Русская беседа
 
24 Ноября 2024, 12:15:12  
Добро пожаловать, Гость. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

Войти
 
Новости: ВНИМАНИЕ! Во избежание проблем с переадресацией на недостоверные ресурсы рекомендуем входить на форум "Русская беседа" по адресу  http://www.rusbeseda.org
 
   Начало   Помощь Правила Архивы Поиск Календарь Войти Регистрация  
Страниц: [1]
  Печать  
Автор Тема: Пасха в военном Ленинграде  (Прочитано 1855 раз)
0 Пользователей и 1 Гость смотрят эту тему.
EVG
Гость
« : 02 Мая 2015, 16:25:26 »

Пасха в военном Ленинграде

К 70-летию Великой Победы

Где твое, смерте, жало?
Где твоя, аде, победа?
Свт. Иоанн Златоуст

                                   

О, ночное воющее небо,
                                               дрожь земли, обвал невдалеке,
                                               бедный ленинградский ломтик хлеба,
                                               он почти не весит на руке...
                                                                                           О. Берггольц

 

До войны в Ленинграде проживало около 3 млн человек. Жертвами блокады, с учетом погибших в процессе эвакуации, стали свыше 1 млн 413 тыс. человек, что составляет 57,6 % ленинградцев на начало голода и 47 % по отношению к трехмиллионному населению довоенного Ленинграда.
 
В первый же день войны Патриарший местоблюститель Сергий (Страгородский) обратился с посланием к пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви: «...Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. ...Жалкие потомки врагов Православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени пред неправдой... Наши предки не падали духом и при худшем положении потому, что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед родиной и верой и выходили победителями. Не посрамим же их славного имени и мы — православные, родные им и по плоти, и по вере. Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может... Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами... Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: “Больше сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя” (Ин. 15,13). ...Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей родины. Господь дарует нам победу». Несмотря на гонения, усилившиеся в 30-е годы, Русская Православная Церковь оказалась на высоте, не отступив от своих патриотических традиций, и с первых дней народного бедствия включилась в деятельность по обороне отечества. Обращает на себя внимание тот факт, что призыв к защите родины от захватчиков прозвучал с церковного амвона в то время, когда большинство партийных и государственных руководителей находились еще в растерянности. Обращение И. В. Сталина к народу прозвучало только 3 июля. И с самого же начала войны митрополит Сергий однозначно охарактеризовал ее сущность в своей речи на «Молебне о победе русского воинства» вечером 26 июня 1941 года в Богоявленском соборе в Москве: «Мрачная и дикая стихия угрожает стране... Глубоко ошибаются те, кто думает, что теперешний враг не касается наших святынь и ничьей веры не трогает... Известный немецкий полководец Людендорф, посылавший своих солдат на смерть сотнями тысяч, с летами пришел к убеждению, что для завоевателя христианство не годится. Оно своим учением о любви к врагам неизбежно расслабляет животную жестокость, которую Людендорф признавал в человеке за естественное качество. По убеждению этого зоологического генерала, для борьбы за существование жестокость необходима прежде всего, только она и побеждает. Поэтому генерал призывает своих германцев бросить Христа и кланяться лучше древнегерманским идолам... Пусть не подумает кто, что Людендорф под старость... просто сошел с ума и начал чудить. Нет, это совсем не личное только дело Людендорфа: безумие это распространено среди фашистов и даже стремится заразить собою и другие народы, попадающие под германское влияние или владычество... Так вот какая мрачная туча безумия надвигается на нас вместе с германскими полчищами. Можно ли нам благодушно стоять, сложа руки? Можем ли мы променять Христа на какого-то выдуманного другого бога, созданного больным воображением впадающих в озверение людей? ...Будем помнить, как Святая Церковь научает нас исповедовать перед Господом: “Тебе Единому согрешаем, но и Тебе Единому служим. Не вемы кланятися богу иному, ниже простирати руки наши богу чуждему” (молитва на вечерни Пятидесятницы) ...Да послужит и наступившая военная гроза к оздоровлению нашей атмосферы духовной. ...У нас уже имеются некоторые признаки такого оздоровления. Разве не радостно, например, видеть, что с первыми ударами грозы мы вот в таком множестве собрались в наш храм и начало нашего всенародного подвига в защиту родной земли освящаем церковным богослужением? Как хочется сказать вместе с псалмопевцем: “...укрепи, Боже, сие, еже соделал еси в нас” (Пс. 67, 29). Аминь».
Ленинградский митрополит Алексий (Симанский) 22 июня 1941 года, в Неделю Всех Святых, в земле Русской просиявших, служил Божественную литургию в Князь-Владимирском соборе. О начале войны он узнал, возвратившись на свою квартиру после богослужения. Обращение митрополита Сергия сразу же по получении было распространено среди верующих ленинградцев. Уже 23 июня 1941 года начался сбор пожертвований на нужды обороны в приходах Ленинградской епархии, хотя общецерковный призыв Патриаршего местоблюстителя к пожертвованиям в Фонд обороны прозвучал только 14 октября 1941 года. 26 июля 1941 года митрополит Алексий обратился к верующим жителям Ленинграда в послании «Церковь зовет к защите Родины»: «...Все верующие отозвались на этот призыв. Все в минуту общей опасности объединились без различия положения, как граждане единого великого Союза, в одном стремлении — чем бы то ни было помочь участвовать в общей работе по защите отечества... Молебны в храмах и прошения о даровании победы русскому воинству находят живой отклик в сердце каждого молящегося... Среди верующих разных храмов выражены пожелания, чтобы имеющиеся в храмах запасные суммы — в некоторых весьма крупные, в несколько сот тысяч рублей — были отданы государству в фонд обороны, на нужды войны. На эти же нужды поступают и отдельные лепты, пожертвования от верующих... Война есть страшное и гибельное дело для того, кто предпринимает ее без нужды, без правды, с жаждою грабительства и порабощения; на нем лежит позор и проклятие неба за кровь и за бедствия своих и чужих. Но война — священное дело для тех, кто предпринимает ее по необходимости, в защиту правды, отечества. Берущие оружие в таком случае совершают подвиг правды и, приемля раны и страдания и полагая жизнь свою за однокровных своих, за родину, идут вслед мучеников к нетленному и вечному венцу... Церковь неумолчно зовет к защите матери-родины. Она же, исполненная веры в помощь Божию правому делу, молится о полной и окончательной победе над врагом». В своем послании Владыка описывает такой случай: в одном из храмов Ленинграда неизвестные богомольцы положили у иконы Святителя Николая в укромном месте пакет, в котором было 150 золотых десятирублевых монет дореволюционной чеканки, — эти деньги были немедленно отданы на нужды обороны.
Церковная община Князь-Владимирского собора обратилась в Ленсовет с пожеланием открыть на средства общины лазарет для раненых и больных воинов, предлагая предоставить для этой цели все имеющиеся у них средства — 700 тыс. рублей. Приход принимал на себя решение, отказавшись ото всех расходов, кроме самых необходимых по содержанию собора, ежемесячно выделять на лазарет 30 тысяч рублей. Заявление за подписью председателя «двадцатки» общины И. Куракина и членов президиума А. Кораблева и Л. Парийского было подано 24 июня 1941 года. Однако целевая благотворительная помощь не была разрешена. И 8 августа 1941 года выделенные материальные средства были направлены в Фонд Красного Креста и на нужды обороны. Прихожане жертвовали теплые вещи для солдат, продукты питания и другие необходимые предметы (например, полотенца).
Церковная община Никольского собора с августа по ноябрь 1941 года внесла в Фонд Красного Креста 385 тыс. рублей, а в течение 1942 года — еще 595 тыс. рублей. Кроме того, было пожертвовано 300 шт. полотенец, а также личные золотые вещи, золотые и серебряные монеты, и предложено внести в январе–феврале 1943 года в Фонд обороны — 100 тыс. рублей и 300 полотенец. Материальные пожертвования поступали от всех действующих в Ленинграде приходских общин. Всего с 1 июля 1941 года по 31 декабря 1944 года патриотические взносы по Ленинграду и Ленинградской области со стороны прихожан и духовенства составили 14 982 395 рублей 65 коп. Общая же сумма пожертвований Русской Православной Церкви на нужды войны превысила к январю 1945 года 200 млн рублей.
8 сентября 1941 года, в день праздника Владимирской иконы Божией Матери, сомкнулось блокадное кольцо вокруг Ленинграда. Жителям города предстоял неслыханный в истории подвиг 872-дневного стояния во вражеском окружении. Часть храмов Ленинградской епархии оказалась в зоне оккупации.
Блокадные годы митрополит Алексий провел в осажденном городе со своей паствой. Своим самоотверженным служением, своими проповедями, проникнутыми горячей любовью к родине и глубокой верой в помощь Божию, и личным примером поддерживал дух осажденных ленинградцев. Много сил прилагал Владыка к тому, чтобы не прерывались богослужения в действующих храмах, сам часто служил, проводил беседы со священниками и мирянами. Первая блокадная зима была особенно тяжкой: лютые морозы, воздушные налеты и артобстрелы, отсутствие воды, канализации, отопления, перебои с электричеством и — голод, голод, тысячи голодных смертей. В своем докладе 8 сентября 1943 года на Архиерейском соборе в Москве митрополит Алексий говорил: «Тени смерти носятся в воздухе в этом героическом городе-фронте, вести о жертвах войны приходят ежедневно. Самые жертвы этой войны... постоянно у нас перед глазами...».
Потрясают показания благочинного церквей Ленинграда и Ленинградской области протоиерея Николая Ломакина, бывшего свидетелем от Русской Православной Церкви на Нюрнбергском процессе: «В 1941 году и в начале 1942 года я был настоятелем кладбищенской Никольской (Большеохтинской) церкви... В зиму 1941–1942 годов положение Ленинграда в блокаде было особенно тяжелым... мирные жители города испытывали неслыханные в истории человечества страдания. Вокруг храма можно было в течение целого дня видеть груды гробов — 100, 200 гробов, над которыми совершал отпевание священник... Кладбище многократно подвергалось жесточайшим налетам немецкой авиации. И вот представьте себе картину, когда люди, нашедшие вечный покой, — гробы, тела, кости, черепа, — все это выброшено взрывами бомб на землю, в беспорядке разбросаны памятники, кресты. И люди, только что пережившие потерю близких, должны снова страдать, видя громадные воронки, где, может быть, только что похоронили они своих близких... 7 февраля, в день Родительской субботы, перед началом Великого поста, я впервые после болезни пришел в храм, и открывшаяся моим глазам картина ошеломила меня: храм был окружен грудами тел, частично даже заслонившими вход в храм. Эти груды достигали от 30 до 100 человек. Они были не только у входа в храм, но и вокруг храма. Я был свидетелем, как люди, обессиленные голодом, желая доставить умерших к кладбищу для погребения, не могли этого сделать и сами падали у праха почивших и тут же умирали. Эти картины приходилось наблюдать очень часто... Количество отпеваний усопших дошло до невероятной цифры — до нескольких тысяч в день».
В ведении Ленинградского митрополита в блокадном городе находились следующие храмы Московского патриархата: Николо-Богоявленский кафедральный и Князь-Владимирский соборы, кладбищенские церкви: Никольская Большеохтинская и Волковская (св. прав. Иова), Коломяжская церковь св. Димитрия Солунского и Спасо-Парголовская церковь. Обновленцам принадлежали Спасо-Преображенский собор, а также церкви на Серафимовском кладбище и на станции Лисий Нос. Свято-Троицкая церковь в Лесном, где служил иеромонах Павел (Лигор), принадлежала иосифлянам. К концу 1943 — началу 1944 года и обновленческая, и иосифлянская ленинградские общины выразили желание присоединиться к Московскому патриархату. Так, в январе 1943 года Спасо-Преображенский храм «по желанию массы верующих и по решению “двадцатки” перешел из обновленчества в патриаршую церковь, и вышли также из обновленчества священники храма Фруктовский и Егоровский». 9 января в Спасо-Преображенском соборе духовенсто храма — протопресвитер П. Фруктовский и архидиакон Л. Егоровский, а также приходская община, — принесли покаяние и были приняты Владыкой Алексием в церковное общение. Присоединились к Московскому патриархату и церкви на Серафимовском кладбище и станции Лисий Нос. 24 июля 1944 года был принят в каноническое общение как мирянин обновленческий лжеепископ Сергий Румянцев. 23 ноября 1943 года прихожане иосифлянской церкви обратились к митрополиту Алексию со следующим прошением: «Отделившись от Русской Православной Церкви, руководимой Его Святейшеством Патриархом Московским и всея Руси Сергием, мы, последователи митрополита Иосифа, совершили великий грех пред Русской Церковью, нарушив ее единство, и одновременно не меньший грех совершили мы и перед Советской властью и Родиной, стремясь поставить себя в какое-то изолированное положение вне государства... Прошедшие годы и особо годы Великой Отечественной войны показали ненужность, несостоятельность существования иосифлян, мы оказались “заблудшей овцой”», оторванной от своего стада. Когда все паствы и пастыри других храмов творили горячие молитвы ко Господу нашему о победе над ненавистниками всего рода человеческого — фашистскими грабителями... и делали посильные вклады в Фонд Красного Креста и на нужды обороны Родины нашей, мы, иосифляне, были в стороне и горько теперь сознавать нам это...». Митрополит Алексий принял раскаявшихся членов прихода Свято-Троицкого храма в каноническое общение, а иеромонах Павел был лишен монашества и сана.
Процесс перехода обновленцев в патриаршую церковь начался к концу войны во многих областях нашего отечества. Этому, безусловно, способствовал рост авторитета духовенства Русской Православной Церкви и изменившаяся государственная политика в отношении обновленцев.
Во время блокады Владыка Алексий проживал в небольшой квартирке на третьем этаже Николо-Богоявленского собора, ставшего кафедральным. Принимал всех приходивших к нему. Очень многим из личных средств оказывал материальную помощь. Молитвенно утешал и духовно ободрял пасомых, часто сам отпевал усопших от истощения мирян. Божественную литургию служил один, без дьякона, сам читал помянники, каждый день служил молебен Святителю Николаю и совершал Крестные ходы вокруг собора. Певчая М. Долгинская, служившая с весны 1942 года в войсках МПВО, вспоминала, что однажды, во время ее возвращения в казарму поздно вечером, начался воздушный налет. Она побежала к Никольскому собору, чтобы укрыться там, и увидела выходивших из ворот храма людей. Впереди всех шел митрополит Алексий, высоко подняв икону «Знамение». Его не остановил даже налет. За ним шли люди, державшиеся в темноте друг за друга. Такие Крестные ходы совершались Владыкой каждый день после вечерней службы.
Посещаемость церквей во время блокады значительно возросла по сравнению с довоенным временем. Постоянная близость смерти обращала людей к вере в бессмертие души и жизнь вечную. Многие принимали святое крещение. Подавались горы записок о здравии и о упокоении. В самом начале войны в одной из своих проповедей митрополит Сергий произнес такие замечательные слова: «...в великий час разлучения души от тела человеку иногда доступны чрезвычайные постижения, недоступные в другое время; ...последние несколько минут и даже мгновений этой жизни оказываются иногда несравненно более значительными для судьбы человека, чем вся прожитая им на земле жизнь. Это не наша догадка. Это засвидетельствовано и в Евангелии. ...Значит, как бы человек ни был грешен, как бы далеко он ни был от Христа, повременим произносить о нем наш окончательный приговор. Кто знает, может быть, при последнем издыхании этого грешника Христос предстанет его мысленному взору и протянет ему Свою руку спасения, скажет ему, как Петру: “Маловерный, зачем ты усомнился?” (Мк. 14,31). ...Тем более надежды на такой спасительный исход для наших воинов, на поле брани живот свой полагающих. Уже одна их решимость пожертвовать собой “за други своя” делает их “недалекими от Царствия Божия» (Мк. 12, 34), как бы родственными правде Христовой». Поразительным подтверждением этих слов, сказанных осенью 1941 года, явилось предсмертное письмо, найденное в кармане шинели солдата Александра Зайцева, погибшего в 1944 году:
Записан
EVG
Гость
« Ответ #1 : 02 Мая 2015, 16:27:30 »

(продолжение)

Послушай, Бог... Еще ни разу в жизни
С Тобой не говорил я, но сегодня
Мне хочется приветствовать Тебя.
Ты знаешь, с детских лет мне говорили,
Что нет Тебя. И я, дурак, поверил.
Твоих я никогда не созерцал творений.
И вот сегодня ночью я смотрел
Из кратера, что выбила граната,
На небо звездное, что было надо мной.
Я понял вдруг, любуясь мирозданьем,
Каким жестоким может быть обман.
Не знаю, Боже, дашь ли Ты мне руку,
Но я Тебе скажу, и Ты меня поймешь:
Не странно ль, что средь ужасающего ада
Мне вдруг открылся свет, и я узнал Тебя?
А кроме этого мне нечего сказать,
Вот только, что я рад, что я Тебя узнал.
На полночь мы назначены в атаку,
Но мне не страшно: Ты на нас глядишь...
Сигнал. Ну что ж? Я должен отправляться.
Мне было хорошо с Тобой. Еще хочу сказать,
Что, как Ты знаешь, битва будет злая,
И, может, ночью же к Тебе я постучусь.
И вот, хоть до сих пор Тебе я не был другом,
Позволишь ли Ты мне войти, когда приду?
Но, кажется, я плачу. Боже мой, Ты видишь,
Со мной случилось то, что нынче я прозрел.
Прощай, мой Бог, иду. И вряд ли уж вернусь.
Как странно, но теперь я смерти не боюсь.
 
В чин Божественной литургии были включены молитвы о даровании победы нашему воинству и об избавлении томящихся в неволе. Служился и особый «Молебен в нашествии супостатов» времен Отечественной войны 1812 года. Богослужения в действующих храмах совершались ежедневно и были приспособлены к условиям военного времени. Утренние службы начинались в 8 часов, вечерние в 16 часов, чтобы люди могли вернуться домой до наступления комендантского часа. Зачастую богослужения не прерывались и во время воздушных налетов. Священники в своих проповедях говорили об антихристианской сущности фашистской идеологии, призывали верующих к самоотверженному труду, вселяли веру в победу. При храмах образовывались группы бойцов МПВО. Еще в августе начались работы по маскировке соборов: купола закрывали чехлами, маскировочными сетями или красили в защитный цвет, окна закрывали ставнями. Ленинградские священники, средний возраст которых был 50 лет, наравне со всеми жителями города рыли окопы, участвовали в противопожарной и противовоздушной обороне города, пройдя предварительную подготовку. Например, Василеостровское райжилуправление выдало в октябре 1943 года архимандриту Владимиру (Кобецу) справку, в которой говорилось, что он «состоит бойцом группы самозащиты дома, активно участвует во всех мероприятиях обороны Ленинграда, несет дежурства, участвует в тушении зажигательных бомб». Но конечно главным оставалось прямое, поистине жертвенное служение духовенства. Архимандрит Владимир в блокадные годы был священником в Князь-Владимирском соборе, служил почти ежедневно, не останавливал службы даже во время обстрелов. Когда не мог добраться до храма от слабости, его привозили на санках. Настоятель Димитриевской Коломяжской церкви, протоиерей Иоанн Горемыкин, которому в начале войны было 72 года, ежедневно совершал богослужения, хотя добираться приходилось с Петроградской стороны. Зачастую батюшка отдавал свой паек голодающим. Под конец войны, когда у него совсем не было сил ходить, его также привозили в храм на финских санях и он служил литургию. Священник Никольского собора протоиерей Владимир Дубровицкий ежедневно служил в храме. Его дочь, балерина Кировского театра М. В. Дубровицкая, вспоминала: «Бывало, качается от голода, я плачу, умоляю его остаться дома, боюсь упадет, замерзнет где-нибудь в сугробе, а он в ответ: “Не имею я права слабеть, доченька. Надо идти, дух в людях поднимать, утешать в горе, укреплять, ободрять”. И шел в свой собор. За всю блокаду — обстрел ли, бомбежка ли, — ни одной службы не пропустил. ...и понять не могу, на чем он держится, ведь, последний кусок мне отдавал». Протоиерей Михаил Славницкий в начале блокады был настоятелем Князь-Владимирского собора, затем переведен в Никольскую Большеохтинскую церковь. В феврале 1942 года погиб на фронте его сын, в мае — дочь. Но о. Михаил переносил свои потери мужественно и всегда говорил, что на все воля Божия. Не все священники и члены клира пережили первую блокадную зиму. Не все дожили до Пасхи.
Первая военная Пасха была очень ранней — 5 апреля. Во всех крупных городах, начиная с Москвы, были разрешены ночные пасхальные богослужения и Крестные ходы. Пасха 1942 года совпала с 700-летием Ледового побоища, когда русские войска под предводительством князя Александра Невского разгромили немцев на Чудском озере. Впоследствии в своей статье «Пасхальные дни в Ленинграде» митрополит Алексий сказал: «Замечательная годовщина, дающая немало материала не только нам, но и врагам нашим для размышления и выводов! За нас, как видим, история и наша нравственная сила, которая все так же велика у русского народа и у русского воина, как и 700 лет назад». Владыка служил Пасхальную Божественную литургию в Никольском соборе. К празднику удалось вставить разбитые стекла, изготовить немного свечей. В помещении храма было темно и холодно, замерзало масло в лампадах. «Но враг не в силах был погасить свет, который горел внутри нас. Мы хранили в себе этот свет, верили в победу», — писал позднее Владыка Алексий в своих воспоминаниях. Вместо куличей за Пасхальной службой прихожане освящали кусочки блокадного хлеба. По окончании богослужения было прочитано Пасхальное послание Патриаршего местоблюстителя Сергия «Преосвященным архипастырям, пастырям и всем верным чадам Святой Православной Русской Церкви». В своем послании митрополит Сергий еще раз обратил внимание на то, что борьба нашего народа с фашизмом по сути есть борьба христианства с воинствующим язычеством. «Но тьма не победит света, хотя бы на время и заслоняла его. Тем более не победить фашистам, возымевшим дерзость вместо Креста Христова признать своим знаменем языческую свастику. Не забудем слов: “Сим победиши». Не свастика, а Крест призван возглавить христианскую нашу культуру, наше “христианское жительство”... да поразит Праведный Судия и Гитлера, и всех соумышленников его и да откроет глаза тем, кто все еще не хочет видеть в Гитлере врага Христова... “Воскресе Христос — и падоша демони. Воскресе Христос — и радуются ангели”... Да возрадуемся и мы с ними, празднуя победу Христову над адом и смертию вовеки и во временной жизни здесь на земле — победу Креста Христова над свастикой».
В Ленинграде праздник Пасхи был омрачен массированным налетом вражеской авиации. Бомбардировки начались в 5 часов вечера в Великую Субботу, длились с небольшими перерывами всю ночь и были явно прицельными: били по действующим храмам. Праздничное богослужение было перенесено на 6 часов утра, что позволило избежать большого числа жертв.
Более всего в пасхальную ночь пострадал Князь-Владимирский собор. Настоятелем собора с февраля по июль 1942 года был протоиерей Николай Ломакин. В своих показаниях на Нюрнбергском процессе он так описывает события Великой Субботы 1942 года: «В 5 часов 30 мин вечера в юго-западную часть Князь-Владимирского собора упало 2 авиабомбы. Люди в это время подходили к Святой Плащанице. Была громаднейшая очередь верующих, желающих исполнить свой христианский долг. Я видел, как человек около 30-ти лежало на паперти ранеными. Эти раненые были в разных местах близ храма... Произошла страшная картина смятения. Люди, не успевшие войти в храм, поспешно стали убегать в близ расположенные траншеи, а другая часть, вошедшая в храм, разместилась по стенам храма, в ужасе ожидая своей смерти, потому что сотрясение храма было настолько сильно, что непрерывно, в течение некоторого времени, падали стекла, куски штукатурки... налет немецких самолетов продолжался вплоть до самого утра, всю пасхальную ночь. Ночь любви, ночь христианской радости, ночь воскресения была превращена немцами в ночь крови, в ночь разрушения и страданий ни в чем неповинных людей». По поводу ущерба, нанесенного зданию храма, последовало заявление председателя «двадцатки» прихода Князь-Владимирского собора инспектору Ленсовета: «4 апреля 1942 года в 7 ч 30 мин. вечера при налете фашистской авиации на город осколками сброшенного снаряда частично повреждены стены на южной стороне собора и колонны при входе в собор. Местами повреждена штукатурка до кирпичей. Выбиты почти все стекла с южной стороны собора. Жертв не было. Меры к исправлению приняты. Окна закрыты или деревянными ставнями, или фанерой. Стекла будут вставляться».
(Здесь уместно вспомнить о бомбардировках Сербии в пасхальные дни 1944 года и 1999 года, получившие название «кровавой Пасхи». В 1944 году англо-американские ВВС, в составе более 600 самолетов, обрушили смертоносный груз на Белград. Пострадал только один немецкий объект — здание гестапо. Центр Белграда был полностью разрушен. Погибли тысячи мирных жителей. В 1999 году все повторилось. Многие люди пережили эту трагедию второй раз в жизни, т. е. и в 1944 и в 1999 годах).
Когда настоятель собора доложил митрополиту Алексию о последствиях бомбежки, Владыка ответил: «И это в пасхальную ночь!.. Ничего. Будет и по-другому. Христос воскресе!.. Не падайте духом. Бодрите других. Наш долг быть твердыми: мы — русские, мы — православные христиане».
В пасхальном послании к ленинградской пастве, которое было прочитано в храмах в Вербное воскресенье, митрополит Алексий писал: «...враг бессилен против нашей правды и нашей беспредельной воли к победе, которой не могут сломить никакие наши временные неудачи, и каковы бы ни были кратковременные успехи врага, ибо мы знаем, что по слову Премудрого: “Погибели предшествует гордость и падению — надменность”» (Притч. 16, 18) и что “Бог гордым противится”» (1 Петра 5, 5)... Все мы должны крепко помнить, что как ...во времена ли св. Александра Невского или Димитрия Донского, на льду Чудского озера, на берегах Дона и на поле Куликовом решался великий спор правды и неправды, так и теперь — в другой обстановке, в непомерно более грозном столкновении — у нас решается спор наступающего германизма против защищающегося славянского мира, и значение его лично для нас, русских людей, расширяется и вырастает до мировых судеб нашего народа и нашего Отечества. Это должен понять каждый из нас, русских патриотов, и стать выше тех сравнительно малых лишений и личных бедствий, которые приходится переживать в это бурное время. И больше, чем когда-либо хранить бодрость и твердость духа, помня слова апостола Павла: “Бодрствуйте, стойте в вере, мужайтесь, укрепляйтесь” (1 Коринф. 16, 13). Наш град находится в особенно трудных условиях, но мы твердо верим, что его хранит и сохранит покров Божией Матери и небесное предстательство его небесного покровителя св. Александра Невского».
Записан
EVG
Гость
« Ответ #2 : 02 Мая 2015, 16:28:26 »

(окончание)

8 января 1943 года была прорвана блокада. Но артобстрелы и воздушные налеты продолжались. Пострадали многие храмы Ленинграда, как действующие, так и недействующие. Серьезные повреждения получил храм Воскресения Христова, что на канале Грибоедова (Спас-на-Крови), у которого были пробиты купола и крыша, мозаичные изображения приведены в негодность или уничтожены. У Троицкого Измайловского собора также была разбита во многих местах крыша, почти полностью уничтожен лепной фриз. Повреждены Исаакиевский и Казанский соборы. Почти совсем разрушена церковь на Серафимовском кладбище. Особенно сильно пострадали от бомбежек Князь-Владимирский и Николо-Богоявленский соборы. В 1943 году чаще подвергался обстрелам Никольский собор. «Как только великий праздник или просто воскресенье — сейчас же артобстрел. Да и какой обстрел! В Великий пост, на первой неделе, в 1943 году, с самого раннего утра и до поздней ночи ни причт, ни молящиеся не имели физической возможности выйти из храма», — свидетельствовал протоиерей Николай Ломакин, который служил в соборе с июля 1942 года и до конца войны. Во время очередного обстрела едва не погиб митрополит Алексий. Осколками снарядов была разбита келья Владыки. Один из этих осколков он хранил у себя до конца жизни.
В 1942 году Московская Патриархия выпустила книгу «Правда о религии в России». Книга содержала сведения о патриотическом воодушевлении среди духовенства и верующих; о многочисленных пожертвованиях на военные нужды; о варварском отношении немцев к церковно-историческим памятникам в оккупированных местностях, в городах и селах; о надругательствах немцев над святынями, над пастырями, над верующими. По выходе этой книги у митрополита Алексия появилась идея подобного издания на материале Ленинградской епархии. 1 декабря 1942 года Владыка обращался с письмом в Исполком Ленсовета с просьбой разрешить издание документального сборника по истории Ленинградской епархии в годы войны. В сборнике предполагалось дать характеристику положения Ленинградской церкви в переживаемое военное время; поместить послания и обращения митрополита Ленинградского, а также обращения к пастве приходских священников; статьи и очерки пастырей церквей епархии об участии приходов в общем деле войны; сообщения о пожертвованиях на нужды обороны, на Красный Крест от приходов и от отдельных прихожан; сообщения о вражеских действиях, разрушениях и зверствах на территории области; статьи и сообщения с мест от мирян. Издание это не было осуществлено. Но факт существования таких планов говорит о многом. Государственная политика по отношению к Церкви изменилась. Собственно, она начала меняться с начала Великой Отечественной войны. Одной из причин улучшения отношений между государством и РПЦ была активная патриотическая и благотворительная деятельность духовенства и верующего народа с первых дней войны. Ярким примером помощи фронту со стороны Церкви был сбор средств на танковую колонну имени Димитрия Донского. С призывом начать сбор пожертвований для этой цели обратился 30 декабря 1942 года к верующим страны Патриарший местоблюститель Сергий. 5 января 1943 года он направил И. В. Сталину телеграмму с сообщением об этой инициативе Русской Православной Церкви и с просьбой открыть в Госбанке специальный счет. В телеграмме сообщалось о первых взносах в Москве: от Патриархии — 100 тыс. рублей, от Елоховского кафедрального собора — 300 тыс. рублей, от настоятеля собора — 100 тыс. рублей. В тот же день от Сталина последовала телеграмма митрополиту Сергию с благодарностью «за заботу о бронетанковых силах Красной армии». Счет в Госбанке был открыт. Ко дню Красной армии 23 февраля было собрано 6 млн рублей, помимо золотых и серебряных вещей. И уже к маю была собрана необходимая сумма в размере свыше 8 млн рублей. Лепта Ленинградской епархии составила более 1 млн рублей. В письме к митрополиту Сергию от 20 мая 1943 года митрополит Алексий сообщал: «В исполнение предложения Вашего Блаженства в ленинградских храмах продолжается сбор на колонну им. Димитрия Донского и в мае сего года переведено всего 1 230 000 рублей». 7 марта 1944 года состоялась торжественная передача частям Красной армии танковой колонны «Димитрий Донской». На митинге перед танкистами выступил митрополит Крутицкий Николай (Ярушевич). Колонна состояла из 40 боевых машин Т-34, построенных в Челябинске. На башне каждого танка была надпись «Димитрий Донской». В докладе на Архиерейском соборе 8 сентября 1943 года митрополит Сергий упомянул и о танковой колонне имени Димитрия Донского. По его словам такая форма помощи армии явилась благословением, знаком того, «что Церковь не оставляет воинов и на поле брани, что она их благословляет и готова участвовать с ними в самих боях, чтобы добиться освобождения нашей Святой Руси от нашествия иноплеменников». Также Великим постом 1944 года Церковь призвала верующих к сбору средств на самолеты для эскадрильи имени Александра Невского.
1943 год стал переломным в ходе войны. Наши войска начали наступать, был отвоеван Сталинград. Но Ленинград еще находился в блокаде. Продолжались артобстрелы и воздушные налеты. Тем не менее, на Пасху 25 апреля 1943 года был отменен комендантский час и праздничное богослужение состоялось ночью. В 1943 году митрополит Алексий выпустил два пасхальных послания: к ленинградской пастве и к пастырям и пастве в городах и селах Ленинградской области, пока еще занятых вражескими войсками. «Второй раз уже встречаем мы светлый праздник в грозных условиях Отечественной войны, — говорилось в послании к ленинградской пастве, — и свет духовного созерцания заслоняется туманом скорби... Сердце содрогается от всего того, что мы знаем и слышим о злодействах наших врагов-фашистов на нашей земле... Но наряду с этими скорбными чувствами и светлые чувства прорываются и радуют наши души... Перед нами встают картины поражения неприятеля... Так поразительны по противоположности начало и продолжение войны!» В послании прозвучала непоколебимая вера в русского православного человека, забывающего о себе ради спасения Отечества и являющего «великую крепость духа» в годину тяжелой опасности. Во втором послании митрополит Алексий призывал пастырей и паству, находившихся в зоне оккупации, «подвизаться за веру, за свободу, за честь Родины», помогать партизанам в борьбе с врагом, самим вступать в ряды партизан, проявлять себя, как подлинно Божий, преданный своей Родине и своей вере, народ.
8 сентября 1943 года на Архиерейском соборе в Москве был избран Патриарх Московский и всея Руси. Им стал митрополит Сергий (Страгородский). Менее года прожил Патриарх Сергий после этого исторического события и отошел ко Господу в пасхальные дни 1944 года 15 мая. Пасхальной радостью были согреты последние дни жизни Патриарха. В Москве пасхальные ночные богослужения 16 апреля 1944 года отличались исключительной торжественностью и многолюдством. Тысячи людей стояли у храмов с зажженными свечами и к звездному небу из тысяч уст неслась пасхальная песнь: «Христос воскресе из мертвых!». После многолетнего перерыва пасхальный праздник в Москве возглавлял Патриарх Московский и всея Руси. Пасхальная радость народа по всей стране многократно усиливалась благодаря победам нашей армии на фронтах, победам, о которых так много молитв возносила Церковь Русская с самого начала войны. Ленинградский митрополит Алексий, согласно завещанию Патриарха Сергия, был назначен Патриаршим местоблюстителем.
11 октября 1943 года 12 ленинградских священников были награждены медалями «За оборону Ленинграда». Первым эту награду получил митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий. Среди награжденных были протоиереи: М. Славнитский, П. Тарасов, В. Румянцев, Н. Ломакин, В. Дубровицкий, Ф. Поляков. Впервые за годы Советской власти правительственные награды были вручены священнослужителям. В дальнейшем еще рад клириков были награждены медалями «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Начиная с осени 1943 года, представителей ленинградского духовенства начали привлекать к участию в общегородской общественной работе. Благочинный ленинградских церквей протоиерей Николай Ломакин был членом городской и областной чрезвычайной комиссии по установлению злодеяний немецко-фашистских захватчиков и причиненных ими разрушений. Об увиденном он свидетельствовал впоследствии на Нюрнбергском процессе в 1946 году.
В январе 1944 года была, наконец, полностью снята блокада Ленинграда. Описывать радость горожан мы не возьмемся. Но один факт говорит сам за себя. Колокола церкви на Серафимовском кладбище были еще в 30-е годы захоронены под полом храма глубоко в земле (по причине запрета на колокольный звон). Когда утром 27 января весть о снятии блокады собрала прихожан у церкви, то эти обессиленные голодом и невзгодами осадной жизни люди сумели извлечь из промерзшей земли колокола и поднять их на колокольню. Звон колоколов не умолкал более суток. Поистине, «сила Божия в немощи совершается» (2 Кор. 12, 9). (Повсеместный же колокольный звон был разрешен только в 1945 году.) По благословению митрополита во всех храмах были отслужены благодарственные молебны. В пасхальном послании 1944 года к пастырям и пастве на территории Ленинградской епархии, освобожденной от вражеской оккупации, митрополит Алексий обратился с такими словами: «...весть о Воскресении Христовом, для вас, братие,.... является сугубо радостной и светлой, так как после долгого промежутка времени вы встречаете ее освобожденными от страшного ига фашистских зверств и насилия. Бог судил вам... испить горькую чашу временного порабощения фашистскими злодеями; видеть разрушение родных городов и селений, осквернение вековых святынь и дорогих русскому сердцу памятников... пережить ужасы страданий и смерти родных, близких, друзей... Вы на опыте изведали, что такое фашизм, убедились, насколько он жесток и враждебен всему русскому, всему славянскому, каким лютым врагом он является Христианству, хотя он и старается льстиво показать себя защитником христианской веры... Теперь отрадно было узнать о том, как многие священники и миряне бестрепетно, всеми имевшимися у них способами боролись против засилия оккупантов: помогали партизанам, укрывали их от врагов, снабжали их продовольствием и одеждой, содействовали их успехам в борьбе с захватчиками... Но благодарение Богу! Эти тяжкие для нас времена, возлюбленные братие, теперь миновали и радость Воскресения Господня, которую мы все вместе празднуем, так же,  как и для святых апостолов, для нас теперь сугубо радостна и светла после страшной годины скорби».
Пасха 1944 года стала для митрополита Алексия последней, которую он праздновал с ленинградской паствой. С мая месяца он становится Патриаршим местоблюстителем, а Ленинградскую епархию в сентябре 1944 года возглавил архиепископ Псковский Григорий (Чуков). 2 февраля 1945 года на Поместном соборе Русской Православной Церкви митрополит Алексий (Симанский) был избран Патриархом Московским и всея Руси. Вскоре после интронизации, которая состоялась 4 февраля, Патриарх Алексий I посетил Ленинград. За богослужением в Никольском соборе Владыка обратился к прихожанам с такими словами: «Вспоминается мне, как под грохот орудий, под страхом смерти вы спешили прийти в этот святой храм, чтобы излить перед Господом свои скорбные чувства... Вспоминаю я, как мы совершали богослужения под грохот разрывов, при звоне падающих стекол, и не знали, что с нами будет через несколько минут... И хочется мне сказать: “Град возлюбленный! Много горького пришлось пережить тебе, но теперь ты, как Лазарь, восстаешь из гроба и залечиваешь свои раны, а скоро и предстанешь в прежней красоте...” Я призываю благословение Божие на град сей, на братий сопастырей моих, о которых сохраняю самые теплые воспоминания. Они разделяли со мной все труды, испытывали много скорбей, еще больше, чем я, и теперь несут тяжелый подвиг... И будем молиться, чтобы Господь простер благословение Свое над Русской Церковью и над дорогой Родиной нашей».
 
Список использованной литературы:
Испытание. Воспоминания настоятеля и прихожан Князь-Владимирского собора в Санкт-Петербурге о Великой Отечественной войне и блокаде Ленинграда. СПб., 2010.
Алексий Патриарх Московский и всея Руси: слова, речи, послания, обращения, доклады, статьи (1941–1948). Т. 1. М.: Изд-во Московской Патриархии, 1948.
Правда о религии в России. М.: Изд-во Московской Патриархии, 1942.
Страж Дома Господня. Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский) / Авт.-сост. С. Фомин. М., 2003.
Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война. Сборник церковных документов. Б.м., б.г.
Русская Церковь в годы войны: сборник документов. Арзамас: АГПИ, 2011.
Молитвослов православного воина.  М.: Сибирская благозвонница, 2010.
Магаева С. В., Симоненко В. Б. Статистика жертв ленинградской блокады // Изд-во СПбГУ, 2009. № 8.
9. http:/www.leningradpobeda.ru/nesmotrja-ni-na-chto/tserkov-v-gody-blokady

Е.П. Шаляпина
http://www.voskres.ru/army/church/shalyapina.htm
Записан
Страниц: [1]
  Печать  
 
Перейти в:  

Powered by MySQL Powered by PHP Valid XHTML 1.0! Valid CSS!