От Иордана до Синая

[EVG]

От Иордана до Синая

Записки путешественника

В очерках о Святой Земле Иван Алексеевич Бунин, со свойственным ему драматизмом взгляда, мрачно описал пределы Иорданские, где происходили основные события Ветхозаветной истории, и совершалась спасительная миссия Сына Божия. Чисто литературные впечатления эти вполне отвечают умонастроению человека, привыкшего к комфортной европейской реальности, и не принимающего душой аскетический образ жизни арабского Востока.
Своеобразие красоты и величие холмов и пустыни Иудейской, цветущий облик предгорий Самарии, предливанских гор и вод родины Спасителя Галилеи вполне дополнены древними красотами земли, лежащей по другую сторону Иордана. Образ Святой Земли немыслим без бурных вод потока Ярмук, впадающего в Иордан в окрестностях Гадары, античных и древнехристианских развалин Герасы, циклопических останков Филадельфии (нынешнего Аммана), одной из величайших гор заиорданья – горы Нево – последнего пристанища Моисея, приведшего народ Израиля к Земле Ханаанской. Место крещения Господня, пустынных подвигов Марии Египетской, вознесения на глазах пророка Елисея его учителя – пророка Илии. Ефремов лес, где оборвалась жизнь мятежного сына царя Давида Авессалома, пещера, приютившая бегущего из Содома и Гоморры праведного Лота и иная пещера, под горой, увенчанной дворцом царя Ирода Четверовластника, в которой, по его приказанию, слуга отсек голову величайшему из пророков – Иоанну Крестителю. Это тоже за Иорданом, за незыблемо мертвейшим из морей – мертвым морем. За ним, на юг, ближе к Акабе, набатейская Петра, гора, на которой завершилась жизнь первосвященника Аарона, и здесь же близ Петры отворенный Моисеем источник, у самого Красного – Чермного моря – Акаба и развалины храмов древнейшей епархии IV века. Все это древнее, единое по смыслу и образу пространство, наполненное жизнью племен и народов, оставивших лишь в библейской памяти имена своих царств и правителей. Святая Земля – это и Синай, хранящий в складчато-красных горных глубинах гору Хорив, ставшую горой великого завета, местом спасительных трудов мона-хов-синаитов – Иоанна Лествичника, Нила Синайского, Сергия Данфского и сотен пещерных молитвенников, чей подвиг запечатлен в памяти Божией и поименно невопроизводим памятью человеческой. След великого сорокалетнего течения среди гор, оазисов и пустынь богоизбранного народа к земле обетованной: от Моисеевых вод на берегу Чермного моря на север, к спасительному Иерусалиму, где, увы, потомками Моисея, Даниила, Иеремии, Давида и Соломона так и не был услышан голос посланного в последнюю жертву Сына и богочеловека Иисуса.
Святая земля – это и Египет, укрывший святое семейство, прославившиеся подвигами древнейших основоположников христианского монашества Александрия, Западная и Восточная пустыни, египетские Фивы.
Все это – полный духовной святости, подтверждениями Писания и предания единый мир. Земля, где небо соединилось с судьбой грешного человека осязаемо и понятно, открыло свои небесные тайны тем, кто донес их спасительный смысл до нас, молящихся теми же словами, в тех же таинствах и обрядах постигающих нашего единого и неделимо троичного Господа. В мире этой Святой земли собрана персть и знамение времен прошедших и будущих, и счастье, что мы смогли увидеть и почувствовать склоны, пески и воды, отразившие образ Божий, стоящий над временем. Образ того, для которого времени не существует, ибо он – сущий всем и во всем.
Попытаемся вернуться и к впечатлениям заиорданско-египетского похода.
 
Филадельфия
 
«Ангелу Филадельфийской церкви скажи...» Откр. К началу XX века память об одном из величественных городов древнего Десятиградия совершенно истерлась в физическом облике иорданской долины. И лежать бы, подобно закрытым городам Востока Филадельфийским развалинам в пыли и прахе холмистого пейзажа, если бы не беженцы-черкесы. Уходя из России от Кавказской войны со своим, погруженным в плетеные из ивы корзины-повозки, семейным скарбом, они расположились мазанками как раз на склоне циклопического филадельфийского амфитеатра.
Доступен оказался тесаный камень под ногами, да и сами многочисленные холмы напоминали родные предгорья Кавказа. Селение разрослось, и к моменту зарождения искусно придуманного европейцами Трансиорданского Хашимитского королевства обрело имя и значения главного королевского города. Амман расположился в пределах бывшей Филадельфии, и, сверкая рифленой белизной респектабельных вилл и государственных резиденций, аккуратно демонстрирует иноземцам археологические следы былого величия здешних мест. Расчищенный цирк, развалины древних языческих святынь и храмов времен расцвета византийского христианства объявлены национальным достоянием Иордании. В ряду привычных стелл, воссозданных колоннад и расчищенных площадей на археологическом пятачке Аммана-Филадельфии наиболее интересен музей истории и археологии, в залах которого собраны и достаточно пестро размещены артефакты земли заиорданской. Тонкостенные набатейские сосуды из Петры, римская мраморная скульптура, копия знаменитой черной стеллы, подобной известному Розеттскому камню, вскрывшему загадки древнего демотического письма семитов и набатеев, арабское оружие времен Великих Халифатов, терракотовые свистульки, монеты, саркофаги и остатки их содержимого – одним словом все то, что неизменно присутствует в больших и малых музеях Ближнего Востока от Вавилона и Пальмиры до Угарита и Бейрута. Но особенно интересна в этом собрании тщательно выстроенная и добротно представленная группа кумранских находок – знаменитых кумранских медных свитков, найденных в прииорданских пещерах пастухами в начале пятидесятых годов. Высокие цилиндрические сосуды, таившие в себе красновато-зеленые медные свертки с записями уставов и молитв ессейских общин, размещены рядом с отдельнымии витринами, где развернуты фрагменты самих списков, древнейших религиозно-общинных свидетельств существования арамейских и семитских народов в предхристианские времена.
О Кумранских находках много и подробно писалось в шестидесятые-семидесятые годы. Археологические и политические службы Израиля собрали все, что можно было собрать на оккупированном западном берегу Иордана, выкупили свитки, отправленные за океан, в Америку и в условиях скрытного исследования подробно изучили каждый клочок меди, пергамента, папируса, встраивая прочитанное в талмудистскую историю Великого Израиля. Удивительно видеть легендарные, чудом сохранившиеся реликвии, в залах никудышно охраняемого музея.
О ессеях, их нравах и обрядах мы писали в своих сирийских очерках, поэтому и читателю должно быть понятно, отчего сердце христианина бьется чаще, при взгляде на эти красноречивые свидетельства дохристианского аскетизма, в которых укрывались традиции общинного самоотречения будущего учения Господа и Спасителя. Свод музейных сокровищ оказался бы неполным, если бы не нашлось среди раритетов и копии знаменитой мадабской мозаики – фрагментов древней карты, где указывались города и особо значимые географические ориентиры этих мест. Будь эта «карта» полной, а не фрагментом, ее можно было бы считать лучшим из ориентиров по свято-земельному путешествию. Впрочем, в музее, конечно, нашлась и схема археологических объектов Иорданского королевства. Пользуясь ей, легко посмотреть на древнехристианский и библейский мир глазами современника, находя все достопамятные названия, и угадывая их в сложной латинизированной транскрипции арабских имен городов, гор и пустынь. Свидетельства археологического музея, увы, единственный говорящий след ушедшей от нас в далекое прошлое Филадельфии.
 
Гераса
Можно предположить, что многие основные магистрали современной Иордании проложены в русле древних дорог и троп, по которым осуществлялись связи древнего Десятиградия. Десятиградие, поминаемое в Новом Завете – греческий Декаполис – возникло при Александре Македонском, создавшем цепочку городов-укреплений, как ранее существовавших, так и вновь заложенных. Объединенные со временем в своеобразное «федеративное» образование в силу общности культуры и эллинистического уклада жизни, в первом веке до нашей эры они и сложились в определяющую форму Дека-полиса. Находясь, в основном, к востоку от Иордана, города эти оставались долгое время носителями языческой римско-греческой культуры и развивались в течение довольно долгого времени по своим законам. По разным сведениям в Декаполис входило куда более десяти городов, но одним из наиболее заметных и процветающих оставался нынешний Джереш, упоминаемый в Евангелии и христианских источниках как Гераса.
И по сей день Гераса хранит память о временах былого величия в развалинах и постройках эллинистического и руинах храмов христианского времен. За время наших восточных путешествий привычно стало видеть развалины римских городов, воспетые в разные времена европейскими путешественниками и пилигримами. Без сомнения, древняя Гераса не уступит в образе сохранившихся колоннад, площадей, арок и ворот легендарной Пальмире или Баальбеку, иранскому Персеполису или ливийской Сабрате. Пропилеи храма Артемиды достойно возносят в небо сорокаметровые колонны, не уступающие подобным в Греции и Риме.
Для туриста заманчиво пройтись через триумфальную арку римского императора Адриана, постоять в центре величественной площади герасского форума, пройти торговыми рядами улицы Кардо, поймав себя на мысли, что ряды напоминают подобные сооружения гостиных дворов Ростова Великого, Ряжска или Костромы. Набитые колеи древней улицы, разрушенного землетрясением седьмого века нашей эры, некогда богатого восточного города напоминают о вечности и прочности колесного следа и о бренности и эфемерности следов тех, кто эти бесчисленные повозки и телеги влачил, доставляя товар и замысловатую восточную снедь держателям лавок и магазинчиков. Воздух восточного туризма особый, сухо пыльный и терпкий. Очарование погребенных мозаик и храмов затмевает для заезжего европейца шумное обаяние и сумрачное самоотвержение современной жизни исламского государства. Гераса-Джераш – одно из напоминаний о преходящих ценностях иноземных и самоценности нынешних дел и забот исламских наследников этого затерянного в истории заиорданского эллинизма.
Византийский мир, принявший римское наследие, ощутим иначе.
Разрушенные христианские храмы – а их в Герасе открыто было пятнадцать – в мозаиках, плетении символов и греческих надписей, изображениях птиц, зверей и виноградной лозы, соединяют сердце современника с привычными святыми именами Иоанна крестителя, Козьмы и Дамиана, Макария, Феодоры, Богородицы и, конечно, Иисуса Христа Спасителя. Построенные с IV по V век, христианские базилики напоминают о бесчисленных службах, вечерних, праздничных, литургиях и крещениях – великих радостях и таинствах, совершавшихся в их великих стенах. Снесенные волнами арабского, монгольского, османского вторжений, эти мозаики не утратили привлекательного простодушия.
Мир Герасы – это реальный след времени, запечатленного в ее пределах проповедью самого Господа. В городах Десятиградия она звучала и не раз, о чем пишут евангелисты, апостольское слово доносит это событие сквозь пыль и смуты любых исторических наслоений. Страна Гедаринская и Грегесинская (все те же пределы) была прославлена великими чудесами исцеления свирепых бесноватых. Еще бы, след эллинского язычества – страна обиталище бесов, разврата и роскоши, лежащая за Иорданом напротив Галилеи, где как не здесь должен быть явлен дар свидетельства исцеления силой и именем Божьим. Легко предположить, что ранее прошел здесь путь возвратившегося из Египта Святого семейства, о чем имеются местные легендарные свидетельства, хранимые сириякской церковной общиной.
Посещение Джереша Геррасы – одно из важнейших событий в жизни православного путешественника, имеющего возможность сотворить молитву и прочесть акафисты святым, чья память хранима рассеянными камнями раннехристианских святых храмов.

[EVG]

 
Библейский след
 
Нынешнее название Аммана пришло из ветхозаветной древности. Царь Амон, амонитяне не раз упомянуты в Ветхом Завете. В Иордании след ветхозаветного предания отчетлив повсеместно. В движении на север от Аммана находится небольшой древний городок Аджнун. В его зеленых улочках стоит аккуратный храм сириякской церкви, поставленный на месте, где Святое семейство останавливалось на отдых по пути в Египет. (Речь об этом путешествии, оставившем неизгладимый след в истории ближневосточной и египетской (коптской) церквей пойдет в египетской части наших очерков). Чуть в стороне от храма открывается вид на холмистые, с редкой зеленью тамариска, окрестности и небольшой зеленый массив. Тот самый Ефремов лес, где состоялась схватка царя Давида и сына его Авессалома, случайно удавленного в бегстве запутавшимися в ветвях волосами. Схватка и ее итог воспеты псалмопевцем в 42 псалме. Ефрем и его подданые также не единожды упомянуты в пояснениях к псалмам. Древние земли Идумеи, Аравии, Сирии не раз становились целью иудейской экспансии. Утверждение Великого Израиля на землях, сопряженных с землей обетованной, происходило в до-новозаветные времена с постоянным кровопролитием и распрями внутри царствующего дома. Схватки Саула с Давидом, Давида с Авессаломом, нападение на царей иудейских воинственных солдат, годы вавилонского пленения – всеми этими событиями пропитана история в Ветхом Завете.
Проведший свой народ Моисей, по божьему наказанию лишь увидел Землю благословенного Ханаана с вершины величественной горы Нево и умер, оставив довершать приход в нее своим соплеменникам – Иисусу Нави-ну и иже с ним и последующим. Свидетельства этого исторического взгляда открываются с вершины Нево и о сей день. В ясную погоду с нее виден укрытый жарким маревом Иерихон, в звенящем и дрожащем воздухе слышится отголосок труб Навина, заставивших рухнуть в прах его неприступные стены. Солнечным бликом сияет купол мечети Аль-Акса в невидимом граде Иерусалимском. Извилисто среди желтизны и красноты иудейской пустыни струятся зеленые берега и воды Иордана. Тут же, на смотровой площадке горы, лежит плита с указанием на основные достопримечательные места и древности Святой Земли, а уж чтобы снять все сомнения о присутствии здесь Моисея утвержден медного цвета, окутанный покорным пророку змеем, Моисеев жезл.
Пейзаж иорданской долины от предгорий Галилеи до тяжелых незыблемых зелено-голубых рассолов проклятого моря соединяет века и события всех предшествующих эпох. Географическая и политическая разделенность Святой земли уступает картине этого величественного исторического единства библейского предания. Туристическая любознательность уходит из сердца и наполняет его мистическим чувством единства и вечности мира, в котором не единожды был осязаемо и зримо явлен Всевышний, где не раз звучал Его громоподобный глас и исполнялись выраженные Им предзнаменования.
Что открывалось в этих видах Сыну Божию, Его учениками и последователям, исцеленным и уверовавшим в высший смысл приносимой в мир спасительной жертвы? Гора Нево – ось и полюс предстоящего их ощущениям знания, напоминала о всех предлежащих ошибках и обретениях народа, так и не понявшего прихода в мир Спасителя, не признавшего в нем Христа, обетованного ветхозаветным преданием, пророчествами Исайи, духотворными стихирами царя паломника.
Разорение побивающего камнями пророков Иерусалима, величайшее рассеяние и изгнание некогда богоизбранного и величайшего из народов, происходило в пределах все того же собираемого взглядом мира, лежащего у подножия Нево.
Персы, арабы, монголы, турки – как кары небесные – прузи и песьи мухи – накатывали из глубины своих земель и терзали здешние пределы, изгоняя прочь и уничтожая потомков тех, кто по воле Божьей огнем и мечом подчинил землю обетованную. Водворение креста над Иерусалимом, двухвековое царствование европейских владетелей Иерусалимских и приход пламенных последователей пророка Магомета из центра Аравии утвердили смысл и высшую правду этого изгнания. У гроба Господня, места Его мук, Воскресения и Вознесения выросла многовековая история иных народов и племен, принявших смысл Спасения души как смысл и содержание бытия. Нынешине захватчики, ждущие своего Мессию, так и не возродились в достоинстве полновластных хозяев святого края. С горы Нево видна проложенная ими граница – ряды колючей проволоки, полосы отчуждения, КПП и НП со всей присущей им атрибутикой самозащиты и наблюдения, но все это не воспринимается всерьез и навечно. Над всем здесь воспоминаемым и видимым звучат громогласные и предопределяющие «Аз есьмь Альфа и Омега». И если ждут эти исторические пределы, то иных, определяющих будущий суд всем и каждому, событий.
 
Мадаба и гора Ирода Великого. Пещера Лота
 
Церковь Святого Георгия в Мадабе чаще всего вспоминается благодаря открытой в ее основании «географической» мозаике IV века. И хотя мозаика в полном объеме была разрушена при проектировании и строительстве храма в XIX веке, основные достоинства и достопримечательности близлежащих мест на ней сохранились.
Для верующих и для археологов христианского мира, открытие мадабской мозаики стало указанием на святые реликвии окрестностей, почитаемые в IV веке нашей эры. Указание на место крещения Господа, Макавир – гору, где стоял дворец Ирода Великого, пещеру праведного Лота легко сопоставлялось с реальным содержанием местного рельефа и вело к открытиям оснований храмов, заложенных еще во времена Константина Великого и первоос-новательницы библейской археологии царицы Елены.
Все святоземелье предельно насыщено памятниками и следами великой истории. Каждый искусственного происхождения холм и пригорок скрывают еще неоткрытые и неописанные учеными древности. Будущее для работающих в Иордании археологов вполне безоблачно и весьма перспективно.
Католическая церковь весьма деятельно осваивает местные святыни, вкладывая немалые средства в воссоздание первоначального облика разрушенных храмов и мест былого поклонения. Францисканцы, за гроши выкупив в 30-е годы земельные участки на горе Нево, открыли и восстановили храм Моисея, освоили близлежащие участки, создав престижный образец полезного прозелитизма, дающий, к тому же, немалые туристические доходы. Известный склонностью к паломническому туризму, покойный ныне папа римский Иоанн-Павел «освятил» своим присутствием библейские места восточного прииорданья и благословил развитие и возрождение памятников древнего христианства.
Стремительно исследованы и восстановлены храм и крестильные ванны Верфира-Вифании на месте земных трудов величайшего из пророков Иоанна Крестителя. Новоделы, впрочем, не мешают ощутить величие присущей этому месту благодати. Спускаясь с пустынной пепельно-серой местности к Иордану и впадающему в него потоку Иоанна Крестителя пытливый паломник увидит и холм вознесения Илии и пещеру Иоанна у его подножия. В зарослях акации и тамариска обитает множество птиц. Любопытно одно обстоятельство: число их гнезд возрастает неизмеримо по мере приближения к месту слияния потока и мутно-зеленого Иордана – там, где и происходило, вероятно, Крещение Господа. В раскаленной, прожженной солнцем тени этих зарослей буквально глохнешь от радостного несмолкающего гомона диких голубей, маленьких пичуг и неизвестных европейцам средней величины пернатых, похожих на наших галок и скворцов. Скудная растительность окрестного пейзажа близ Иордана сменяется свежестью зелени и цветения трав. Тут и заложила первый храм Иоанна Крестителя Святая Елена, Божьим Откровением понявшая и ощутившая чистоту и святость этого оазиса.
След небесной колесницы пророка Илии, изумление его ближайшего ученика Елисея, гомон крестящихся в потоке, пророческий голос Иоанна и небесный шелест крыльев белоснежного голубя Духа Святого, сходящего с небес на Спасителя, дополненный голосом самого Господа: «Сей есть Сын мой...» отзываются в памяти, наполняют чуткое сердце трепетом, подобным дрожанию раскаленного воздуха над долиной и холмами святой реки.
О страшном продолжении земного пути Иоанна Крестителя свидетельствуют руины дворца Ирода Великого на горе Мукавир. Место злодеяния другого Ирода - Синтины, отличается мертвенной мрачностью желто-коричневой горы, впитанной от безжизненных вод лежащего у ее подножия Мертвого моря. Место тлена, роскоши и разврата стало местом гибели Иоанна крестителя. Последний застенок подвижника – мрачный провал пещеры, где равнодушный и покорный слуга отсек светлейшую и благодатнейшую из голов и, возложив на золотое блюдо, поднес коварной и аспидоподобной Иродиаде. По свидетельству многих, в вечерние часы, ближе к ночи, гора становится багрово-красной, как и запечатлевается на фотографиях и кинокадрах паломнической съемки. Запах крови и соленого пота заливает душу горечью и скорбью. При чтении акафиста перед темницей Иоанна слезы и боль сопутствуют словам молитвы. Мертвое море, мертвый камень и возвышенное прочтение будущего величия памяти о любимом ровеснике и пророке Господнем.
В основании гор, рассеченном магистралью дороги, ведущей к Акабе, в стороне от Мертвого моря открыто место спасения библейского праведника Лота. Пещера отмечена небольшим трехапсидным храмом, таящем внутри остатки византийской мозаики и уходящую вглубь трехступенчатую тропинку. Она-то и выводит к месту возможного погребения самого праведника.
Благочестивость и праведность Лота, устоявшего во множестве испытаний и искушений грехов погрязших в нечистоте и пороках Содоме и Го-морре, нарицательны на все последующие библейские времена. Хотя сам Лот и стал невольным соучастником кровосмесительного греха и в результате его — праотцем двух древних народов моавитян и аммонитян. (Две его одинокие дочери, опоив отца Лота поочередно произвели на свет сыновей Моава и Аммона). Отсюда и причастность Лота к царству Аммона и происхождению, как уже говорилось, названия столицы нынешнего королевства Иордании.
Погребенные, проклятые и сожженные в небесной смоле Содом и Гоморра исчезли в водах Мертвого моря, но не в человеческой памяти, породив своеобразные определения чудовищного и крайнего грехопадения.
Помня об этом грехе, нынешние последователи ислама стараются даже не смотреть в мутную зелень Мертвого моря. Израильтяне же и туристы иных вероисповеданий стремятся полечится в здешних рассолах и натереться всевозможными лечебными и косметическими мазями и растворами, вероятно, по подлой склонности современного человека лечить себя всякого рода колдовством и ядами. Здешняя память о Лоте, его наказанной за любопытство жене и похотливых дочерях-кровосмесительницах бережно сохраняется Министерством туризма Иордании, христианскими паломниками и опекающими памятник монахами иерусалимского патриархата. Исследователи Библии не единожды справедливо говорили о насыщенности ветхозаветной истории кровавыми войнами, распрями и коварными злодеяниями. Мир языческий – злокозненный. Пророки и праведники, проходя свой путь терзаний и откровения становились свидетелями греховности человеческой. В преодолении и осуждении ее, паче и рыдании о несчастном мире порока и изгнания рождалось их пророчество, конечно, и в драгоценной для христиан части спасения через приход Христа Cпасителя.
Пройдя землями, на которых во всех подробностях прослеживается свидетельство библейских времен, современные паломники и путешественники в состоянии прочувствовать и образ, и состояние той древней истории.
Следуя к заливу Красного моря найдется множество напоминаний о величайшем из исходов – сорокалетнем походе народа Израилева к земле обетованной. Незримо, но явственно ощутимо здесь и присутствие Святого Семейства, гонимого жестокостью и властолюбием Ирода Великого в Египет. Это движение вспять и встречь исходу ведомых Моисеем евреев, воспринимается как путь к будущему очищению от древних грехов, исполнено все того же спасительного для человечества смысла.
Одна из загадок Нового завета: почему Святое Семейство спасалось в Египте? Не ближний свет, но ангел направил святого Иосифа в места древних мучений народа великого Израиля, к месту служения праотца Иосифа и рождения Моисея. Случайных божественных указаний быть не может. «Из Египта воззвал я Сына моего» – не просто определение нового исхода. Спаситель проследовал путем пророка и народа, повторив Волю и указание Господа, дабы, как и крестной мукой, указать на предреченное спасение Израилю. Но и это не сблизило и не было принято указавшими Сыну Божию путь распятия.
Путешествие по Иордании в сторону Красного моря дает возможность, следуя со Святым семейством, в сторону Египта пройти навстречу Великому исходу. Приобщение к библейской географии происходит как бы по пути к Синаю, к горе Хорив, на вершине которой вручены были пророку скрижали и назидание выстроить скинию завета, для поклонения им и заповедям Всевышнего Бога.
 
Петра и гора Аарона
 
Вряд ли внимание уходящих от преследования привлекли скрытые в горном ущелье циклопические мавзолеи и языческие храмы наббатейской столицы. Петра была местом опасным для пришельцев. На ее алтарях приносились человеческие жертвы, а сами наббатеи вели агрессивный и скрытный образ существования, ревниво охраняя свой город-призрак, скрытый в горных складках розового и красного песчаника.
Но рядом с Петрой, в десятке-полутора стадий находился источник – мощный поток которого по преданию отворил сам Моисей – и легко предположить апостольский двор в близлежащем поселении. Подобный оазис среди суровой пустынной равнины и предгорий было трудно обойти семье с младенцем, тем более находился он в видении древней святыни иудеев – горы Аарона. Той самой, где не вполне верный долгу Первосвященник принял смерть, передав права первосвященства
На горе Аарона, и по сей день почитаемой арабами-мусульманами, приносятся жертвы близ стоящего на ее вершине и издалека видного белокаменного раннехристианского храма. Иудейская община т.н. государства Израиль оспаривает достоверность святыни. Те не менее время от времени иудейские фанатики пытаются пробраться на вершину горы Аарона, несмотря на военный конфликт между арабами и евреями.
Петра же остается притягательным центром для туристов со всего мира. Занятый в 64 году н.э. войсками римлян под предводительством Помпея, город хранит свидетельства римских и византийских времен. Христианские храмы и монастыри существовали здесь еще во времена крестоносцев, пережив нашествия бедуинов и арабов- мусульман времен великих халифатов. Избежав полного разорения вплоть до времени пагубного для всей исламской и христианской цивилизации османского владычества.
Великая Порта варварски стерла, занесла пагубой безвременья и исламского космополитизма архитектурный и содержательный образ великих культур Рима и Византии, стерла память о моавитянах, набатеях и всем, что соединяло их судьбы в библейской и последующей истории. По существу человечество вернулось к этому знанию через опыт и знание современного христианства. Неутомимый странник XIX и XX веков – Буркхардт, оставил описания вновь открытых святынь и достопримечательностей Святоземелья. А замечательный художник и путешественник – шотландец... Запечатлел ветхий образ древнего мира и сохранившийся образ молитвенной жизни Египта, Синая, Иерусалима. Исключительно интересны свидетельства русских православных паломников, посещавших святые места, начиная с XII века. Игумен Даниил, Василий Григорович-Барский, Коробейников, Хитрово, Муравьев – оставили интереснейшие описания своих тяжелейших и радостных путешествий. По точности и документированности эти записи трудно сопоставить с чем-либо подобным, что сделало паломнический подвиг наших молитвенных странников поистине бессмертным и бесценным для памяти христолюбивого человечества.
Вспомним офицера, потерявшего ногу в Отечественной войне двенадцатого года А.С. Норова. Его неакадемическая любовь к Востоку дала плоды, достойные изучения поколениями академиков-востоковедов. Путешествия по Египту, Нубии и Святой Земле, к семи церквям, упомянутым в Апока-липсисе в сороковые-пятидесятые годы ЦЦЩ^века были широко известны, читаемы и любимы в России. В 1850 г. автор записок стал министром народного просвещения, с 1854 по 1858 – министром, действительным членом Императорской Академии наук, но все так же оставался неутомимым путешественником, оставившим след своего костылька на пустынных дорогах и горных тропах Святой Земли.
Современному путешественнику остается поклониться трудам и чистой вере Авраама Сергеевича Норова и в недоумении развести руками: как же это возможно совершить в условиях далеких от современного дорожного комфорта?
Краем аравийской пустыни, среди причудливо изъеденных ветрами полосато-серых и желтых останцев песчаных холмов стелется дорога к Красному морю. Слева за ними пески Аравии, справа – возвышенности и горы Синая. Иорданские ворота Красного моря, современный город Акаба сравнительно молод. Он прославлен военными подвигами английского разведчика и предводителя восставших против турок арабских и бедуинских племен, сэра Лоуренса Аравийского. Неистовый поклонник крестоносцев и фанатик переустройства Востока разрушил восточный уклад Оттоманской Порты от Дамаска до Акабы, чему, кстати, заметить, обязано своим возникновением Иорданское Хашимитское королевство. (Свидетельства легко обнаружить в лавках акабских антикваров. Изуродованные винтовки и пистолеты начала века в них не редкость).
Акаба, как предполагают историки, возникла на месте двух древних поселений, упомянутых в Ветхом Завете.
Во времена, предшествующие Исходу, где-то в начале XII в до н.э. здесь соседствовал Елаф (Элат) и Ецион-Габер (Эцио-Гебер) – эдомитские деревни, остатки которых обнаружены близ моря на холмистом побережье.
Во Второзаконии они упомянуты в связи с Исходом, как обойденные от Елафа и Ецион-Гавера поворотили и шли к пустыне Моава» (Вт.2:. В Ветхом Завете эти места связаны со строительством царем Соломоном кораблей торгового флота, годами правления внука Соломона – Равоама, правнука Равоама – царя Иудеи Иософата и другими более и менее славными делами властителей иудеи и Идумеи.
В I веке до н.э. набатеи построили близ Елафа город Айлу, стоявший на путях транзитной торговли с Римской империей. В этом городе могло останавливаться Святое семейство на пути бегства в Египет, перед переходом через Синайский полуостров. Позже Айла процветала как город приграничной торговли, а в IV веке н.э. при византийцах его представители присутствовали (в 325 г.) на I Вселенском Соборе в Никее. С того времени здесь существовал епископат. Не так давно в Акабе (Айле) были обнаружены развалины церкви св. Феодора и св. Лонгина, раннехристианского времени. Храм пережил Ди-оклетиановы гонения и зверства в 303 – 311 г. н.э. и погиб при землетрясении 363 года. О последнем напоминает некрополь того же времени.
В последующие времена Акабу захватывали воины Ислама, их выгоняли крестоносцы Иерусалимского короля Балдуина I, знамя Ислама вновь водружал на ее стенах блистательный Салах-ад-Дин, она возрождалась при Бейбарсе и завоевывалась Османской Портой.
Взятие Акабы Лоуренсом Аравийским привело к окончательному присоединению города к Трансиордании и выросла в крупный морской порт, существующий и по сей день. Местом молитвенного отдыха паломников на пути в Синай в Акабе может быть ухоженный и устроенный современный приход Антиохийской церкви.
На святой земле этот памятный в истории город служит пристанью тем, кто отправляется в путешествие на Синай со стороны иорданского берега. Красное – библейское Чермное море в этих местах лазуритово-прозрачно и спокойно. Оно нежит Святую Землю ласковым дыханием теплого ветра и бурунами теплых волн. Его покой напоминает о близости недалекого африканского берега, имеющего иной климат и другую жизнь, а суровое и труднодоступное синайское нагорье хранит воспоминания о трудах великого исхода и подвигах христианских монахов-синаитов, основавших многие обычаи монашеского общежительства, начиная с первых веков его существования.

[EVG]

 
Египет. Александрия. Нитрийская долина. Каир и копты
 
Монастыри Антония Великого и Павла Фивейского. Современный Египет внешне напоминает государство христианской традиции. Бессмысленно даже предполагать, что когда-то перспектива развития по византийско-европейскому образцу была конкретной исторической реальностью. Во всяком случае, до установления власти халифов и дальнейшего владычества мамелюков, христианский Египет определял умонастроения всей восточно-православной цивилизации и являл образцы монашеского подвижничества, стояния и борьбы за Веру Господню. Исторические культурные центры Египта – Александрия и Каир, в далеком прошлом – в доисламское время – представляли две ветви христианства. В Александрии – греческую, в Каире же существовал центр христианства коптского. Сущность христологических расхождений широко и подробно исследовали богословы и историки церкви разных времен и поколений. По существу и характеру же коптская церковь на протяжении всей долгой истории оставалась монофизитской и национальной, собственно египетской. Александрия как город исконно греческий, был с раннехристианских времен мировым центром греческого христианства, сопоставимым с Иерусалимом и Константинополем. Александрийские патриархи в достоинстве и по праву считали себя первоапстольскими. Апостол и евангелист Марк вел проповедь учения Господня, принял мученическую смерть и был погребен именно в Александрии. Трудами Августина греческая патриархия получила собственный опыт монашеского подвижничества, теологически и философски обоснованный от опыта Оригена и неоплатоников, что интеллектуально возвышало его в будущем мировосприятии западно-католической церкви.
Египетское, коптское монашество и его предначинатель Пахомий Великий, дали начало и устав киновитной монастырской жизни, не зная греческого языка, но основоположив монастырскую традицию и восточной и западной церкви на многие столетия вперед. Отшельничество, пустынножительство, жизнь в киновиях, конечно имело свою предысторию и в Сирии и в Палестине и в Египте.
Раннехристианские аскеты имели предшественников в опыте языческих и еретических сект Палестины и Сирии. Последователи Мани – манихеи, ессейские общины прииорданья, эллинистические аскеты-философы – подобных опытов предшествующая христианству и раннехристианская история знает немало.
Уж так устроены мы, говоря словами Спасителя, «град лукавый и неверный», что в гордыне и эгоистическом стремлении к земному самоусовершенствованию, сокрушаем главные принципы веры – смирение, любовь и молитву даже о враге, детскую чистоту и искренность. Не успело отзвучать апостольское слово и наставление следовавших за ними Святых отцов церкви, как свои еретики, вероотступники, честолюбцы бросились доказывать миру правоту своих земных суждений, дел и «подвигов». Озаренные свыше благодатным решением, отцы соборов принимали положения Символа Веры, а искушенные диаволом ариане, монофизиты, евтихиане, несториане и прочие посягатели, ложной проповедью размалывали в нетвердых умах догмат Святой Троицы. Само земное устройство Церкви подверглось раздорам первенства и достатка, самоуспокоенности и земного устроения. Уже это направляло чистые сердца крепких в вере к аскетическому самоотречению, пустынножительским и отшельническим трудам.
Удаление от мира, умиротворение в молитве и стремлении изменить собственное имя, приняв ангельский чин и служить одному Господу. Все это подальше от глаз людских – на сирийских столпах и в пещерах ливанских гор, в синайских и заиорданских пределах и, разумеется в языческом, идольском, фараоновом Египте. Там где зло и сатана со своими слугами станут строже искушать и мучить и в противостоянии откроется путь к спасению души – высшей целит и задаче отшельнического служения.
Александрия – место особого рода. Философская школа, сокровищница знаний – Александрийская библиотека, великолепие земного самообольщения и поиск земных истин и законов вне Бога! Как не восстать служением Веры против всех этих обольщений и искушений. Вторые Афины и Рим одновременно – Александрия – яростно уничтожала превохристиан: калечила, мучила, рассекала, сжигала, не находя сил в опровержении недоказуемой и требующей доказательств главной истины веры христовой – истины любви.
В Александрии растерзали евангелиста и апостола Марка, зверски замучили святую Екатерину, без числа загубили невинных жен, детей и самих последователей учения и церкви Христовой.
Святость пролитой мученической крови благодатно осенила зародившуюся здесь могучую Александрийскую епархию, наравне с Константинопольской, Иерусалимской и Антиохийской заложившей организационные и духовные основы Христианства в самом начале его вероучительного строительства. Макарий александрийский, Афанасий Великий, Кирилл Александрийский и их сподвижники духовно отстаивали твердость и нерушимость никео-цареградского символа Веры, сокрушали яростное арианство, опровергали клевету и мужественно терпели несправедливые гонения ею вызванные. Можно сказать, что Александрийская церковь во все времена оставалась оплотом Веры на африканском и средиземноморском побережье. И по сей день титульное определение главенства Александрийского патриархата несет этот особый собирательный смысл «патриарх Александрийский и Папа всей Африки». Представительство Александрийцев простирается до конца континента, до ЮАР и африканского Рога. Мнение сестринской православной Александрийской церкви весомо и значимо для всех, включая русскую православную Церковь.
Взаимная история соседства с коптами, представляющими коренное население Египта в восточном христианстве складывалось непросто. Ведь коптская церковь – монофизитская, отвергающая триединство Бога в Символе Веры и признающая превосходство духа Святого в природе Иисуса Христа. Еретики не состоят в евхаристическом и молитвенном общении с нами, но отношения соседствующих на Востоке Церквей, будь они сиро-яковитские, антиохийские, католические и иерусалимские, нередко вполне дружелюбны и доброжелательны. Да и как может быть иначе, если сутью Веры остается главное – учение, оставленное Иисусом – Христом и Спасителем для всех в него верующих.
С Коптской Церковью – дело особое. Ведь египетское монашество с древнейшего времени – коптское. Макарий Великий, Пахомий Великий, Павел Фивейский, Антоний Великий, Псой, Мина и многие его столпы и основатели – египтяне, не знавшие никакого другого богослужебного наречия, кроме копсткого. Хотя коптский алфавит и заимствовал греческие литеры, дополнив их несколькими знаками демиотического письма, но богослужение и основные книги учения были переведены на него в самые ранние первохристианские времена и до сего времени несут близкий и родной для жителей Нила первородный смысл и звучание. Слово от Бога питает Коптскую Церковь из своего источника и остается для них Богом, вопреки всякому давлению извне, пусть даже от ближайших братьев во Христе из Александрии.
Первые киновии Нижнего Египта создаваемые Пахомием Великим во времена, когда христологические споры первых вселенских соборов еще не набрали силу. Коптская литургия, в основе которой, вероятно, была литургия Иакова, ныне может считаться древнейшей в богослужебной христианской традиции. Весь ход коптской литургии величественно строг и исполнен древнего достоинства. В этих заметках мы еще вернемся к особенностям верослужения коптов, оставляющего редкое по красоте и духовной наполненности впечатление.
Греки-александрийцы и копты-христиане дополняют друг друга в христианской жизни Египта. На протяжении столетий их мирное сосуществование помогает сберечь традиции древне-монашеского служения, опекать места памятные святостью христианам всего мира.
И хотя для большинства туристов современный Египет – хранилище пирамид, мумий, богов языческого пантеона, богов эллинского синкретического богослужения, для нынешних граждан и паломников эти величественные ворота в арабский мир не только свидетельство исламского торжества но и живое древо Веры Христианской: первоапостольской и причудливо-национальной. Для нас, русских православных это тем более интересно, что наша церковь и монашество хранят древнюю греко-визнатийскую традицию, насытив ее молитвенный и обрядовый строй национальной самобытностью. Конечно, не в ущерб Символу Веры и единству и целостности Святой Троицы.
***
Путешествие в Египет, как правило, начинается в Каире. В сравнении с Дамаском, Иерусалимом, Триполи этот город молод.
Древнейшую, насыщенную жизнью и поселениями, эту угловую часть дельты Нила можно считать основополагающей в городской судьбе нынешней столицы Египта. Многомиллионное население самого крупного арабского мегаполиса наверняка сопрягает его прошлое со всей древней и новой историей, имея на то свои гражданские и патриотические основания.
Мы же будем справедливы и, отдавая должное египетскому каироцентризму, вспомним опыт четырех миров, сложивших культурный и градостроительный облик Каира.
Гиза и долина Пирамид хранит свидетельства отдаленнейших и загадочных фараоновых эпох, их культовые сооружения и саркофаги, останки несомненного величия и таинственных знаний, запечатленных в иероглифах папирусов и настенных изображений. Для современника этот мир мертв и молчалив. В нем можно угадать правду о временах Иосифа и Моисея, распознать приятие неприятия в египетских землях иноверцев и чужеземцев. Потомки Авраама не прижились здесь, несмотря на редкое трудолюбие и готовность к услужению. Их Бог, еще не вполне открывшийся в имени и намерениях, был един и целостен, как всевышняя сила. Пантеон египтян – мозаичен и многолик, эдакое язычество в состоянии дробного совершенства и целесообразности каждого из богов. Гармония, если можно так выразиться, египетских верований насыщена буквой и духом земных представлений о жизни вечной. Царство мертвых и царство живых связаны делами жертв и идолослужений, слепого страха и грандиозной мистики неземных демонов. Кажется весь насыщенный опыт языческих ошибок, потерь и открытий собран в своеобразном саркофаге отмершей цивилизации. Ни одна из ее загадок не может быть раскрыта полностью, ибо нет ни одного дошедшего до нас живого свидетеля и поклонника этой зловещей озаренной солнцем мистики. И тут ни археологи, ни знатоки древних культов, слава Богу, ничем человечеству не помогут. Перевернутая и рассыпавшаяся в прах страница человеческой истории.
Алекснда македонский в молниеносном завоевании Египта сумел соединить мир фараонов и греческих царей, как в эпоху его преемников Птолемеев соединили в синкретике Зевса и Озириса, создав языческое божество Серапис, наделенное всеми полномочиями того и другого. Торговая и культурная мощь всколыхнули новое объединенное царство. Александрия стала столицей, символом процветания, культурного возрождения и духовного процветания, продолжившей свое существование в полноте блеска и достоинств при завоевании Египетского царства Птолемеев римскими цезарями. Сгоревшая Александрийская библиотека была восстановлена, получив в дар от Антония перемещенное, но достойное библиотечное собрание Пергама.
В географии Египта появились Гераклион, Гелиополис, и другие эллинистические имена, а на месте нынешнего Каира – крепостные укрепления и башни римских фортов. Позднее мощные основания этих построек стали фундаментом древнейших базилик Каира христианской эпохи.
Святое семейство проложило путь бегства от Ирода Великого в страну химерического состояния вероисповеданий и государственного устроения. Предместья будущего Каира представляли вавилонское смешение языков и народов, вполне соответствуя духу и бесформенности этой претенциозной химеры. Нубийцы и арабы, абиссинцы и евреи, греки, римляне и, конечно же «цемент» Египта – копты, от греческого «айгюптос» – египтянин. Пирамиды, сфинксы, фараоны немо сопутствовали этому смешению, утратив смысл предназначения.
Глинобитные улицы, каменные укрепления, колодцы и сикоморы, служащие центрами пристанища и отдыха чужеземцев. Беглецам непросто найти место в разноплеменном и непонятном хаосе. Им необходимо найти своих по языку, вере, жизненному укладу. Еврейское поселение, как и во все времена, существовало обособленно, надо полагать – Иосиф и Мария искали приюта и ночлега там, у живоносного источника. Их не приняли – не дали тени, хлеба и воды. Предание говорит, что с той поры жители еврейского предместья не могли ни вырастить ни испечь своего хлеба.
В нынешнем Каире живет воспоминание об этом событии. Древняя разлапистая сикомора и источник, обрамленный в бетонную кладку, опекаемые постом археологической полиции. В жарком и пропыленном квартале ток кристальной воды и яркая зелень листьев на скелетообраующих стволах Бог весть что помнящего дерева – воспринимаются как несомненное свидетельство и память о чуде явления Богомладенца.
На берегу Нила, в пригороде Маади, сохраняется другое подтверждение скитания богоспасаемого семейства – коптский храм и подземный ход, по которому странники уходили от преследователей на другой берег реки. Сырое подземелье, остатки каменного алтаря в тусклом дрожании свечного пламени, ниша для иконки в стене и слова братского пения «Богородице, Дево, радуйся…». Невозможно повернуться не теснясь, трудно дышится, но хорошо и сладостно поётся. Проводник-копт в заношенной ковбойке внимательно слушает и присоединяет к нашему троеперстному крестному знамению свое – одноперстное.
На восточном берегу Нила в кварталах местного Вавилона – стародавних христианских кварталов – теснятся коптские молитвенные святыни: храмы Богородицы Девы Марии, великомученицы Варвары, Сергия и Вакха.
В судьбе Каира район Вавилон – место достопримечательное. Поселение выходцев из исторического халдейского Вавилона возникло в дохристианские времена. Греческие и римские историки упоминают каналы, связывавшие Нил с Красным морем. Страбон свидетельствует: «Поднимаясь по речке (т.е. по Нилу со стороны нижнего Египта – С.Л.) попадаешь в Вавилон, укрепленный замок, названный так из-за нескольких вавилонян, которые, восстав, завладели этим местом и получили позволение там остаться. В настоящее время (24-25 г. до Р.Х. – С.Л.) он служит местом для размещения одного из трех легионов, которые охраняют Египет. Начиная от этого замка и до Нила, имеется обрыв, вдоль которого расположены винты Архимеда, которые, вращаемые пятьюдесятью пленными, поднимают воду из Нила в Вавилон». Страбон путешествовал с римской экспедицией в поисках ближайшего пути на Восток, к Индии. Очевидно, участникам путешествия было известно о канале, построенном от Нила к Красному (Чермному) морю, впоследствии утратившем свое значение и замытом в зыбких грунтах Северо-Восточного Египта.
Вавилонская крепость, построенная известнейшим римским зодчим Аполлодором Дамаскским, представляла собой гигантское фортификационное укрепление. Доныне сохранились две из десяти башен, в одной из которых расположен Коптский музей, а другая послужила основанием греческого Храма Святого Георгия.
Белокаменная ротондная постройка храма предваряет вход в коптский древнехристианский квартал. Воспоминание о Великомученике и Победоносце, замученном во времена Диоклетиана, хранят демонстрируемые в отдельном приделе узилища – цепи и орудия пыток, налагаемые с молитвой на паломников во исцеление и благословение сумрачным чернобородым монахом-александрийцем. Своды Храма, древний алтарь и потемневшие лики на старого письма иконах, под высокими и величественными сводами обширного купола исполнены строгого и прохладного покоя, дополненного помпезной архитектурной соборностью, свойственной такого рода греческим храмам. «Символ Веры», пропетый нами м.б. излишне торжественно, прозвучал соответственно возникающему здесь ощущению крепости и нерушимости Святой Троицы.
Храм окружен кипарисами, зеленью акаций, беломраморными лестницами и колоннадой, архитектурно и образно соединяется с православным греческим кладбищем в дальней части которого помещается и русский некрополь с церковью Богородицы. Скромная постройка находится над колодцем и пещеркой, где по преданию отдыхало Святое Семейство. Вода в колодце теплая, плазмоподобная – как и положено животворящей, кристально-прозрачная.
Пить не советуют, но что эти советы для верующего странника из России!
(Кстати, за всё, уже многолетнее, время наших путешествий ни разу не случилось каких-либо неприятностей со здоровьем после питья воды из святых источников).
В пустынных и засушливых местах Востока колодец с ключевой, пресной водой – святыня. Родовая и племенная жизнь арабов складывалась вокруг колодцев, в оазисах. Многовековая разобщенность арабов была во многом обусловлена стоянием за свой источник воды и пустынную разделенность. Караванные пути, стоянки у колодцев и водных источников – неотъемлемая часть длительного путешествия.
Мария, Иосиф и Богомладенец Иисус ночевали под пальмами, скрывались от полуденного зноя и ночного холода в сени пещер – временного приюта и убежища в египетских скитаниях. Только в Катре и его окрестностях вам укажут пять-шесть колодцев и пещерок, служивших пристанищем святым странникам.
Весь же путь в Египте прочерчен отчетливо, в точном соответствии с коптским преданием, сложенным согласно откровению самой Богородицы, явившейся во сне первопатриарху коптов Шенуте. Произошло это во времена, когда подобные откровения воспринимались как очевидный факт общей Веры.
Если положится на это предание, Святое семейство пришло в Египет кратким путем от Вифлеема, через Газу и в течении Нила прошло все места будущих монашеских поселений.
Географически это передвижение причудливо и не подчинено логически объяснимым интересам спасения от гонений. Долгий путь среди пустынь и через плодородную нильскую пойму полон испытаний, невзгод и неожиданностей. Только Богоспасаемостью можно объяснить благополучие этого непрестанного многолетнего переселения от места к месту, сопровождаемое свержениями идолов, отворением вод и другими чудесами и свидетельствами Божией воли.

[EVG]

Для коптской церкви след духоносного путешествия – непререкаемая в подлинности святыня. Десятки намоленных храмов и чудотворящих источников собирают молитвенников и паломников не только христианского, но и исламского Египта.
В каирском Вавилоне старейшие храмы Сергия и Вакха, Богородицы и Варвары расположены на священном месте, где источник и пещера дополнены памятью о найденной дочерью фараона корзине с младенцем Моисеем. Место это охраняется иудейской общиной, над ним построена синагога, куда по понятным причинам каждому православному входить богопротивно. Легко предположить, что у этого колодца, над которым в V веке построена церковь Сергия и Вакха, Мария с Иосифом остановились не случайно, но в поиске безопасности у святыни своего народа.
Это, конечно, догадки и предположения, как и многое другое, о чем умалчивает свидетельство коптского первопатриарха.
Висячая церковь Богородицы – древнейшая в Египте. Основанием послужила одна из башен римской крепости, что хорошо видно в грунтовой выемке у одной из стен. Традиционная христианская базилика юстиниановых времен, хотя и неоднократно перестраивалась, сохранила древний облик и часть старых фресок и росписей деревянных потолков в правом приделе. Ковры, бархатные скаточки с мощами святых, своеобразные, наивно-округлые иконы, потемневшие резные скамьи и свечи – белые, в палец толщиной – в заполненных мелким песком бронзовых поддонах. Полумрак, тишина, мягкий шорох шагов разутых ног и переливчатый, немного гортанный рокот молитв.
Все характерное для коптских храмов. Приземленность. Скромное убранство со следами исторического величия. Детская доверчивость и предрасположенность к входящему. И это при строгости почитания и верности обряду, упрямстве и стойкости даже в заблуждениях.
Коптские священнослужители без фальши приветливы и по монастырски скромные. Неприметное облачение, исполненные смысла апостольского служения чепцы у монахов и иереев, восточные, похожие на чалму, тюрбаны у архиереев.
Без ханжества и напускного убожества, подобного европейским аскетам-католикам – вполне достойно и располагающе.
В Иерусалиме, в Храме Гроба Господня, сразу за Кувуклией, у коптской церкви своя неприметная пещерка, примыкающая к самой задней стене величайшего из земных гробов. Это место заслужено правдой и верностью любви к учению в нем Воскресшего. Христологические споры и борения внутри египетской христианской традиции даже самой истинной правотой правды Святой Троицы не отвергают этого права любви к родному, ближайшему и понятному учению.
Коптов любят на Востоке, уступая их упрямству, как любят близких родственников и умных, доверчивых детей.
Храм Варвары-великомученицы – зеркально схож и духом и настроением. Его постройки отличны в архитектуре от висячего храма Богородицы. Он выстроен в традиции старых коптских церквей: с натрое разделенным молитвенным помещением, узкими и высоченными вратами в часть, предназначенную «верным».
В церкви Сергия и Вакха еще одна пещерка и колодец, обращенные к истории Святого Семейства. К сожалению, в отличие от святынь Храма на греческом кладбище, они недоступны. Поднявшиеся грунтовые воды стоят в подземной части помещения. Коптские прихожане добры и приветливы, как и пастыри. В этом убеждаешься во всех коптских храмах Каира, где, как и в наших, православных, охотно покажут убранство, подведут к святыням, проявив братское участие, с искренней улыбкой и редким великодушием.
Можно понять внимание Богородицы к Каиру. Одна из коптских церквей – Зейтун (Оливковая) отмечена чудесным явлением Пречистой Девы, продолжавшимся не день и не два во времена великого Президента Египта Насера. Сильнейшее впечатление это событие произвело не только на христианский, но и исламский мир республики, заметно смягчив непростое отношение властей к коптской общине. Президент разрешил строительство нового Кафедрального храмам неподалеку от места чудесного явления.
Сотни паломников ежедневно посещают небольшое каменное строение с большим, оливкового тона куполом, на фоне которого и появлялась сияющая женская фигура, легко узнаваемая сердцем каждого христианина…
 
Синай. Монастырь Святой Екатерины. Фарран
 
С иорданского берега на Синай переправляют на пароме. Быстроходный теплоход на воздушной подушке за час-полтора долетает до египетского причала Нувейбы, где, пройдя нехитрый пограничный контроль, оказываешься на пустынном, выжженном солнцем и изъеденном сотнями колес, берегу иной страны и иного жизненного уклада. Уклад в Египте и, тем более, пережившем войну и отчуждение, синайском берегу отличается от иорданского. Чрезвычайное положение здесь, хотя и не ощутимо, но действует более трех десятилетий. Просто так в Египте не попутешествуешь, тем более, на земле, прилегающей к неизменно агрессивному Израилю. Всякая туристическая, паломническая и иная группа путешественников находится под надежным приглядом, а иногда в сопровождении представителей туристической полиции. Происходит это ненавязчиво и, безусловно, во благо путешествующим.
Дорога от Нувейбы к монастырю Святой Екатерины, в сердцевину горного массива, к его самым высоким вершинам, недолгая, пустынная и сурово-живописная. В измерении вечности время прошедшее со дней Исхода неспособно изменить природу гор и оазисов. В геологическом масштабе три-пять тысячелетий – то же, что для нас доля дня, а на Божьих часах и вовсе неопределимо. Петляющая среди красноватых в закатное время, темно-бурых и пурпурно-алых в лучах рассветного солнца, но чаще в течение дня пепельно-серых и бурых гор, дорога проносит вас по земле, где кажется невозможно странствовать, скитаться, брести к далекой цели. О вечных караванных тропах, связующих святую землю прииорданья с Египтом напоминают редкие плосковерхие палатки бедуинов и вечно облезшие горбатые остовы верблюдов, пасущихся и возлежащих подле них в отсутствии какой-либо тени или укрытия от палящего и всепроницающего солнца. Такие же облезлые голубые таблички дорожных указателей напоминают о времени и благах цивилизации, но это упоминание единственное, как, пожалуй, и асфальтовое покрытие. Все остальное принадлежит вечности, всевластному Господу и редким, без возраста, плосковерхим акациям – дереву ситтим, из которого сделан был ковчег для скрижалей. Дерево ситтим – самая яркая из примет флоры Синая. Его летящий, будто ветром сносимый профиль с плоско срезанной кроной угадывается на обочине дороги и в пустынном ландшафте, на фоне холмов и на въезде в пальмовые оазисы редких селений. Его изрытый продольными складками ствол напоминает морщинистый лик старого бедуина, а костность покрытых акациевыми соцветиями ветвей – сухую легкость жителей жарких предгорий Синая. Аскетизм, вечность, стойкость существования – все это сочетается в образе и в звучании самого шелестяще обрывистого имени – «ситтим».
В Библии оно упомянуто в торжественном указании строительства и устройства скинии… Природный облик Синая величественно-предначертателен. Трудно иначе представить мир, в котором Пророку-Боговидцу открылись завет и тайны спасения человека в десяти не стираемых из памяти заповедях.
Пустынный ландшафт по мере движения к монастырю святой Екатерины сменяется невысоким плетьми предгорий. Дорога углубляется в древние пазухи пересохших каналов. Безжизненность темных уступов, сухость и жар стелятся вплоть до древних скалистых гор, нарастающих по высоте и к центру полуострова. Здесь в распадках и ущельях редко зеленый кустарник, а кое-где – пальмовые оазисы поселений. Улицы, дувалы, зелень садов и лупоглазые арабские детишки, вечные осляти и запыленные фургончики старых «доджей», «тойот», «рено» и «фиатов».
И снова горы, обломки красных скал, красноватая придорожная пыль, чернота пещер, в каждой из которых укладывается прошлое спасение неизвестного синайского отшельника.
Поворот к монастырю отмечен тем же голубоватым указателем, за которым открывается вид на гору Хорив – справа и гору Святой Екатерины слева, в глубине. Остатки древнего бедуинского кладбища и мечети, лавчонки торговцев сувенирами и, за небольшим постом охраны, гостиничный и постоялый двор с верандой кофейни, рецепцией и сувенирным магазином, которые и предваряют проход к древнейшей и наиболее чтимой святой обители Синая.
Сам монастырь, стоящий на краю этого небольшого рукотворного оазиса, окружен красновато-охристой глинобитной стеной. За ней, у колодца Моисея церковь VI века, часовня Неопалимой Купины и монастырские келии, где молитвенных трудах проходит путь спасения немногочисленная монашеская братия. Когда-то эта монашеская обитель была одной из первых не только на Синае, но и на всем Святоземелье.
Изначально для христиан гора Хорив была местом божественного откровения, давшим миру смысл новых взаимоотношений, закон и правило Веры. Пророк Боговидец Моисей, как и все ветхозаветные пророки, а может быть, и более всех определил новое время в человеческой истории. Время единого Боа Отца, остановившего следование языческому многобожию и варварству древнего земного существования. Богоизбранный народ, согласно ветхозаветному преданию, нес все пороки и недостатки языческого варварства, но сорокалетние скитания и беды исхода связаны, прежде всего, с изменами предначертанию и указанию Господа, открывшегося в этом имени – Иеговы – именно Моисею. Даже ближайший первосвященник Аарон не был готов к стойкой вере в Господ. В дни, когда на горе Хорив Моисей получал наставления о скрижалях и устройстве первого храма – скинии, он отливал для маловерного народа золотого Тельца и благословлял языческие жертвоприношения.
Монастырь святой Екатерины стоит там, где у подножия горы Хорив еврейский народ испуганно видел и слышал Иегову, громогласно возвещавшего из опустившегося на дымящуюся вершину облака, умолял Моисея убедить Господа говорить только с самим пророком, роптал и в ужасе ожидал будущего, печалясь воспоминаниями о египетской жизни в плену, где есть давали не опостылевшую манну небесную, но и лук и чеснок и даже мясо.
Место будущего спасения и первых искушений против воли Всевышнего. Место страха, предательства и одновременно вдохновенного пророческого самоотречения и Веры. Место, где звучал голос самого Господа, творились милости спасения и обещанного владения Землей обетованной. Наконец, то самое место, где сам господь дал наставления о скинии Завета, начертал завет на скрижалях, создал Церковь и дал наставления о жизни паствы и службах, подробно изложил толкование заповедей завета в практических деталях. Где, как не здесь братии первохристианских молитвенников искать подвига спасения души?
Первая монастырская постройка – часовня Неопалимой Купины – была заложена в 330 г. н.э. Царицей Еленой. Но еще задолго до этого в окрестностях горы Хорив появились первые монахи-отшельники. Как и первомонахи пустыни Иудейской они уходили в эти места от зверств и гонений на веру римских императоров и иудейской общины.
Нил Синайский – офицер римского войска Константина Великого и один из первых известных Святых отцов Церкви, чье имя прославлено здешними подвигами духовного усердия. Монашеские поселения в оазисе Ферран, Каире, Хозре… В пятнадцати километрах от монастыря, близ источника в пустынном ущелье сохранились пещеры монастыря-лавры Св. бессребренников Козьмы и Дамиана, близ которого спасался один из величайших игуменов горы Сиенайской – преподобный Иоанн Лествичник. Монашество распространялось на Синае и в Египте стремительно. Древних документах говорится о сопоставлении населения египетских городов с числом монахов-насельников Нитрийской пустыни и Верхних Фив. Речь шла о тысячах подвижников и десятках монастырей.
Исследователями истории древнего монашества везде отмечалось особо ревностное служение в восточных общинах. Насельниками здесь преимущественно были арабы, египтяне и греки.
Некогда, спустя два столетия после строительства крохотной церкви-часовни благочестивой императрицей, при императоре Юстиниане Великом обитель обрела нынешние черты монастыря-крепости.
Мощные монастырские стены должны были, по замыслу архитектора Стефана, защитить многочисленных насельников и, по его же проекту построенный храм от набегов диких кочевников.
За полтора тысячелетия не обветшали. Лишь северная стена после нескольких разрушений укреплена и перестроена из основательных блоков местного гранита. Часовня Неопалимой Купины естественно вошла в архитектурный образ храма и стала его составной частью.
Базилика Стефаноса вероятно, единственная, простоявшая без изменений 1 400 лет, сохранив с Юстиниановых времен даже деревянные резные двери и греческую надпись над ними: «Вот врата Господа, праведные войдут в них» (Пс. 117:20) Прошедшие столетия приводили вратам Храма, посвященного Юстинианом Богородице, неистовых сынов Пророка, крестоносцев, турок, Наполеона Бонапарта. Все они оставили свой след в монастырской истории.
В 625 году монахи отправили своих послов в Медину и получили охранную грамоту Магомета, давшую общее покровительство об обязательство мусульман защищать монастырь и освобождающуюся от уплаты налогов братию. Существует легенда, что пророк, в одну из своих купеческих поездок, посетил монастырь, что и оставило в Коране исторический отпечаток упоминанием святого Синая. После полного завоевания Синая арабами в 641 году, монастырь продолжал жить привычной жизнью. Однако насельников становилось меньше, и от нескольких сотен к IX веку их осталось не более тридцати, а внутри монастыря была построена мечеть, что, по-видимому, обеспечивало благорасположение мусульманских опекунов.
Время крестоносцев с 1099 по 1270 годы возродило монастырь. Синайский орден крестоносцев брал на себя защиту пилигримов и паломников, стремившихся в монастырь из Европы.

[EVG]

Османский период связан с новым оживлением монастырской жизни. Турецкий султанат, сменивший в Египте правление мамелюков, повел в отношении монастыря политику покровительства и даровал архиепископу Синайскому особый независимый статус. Европейские монархии того времени не уступали туркам в благорасположении к святыням и монашеской братии Синайской обители.
Ризница монастыря богатели и наполнялась драгоценными дарами царских и королевских домов. Религиозная духовная и культурная его деятельность велась далеко от близкой и родной Греции. Представительства и монастырские подворья, богословские школы создавались в Египте, Турции, Румынии, Палестине, Индии и, конечно же, в России. С начала XVI века репутация светоча духовной миссии от Господа приумножалась, а имя святой великомученицы Екатерины стало одним из самых желанных в крещении и небесном покровительстве открываемых и освящаемых престолов Православия и католических храмов.
Египетская кампания наполеона оставила в стенах монастырской библиотеки память доныне бережно хранимым автографом супостата – «декларацией о покровительстве». Бонапарт ощутимо помог монастырю, восстановив часть северной стены и разрушенных ураганом 1798 года построек северного крыла.
Испытания начались во второй половине XIX века. Были утрачены монастырские владения в Турции, Румынии и России. Монастырь ослаб материально, его братия убавилась, но духовная и культурная его миссия не угасала, а имела неиссякаемое значение для верующих паломников и любознательных знатоков истории.
Ныне путешествие православного паломника в Святую Землю почти немыслимо без посещения святыни центрального Синая, молитвенно предлежащей Неопалимой Купине, горе Хорив и колодцу, у которого Моисей некогда повстречал дочерей аммонитянина Иафора, и где стоял станом великий, но колебимый ветром сомнений народ Израиля. Имя и мощи святой Екатерины осеняют не только престол монастырского храма, но и служат для всех олицетворением верности делу и имени Божию.
Прибыв в монастырь во второй половине дня, мы разместились в благоустроенных номерах паломнической гостиницы. Ухоженные клумбы с посадками бархатцев и иссопа, асфальтовые дорожки и длинная приступочка-скамья вдоль стены под миндальными деревьями. Тень и прохлада, холодная и теплая вода в номерах – все это трудно воспринять в преддверие одного из наиболее аскетического в общежительной традиции монастыря.
Обманчивый уют цивилизованного мира, впрочем, поглощается образом крутых и складчатых гранитных склонов, окруживших монастырскую крепость. Снисходительно молчит на человеческую суету и коричневых стен монашеского убежища некогда грозный и дымящийся Хорив. Предоблачная вершина горы Святой Екатерины хранит тайну и шелест ангельских крыл, принесших туда нетленное и истерзанное великими муками тело Господней невесты Доротеи, ставшей в крещении Екатериной и прославившей это имя свидетельством мудрости, чистоты и верности.
Чуть поодаль, за монастырем возвышенность, где жили аммонитяне и их царь Иафор, пославший своих дочерей напоить коз к колодцу, у которого и встретился им бежавший из Египта Моисей. Будущий величайший из пророков, Божий человек, еще не подозревавший о своем предназначении в Исходе.
И Хорив, и гора Екатерины, и холм Иафора увенчаны скромными византийскими храмами. Смиренность и истовость возносимых здесь столетиями молитв отразилась в грозном и благодатном молитвенном покое. Каждый камень и каждое движение воздуха здесь видятся особым по смыслу и облику.
Не случайно марганцевые елочки-вкрапления в сколы камней истолковываются бедуинами и паломниками как таинственное отражение Неопалимой Купины, а сама купина – горная ежевика – горит и не сгорает в лучах испепеляющего солнца Синая. Ее стелящиеся мелколиственные зубчатые хлысты скрываются под камнями и в расщелинах низинного монастырского оазиса. Оазис рукотворный. Все здесь ухожено и взлелеяно монашескими руками, и столетние кипарисы с родины греческих монахов, и плакучие голоствольные эвкалипты у домика-костницы, и корявые кряжистые деревья миндаля в монастырском саду.
Розовые кусты и кустики розмарина-иссопа, к которым вечерами слетаются крохотные перепончатокрылые пичуги – австралийские колибри. Нехитрые природные радости, принесенные сюда в скудное пекло расщелины. Как себя чувствовал здесь богоизбранный Израиль, если рыдал и стонал, стремясь вернуться в унижение, но сытость и устроенность египетского рабства?
Сам монастырь стоит на выходе из этого таинственного и благоухающего Эдема. Причаливший корабль крепости пропускает паломника в чрево стены узким южным проходом, через спрятанную в глубине, скрипучую, обитую железными полосами дверь. Для посетителей и назойливых туристов вход в дневное время молитвенного отдыха? Нас встретил вечером на входе не имеющем возраста крикливый доброволец-служка. Тонким голосом евнуха, округлив от испуга глаза, кричал и останавливал жестами. Мы и так уже поняли, что явились вечером не ко времени. Перекрестились на древнюю надвратную икону и отправились восвояси, на терраску кафе. Здесь в малолюдной тишине пили кофе молодые арабы. Представители оставленного монастырю самим Пророком бедуинского племени гордятся своей причастностью к монастырской судьбе. Неизменно приветливые, обходительные и братски услужливые они здесь и проводники, и погонщики верблюдов, и трудники, и, конечно же, добрые, с неизменным чувством собственного достоинства, хозяева. Приезжий для ни не столько источник заработка, сколько предмет труда и заботы, возможность об Бога завещанного долга.
Вот и сейчас нам дружелюбно объяснили, что следует отдохнуть перед восхождением на Хорив, а в два часа по полуночи приходить сюда, к кафе, где нас будет ждать проводник Али. Взять с собой фонарик и теплую куртку. Мы было послушали этого совета, но тут со стороны монастыря пришел сурового вида монах. Благословив нас он терпеливо выслушал сбивчивые англо-французские объяснений причин нашего посещения и просьбы о встрече с отцом-настоятелем, и, пожав печами, строго и немногословно позвал следовать за ним, сообщив заодно свое монашеское имя. Брат Павел оказался хранителем библиотеки – старейшего собрания христианских рукописей, древних инкунабул, богословских и служебных книг, святоотеческих сочинений и хроник, словарей, энциклопедий, справочников и житийных сводов на живых и мертвых языках – всего того, что попадает в книгохранилище одному Богу ведомыми путями. С библиотекой ознакомиться дано не каждому. Но серьезные ученые и библиографы к ней великодушно допущены, ведь, как и монастырь, библиотека занесена в реестры ООН. Памятник культуры особого значения!
Отец Павел представил нашу группу настоятелю, мы же оставили наши скромные публикации и диски сервера «Русское воскресение». Несколько минут вежливого внимания, благословение памятной иконкой Спасителя Синайского и пожелание увидеть нас после завтрашней литургии. Более, чем мы могли тогда предположить…
Подъем на вершину Хорив – некий общедоступный ритуал. Ночью к стенам монастыря Святой Екатерины сползаются комфортабельные туристические автобусы. Пестрый заезжий люд, среди которого встретишь не только христиан, но и буддистов, сектантов из Юго-Восточной Азии, кришнаитов и непонятных европейцев, новозеландцев, да кого только не встретишь на пути к горе Моисея. Группы идут стороной, в обход монастырской стены к холму Иафора, а за ним направо и вверх, хорошо натоптанной паломнической тропой, змеящейся вверх по склону мерцающей гирляндой ручных фонариков. Изредка гортанно вскрикивает верблюд, сорвется со скальных выступов ночной нетопырь, мутной изломанной тенью прочертит ночной небосвод перепуганная птица, да в тиши глубокой ночи шелестят шаги и приглушенные голоса не боящихся Господних высот странников.
Вышли и мы. Правда, наш проводник, сухонький и улыбчивый юноша в спортивном костюме, появился минут на сорок позже, что заставило нас понервничать – а вдруг не успеем? Лишь рассудительный Сергей Иванович меланхолически урезонил наше смятение, заметив: «Что вы дергаетесь? Господь все управит!»
И управил. Но восхождение оказалось непростым. Преодолеть 900-метровое превышение сходу – задача не из легких, даже для тренированного ходока.
Что говорить о нас, избалованных колесным туризмом, эскалаторами и сиденьем в удобных креслах. Неширокая тропа пологими петлями серпантина набирает подъем. Площадки для отдыха, палатки-магазинчики с водой и нехитрыми сувенирами, стоянка верблюдов – довольно будничная картина горного туризма. Методично шагающие немцы в горных ботинках, касках и с альпенштоками, монахини-католички с Мадагаскара, молитвенно настроенная группа поляков с пожилым, едва дышащим пастырем-ксендзом во главе, семенящие вездесущие японцы и сметливые шустрые проводники, деловито и споро бегущие впереди подопечных. Часа через два радости спокойного подъема закончены. Остроконечная при взгляде отсюда, снизу, вершина, на которую следует подняться по крутой каменистой тропе. Последние сто пятьдесят метров вертикали в свете уже бледного к утру неба.
Дыхания не хватает, ноги сводит судорогой, кажется вот-вот и остановишься без сил: ну какая, скажите разница, ниже или выше встретить этот рассвет? Малодушие, искушение и снова, через силу, ступень за ступенью, вспоминая, что Моисей сюда поднимался трижды и босой, трепеща от страха Божия…
Выход на плоскую, как выяснилось вершину Хорива, последние метры мимо пещеры пророка Илии и храма на краю бездны, за которым отвесные скалы, близлежащие горы и надо всем Синаем небо глубокое, с гаснущим в утренней синеве звездами. Располагаемся рядом с прикорнувшими на походных одеялах веснушчатыми новозеландцами, поем «Символ веры», «Спаси Господи» и ждем вместе со всеми великого восхода. Неподалеку медитирует, воздев руки к небу, кореянка. Правее на небольшой площадочке уже переоблачившийся католик ведет службу истово молящейся польской группы. Служит вдохновенно, причащает трепетно. Все напряженно и торжественно ожидает появления солнца.
Неужели это та самая вершина, на которую сходило грозное облако, в котором одинокому, дрожащему от ужаса сыну Израилеву – Моисею, являлся он – Всевышний и Господь – Иегова? Завет, начертанный на каменных скрижалях, гром голоса и молнии божественного огня, грохот камнепада и пронизывающий холод будущих скитаний. Разве похоже это на нынешний восходный час и молитвенное стояние в этом довольно тихом и уютном месте? Все иначе и все не так. Но главное – память о первом шаге спасения, сделанном по Воле Божией от этой вершины. Эта память, а отнюдь не праздное любопытство, привело всех нас и до нас приходивших и всех грядущих к главное горе мира – горе общего спасения.
Встретив удивительный по красоте восход, помолившись у закрытых кованых дверей Храма, спускаемся вниз.
Видим то, о чем читали но чего не видели прежде: врата исповедования. Здесь каждого приходящего на Хорив в стародавние времена исповедовал монах из монастыря Святой Екатерины. Проходим в арку и спускаемся в долину совсем иной, крутой монашеской тропой, сложенной с обрывистом склоне из тысяч камней, заменяющих ступени.
Поднявшееся солнце уже выбеливает красные гранитные склоны, накаливает воздух жаром, а нас – усталостью. Розовые горы, розоватые стены приближающегося снизу монастыря, розовые крыши перед глазами. Синайский день набирает силу.
После короткого отдыха в гостинце и постного завтрака – овощи, хомус, чай с лепешкой, отправляемся в дорогу. Решили отыскать монастырь Козьмы и Дамиана, там неподалеку, как указывает путеводитель, пещера Иоанна Лествичника. Забываем наиважнейшем правиле паломничества: все делать по благословению и с молитвой. Наш самоуверенный гид, прибывший по контракту из Шарм-эль-Шейха, привык работать с праздными гостями и отличается редкостным и тупым самомнением. О святынях Синая молодой проходимец не имел ни малейшего представления, как и о русском языке, на котором обязан был по контракту изъясняться с нами.
Нам в испытание стало и то, что в монастыре, как на грех, не оказалось монахов и послушников, говорящих по-русски и способных толково объяснить местонахождение ближайших монастырей и путь к ним. Искать пришлось, как говорится: «наобум Лазаря», с учетом, что до вечерней службы оставалось часов шесть. На все согласный водитель автобуса привез нас на развалины монастыря Козьмы и Дамиана в оазисе Ферран, отстоящий от монастыря на 60 с лишним километров! Развалины были впечатляющие. С вершины холма – служившего некогда основанием монастырского храма отчетливо просматривалась в фундаментах построек жизнь и уклад деятельности обители. Каменный дом, пекарня, хранилища припасов, мастерские, цистерна – все лежало в черепках и прахе, но никак не соотносилось со временем преподобного Игумена Синайской горы и образом суровой монашеской горной лавры, столь живописно представленной в описании ее страстей и подвигов бессмертным словом Иоанновой Лествицы.
Пальмы и эвкалипты Феррана заставили вспомнить библейскую историю Агари. Родившая от Авраама его первенца, Измаила, рабыня, изгнанная по просьбе ревнивой Сарры и пришедшая на край пустыни Ферран, ждала смерти плачущего от жажды сына. Господь услышал ее слезы и молитвы и отворил водный источник, спасши от смерти и ее и будущего прародителя двенадцати колен великого «агарянского» народа – кочевников и жителей пустынь. Измаилиты, нынешние жители аравийских и синайских пустынь, скорее всего, предки бедуинов и великого арабского народа, рассеяного в пределах Ближнего Востока и Северной Африки.
Оазис Ферран или Фарран, хранит след сезонного потока, питающего в жаркое время подземные горизонты местных колодцев.
Некогда Фарран был большим городом. В центре его располагался монастырь, разрушенный потомками того самого, спасенного его сенью и водами Измаила. Незаконнорожденного сына Авраама, отца Исаака, прародителей еврейского народа, некогда прошедшего с Моисеем через те же пальмовые кущи к земле Ханаана.
Противоречивое и сложное противостояние народов, исторических событий, пересечение дорог, шедших к будущему непримиримому противостоянию. Иногда думаешь, что нынешние войны, охватившие Восток, укоренены в библейской истории более, нежели можно предположить. Драматическая судьба христианства на древнем Востоке во все времена зависела от напряженного течения этого конфликта. Об этом свидетельствуют забытые руина храмов, охранные грамоты пророка и его последователей в стенах храмов Синая, Сирии, Иерусалима.
Наконец, гонения на христиан, когда исламские правители искали путей сближения с иудейскими общинами.
Достаточно взглянуть попристальнее в историю крестовых походов, времена мамелюков и Османской порты, чтобы убедиться, что путь несения Христова завета на Востоке во все времена оставался частью крестного пути Спасителя…
Бедуинские детишки, приветливые жители небогатого нынешнего Фаррана и малейшего представления не имеют о корнях и плодах этого давнего «братского» противостояния. Это путешествие не открыло для нас возможности поклониться пещере Иоанна Лествичника, но вернувшись в монастырь и отстояв вечернюю, мы смогли на следующий день приобщиться к Святым Тайнам на монастырской литургии.
Братская молитва начинает утреннюю службу и по чтении часов переходит в литургию. В храме Преображения собралась немногочисленная смиренная братия. Мерное и сосредоточенное чтение молитв и ектений в которых угадывается привычное течение службы. Вот пятидесятый псалом, прерываемая «Кирие Елейссон!» (Господи, помилуй!) ектения, большой выход, чтение апостолов и Евангелия, молитвы о здравии настоятеля и братии, с поименным чтением и наших записок, поминовение усопших и, наконец, «Символ Веры» – наш, никео-христианский, так как звучит он в греческой церкви с византийских времен. В открытом алтаре храма возносится молитва о снисхождении Святого Духа к жертве. Бестелесная фигура ее совершающего с воздетыми к небу руками действительно ангельски бестелесна, широкие складки мягкого облачения светятся в лучах, текущих к престолу из витражных оконец за алтарем.
Этот молитвенный жест подобен маху легких крыльев. Невесомость и чистота молитв, курящийся дым ладана и пронзающая любовью тишина едва нарушима шелестом молитвенного слова. Коленопреклоненная братия недвижно ждет чуда претворения хлеба и вина жертвы в плоть и кровь Господню.
Причащаемся следом за братией. Ангелоподобный брат участлив и вопросительно ждет услышать имя и причащая ласково повторяет «Сергиос». В словах его столько неземного чувства и любви, что благоговейная радость приобщения смешивается со слезой. Так редко приходится слышать такое искреннее и глубокое выражение любви. Благодарственная молитва читается скоро, благословившись подходим к кресту, выходим из храма в смятении, ждем непонятно чего у древнего ливанского кедра юстиниановых дверей. Но вот выходит суровый инок и кладет на выступ стены часть большой служебной просфоры. Не поднимая глаз движением руки, с поклоном показывает, что это для нас. Берем бесценный дар. На плоской его поверхности стоит вечная печать:
IC|XC NI|KA
Иисус Христос Победитель. Нет языка проще языка общей молитвы и принятия омоченных в крови Спасителя частиц его нетленного тела. «Примите ядите. Сие есть кровь моя Нового Завета за вас изливаемая...»
На обратном пути останавливаемся у монастырского кладбища и склепа-костницы, хранящей останки. Традиция монастырской жизни не позволяет хранить их в земле более определенного срока. Бренные косточки и нередко нетленные мощи достают из могилы, омывают благовониями и складывают в определенном порядке косточка к косточке на стеллажах и в помещении прохладного склепа.
Отдельно покоятся чтимые останки настоятелей и нетленные мощи святого праведника Стефана. Того, что упомянут в «Лествице» Иоанна Преподобного как образец благочестия. Облачение схимника прикрывает это Божественное свидетельство чистоты веры совпадающей с чистотой оставленного до времени бездыханного тела. Через час-другой монастырь наполняется галдящей пестрой толпой синайских туристов. Для них – большинства – костница всего лишь собрание человеческих черепов и знак непонятного обряда, но никак не свидетельство приготовления к часу великого и страшного суда.
Уезжая из монастыря Святой Екатерины мы не предполагали, что в ближайшее время вернемся сюда со стороны Египта, получив еще одну счастливую возможность открытия для себя здешних очагов святости.
Синайский полуостров с древнейших времен находился в пересечении важнейших дорог. Дороги из Египта на Север, в Иерусалим и Сирию, Аравию и Александрию. По видению коптского патриарха Шенуты, Богородица открыла места и пути пребывания Святого Семейства в Египте. Невозможно оспаривать достоверность этого общепринятого представления о путешествии Иосифа, Марии и Богомладенца Иисуса. Однако легко предположить, что в некоторой части дороги бегства совпадали с путем Исхода. И в сопоставлении этих великих перемещений древнего народа и посланного к нему спасителя можно предположить мистическую взаимосвязь: искусительность и искушение. Искушение в непризнании и гонении на Богомладенца Царя Ирода и искупление тех давних грехов отступничества в подтвержденной жертвенной готовности родителей Иисуса вернуться к местам фараоновых гонений. Младенец Иисус не только освятил этот жертвенный возврат в Египет, но и сокрушил своим присутствием тамошнее язычество и идолослужение. Мистика пути гонения как контр-исхода, позволяет, как нам кажется, предположить указание на будущее всемирное предназначение учение Христова.
Египет – Земля обетованная всем христианам, в отличие от Земли Ханаанской. И эта обетованность проявилась во всей последующей в его истории христианской эпохе.

12 февраля 2006 года
Сергей Лыкошин