Святитель Николай и русские паломники

[EVG]

Святитель Николай и русские паломники

Глава из книги

Древнерусской паломнической традиции никак не менее тысячи лет. Сведения о первых русских паломниках сохранили для нас, прежде всего, «Киево-Печерский патерик» и «Повесть временных лет». Будущий основатель и игумен Киево-Печерской лавры Антоний еще в молодости посетил Константинополь, Афон и после возвращения в Киев в1015 г. вновь отправился на Афон, где пробыл два года. В середине XI в. побывал в Царьграде великокняжеский евнух Ефрем. Сын Яна Вышаты Варлаам совершил в1062 г. паломничество в Константинополь и Иерусалим. И даже путешествие равноапостольной великой княгини Ольги в Константинополь в 955 (957) г. вполне можно расценить как паломническую поездку, во время которой княгиня и крестилась. «Хождения» были одним из самых популярных жанров древнерусской литературы, уступая только житиям. Известно более семидесяти произведений этого жанра, бытовавших на Руси с XII по XVII вв., количество списков «Хожений» игумена Даниила, Трифона Коробейникова и др. исчисляются сотнями.
Почитание свт. Николая на Руси, возможно, восходит к еще более ранним временам. «Повесть временных лет» под 882 г. сообщает, что на могиле Аскольда неким Ольмой была поставлена церковь свт. Николы. По предположению ряда исследователей (Н. И. Петрова, А. П. Власто и др.), это имя могло быть христианским именем князя, следовательно, перед нами первое свидетельство о русском почитании свт. Николая.[1]
Словом, эти две традиции возникли достаточно рано и на протяжении долгих веков своего существования не могли не пересечься. Тем более что в популярных в Древней Руси житиях свт. Николая, как правило, рассказывалось о паломничестве святого, еще до поставления его на мирликийскую кафедру, в Палестину, «идеже Господь Бог наш Иисус Христос пречистыма Своима плотьныма ногама шествие творяше», и о чудесах, совершенных им во время странствия (усмирение бури, исцеление упавшего с мачты юноши, исцеление недужных и бесноватых).
Как известно, именно этот эпизод жития свт. Николая (посещение святынь Иерусалима – гроба Господня и Голгофы, чудо с «отверзением» дверей храма Воскресения, где находился животворящий крест Господень), позволил архим. Антонину (Капустину) усомниться, что будущий архиепископ Мирликийский в IV в. (его путешествие в Палестину обычно датируется примерно 300 г.) мог посещать святыни, которые были «приведены во всеобщую известность», по крайней мере, несколько десятилетий спустя. Речь идет об обретении Креста равноапостольной царицей Еленой, воздвижении и освящении храма Воскресения Господня в 335 г. и т. п. Исследователь сделал вывод, что произошло смешение житий двух соименных святителей ликийских: свт. Николая Мирликийского, жившего в IV в., и свт. Николая Пинарского, архимандрита Сионского, жившего два века спустя и действительно совершившего две паломнические поездки на Святую Землю, описанные в его житии[2]. Это последнее житие, получившее в литературе наименование «иного жития», было обнаружено еще в 1721 г. в Ватиканской библиотеке кардиналом Николаем Фальконием[3]. Архим. Леонид (Кавелин) сличил перевод «иного жития» у архим. Антонина с житием свт. Николая, хорошо известным отечественным историкам по рукописным сборникам XV–XVI вв., и предположил, что это житие является русским переводом «иного жития», но свт. Николай здесь именуется архиепископом Мирликийским и его жизнь относится к IV в. Сопоставительный анализ послужил одним из оснований для отрицания мнения о существовании двух Николаев Чудотворцев.[4] Впоследствии было установлено, что житие свт. Николая Симеона Метафраста (X в.) находится с «иным житием» в сложных взаимовлияниях[5], а смешение образов обоих святителей, скорее всего, происходило еще на византийской почве[6].
Симеон Метафраст в своем житии свт. Николая закрепил такую контаминацию и невольно поддержал древнерусскую паломническую традицию ссылкой на авторитет, пожалуй, самого популярного в Древней Руси святого. К тому же еще в 1871 г. В. О. Ключевский в качестве «одного из куриознейших явлений в древнерусской литературе» опубликовал по рукописи XV–XVI вв. текст «некнижной редакции жития» свт. Николая, носящей название «Слово иже святыхъ отца нашего Николы, о житьи его и о хожении его и о погребении»[7]. Ученый отметил «сильную легендарность» «русской редакции» жития, половина которого рассказывает о многолетнем, начиная с четырнадцатилетнего возраста, полном приключений странствии, преимущественно с миссионерскими целями, будущего святителя по Кесари Филипповой, Армении, Сирии, Италии, Египту, Иордании, пока, наконец, он не ставится епископом в Мирах. «С первого раза можно подумать, – заметил историк, – что в нашей редакции описывается жизнь не того мирликийского святого, о котором рассказывают <…> древние жития. Однако ж есть прямые указания, что предметом этой биографии служит тот самый чудотворец Николай, память которого празднуется 6 декабря, который присутствовал на первом Никейском соборе и который «в латынскихъ земляхъ теломъ лежитъ».[8] Предположение уже о третьем одноименном святом, совершавшем все эти «апостольские обходы», высказал в своей работе П. О. Потапов[9]. С ним, а также с поддержавшим это мнение Б. А. Успенским, категорически не согласилась М. С. Крутова[10]. Но как бы то ни было, а представление о свт. Николае – страннике, паломнике получило настолько широкое распространение, что западные историки говорят о Николае Паломнике (Nicolai Peregrini), канонизированном на соборе 1098 г. в Бари[11].
В своем «Хожении» первый русский литературный паломник игумен Даниил после описания островов Патмоса и Родоса упоминает ликийский город Макрию (Макрин) и указывает: «А от Макрии до Патера града верст 40. И ту есть рожество святаго Николы, то его есть и отчина и род – Патера. А от Патеры до Мир, идеже гроб святаго Николы, есть верст 40»[12].
Это – одно из ранних (1107) свидетельств почитания свт. Николая на Руси[13], причем очевидно, что игумен Даниил был уже знаком и с житием святителя, рассказывающем, в частности, о его рождении в ликийском городе Патаре и т. д. Можно даже предположить, что игумен мог читать одно из так называемых (по классификации М. С. Крутовой) житий второго типа («иное житие»), рассказывающих о св. Николае Пинарском и известных у нас с XI в. в отличие от житий свт. Николая первого типа (Симеона Метафраста), начало бытования которых на Руси относят к XV в.[14]
Вместе с тем это лаконичное свидетельство, обычно не принимаемое исследователями в расчет, порождает определенное недоумение. Даниил явно употребляет слово «гроб» в значении «гробница», иначе говоря, не поврежденная никем святыня, реликвия. Только что, описывая гроб Иоанна Богослова в Эфесе, он добавил: «И исходит персть свята из гроба того на память его, и взимают верни человеци персть ту святую на исцеление всякого недуга»[15]. Так же Даниил описывает и гроб «Магдалыни Марьи, и главу ея» и т. п. Неужели игумен не знал, что мощи свт. Николая уже давно покинули православные Миры Ликийские и перенесены в католический город Бари? Ведь праздник перенесения мощей свт. Николая (9 мая) на Руси был установлен в промежутке между 1087 (дата перенесения мощей в Бари) и 1091 гг. при вероятном содействии дочери великого князя Всеволода Евпраксии-Адельгейды, жены императора Генриха IV, присутствовавшей при этом событии лично[16], или в 1091 г.[17] Католическая церковь установила этот праздник в 1089 г. на соборе в Бари и он не был принят Греческой Православной Церковью.[18] Можно только предположить, что праздник перенесения мощей свт. Николая («Никола вешний») вводился на Руси постепенно и подобно тому, как папа Урбан II предоставил местным церквам самим решать, отмечать или не отмечать его, во времена игумена Даниила он еще не получил повсеместного распространения[19].
Вопросу об учреждении на Руси праздника перенесения мощей св. Николая Чудотворца из Мир Ликийских в Бари посвятил отдельную главу своих «Разысканий о Ефреме Переяславском» (СПб., 2002) Д. Г. Хрусталев, впрочем, осторожно поместив ее во вторую часть книги под названием «Версии». Подчеркивая локальность «апулийского события», историк связывает учреждение праздника на Руси с миссией 1091 г. Феодора, который был, согласно Никоновской летописи, «Грекъ митрополичь отъ папы из Рима и принесе много мощей святыхъ», а в их числе и мощи свт. Николая. Инициатором же учреждения праздника 9 мая 1092 г. выступил митрополит Ефрем Переяславский, замещавший в это время Киевскую кафедру[20].
Но вернемся к древнерусской паломнической литературе. Она не прошла мимо и истории возможного перенесения мощей свт. Николая в Венецию. Вот как описывает паломничество к этим мощам Неизвестный Суздалец, сопровождавший митрополита Исидора на известный Ферраро-Флорентийский униатский собор (пребывание русской делегации в Италии продолжалось около трех лет – с 1437 по 1440 г.). «И приста корабль к острову. И ту монастырь святаго Николы, и ту сам святыи Никола лежит. И видехом гроб его в церкви на четырех столпех, учинено по лествице 6 степени, и знаменахомся у гроба святаго, самого не видехом, замурован бе лежит; с ним дядя его, да Федор в едином гробе. И въпрошахом игумена монастыря того, откуды мощи святаго Николы взяты; они же поведаша: от Бара града слали венетяне 100 катарг, да 3 корабли с житом, и взяли мощи»[21].
Это сообщение в целом не вызывает сомнений. Корабль с возвращающейся на родину русской церковной делегацией остановился22 декабря 1440 г. у острова Лидо (по некоторым сведениям он прежде так и назывался San Niccolo), где располагался бенедиктинский монастырь с церковью Сан Никколо (chiesa San Niccolo a Lido). Здесь русским путешественникам показали раку, где хранились мощи трех святых, в том числе, святителя Николая Чудотворца. Вероятно, на недоуменный вопрос членов делегации, безусловно, знавших, что мощи святителя должны находиться в Бари, «игумен» ответил маловероятной, не подтверждаемой ни одним из известных нам источников, историей со ста галерами и тремя кораблями с зерном, за которые венецианцы и получили святыню.
Известные источники излагают совершенно другую версию перенесения мощей в Венецию из Мир Ликийских. Это, прежде всего, повествование францисканского монаха Иордана, жившего в первой половине XIV в. в Венеции и сообщившего, что данное событие произошло в 1097 г. Архим. Антонин (Капустин), опубликовавший русский перевод рассказа Иордана, категорически отвергал его достоверность.[22] Столь же категоричен о. Дж.Чоффари, говорящий о «мнимом перенесении» мощей свт. Николая Мирликийского в Венецию.[23] А. Красовский полагал, что можно говорить о двух перенесениях мощей: мощи святителя Николая Мирликийского перенесли в 1087 г. в апулийский город Бари, мощи Николая Пинарского – в 1097 г. в Венецию[24]. И. Шляпкин считал, что здесь речь может идти только о мощах св. Николая Пинарского, которые были вначале погребены в Сионе, затем перенесены в кафедральный собор св. Ирины в г. Миры, а в 1096 г. увезены в Венецию[25]. К сожалению, ничего не сказано о мощах свт. Николая и в статье «Венеция» (С. П. Карпова, С. И. Никитина и М. А. Маханько) в современной Православной энциклопедии[26].
Ничего не говорят о них и русские путешественники конца XVII – первой половины XVIII вв. Так, пятидесятидвухлетний стольник П. А. Толстой прибыл в Венецию 15 июня 1697 г., прожил в городе около двух месяцев, а затем неоднократно возвращался сюда после плаваний по Адриатике и Средиземному морю. П. А. Толстой пробыл в Венеции всего что-то около девяти месяцев, познакомился со всеми местными достопримечательностями (Дворцом Дожей, собором св. Марка и др.), реликвиями, в частности приложился к мощам прп. Саввы Освященного и описал их в путевых заметках. Эти мощи, как известно, были вывезены венецианцами со Святой земли в 1256 г., а в 1965 г. возвращены в основанную преподобным лавру. 9 июля 1697 г. П. А. Толстой даже побывал на о. Лидо, рассказал о воинском поселении, там находившемся, упомянул и о монастыре, в который «салдаты приходят к пению», но не назвал его и ничего не сказал о мощах[27]. Судя по всему, то же самое поселение описал в своих записках неизвестный русский путешественник, побывавший в Венеции чуть раньше П. А. Толстого – в мае 1697 г.: «Бывают солдаты на кораблях и на каторгах (гребных судах. – В.Г.), те в городе не живут, а зделан дом на острову, каменная ограда великая…» и т. д.[28] Но и он ни словом не обмолвился о свт. Николае.
 В. Г. Григорович-Барский впервые попал в Венецию 25 июня 1724 г. по дороге из Портогруаро («Зело желахомъ видети Венецию, слишахомъ бо еще издавна от многихъ, яко многочисленния вещи чудесные тамо обретаются»), но пробыл там всего три дня и отправился в Падую. Второй раз он приплыл в Венецию 7 октября того же года (после паломничеств в Лорето, Рим, Бари и др.) и пробыл там до 28 февраля 1725 г. Григорович констатировал, что «славится Венеция… множеством мощей Святихъ Божиихъ» и добавил: «многие имутъ Святихъ Божиихъ мощи, тако Греческихъ, яко и Римскихъ, обаче не целие, но малие части...». Но подробно он рассказал только о трех «токмо целие Святие Греческие, въ Римскихъ лежащие костелахъ»: об Иоанне Милостивом, том же преподобном Савве Освященном и об Афанасии Александрийском. О мощах свт. Николая русский паломник даже не упомянул[29].
И, наконец, русские путешественники, пусть и далекие от паломнической традиции (целью их путешествия в Европу было получение современного образования), но любознательные и пытливые. Петр Демидов сообщал своему отцу Григорию Акинфиевичу и матушке Настасье Павловне в журнале своего с братом Александром путешествия о посещении 14 октября 1757 г. острова Лидо, с которого «вид весма красивой и полной на море». Главное, что братья увидели на острове – «стоящая церква святаго Николая». Храм братья посетили, подробно описали («внутри красива и имеет 7 олтарей и 8 изрядных мраморных статуев…» и т. д.), но ни слова не сказали о мощах святителя.[30]

[EVG]

(продолжение)

Однако в последнее время круг привлекаемых в пользу версии о перенесении мощей свт. Николая в Венецию источников расширился за счет обращения к труду Фламиния Корнера «Исторические известия о церквах и монастырях Венеции и Торчелло» (Падова, 1763).[31] Ученый использовал анонимную венецианскую рукопись, датируемую ок.1101 г. и со множеством драматических подробностей рассказывающую о том, как во время 1-го Крестового похода отряд венецианцев во главе с епископом Энрико, сыном дожа Доменико Контарини, высадился по дороге на Святую землю в Ликии и в базилике свт. Николая в Мирах. Здесь в гробнице путешественники в конце концов и обнаружили оставшиеся после посещения барийцами за десятилетие до этого мощи святителя. Мощи свт. Николая Чудотворца вместе с мощами священномученика Феодора и св. Николая Пинарского были в самом начале XII в. перевезены на венецианский о. Лидо. При этом мощи св. Николая Пинарского были объявлены мощами таинственного «дяди» свт. Николая Мирликийского, что отразило характерное для средних веков смешение обоих святых.
На протяжении последующих веков мощи неоднократно подвергались освидетельствованию. В 1992 г. такое освидетельствование было проведено с участием монаха ордена францисканцев Л. Палюде и профессора университета г. Бари Л. Мартино, который возглавлял подобное же освидетельствование мощей святителя Николая в Бари, имевшее место в 1953–1957 гг.[32] Л. Палюде впоследствии опубликовал развернутый иллюстрированный отчет об этом событии, в котором постоянно ссылался на мнение Л. Мартино, подтвердившего подлинность мощей свт. Николая .[33]
Разумеется, П. А. Толстого или, скажем, Б. П. Шереметева нельзя назвать паломниками в полном (древнерусском) смысле этого слова. Впрочем, таковыми не были уже и члены русской церковной делегации на Ферраро-Флорентийском соборе, в том числе и Неизвестный Суздалец, автор «Хождения во Флоренцию» (название условное, ибо самоназвания у этого текста нет). Цели их путешествий на Запад были иными. Для «ферраро-флорентийцев» – прежде всего, церковно-политические. П. А. Толстой был отправлен Петром I в Европу «для науки воинских дел» – другое дело, что изучение морского дела и воинского искусства оказалось для него в путешествии совсем не главным. Генерал-фельдмаршал российских войск, тайный советник, граф Б. П. Шереметев был также официально командирован в Италию «ради видения окрестных стран и государств и в них мореходных, противу неприятелей креста Святаго, военных поведений…». Но светские путешественники конца XVII–XVIII вв. были православными (а в этом смысле и древнерусскими) людьми. «Средневековые» ценности и религиозные понятия оставались для них во многом актуальными, и поклонение православным святыням и реликвиям на католическом Западе органично входило, если так можно выразиться, в состав их путешествий, было само собой разумеющемся, хотя, конечно, не реликвии определяли основной маршрут их поездок.
В мае 1697 г. неизвестный русский путешественник был проездом в Лорето (правда, оговорившись, назвал его Назаретом), где в церкви Пресвятыя Богородицы находится так называемый Дом Богородицы (La Santa Casa). Путешественник оставил его краткое описание и заметил, что «тот дом принесен из Назарета и поставлен в церкви, и сосуды те, из которых питала сына своего Пресвятая Богородица»[34].
14 марта 1698 г. в Лорето в Доме Богородицы побывал Б. П. Шереметев. В «записке» его путешествия содержится достаточно подробное описание святыни, упоминаются вырезанная из дерева икона «Пресвятыя Богородицы с предвечным Младенцем» и даже глиняные «чашечка и блюдечки, из которых сама Пресвятая Богородица и сын, и Бог Ея, питался»[35]. П. А. Толстой сам в Лорето не был, но слышал о лоретской святыне в Венеции. Не прекращаются посещения Дома Богородицы русскими путешественниками и в XIX в. Так, в 1841 г. здесь побывал известный литератор П. В. Анненков: «Вы знаете, ─ рассказывал он в «Письмах из-за границы», ─ под великолепным куполом ее стоит святой дом, где жила в Назарете Мария. Это каменный четвероугольник окружен снаружи другим, каррарского мрамора, на котором горельефы и статуи сивилл и пророков, чудеса искусства времен Возрождения. С наружной стороны окна, где случилось Благовещение, алтарь; внутри дома, на месте, где была главная дверь жилища, алтарь со статуей Мадонны из кедра, резьбы св. Луки, засыпанною драгоценными камнями. Великолепные серебряные лампады кругом карниза едва прогоняют мрак этого святилища, в котором вы видите мужчин и женщин, распростертых на полу, и слышите тихий плач и заглушаемое рыдание…»[36]
Но, конечно, одной из главных святынь для русских путешественников был Бар-град, посещение которого явно не преследовало никаких других целей, кроме паломнической.
Б. П. Шереметев прибыл в Бари29 мая 1698 г. и на следующий день отправился в «церковь, где лежат мощи Великого Чудотворца Николая». Описание гробницы свт. Николая, содержащееся в его «путешествии», весьма обстоятельно. Заметив, что «оные Святыя Мироточивые мощи лежат в исподней церкви под престолом, которая церковь сделана под большой церковью в земле», автор последовательно описал украшения самого «серебряного высокой работы» престола: «великих серебряных Ангелов» вокруг него, «серебряные ж шандалы и лампады», «образ большой Чудотворца Николая, весь серебряной сидячей, в одной руке держа Евангелие, а другою благословляет людей».
«В сем престоле, – продолжает свое описание путешественник, – приделаны дверцы серебряные ж, которые всегда бывают заперты, а отпирают временно, когда случаются приежжие, чтоб им видеть Святые мощи…». Для Б. П. Шереметева и его свиты, учитывая ранг высокопоставленного паломника, проблем с открытием дверец, конечно, не было, поэтому в его «путешествии» дается первое в русской литературе «объективированное» описание самих мощей, а также процедуры-ритуала доставания миро из гробницы свт. Николая. «В оныя дверцы лазят люди по пояс, и смотрят Святых мощей в окошечко, а в то окошечко опущают маленький шандальчик на цепочке, поставя в него свечку. Тех Святых мощей видна только одна нога и то не явственно, для того, что мощи опущены глубоко, а окошечко не велико; в сие окошечко опускным оным шандальцем мало износят мира и дают пить».
Путешественники выслушали в церкви обедню и вечерню, им показали и «образ Чудотворца Николая стоящей, о котором уверяли, что писан в то время, как еще в живых был...», и «гроб его Чудотворца Николая, в котором мощи его привезены из Мира града; сей гроб деревянной, разобран и положен в скрыну за стеклом…», а также многочисленные реликвии и дары церкви свт. Николая, хранящиеся в ризнице. «И велию веру, – заметил путешественник, – имеют Латины к Чудотворцу Николаю, и приежжают к нему на поклонение многие». Рассказали Б. П. Шереметеву и про чудо, случившееся во время строительства «исподней церкви»: «… ставили в ней марморные столбы, и одного де столба не достало, о чем де здатели онаго храма весьма скорбели, что такого вскоре взять не где; после чего увидели в той церкве столб, поставлен на своем месте, чему весьма удивились… потом подлинно сведали, что оный столб принесен не видимою силою из Мира града, в котором были мощи его, и сей столб в великом находится у них почитании…».[37]
Не прошло и месяца со времени паломничества в Бари Б. П. Шереметева, как в тот же город приплыл на «фрегадоне» П. А. Толстой. За восемь месяцев до этого он уже пытался попасть сюда, но «турецких воинских 5 караблей, которые имели на себе кажды по 500 человек енычан заступили… дорогу до города Бару».22 июня 1698 г., «как почели благовестить на веспер, то есть к вечерне», стольник все-таки «пошел в римскую церковь, в которой лежат мощи великого архиерея Христова Николы». Почетного гостя в дверях встретили «попы римские, которые называются каноники» и которые показали ему все сокровища и святыни своего храма.
Первым делом П. А. Толстой, как и Б. П. Шереметев, естественно, обратил внимание на серебряный «литой» алтарь и его украшения, в том числе «поясной» серебряный же образ благословляющего «великого Николы» с Евангелием в левой руке. Заметил П. А. Толстой и выразительную деталь украшения алтаря, пропущенную в «записке» Б. П. Шереметева и отсылающую к житию свт. Николая: «Поверх того Евангелия зделаны три яблока круглые, золотые во образ чудеси чудотворцова, как отцу трех девиц, хотящему отдати на брак скверной, три узла подал злата и от смертелнаго блуднаго греха тех девиц избавил».
Много подробнее и точнее, чем в «записке» Б. П. Шереметева, описана у П. А. Толстого и сама гробница свт. Николая. «Под тем вышеписанным олтарем лежат в земле ниско мощи чудотворные великого иерарха Николы, покрыты единым каменем мраморным. На том камене зделано единое окно малое, круглое; и когда кто хощет видеть ево святые чудотворные мощи, тот повинен войтить под престол в окно, на то устроенное, и смотреть вниз, в то вышепомяненное малое круглое окно. А в то окно каноник, влезши под олтарь, опустит вниз над самые чудотворные мощи, серебряной неболшой шандал со возженною свечею на серебреной чепи». Так же подробно описал П. А. Толстой и сами мощи, и процедуру доставания миро.
«И в то вышеписанное малое круглое окно видеть святаго чудотворца Николы кость от ноги, которая суть лежит вся потопленна в мире, исходящем от пресвятых ево мощей; и поверх той кости святой стоит святое миро, видом подобно чистому маслу. В тое нискость, где его святыя мощи лежат, никто не входит отнюдь; а миро святое достают той церкви канонники таким поведением: навяжут едину губу на серебреной жезл, на то устроенной, и опустят в вышепомяненное малое круглое окно со свечою, и тое губу, напоивши святым миром, исходящим от чудотворных мощей, выняв оттуду, выжмет в сосуд, и паки так же чинят, и сколко потребно, столко возмет, а миро святое никогда не оскудевает». В заключение своего описания паломник уточнил внешний вид чудесной жидкости: «Когда то святое миро раздаваемо бывает требующим и влито в скляницы, тогда является видом подобно чистой воде; и дают приходящим то святой миро пить неоскудно».
 Не пропустил П. А. Толстой и «деревеного ларца – того, в котором привезены в Бар из города Мира мощи», только, по П. А. Толстому, он был заключен не в «скрыну за стеклом», как у Б. П. Шереметева, а в «шкатулу деревеную, резной работы, золоченую». Обратил внимание русский путешественник и на «24 столпа аспидных, на которых утвержден тое церкви свод» и на тот «столп желтого аспиду, который стоял при мощах святаго Николы в городе Мире; и по принесении ево святых мощей тот столп приплыл морем в город Бар и ныне стоит в той же нижней церкве… и огорожен тот столб желеными решетками вокруг». В «сосудохранительнице, или в притворе» П. А. Толстой видел и со знанием дела описал «образ чудотворца Николы в меру возраста ево писма древнего греческого и от многих лет темен, с которого образа пишут в Баре святыя иконы чудотворца Николы власно тем подобием, как написан тот святый вышепомяненный образ, а привезен тот образ в Бар вкупе с мощами… а сказывают, что тот образ писан с самого чудотворцова лица, когда чудотворец Никола был жив»[38].
Странствования В. Г. Григоровича-Барского по святым местам Востока с 1723 по1747 г. формально также не принадлежат к древнерусской паломнической традиции, однако очевидно даже на самый первый взгляд, что именно ее они продолжают в литературе Нового времени. «Хожение» игумена Даниила, с которого началась русская паломническая литература, заложило ее жанровые основы, стало образцом для последующего развития. Игумен ничего не рассказывает о дороге с Руси на Царьград и о самом Царьграде, о возвращении на родину, почти ничего не сообщает о себе, о своих путевых впечатлениях – его интересуют, прежде всего, святыни, реликвии Палестины. Пространство его «хожения» – это «святые места», заполняют его «святые предметы» – реликвии. Они не подвержены порче гниению, непогоде, если располагаются на открытом месте, а не в храме, словом, живут вневременной жизнью, вечно-вещественны. Примерно так же организуется пространство и в других «хождениях» до XV в., когда древнерусская литература путешествий была, так сказать, паломнической по существу: в ней описывались только сакральные маршруты и, в первую очередь, Святая земля и Царьград.
В XV в. положение кардинально меняется: карта маршрутов древнерусской литературы путешествий существенно расширяется, на нее впервые наносятся Афон, Египет, Синай, западноевропейские страны, Индия Афанасия Никитина и т. д. Так, «Хождение на Флорентийский собор Неизвестного суздальца» является первым в русской литературе описанием Ливонии, Германии, Италии, Хорватии, Венгрии и др.
 Для В.Г. Григоровича-Барского мир, естественно, стал во многом другим, но цель многолетних (с 1723 по 1747 гг.) странствий киевского «пешеходца», антиохийского монаха остается прежней – «святые места в Европе, Азии и Африке находящиеся». Имя Бари имело для Барского особое значение. Его предки жили в польском городке Бар (в древности Ров), получившим такое название в XVI в. от Боны, супруги польского короля Сигизмунда I в воспоминание апулийского города Бари, где почивают мощи свт. Николая. Сама королева, принадлежавшая миланскому аристократическому дому Сфорца, была похоронена в алтаре базилики свт. Николая в Бари. А дед В. Г. Григоровича-Барского со всем своим семейством перебрался из польского Бара в Киев.
 Такова была точка зрения на фамилию киевского паломника Н.П. Барсукова, впервые подготовившего научное издание записок В. Г. Григоровича-Барского в 1885 г. в Православном Палестинском сборнике и снабдившего это издание предисловием[39]. Сам паломник излагал в своих записках несколько отличную версию происхождения второй половины своей фамилии. Здесь рассказывается, как во время пребывания во Львове в конце 1723 начале 1724 гг. ему захотелось вместе со своим спутником, соучеником по Киево-Могилянской академии и сверстником Иустином Леннецким поучиться в Иезуитской академии «да искусимъ ихъ предания учений и да видимъ предъуспеяние учащихся». Однако «весьма православниихъ… найпаче же Киевскихъ» туда, понятно, не принимали. Тогда, «хотящи утаитися», молодые люди «оставихомъ своя прежняя проименования и нарекохомся Барскии, единимъ проименованиемъ, притворшеся быти брата родна и аки би отъ Бара суща, иже въ Ляшеской стороне обретается на Подолии». И тут же уточнил: «Бисть же Иустинъ, сопутникъ мой, мало старейший и той мняшеся быти братъ первий, азъ же вторий»[40].
Но как бы то ни было, в первую очередь, именно ради паломничества в Бари, по признанию самого В. Г. Григоровича-Барского, он отправился в странствования. Когда его спутники решили, прежде всего, отправиться в Рим, он заметил: «Мне же не бысть толь желание до Рима, елико до святителя Христова Николая в Баръ градъ». И пояснил, что еще в Киеве, когда «целихъ» «великую язву на нозе», «обещахъ Богу по исцелении далекий подяти трудъ, в благодарение благодати Его». Вопрос о выборе между Римом и Бари встал перед паломниками еще раз в Лорето, лежащем «на пути Римском»: «Есть же отъ Рима далече 139 миль, сиесть верстъ, отъ Бару же четириста». Тогда паломники «сотворихомъ советъ между собою, азъ с другомъ моимъ Иустиномъ, камо имами первее шествовати, къ Риму или к Бару». Аргументация, приведенная В. Г. Григоровичем-Барским в ходе дискуссии, весьма примечательна и достойна внимания. «Аще пойдемъ первее к Риму, – было заявлено на совете, – доволни будемъ видениемъ величества, красоти и слави его, и о меньшихъ уже небрегуще восхощемъ возвратитися воспять, или, утруждении суще пешехождениемъ обленимся пойти поклонитися мощемъ угодника Божия Святителя Христова Николая. Если же пойдемъ первее къ Бару граду, и узревше меншая, можем, ради болшихъ, на болшие и далшие подвигнутися труди». Итог дискуссии понятен: «И умислихомъ первее ити къ Бару»[41].
Наконец, после долгого, утомительного пути поздним вечером в воскресенье 26 июля 1724 г. В. Г. Григорович-Барский достиг «пресловутого Бара града». Его описание базилики свт. Николая считается едва ли не самым подробным в русской паломнической литературе и давно уже признано классическим[42].
В числе прочего Барский подробно описал нижнюю церковь с ее двадцатью шестью столбами, один из которых был тоньше других и окружен железною решеткою. Впоследствии страннику из пределов российских рассказали о чуде с этим мраморным столбом, плававшем на море, и затем перенесенном свт. Николаем с двумя ангелами в строящийся храм. Железной же решеткой столб был окружен во избежание ущерба от паломников, которые «начаша усечати его или угрызати орудиями железними» с тем, чтобы заполучить хотя бы кусочек, ибо «столпъ оний целби многи творитъ, найпаче же от болезни главной» т. е. от головной боли. В храме же путник видел и другие реликвии, свидетельствовавшие о многочисленных «новосотворенныхъ в Баре граде по пренесении мощей» чудесах. Одно из главных – истекающее «аки вода» святое миро от мощей свт. Николая. Это миро здесь называют sancta manna т. е. святая манна. Его раздают всем желающим, но для этого нужно иметь специальные, различного вида стеклянные сосуды с изображением свт. Николая, продающиеся поблизости[43]. И т. д.

[EVG]

(продолжение)

Нашего паломника особенно интересовали мощи свт. Николая, тем более, что у гроба святителя по слезной молитве он получил исцеление от «болезни ножной», которая с ним случилась «пред входом в Бар»: правая нога разболелась и распухла «аки бревно» и «ниже в сандалиях можах ходити, но бос». Теперь же «без всякого иного врачевания, не вемъ како ищезе толстота от ноги моея и хождахъ здравъ, якоже и прежде». Однако выяснилось, что римляне «мощей не отверзаютъ никакоже… не имутъ бо римляне сего обыкновения, кроме великой потреби». Но после долгих уговоров гроб все-таки «отверзли» поздно вечером, когда в церкви не было никого из посторонних – «да не будетъ зазоръ в людехъ». Точнее, были открыты только маленькие дверцы в великом алтаре «от сребра скованномъ», «яко точию человеку мощно вползти чревомъ». Барский влез в алтарь, полагая, что увидит отворенную раку, «якоже в нашихъ странахъ повсюду» рака святых отворяется наподобие ковчега или сундука. «Тамо же не тако»: массивную раку из мрамора открыть невозможно. Барского тут посетили сомнения: «Се же, мню, того ради, яко мощи не суть, или украдены от ныхъ, или инуду сокровенны, или раздробленны на малии частицы и разданны вместо святыхъ римскихъ и не мощно народу являти я».
Но в мраморной раке оказалось сверху высечено небольшое круглое оконце величиной с рубль. При свете свечи Барский увидел через это отверстие, что мраморная рака наполнена как колодец («аки криница») «до половини води, или манны… аки найчистейшая вода, светла есть, и сквозь ю под спудомъ зрятся аки би кости белие, от нихъ же аки потние крапле (капли пота. – В. Г.) исходятъ непрестанно, тела же несть, но все расплися, глаголютъ, в миро, и кости не мощно познати от какового члена суть, понеже не на своемъ месте лежатъ». На недоуменные вопросы Барского, который прежде слышал от многих и читал, что святое миро истекает от правого колена святителя, «каноникъ» ответил: «яко невозможно есть познати, кая кость от колена и кии иннии, вси бо не на своемъ месте лежатъ, но смешенны, пренесения ради; от колена же деснаго точию начатъ миро точитися, ныне же от всех равно костей исходитъ». Вторичный осмотр не развеял сомнений Барского: «И не мнятся быти истинны кости, но от тогожде мрамора хитростно изсеченны»[44].
Надо сказать, что В. Г. Григорович-Барский отличался, подобно большинству древнерусских паломников, особой «трезвенностью» по отношению к тем или иным реликвиям. В этом смысле весьма характерно его замечание, сделанное еще в самом начале странствования, после посещения униатского монастыря Успения Пресвятой Богородицы во Львове. «Тамо есть, – указывает паломник, – стопа Богородична в церкви, въ камени, и мощи целие святаго Железа…». И добавляет: «Яже достовернии суть, или ни, того ни испитахъ: не бихъ бо тогда еще любопитний»[45].
Еще более характерным примером может служить его переоценка подлинности святыни Лорето. При посещении в 1724 г. этого итальянского города В. Г. Григорович-Барский, подобно другим русским путешественникам (см. выше), полностью поверил рассказу о перенесении этой реликвии из Назарета ангелами. В своих записках он оставил подробное «Описание Дому Богородичного Лоретского», включая перевод с «латинского диалекта» пояснительной надписи на мраморной доске (там были такие же надписи на итальянском, французском, немецком и др. языках). Через пять лет, в 1729 г. паломник побывал в Назарете, после чего составил обстоятельную записку «О дому Пресвятия Богородици въ Назарете», где привел целый ряд аргументов в пользу того, что «повесть Римлян ложну бити, многихъ ради винъ». «Первая вина» заключалась в том, что греческое духовенство на Святой земле никогда не слышало «или когда либо в истории чтяху о преселении дома Богородична отъ Назарета въ страну ину». «Вторая вина» – ни о чем подобном не слышали и «сами жители Назаретскии». Наконец, «третая и болъшая паче всехъ вина» является и самой, так сказать, наглядной, ведь «и самое здание не согласуетъ». Дом Богородицы в Лорете «есть сложенъ отъ плинфъ червленихъ, паленнихъ в пещи, въ Назарете же никогда отъ плинфъ здание не биша, и нине не суть, но вся от камени бела естественнаго, от обстоящихъ тамо горъ сеченного». Таким образом, «кто би билъ толь неразсуденъ, иже бы творилъ здания от плинф? Ибо плинфа несть крепчайша и краснейша отъ естественнаго камени, къ тому же в Назарете прекрасное въ горахъ, чистое же и белое, аки млеко, камение и удобное к сечению; к тому же ради делания плинфъ въ Назарете место неудобно есть, и дрова далекое отстояние имутъ, идеже людие, ради нужди дровъ, и нине гной животний палятъ, сице творятъ варение и пекутъ хлебъ». Сослался паломник и на собственные впечатления от Святой земли: «Не токмо же тамо, но и въ всей Галилеи и Палестине, не видехъ нигде же здания плинфяна». Словом, «ложъ и истинна явна суть»[46].
Через сто тридцать лет после В. Г. Григоровича-Барского в Лорето побывал архимандрит (впоследствии епископ) Порфирий Успенский. Он читал В. Г. Григоровича-Барского, привел из его «странствования» обширную выдержку с описанием лоретской святыни, но также усомнился в ее подлинности, повторив, в сущности, аргументы паломника XVIII в. Правда, ученый путешественник догадался, откуда в легенде о перенесении дома Богородицы из Назарета взялись ангелы[47]. Вот что он предположил: «Некоторые христиане из греков имели прозвание Ангелов: так, например, византийские цари из фамилии Комнинов прозывались Ангелами. Вот один из таких ангелов, по мнению моему… отправился с братом своим или с другим родственником, тоже Ангелом, в Иерусалим и оттуда в Назарет, где жила Пресвятая Дева Мария, и здесь оба они возымели благочестивое намерение построить… домик, похожий на назаретское помещение Приснодевы, и возвратившись из Палестины построили его, но из кирпича, даже с кухней или очагом, на котором Приснодева готовила себе снеди. В этот домик их приходили знакомые, друзья, родственники, окрестные и дальние жители, и молились в нем, как бы в самом домике Богоматери, а возвращаясь, домой, говорили: домик Богоматери принесен из Назарета Ангелами, разумея под ними не небесных ангелов, а греков, прозывавшихся Ангелами… Но прошло одно столетие, прошло и другое, началось и продолжилось и третье… Толпы богомольцев стекались в него со всех концов Европы, и слыша тут, что сей домик принесен из Назарета Ангелами, вообразили, что его принесли оттуда ангелы небесные… Такая вера укоренилась веками очень глубоко»[48].
Эта догадка отчасти подтверждается и современными исследователями (о. Дж. Сантарелли, Н. Монелли и др.), которые установили, что к лоретской святыне действительно имеет самое непосредственное отношение семья Ангелов – властителей Эпира. Но на своем корабле они привезли из Палестины не только впечатления от посещения Назарета, но и «святые камни, взятые из Дома нашей Госпожи Девы Марии Божией». Дело в том, что дом Богородицы в Назарете состоял из двух частей – выдолбленной в скале пещеры, грота (почитаемого как святыня по сей день) и каменной пристройки, вплотную прилегавшей к скале. Интересно, что Даниил «Русьскыя земли игумен», побывавший в Назарете в начале XII в. (т. е. почти за двести лет до Ангелов), так и описал дом Богородицы, как состоящий из двух частей, в своем «хождении». Что было впоследствии подтверждено археологическими и пр. изысканиями. Именно камни, «плинфы» из этой пристройки и были привезены Ангелами в Италию[49].
Неожиданную реплику на сомнения В. Г. Григоровича-Барского в подлинности мощей свт. Николая в Бари можно обнаружить в записках другого, позднейшего паломника – Владимира Мордвинова, посетившего базилику свт. Николая в 1873 г. «В бытность мою в Бари-граде, – пишет В. Молчанов в своих «Воспоминаниях о Бар-граде» (СПб., 1874), – привелось мне слышать от некоторых лиц о странном явлении, нередко случающемся: многие из притекающих на поклонение мощам св. Николая иногда сподобляются видеть честныя кости Святителя, почивающие на дне гробницы под престолом, иногда же не удостоиваются этой чести, и как ни напрягают они свое зрение, но рассмотреть, содержится ли что-либо в той гробнице, не могут; другим же никогда не приходится видеть своими очами святыню, сколько бы раз ни приходили для поклонения ей в церковь».[50]И далее следует своего рода список свидетелей, как видевших «очима своима грешныма» мощи святителя, так и не видевших, а также тех, которые однажды видели, а в другой раз нет[51].
 Очень хотел В. Г. Григорович-Барский побывать и в Мирах Ликийских. Однажды 15 сентября 1726 г. он плыл на корабле с острова Родос на Кипр, когда наступил полный штиль: «умолкоша ветри, и не могохомъ плити ни семо, ни овамо, колеблющеся на единомъ месте». «Взийдохомъ же того дне еще на болшую широту морскую и не видехомъ ни острововъ, ни брега нигде же, токмо мало Анатолии». Тут выяснилось, что именно это «место Мирликия именуется, идеже поживе и умре Святитель Христовъ Николай. Есть же тамо (слишахъ) и гробъ, идеже первее святие его лежаху мощи, таже пренесошася въ Баръ градъ; но и та въмале ищезе отъ очею нашею…»[52].
 Спустя десять лет в августе1736 г. В. Г. Григорович-Барский опять «пловохомъ воскрай Анатолии, земли великой». «Таже мимоидохомъ Мирликию, сиестъ отчество святителя Христова Николая…». На этот раз паломник постарался описать хотя бы вид на нее с моря: «въ Мирликии же брегъ низкий, под горами, песковатий, протязается несколико стадий, лепо певгами и инними древеси лесними пораслий». Этот вид паломник зарисовал («любве ради и говения къ Святителю, начертахъ брегъ съ древеси и горами») и постарался разузнать хоть что-нибудь о нынешнем состоянии святыни. Вот что ему удалось выяснить: «Тамо, за песками, гори великии далече протязаются и при горахъ обретается малая, ветхая и пустая церковь, в ней же и донине гробъ святаго Николая, в камени, на подобее кивота изсеченъ, идеже исперва опочиваху его чудотворнии мощи и оттуду пренесошася въ Баръ градъ… Къ храму и гробу Святаго отъ окрестныхъ странъ приходятъ на поклонение…». Русскому паломнику также рассказали, что в мирликийском храме «пустинножителствуетъ некий убогий старецъ, стражбы ради церквы, и питается от милостини христианской». О себе же В. Г. Григорович-Барский с горечью добавил: «Азъ же не сподобихся отъити, спешения ради корабля». Интересно его объяснение этой неудачи: «Довлеетъ же мне первое поклонение, еже сотворихъ в Баре».
Подобных препятствий, вероятно, не было на пути черниговского паломника иеромонаха Ипполита Вишенского, который побывал в Мирах Ликийских еще в 1708 г. и оставил любопытное свидетельство о почитании опустевшей гробницы свт. Николая: «Есть и до днесь чуда от святаго гроба, не только нашимъ христианамъ исцеление есть, но и туркамъ невернымъ бываетъ помощь. Если кто потеряетъ верблюда, или осла, или коня, если принесетъ до гроба свечку и кланяется, тотчасъ найдетъ».[53]
Иного рода препятствия ожидали православных паломников середины XIX в., стремившихся поклониться мощам свт. Николая в Бари. По свидетельству А. Н. Муравьева, предполагавшего совершить такую поездку в начале 1840-х гг., было «необходимо получить в Неаполе от нунция папского письменное дозволение, чтобы быть допущенным в нижнюю церковь к самым мощам святителя Николая, ибо она открывается только дважды в год, в дни его празднеств, и богомольцы западные обыкновенно довольствуются тем, что воздают поклонение верхнему алтарю. Но и в нижней церкви святые мощи под спудом, и когда отверзаются створчатые дверцы исподнего престола, видно только одно отверстие над ракой чудотворца, но никто не может приложиться к самим мощам великого чудотворца: так мало доступна на Западе святыня сия, столь близкая сердцу каждого православного, и особенно русского».[54]
Это свидетельство подтверждает и неизвестный иркутянин, совершивший паломничество в Бари спустя два десятилетия: “Каждый из иностранцев, думающий посетить священный град, должен сначала испросить на то позволение от кардинала-архиепископа, папского нунция, а потом от нашей миссии, наконец, от полицейской префектуры».[55]
Возможно, возникновение такого рода препятствий, затруднявших посещение Бари русскими паломниками, было одной из причин, вызвавших к жизни неожиданный проект О. А. Кипренского, касающийся судьбы мощей свт. Николая.25 февраля 1832 г. художник отправил из Неаполя бывшему обер-прокурору Святейшего Синода и министру духовных дел и народного просвещения кн. А. Н. Голицыну письмо, в начале которого, сославшись на необыкновенную популярность свт. Николая в России, «особенно же в народе и в воинстве», предложил не больше, не меньше как перенести его мощи с берегов Средиземного моря на берега Невы, ведь прецедент «подобного благочестия» уже имел место в1087 г. при перенесении мощей из Мир Ликийских в Бари. «Когда возможность была, – писал О. А. Кипренский в Санкт-Петербург, – единожды тронуть Святыню с места для перенесения из Азии в Европу, то равномерно есть возможность и ныне, да и весьма кстати, повторить подобное благочестие, ознаменуя оное перенесением мощей сего Святителя Николая Чудотворца из Бари в Петров-град в век царствования благочестивейшего Императора Нашего Николая Павловича».
 Момент для такой акции был выбран художником действительно «весьма кстати»: не так давно победоносно для России завершилась война с Турцией 1828–1829 гг., авторитет Российской империи в Европе был почти непререкаем, да и сами барийцы вряд ли забыли о посещении их города в 1793 г. русскими моряками из эскадры капитана второго ранга А. А. Сорокина, направленной для изгнания наполеоновских войск из Италии. Сам капитан докладывал об этом адмиралу Ф. Ф. Ушакову следующим образом: «12 мая, снявшись с якоря, пошли мы к Бари… И лишь жители сего города увидели паруса наши, то отправили ко мне депутацию, по принятии коей выслан был на берег самый малый отряд, и не прошло двух дней, как уже приведены были к присяге все города сей области»[56].
Но О. А. Кипренский в письме к кн. А. Н. Голицыну предпочел не ссылаться на исторические факты, а обратился к аргументации скорее религиозно-эмоционального порядка. «Не ведаю! Откуда возродилась во мне сия мысль! Не свыше ли она вдохновлена? – адресовался он к известному своей наклонностью к мистицизму вельможе. – И буде событие таковое исполнится на самом деле, не исполнит ли оно чистейшею радостию души православного и доброго Народа Русского, столь много упований полагающего на Оного Святителя… Без сумнения, Царства наиболее утверждаются непостижимою силою религии, и из следствий сего, кто не видит ясно? – сколь велик Российский Бог!..»[57].
Но, разумеется, столь смелое предложение не прошло и русские паломники вынуждены были по-прежнему добираться до апулийского города, преодолевая многочисленные препятствия, особенно если не принадлежали к привилегированным слоям общества. А среди православных паломников в Бари числились и высочайшие особы: в 1852 г. здесь побывал великий князь Константин Николаевич, оставивший в дар местному архиепископу бриллиантовый перстень, который тот с удовольствием демонстрировал русским паломникам.[58] 10 ноября 1892 г. гробницу с мощами своего небесного покровителя посетил наследник российского престола, будущий император Николай II и на его пожертвования пол в нижнем храме (крипте) был вымощен мрамором[59]. В ризнице базилики свт. Николая хранятся многочисленные реликвии: мощи, церковная утварь, иконы, в том числе присланная Николаем I икона свт. Николая в драгоценном окладе[60].

[EVG]

(окончание)

Но вот что рассказал А. Н. Муравьев в одном из «Римских писем»: «Две крестьянки из Пензенской губернии, мать, лишенная владения ног, и 20-летняя дочь ее, одни отправились из России на телеге в одну лошадь в свое дальнее путешествие без денег и без языка, расспрашивая, как могли, где дорога в Бари. Так бывало в средние века, когда толпы крестоносцев спрашивали у проходящих: куда идти в Иерусалим? Дочь правила лошадью и ходила за матерью, которую сама переносила из телеги в гостиницу и из гостиницы в телегу; денег они не брали и не просили подаяния, но принимали с благодарностью пищу для себя и корм для лошади, которая сделалась членом их семьи. Везде принимали их с изумлением; кое-где над ними смеялись, но покровительство святителя, ради коего предприняли свой подвиг, им сопутствовало, потому что одни по самым опасным местам достигли Неаполя, доказав на опыте, что может вера. Тут посланник наш убедил их оставить у него свою повозку и дал им средства ехать в почтовой карете до Бари и обратно. Они возвратились благополучно и, совершив данный ими обет, отправились опять тем же образом на родину».[61]
Множество препятствий пришлось преодолеть и самому А. Н. Муравьеву прежде чем «чуднымъ устройствомъ» он попал в Миру Ликийскую. Она «лежитъ вне пути пароходовъ» и нужно было «св. Николаю послать… попутную бурю противъ Миры», чтобы корабль отклонился от «назначенного пути». После утомительного двухчасового пути по берегу реки, «по стезе, едва проложенной среди развалин», паломники, наконец, «увидели предъ собою, на довольно обширной равнине, у подошвы горы, увенчанной замкомъ, величественные развалины бывшей обители новаго Сиона, основанной дядею великого Чудотворца, где самъ онъ святительствовалъ столько летъ, и сердце наше исполнилось живейшей радости».
 Приблизившись, путники стали тщательно осматривать святыню. «Малая гробовая церковь Святителя Николая, тесная и низкая, сложенная сводомъ изъ тесаныхъ камней и даже отчасти подземная, представилась первая моимъ взорамъ… спустился я несколькими ступенями въ темное преддверие святилища, отделенное стеною отъ внутренней его части: глубокий мракъ царствовал внутри храма». «Когда несколько привыкли к нему глаза и зажжены были три убогия лампады предъ иконостасомъ и над самою гробницею, могли бы рассмотреть все горькое убожество и вместе неоцененное сокровище сей церкви». Далее следует описание самой гробницы. «Низкая четвероугольная гробница Святителя, обложенная по краямъ мраморомъ, хорошо изваяннымъ, но отчасти отбитымъ, с обширнымъ отверстием по средине, отколе похищена была некогда рака, уцелела еще отъ буйства времени и людей. Длина ея до осьми четвертей (141,6 см– В. Г.) не более трехъ ширина (53,1 см – В. Г.), а высота – одна четверть (17,7 см – В. Г.); внутри глубокая яма, наполненная землею, которую однако я могъ, хотя и с трудомъ, достать рукою». Это описание автор снабдил историческим комментарием. «Достойно внимания, что разорение Миры, полчищами Турецкими, последовало в 1087 году, около 50 летъ, после того как Калабрийцы увезли съ собою мощи великаго угодника, в ихъ городъ Бари; быть может промыслъ Божий, собственно для того и попустилъ сие похищение, чтобы спасти св. останки Чудотворца от рукъ неверныхъ».
Но подобное положение дел никак не должно больше продолжаться. Удручающий вид гробницы свт. Николая вызвал у А. Н. Муравьева целую бурю эмоций. «Сюда, сюда, в пустынную Миру Ликийскую, а не в Калабрийский чуждый намъ городъ Баръ должны стремится благочестивые православные поклонники, чтобы достойно почтить память великого Чудотворца Николая, надъ его гробомъ». Доводы, приведенные А. Н. Муравьевым в пользу этого мнения, показывают, что он был вполне осведомлен о разнице в почитании мощей, существующей между православными и католиками, прежде всего в Бари. Ведь, хотя «здесь стоятъ развалины храма надъ древнимъ гробомъ, а тамъ великолепная церковь надъ новымъ гробомъ Чудотворца, но сокровище мощей его одинаково недоступно, здесь и тамъ, и обе гробницы какъ бы равно упразднены. По западному обычаю, не открывается никому святыня мощей, и только, подъ престоломъ нижней церкви, указываютъ в Барахъ мраморную раку, хранящую въ себе сие сокровище, и то сквозь малое отверстие, глубоко подъ землею, едва видна сия драгоценная рака. Въ Мире же Ликийской, хотя и упраздненъ гробъ и открыта могила, изъ коей похищена святыня, но самое место освящено долголетними молитвами Святителя, и конечно ближе его сердцу священная его кафедра, имъ самимъ сооруженная, нежели чуждые ему дальние Бары»[62].
Именно паломничество А. Н. Муравьева в Миры Ликийские и его призыв восстановить здесь кафедральный храм свт. Николая, как известно, послужил созданию так называемого мирликийского капитала. Строительство в Мирах было сорвано из-за жесткой позиции турецкой администрации, а накопленные средства пошли впоследствии, парадоксальным, учитывая позицию самого А. Н. Муравьева, образом, все-таки на строительство православного храма во имя свт. Николая и странноприимного дома именно в Бари[63].
Как мы видим, русская паломническая литература, «открыв» для себя свт. Николая на самом раннем этапе своего существования, продолжала почитать все реликвии, связанные с его именем, во все последующие века.
 

[1] См. об этом: Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей. (Реликты язычества в восточном культе Николая Мирликийского). М., 1982. С. 21.
[2] См.: Антонин (Капустин), архим. Святой Николай, епископ Пинарский и архимандрит Сионский // Труды Киевской духовной академии, 1869. II. 6; см. также его работу «Еще о свят. Николае Мирликийском», опубл. в тех же трудах (1873. IV. 12).
[3] Falconius Nic. Carm. Sancti confessoris pontificis et celeberrimi thaumaturgi Nicolai Acta primigenia. Neapoli. 1751. Наилучшей публикацией «иного жития» считается изд.: Anrich G. Hagios Nikolaos. Der heilige Nikolaos in der griechischen Kiche. Bd. I: Texte.Leipzig,Berlin. 1913. S.1–55. См. об этом: The Life of St. Nicholas of Sion / Ed. byI. Ševčenko and N.P. Ševčenko.Brookline (Mass.), 1984; Cioffari G. San Nicola nella critica storica.Bari, 1987. P. 261–266, 311–319.
[4] Леонид (Кавелин), архим. Житие и чудеса Св. Николая Мирликийского и похвала ему. Исследование двух памятников древней русской письменности XI века. СПб., 1881 (на обложке – 1882). С.19–22.
[5] Потапов П. О. К литературной истории рукописных сказаний о св. Николае Чудотворце // Ученые записки высшей школы г. Одессы. Отдел гуманитарно-общественных наук. Т. 2. Одесса, 1922. С. 123–127. См. также: Виноградов А. Ю. Греческая житийная традиция свт. Николая. Проблемы и перспективы // Добрый кормчий. Почитание святителя Николая в христианском мире. М., 2011. С.102-106.
[6] Творогов О. В. Житие Николая Мирликийского // Словарь книжников и книжности Древней Руси. XI–первая пол. XIV в. Л., 1987. С. 169; Подскальски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988–1237 гг.). СПб., 1996. С. 215; Крутова М. С. Святитель Николай Чудотворец в древнерусской письменности. М., 1997. С.119–120.
[7] Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1989 (репринт: М., 1871). С. 218, 453–459.
[8] Там же. С.219. Г. Подскальски довольно подробно пересказал эту редакцию жития в своей монографии (С. 218–219).
[9] Потапов П. О. К литературной истории рукописных сказаний о св. Николае Чудотворце. С. 127–129.
[10] Крутова М. С. . Святитель Николай Чудотворец в древнерусской письменности. С.132. См. также: Бугаевский А. В. Проблема создания нового обобщающего труда о святителе Николае Мирликийском // Почитание святителя Николая Чудотворца и его отражение в фольклоре, письменности и искусстве. М., 2007. См. также: Виноградов А. Ю. Святой Николай между агиографией и археологией // Добрый кормчий… С.36-55.
[11] См., например: Рансимен С. Восточная схизма. Византийская теократия. М., 1998. С. 62 (со ссылкой на работу Vita S. Barthelemy).
[12] «Хожение» игумена Даниила в Святую землю в начале XII в. СПб., 2007. С. 22.
[13] Сводку таких древнейших свидетельств см.: Murjanoff M. Zur Geschichte der Verehrung des heiligen Nikolaus. // Archiv für Liturgiewissenschaft. Bd 10/1.Regensburg, 1967.
[14] Крутова М. С. Святитель Николай Чудотворец в древнерусской письменности. С.126–127.
[15] «Хожение» игумена Даниила… С.18.
[16] В. А. Мошин придерживался даты 1090–1091 гг. См.: Мошин В. А. О периодизации русско-южнославянских литературных связей // Русь и южные славяне. СПб., 1998. С. 77.
[17] Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей… С. 21.
[18] См.: Легких В. И. Некоторые особенности становления службы на перенесение мощей святителя Николая // Правило веры и образ кротости… Образ свт. Николая, архиепископа Мирликийского в византийской и славянской агиографии, гимнографии и иконографии. М., 2004. С. 370. Ср.: Житие и чудеса св. Николая Чудотворца, архиепископа Мирликийского и слава его в России. Сост. А. Вознесенский и Ф. Гусев. СПб., 1899. С.18-20. См. также: Хрусталев Д. Г. Разыскания о Ефреме Переяславском. СПб., 2002. С.214–215, 229.
[19] Первые упоминания праздника 9 мая в древнерусских месяцесловах и богослужебных книгах относятся ко второй половине XIII в. См. : Лосева О. В. Русские месяцесловы XI–XIV вв.М., 2001. С. 102–103. См. также: Хрусталев Д. Г. Разыскания о Ефреме Переяславском. С. 236.
[20] Там же. С. 228–255.
[21] Хожение на Флорентийский собор Неизвестного Суздальца // Книга хожений. Записки русских путешественников XI-XV вв. М., 1984. С. 148.
[22] См.: Антонин (Капустин), архим. Перенесение мощей святителя и чудотворца Николая из Ликии в Италию // Труды Киевской духовной академии, 1870. II, 5.
[23] Чоффари Джерардо. Перенесение мощей святителя Николая в латинских источниках XI в. и в русских рукописях // Правило веры и образ кротости… С.161-162 (здесь дается ссылка на публикацию Н. А. Казаковой «Первоначальная редакция «Хождения на Флорентийский собор» и приводится цитата из этого хождения). См. также:Cioffari G. S.Nicola nella critica storica, ed.C.S.N.,Bari, 1988. Однако в своем путеводителе он уже не столь категоричен и, рассказывая о мощах свт. Николая в Бари, уточняет, что здесь находится «около 75 процентов скелета» и добавляет: «Недостающая часть Св. Мощей находится в различных церквях мира, прежде всего в Венеции. Венецианцы предприняли несколько путешествий в Миры в 1099–1100 гг., и похитили кости из нескольких древних захоронений древней базилики св. Николая. В связи с этим выявление Св. Мощей Св. Николая среди венецианских реликвий затруднительно» (Собор во имя Св. Николая в Бари. Краткий историко-художественный путеводитель. Составил от. Gerardo Cioffari o.p. Бари, <б. г.>. С.52).
[24] Красовский А. Установление в Русской церкви праздника 9 мая в память перенесения мощей святителя Николая из Мир Ликийских в Бар-град // Труды Киевской духовной академии. 1874. XII. С.521-585.
[25] Шляпкин И. Русское поучение XI в.о перенесении мощей Николая Чудотворца и его отношение к западным источникам. СПб., 1881. С.3-23.
[26] См.: Православная энциклопедия. Т.VII. М., 2004. С. 601–613.
[27] См.: Путешествие стольника П. А. Толстого по Европе. 1697–1699. М., 1992 (по указателям).
[28] Журнал путешествия по Германии, Голландии и Италии в 1697–1699 гг., веденный состоявшим при Великом посольстве русском к владетелям разных стран Европы // Россия и Запад: горизонты взаимопонимания. Литературные источники первой четверти XVIII века. М., 2000. С. 195. Вопрос об авторстве этих путевых записок долгое время оставался открытым: в XVIII и начале XIX вв. их авторство ошибочно приписывали самому Петру I, затем предполагалось, что автором был Б. И. Куракин (И. Ф. Горбунов), также назывались имена Б. П. Шереметева, П. А. Толстого, И. А., И. М. и Ф. А. Головиных. Немецкий историк Ф. Оттен считает наиболее вероятным претендентом на авторство А. М. Апраксина, современная исследовательница Н. Д. Блудилина называет Г. И. Головкина. Однако будущий канцлер и будущий граф Г. И. Головкин оставался во время Великого посольства в Москве и переписывался с царем, путешествовавшим по Европе. Эти письма опубликованы в изд.: Письма и бумаги Императора Петра Великого. Т. 1: 1688─1701. СПб.,1688. См. также: Записки неизвестной особы о путешествии по Германии, Голландии и Италии // Записки русских путешественников XVI–XVII вв. М., 1988. С. 463–464 (комментарии Н. И. Прокофьева). Авторы последней публикации на эту тему «с уверенностью» называют имя автора путевого дневника: стольник Алексей Петрович Измайлов. См.: Гузевич Д., Гузевич И., при участии Х. Ван Конингсбрюгге. Путевые записки Великой особы (1697-99) // Проблемы источниковедения. Вып. 4. 2008.
[29] См.: Григорович-Барский В. Г. Странствования по Святым местам Востока. Ч. I. 1723–1727 гг. М., 2004. С. 190–191. Все последующие цитаты приводятся по этому изданию.
[30] Путешествие братьев Демидовых по Европе. Письма и подневные Журналы 1750–1761 годы. М., 2006. С. 167, 388. Комментаторы настоящего издания Ю. Н. Беспятых, С. Н. Искюля и П. И. Хотеева полагают, что речь идет о церкви San Nicolo dei Mendicoli, которая была заложена в XII в. и строилась вплоть до XVI в.
[31] Corner F. Notizie storiche delle chiese e monastery di Venezia e di Torcello. Padova, 1763.
[32] См.: Martino L. Le reliquie di S. Nicola.Bari, 1987.
[33] См.: Paludet L. G. Ricognizione delle reliquie di S. Nicola L. I. E. F.,Vicenza,1994. См. подробнее: Ястребов Алексий, свщ. Венеция – хранительница мощей святителя Николая Чудотворца (www. veneziarussa. info).
[34] Журнал путешествия… С. 196.
[35] Записка путешествия графа Бориса Петровича Шереметева в Европейские государства // Россия и Запад: горизонты взаимопонимания… С.102–103.
[36] Анненков П. В. Парижские письма. М., 1984. С. 26.
[37] Там же. С. 141–142.
[38] Путешествие стольника П. А. Толстого… С.120–122.
[39] Об этом же он писал и в своей монографии. См.: Барсуков Н. П. Жизнь и труды В. Г. Барского. СПб., 1885.
[40] Григорович-Барский В. Г. Странствования… С.67–68.
[41] Там же. С.72, 116.
[42] Там же. С. 124–132. Пересказ этого фрагмента странствований В. Г. Григоровича-Барского, помещенный в кн. Житие и чудеса св. Николая Чудотворца, архиепископа Мирликийского и слава его в России (СПб., 1899. С.97–106), сделан весьма неудовлетворительно и с произвольными пропусками.
[43] Вот что сказано о sancta manna в современном путеводителе о. Дж. Чоффари: «Это вода, которая образуется в гробнице Святителя еще со времени пребывания Св. Мощей в Мирах… На протяжении веков эту жидкость называли по разному, например, олеум или унгуентум (русские называют ее миро, а греки мирон). В действительности, эта жидкость представляет собой воду особенной чистоты, как установило исследование, проведенное в1925 г. в химической лаборатории университета города Бари. Происхождение этой воды объясняют по-разному. Некоторые считают его чудесным, говоря, что жидкость образуется из Мощей Святителя, другие считают, что жидкость сочится из мрамора гробницы… Некоторые объясняют образование жидкости естественной конденсацией пара… Почитание Св. Манны не прекращено, поскольку вода, собирающаяся в гробнице, находясь в контакте с Св. Мощами и оставаясь чистой, является реликвией. Кроме того, по утверждениям многих верующих, с Св. Манной они получили исцеление. С другой стороны, отношение к Св. Манне является личным делом каждого верующего и почитание Св. Манны не может считаться обязательным» (Собор во имя Св. Николая в Бари… С.53–54).
[44] Там же. С. 131–133. См. также: Талалай М. Г. Русское паломничество в Бари // Чоффари отец Джерардо. Свт. Николай чудотворец. Житие, чудеса, легенды. Бари, 2005.
[45] Там же. С.67.
[46] Странствования В. Г. Григоровича-Барского… Ч. II. 1728–1744 гг., М., 2005. С. 127–128. См. об этом также: Белоброва О. А. Русские посольские и паломнические отклики на святыни Лорето // Белоброва О. А. Очерки русской художественной культуры XVI–XX вв. М., 2005. С.348–358.
[47] В «Письмах из-за границы» П. В. Анненков привел следующее «благочестивое предание», рассказывающее о судьбе Дома Богородицы и услышанное им в1841 г. в Лорето: «Дом Марии был во время переворотов в Сирии покрыт облаком от нечестивых глаз; потом ангелы перенесли его в Далмацию. Три года стоял он в Далмации, не производя большого влияния на христианский мир; тогда ангелы перенесли его в Лоретто. Иезуиты основали тут монастырь, и богатство всей католической Европы потекло к нему. Французы ограбили церковь и монастырь в 1798 году; теперь, однакож, снова сокровищницы их полнеют, и богатеет сам город, производящий торговлю одними четками, серебряными сердечками, коронками из цветов и другими вещами для приношения знаменитой Лореттской Мадонне» (Анненков П. В. Парижские письма. С. 26).
[48] Цит. по: Порфирий (Успенский) епископ. Святыни земли Италийской. (Из путевых записок 1854 года). М., 1996. С. 130–131.
[49] См. подробнее: там же. С.129–130 (примечания).
[50] Цит. по: Житие и чудеса св. Николая Чудотворца… С. 113.
[51] Следует заметить, что частицы мощей свт. Николая сохранялись в XIX в. в Благовещенском соборе Московского кремля, в церкви Трех Святителей, бывшем Сетунском соборе, что под Ивановской колокольней. См.: Путешествие иркутянина в Бар-град… С. 25; современный справочник-путеводитель «Святыни земель московских» (М., 2002. С. 102) называет местами сохранения частиц мощей свт. Николая храм Всех святых на Кулишках, храм Михаила Архангела в Тропареве и храм Спаса Нерукотворного Образа на Сетуни при Кунцевском кладбище. В Санкт-Петербурге частица мощей свт. Николая сохраняется по сей день в Никольском соборе, куда она была передана императрицей Александрой Федоровной, супругой Николая I в1847 г., после ее путешествия по Южной Италии. См.: Лавры, монастыри и храмы на Святой Руси. Санкт-Петербургская епархия. СПб., 1908. С. 99. Между тем митрополит Евгений (Болховитинов), описывая реликвии Киевского Софийского собора, уже не называет мощей свт. Николая. См.: Евгений (Болховитинов), митрополит Киевский. Описание Киевософийского собора и Киевской иерархии. Киев, 1825. С. 47–48. Не упоминается о них и в «Описании Киево-Софийского собора по обновлении его в 1843–1853 годах. Киев, 1854. С. 62–63. Все это заставило Д. Г. Хрусталева заключить: «Удивляет, что никаких мощей (даже частицы) Николая Чудотворца уже в XVIII в. в России не было» и предположить, что «реликвии, доставленные Феодором, были утрачены еще в древности» (Хрусталев Д. Г. Разыскания о Ефреме Переяславском. С. 253. Прим. b). Об этих реликвиях см. в нашей статье выше.
[52] Странствования В. Г. Григоровича-Барского…. Ч.I. С. 278.
[53] Пелгримация, или путешественникъ честнаго иеромонаха Ипполита Вишенского во святый градъ Иерусалимъ. М., 1877. С. 29.
[54] Муравьев А. Н. Римские письма. Т. II. СПб., 1846, С. 306–307.
[55] Путешествие иркутянина в Бар-град для поклонения мощам святителя Николая чудотворца. СПб., 1861. С. 8.
[56] Ушаков Ф. Ф. адмирал. Документы. Т.III. М., 1956. С. 85.
[57] Кипренский Орест. Переписка. Документы. Свидетельства современников. СПб., 1994. С. 179–180.
[58] Путешествие иркутянина в Бар-град… С. 20.
[59] Талалай М. Г. Русское паломничество в Бари // Чоффари отец Джерардо. Свт. Николай Чудотворец… С. 87.
[60] Кекин А. Л. Из Петербурга в Рим, Бари, Неаполь, Александрию, Каир, Иерусалим, Константинополь и Батуми. СПб., 1888. С. 37.
[61] Муравьев А. Н. Римские письма. Т. II. СПб., 1846. С. 305–306. На обратном пути в Петербурге обе крестьянки были приняты и обласканы Николаем I.
[62] Муравьев А. Н. Письма с Востока. Ч. II. 1849–1850 гг., М., 2005. С.211–214.
[63] См. об этом: Дмитревский А. Святая Русь и Италия у мироточивой гробницы святителя Николая Мирликийского в Бар-граде; Щусев А. Странноприимный дом и храм во имя святителя Николая Мирликийского в городе Бари в Италии // У гробницы святителя Николая Чудотворца. Русские паломники в Мирах и Бари. М., 2005. С. 60–114, 120–125. См. также: Талалай М. Г. Русское паломничество в Бари… С.88–91.

Виктор Гуминский
http://www.voskres.ru/podvizhniki/guminskiy.htm