Хроники выхухолиДепутат «Справедливой России» претендует на доверие избирателей в шестой раз
Высказываться на тему завершения в России затянувшейся эры «политических тяжеловесов» стало немодно и глупо. Покинули обе столицы, казавшиеся незыблемыми Лужков и Матвиенко, ушел из стен Совета Федерации защитник выхухолей Сергей Миронов, тихо и незаметно покинули насиженные кресла губернаторы и мэры.
Власть исполнительная стремительно трансформируется – а вот с законодательной ее ветвью все обстоит несколько сложнее. Административные пертурбации, стоившие кресел изрядному списку проворовавшихся чиновников и проштрафившихся министров, похоже, не беспокоят профессиональных избранников «от сохи». Об одном из них речь и пойдет ниже.
«Политическим тяжеловесом» бессменного депутата Государственной думы из уездного города Борисоглебск Ярославской области Анатолия Грешневикова назвать не повернется язык ни у одного здравомыслящего аналитика. А вот вечным библейским персонажем верхней палаты парламента – можно смело и без антисемитской риторики, потому что сидит Анатолий Николаевич в депутатском кресле профессионально и основательно с момента появления в России института парламентаризма. Меняются партии и фракции – а народный избранник все равно остается на гребне волны. Удивительно, но с момента расстрела Верховного Совета, Грешневиков ни разу не заявил о себе в полный голос, не стал лицом ни одной из парламентских фракций, умело лавируя на волне политического ангажемента где-то между почвенниками и либералами.
Пожалуй, только один из заметных трендов развился за долгие годы в нем полно и без изъяна, а именно модный в последнее время вольнолюбивый антиклерикализм. Но и тот – в рамках приличий. Причины конфликтовать со священноначалием у депутата имеются веские. Задолго до появления на свет политической партии «Справедливая Россия» и хлесткого словечка «распил», существовал в электоральном пространстве Грешневикова шумный скандал вокруг реставрации Борисоглебского-на-Устье мужского монастыря.
Это сейчас нет смысла подробно рассказывать, каким плодотворным в материальном плане может стать покровительство власти реставрационным работам. После скандалов с реставрацией Большого театра в эпоху Лужкова и вольным обращением со списками памятников архитектуры в период Матвиенко читатель не нуждается в пояснении банальной схемы «заказ-откат». А тогда, в лихие девяностые, все было проще и понятнее – в монастырь завозился кирпич полнотелый красный, потом из монастыря кирпич исчезал, а на окраине городка, прямо по Гоголю, рос приятный «особняк гражданской архитектуры».
Плоды совместного проекта депутата Грешневикова и реставратора Рыбникова видны любопытствующим и поныне. Достаточно посмотреть на вспученные лохмотьями фрески монастыря XIV века, чтобы усомнится в профессионализме протекционируемого депутатом эксперта.
Подобными парадоксами карьера вечного депутата от древнего русского города изобилует и пестрит. Вот Анатолий Николаевич начинает свою общественно-политическую карьеру – проникновенный взгляд радетеля о земле русской, обложка книги с посконным названием «копье Пересвета» и дежурные оды православию и духовности, соответствующие чаяниям электората. Это старт – ранние 90-е.
А вот ранние «нулевые» – утратив проникновенность взгляда и львиную часть шевелюры, Анатолий Николаевич с юношеской прытью гоняет по конференц-залу безвестного оператора, за грудки хватает неугодных ему земляков-прихожан и набрасывается на насельников монастыря.
Вчерашних друзей по Союзу писателей России депутат обзывает коллективным «бен ладеном». Метафора сильно хромает, поскольку писатели не пикируют в особняк гражданской архитектуры, а всего лишь проводят в монастыре ежегодные «иринарховские чтения», но поскольку имидж Грешневикова на них поругаем часто и основательно, оставлять без внимания происки бывших соратников депутат не намерен. На этом удивительные превращения не заканчиваются.
Словно карета в тыкву с двенадцатым ударом часов, хвала «копью Пересвета» дивным образом превратилась в войну с памятником собственно Пересвету, установленному на депутатской вотчине заезжими московскими скульпторами. Чем не устроило Анатолия Николаевича появление в центре маленького городка с единственной достопримечательностью – древним монастырем, достопримечательности номер два – бронзового памятника, сказать сложно. Разве что свежестью и новизной отливки памятник опровергал любую возможность нажиться на его реставрации в ближайшие лет сто пятьдесят, а сто пятьдесят лет просидеть в депутатах задача с трудом выполнимая при всей библейской вечности и граничащей с беспринципностью политкорректности именитого борисоглебца.
Войну с бронзовыми и более славными земляками тогда депутат проиграл – немым укором стоят в узловых точках города литые Пересвет, Пожарский и Иринарх-затворник. А депутат из партии выхухолей вступает в новую схватку. В самом деле – вотчина начинает трещать по швам. Культурная схватка проиграна, время повоевать с посягательством на экономические интересы.
Здесь стоит остановиться подробнее, и пояснить в чем дело. Ярославская область, как ни прискорбно, считается регионом весьма и весьма депрессивным в отношении экономического развития. В Борисоглебском районе же она и вовсе замерла в вечных девяностых, и такая позиция крайне выгодна любому профессиональному оппозиционеру.
Можно десятилетиями сетовать на безразличие власти, утрату духовности, отрыв от корней, недостаточное финансирование из центра, дураков и дороги – словом делать все то, что Анатолий Николаевич профессионально делал все двадцать лет российского парламентаризма. Приятным бонусом экономической стагнации становится полное отсутствие любой конкуренции — можно ходить в дорогих костюмах и «о России думать» под икру и шампанское, как в комедийном шоу.
Никаких тебе инвесторов, девелоперов и прочих признаков экономической жизни, а значит – и никаких проблем. Но к исходу четвертой пятилетки в верхах судьба поднесла депутату пренеприятный сюрприз в виде предпринимателя, вознамерившегося создать в районе большой животноводческий комплекс. Это сулило электорату стабильный доход и время на мысли о смене избранника, а потому депутат вынужден был пустить в ход тяжелую артиллерию информационных войн.
Понятное дело калибр ее был далек от московского – ни тебе заказных эфиров в прайм-тайм, ни интернет публикаций на тему саун и девочек, ни прочих привычных мерзостей и столичных пиаров. Все с уездной основательностью – газета любимой супруги в качестве информационной площадки и душеспасительного облика и газетной бумаги брошюрка, сулящая с приходом инвестора гибель российской деревни.
Брошюрку доверчивые крестьяне передавали из рук в руки, очеркнув карандашиком наиболее убедительные постулаты, а апокалиптические предсказания супруги о колхозном дефолте изустно распространяли в пределах муниципального образования наряду с легендами о медведе-людоеде и слухами о грядущем воздорожании соли и спичек. Дефолт, разумеется, не настал, пиар пал в прах и на колени перед ощутимой зарплатой, выплаченной инвестором-животноводом, а политические горизонты депутата подернулись заметными тучками.
Ответ депутат снова излил в информационной плоскости, но более умело. Очередной номер подконтрольного издания отвел аж целый разворот проникновенному монологу профессионального помощника Грешневикова, озаглавленному просто и без претензий – «Моменты правды». «Проблески» в данном случае были бы уместнее, но уездным газетам виднее чего в деятельности депутата больше. Если его помощник привык измерять правду «моментами» спорить, увы, не приходится. Текст монолога изумлял читателя классификацией правд и сортировкой ее на «правду мою первую», «правду вторую» и так далее.
Стоит ли говорить, что «Правда о начальнике» притаилась где-то посередине между корректной «правдой о маме» и в меру фармазонистой «правдой о Церкви», которая-де «уподобилась коммунистам». Устами помощника Анатолий Николаевич пожурил Церковь за бездуховность, заметив, что лицо у Гагарина и героев кинохроники было просветленнее и духовнее, чем у верующих. Умилительное доверие к кинематографу, граничащее по современным меркам, с идиотизмом, сопровождал не менее умилительный призыв к церковнослужителям «объединить моральными устоями» не только верующих своих чад, но вообще всех вокруг.
Сравнив олигарха с дояркой, и Гагарина с иерархом, «помощник» не сбавил залихватского темпа, и сравнил начальника со святым. В молодежном жаргоне есть выразительное словечко «гнать». Помощник «гнал» ловко и загибал метафоры, неподвластные даже Гоголю. В соответствии с очередной «правдой» монахи, мол, издевались над Иринархом в семнадцатом веке ровно так же, как монахи современные издеваются над депутатом в наши дни. «Что же касается А.Грешневикова, – вещала помощница А.Грешневикова в тексте с одобрительной визой А.Грешневикова и его супруги Грешневиковой, – уже после окончания его земного срока придут краеведы и будут с удивлением и восхищением цитировать речи депутата». Восхищения краеведов придется подождать, а вот с удивлением все в порядке уже сегодня. В пиаре Анатолий Николаевич переплюнул, пожалуй, всех именитых политтехнологов – со святыми себя еще так прозрачно никто не сравнивал. Даже Геббельс воздерживался от подобных метафор, чего уж там говорить о современных пиарщиках, которым, кстати, досталось от депутата где-то между Церковью и олигархами.
Уподобляясь автору «Моментов правды» (привет «Моменту истины» Андрея Караулова) так и просится сложная метафора – не про «бен-ладенов», нет. Что-то про «город Глупов» и самовлюбленных и недалеких начальников. Но такие сравнения обидны, прежде всего, для борисоглебцев, которые, похоже, обречены через пару недель проголосовать за властную выхухоль «Справедливой России», рукоприкладство на конференциях, «распил» реставрационных бюджетов и передовицы в стиле «Фолькише беобахтер». Или два десятилетия – это предельный срок печальной традиции? Стоит задуматься, господа избиратели.
Иван Сергеевhttp://voskres.ru/articles/sergeev1.htm
