Одно из последних интервью протоиерея Василия Ермакова, настоятеля храма Серафима Саровского на Серафимовском кладбище в Петербурге.
В этот понедельник, 5 февраля, весь православный Петербург прощался с любимым пастырем, одним из самых известных и почитаемых священников в России, протоиереем Василием Ермаковым. В своем небольшом деревянном храме на Серафимовском кладбище он создал настоящий духовный центр, куда стремились за советом и утешением со всех концов России. Казалось, что в свои восемьдесят лет отец Василий обладает неисчерпаемой духовной силой и жизненной энергией. Его смерть стала неожиданностью для многих, даже для тех, кто знал о тяжелой болезни отца Василия.
Святейший Патриарх Алексий, который более полувека близко знал отца Василия Ермакова, одним из первых выразил свои соболезнования: "Христос Спаситель да примет душу его в селения праведных, “идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная”. Царствие Небесное и вечная память новопреставленному пастырю, истовому священнослужителю, протоиерею Василию".
Мы беседовали с отцом Василием совсем недавно, и планировали в ближайшие дни приехать к нему еще раз. Но получилось так, что это интервью стало последним.
фото:
www.serafim-kupchino.ru Отец Василий, вы один из немногих, кто может рассказать о своей личной встрече со старцем Серафимом Вырицким. Когда это было?
Это было в первые послевоенные годы, когда нам, советским людям было запрещено что-либо знать о вере, и даже общаться с верующими. Я приехал в 1946 году в Ленинград, поступать в духовную семинарию. Мне рассказали женщины в платочках, что есть такой старец Серафим, и неплохо было бы к нему поехать и благословиться. В первые весенние дни 46-го года я с друзьями поехал с Витебского вокзала в Вырицу. Благожелатели показали дорогу к дому батюшки Серафима. Я и сейчас помню эту весеннюю улицу, по которой шел тогда. Человек десять толпилось у домика. Монахиня сообщила старцу, что приехали будущие семинаристы, и нас провели без очереди.
То, что я увидел, навсегда запечатлелось в памяти: на постели лежал больной старец, и пронзительно смотрел на нас. Мы сели у его постели. Что я тогда говорил ему, не помню. Наверное, просил благословения на свой дальнейший духовный жизненный путь. И просил его молитв, чтобы в моей дальнейшей жизни все шло по воле Божией. Это благословение я получил, и несу духовную радость уже 60 лет.
Еще дважды был я у него, но ни разу не спрашивал о том, что ожидает меня в будущем, только просил его благословения. А благословение старца - это великая сила, которая помогла мне перенести все невзгоды послевоенной жизни. С этим благословением я живу и сейчас.
Отец Василий, а каким был преподобный Серафим в жизни? Чем отличался он от тех легенд, которые сейчас о нем рассказывают?
Да, о старце много чего говорят. Что стоял тысячу дней на камне. Что немцы к нему приезжали, и много еще чего. Но он был больной, по-настоящему больной человек, лежал. Не надо забывать, что время было такое, когда власть выслеживала всех несогласных с режимом. И вокруг старца крутились стукачи, которые докладывали о всех посетителях. И если бы он был жив-здоров, и встал молиться на камень, он бы и минуты не простоял.
А в оккупации он жил, как все мы в то страшное время нашествия. И молился за свой, страдающий от войны и оккупации, русский народ. Возможно, и немцы к нему заходили. Но мне об этом не рассказывали ни отец Ливерий Воронов, ни отец Иоанн Преображенский, которые в то страшное время были рядом с ним.
К отцу Серафиму шли те, кто побывал в лагерях, или чьи родственники были расстреляны. Приходили те, кто потерял на войне близких. Люди шли к нему с горем. Надо было помочь человеку улыбкой, ласковым словом, утешить. Я сужу по себе: я с 42-го года в оккупации. И я всегда обращался к священникам, и они меня утешали. Представьте себе это страшное время: бомбежки, облавы немецкие, фронт рядом с нами, и прочие ужасы войны. И священники всегда находили нужные слова. И отец Серафим тоже понимал, как утешить людей. Ведь он прошел ужасы гражданской войны, когда большевики громили Лавру, расстреливали священников и монахов.
Отец Василий, вы были участником отпевания старца. Расскажите, как это было?
Судил мне Бог, и по молитвам Серафима Вырицкого в 1949 году, накануне праздника Благовещения, наш четвертый курс семинарии принимал участие в отпевании этого великого старца нашей земли. Отпевал его отец Василий Раевский - он был тогда благочинным. И еще два священника.
В книгах о старце пишут явную неправду: будто бы Витебский вокзал был запружен народом, стремящимся принять участие в погребении отца Серафима. Это было не так. Люди просто не знали о том, что случилось. Власть запретила сообщать о его смерти, и весть о том, что он отошел ко Господу, передавали из уст в уста лишь те, кто был особенно близок к нему. Только они и приехали проводить старца Вырицкой земли. Я только сейчас понимаю, какой строжайший запрет наложили власти Ленинграда на то, чтобы ничто духовное не распространялось.
Хотя, если бы тогда была настоящая свобода совести, как это сейчас нам иногда пытаются доказывать, то могли бы послать на отпевание и архимандритов, и митрофорных священников, но не приехал ни один. А приехали молиться только семинаристы. Был тогда среди нас и ныне здравствующий патриарх Алексий Второй. Когда мы с ним встречаемся, то часто этот день вспоминаем.
И потом, после погребения старца, мы не раз приезжали на его святую могилу. Рядом жил священник Михаил Иванов, настоятель храма Казанской иконы Божией Матери, и мы всегда шли поклониться батюшке Серафиму. Приезжали и в 1953 году, после окончания Духовной Академии. И по его молитвам весь наш выпуск пошел по линии духовного служения нашей Родине и русскому народу.
Храм, в котором вы служите, назван в честь еще одного великого Серафима - он был построен сто лет назад в честь Серафима Саровского. Это первый русский храм, чей престол освящен в его честь. Но ваш храм замечателен не только этим. По-моему, это один из центров духовной жизни России, и один из самых многочисленных приходов нашей страны. На праздники здесь причащаются и полторы, и две тысячи человек. И много больше людей окормляются у вас духовно. Отец Василий, а в советское время, когда вы попали сюда, что вы застали здесь?
Я пришел сюда четверть века назад. Тогда это была своего рода "духовная тюрьма", место ссылки, куда отправляли неугодных власти священников, начиная с 50-х годов. Старостой тут был бывший партизан Павел Кузьмич. Хотя он был из священников, но пошел "другим путем". У него были очень близкие отношения с уполномоченным по делам религии Георгием Семеновичем Жариновым, который очень много делал зла. Из этого храма священники "улетали" под запрещение, и места им не давали.
Когда меня назначили сюда в 1981 году, я увидел дух диктаторства и страха перед уполномоченным, прихожане писали друг на друга кляузы уполномоченному и митрополиту. Была неразбериха и раздрай. Я пришел и сказал старосте: Дайте мне только вино, просфоры и свечи, остальное меня не касается.
Я говорил проповеди, призывая к вере, к храму Божьему, к молитве. Мои проповеди встретили в штыки. Староста вскакивал со словами: Отец настоятель, опять антисоветчина! Отец настоятель, это нельзя делать! Уполномоченный будет недоволен!
Постепенно в храм стали приходить люди, которым было важно, что здесь безбоязненно, в первой половине 80-х годов, можно поговорить со священником. Их поражало, что с отцом Василием можно посоветоваться, и получить ответы на все житейские вопросы.
Батюшка, у вас огромный пастырский опыт, больше полувека. Как вы считаете, что в наше непростое время наиболее важно для душевного спасения?
Сегодня битва за душу русского человека очень сложная. Когда-то нас, священников послевоенного времени давила советская власть. Сейчас нас давят младосвяты, о которых так много предупреждает Святейший патриарх Алексий. Но, увы, они не внимают голосу совести, голосу первосвятителя, голосу наших архиереев. Нет у них послушания. О том, какой вред приносит это младостарчество, я знаю, потому что очень много езжу по России.
Первое и основное: они не хотят заниматься народом. Второе: они далеки от практики жизни. Не знают, что надо сказать человеку скорбящему, ссылаясь на Священное Писание и на святых отцов. Сегодня требуется на злобу нашего времени ответить личным опытом и переживанием.
Третий момент: сейчас не с кем посоветоваться. В монастырях не найдешь советчиков. Иногда там такое говорят, что даже меня заводят в тупик, из которого не знаю, как выбираться. Запутывают епитимьями, службами, советами. У человека горе, а ему - иди на отчитку. А отчитка помогает ли? Я пока никого не видел, кому помогла. Еще говорят - поезжай по святым местам. А есть ли у него возможности, деньги? Время-то очень трудное. Как бросить семью и ехать на край света? Неужели нельзя решить вопрос на своем приходе, со своим священником? Все они отталкивают человека, а не помогают ему.
А нас, тех, кто пришел в послевоенные годы служить Богу и людям, считают пережитком прошлого. Но я им говорю: Если бы вас, младосвятов, хотя бы на недельку поставить на наше служение в те годы, вы бы сразу подняли крик, и даже ушли.
Я приведу один пример. Когда я служил в Никольском соборе, где-то в 1954 году пошел на исповедь, при мне говорила свещница: Опять я сегодня продала триста крестов, наверно отец Василий исповедовал. Шли без крестов. Наше поколение послевоенное боялось даже говорить о крестах. И я спускался с амвона, и говорил людям, что без креста вы не пойдете ни исповедоваться, ни причащаться. А остальные священники молчали. Так молчат и теперь. Деньги всё задавили.
Нужно ведь тонко подходить к человеку. Расспросить, какая скорбь, тоска его посетила. А сейчас - маслом помазали, и всё. Как будто таинство соборования предназначено не для тех, кто болен серьезно. Помните "Войну и мир"? Там соборовали лежачего больного, как сказано в чине - "на одре лежащего". А тут соборуют сидящих, стоящих, орущих - триста человек за раз. Они и молитв не слышат. И кроме того, как можно соборовать людей, живущих во вражде? Тех, кто живет "по-партнерски"?
Ведь Русская Церковь всегда относилась к этому таинству очень тонко. Оптина не знала стихийного соборования. И в Троице-Сергиевой лавре, и на Валааме не было этих толп. Впервые такое соборование было во время холеры в Одессе в середине XIX века, когда святитель Иннокентий (Борисов) соборовал всех болящих.
Вот я очень строго подхожу к исповеди. Я учу, что каждый должен понимать, зачем и для чего он идет. И что должно с ними произойти в их духовной жизни. И к причастию относиться надо тоже серьезно. Нельзя думать, что причащение - это таблетка. Мы всякий раз читаем: "Ни лобзания ти дам яко Иуда". А ты причастился, а потом куда пошел? Сказал же Серафим Саровский: "Здесь ты причастился, а там тебя не приняли".
Беда младосвятов в том, что у них нет ничего, кроме формы. Они не учат народ ни Страху Божьему, ни вере. А в это сложное время главное - сохранять духовные традиции России.
Беседовал Сергей Канев
ВЗЯТО -
http://www.pravmir.ru/article_1737.html
