В той степи святой

[EVG]

В той степи святой

Очерк

У самой грани России с Украиной – на незаезженном просёлочном перепутье между воронежскими сёлами Поддубное, Кривоносово, Новобелая в мае – море цветов. Даже не наклоняясь к разноцветным колокольцам, чувствуешь дивный степной аромат.
Стараясь не толочь травы, ступаем бережно по опушке и лесным полянам нагорной дубравы Березняги. Отполированными до блеска прутьями пронзаем на полутораметровую глубину податливую землю. По самую рукоять щупы уходят вглубь, чаще – беззвучно и довольно легко.
Ещё не сровняло землёй старые окопы, вырытые грозным летом 1942.
…Опять 22 июня, опять «ровно в четыре часа», как и год назад, в 41-м, враг засучил рукава. Во вспомогательном наступлении «Фридрикус II», за ним последует основная операция «Блау», ему, как и в начале «крестового» похода на восток, снова чертовски везло: в степном Черноземье, на стыке двух армий прорвал нашу оборону. Сквозь эту прореху лавиной хлынули танки, мотоциклетная пехота - не только на север, к Воронежу, но и круто на юг, в большую донскую излучину. Навстречу им из Донбасса устремилась другая вражеская армада. Клещи окружения грозили главным силам на Юго-Западном фронте между реками Северским Донцом и Доном.
До поры до времени ни солдаты, ни командиры о случившемся не ведали и, как и предписывалось приказом, держали оборону по берегам Оскола и Донца. Командарм 38-й Кирилл Семёнович Москаленко узнал об опасности от лётчика, разведавшего, что в глубоком тылу, почти в ста километрах за спиною, в районе Россоши движутся танковые колонны противника.
В штабе повеяло смертным холодком.
Приказ об отходе безнадёжно запаздывал. Спешно требовалось любыми силами попридержать бронированные зубья сжимавшихся клещей, чтобы не дать врагу сомкнуть кольцо окружения.
Москаленко возложил эту задачу на самого надёжного – опытного и удачливого комдива 9-й гвардейской Белобородова. Боевое распоряжение обязывало: организовать заслон на рубеже Поддубного и Кривоносова, закрыть фланг и тыл армии со стороны Россоши.
У Афанасия Павлантьевича в распоряжении не было ковра-самолёта – пешим ходом даже за сутки невозможно перебросить дивизию за добрые сто километров. Он выбирает тоже самого испытанного ещё в боях под Москвой майора Романова. Командиру 22-го стрелкового полка отдан приказ: двигаясь на машинах, «сосредоточиться на указанных рубежах и организовать оборону фронтом на север до подхода дивизии».
Позже об этих «минутах роковых» Белобородов вспоминал:
«Сажаем на грузовики около двухсот стрелков, связистов, артиллеристов и миномётчиков полка, с орудиями на прицепе и отправляем по маршруту. Говорю Романову напоследок:
– Успеем мы к тебе на подмогу или не успеем, но Кривоносово держи до последнего. Не удержишь – фашисты запустят танковую клешню в тыл всей армии.
– Удержим, – кивает Иван Никанорович.
Он козырнул, вскочил на подножку грузовика, и скоро степная пыль скрыла автоколонну. Главные силы дивизии двинулись пешком. Это был трудный день».
В небе – ни облачка, зато в степи, насколько хватает глаз, над дорогой висят плотные облака. Зависла пыль столь плотно, что только вблизи можно определить, чья эта колонна – советской пехоты или немецкой.
«Ошибались и фашистские летчики. Тогда они не бомбили нас, принимая за своих. И наоборот – бомбили своих, принимая за нас».
Романов отлично выполнил приказ. Его отряд на сутки обогнал главные силы дивизии, вошёл в указанный район и занял оборону. Удалось отряду опередить противника: танковые части, наступавшие на юг, подошли сюда позже.
К утру 9 июля уже все, завершив марш, сходу приняли бой с гитлеровскими танками и мотопехотой. А вскоре сюда же подоспели и основные силы дивизии.
Бойцы 9-й гвардейской стояли насмерть. В том бою подвиги были коллективными.
В составе одного из орудийных расчётов 28-го гвардейского артиллерийского полка вполне мог отважно сражаться Фёдор Андрианович Полетаев. О былинной судьбе русского богатыря спустя два десятилетия рассказал главный «следопыт» СССР – известный советский писатель Сергей Смирнов. В июльские дни при отходе к Дону артиллерист был тяжело ранен. Попал в плен. Не единожды неудачно бежал. В рабочей команде его отправили в Италию. Там он сумел уйти в Гарибальдийскую партизанскую бригаду. Участник антифашистского Сопротивления геройски погиб под именем Фёдора Поэтана. Посмертно в 1962 году удостоен звания Героя Советского Союза.
Между Кривоносовым и Поддубным тридцать фашистских танков с пехотой окружили наших. Воины стояли до последнего. В роще, что южнее деревни, защищая штаб полка, погибли почти все офицеры.
После полудня вражеские танки ворвались в Новобелую. Гвардейцы в уличном бою сожгли часть машин, истребили пехотинцев.
В дневнике генерал-полковника Франца Гальдера, начальника генерального штаба сухопутных войск Германии, прослеживается, какое значение придавали немцы именно этим боям в наших донских степях.
«9 июля 1942 года, 383-й день войны.
…Наступление южнее Дона развивается. Общее впечатление: противник удерживает позиции в районе Лисичанска и южнее Россоши, а на восточном участке отходит. Западнее Айдара, по-видимому, лишь упорно сопротивляющиеся арьергарды. Сомнительно, удержится ли противник в Айдаре и станет ли его оборонять, поскольку мы уже пересекли Богучар в районе Талов. Решение. Продвинуть 40-й танковый корпус вдоль дороги Россошь – Ростов…»
В книге мемуаров «Сталинградский кошмар» первый адъютант и начальник управления кадров шестой армии, «паулюсовской», Вильгельм Адам тоже свидетельствует, что «9 июля к ним прибыл начальник штаба 4-й танковой армии с приказом принять командование 40-м танковым корпусом, втянутым в ожесточённые бои под Кантемировкой». И ещё – «корпус оказался не в состоянии преградить путь советским войскам… Русские всё время уходили через широкие бреши и избежали окружения».
…Ночью в штаб дивизии, расположенный в Новобелой, прибыл связной от генерала Москаленко с приказом об отходе, какой означал, что основные армейские части вырвались из вражеских клещей. Можно теперь снимать заслоны.
Вновь бессонная ночь. Пропахшие пороховой гарью бойцы уходили горчливой полынной степью туда, где скоро развернётся одно из величайших сражений в истории войны – Сталинградское.
 
* * *
Восстановить подробнее все обстоятельства июльского боя в степи оказалось, к сожалению, невозможно – слишком поздно подступились к поиску. Школьным следопытам вместе с учительницей Людмилой Викторовной Митусовой, подвижницей-краеведом, сейчас она глава Кривоносовского сельского поселения, уже не удалось найти живых участников сражений. Записали лишь воспоминания местных жителей.
– Хоть небо было ясным, в степи тогда будто гром громыхал. Ночью горело – вроде кто скирды соломы жёг, – так утверждали очевидцы.
В слободе Новобелой не забыли, что во дворе машинно-тракторной станции долго немцы ремонтировали подбитые танки.
– Вместе с подружками пошла в лес по ягоды, – рассказала в Кривоносове Евдокия Павловна Кичатая. – Земляника как раз поспела… Встретили наших солдат. Они попросили принести поесть. Пока сходили домой, собрали узелки – там загремел бой. В селе стекла в окнах звенели. Дня через два немцы послали хоронить убитых. Ездили мой отец Павел Андреевич,  односельчане… Потом  и я была там с батей.
При мне в одной могиле захоронили двадцать солдат. Остальных больше прикапывали на месте. Могилки там разбросаны по всему лесу.
– Дня через два, – припомнила ещё Евдокия Павловна, – к нам в хату осторожно постучался раненый солдат. В саду их собралось шестеро. Мама носила туда еду.
Такие скупые свидетельства.
Следопыты из молодёжных поисковых отрядов весной 1992 года выезжали на поле боя, чтобы найти и перезахоронить останки безымянных героев, попытаться установить их имена.
Раскопки предполагаемых могильных ям оказались безрезультатными. Очевидцы запамятовали их точное расположение. Разведка с щупами тоже не дала результата. В наушниках металлоискателя звенело часто. В земле находили то приплюснутый под коптилку обломок медной орудийной гильзы, то даже танковую железку. Но так и не встретили ничего важного, существенного, что помогло бы поиску. Будто дубрава не пожелала открыть свою тайну…
Позже старожилы подсказали: после фашистской оккупации летом сорок третьего и в послевоенные годы останки павших воинов переносили в братскую могилу села Кривоносово  и в центр тогдашнего Михайловского района – село Митрофановка. Возможно, прах погибших на перекрёстке дорог тоже был перезахоронен…
 Летом 1993 года на просёлочном перепутье собрались жители окрестных сёл – от мала до велика. Сняли белое покрывало и – на всхолмье, где земля щедро полита кровью, открылась бетонная плита с мемориальной доской, с высеченными в камне словами о защитниках Отечества, кого смерть честью венчала. Сельский священник Отец Евгений вместе с певчими служил панихиду во славу павших за Родину. Учительница Людмила Викторовна Митусова зачитала страницы книги Афанасия Белобородова. Сказал слово о Героях  председатель Кривоносовского сельского Совета Чапурин. Николай Фёдорович еле справился с собой, прикрыв ладонью лицо. После объяснил: «Горло перехватило, слёзы душат. В ту минуту вспомнилось, что говорю ведь и своих родных. Схоже на фронте погибли отец и старший брат. Сколько их лежат в братских могилах безымянными…
 
Годы идут десятилетиями, вроде как бинтуют душевные раны. А боль о судьбе родимых, бесследно сгинувших в пламени Великой Отечественной войны,  тик и не утихает из рода в род.
Вот она – на страницах очередного письма в сельскую администрацию.
«Январь 2014 года.
Уважаемая Людмила Викторовна, добрый день!
 Пишет Вам внучка Николая Ивановича Ганьшина - бойца, погибшего предположительно вблизи Вашего села Кривоносово Россошанского района. Официально мой дедушка пропал без вести. Мне всё-таки удалось сопоставить информацию в его письмах и ту, которую я обнаружила в воспоминаниях командира Девятой гвардейской дивизии Афанасия Павлантьевича Белобородова, а ещё – устный рассказ однополчанина. Получается, что солдат Ганьшин Николай Иванович погиб вместе со штабом 22 гвардейского стрелкового полка в неравном сражении с фашистами, о каком пишет комдив, генерал армии, дважды Герой Советского Союза Белобородов в книге воспоминаний «Всегда в бою». Многие годы ни мои родители, ни я не знали, где могила моего дедушки. Теперь есть хоть какая-то определённость. Высылаю  Вам краткие сведения о нём и фронтовые письма вместе с фотографией. Может быть, всё это пригодится для музея боевой славы в школе, в сельском доме культуры.
 Буду очень признательна за ответ. Есть ли какие-то медальоны или другие вещи, найденные в тех местах, где пали смертью храбрых бойцы и офицеры? Может, удастся хоть  что-нибудь  ещё узнать о моём дедушке? Слабая-слабая надежда всё-таки есть.
Заранее - спасибо!
С признательностью - Татьяна Михайловна Белова.
Город Мытищи Московской области».
 
 О Ганьшине
 
 Николай Иванович родился  17 июля1904 года в городкеСкопин Рязанской области. Семья: жена – Анна Васильевна (1906) и дочь Нина (1931). В самом начале войны, летом 1941 года, Николая Ивановича назначили ответственным редактором скопинской газеты «Сталинец». Он имел освобождение от призыва по состоянию здоровья (в детстве повредил руку). Несмотря на это, в марте 1942 года добровольцем уходит на фронт. Вначале его направляют в учебный полк в город  Горький, ныне Нижний Новгород. Из «учебки» Николай Иванович зачислен в 22-й гвардейский стрелковый полк 9-й гвардейской стрелковой дивизии А.П. Белобородова. Первоначально в письмах указывалось «3-я рота», но в последнем означено: «Полевая почта 485.  22 гвардейский стрелковый полк, 1 батальон, 1 рота».
В начале июня 1942 года прославленную в Московской битве дивизию из Подмосковья перебросили на берега реки Оскол к городу Купянску. В составе войск Юго-Западного фронта воины геройски сражались на Харьковском направлении. Говорят, там была «мясорубка». В июле 1942 года дедушка пропал без вести. Последняя весточка пришла родным от  1 июля 1942:
Однополчанин, вернувшийся с фронта, сообщил семье, что Николай Ганьшин был среди защитников разгромленного фашистами штаба 22-го стрелкового полка. Случилось это в июле 1942 года. В роще, что южнее деревни Кривоносово (ныне Россошанский район Воронежской области), защищая штаб полка, погибли почти все бойцы и офицеры.
В настоящее время (напомню, февраль 2014 года) в семье Н.И. Ганьшина – 2 внучки, 6 правнуков и уже 3 праправнука.
Из фронтовых писем Николая Ивановича
 «19.3.42 г., г. Горький.
Любимый город, можешь спать спокойно! Пока я жив, пока я здесь!
Здравствуйте, все родные и знакомые! Не писал целую неделю. Не было условий. Здорово загружены. Вообще, вчерашний день стал для меня днём важных событий. Во-первых, при распределении по специальностям я попал в пулемётчики. Этим представляется возможность в бою, по крайней мере, отдать свою жизнь за более дорогую цену. Надеюсь, что уничтожу не один десяток фашистских мерзавцев…
( Для неопытного бойца мало иметь желание бить врага. Нужно было «учиться, учиться и учиться». Командир дивизии, в ряды которой вскоре встанет Ганьшин, тоже думал об этом. «Возьмите, к примеру, станковый пулемёт «максим». Заме­чательное оружие, но - в умелых руках. В таких руках один «станкач», как это не раз бывало в битве за Москву, способен отразить атаку целого пехотного батальона. Но для того, чтобы выиграть этот неравный бой, мало быть храбрым, мало иметь отважное сердце и верный глаз. Надо ещё и знать свой пулемёт, как самого себя, надо ухаживать за ним, как за малым ребен­ком, - так, как умели это Пётр Огнев, Валентин Хаметов, Сергей Третьяков и другие пулемётчики 9-й гвардейской диви­зии. Надо со знанием дела подмотать сальники на стволе, отре­гулировать станок, чтобы пулемёт «не болтался», проверить прицельные приспособления. Даже ленту - и ту набивать патро­нами надо с умом. Словом, меткость пулемётного огня, как, впрочем, и всякого другого, зависит от предварительной и очень сложной черновой работы пулемётчика. И освоить эту работу в считанные дни молодой солдат - тот же второй номер пуле­мётного расчета - сможет только тогда, когда рядом с ним есть хороший учитель - сержант.
Особое внимание штаба дивизии к кадрам младшего ком­состава, соответствующая их расстановка, сборы по специаль­ностям с привлечением лучших командиров в качестве препо­давателей - всё это помогло нам в короткий срок обучить и новое пополнение, в котором бывалые фронтовики составляли незначительную прослойку…»  - автор ).
…Во-вторых, вчера высушил свои валенки. В-третьих, нашёлся мой химический карандаш, потерянный два дня назад. У меня, конечно, есть другой, которым я пишу сейчас, но тот был дорог тем, что на нём своей ручонкой любовно дочурка вырезала: «Нина Г.». Какая это была радость, когда я увидел у однополчанина мой целёхонький карандаш с дорогой мне памятью.
В-четвёртых, вчера вышел последний сухарь, из взятых с собой. Теперь моя сумка опустела. Вещевые мешки здесь называют «сидорами». Остались только холодные сапоги, которые я взял совершенно напрасно. Они могли бы пригодиться вам  -  продали бы их в трудную минуту.
Конечно, в перерыве  на завтрак и обед (вот как, например, сегодня) я мог бы вам написать письмо, так делают другие. Но мне каждую свободную минуту приходится использовать на подготовку к политзанятиям, которые провожу с подразделением так же, как в Скопине, два раза в неделю. Да, кроме того, много времени уходит на выпуск стенной газеты. Ведь всем хочется, чтобы всё было изложено интересно. А обо мне ещё в горном техникуме говорили: «Ганьшина мёдом не корми, лишь дай ему волю разгуляться в стенгазете…».
«31.3.42 г., г. Горький
                    …Когда за счастие Отчизны
                    Мечтаешь жизнь свою отдать,
                    Перед тобой встают родные  -
                    Жена и сёстры, дочь и мать.
                    И мысли скачут в голове
                    Прыжками километров в двести.
                    Всё, всё огнём горит в тебе,
                    Тебя зовёт к священной мести…
Пока жив и здоров. Нового ничего нет, готовимся на фронт в пополнение гвардейских частей. Крепко всех целую. Ещё низкий поклон всем сродственникам.
Ваш сын, муж, брат, отец, шурин, племянник и пр. и пр.»
«10.4.42 г., г. Горький
Дорогие Аня и дочка! Вчера у меня был праздник: сразу получил два письма, которые вы написали 25 марта. Как будто побывал дома и успокоился. Ведь прошло больше месяца, как мы расстались. Перечитывал письма несколько раз и очень крепко спал ночью. Во сне видел, что мы с дочкой играли в «хоронючки - пряталки». Когда мне  предстояло опять уходить, я будто бы спрятался за  дверью, а Нинушка, думая, что я уже ушёл, нечаянно нашла меня. Сколько было восторга!
Жаль, что это только сон. Очень доволен, что Нина помогает старшим и отлично учится. В свободную минуту опишу итоги выполнения своих обязательств по овладению военными знаниями. Результаты пока хорошие. Привет всем. Папа».
 «24.4.42 г., станция  Владимир
Позавчера был торжественный день: приняли присягу на верность Родине. Только с одной мыслью  -  защищать честь и свободу родной земли и семьи  -  еду на фронт. Ни страха перед лицом смерти, ни ужаса войны не чувствую. Единственный девиз: «Смерть или победа за благо Родины» овладевает мной.  Правота Советского Союза обязывает с честью выполнять освободительную миссию, возложенную на бойцов Красной Армии.
Передо мною на железнодорожной станции обездоленные женщины и дети из временно оккупированных немецкими захватчиками районов. И при мысли о них забываешь все собственные тяжести и невзгоды, хочется быстрее столкнуться с врагом, хотя бы один населённый пункт освободить из-под поганого сапога фашистов, сделать подарок к Первому мая Родине и ещё порабощённым мирным жителям, которые ждут нас с нетерпением. Едем, кажется, на Смоленское направление».
 «27 апреля, Москва. Окружная железная дорога.
В Москве, что называется, дорвался до газет. За три дня «Правду» и «Известия» прочитал от корки до корки…
Причём, приятное сочеталось с полезным. В «Известиях» от 25 апреля имелась табличка выигрышей денежно-вещевой лотереи. Перед отъездом я записал номера своих билетов. Оказалось, что на № 259773 выпали сто рублей. Возможно, что теперь вы их получили. Если нет, то пусть дочка поищет в тех пачках, которые она раскладывала себе, маме, папе. Кто-нибудь из нас выиграл. Если это ваш билет, купите, что хотите, если же мой, то за моё здоровье купите молочка  -  четверть, да полакомьтесь, как следует. Для меня это очень заманчиво, с тех пор, как уехал из Скопина, ни одного глотка молока и, признаться, по нему соскучился, поэтому и передоверяю вам это удовольствие.
Буду надеяться, что всё дома благополучно. Иду на фронт со спокойной душой и совестью. Долг перед Родиной  -  прежде всего. Знай, дочка, если ты будешь слушаться старших, учиться, ты этим улучшишь моё настроение и увеличишь мои силы для борьбы с фашистами.  (На полях этого письма нарисованы зайчик с морковкой, собачка и кошка  -  для дочки).

[EVG]

(продолжение)

 «1 мая1942 г. Полевая почта № 485.
Здравствуй, дорогая дочка! Сегодня праздник - Первое мая. У вас, наверное, опять утренник, на котором ты читаешь новые стишки. Хотя день сегодня рабочий, и школы также должны работать. Все должны, дорогая дочурка, теперь работать много, чтобы быстрее победить.
Хотя ночью было немного холодно (морозец), зато день сегодня очень тёплый. Восход солнца мы встретили на ногах. Очень было радостно и теплее с первым появлением солнечного лучика. И вот сейчас я решил написать именно тебе письмо, потому что и в суровой обстановке бывают такие минуты, когда можно написать целый рассказик для ребятишек.
Начну с того, что вечером, построив из веток шалашики, мы выстроились на опушке леса.… Неожиданно рядом раздались какие-то звуки: ц-ц-ц, ц-ц-ц…
Когда мы осмотрелись, то возле коричневой кочки обнаружили четверых  маленьких зайчат. Такие они были забавные, большеголовые. Ну, а хвостики, ты сама знаешь, какие у них: ни дать, ни взять  -  Зайка и Зойка лупоглазые. Нашлись дяди, которые хотели забрать их, чтоб сварить в котелке суп с зайчатиной, но мы не дозволили им сделать это, Подержали ушастых в руках, поласкали, и опять посадили в кусты, чтобы они дождались свою маму-зайчиху. Если бы это было близко от дома, я обязательно принёс бы их тебе, как живой гостинец. Ты бы их воспитала, у тебя были бы свои Зойка и Зайка.
Ночью около наших вещевых мешков (мы спали впятером) я услышал подозрительный шорох. Присмотревшись сквозь сосновые ветки, которые мы набросали вместо постели, снова увидел зайчонка, но значительно постарше тех. Я решил его поймать и как  следует разглядеть. И, когда он был под моей ладонью,  я его цап-царап и… ой, мама, уткнулся в колючки. Сразу мой зайчик свернулся в комочек, и тут уж стало понятно: напоролся на ежа. Но до чего это был интересный ёж! Смешное свиное рыльце с мокреньким курносеньким носом высовывалось из-под надвинутой колючей брони, лапки, скрещённые на животике, трепыхались, и он, стараясь перевернуться со спины, смешно поворачивался на бок. При свете луны я, надев перчатки, долго держал его, заставляя несколько раз то перевёртываться, то превращаться в колючий шарик. Как маленький, вдоволь позабавившись, я отпустил его восвояси, и ёж заковылял к следующему шалашу, по-видимому, задравши мокрый носик, считая, что такой страшный и сильный  человек не смог его победить, что победа оказалась на его стороне.
Наступит час, когда народы всех стран, объединившись с нашей страной против фашистских захватчиков, отпразднуют день Победы. А пока - надо усиленно работать и учиться. Я встречал очень много девочек в твоём возрасте в освобождённых от немцев сёлах. Все они работают, помогая старшим (всё больше старушкам, бабушкам). Такие же девочки, как ты, уже таскают по два ведра на коромысле, почти полные воды. Правда, здесь положение другое, здесь побывал немец, и, видя их серьёзно повзрослевшими, думаешь об их сознательности, об их борьбе вместе с родителями против нашего общего врага…
К красноармейцам жители здесь относятся очень хорошо. Старушки нас благословляли: «Живыми вас видеть, счастье,  -  говорили они.  - Господи Боже, Царица небесная! Освободили вы нас от проклятого фашиста». Конечно, они, по-своему, по-старушечьи, связывают освобождение с Богом. Но важно, что «проклятый»  -  враг. Во временно занятых им наших городах и сёлах он ещё продолжает издеваться над нашими женщинами, стариками и малыми ребятами.
Итак, дочка, учись отлично, помогай маме и по  дому, и в огороде. Работа эта настоящая. Если больше поработаете, больше соберёте овощей, а  во время войны это очень большое дело. Папы ведь теперь рядом нет. Огород же сажать надо и ухаживать за ним также надо. Надеюсь, как, наверное, и мама, на вашу с Розочкой помощь. Привет старшим. Пишите. Мой адрес: Полевая почта № 485, 22 Гвардейский полк, 1 батальон, 3 рота, и мне. Твой папа.
 
 « 7-11 мая1942 г. Полевая почта № 485.
…Сегодня годовщина со дня смерти моего отца. Чту его память вместе с памятью боевых товарищей из нашей дивизии, героев борьбы против немецкого фашизма, павших смертью храбрых за счастливую мирную жизнь.
У нас в части большая радость. Советское правительство и партия наряду с награждением отдельных, отличившихся в боях Отечественной войны воинов, наградили дивизию орденом Красного Знамени, а полк, в котором я состою,  -  орденом Ленина. Это возлагает на всех дополнительные обязательства честно и добросовестно выполнять данную нами военную присягу на верность Родине и советскому народу.
Сегодня в память отца заверяю вас, дорогие мама и Аня, что я, не жалея сил, крови и жизни буду бороться с  проклятым врагом.
(«Первомайские праздники, пишет в своих воспоминаниях и командир дивизии Белобородов, прошли торжественно, с участием наших шефов – трудящихся подмосковного города Мытищи. Делегация во главе с секретарём городского комитета партии Н.Ф. Соловьёвым привезла целый вагон подарков, собранных мытищинцами для воинов. На митингах в частях и подразделениях был зачитан Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении 9-й гвардейской стрелковой дивизии орденом Красного Знамени и её лучшего полка – 22-го гвардейского стрелкового – орденом Ленина». – Автор).
…Не ожидал, что здесь, почти на шестьсот километров западнее, чем там, где мы находились три недели тому назад, могут стоять такие холодные дни. Сегодня встали – кругом бело. Выпал снег и шёл почти полдня.
После сменился дождём. Все дни дует холодный северо-западный ветер. Днём в перебежках,  окапывании и переходах бывает  иногда даже жарко, но ночью свежо. Выручают шерстяные носки, кроме того, выдали по две пары портянок. На ночь я их обе навинчиваю на ноги, также надеваю и две пары нижнего белья. Кроме того, мы, можно сказать, приспосабливаемся. Я, например, ложусь с одним из бойцов, раздевшись, под двумя шинелями, даже не зная, как его зовут. Но, прижавшись друг к другу, как поросёночки, мы великолепно себя чувствуем – нам мороз нипочём. Настроение бодрое. Были бы потеплее деньки.
9 мая. Как там наш огород? Сейчас сижу и смотрю, как в нескольких метрах от меня девочка лет четырнадцати копает грядки, она трудится с самого утра. Её мать ушла работать в колхоз. Так и хочется взять у неё лопату и вспахать весь её участок, как это я любил у себя дома. Но отойти мне нельзя. Мимо проходит девушка и с нею девочка лет десяти. Они таскают вёдрами глину, чтобы сделать в уцелевшем сарае печь. Всё село, за исключением нескольких домов, сожжено фашистами при их отступлении. По бокам улиц возвышаются только голые печи с высокими трубами. Таковы следы немецкой «цивилизации». Вид пепелищ и останки обуглившихся трупов лошадей, а подчас и рогатого скота колхозников, взывают к священной мести, ненависти к врагу. Кровь за кровь! Смерть за смерть!
10 мая. Сегодня погожий день. Лежу в окопчике. Командую отделением. Для освоения военной тактики времени мало, а врага надо перехитрить, иначе не победишь. Сейчас готовимся к обеду, после чего снова решение очередной боевой технической задачи.
11 мая. Дорогие мамочка, Аня, Сима, Розочка и Нинуша!
Никак не выберусь послать вам письмо. Начинаю его по кусочкам, а всё ещё не сдал с седьмого числа. Я жив и здоров. Успел загореть. Особенно нос  -  как колчушка. Собственно и писать-то нечего, кроме того, что жив и здоров. Поэтому достаточно маленького клочка бумажки. Я знаю, что эти весточки для вас дороги, и сам тоже сейчас не прочь получить хотя бы открыточку в несколько строчек о том, что дома всё благополучно. Последнее письмо вручили мне ещё на старом месте от 3 апреля. Почти полтора месяца разделяют нас от этих строк. Но что делать! Война!
Всё же пишите, дорогие, может, когда-нибудь какая из этих весточек дойдёт и до меня. Будьте здоровы. Шлю всем привет и целую всех. Ваш Н.Ганьшин».
 «18.6.42 г.
На днях я получил от дочки письмо (от 26 мая) и на другой день - от неё же и от мамочки (от 6 июня).
Дорогая Анечка! Что-то бабуся с дочкой перещеголяли тебя. И в прошлом месяце, и теперь получаю от них больше (на одно!) писем, чем от тебя. Конечно, это не упрёк… Просто хочется получать ещё и ещё, хотя бы три строчки.
Очень рад, что дочка выполнила своё обещание и окончила учебный год на «отлично». Поздравляю тебя, дорогая, и целую крепко, крепко  -  прямо у-у-у-ух!
Милая Ниночка! Теперь во время каникул тебе ещё много придётся поработать, чтобы вместе с взрослыми внести свой вклад в общее дело борьбы с фашистскими захватчиками.
Спасибо бабусе за весточку о доме, о саде и родных. Жаль, что сад погибает, но когда посмотришь кругом, как много всего гибнет от войны, то миришься с мизерными потерями в личном хозяйстве. Ведь как много нашего общего, огромного, народного, которое надо защищать от гибели, от этой проклятой коричневой саранчи, уничтожающей не только урожай полей и садов, но и самый ценный капитал в мире  -  людей.
Будем надеяться, что США, Великобритания и другие свободолюбивые народы на деле докажут верность международным договорам, и с открытием второго фронта в Западной Европе ускорится гибель врага человечества  -  Гитлера и его клики.
Пока мы бьём оккупантов и бьём неплохо. Если когда-нибудь удастся свидеться, есть что рассказать. И это письмо уже прерывал несколько раз, т.к. пишу под разрывы мин.
Дочка просит прислать ей мою карточку. Но, милая дочка, война  -  серьёзная штука. Порой не только сняться, а нет возможности помыть или побрить свою «карточку».
Нос часто у меня бывает чёрный, потому что приходится «пахать» землю. Ведь, чтобы сберечь свою жизнь и бить врага, приходится закапываться глубже или ползком-ползком двигаться вперёд, не подставляясь глупо под пули. А, впрочем, внешний вид  -  обмундирование или вооружение для «памяти» не так уж важно… 
Представляйте себе меня таким, каким я уехал. Именно такой я и остался. Также крепко и горячо люблю всех вас! Мысли о вас не оставляют меня…»
«1 июля1942 г.
   
Здравствуйте, мои дорогие! Давно вам не писал по условиям фронтовой жизни. За этот период получил от Ани три письма, которые как следует и не читал. Теперь их уже нет. Пишите пока по старому адресу. Сегодня, кажется, есть возможность написать письмо. Постараюсь это сделать, а пока отошлю эту открыточку с весточкой, что жив и здоров. В эти дни - большие бои…
                                                                   Ваш  Н. Ганьшин».
О больших боях подробно рассказал генерал Афанасий Павлантьевич.
«В 20.00 началась очередная атака фашистов на участке 22-го полка. И артиллерийская её подготовка, и налёты «юнкерсов» были гораздо более интенсивными и продолжительными, чем прежде. Потом сквозь грохот канонады мы услышали слитный гул танковых моторов. Танки выползали из-за холмов ряд за рядом, они заполнили все видимое с моего НП пространство.
- Идут! - глухо доложил в трубку Романов. - Штук сто, если не больше.
Говорить ему какие-то утешительные слова я не мог, да и не хотел. Каждый  фронтовик, встречавший в своём окопе масси­рованную атаку танков, знает, как бесполезны в этот момент всякие фразы. Кроме одной. Одно только говорили нам на­чальники и, в свою очередь, говорили мы подчинённым в труд­ный час: "Держись, товарищ!»
- Держись, товарищ  Романов! - сказал я.
И гвардейцы 22-го полка держались. Адский огонь обрушился на их окопы. Била по ним тяжёлая артиллерия, пикировало до полусотни «юнкерсов», сотню снарядов посылали в них за один залп танковые стволы. Но, заваленные землей, оглушённые, ослеплённые дымом и гарью, бойцы, командиры и политработ­ники встретили надвигавшиеся танки прицельным огнём и гранатами. Гвардейцы подбили несколько машин перед перед­ним краем, а когда бронированная лавина ворвалась в глубину обороны, били фашистов и там. Полк был расчленён на отдель­ные группы, танки крутились на окопах, пытаясь смять, разда­вить гвардейцев и морально, и физически.
Бой разбился на десятки поединков. Пять танков подбили бойцы 28-го артполка - расчёты сержантов Ивана Молоканова, Павла Жука, Федора Козлитина и Геннадия Серебрякова. Грана­тами подорвал танк командир 3-го батальона старший лейтенант Пожарский. Политрук 4-й роты Слабунов, вскочив на танк, застрелил из пистолета фашиста, выглянувшего из башенного люка. Два танка подбил командир взвода противотанковых ружей младший лейтенант Г. Ф. Маслюк. Ещё один танк подбил гранатой командир роты младший лейтенант Александр Кон­дратов уже будучи тяжело раненным.
Связь моя с подполковником Романовым прерывалась часто и надолго: танки, ползавшие по обороне полка, наматывали те­лефонный провод на гусеницы. Одно мне было ясно видно с НП - мотопехота противника не прошла вслед за танками. Она все ещё лежала в поле, и все её попытки атаковать отбива­лись огнём гвардейцев.
Конечно, передний край 22-го полка в полном смысле этого слова уже не существовал. Но отдельные группы бойцов, коман­диров и политработников, имея в своём тылу десятки танков противника, продолжали вести ожесточённый бой с его пехотой. Одну такую группу объединил командир роты лейтенант Утешев, другие возглавили младшие лейтенанты Кривошеин, Маль­цев, Серебренников, сержант Немиров, красноармейцы авто­матчик Чернов и стрелок Волков, ручные пулеметчики Присяжнюк и Хромшин. А в целом геройское сопротивление этих ма­леньких, иногда в два-три человека, групп не позволяло вражес­кому командованию закрепить прорыв танков прорывом своей пехоты.
Уже в сумерках опять удалось восстановить связь с команд­ным пунктом Романова.
- Мой  КП окружён танками, веду с ними бой, - доложил он.
- Связь с передним краем имеешь?
- Имею. Там, в окопе, сидит геройский парень. Телефонист Рожков Владимир Иванович. Сидит и всё мне сообщает. Дер­жимся, товарищ генерал.
Я доложил обстановку в штаб армии: 22-й полк продолжает вести ночной бой с пехотой и танками противника на прежнем рубеже. Полк окружён и расчленён, но Романов сохраняет управление частью своих подразделений.
…Мы подвели итоги дня: гвардейцы Романова подбили и сож­гли 27 танков противника».
 
Открытка от Ганьшина семье была последней… Адрес - Полевая почта № 485, 22 Гвардейский стрелковый полк, 1 батальон, 1 рота.
*  *  *
«Февраль 2014 года.
Уважаемая Людмила Викторовна, добрый день! Спасибо большое за письмо, прочитаю его сегодня маме (дочке Николая Ганьшина – Нине), ей 82 года. Здоровье не очень, но она держится. Мама - член Союза писателей России, пишет стихи, выступает на встречах с читателями.
Буду очень рада, если Вы используете материал, который я Вам выслала, – и в программе празднования Дня Победы, и в газетных публикациях, и в музейных выставках…
Вечером поговорю с мамой, спрошу про фамилии однополчан, вдруг у неё сохранилось что-то важное в памяти.
Обязательно напишу Вам. Ещё раз большое спасибо!!! С уважением, Татьяна Михайловна Белова».
 
*  *  *
Николай Иванович, видимо не мог сообщить родным, что в конце мая Девятая гвардейская погрузилась в эшелоны. Со станций Мятлево и Полотняный завод двинулись в сторону Тулы. Свернули на юг. Ночью под вражеской бомбёжкой проскочили охваченные пожарами Валуйки. Вагоны покинули близ Купянска. Дивизия вошла в состав войск Юго-Западного фронта - 38-й армии генерал - майора К.С. Москаленко. Здесь она и принимала участие в сражениях  на дальних подступах к волжским берегам – к Сталинграду.
 
Из документа Центрального архива Министерства обороны РФ. - Фонд 58, опись 977520, дело 59.
…21. Ганьшин Николай Иванович, рядовой, беспартийный, 1904. Призван 2 марта 1942 Скопинским райвоенкоматом Рязанской области. Можно считать без вести пропавшим с августа 1942. Полевая почта 485, 22 артполк. Жена Ганьшина Анна Васильевна - ул. Рязанская, 24.
 
Поскольку этот список пропавших без вести составлялся позже, первичные документы, скорее всего, оказались утраченными, ошибки становятся неизбежными. В первых числах августа 9-я гвардейская дивизия, отступая от Кривоносово через сёла и городки Воронежской, Ростовской областей к станице Клетской, из Сталинградского фронта была отведена в тыл на Урал. Так что – Николай Иванович Ганьшин пропал без вести в июле. Описка появилась и в графе «последнее место службы – 22 артполк». Солдат воевал в составе стрелкового полка. Всё это подтверждается его фронтовыми письмами.
Читаю письма бойца, документы и слышу голос старшего друга – поэта-фронтовика Михаила Фёдоровича Тимошечкина.
 
А я боялся на войне,
Чтоб сонным в плен не захватили
И чтоб случайно не убили
От взвода где-то в стороне.
Чтоб бомбою в глухом овраге
Не уложило наповал,
Чтоб не пришли домой бумаги
О том, что без вести пропал…
 
Война не миловала ни рядовых, ни командиров.
Фёдор Михайлович Осипычев – главный артиллерист 9-й гвардейской. Его 28-й артполк входил в состав дивизии. Ровесник Ганьшина – 1903 года рождения. Кадровый офицер. Подполковник. Коммунист. Прошёл через «огонь, воды и медные трубы» Московской битвы. В представлении к награждению орденом Красного Знамени о нём сказано: « …бесстрашный, требовательный и заботливый командир. Умело руководил своими подразделениями при разгроме фашистских оккупантов. Огнём артиллерии уничтожены сотни бандитов с оружием и материальной частью». Подпись – генерал-лейтенант Рокоссовский. Дата – 21 января 1942. Вот ещё момент оборонительных боёв на Харьковщине. Второе июля. Роты прикрытия разыграли поспешное отступление и поманили, втянули за собой в преследование гитлеровскую пехоту. Вражеские колонны вошли в зону огня гвардейского артполка. Пушкари подполковника Осипычева ударили осколочными снарядами точно в цель. Фашисты отступили, оставив на поле до 500 человек убитыми. А в начале сентября, «когда считать мы стали раны, товарищей считать», после тяжких оборонительных боёв на пути из Харьковской области к Сталинграду из дивизионного штаба в Ивановский военный городок Амурской области выслали письмо-извещение дочери Осипычевой Людмиле Фёдоровне: «Ваш отец пропал без вести».
Возможно – тоже погиб в заслоне у дубравы Березняги на просёлочном  перекрёстке. Погиб, спасая армии, вырывавшиеся из вражеского окружения между Осколом, Северским Донцом и Доном.
Вот свидетельство уже упомянутого «знающего» участника тех же событий «с другой стороны» - первого адъютанта штаба 6-й немецкой армии полковника Вильгельма  Адама: «Если бы мы одержали победу, то на таком огромном фронте это выразилось бы в сотнях тысяч пленных, поля сражений были бы усеяны убитыми и ранеными, мы имели бы горы трофейного оружия и разного военного снаряжения. В действительности же картина была совсем иная... На поле боя мы обнаружили мало убитых и раненых бойцов Красной Армии. А тяжёлое оружие и транспорт советские войска увели с собой...»  Что же касается самих немцев, то в июльских боях в большой излучине Дона: «...Некоторые роты потеряли треть своего боевого состава... Боевая численность пехоты резко снизилась. В среднем рота насчитывала 60 человек... Армия выбилась из сил, измотана и очень ослаблена». Генерал-майор Ганс Дёрр «добавляет» к уже сказанному соратником: «Потери русской армии с 28 июня по 25 июля, были, пожалуй, меньшими в сравнении с потерями наших сил... Управление войсками на русской стороне, как это мы могли наблюдать с начала летней кампании, свидетельствовало о том, что противник стремится сохранить свои силы. Можно было предположить, что они будут использованы тогда, когда германская армия распылит свои силы в русских просторах и окажется в тяжёлом положении в отношении снабжения».

[EVG]

(окончание)

А командир одной из наших - 38-й армии Кирилл Семёнович Москаленко в своих воспоминаниях отмечает, что «отход не был стихийным, неорганизованным. Отходили не группы воинов, а батальоны, полки, дивизии, то есть армия, управляемая командирами и штабами, поддерживавшими между собой связь. Армия вышла из многодневных неравных боев в большой излучине Дона в составе всех своих восьми стрелковых дивизий и других частей, ослабленных в результате значительных потерь, но сохранивших боеспособность и готовых выполнять боевые задачи, поставленные командованием Сталинградского фронта. В его состав мы вошли 16 июля». И далее: да, «думы жгли душу. Но чувства бессилия или обречённости не было и в помине. Жила, как и прежде, твёрдая, непоколебимая вера в разгром врага, в нашу победу. Ведь уже в битве под Москвой Красная Армия не только похоронила планы "блицкрига", но и развеяла миф о непобедимости немецко-фашистского вермахта. И не было сомнений, что наступит, не может не наступить день, когда враг сполна испытает на себе ещё более сокрушительные удары».
…Вчитываюсь в наградные документы воинов, сумевших приостановить на  спасительные часы и сутки врага, вновь ожившего и вроде неукротимого в железной танковой поступи на степных просторах большой донской излучины.
Николай Степанович Гальпин, 1910 года рождения. С 1932 в Красной Армии. Командир стрелкового батальона в звании капитана. Коммунист. «До этого он был на хозяйственной работе, но так настойчиво просился в строй, что я, - вспоминает командир дивизии Белобородов, - удовлетворил его просьбу. Ещё в первых боях на юге, на речках Большой Бурлук и Оскол, а потом при трудном отступлении к Дону, Гальпин зарекомендовал себя отличным боевым офицером. По складу характера комбат напоминал командира полка Ивана Никаноровича Романова. Так же хладнокровен и храбр, человек думающий, не жалеет усилий в работе с людьми, умеет в трудную минуту ободрить бойцов и повести их за собой».
К ордену Красного Знамени Гальпина представляют 4 января 1943 года. Посмертно. Погиб он накануне – 15 декабря 1942.
Описание подвигов отмечено датами.
«3 июля 1942 у реки Оскол противник превосходящими силами перешёл в наступление. Взял в окружение командный пункт батальона. Старший лейтенант не дрогнул. Вместе с бойцами расстреливал наседавших со всех сторон фашистов. К исходу дня вражеские атаки были отбиты в жестоком рукопашном бою. Батальон присоединился к дивизии, взорвав за собой понтонную переправу.
24 ноября, закрепляясь на рубеже железной и шоссейной дороги у Великих Лук, капитан Гальпин возглавил танковый десант. Внезапно для фашистов в вечерней полной темноте ворвались в опорный пункт противника и разгромили его. К 20.00 деревня Богородицкое было полностью очищена от врага.
14 декабря в полевом госпитале, где лечился от ранения, капитан Гальпин узнал, что полк сдал недавно взятую деревню Громово. В ту же ночь, забинтованный, с подвешенной в лубке рукой, ушёл на передовую к бойцам своего батальона. Комбату солдаты верили беспредельно, шли за ним в огонь и воду. Ранним утром Громово взяли снова. Первым в деревню ворвался 2-й батальон капитана Гальпина».
Счастливее выпала судьба Абраму Исааковичу Ойгенблику. Начальник химической службы 22-го полка. Уроженец Киева с 1906 года. Жил в Москве. Старший лейтенант, быть ему капитаном, майором, подполковником. Вручат ему медаль «За отвагу», орден Красной Звезды. Воевал он, как и однополчане, не за награды. 26 июня гвардейцы держали оборону на подступах к Купянску, к реке Оскол. Враг бросил в прорыв четыре пехотных полка и больше пятидесяти танков. Пехотинцы, артиллеристы не дрогнули. Осадили, остановили противника. Но к вечеру группа фашистов просочилась-таки в наш тыл - в село Кутьковка. Сапёрный взвод лейтенанта Кезаря с автоматчиками в течение часа стойко оборонял штаб. А начальник химслужбы Ойгенблик собрал бойцов из тыловых подразделений. Пробились к штабистам и вместе вымели противника из села, понудили его отступить на прежние позиции.
Двумя неделями позже вновь отважно стояли в заслоне уже у Кривоносово бойцы и офицеры штаба. «Немногие вернулись с поля» битвы в Великой Отечественной войне. Среди них был Абрам Исаакович. А ещё – Алексей Анисимович Тычинин, начальник разведки, затем – оперативного отделения, позже начальник штаба в другой дивизии. «Боевой и ценный командир» - сказано о нём в служебной характеристике. Награждён орденами Красной Звезды, двумя – Красного Знамени.
Главный герой оборонительной заставы в воронежских степях – командир 22 полка Романов. С уважением и даже восхищением пишут об Иване Никаноровиче его непосредственные начальники – Белобородов и Москаленко, военный корреспондент, писатель Евгений Воробьёв. Отвагу тогда ещё командира батальона особо отмечали и в пору Московской битвы. Решающий момент в полосе наступления 9-й гвардейской дивизии. Пытаясь намертво закрепиться у столичных ворот, фашисты взорвали плотину водохранилища. На западном берегу Истры оградились декабрьским половодьем. В считанные минуты прикрылись естественным рубежом – по-весеннему разлившейся широко и глубоко рекой. Комбат Романов с «охотниками», так сибиряки по старому обычаю называли добровольцев, попытался с ходу не дать опомниться врагу.  «Ну что сказать об этих героях? – пишет Афанасий Павлантьевич. - Можно только молча снять перед ними шапку. Мороз – двадцать гра­дусов, огонь противника - плотный, непрерывный, а два де­сятка храбрецов, располагая наспех связанными плотиками в три-четыре бревна, всё-таки пошли - без приказа, по зову своего сердца. И, возможно, добрались бы до того берега, если бы не стремительное течение. Оно подхватывало плотики и уносило вниз по реке. Выгрести против течения было невозможно. Фор­сирование пришлось прекратить».
Сапёры взялись строить наплавной мост из плотов. Но ведь без плацдарма на том берегу переправу не навести. Как его взять? Как укрепиться пусть даже на небольшом земном пятачке?
«Ждать, пока сойдет вода и снова обнажится лёд? Противник как раз на это и рассчитывает. Он стремится выиграть время, чтобы привести в порядок свои потрёпанные части, укрепить новый рубеж обороны».
Решение предложил он же - капитан Романов. «Как только вода сойдёт до того уровня, когда реку можно будет перейти вброд, поведу свой батальон. Лучше - ночью. Захватим плацдарм, а там - дело за саперами».
           «Хорошо, незаметно выберешься из реки на берег, а что дальше? Поморозишь людей...»
«Не поморожу. Фашисты нас никак не ждут. Захватим траншею, поочерёдно обсушимся в блиндажах...»
«12 декабря в Истру приехал К. К. Рокоссовский. Доложил я ему план форсирования. Командарм, однако, промолчал. Уточняю:
– Вы утверждаете наш план?
– Пойдёмте-ка на реку, – предложил он.
Вышли. Мороз, звёзды, чёрная вода. В лощи­не - огонёк костра, снуют тёмные фигуры. Это бойцы старшего лейтенанта Трушникова вяжут плоты. Поговорил командарм с сапёрами, и мы вернулись на КП.
Константин Константинович долго пил чай и по-прежнему молчал. Потом он надел шинель, и я проводил его до машины. Настроение у меня было скверное. Я уже достаточно хорошо знал командарма. Если он молчит, значит, недоволен планом и думает за меня. Решает мою боевую задачу.
Генерал Рокоссовский сел в машину, она отъехала, но потом затормозила. Он открыл дверцу, крикнул:
–Утверждаю! Действуйте!
Лет двадцать спустя, во время инспекционной поездки в войска Киевского военного округа, оказавшись на Днепре, маршал Рокоссовский вдруг заговорил со мной об Истре и этом эпизоде.
– Более чем рискованным показался мне ваш план, – за­метил он. – Живые люди. По такому моро­зу – и вброд... Вспомнил я и мировую войну, и гражданскую. Не нашёл сходного случая и другого решения не нашёл. А когда машина уже отъехала, подумал: что же я делаю? Ни «да» не сказал комдиву, ни «нет». Нехорошо! Вот и остановил машину...».
К ночи на 13 декабря полой воды на льду Истры поубавилось. Бойцы с Романовым друг за другом вброд  бесшумно ушли во тьму. Для провожающих тягучие минуты казались нескончаемыми. Только убегающий вслед телефонный провод подсказывал: всё в порядке. А когда на той стороне застрочили автоматы, затакали ручные пулемёты, донеслись разрывы гранат, то взлетевшие в небо сигнальные ракеты показались салютом. Вражеские цели были пристреляны заранее. По ним и ударили пушкари. Огненными «кометами» прочертили тёмное небо реактивные снаряды «катюш», покрыв пылающим «одеялом» в глубине вражескую оборону. Ожил телефон: «Выдвигаемся к высоте «Фавор». В наших руках два орудия. Взяли десятка три пленных. Передайте артиллеристам: немцы бьют из траншей с южной окраины села Никулино».
А сапёры теперь слаженно подтаскивали и связывали плоты. Наплавной мост к западному берегу удлинялся на глазах, привыкших к темноте. Скоро-скоро удастся переправить на плацдарм пушки, танки, полевые кухни, боеприпасы с провиантом…
«Держитесь, браточки, держитесь, земляки! Ай да Иван Никанорович, геройская твоя душа!.. - сказал Белобородов так, словно Романов мог услышать его с того берега».
Об Иване Никаноровиче, капитане и командире батальона, а затем – подполковнике и командире полка, написано немало в книге воспоминаний Афанасия Павлантьевича до той поры, пока их не развели фронтовые дороги. Хотелось бы документами подкрепить рассказ о Романове. Ищу «наградные листы» в компьютерной книге Центрального архива Министерства обороны «Подвиг народа» - бестолку, Романовых много, а нашего нет. В конце концов – внимательнее вчитываюсь в отчество, меняю в нём всего одну букву: НикОнорович. Так и есть – в первом же наградном документе сообщается, что Романов Иван всё же – Никонорович.
Анкетные данные. Год рождения – 1908. В Красной Армии служит с 1930 года. Участие в боях – с 4 ноября 1941. В Коммунистическую партию вступил в ту же тяжкую годину в 1941-ом. Он-то ведь уже знал, что фашисты коммунистов не миловали – расстреливали без следствия и суда. За отвагу в боях в Подмосковье 17 января 1942 года комбат Романов награждён орденом Красного Знамени – первым орденом первого в мире социалистического государства, утверждённом 16 сентября 1918.
После сражений в донских степях и пополнения 9 гвардейскую дивизию перебрасывают на Калининский фронт. Здесь воины ведут ожесточённые бои за освобождение стратегически важного во вражеской обороне города Великие Луки. Подполковника, командира полка Романова, новый комдив генерал-майор Простяков Игнатий Васильевич представляет к награждению высшим в ту пору орденом страны – орденом Ленина. Вот что сказано об Иване Никоноровиче в документе:
«…смелый, решительный, выносливый. Один из лучших организаторов боёв».
«…в трудные минуты сам лично проявляет исключительный героизм, лично сам руководит боем».
«…попав в окружение, не отдал врагу ни метра земли. Не отступил без приказа командования».
Схоже ведь он поступил в боях на воронежской земле в июле сорок второго.
В штабе фронта наградами распорядились иначе, так случалось довольно часто, Романову 23 января 1943 года вручили второй орден Красного Знамени.
Опытные командиры на виду. А к весне 1943-го определилось место новой решающей схватки с фашистами – Курская битва. Уже полковника Романова направляют командиром 980 стрелкового полка в 254 дивизию 52 армии.
Читаем наградной лист:
«…прибыл в дивизию в период формирования 22 мая. Приложил немало сил и умения к сколачиванию подразделений полка, боевой учёбе штаба и офицерского состава».
Особо подчёркнуто: «…всегда суровый, подтянутый, чисто выбрит».
52-я армия располагалась в Воронеже. Находилась она в резерве Степного фронта. А когда Курская дуга:
Под танковым ударом не согнулась
И флангами своими развернулась,
К  Днепру отбросив злейшего врага, -
то Романенко с вверенным ему полком в составе Воронежского фронта вступил в сражение за Днепр, за взятие поименованного Гитлером – «неприступного вала».
В Черниговско-Полтавской операции:
«4 сентября 1943 года полк Романова начал наступление восточнее города Зеньков, прикрывая правый фланг дивизии. Воины овладели населёнными пунктами Пилипенки, Гавриленки, важными высотами и рощей южнее Зеньков. Продвинувшись вперёд на11 километроввдоль западного берега реки Грунь, уничтожили до 350 фашистов, ранено до 700 человек, захвачены в плен солдаты и офицеры противника. Подбито 8 танков. Взяты трофеи: автомашина, 2 пушки, 4 станковых, 11 ручных пулемётов и другие.
Гвардии полковник Романов проявил исключительное умение в управлении боевыми подразделениями, личную доблесть, мужество и отвагу…
Командир 254 стрелковой дивизии полковник Д. Рычкин».
Романову 23 сентября 1943 года вручили орден «Отечественной войны первой степени».
И далее - боевой путь  Ивана Никоноровича теряется. Пока… Поиск всегда открывает новые страницы в судьбе человека, с каким ты уже породнился.
 
«В глубь страны, в большую излучину Дона», – так назвал главку о летнем наступлении  Вильгельм Адам в уже упомянутой книге мемуаров «Сталинградский кошмар».
«Донец и Оскол остались далеко позади.
Перед нами лежала широкая донская степь, С лазурного неба нещадно палило июльское солнце, обжигая шагавшие в клубах пыли походные колонны…
Всюду, куда ни падал взгляд, - лишь ковыль да полынь…
Мне редко приходилось видеть такой прекрасный закат, как здесь. Казалось, вся степь пламенеет…»
Степь пылала настоящим огнём и средь бела дня. Полковник Адам, напомню, передаёт слова прибывшего к ним начальника штаба 4-й танковой армии о  корпусе, «втянутом в ожесточённые бои под Кантемировкой».
Высшие армейские чины не скрывают своего разочарования, их замыслы срываются – победное триумфальное лето прошлого 1941 года не повторяется.
Гитлеровцы уже рыцари не без страха. Под Кантемировкой, в той степи глухой, мощный танковый каток вдруг споткнулся, забуксовал не в непролазной грязи, не на остуженном «генералом Морозом» тракте. Под летним солнцем фашистские танки жгли, себя не щадя, гвардейцы Белобородова – от рядового новобранца Ганьшина до опытного соратника Романова, командира 31 гвардейского полка Докучаева. Николай Гаврилович был постарше многих, уроженец 1896 года. В Красной Армии служил с 1920-го. В представлении к ордену Красного Знамени о нём написано так: «Ранен, но находился в строю… Бесстрашен. Сыграл решающую роль в срыве наступления эсэсовской дивизии «Рейх» по Волоколамскому шоссе на Москву».
Вот кто теперь укрощал строптивых там, где «степь да степь кругом».
Хоть отборные немецкие дивизии, признаёт Адам и «прорвались в большую излучину Дона. Но это было ударом впустую. Советские войска ушли за Дон» из казавшегося уже неизбежным вражеского окружения.
Выполнив оборонительные задачи на путях к Сталинграду, дивизия Белобородова после пополнения уже на дальних подступах к Москве - на линии огня у Великих Лук.
27 января 1943 года. Афанасий Павлантьевич уже командир 5-го гвардейского стрелкового корпуса, в который входит и его бывшая дивизия.
«Теперь дело за 9-й гвардейской. Если она оседлает до­рогу у станции Остриянь, то мы замкнём и внешнее кольцо ок­ружения Великих Лук. Мало того. Между этими двумя кольца­ми - внутренним и внешним - мы полностью изолируем  ши­ригашскую группировку фашистов.
Звоню комдиву Простякову. Он докладывает коротко: - Успеха нет. Полковник Докучаев погиб смертью храбрых. Как погиб? Не хочется этому верить. Переспрашиваю. Не ук­ладывается в голове, что нет уже Николая Гавриловича - боево­го друга, истинного удальца, горячего в деле, весёлого, разма­шистого. Он солдатом Преображенского полка прошёл всю первую мировую войну, красным командиром - войну граж­данскую. За год Великой Отечественной отважный офицер мно­го раз был буквально на волоске от гибели. Под Москвой рядом разорвавшаяся мина посекла ему осколками полушубок, среза­ла ремень. Под Вязьмой гитлеровец прострелил ему шапку, но тут же был повержен наземь ударом тяжелого докучаевского кулака. На Осколе Николай Гаврилович возглавил штыко­вую атаку и вывел свои батальоны из окружения. Казалось, сама смерть страшилась встать ему поперек дороги. И вот... Про­щай, боевой товарищ!
Вечером я побывал в 9-й гвардейской дивизии, встретился с соратниками. Все они очень переживали гибель Докучаева. Рассказали, как это случилось. Фа­шистская пехота при поддержке семи танков атаковала боевые порядки 31-го гвардейского полка. Наводчик полковой 76-мм пушки сержант Н.С. Титов подбил один средний немецкий танк, ещё два легких танка подожгли бойцы роты противотанковых ружей капитана С.И. Хоменко. Остальным танкам и сотне авто­матчиков удалось прорваться к деревне Ботово, к штабу полка. Штабные офицеры старший лейтенант Д.И. Рогожин и техник-ин­тендант Н.П. Смолин организовали круговую оборону и про­держались до прибытия подкрепления. Его привёл сам командир полка. Прорвавшиеся фашисты были уничтожены, но уже на ис­ходе боя Николай Гаврилович Докучаев получил смертельное ранение».
28 января. Фашисты были-таки взяты в плотное окружение.
29 января. В радиосообщении от Советского информбюро говорилось об успешном наступлении наших армий в Сталинграде и далее – о тоже значимом прорыве вражеской обороны в районе Великих Лук.
 
Как ни поклониться воину Белобородову!
Крестьянский сын постиг науку и практику войны до генеральских высот.
«За боевые заслуги и умелое руководство войсками в Витебской операции 22 июля 1944 года награждён первой Золотой Звездой Героя Советского Союза. Второй – 19 апреля 1945-го «за мужество и героизм при штурме Кёнисберга». А в мирное время солдатская доля снова привела в воронежский край. В середине прошлого века командовал Воронежским военным округом. Житейская доля будто уберегла  - не привелось ему видеть, что иуды от власти, иуды в погонах предали и раздербанили Великую Страну, которой служил. Умер 1 сентября 1990-го и по завещанию похоронен в Истринском районе у братской могилы бойцов своей гвардейской дивизии, павших при защите Москвы.
Как ни поклониться Афанасию Павлантьевичу за его книги!
Он прозорливо чувствовал, понимал: если сам не напишет и не расскажет о «своей и нашей войне» с фашизмом, какая выпала его поколению спасителей Отечества и мира, то явятся такие чёрные гробокопатели от истории, каких свет ещё не видел. Они -
…кривляются, хохочут
Презревшие солдатский труд,
На путь наш пыль забвенья точат
И заклинания поют.
Потому-то письмена свои Белобородов назвал – «Всегда в бою».
 
Петр Чалый
http://www.voskres.ru/army/library/chaliy5.htm