Измена как принцип жизниВалерий Расторгуев рассуждает о национальной идентичности
Нормального человека не мучает вопрос о том, мужчина он или женщина, не терзается он и выбором родителей, в голову такой бред не придет. А если придет, что-то серьезно поломалось в организме, пора к эскулапам и в первую очередь к психиатру. Полечат, глядишь, и оправится несчастный от недуга, и станет похожим на человека. Да и нам не так страшно с ним жить будет по соседству. Всё это так, если речь идет о нормальном обществе, где болезнь называют болезнью, порок пороком, а здоровье здоровьем. А наше постперестроечное общество, разделенное на жирующую элиту и плебс, на всю голову хромает: уж не хочет элита, поднявшаяся из грязи в князи, быть не то что бы столбовою дворянкой, а даже и вольною царицей (хотя идею реставрации не отбрасывает, особенно, когда глядится в зеркало). Хочет она теперь, чтобы здравый смысл вкупе с историей были у нее на посылках.
Вот и вся эволюция нашей элиты, и весь ее «Краткий курс», вся господствующая идеология в сжатом изложении. Но за эволюцией этой стоит наша общая судьба: как жить по соседству с одичавшей элитой, и что она выкинет в ближайшие дни или месяцы? О годах, видимо, речь уже не идет, болезнь прогрессирует. Кого элита сдаст из союзников России, кого поставит на царство, кому из предателей еще один монумент поставит? А главное, когда ей неблагодарный народ, доставшийся из совкового прошлого, надоест окончательно? Богатство оставим, народ удавим?
Но нам труднее, чем новоявленной элите, которая, судя по всему, уже не понимает происходящего, потому особенно и не мучается, да и вообще старается не думать: на мысли у неё ни времени, ни сил не остается, все уходит на хотение. Причина проста: она сама измениться не в состоянии никаким образом: как не назови грязь, хоть князью, а чуда не происходит. Потому и требует она, чтобы сам мир изменился и немедленно, как в «Сказке про рыбака и рыбку»: я так ХОЧУ, всех затопчу! Поэтому она и культивирует измену как принцип жизни. Изменять теперь можно и должно всё и вся - от внешности до пола. Изменять теперь не постыдно, а выгодно - всем и без разбора - и ближним, и дальним, а главное, отечеству, которое тоже можно, оказывается, выбирать под цвет глаз или под настроение. Нам это уже и объяснили, и доказали своим примером. Как говорится, меняй лицо, и пол, и род меняй, урод, хоть каждый год! Какое время, такая и идеология. Ныне в моде идеология измены, которая органично выросла из идеологии перестройки родины «во что прикажете».
Нормой становится измена собственной идентичности, даже базовой - тот же возраст, пол, национальность и вероисповедание. Больное общество - нездоровый интерес к вопросам, которые обычно не становятся предметом сомнения. Думаю, по этой причине и само слово «идентичность», как и рядоположенные слова «идентификация» или «самоидентификация», не прижились в русском языке. Они не прижились, поскольку по-русски говорило множество поколений совершенно нормальных людей, друживших с культурой и здравым смыслом, давивших изменников и не принимавших изменческой логики, если таковая существует. Ныне все преобразилось. Явно невменяемые идеологи и политтехнологи, поднаторевшие на распродажах (политиков и партийных программ), но не знакомые с азами русской культуры и нашей цивилизации, идут в мир. Демократы, одним словом. Они ломятся в нашу жизнь с телеэкранов, со страниц газет, с глянцевых обложек журналов, и просто так нисходят до народа.
А за ними хлынули толпы ювенальщиков, профессиональных расчленителей семей, и шеренги социально опасных личностей - псевдопедагогов, пригретых образовательной реформой, где все так замутили, что учителя от карателя не отличишь. А среди этих последних идет особая колонна - недолеченные любители совращать деток. Они теперь вырвались из-под под неусыпного надзора специалистов-медиков, и смело шагают в первых рядах радикальных реформаторов-деформаторов. И борются они не за свое право оставаться уродами, и не за то, чтобы уйти от принудительного лечения или наказания, а за то, чтобы публично наказывались те, кто препятствует им идти в школы и растлевать малолеток. Глядишь, и посеют они сомнения в неокрепшие души, и задумается дитя: а правильно ли я пол выбрал (или выбрало?) и не пора ли предков поменять? А о смене национальной и культурной принадлежности на этом фоне уже и вопрос не стоит хоть в гоблины, хоть сейчас. Затронем несколько аспектов именно такой смены-измены.
Во-первых, поиск культурной и национальной идентичности, если уж он начался, относится к сфере сокровенного мира человека и самого общества (дух народа тоже иногда мечется в поисках самого себя). И действительно, что может быть более сокровенным, чем самооценка и самообраз? Однако, хотя такой поиск и является внутренним делом человека или социума, в действительности он почти полностью направляется, контролируется и корректируется извне, попадая в зону политических интересов, а, следовательно, государственной национальной политики со свойственной ей системой целенаправленного стратегического планирования и управления. Таким образом, модели самоидентификации иногда представляют собой или явные, или скрытые технологии индоктринации, то есть принудительного внедрения политических идей, ценностных ориентиров и поведенческих установок в сознание и подсознание с целью манипулирования свободной волей.
Во-вторых, сразу возникает вопрос, что следует понимать под национальной политикой? Её наиболее глубокое определение дал, по-моему, Константин Леонтьев, называвший сам этот термин «национальная политика» неточным и даже «довольно бестолковым», поскольку его можно приложить к вещам весьма различным. По его мнению («Культурный идеал и племенная политика»), названия истинно национальной заслуживает только культурно-обособляющая политика, целью которой служит защита культурной самобытности и ее основы религиозного самосознания народа. Ее прямой противоположностью является племенная политика, которая также определяется как «национальная», хотя по своей природе она откровенно космополитична и обманчива, ибо революционна по своей сути. К сожалению, степень «бестолковости», характерной для толкования предмета и целей национальной политики, не только не уменьшается со сменой эпох и режимов, но и постоянно возрастает, что и неудивительно. Ларчик просто открывается: в мутной воде, при условии высочайшей и тщательно организованной бестолковости (уже без кавычек), а также научной некорректности, возведенной в ранг принципа и постоянно демонстрируемой, кстати, современной политической элитой так называемого «постсоветского пространства», называемого некоторыми стратегами «политическим пластилином», только и можно манипулировать сознанием миллионов. Только таким образом процесс самоидентификации народов и народностей становится орудием антинациональной национальной политики (изобретение ХХ века, взятой на вооружение политиками века ХХI).
В-третьих, возрастающий, но явно болезненный интерес к этой теме характерен для так называемых «конфликтных зон» на постсоветском пространстве, где тенденции к локализации конфликтов пока не доминируют. Интерес к проблемам самоидентификации и, что особенно характерно, к идентификационным технологиям спровоцирован скоротечным распадом единого государства, наиболее уродливые последствия которого связаны с самоутверждением «новых национальных элит» (не только политических и финансовых, но и преступных, взявших в свои руки рычаги политической и финансовой власти), а также с реанимацией или экспортом самых грубых и радикальных форм этнонационализма (нехарактерных для отечественной истории) и многочисленными фактами сознательного ущемления жизненных интересов «нетитульных наций». Само введение в оборот подобных неологизмов («титульные-нетитульные») может служить свидетельством скрытых форм ксенофобии или является следствием необдуманных экспериментов, допускающих возможность геноцида в полиэтническом сообществе. Отсутствие стратегической перспективы дополнительный, но существенный источник кризиса идентичности социума и легитимности самой власти, которая нуждается, прежде всего, в постоянной культурной легитимации.
В заключение следует подумать и над тем, кто должен взять на себя полноту ответственности. Как нечто самоочевидное воспринимается утверждение, что носителями, субъектами культурной идентичности являются отдельные люди, хотя бы потому, что именно они берут на себя судьбоносные решения при выборе стратегии развития общества или стратегии личной жизни, именно от их персонального выбора зависит духовное спасение или гибель. Но кто из нас может взять на себя роль оракула или пророка, если учесть, сколь ограничен и мозаичен кругозор современного человека, прошедшего через все круги отчуждения, разрушающего целостное видение мира? Это относится и к людям «западной культуры», приученным в условиях «традиционных демократий» каждый раз выбирать «меньшее зло» (свободные выборы «меньшего зла» заставляют добровольно выбирать зло). Это относится и к миллионам тех, кто прошел через «школу» государственного атеизма и с детства был лишен даже шанса прикоснуться к истокам духовной культуры своего народа.
Может быть, носителями культурной идентичности являются массы, сами народы и нации? Этот вопрос иногда воспринимается как неправомерный: и действительно, разве могут быть альтернативные точки зрения, особенно когда мы говорим о русском государстве? Но дело в том, что такие понятия, как «коллективный ум» или «воля народа», чаще всего в языке политики используются в качестве эвфемизмов «слов-обманок», призванных спрятать технологии индоктринации и скрыть узелки вживленных идеологем. Все политические элиты и во все времена заявляли о том, что выступают от имени «своих» народов, выражают волю наций… Если народ верит таким утверждениям, то сама эта вера превращает его в массу. А массы, по точному замечанию Ж.Бодрийара, - это инерция, могущество инерции, власть нейтрального: «Они не являются ни хорошими проводниками политического, ни хорошими проводниками социального, ни хорошими проводниками смысла вообще. Все их пронизывает, все их намагничивает, но все здесь и рассеивается, не оставляя никаких следов. И призыв к массам, в сущности, всегда остается без ответа. Они не излучают, а, напротив, поглощают все излучение периферических созвездий Государства, Истории, Культуры, Смысла».
Ответ на столь сложные вопросы заключается, по моему мнению, в том, что носителями культурной идентичности являются не одни лишь современники, но и ушедшие поколения, которые оставили потомках свое (наше) природное и культурное национальное наследие. Носителями идентичности являются и грядущие поколения, которым будет отказано в праве жить и войти в права культурного наследования, если сегодня прервется связь времен. Подлинными носителями культурной идентичности были, есть и будут мыслители, ученые и герои, с именами которых связан самообраз России и представления о ней в сознании других народов (культурный проект наций по выражению А. Дж. Тойнби). Не только носителями, но и творцами культурной идентичности навеки останутся, пока жив сам народ, и его духовные светочи.
Более полное и обоснованное изложение своей позиции о природе национальной идентичности я дал в ряде книг: «Природа самоидентификации: русская культура, славянский мир и стратегия непрерывного образования» (М., ГАСК, 2004, в соавт. с Кучмаевой И.К.) и «Цивилизационное наследие славянского мира» (М.: ГАСК, 2009), а также в серии публикаций в журнале «Трибуна русской мысли». К примеру, можно посмотреть в интернете статьи «Политический выбор великороссов» (ТРМ, № 7) и «Национальная и политическая идентичность: полномочия власти и власть народа» (ТРМ, №
.
Валерий Расторгуев, профессор МГУ, заместитель главного редактора журнала «Трибуна русской мысли»http://www.ruskline.ru/news_rl/2011/03/29/izmena_kak_princip_zhizni/
