Отец Макарий Симонопетрский: О послушании духовнику, старце Паисии, последних временах и святых-мирянах
Иеромонах Макарий – по происхождению француз, выпускник Сорбонны, – вот уже около 40 лет подвизается в афонском монастыре Симонопетра. Беседа с отцом Макарием началась в Центре св. Климента, куда его пригласил Константин Сигов, и затянулась до поздней ночи, а через день продолжилась в Лаврском храме в честь иконы «Всех скорбящих Радости», после отслуженной там (совместно с о.Николаем Макаром) Литургии. Вопросы задавали все присутствующие.[1]– Отец Макарий, Вы впервые в Киеве? Доводилось ли Вам раньше посещать Киево-Печерскую Лавру?– Я хорошо знаю и очень люблю каждого из печерских угодников, я внимательно собирал материалы о каждом из них, но личная встреча с ними произошла только теперь. Я приехал в Киев, чтобы передать афонское приветствие конференции, проводимой ЮНЕСКО.[2] Удивительно, что походить по Пещерам меня пригласил ни кто иной, как руководитель ЮНЕСКО, господин Франческо Бандарин, с которым мы много беседовали и о киевских угодниках, и о монашеской жизни Афона, и о разных духовных вопросах. Мы привыкли, что чиновники и светские ученые, особенно западные, видят в памятниках архитектуры только древние камни; но сегодня некоторые люди даже в светских организациях уже приходят к осознанию, что настоящее содержание этих стен – это та молитвенная жизнь, которую они заключают. Это понимание, что нужно сохранить не только здание, но и традицию, очень ценно… Так что западный человек тоже может пребывать в каком-то духовном поиске. Нам не стоит слишком поспешно применять к Западу манихейские схемы, упрощающие историю и замысел Божий…
– Много ли на Афоне иноков западного происхождения? Вообще, много ли из Ваших соотечественников принимают православную веру? Как Вы сами пришли к Православию?– На всем Афоне только 20-30 человек из Западной Европы. Но в целом западным людям также присуща духовная жажда, которую не всегда способно удовлетворить западное христианство. Поэтому многие люди и во Франции, и в Англии интересуются православием (в частности под влиянием покойного митрополита Антония Сурожского). Только принимают его в итоге лишь некоторые. Лично я изучал восточно-христианскую традицию в Сорбонне, специализируясь по византийской литургике. Это был поиск, и интеллектуальный, и богословский, и вместе с тем стремление окунуться в живую традицию. И в литургике, и в житиях святых мы видим практическое выражение богословской мысли Церкви. Прежде своего ухода в монастырь я защитил диссертацию по духовности Триоди… В началале 70-х я встретил в Румынии отца Эмилиана, вокруг которого собиралось много благочестивой молодежи – и юношей, и девушек. Некоторое время мы подвизались в монастыре Большая Метеора в Греции, а для учениц о. Эмилиана была создана обитель в Ормилии,[3] женский монастырь вблизи Святой Горы, находящийся под духовным руководством Афона; сейчас старец пребывает там на покое. Афон в то время переживал кризис – не из-за гонений, как у вас, а из-за секуляризации, – там оставалось лишь немного старых монахов. Когда в заброшенную афонскую обитель Симона Петра (Симонопетра) вдруг пришла эта молодежь из Метеоры, чтобы возобновлять монашескую жизнь на этом месте, многие смотрели на это с подозрением…
– Есть ли у вас в монастыре святыни?– У нас есть чудотворная икона Божией Матери – только одна. Она называется «Элеовритисса» («Елеоточивая»). Она находится рядом с тем помещением, где мы храним оливковое масло. Однажды монах, которого послали осмотреть огромные канистры перед заготовкой нового урожая, сказал, что две емкости полны масла. Сначала мы подумали, что он что-то путает – этот брат немного рассеянный, – но оказалось, что он прав. Это было в канун праздника Введения Божией Матери во Храм. Мы не знали, зачем Богородица послала нам масло: мы не просили у Нее масла, мы не нуждались в нем, да мы могли бы и купить его… Видимо, это чудо, случившееся в 1974г., через год после нашего перехода в монастырь Симонопетра, было знамением, что Пресвятая Богородица благословляет возрождение обители. [4] С тех пор это чудо происходило еще однажды – в 1989г. А летом следующего года на Афоне был огромный пожар. Он начался на западном побережье, в Ивироне, и охватил почти весь полуостров. Вокруг нашего монастыря огонь обошел со всех сторон, и это настоящее чудо, что сама обитель практически не пострадала от пожара. Это выглядело очень страшно – особенно со стороны, – снаружи весь монастырь был охвачен стеной огня. Пожарные велели нам эвакуироваться, монахи бегали из стороны в сторону, пытались выносить какие-то вещи. В какой-то момент я тоже поддался панике и побежал за распоряжениями к нашему игумену, архимандриту Эмилиану. Но он совершенно спокойно отправил меня назад в келью – молиться. Только когда пожар уже закончился, игумен сказал нам, что накануне ему являлась Божья Матерь. «Огонь обойдет монастырь стороной», – сказала Она. Но старец никому ничего не открыл, – должно быть, его забавляла эта беготня… (смеется).
– Отец Макарий, расскажите о Вашем труде. Правда ли, что Ваш Синаксарь содержит жития всех святых?– В общем-то, я старался объединить в этом издании жития всех известных Церкви святых. Я думаю, что там действительно можно найти свидетельства о каждом святом, по крайней мере из основных традиций Православия – таких как византийская, русская, грузинская, румынская, сербская (мне очень помогал мой друг из Украины, о.Паисий, знающий все славянские языки). При помощи моих арабоязычных друзей, я также ввел в сборник некоторые арабские жития, представлены там и коптские святые. Что касается православных святых Запада, я включил в сборник сотни имен из этого многотысячного сонма – самых видных миссионеров, епископов, основателей монастырей и т.д. В нашу эпоху, когда общение значительно упростилось, ничто не препятствует ввести в общецерковный Синаксарь жития этих ранее неизвестных нам святых. Этот вселенский характер православия должен быть явлен. Все это я подавал в сжатом изложении, в календарном порядке, так чтобы жития действительно можно было читать изо дня в день. Византийские и другие агиографы позволяли себе писать жития по 20, 50, а то и 200 страниц: они составляли эти тексты для конкретных храмов, – ведь паломникам хотелось узнать как можно больше о святом, к которому они пришли на поклонение. Но чтобы объединить в одной книге все традиции Православия и представить их в удобной для читателя форме, пришлось излагать их гораздо лаконичнее.
Я начал с того, что просто для себя перевел на новогреческий Синаксарь преп. Никодима Святогорца. Но там не было вселенского охвата – там не было славянских святых, не было греческих новомучеников, только древние византийские святые. Другие Минеи некритически опираются на западные источники; говоря об отцах Вселенских Соборов, они делают акцент на чудесах, и очень мало сообщают об их исторической деятельности. Но ведь главное чудо свт. Василия Великого или свт. Афанасия – это их битва за истины веры! Кроме того, Минеи свт. Димитрия Ростовского, например, были предназначены не только для каждодневого обращения к ним, а для торжественного чтения в месте паломничества, или в день памяти святого. Поэтому они весьма объемны, слишком объемны, чтобы каждодневно прочитывать жития всех святых данного дня.
Я старался создавать единые и лаконичные «нарративные иконы»: показать, как в биографии святого выразилось его учение. В течение многолетней работы наш Синаксарь стал действительно наиболее полным православным собранием. Конечно, обретая новые инструменты и новые сведения, я стараюсь обогащать Синаксарь, но все же главное здесь – не сумма информации, а подход, угол зрения.
– Мы очень мало знаем о ранних западных учителях Церкви. От блаж.Августина до Раскола их было множество, – взять хотя бы Беду Достопочтенного. Можем ли мы относиться к ним, как к учителям?– Августин – великий святой и гений невероятного размаха. Именно ввиду его гениальности, его учение не всегда просто согласовать с учением Церкви. В своем богословии он высказывает глубоко личный опыт. Это могло бы быть приемлемо, если бы весь Запад не стал августинианским. Исключение дальнейшими богословами всего кроме Августина, всего, что было рядом с Августином, богословски изолировало Запад. Как только в это вмешалась политика, акцент был поставлен именно на том, отличало Августина от других отцов, на том, что отличало Запад от Византии. Речь идет о Filioque и т.п. Это привело Западную Церковь к трагедии раскола. Но это не помешало Западу вплоть до схизмы ХI время приносить миру тысячи новых святых – мучеников, преподобных. Вспомним удивительных святых Ирландии, – чтобы преодолеть страстные помыслы, ирландцы бросались в ледяную воду, часто они часами молились в ледяной воде! У этих святых были реальные отношения со Христом; так и мы должны жить традицией православия не для того, чтобы колоть ею глаза «еретиков», а для того, чтобы обретать личные отношения с Богом.
– Вошли ли в Синаксарь современные святые, посвятившие себя идеалу социального служения, такие как мать Мария Скобцова?– Да, в ХХ в. было много таких святых, которые занимались помощью бедным и т.п. добрыми делами. Но все-таки это не означает, что древний монашеский идеал безмолвия и непрестанной молитвы утратил свое значение сегодня. Поэтому я привожу житие матери Марии, но с примечанием, что некоторые ее высказывания о христианской жизни представляют лишь ее личный взгляд.
– Вот это да! Значит, агиограф может в чем-то не соглашаться с героем своего жития?– Да. Могут быть разные точки зрения. Вот, к примеру, ваш покровитель, святитель Петр Могила,[5] много сделал, чтобы спасти Православие на вашей земле, но в полемике с иезуитами он часто вынужден был прибегать к их же, латинскому, стилю мышления, – в тот момент это было необходимо. Я указал на это в комментарии к его житию.
А вот житие Кирилла Лукариса, причисленного к лику святых Александрийским Патриархатом, я вовсе отказался приводить. Этот патриарх был выдающимся деятелем ХVІІ в., в тот момент он, по сути, спас свою церковь, но учение его Катехизиса по факту не является православным, – там мы находим чисто протестантские воззрения.
– При подготовке Синаксаря Вы обращались и к новейшим научным изысканиям; а случалось ли, что исторические данные вступали в коллизию с данными традиции?– В Синаксаре я стремился представить традицию, но традицию просвещенную. Я хотел, чтобы были привлечены все материалы доступные разуму. Надо сказать, что благодаря трудам западных ученых, в частности болландистов, стали известны древние византийские жития, существовавшие всего в одной-двух рукописях. И все же агиографический дискурс имеет свое своеобразие. Все больше ученых говорят о том, что житие – это не то же, что биография. Здесь все отличие между фотографией и иконой. Даже если мы возьмем икону современного святого, она очень отличается от фотографии: икона несет свидетельство о присутствии Святого Духа, преображающем жизнь человека. Во все времена жития читали не для того, чтобы уточнить факты биографии святого, а для того чтобы приобщиться жизни святого, войти с ним в молитвенное общение. Также как и Евангелие – это не биография Иисуса Христа: это присутствие Самого Христа, благовествующего пришествие Царства, – при всей исторической укорененности этого Благовестия . Ошибкой рационализма Нового времени была попытка искать в Библии и в житиях точных научных данных. Это началось с критики библейского текста и перекинулось на все сферы Предания. Сейчас мы только начинаем понимать, что это лишь одна из точек зрения, взгляд, который видит в памятнике лишь одни мертвые камни. Житие – это словесная икона святого. Опираясь на историческое основание, мы приближаемся к этой иконе, мы всматриваемся, как в жизни этого человека действовал Господь. Сегодня даже библейская критика уже понимает, какую огромную роль в Евангелиях играют чудеса – знаки приближения Царствия. (Удивительно наблюдать, как исследователи сверхзаточеным языком науки вновь начинают говорить о вещах, которые всегда были для нас родными и понятными!) Чудеса святого также являют присутствие Христа среди нас.
– Как Вы относитесь к тому, что миряне часто прибегают к тем или иным святым за исцелением от определенных недугов: один святой лечит желудок, другой – легкие и т.д.?– Я думаю, в этом нет ничего страшного. Но в монашестве чтение житий имеет свою специфику. Обычно монахи читают Писание и что-то из классических святоотеческих источников, таких как Добротолюбие, чтобы подготовить себя к ночной молитве и к последующей Литургии. Это и было первоначальным заданием Синаксаря – настроиться на молитвенное общение со святым.
– Отец Макарий, а много ли в Синаксаре житий святых мирян?– Нет, не много. О святых монахах писали их ученики, а о праведниках, живущих в миру, часто никто не знает. Конечно, среди них встречаются не менее великие святые. Помните, преподобный Антоний просил Бога указать ему кого-то большего, чем он сам, и Ангел показал ему одного простого труженика из Александрии. Миряне во все времена зачитывались житиями преподобных и мучеников, – но это не значит, что все должны стать мучениками или преподобными. Множество людей почитают преп. Симеона Столпника, – но не всем надо восходить на столп. Столп – символ духовного восхождения. Жития святых – это высокий идеал, который каждый призван преломить через свою призму и каким-то неповторимым образом воплотить в своей жизни – будь-то священник, мирянин или монах.
– И все-таки, существуют ли словесные иконы семьи?– Да, конечно. Семейные люди могут по-своему воплощать идеал святости. Это просто другой путь. У монахов и у мирян – одна жизнь, просто она по-разному организована, у каждого свой путь святости. Конечно, у монахов нет работы, нет семьи, поэтому у нас больше времени для молитвы. Мы на Афоне как дети, резвящиеся на площадке на глазах у Матери. Я говорю так не потому, что живу на Афоне… А те, у кого есть работа, семья, должны даже больше жертвовать собой, и они могут быть даже более близки к Богу. Я нахожусь на послушаниях у игумена несколько часов в день, а семейный человек, возможно, круглосуточно на послушании у своей супруги. Это путь жертвенного служения друг другу. Супруги, дети, работа – это все не препятствует стяжанию святости, и супружеские отношения тоже не препятствуют. Важно, чтобы во всем было воздержание, – как с едой: мы едим, но не для наслаждения.
– Но среди мирских хлопот нам тяжело исполнять молитвенные правила, мы вычитываем молитвы на бегу, в транспорте…– Это не страшно. Можно молиться в любом месте, даже между делом или стоя в пробке, – это же лучше, чем слушать радио. И интеллектуальная деятельность не препятствует молитве (хотя многие монахи, имея хорошее образование, все же предпочитают заниматься физическим трудом). Можно даже читать серьезную книгу и при этом не утрачивать Иисусовой молитвы, – это не невозможно, это дело привычки… Важно, чтобы все эти правила не шли только «из-под палки», только из чувства, что это «надо». <...> В духовной жизни не может быть юридического подхода. Молитва – это каждодневная встреча с Богом. Когда я ожидаю человека, я желаю его увидеть, жду его с теплом. Чем дальше ты продвигаешься в любви к Господу, тем больше ощущаешь свободу. Цель молитвы – это любовь.
(Окончание следует)
