Диакон Владимир ВасиликЛжедимитрий как АнтихристОбраз Самозванца в нарративе первой трети XVII века
Художник Карл Вениг. Последние минуты Дмитрия Самозванца. 1879Нельзя сказать, что образ Самозванца (проходимца, выдававшего себя за чудом уцелевшего царевича Димитрия) обойден вниманием исследователей древнерусской литературы : упомянем имена Л.В. Черепнина, Я.Г. Солодкина, О.В. Творогова, М.Г. Лазуткиной, Р.Г. Скрынникова[1]. И все же данная тема является по-своему неисчерпаемой – не только в силу своей глубины: новые повороты ее открываются, если при анализе памятников использовать метод библейских тематических ключей, разработанный Рикардо Пиккио [2].
Тему Самозванца и самозванства в той или иной мере затрагивает целый ряд памятников: «Извет» старца Варлаама, «Житие царевича Димитрия Угличского», «Иное сказание», «Сказание» Авраамия Палицына, «Плач о пленении и конечном разорении Московского государства», «Временник» Ивана Тимофеева, «Повесть…» И.М. Катырева-Ростовского, «Сказание о Гришке Отрепьеве», «Словеса дней и царей и святителей Московских» Ивана Хворостинина, «Новый летописец», «Хронограф» 1617 года, «Летописная книга» С.И. Шаховского[3].
Из данных этих источников мы можем составить следующий образ.
Самозванец сравнивается с Юлианом Отступником: «Глаголаша же о нем мнози, яко по всему уподобитися ему нравом и делы скверному законопреступнику, нечестивому мучителю царю Иулиану…»; «…царю Иулиану, иже с бесы». И это не случайно. На Руси так называемую «Повесть о Юлиане»[4] знали. Образ Отступника применительно к Самозванцу был весьма актуален: с точки зрения древнерусских авторов, Самозванец совершает тройное отступничество – от своего священного сана (пусть и скромного диаконского), от монашества и от православной веры[5]. Характерно, что в текстах присутствуют разные варианты его вероотступничества: если в «Житии царевича Димитрия Угличского», «Сказании» и других памятниках Самозванец обвиняется в латинстве («И своя богомерзкая папежская учинити»[6]), то автор «Плача о пленении и конечном разорении Московского государства» говорит о его приверженности «Люторовой ереси»[7] – очевидно, его автор обладал достаточной осведомленностью и знал о засилье лютеран в окружении Лжедимитрия[8].
В некоторых произведениях ставится вопрос: что привело Самозванца к отступничеству? В «Хронографе» 1617 года этот поступок объясняется явлением «темномудрого духа»: «Предста ему темномудрый дух и вложи в сердце енекими бсновательнми мечты развратное помышление, во еже убо назватися ему царскою отраслию, царевичем Димитрием Ивановичем Углецким»[9]. Отметим, что в повествовании о Юлиане Отступнике и его предательство христианства, и его действия в дальнейшем определяются демонским вмешательством; более того, Юлиан заключает договор, скрепленный человеческим жертвоприношением[10]. А в народной традиции сложилась легенда, схожая с западноевропейской легендой о Фаусте, – о том, как Гришка заключил с дьяволом договор, подписав его кровью, по условиям которого он взамен проданной души получал Московское царство[11].
В памятниках литературы начала XVII века мы еще не находим сюжета о договоре с дьяволом, но они с уверенностью говорят о причастности Самозванца к колдовству. Так, в «Хронографе», например, читаем, что Самозванец научился «языку польску и волхованию цыганскому». Заметим, что в «Повести о Юлиане» Отступник постоянно занимается гаданиями и волхованием, в том числе и распарывая животы беременным женщинам.
Между тем в Новом Завете с магией неразрывно связан Антихрист. Его alter ego-лжепророк – величайший колдун, который «творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю перед людьми» (см.: Откр. 13: 13) и «которого пришествие будет, по действию сатаны, со всякою силою и знамениями и чудесами ложными» (2 Фес. 2: 9).
Иван Тимофеев во «Временнике» недвусмысленно называет Лжедимитрия сатаной и антихристом во плоти[12], и при этом добавляет весьма значимые слова: «…себе самаго бесом жертву принес». Согласно Новому Завету и церковному вероучению, Христос принес Себя Самого в жертву Отцу за грехи мира (см.: Евр. 9: 11–15)[13], а мученик становится жертвой ради Христа[14] и соединяется со Христом. Следовательно, тот, кто становится жертвой бесам, является антихристом во плоти и сосудом диавольским. Из истории Юлиана явствует, что после принесения им жертвы бесам, Дух Божий отступил от него и дух диавольский всецело овладел им[15].
В Самозванце проявляются следующие черты Антихриста. Во-первых, это постоянная ложь и коварство: «Нравом лукав и скверноумен… и исполнен всякого пронырства лукаваго и беснования»[16]. Во-вторых, он кровожаден и злобен: «Ядовит злобою аки смертодыхтелная сокрпия, яже зрением уморяа многия»[17]. Образ скорпия, возможно, связан с апокалиптической саранчой, которая в конце времен должна будет мучить жителей земли страшными муками (см.: Откр. 9: 1–12). В «Хронографе» Самозванец назван «кровоядный лвичный щонок» – это образ, скорее всего, связан с псалмом 16[18]. Самозванец сравнивается и с «мерзоядным вепрем из дубравы многодревныя, который на Московское государство наскочи»[19].
В-третьих, распутство Самозванца. Иван Тимофеев достаточно осторожно описывает его поступок с Ксенией Годуновой, но из контекста явствует, что вряд ли она избежала насилия[20].
Наконец, это зловерие Лжедимитрия, более всего сближающее Самозванца с Антихристом церковного предания, а одним из проявлений этого зловерия стало осквернение Успенского собора через незаконный (с православной церковной точки зрения) брак с некрещеной еретичкой Мариной Мнишек. Характерно наименование Успенского храма «святой соборной и апостольской церковью». Это не только цитата из Символа веры, но и аллюзия на церковь Святого Сиона в Иерусалиме – матерь всех церквей, храмовым праздником которой позднее стал праздник Успения Богородицы[21]. Соответственно, если, по мысли московских авторов начала ХVII века, Русь осталась единственным оплотом Православия, то Самозванец повел себя как Антихрист, осквернив новый Сион – Успенский собор Кремля, и на нем исполнились слова апостола Павла: «Противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога» (2 Фес. 2: 4).
Сама насильственная и «нелепая смерть» Самозванца должна была напомнить русскому человеку гибель Юлиана Отступника и конец Антихриста одновременно. В этом смысле интересна «Притча о царском сыне, принявшем монашество», содержащаяся во «Временнике» Ивана Тимофеева, в которой тело грешного царевича, принявшего монашество, а затем отрекшегося, растаяло без следа. В этом могли видеть аналогию с уничтожением тела Самозванца.
Как видим, Самозванец – второй Юлиан Отступник, второй Антихрист, погибающий жалкой смертью и исчезающий без следа.
2 ноября 2012 года
[1] Черепнин Л.В. «Смута» и историография XVII в. (Из истории древнерусского летописания) // Исторические записки. Т. 14. М., 1945. С. 81–128; Он же. Новые материалы о дьяке Иване Тимофееве, авторе «Временника» // Исторический архив. М., 1960. № 4. С. 162–177; Солодкин Я.Г. К изучению биографии Ивана Тимофеева, публициста начала XVII в. // Советские архивы. 1989. № 2. С. 35–37; Он же. Неизвестные документы о дьяке Иване Тимофееве // Отечественные архивы. 2000. № 1. С. 71–73; Он же. Редакции «Истории» Авраамия Палицына // Источниковедение литературы Древней Руси. Л., 1980. С. 227–236; Творогов О.В. Хронографы Древней Руси // Вопросы истории. 1990. № 1. С. 47–49; Лазуткина М.Г. Формирование художественного образа самозванца Лжедмитрия I в русской литературе XVII–XIX вв. Дисс. канд. филолог. наук. М., 2003; Скрынников Р.Г. Трагедия A.C. Пушкина «Борис Годунов». Исторические реалии // Российское государство в XVI–XVII вв. СПб., 2000.
[2] Пиккио Р. Функция библейских тематических ключей в литературном коде православного славянства / Slavia Orthodoxa. Литература и язык. М., 2003. С. 431–466.
[3] «Извет» Варлаама // Памятники истории Смутного времени / Под ред. А.И. Яковлева. М., 1909. С. 40–43; Иное сказание // Смута в Московском государстве. Россия начала XVII столетия в записках современников. М., 1989. С. 21–59; Палицын Авраамий. Сказание. М.; Л., 1955; Плач о пленении и конечном разорении Московского государства // Русская историческая библиотека (РИБ). Т. 13. СПб., 1891. Стлб. 219–234; Катырев-Ростовский И.М.,князь. Повесть книги сея от прежних лет // Там же. Стлб. 559–624; Сказание о Гришке Отрепьеве // Там же. Стлб. 713–754; Хворостинин И.А., князь. Словеса дней и царей и святителей Московских // Памятники литературы Древней Руси. Кон. XVI – нач. XVII вв. М., 1987. С. 428–463; Новый летописец // Хроника Смутного времени. М., 1998. С. 263–410; Хронограф 2-й редакции 1617 г. // Библиотека литературы Древней Руси. Кон. XVI – нач. XVII вв. Т. 14. М., 2006. С. 318–357.
[4] См. о ней, в частности: Мар Афрем Нисибинский. Юлиановский цикл // Пер. и комм. А.В. Муравьева. М., 2006. С. 149–160.
[5] Ср.: «Вкупе обоего чина самоизволне совлечеся, священства глаголю, и мнишества с сими же убо и обещания святого крещения».
[6] Житие царевича Димитрия Угличского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 14. С. 118.
[7] «Люторскую треокаянную ересь возлюбив».
[8] См.: Костомаров Н.И. Смутное время. Ч. 1: Названный царь Димитрий. М., 1870. С. 120.
[9] Хронограф 2-й редакции. С. 325.
[10] Мар Афрем Нисибинский. Юлиановский цикл. С. 157–158.
[11] «Был, – говорит эта легенда, – Гришка-расстрижка, по прозвищу Отрепыш: уж такая ему по шерсти и кличка была! Пошел он в полночь по льду под Москворецкий мост и хотел утопиться в полынью. А тут к нему лукавый – и говорит: “Не топись, Гришка, лучше мне отдайся: весело на свете поживешь. Я могу тебе много злата-серебра дать и большим человеком сделать”. Гришка говорит ему: “Сделай меня царем на Москве!” “Изволь, сделаю, – отвечает лукавый, – только ты мне душу отдай и договор напиши кровью своею”. Гришка достал тут же бумагу, что с ним была, разрезал палец и написал кровью запись на том, что он лукавому душу отдает, а тот обязуется сделать его царем на Москве». – Костомаров Н.И. Смутное время. Ч. 1. С. 135.
[12] «Весь сатана во плоти и антихрист явлься…» – Временник Ивана Тимофеева / Памятники литературы Древней Руси. Кон. XVI – нач. XVII вв. С. 84.
[13] См., напр., Пасхальный канон. Припев 9-й песни: «Христос – новая Пасха, Жертва живая, Агнец Божий, вземляй грехи мира». – Триодь Цветная. М., 1992. Л. 6 об.
[14] «Ибо я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды» (2 Тим. 4: 6–8).
[15] Мар Афрем Нисибинский. Юлиановский цикл. С. 158.
[16] Хронограф 2-й редакции. С. 536.
[17] Там же.
[18] «Объяша мя, яко лев готов на лов и яко скимен, обитаяй в тайных» (Пс. 16: 12).
[19] Хронограф 2-й редакции. С. 534. Образ вепря связан с разрушением виноградника Божия – Израиля или Церкви. Ср.: Пс. 79.
[20] Временник Ивана Тимофеева. С. 86.
[21] О связи Успенских храмов с Сионом см, в частности: Акентьев К.К. Посвятительная надпись киевской Святой Софии // Byzantinorossica. Т. 1. СПб., 1995. С. 137 и далее.http://www.pravoslavie.ru/arhiv/57152.htm
