Просто ли встать и пойти в атаку?Памяти Владимира Карпова
Будто лучом солнца высветилась в памяти незабываемая картина: Тверской бульвар, скверик, что перед Литературным институтом, я – в скверике, поджидающий кого-то из однокурсников, а через боковые железные воротца входят в скверик и на дорожке, ведущей к институту, приостанавливаются два добрых молодца. Один из них – явно военный: на нём застёгнутый на все пуговицы китель, погоны и то ли в два, то в три ряда – орденские планки, а на голове – лёгкая фуражка. Его спутник тоже в кителе, но без погон и без головного убора, а на груди вроде бы блеснула Золотая Звезда. Из обрывков доносившегося до меня разговора можно было понять, что военный знает, куда они пришли, и убеждает своего сотоварища в том, что пришли куда надо: «Вон, погляди, и на вывеске, рядом с дверью, значится: Литературный институт»…
К той двери они и направились.
Вот такой была моя первая встреча на расстоянии с Владимиром Карповым. А запомнилась, может быть, и потому, что, хотя наш первый послевоенный набор в Литературный институт более чем наполовину состоял из демобилизовавшихся фронтовиков, отмеченных многими орденами и медалями, но Героя с Золотой Звездой ещё не было.
Шёл сентябрь. И Карпов уже опаздывал к началу учебного года. Но это было делом поправимым. Учебная программа нашего института мало чем отличается от программы филологического факультета любого гуманитарного вуза. Разница состоит лишь в том, что у нас действуют ещё и так называмые творческие семинары, которые ведут известные авторитетные мастера художественного слова. В те годы ими были Леонид Леонов, Александр Твардовский, Константин Федин, Константин Паустовский …И у нас, студентов, считалось очень и очень важным – кто их них возьмёт тебя в свой семинар, ведь от этого в какой-то мере зависела твоя дальнейшая литературная судьба.
Я поступил в институт раньше Владимира Карпова, и учились мы на разных курсах, руководителем же семинара был, как у меня, так и у него – Паустовский. И когда уже много лет спустя мы при встрече вспоминали наш институт, Владимир обязательно скажет: «Как хорошо, что мы с тобой прошли в своё время школу Константина Георгиевича».
А я, соглашаясь с товарищем, не вслух, а про себя ещё и добавлял: «Как хорошо, что ты уцелел, проходя жестокую школу войны!».
Среди студентов института было несколько молодых ребят, чуть ли не вчерашних десятиклассников, которые пройти-то по конкурсу прошли, были приняты, но никакого собственного жизненного опыта у них ещё не было, и о чём писать, они попросту не знали.
Один ударился в фантастику, другой стал детективщиком. Естественно, как тот, так и другой копировали зарубежные образцы, и надо ли добавлять, что ничего путного у них не получалось.
У Владимира Карпова эта немаловажная проблема была решена уже самой его биографией. Он не просто принимал участие вместе со своими соратниками в недавней жестокой войне, а лично «привёл» из-за линии фронта 70 языков. Привёл, понятное дело, не за ручку. И каждый раз, переходя ту самую линию, он не знал и не мог знать, вернётся ли обратно. Есть такое выражение: пройти по лезвию ножа. Оно здесь, наверное, будет вполне уместно. Сколько переживаний и каких переживаний! Никакие, даже самые великие фантастические или детективные страсти-мордасти не могут идти в сравнение с человеческими переживаниями, ведь в книжном сочинении они – не более чем авторская, пусть и изощрённая, придумка, а здесь – история, пережитая и расказанная живым, реально существующим человеком.
Начал печататься Владимир Карпов в 1945 году.
В 1960 выходит сборник рассказов и повестей «24 часа из жизни разведчика».
1965 – «Командиры седеют рано».
1967 – «Маршальский жезл».
1973 – «Вечный бой».
1975 – «Взять живым».
1979 – «Не мечом единым».
1999 – «Маршал Жуков».
2000-е – «Генералиссимус».
Вступил в 1962 году в Союз писателей, с 1973 года – первый зам. редактора журнала «Октябрь».
1979—1986гг. – зам.редактора «Нового мира».
1986—1991гг. – первый секретарь Правления СП СССР.
Около месяца назад позвонил Владимиру Васильевичу: как себя чувствуешь, хорошо бы повидаться. «Здоровьем похвастаться не могу, — услышал в ответ, — а повидаться – давай сегодня же и увидимся. Прямо сейчас и приезжай ко мне». И вот я в карповской квартире. Хозяин передвигается по комнате, опираясь руками на небольшую коляску – так он себя чувствует более уверенно.
Разговор за чашкой чая, приготовленного Евгенией Васильевной, был неспешным и продолжительным. Вспомнили, конечно же, и родной Литературный институт, который нас познакомил, а правильнее бы сказать – подружил в далёкие послевоенные годы.
Обменялись по-дружески и недавно вышедшими книгами. Прочитав название моей — «Сошлись трое русских», улыбнулся: нас, правда, двое, но хорошо, что всё-таки сошлись…
Свою последнюю, почти тысячестраничную книгу Владимир Васильевич назвал не как-то иначе, а «Большая жизнь». А в разговоре сказал: и чтобы кому-то не померещилась некая нескромность в таком названии, я в предисловии поясняю, что имею в виду не общественную или социальную значимость своей жизни, а её продолжительность. Она у меня вышла действительно большая, долгая, трудная и счастливая. Пусть соотечественики узнают о ней. Она стоит того, не у каждого в судьбе было столько крутых перепадов, сколько довелось пережить мне.
Скромность, как известно, украшает человека, а человека, имеющего звание Героя Советского Союза, и тем более. Жизнь Владимира Карпова воистину полна крутыми перепадами, но она всегда имела общественную значимость. И если бы о Владимире Васильевиче сказали ещё громче – сказали бы, что он – Герой нашего смутного времени, — это не было бы каким-то преувеличением. Такое звание им заслужено.
На титульном, большого формата листе Владимир крупно, аккуратно написал: «Дорогому Семёну Шуртакову, однокашнику по Лит. институту и семинару Паустовского. Благодарю Бога за то, что он посылает нам возможность встречаться и беседовать в такие годы.
Дай Бог нам и ещё в последующих годах повторять такие встречи.
Обнимаю. Володя».
Когда я прочёл вторичное обращение к Всевышнему о наших новых встречах, меня словно бы чем-то хлестнуло по глазам: не последний ли раз видимся? Не то ли самое почувствовал и Владимир?
На гражданской панихиде в Центральном Доме литератора многие заканчивали своё прощальное слово фразой: мы будем помнить тебя, дорогой Владимир Васильевич! Что ж, наверное, это хорошо. Но ведь мы, его друзья-товарищи – кто раньше, кто позже – уйдём вслед за ним. И почему бы нам не вспомнить бунинское: «На мировом погосте звучат лишь письмена»? А Владимиром Карповым написано столько замечательных книг, в которых широко, масштабно запечатлены и история нашего государства, и великий подвиг советского народа в Отечественной войне. И книги эти будут «звучать» и завтра, и через много-много лет.
Слово, сказанное Владимиром Карповым на Всемирном Соборе Русского народа в храме Христа Спасителя в декабре 2008 года, оказалось его последним публичным выступлением.
Вспомним, в заключение, хотя бы самую малую часть его.
«Не так легко и просто встать и пойти в атаку. И в бой, в атаку людей поднимал наш несломленный русский дух, который, кроме всего прочего, был воспитан и укреплён в народе нашей великой литературой, творениями Шолохова, Твардовского и других писателей».
Этот наш несломленный национальный дух пронизывает и все книги героя нашего времени, отважного воина и писателя Владимира Карпова.
Честь ему и слава!
Семен Шуртаков
