Плач и стенание язычников по матуК началу театрального сезонаТеатральный очерк о драматурге Анне Яблонской из Одессы, ее приверженцах в Москве и Омске и иже с ними. Беда пришла внезапно, как тать в ночи. В конце предыдущего театрального сезона администратор Пятого омского театра со слезами на глазах объявила, что из репертуара снимается спектакль «Язычники» по пьесе Анны Яблонской, так как с 1 июля вступает в силу закон о запрещении мата в театрах.
Законопроект поднял волну дискуссий в средствах массовой информации. Наиболее отчаянным противником закона оказался худрук московского Театра.doc Михаил Угаров, который назвал закон «идиотским» и заявил, что не будет ему подчиняться: «Мы никак не будем реагировать на принятие этого закона. В данный момент действует закон об авторском праве, так что я не вправе вмешиваться в текст драматургии».
Чего больше в словах Угарова, вставшего в позу: глупости или лицемерия? Однажды он привез в Омск свой спектакль «Облом OFF» по роману Ивана Гончарова. В нем речь шла об Илье Ильиче Обломове, которого его друг Андрей Штольц характеризует так: «Никогда не встречал сердца чище, светлее и проще; хрустальная прозрачная душа». Что же мы увидели в спектакле? Илья Ильич типичный алкоголик с отталкивающей физиономией и красными глазами. Он пьет водку прямо из горлышка графина поочередно с крепостным Захаром и ведет с ним матерные разговоры. Более того, он представлен шизофреником, диагноз которому ставит врач. Вот начало спектакля. Илья Ильич сидит под столом, прикрытым длинной скатертью, а врач задает ему вопросы:
– «Что вы там делаете?
– Сижу под столом просто так, у меня там домик!
– Не ударялись в детстве головой?
– Да, 14 раз. Голова делится на лицо, темя, затылок.
– Вылезайте.
– Принимать не велено, с первыми петушками можно (лает, кукарекает и вылезает).
– А не было ли у вас в детстве сильного испуга?
– Был. Девка вытряхивала сарафан, и я увидел, что у нее нет петушка!
– Вы опасно больны, но лечить я вас не буду, а только назову болезнь».
Ну, разве не следует после этого лечить самого господина Угарова, превратившего доброго русского персонажа Илью Ильича в идиота, а театр в нравственную помойку? Фарисей считает возможным гнусно надругаться над авторским правом русского классика Гончарова, но, видите ли, не считает возможным убрать мат из пьесы, или – из репертуара саму пьесу, молодой одесситки Яблонской. Он, как и многие другие, ставит ту же пьесу «Язычники», ставшую одной из самых скандальных и культовых среди сторонников мата. Дополнительным аргументом в пользу сохранения авторского текста пьесы он считает то, что автор ее погибла – отматерилась, и теперь никто не имеет права прикасаться к ее творениям. Если следовать логике Угарова, то известные надписи в общественных туалетах можно убрать, лишь получив разрешение от их авторов – пойди найди. Беда с этими авторскими правами.
Анна Яблонская (1981-2011) не лишена писательских способностей, но ее пьеса насыщена десятками слов безудержного сквернословия, в ней идет изощренное бичевании всего того, что еще составляет смысл человеческого существования: веры, надежды, любви. Отборно матерятся все персонажи, включая студентку Кристину, ее отца и мать, учителя, совратившего Кристину; монашествующую (!) бабушку Наталью; доктора пытавшейся покончить с собой Кристины; не говоря уже об отставном боцмане, привлеченном специально, чтобы украсить хор сквернословов. Между тем, в матерном слове персонифицируется человек-зверь. Матерная брань оскверняет даже землю, что вызывает ее гнев. Не по этой ли причине Господь прибрал так рано автора пьесы, «вдохновителя женской линии в новой российской драме», как ее характеризует Википедия? Ничего себе – «женская линия»! А если учесть, что в пьесе делается прямой остервенелый накат на христианство, что погибла она в день вручения премии именно за пьесу «Язычники», так и не получив ее, погибла единственной из одесского самолета при взрыве в Домодедово, то как не задумаешься о промысле Божием?
Столь же упорное сопротивление закону высказывает в Омске худрук коммерческого ТОП-театра Игорь Григурко. Только мотивирует он своё кредо не соблюдением авторских прав, а «художественными» целями. В одном из интервью он заявил: «Если мат – художественная необходимость, то он будет. Что поделать, если это необходимо для художественного выражения». Итак, безысходность подталкивает нашего театрального деятеля к нарушению закона, другим, подлинно художественным средствам он, вероятно, не обучен. Несчастный, видите ли, вынужден прибегать к мату, который, понимает он сам или нет, является подлинным свидетельством бесовского поведения, проявлением темных сил.
Строго говоря, закон о запрещении матерщины (табуированной, обсценной, инфернальной или адской, ненормативной лексики) в театре выглядит весьма странно, если не сказать абсурдно, но только на первый взгляд. Ведь именно в театрах бесы свили себе в новейшее время надежные гнезда и устраивают там свои шабаши на погибель душам зрителей. Бесспорно, где-то матерились и раньше, но делалось это как бы нелегально, с осознанием постыдности такого дела, но сейчас, к прискорбию, отдельные театральные деятели стали требовать себе особое право, право первородства и на что? – На кощунственное осквернение русского языка, где каждое слово есть единица хранения фонда культуры. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и слово было Бог», -– какие величественные и таинственные слова Евангелия! Сейчас слово в театре перехватывает дьявол и мы, к сожалению, являемся не только свидетелями этого процесса, но и соучастниками посредством своих аплодисментов на всяком спектакле без разбора.
Зло заняло наступательную позицию. В цивилизованном обществе такой закон не нужен, но сегодня он представляет вынужденную меру по отношению к тем, кто безнадежно одичал, теряет человеческий образ и насаждает, сверх того, алкоголизм, наркоманию и педерастию. Не укладывается в сознании, что «женская линия» в этих позорных делах начинает преобладать. Драматурги, режиссеры, руководители театров готовы душу свою отдать за страсть сквернословия, как это было с Анной Яблонской, записавшей в дневнике незадолго до гибели: «Мне кажется, у меня осталось мало времени».
Она была и остается далеко не единственной. Предваряя закон о запрете мата, наконец-то, вынуждено было отреагировать Министерство культуры РФ. Чиновники вдруг прозрели от зрелища того, о чем автор этого материала пишет уже восемнадцать лет. Под аршинным заголовком на первой странице газета «Культура» пишет»: «Минкульт предупреждает: современное искусство может быть опасно для здоровья россиян» (№ 13, 2014). Далее приводятся матерщинные цитаты из двух-трех десятков пьес, от которых вянут уши, и делается вывод: «Результаты наших изысканий шокируют. Бюджетные средства тратились на чернуху, матерщину, порнографию, на бездарное шаманство под вывеской инноваций, на всё, что развращает зрителя, вгоняет его в депрессию, убивает в человеке живое чувство, создает образ России как страны унылой, мрачной и бесперспективной». Итак, Министерство культуры вынуждено признать не только растлевающую роль современного театра (глава СТД Александр Колягин), но и диверсионную роль его по отношению к авторитету России в целом.
В продолжение этой женской темы весной 2014 г. на фестивале в Москве был запрещен показ спектакля «Травоядные» в постановке главного режиссера Театра кукол республики Карелия, номинанта «Золотой маски» Натальи Пахомовой по причине нецензурной брани. Газета «Культура» писала: «Пьеса написана матом, главная тема диалогов – половые органы и гомосексуализм». Не правда ли, для кукольного театра подходящий сюжет? Спектакль для фестиваля рекомендовала театральный критик Елена Ковальская. Министерство культуры срочно поменяло составы экспертных советов, от которых зависит, кто и на какие пьесы и постановки получит финансовую поддержку. Елена Ковальская выведена из состава экспертного совета по поддержке современной драматургии, но она остается редактором толстого театрального журнала и вряд ли кто помешает этим, с позволения сказать, дамам (Пахомовой и Ковальской), а точнее худшего вида язычницам творить свои грязные дела и дальше.
А вот интервью популярной московской актрисы Полины Агуреевой, звезды телесериала «Ликвидация» и ряда других, размещенное в интернете 4 августа 2014 г. Ее спрашивают: «С первого июля на сцене запретили нецензурную лексику. Вы можете себе представить, что играли бы «Июль» в театре «Практика» без мата?» Она с обескураживающей прямотой отвечает: «Нет, я бы произносила всё равно. Я считаю, что есть вещи, в которых нужен мат, и надеюсь что спектакля Женовача «Москва-Петушки», например, запрет не коснется». Надо полагать, она готова платить штрафы, но материться. И это при всём притом, что критики единодушно признают ее актрисой «хрупкой», «трепетной», «лирической», «воздушной», «утонченной», «нежной», «изысканной», «нездешней». Во что же превращаются наши жены? При всех их достоинствах, на них, оказывается, нет креста. Добавлю признание ее еще из другого интервью: «Я очень стеснительный человек, но обнаженка для меня – не табу. Если есть острая необходимость, ну что же делать – разденусь». Глубокомысленно сказано, но кто будет определять «острую необходимость» обнажаться и материться? – Сама ли актриса, с восьми лет имеющая одну, но пламенную страсть – театр, режиссер ли, давно продавший душу дьяволу, или Господь Бог, строго-настрого запретивший открывать наготу кому-либо (Левит, 18), как явление презренное и наказуемое. Цитируем Библию: «Вот Я – на тебя, говорит Господь Саваоф. И подниму на лице твое края одежды твоей, и покажу народам наготу твою…и сделаю тебя презренною и выставлю тебя на позор» (Книга пророка Наума, 1, 5-6). Очевидно, актриса делает постыдное и запретное добровольно и без лишних переживаний. Для неё и ей подобных театр стал идолом и, будучи идолопоклонниками, они приносят ему в жертву стыд, совесть, сердце чистое, целомудрие, узы брака, не рожденных младенцев и любовь к уже мимоходом рожденным детям, страх Божий и всё святое.
У Полины Агуреевой есть еще время переосмыслить свое мировоззрение, как это случилось с народной артисткой России Екатериной Васильевой, пришедшей к Богу. А вот с Анной Яблонской хуже, она уже предстала пред Господом. Мне стало по-настоящему жалко ее лишь после того, как я почитал ее стихи, среди которых одно пророческое, апокалипсическое:
«Спектакль закончился овацией,
и вся Земля была нам залом,
и небо было декорацией,
и декорация упала!
Мы отслужили сцене мессу,
«Аминь» и «Бис» нам грянул хор!
Ведь Бог был автор этой пьесы,
а Люцифер был режиссер».
Из стихов следует, что ощущала она, оказывается, сама в своем творчестве присутствие дьявола Люцифера, и не «Бог был автор этой пьесы» «Язычники», а, скорее всего, рыжеволосая Лилит – злой дух в иудейской демонологии, сексуальный партнер дьявола. И не задуматься ли некоторым другим драматургам, режиссерам и артистам об опасном пути, который они себе избрали.
Лев Степаненкоhttp://www.voskres.ru/literature/critics/lev5.htm
