(Окончание)– Так как же нам быть со всем этим «счастьем»? Что делать? Как можно показать людям Христа?– Милостью Божией я родился в христианской семье, и с первых лет знакомства с миром светским и советским через школу, где я не вступал ни в октябрята, ни в пионеры, ни в комсомольцы, мне очень помогла в формировании духа конфронтация с миром – который, как мы все видим, лежит во зле. Как и тысячам христиан, подвизавшихся в советское время. Некие тиски внешнего зла не давали нам расслабиться, даже помогали быть христианами, нести некий подвиг исповедничества – я не имею в виду себя. Тогда особенно ярко ощущалась близость Христа, и всякий поход в храм и тем более Причастие воспринимались как великая Его милость. И это состояние страха от того, что сегодняшнее Причастие может быть последним, делало совершенно малозначимым то, чьими руками Господь благоволит открыться тебе. Не хочу сказать, что все поголовно батюшки тех лет были святы, но их, по моему твердому убеждению, было большинство, как и стремящихся к этому состоянию духа прихожан. Теперь, как вы говорите, когда привалило нам «счастье», о котором речь, нам бы и ощущать это как самое что ни на есть счастье. Но – увы.
Уже на своих детях, которые теперь тоже священнослужители, я заметил, какая большая разница между мною и ими – прежде всего во времени, в котором каждый из нас возрастал. Как многого их лишила в духовном смысле относительная свобода вероисповедания. Да, есть знания, но не было практики им укорениться и стать основой миропонимания. Сравним цветы, растущие в поле под всеми ветрами и дождями, – и оранжерейные, огражденные от негативного влияния окружающей среды: первые ароматно пахнут, хоть и неказисты, а вторые, при идеальном внешнем виде, запаха не имеют.
Такой пространной преамбулой я хочу подвести нас к осознанию того, что вопросы «что делать?», «как вернуть доверие?», «как показать Христа?» мы должны транслировать не в пространство Церкви, а внутрь себя, каждый – от епископа до мирянина.
– Но ведь мы же не выбираем, в какое время родиться! Чем я виноват, если не пережил гонений, – о них, кстати, я хорошо знаю от моих близких, которые перенесли и ссылки, и преследования… Выходит, те, кто родился во времена, как говорится, вегетарианские, обречены на бесплодное брюзжание – если, конечно, не согласны безропотно «блеять»?– Здесь главное всё-таки не что я перенес, а что я ищу в Церкви. «Иисуса или хлеба куса»? Если Иисуса, то для начала прочти Евангелие, прежде чем возмущаться тем, что не так в Церкви. Посмотри, с кем и как Он жил – и живет, кстати: чем мы, называющие себя православными христианами, лучше тогдашнего Его окружения? Посмотри, что стало финалом Его земной жизни, как и всех Его последователей. Что Он обещает Своим последователям – и чего ждет от них. Поняв всё это, от всего сердца возблагодари за то незаслуженное счастье, которым тебя допустили пользоваться, милостью Божией ради Крестных мук Сына Его Единородного и рек крови новомучеников. И тогда, как мытарь, стыдясь поднять глаза в храме, будем лишь бить себя в грудь со словами: «Боже, милостив буди мне, грешному и недостойному Твоей великой милости».
Если же мы в Церкви ищем «хлеба куса», в чем бы и у кого бы и как бы это ни выражалось, мы всегда воспринимаем происходящее с позиции эгоизма и личной выгоды, пусть даже «духовной», как нам кажется. Это печально.
Пожалуйста, начни с себя! Начни учиться, молиться, воздерживаться, начни практиковать Евангелие жизньюЧтобы выйти из этого состояния, человеку нужно, опять-таки, начать с себя, а не вдаваться в осуждение. Пожалуйста, начни с себя. Начни учиться, начни молиться, начни воздерживаться, начни практиковать Евангелие жизнью. Понудь Бога благословить тебя, и свет обретенной благодати, освещающий мир и твою деятельность в нем, сделает ненужными и отчеты, и рапорты, и флешмобы, и всю ту бумажную и где-то действительно показушную деятельность, которой занимается сегодня Церковь. Вроде бы все уже должны давно усвоить старую добрую заповедь: «Ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и это всё приложится вам» (Мф. 6: 33). Как бы это банально ни звучало, но, да, то, что происходит нынче в Церкви и мире, происходит единственно из-за личного греха каждого из нас. Каждый из нас, а не только епископ и священник, является членом Церкви как Тела Христова; стало быть, греховное омертвение мое как клетки этого тела мертвит и разрушает Церковь.
– Если судить по «любимым» нашим отчетам, в позапрошлом и начале прошлого века наша страна была не просто православной, а суперправославной державой. Сколько было монастырей и церквей! Золото опять же – купола прямо блистали, вся Русь светилась. Духовные академии, семинарии, училища – Болонская система рядом не стояла. Все, судя по справкам, аккуратно причащались и были настолько православными, что еще полшага – и здравствуй, рай. Оказалось, что-то не то вышло, как мы увидели в 1917-м и позже. Нельзя ли тут провести параллели с нынешним временем, по отчетам вполне благочестивым?– Параллели-то и можно, и должно проводить, важно – какие выводы делать при этом, чтобы не произошло с нами того, что всегда происходило с народом Божиим со времен Авраама после соединения сынов Божиих с сынами мира. Апостасия всегда начиналась с того, что сыны Божии меняли свое сыновство Богу, роднясь с миром греха.
Хотя сомневаюсь, будет ли справедливой параллель между нынешним и дореволюционным состоянием Церкви. Мы-то, наполняющие храмы, в большинстве своем до сих пор еще не стали сынами Богу – мы пока рабы или – в лучшем случае – наемники в Его доме. А то, что произошло в 1917-м, имело предысторию в сотни лет. Сначала в несколько веков Русь стала Святой, а потом, опять же в несколько веков, скатилась к революции. Можно ли в ничтожно малые 25 лет современной истории Церкви о чем-то судить?
Думаю, нам еще, как мы уже говорили, нужно прилежно взрослеть.
– Взросление само по себе не обязательно делает человека ответственным, разумным, благочестивым. Как сделать этот процесс осознанным?– Сейчас мы – не просто как сообщество людей, а как Церковь – пока еще дети малые, не способные дать адекватную оценку происходящему, и ведем себя соответственно. За что-то – со всей искренностью и горячностью – готовы чуть ли не расстреливать, проклинать, отправлять в запреты и т.п., а что-то – беззаветно и бездумно оставляем без должного внимания.
Слава Богу, есть у нас отцы, которые подсказывают, как нам себя вести в каждом возрасте. Да кто ж их слушает? – вздохну я с грустью. Известная мысль: не стало старцев оттого, что нет послушников. Но, говоря о «детскости» современной Церкви, я всё же не снимаю с нас ответственности за то, кого мы слушаем и в какое русло направим наш корабль – в Небесное Отечество, порт нашей приписки, или в море великое и пространное, «тамо же гади, их несть числа» (ср.: Пс. 103: 25). От нас зависят времена и сроки, приблизим мы их или отдалим. Будет ли за внешней бурной деятельностью смиренное возрастание в Духе и Истине, станет для нас Таинство Жизни повинностью или потребностью. Говоря «мы», разумею каждого из нас, нарицающих себя именем Христа.
Не могу о себе сказать, что как только я женился, сразу автоматически понял, в чем суть семейной жизни и как ее прожить. Из года в год совместно с супругой, а потом и с детьми, поощряя друг в друге доброе и отсеивая зло, методом проб и ошибок, созидаем эту святыню – малую Церковь, тридцать лет уж этим занимаемся, а не знаем, положили ли фундамент.
Став священником, не в сию минуту стал им в полноте. И сейчас не могу сказать, что я достойный священник, достойный христианский пастырь. Но годами, совместно с прихожанами, стимулируя друг друга к благочестию, постепенно из требоисполнителей и требополучателей возрастаем в Тело Христово, опять же – не без ошибок с обеих сторон. Как скоро приблизимся к желаемому, зависит от каждого из нас, от нашего соработничества, от навыка терпеть и прощать, от желания полюбить друг друга, обретя тем подобие своего Бога.
– И всё-таки, батюшка, вернусь к началу нашей беседы. Да, беда наша – в том, что любовь Христова, о которой так много говорится, никак не становится основой нашей жизни. И претензии к современной земной Церкви – именно в том, что больше ценится любовь не к ближнему, а к отчету; усердие не в молитве, а в пиар-акции…Тут-то как быть? Растет духовно человек, только если со смирением понимает: он пришел в Церковь спасаться, а не спасать– Но ведь любовь – это не вседозволенность, она предполагает и ответственность, и нормы, и порядок. В каком состоянии любовь, в таком и средства, ее транслирующие. Нас раздражают – и не без основания – отчеты и справки, шарики в небо; но это, я надеюсь, все-таки – проявления любви: как можем, до большего пока не возросли, но растем. И дай Бог, чтоб росли мы все вместе – все, кого Господь ввел в Свою Церковь. Росли, не превозносясь друг перед другом и не выделяясь желанием что-то исправить в ней по нашим, только нашим лекалам, кого-то насильно «смирить», «укротить», «вразумить» – «ради его/ее же блага». Растет духовно человек, только если со смирением и благодарностью понимает: он пришел сюда спасаться, а не спасать, меняться, а не менять. И что всё в руках Божиих.
Конечно, жаль, что кто-то разочаровывается сегодня в Церкви, уходит из нее, что она так и остается «малым стадом». Окаиваю себя за то, что чрез меня хулится имя Божие, а не благословляется среди язычников. Но все ж нахожу малую ослабу осуждению себя в словах апостола Иоанна: «Они вышли от нас, но не были наши: ибо если бы они были наши, то остались бы с нами; но они вышли, и через то открылось, что не все наши» (1 Ин. 2: 19). Глядя, как то там, то тут священники или миряне уходят в раскол или секты, думаю, что все-таки не кипы отчетов и горы золота причиной этому, а то, что они в Церкви искали не Бога, а чего-то другого.
Напомню слова священника Александра Ельчанинова: «…от себя требуешь полной святости и унываешь, находя в самые святые минуты нечистоту в своем сердце, тщеславие, двойственность; злишься, заметив в людях, которых считал безукоризненными, – малодушие, лукавство, ложь; отчаиваешься, видя даже в Церкви Божией расколы, ссоры, ревность, зависть – разгул человеческих страстей. Между тем “надлежит сему быти”, весь мир заражен грехом; сверху донизу проходит страшная трещина – язва растления и смерти, и никто и ничто не свободно от нее. Если в самой совершенной общине – среди учеников Христа – был Иуда, то что же нам ужасаться, что в Русской Церкви есть Введенский, а свой маленький Иуда, как и свой кроткий, духоносный Иоанн и верный, деятельный Петр – есть в каждом приходе».
Но и в сердце свое собственное нужно вглядываться всерьез: не поселился ли там этот бедняга?
Со священником Георгием Осиповым
беседовал Петр Давыдовhttp://www.pravoslavie.ru/92712.html
