посещении маршалом А.М. Василевским уже после войны Троице-Сергиевой лавры: «Он (Василевский – С.К.) останавливался в гостинице, причащался!» Это во времена, когда не всякий государственный служащий такого ранга осмелился на открытую исповедь и причастие, да еще в монастыре. Так что, оставим Богу Богово!
Второй критерий оценки по отношению к Василевскому, на мой взгляд, вообще не требует особых комментариев. Начальник Генерального штаба армии победительницы в Великой Отечественной войне больше чем кто-либо другой поднял военно-теоретическую мысль, военное искусство на невиданную высоту. Практически все блестящие по замыслу и исполнению победоносные операции войны в той или иной степени плод мыслей и деяний Василевского. Я позволю себе лишь отметить наиболее выдающиеся из них, характеризующие именно новизну военного гения Василевского. В битве под Москвой Ставка во многом усилиями Василевского сумела удержаться от преждевременного использования стратегических резервов, ввод в сражение которых, казался, неминуем с выходом немцев практически на окраины столицы. Судьба Москвы, всей страны висела на волоске, но знаменитые сибирские полки все же придерживались для знаменитого контрнаступления. Здесь важен невиданный доселе практически мгновенный, без оперативных пауз переход от тяжелейших оборонительных боев в решительное наступление.
Такая же обстановка сложилась в сентябре 1942 года под Сталинградом. И опять в критические дни оборонительного сражения Василевский с Жуковым задумывают и начинают практическую подготовку невероятного по масштабам контрнаступления, теперь уже с отсечением и окружением крупнейшей в истории войн группировки. А невиданный по быстроте маневр 2-й гвардейской армии навстречу прорывающемуся к Паулюсу Манштейну. Это замысел Василевского позволил остановить немцев на реке Мышкова, когда окруженные немецкие солдаты уже слышали выстрелы танковых пушек рвущихся им на выручеку танкистов 17-й и 6-й танковых дивизий, в авангарде которых наступали неизвестные тогда «тигры» отдельного танкового полка СС.
Это Василевский вместе с Жуковым весной 1943 года убедили-таки Сталина на преднамеренную оборону с последующим контрнаступление на Орел и Белгород. Это Василевский прорвал знаменитый «Миус-фронт» силами сопоставимыми с силами оборонявших Донбасс дивизий Манштейна, не имея в своем распоряжении ни одной танковой армии. А операция по освобождению Крыма и взятию Севастополя. Немцы завоевывали Крым, брали Севастополь почти год. Василевский разобрался с ними в течение месяца, а сам Севастополь пал на третий день штурма. Это по предложению Василевского в операции «Багратион» максимум сил и средств сосредотачивалось в первом ударе, так как в глубине у немцев не было крупных резервов. Немецкие стратеги давно грешили этим, и настала пора наказать их по полной программе. Стратегическая мысль Василевского блестяще сработала при отсечении немецкой группировки в Прибалтике от Восточной Пруссии. При этом Василевский отказался от скороспелых предложений по одновременному разгрому обоих группировок, проявив, казалось, излишнюю расчетливость и осторожность, ставившие ему тогда в укор. Сам Александр Михайлович ответил критикам: «А что касается моей «расчетливости» и «осторожности», о которых пишет Иван Христофорович Баграмян, то, по моему мнению, в них нет ничего плохого, если соблюдено чувство меры. Думаю, что каждый военачальник, будь то командир части или дивизии, командующий армией или фронтом, должен быть в меру расчетливым и осторожным. У него такая работа, что он несет ответственность за жизнь тысяч и десятков тысяч воинов, и его долг – каждое свое решение взвешивать, продумывать, искать наиболее оптимальные пути к выполнению боевой задачи. Расчетливость и осторожность в рамках необходимого, по моему мнению, являются не отрицательным, а положительным качеством военачальника…»
Эти же качества после неожиданной гибели Черняховского он блестяще применил в операции по разгрому немцев в Восточной Пруссии и взятии неприступного Кенигсберга. Остановив атаки по всему фронту, выделил основные узлы сопротивления противника, сосредотачивая все силы и средства против одного последовательно громил их один за другим. Кенигсберг же брал, предварив штурм невиданным в этой войне огневым воздействием на противника. Достаточно сказать, что несколько недель непрерывно крепость сокрушала самая мощная артиллерийская группировка, в которую вошли орудия тяжелой, большой и особой мощности – калибром от 203 до 305 мм и 160 мм минометы, вся артиллерия кораблей Балтийского флота. В штурме участвовало 2400 самолетов, и сам штурм 9 апреля начался одновременным бомбовым ударом 1500 бомбардировщиков. Так любили и любят воевать американцы. Но у них никогда не было и не будет бесстрашной русской пехоты, которая всего за трое суток взяла неприступную крепость. Напомню еще раз, что немцы за два года так и не взяли сопоставимый с Кенигсбергом Ленинград.
Особый восторг среди военных профессионалов до сих пор вызывает задуманная и осуществленная Василевским операция по разгрому японской Квантунской армии в Манчжурии. Поразительна уже грандиозность самого замысла. Кажется, Василевский игнорирует природные условия, намечая направления главного удара из Монголии через безводные пустыни и труднопроходимые горы; из Приамурья через полноводные реки; из Приморья через непроходимую тайгу и бездорожье. Но только такими сходящимися в центре Манчжурии ударами и можно было рассечь и уничтожить миллионную Квантунскую армию. По пространственному размаху ширина фронта наступления – 2700 км, глубина продвижения – от 200 до 800 км операция не имела аналогов за всю историю войн. Победоносная военная кампания по плану Василевского длилась всего 24 дня. Гениально!
Ко всему выше сказанному хочу добавить, что Василевский никогда не чурался черновой, бумажной штабной работы. В тридцатые годы он редактирует «Бюллетень боевой подготовки» и журнал «Военный вестник». Перед войной лично разрабатывал и писал основополагающие, боевые документы Генерального штаба. Приложил свою руку и к разработке и изданию уже в ходе войны «Наставления по боевой службе штабов», «Боевого устава пехоты», «Полевого устава». После войны выделяется его блестящая военно-теоретическая работа «О дисциплине и воинском воспитании», буквально пропитанная новизной и оригинальностью мышления. Позволю себе закончить вопрос о втором критерии словами самого Василевского: «Военная наука и военное искусство развиваются по различным законам, которые между собой смыкаются, образуя понятие «умение воевать»! Искусство – это умение применять на практике положения науки, но в большей степени это нахождение новых, более эффективных способов действий. В одном немецком документе сказано, что командир в своей деятельности должен руководствоваться: на 50% здравым смыслом (т.е. наукой) и на 50 % воображением (т.е. искусством)». Продолжение в следующем сообщении
|