Сретение Господа

[EVG]

Сретение Господа

Символизм Евангельского события

(Лук. 2, 30. Иоан. 2, 21. Филип. 2, 7. Евр. 10, 15).

 

Праздник Сретения исстари отмечали на Руси как радостное вселенское событие: люди улавливали признаки скорого прихода весны, а не за горами и будет победа её над студёной зимой, так тяжкой для поселянина. День на прибавку заметно пошёл, солнце ходит выше – это ль не вселенская радость! Был даже поэтический обряд по русским сёлам – зазывать весну, чтоб скорее пришла на Русь и прогнала злодейку-зиму.

Церковь в поучениях на праздник Сретения раскрывает глубокий смысл евангельского события – Пресвятая Богородица в храме вручает Богомладенца-Спасителя человечеству в лице старца Симеона, названного Богоприимцем. Ветхий Завет и Новый Завет соединяются.

В замечательной статье Василия Сергеевича Арсеньева (1829 – 1915) это событие благоговейно и убедительно раскрыто. Её автор хорошо владел знанием Священной Истории, и его писания по-настоящему полезны и душеспасительны. Недаром произведения В.С. Арсеньева так полюбились широкому кругу читателей журнала «Радость Христианина» - лучшего богословского издания для своего времени. Статья о Сретении Господа взята оттуда же, за 1900 год. Подготовлена к публикации библиографами Маргаритой Бирюковой и Александром Стрижевым.

 

«Радуйся, Благодатная Богородице Дево! Из Тебе бо возсия Солнце правды Христос Бог наш, просвещаяй сущия во тьме…» (Тропарь праздника).

 

Благотворное влияние живительных лучей «Солнца правды», просвещающее умы и возгревающее сердца, ощущается при молитвенном настроении, в которое вводит нас святая Церковь. Содействует же тому и сосредоточенное, благоговейное устремление мысленного взора на события Божия домостроительства о спасении мира.

Такую пользу принести может нам и сосредоточие мыслей наших на спасительном Евангельском событии, служащем соединительным звеном между завершившимся Заветом закона и открывшимся Заветом Благодати. Ветхий завет, при переходе в завет Новый, сочетавается с ним «Сретением».

Это вселенское событие есть первое появление Мессии, ещё в младенчестве – в храме, служившем прообразованием Его, в который благоизволило Слово Воплощенное принестись, подобно подзаконным, на сороковой день по вступлении в земную жизнь. Пречистая Матерь вносит Его на руках Своих, и как бы вручает Спасителя человечеству, в лице встречающего Его Симеона[1], праведного и Боговдохновенного старца, давно ожидавшего пришествия Того, Кто есть Примиритель, Надежда Израиля, Чаяние и Желание всех народов (Быт. 49, 10. Агг. 2, 7). Сам  Дух Божий привёл его во храм. И, как славословие от Церкви ветхозаветной, принесла тогда и благочестивая Анна пророчица – хвалу свою вочеловечившемуся Сыну Божию. Этих представителей Ветхого Завета можно назвать начатками обращения сынов Израиля и возвестителями призвания и всех народов ко Христу Богу (Ис. 45, 22; Псал. 21, 28; Даниил. 7, 27; Ис. 49, 12)! Явилась же тогда Слава Божия (с Евр. «Шехина»), не виде облака над скиниею, или сияния между изваянными херувимами кивота, а уже красотою Воплощения облекшаяся (Псал. 92, 1) и носимая на пречистых дланях Приснодевы и в радостно-трепетных объятиях Богоприимца – «священнопроповедника Благодати» (по выражению Церкви).

Направляя мысль к обстановке события Сретения, припомним устройство того храма, которому послужила образцом скиния свидения, и присоединим к тому взгляд на символическое значение ветхозаветного святилища и предметов, к нему принадлежавших; на что обратить внимание нужно, соображая отношение храма прообразовательного, рукотворного со вступлением в него Самого Господа храма, то есть прообразованного, Которого пресвятейшая телесность есть храм неруотворный, существенный (Иоан. 2, 21).

Ветхозаветный храм, в котором увидели Мессию при Сретении, состоял: из преддвория, внутреннего двора жертвенного и из святилища, и внутреннего святилища, именуемого: «Святое Святых», дворов и зданий храма, расположенных на возвышающейся горе Мориа.  Этим различием частей храма и соотношением их объемлется, символически, всё Божеское домостроительство о роде человеческом. Сын Божий, основание, цель и исполнитель всего Отчего плана, ведёт человечество постепенными состояниями к более и более возвышающемуся совершенству. Из состояния ветхой, то есть падшей природы человека, ведёт его чрез закон естественный, до Моисея бывший, как бы чрез внешний двор храма или преддворие – в состояние подзаконное, или в святилище, а из подзаконного – в благодатное состояние. Во Святое же Святых введётся восстановленное человечество – в будущем: когда все придём в единство веры и познания Сына Божия, в меру полного возраста совершенства Христова (Ефес. 4, 13).

Всё, находившееся в святилище, имело существенное значение относительно человеческого призвания. Но, главным образом, всё там указывало на Вечного посредника, на Ходатая Завета Нового, и было прообразованием Его, и Церкви Его. Соотношение скинии с внутренним человеком выражено изящно в следующих словах приснопамятного святителя Филарета Московского[2]: «По подобию ветхозаветного, прообразовательного храма, в котором приносились в жертву животные во дворе, каждение – во святилище, и неугасимо хранился огнь, нисшедший с неба – должны мы воздвигнуть в себе: и алтарь внешний, чтобы пожертвовать Богу чувственностью, и алтарь внутренний, дабы принести Ему дух сокрушен; должны совершить всесожжение ветхого человека, так, чтобы в душе оставался один небесный огнь Божественной любви».

В храме же Иерусалимском (втором, о котором было предсказано пророком Аггеем, что слава его превысит славу прежнего, потому что в него имел прийти Желанный всеми народами (Аггея 2, 7, 9), находилось следующее:

В средине двора стоял алтарь жертвенный, внутри которого была наложена земля, и который совне обложен был медью и имел четыре отрожия, для привязывания жертв, назначенных к всесожжению. Во дворе же находилось и вместилище воды, именуемое «медным морем» - служившее для обязательного омовения священниками рук и ног своих пред вступлением в святилище.

Среди самого святилища, между завесами внешнею и внутреннею, «стоял алтарь фимиама, или кадильный», устроенный из не гниющего дерева Шиттим и обложенный золотом весь и златым венцом украшенный. На этом алтаре возжигался драгоценный ладан, которого свойство было такое, что фимиам от него подымался прямо к верху (подобно стройной пальме (Псал. 87, 3), а потом нисходил на предстоявших, окружая их).

В святилище же находился большой золотой светильник, изваянный (ударами) из одной цельной массы металла, о семи ветвях, единоцентренных (то есть по три с каждой стороны окружаемого им среднего стебля). На семи ветвях светильника было семь лампад, из которых три горели неугасимо (от нисшедшего с неба огня), а четыре возжигались на ночь священниками.

Близь алтаря кадильного находился стол, на который возлагали «хлебы предложение» и ладан кажденья; стол этот поддерживался четырьмя опорами, имевшими острые к земле оконечности.

А во внутреннем святилище, за второю завесою, находился священный «Кивот Завета», в котором хранились скрижали десяти заповедей Закона, процветший в святилище жезл Ааронов, и стамна с манною. Над кивотом, обложенным по нетленному дереву чистейшим золотом, находился златой верх, именуемый «очистилищем», а по краям его было два изваяния, изображавшие херувимов преклонёнными к очистилищу и с крылами, над срединою его сходящимися. Здесь являлась «Слава Божия» («Шехина») во внешнем, светозарном самопроявлении, пред которым трепетно припадал вступавший туда единождыв год, с кровью жертвенною, первосвященник.

Взирая на эти предметы скинии и храма с точки зрения прообразовательного их значения, переходившего уже в существенное исполнение при явлении Богомладенца, можем усмотреть следующее:

Жертвенный алтарь, воздвигнутый под открытым небом и четырёхсторонний, был прообразованием Креста Христова, Голгофского, на котором совершилось на земле, пред лицом неба, истинное жертвоприношение искупительное. И подобно жертвам, которые были привязываемы для заклания к отрожиям алтаря, пригвоздились ко Кресту пречистые Руки и Стопы Богочеловека, который излиял всю Кровь Свою святейшую за нас, погибших Адамовых чад. Всесожжением ветхозаветных жертв предъизображалось самопредание Сыном Божиим, вочеловечившимся, Себя в умилостивительную жертву вечному огню Правосудия Отчего, во спасение человека, созданного по Его образу и в Его подобие, и до такой степени драгоценного Богу, что взыскать и спасти погибшего сошёл на землю Сын Божий[3]. В алтаре жертвенном была внутри земля, из которой мы взяты, а в крестном самоприношении Христовом включены грехи земнородных (Иоан. 1, 29), ибо Спаситель наш подъял их с телом Своим на древо крестное (I Петр. 2, 24). Жертвенный алтарь обложен был медью, а из меди было сделано и изваяние того змия в пустыне, воззрение на которого избавляло от смерти укушенных змеями (Числ. 21, 6, 9). Этим прообразовано распятие Искупителя, чрез воззрение на которое оком веры и покаяния избавляемся от вечной погибели (Иоан. 3, 15).

Предсвятилищным омовением предъизображено было крещение и покаяние, омывающие нас от скверны греха и от земных пристрастий, а чрез то открывающие нам доступ к святыням Христовых таинств.

Алтарь каждения был прообразованием Приснодевы. Подобно тому, как фимиам алтаря сперва восходил в высоту, а потом нисходил на предстоявших, так и драгие моления, приносимые Пречистою за всю Церковь, восходят к престолу Благодати и низводят оттуда на верующих милость и благословения. Фимиам кадильного алтаря не только всё святилище наполнял благоуханием, но и проникал во святое святых, объемля кивот завета и очистилище; так и молитвы преблагословенной Матери Эммануила проникают в пренебесное Его святое святых и объемлют стопы Человеколюбия Божия. Прообразовал ещё алтарь фимиамный, как сокровенный в святилище меж двумя завесами – и сокровенную жизнь Спасителя, в года, предшествовавшие явлению Его на Иордане на открытое служение роду человеческому, после таинственного, тридцатилетнего, неведомого людям служения как ходатая Бога и людей.

Обращая внимание наше на символическое значение седмосвещника во святилище, усмотрим, что им сперва прообразована была пресвятая Богоневеста. Подобно семи лампадам, горевшим на возвышающихся ветвях светильника, сияли на всепревышающих добродетелях Приснодевы седмь даров Духа святаго, утвердившего на силах и свойствах Её, как небесной Софии, дом Божией Премудрости (Притч. 9, 1). Ибо святым Духом душа Богоневесты оживотворялась, чистотою возвышалась и священнотайно светлелась тройческим единством. Преимущественно же прообразовал седмисвещник Самого Сына Божия, Просветителя всех, Которого вечный свет светится во тьме, его необъемлющей (Иоан. 1, 5). А подобно ветвям светильника было воздеяние Рук Искупителя нашего, на кресте. Тогда, подобно семи лампадам, просияли среди помраченного мира, седмь светозарных глаголов Его, произнесённых Им во время крестных страданий (Лук. 23, 34. Матф. 27, 46. Лук. 23, 43. Иоан. 19, 26. Иоан. 19, 27. Исан. 19, 30. Луки 24, 46.). Двенадцать «хлебов предложения» c возлагавшимся на них ладаном, соответствуя призванию Израиля к служению пред Богом, прообразовали Церковь новозаветную и соединение верующих в едином хлебе  жизни - Христе. Предъизображалась тем и двунадесятица святых Апостолов, которые суть и благоухание пред Богом, и двенадцать оснований новому Иерусалиму. То, что стол хлебов предложения прикасался к земле только в четырёх пунктах (острыми спорами), представляет собою указание на возвышенность служения Церкви Христовой над всем земным, хотя она и стоит на земле.

Кивот Завета предъизображал Богоматерь, особым образом. Церковь именует Её «одушевлённым Божиим кивотом, носившим в себе не скрижали Закона, а самого небесного Законодателя» и уподобляет и стамну златую с манною, Ей же, как носительнице в Себе небесного хлеба, дающего нам жизнь вечную. А подобно жезлу, во святилище расцветшему, процвел от Неё вечный Первосвященник. На очистилище Кивота Завета являлась светозарная «Шехина» - Слава Божия, но воссияла она во всей силе своей на живоносном гробе Победителя смерти и ада, но уже не златоизваянные херувимы, но два световые ангела видены были: один у главы, другой у ног, где лежало тело Иисусово (Иоан. 20, 12) и возвестили Мироносицам радость преславного воскресения Христова от мертвых.

Из всего вышесказанного видно, в каком отношении к прообразовательному храму состояло вступление в него Спасителя мира, происшедшее при Сретении. Вошёл Сын Божий, с пречистою Своею плотью и кровью Завета Нового, ещё в сердце Богомладенческом пребывавшею, во святилище образных жертв и каждения, седмосвещника, трапезы и Кивота Завета – вошёл, как небесной жизни хлеб и как вечное «очистилище» спасаемых. А вместо завесы храма, явил нам ту истинную завесу, которая есть пресвятая Его телесность (Евр. 10, 20), чрез страдания которой дарует нам, кающимся, прощение и открывает доступ в своё вечное святилище (Евр. 10, 19). Ветхозаветная завеса, прообразовательная, раздралась с верхнего края до нижнего, когда Искупитель наш, отдавший Свою пречистую плоть на истерзание и изливший свою пресвятую Кровь, предал Отцу дух Свой. И с высоты креста, спасшего мир от погибели, проявилось на земле свидетельство о святом Триединстве – духом, водою и кровью: (I Иоан. 5, 7, ) кровью и водою, истекшими из ребр Христовых, и духом, в Руце Отчие преданным.

В Завете Ветхом, к горе законодательной не было доступа по причине смертоносных громов и молний, ибо гневно проглаголало человеку тогда правосудие Божие, а заповеди закона были на каменных скрижалях. Но прешло время внешнего закона, пришла Благодать, и вот, на руках держит не Моисей скрижали, а Богоприимец – самого Законодателя, Слово воплощенное[4], держит не на камне сделанные начертания, а камень живый, всему зданию Божескому краеугольный. И не грозные, умерщвляющие молнии, а тихий свет святой славы: Господь наш Иисус Христос озаряет человечество, и хощет Он быть глаголом, вписанным не на каменных скрижалях, а на плотяных скрижалях сердец, в которые благоизволяет вселяться, верою привлекаемый (Ефес. 3, 17).

В празднуемом великом Евангельском событии видим ещё, что Спаситель мира, смиряясь до выполнения подзаконных обрядов, приносится ко храму с двумя голубиными птенцами – Он, «начальник  обоих Заветов», которые уподобляет этим двум горлицам святый Андрей Критский[5]. А мы, если, со своей стороны, иметь будем как двух птенцов голубиных, два условия вхождения в храм Богопочтения: ненависть ко греху и любовь к воле Божией, то не останемся вне святилища, но будем введены внутрь его Благодатью Божиею, явившеюся на спасение человека. Блажен тот, кому дастся во здешней жизни увидеть Спасителя своего очами веры и любви! Тогда жизнь низшая, душевная (I Кор. 2, 14) даст место жизни высшей, духовной (Рим. 8, 1), и возрождённый человек (Иоан. 3, 7) примет своего Спасителя, Который, как Богомладенец, сретаемый Симеоном, дарует Себя нам (Исайи, 9, 6). Тогда пожелает внутренний человек, чтобы Господь в нём возрастал, а сам человек будет малиться, смиряться (Иоан. 3, 30) и Ему предаваться. И скажет, подобно Богоприимцу: «Теперь отпускаешь Ты раба Твоего с миром, ибо увидели очи мои спасение!»

Спаситель, явясь, «простер Адаму руку» в лице Богоприимца[6]. Рука эта простёрта к воле человека и призывает к примирению с Богом на земле. Ибо: «на земле мир!» Потому что уже у людей Отчее Благоволение, воплотившееся, возлегшее и в яслях, и на руках Богоприимца.

«Веселися и ты, старче праведный, приемый во объятия Свободителя душ наших, дарующего нам воскресение!..»

[1] «Прими, о Симеоне, Всечистая вопияше, во объятия яко младенца, Господа славы, и мира Спасение». (Служб. Срет. Стихир. на стиховне).

[2] Бывшего архимандритом, когда произнёс он слова эти в проповеди 17 сентября 1811-го года в С.-Петербургском Казанском соборе при освящении придела во имя Рождества Пресвятой Богородицы.

[3] Прообразовательное значение ветхозаветных жертв по отношению к искуплению столь важно, что всякая попытка умалить их значение ведёт к забвению коренного соотношения Ветхого и Нового Заветов. При отрывочных, неполных понятиях о Любви Божией, какие встречаются, к сожалению, в некоторых современных сочинениях, недостаточно обоснованных в Священном Писании и предании Церковном – теряется из виду тайна отношения Милосердия Божия к Божию правосудию, а тем ослабляется понятие о необходимости жертвы крестной и о её силе.

[4] Службы Сретения, гл. 2-го, Анатолиева стихира.

[5] Стиховн. 8 гласа службы Сретения.

[6] Служба Сретения, вечери; Катавасии ирмос 2-й.

Василий Арсеньев