День памяти святителя Иннокентия Московского, апостола Сибири и Америки

[Александр Васильевич]

День памяти святителя Иннокентия Московского, апостола Сибири и Америки


Святитель Иннокентий (Вениаминов)

Святитель Иннокентий, митрополит Московский (в миру Иван Евсеевич Попов-Вениаминов), родился 26 августа 1797 г. в селе Ангинском Иркутской епархии в семье пономаря. Мальчик рано усвоил грамоту и с 7 лет уже читал Апостол в церкви. В 1806 г. его отдали в Иркутскую семинарию. Здесь, как лучшему воспитаннику, юноше дали фамилию Вениаминов, в честь почившего Иркутского архиепископа Вениамина (+ 8 июля 1814 г.). 13 мая 1817 г. он был рукоположен в диакона к Благовещенской церкви Иркутска, а 18 мая 1821 г. - во священника.


_{Святитель Иннокентий (Вениаминов)}

С 1823 г. началось миссионерское служение будущего Апостола Америки и Сибири. 45 лет отдал Святитель Иннокентий делу просвещения народов Камчатки, Алеутских островов, Северной Америки, Якутии, Хабаровского края, совершая свой апостольский подвиг в суровых условиях, с большими опасностями для жизни. Святитель Иннокентий крестил десятки тысяч людей, строил храмы, при которых основывал школы и сам обучал в них основам христианской жизни. Много помогало ему в трудах знание различных ремесел и искусств.

Святитель Иннокентий был замечательным проповедником. Совершая литургии, молебны и всенощные бдения, он неизменно наставлял паству. Во время многочисленных поездок святитель Иннокентий изучал язык, быт и нравы народов, среди которых проповедовал. Его труды по географии, этнографии и языкознанию получили мировую известность. Он составил алфавит и грамматику алеутско-лисьевского языка и перевел на него Катехизис, Евангелие и многие молитвы. Одно из лучших его произведений "Указание пути в Царство Небесное" (1833 г.) переведено на разные языки малых народов Сибири и выдержало более 40 изданий. Благодаря трудам святителя Иннокентия в 1859 г. впервые услышали Слово Божие и богослужение на своем родном языке якуты.

29 ноября 1840 г. митрополит Московский Филарет совершил пострижение отца Иоанна в монашество с именем Иннокентий, в честь святителя Иннокентия Иркутского. 15 декабря архимандрит Иннокентий был хиротонисан во епископа Камчатского, Курильского и Алеутского. 21 апреля 1850 г. епископ Иннокентий был возведен в сан архиепископа.

Промыслом Божиим 5 января 1868 г. святитель Иннокентий стал преемником митрополита Филарета на кафедре Московских первоиерархов. Через Святейший Синод митрополит Иннокентий закрепил вековой миссионерский опыт Русской Церкви (еще в 1839 г. он предложил проект улучшения организации миссионерского служения). Попечением митрополита Иннокентия было создано Миссионерское общество, Московский Покровский монастырь преобразован в миссионерский, в 1870 г. учреждена Японская Православная Духовная Миссия во главе с архимандритом Николаем Касаткиным (впоследствии святитель Николай Японский, память 3/16 февраля), которому святитель Иннокентий передал многое из своего духовного опыта. Весьма плодотворно было и управление святителем Иннокентием Московской епархией. Его стараниями построена церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Московской духовной академии.

Святитель Иннокентий преставился ко Господу 31 марта 1879 г., в Великую субботу, и погребен в Свято-Духовском храме Троице-Сергиевой Лавры. 6 октября 1977 г. Русской Православной Церковью святитель Иннокентий прославлен в лике святых. Память его установлено совершать дважды в год: 31 марта/13 апреля - в день его блаженной кончины, и 23 сентября/6 октября - в день прославления.

http://www.pravoslavie.ru/orthodoxchurches/39887.htm

[Александр Васильевич]

На оленях и на собаках, на лодках и пешком

Святитель Иннокентий Московский о своих миссионерских путешествиях

 23 сентября / 6 октября – день памяти святителя Иннокентия (Вениаминова; 1797–1879), великого миссионера, апостола Америки и Сибири, митрополита Московского и Коломенского. Жизненный путь святителя был непрерывным и тяжким трудным подвигом: из своих неполных 82 лет жизни 45 лет он провел в пути, проповедуя слово Божие народам Крайнего Севера нашей страны и Аляски и Алеутских островов. Туда он принес и культуру, и просвещение, и образование. И там он был подлинным выразителем той великой, широкой русской души, которая способна принять всех и всем послужить своим щедрым сердцем.

Предлагаем вниманию читателей отрывок из книги Издательства Сретенского монастыря «Быть полезным Отечеству: Сборник писем» святителя Иннокентия (Вениаминова).

http://www.pravoslavie.ru/sas/image/102485/248562.p.jpg?0.37732169060708576

Письма к митрополиту Филарету (Дроздову)

Высокопреосвященнейший Владыко, милостивейший архипастырь и отец!

Путешествие мое по Азии, начавшееся с 31 августа 1846 года (не считая морских плаваний), слава Богу, кончилось благополучно; 5 июля 1847 года я возвратился в Аян, где остаюсь в ожидании отхода судна. Ныне привелось мне проехать лишних две с половиною тысячи верст, частию оттого, что Камчатская епархия, в сравнении с 1843 годом, сделалась обширнее: пределы ее к юго-западу от Охотска касаются китайских границ; частию оттого, что я опасался ехать из Охотска прямо в Аян: ибо время было позднее, а ехать надобно было большею частию по реке Maе; и оттого я ехал обыкновенно Охотскою дорогою, почти до самого Якутска; оставалось только 140 верст. Оттуда поворотили мы на новоустроенную Компанией Аянскую дорогу, которая со временем гораздо будет лучше, чем Охотская. О летней же дороге из Аяна в Якутск и говорить нечего; вместо 30 или 35 дней верховой езды, как это было из Охотска, ныне из Аяна надобно проехать только 250 верст, по расчищенной дороге, не более как в 6 дней и потом сесть в лодку и плыть даже до самого Якутска. Очень желательно, чтобы казна обратила внимание на Аян и Аянскую дорогу и станции с Охотской дороги перенесла на оную.

    Пришлось бросить повозку… и ехать на оленях, и на собаках (в одном месте везли на быках)

Из Охотска мы выехали 26 марта и в Аян пpиехали 5 мая. Весенняя распутица заставила меня бросить повозку и ехать на простых дровнях, с зонтом из парусины, и ехать и на лошадях, и на оленях, и на собаках (в одном месте клад везли на быках). Я боялся, что глаза мои сделаются хуже от яркого света солнечного, отражающегося от снега; но — благодарение Господу! — я не пострадал от этого нисколько; a все неприятности и беспокойства, какие приходилось испытать, уже забыты, и я опять готов ехать; и точно, если Господу будет угодно, я не отказываюсь и еще сделать третье путешествие.

По прибытии в Аян открылся случай побывать и в новоотчисленном от Иркутской епархии крае Удском. И я этим случаем воспользовался. 6 июня отправился я со всею свитою моею в байдарке; 17-го прибыли мы в устье реки Уды, а 19-го прибыли в самое Удское, отстоящее от устья в 90 верстах. Здесь Господь помог мне и еще совершить освящение новосозданного храма (это было уже в четвертый раз в нынешнее мое путешествие); 26-го числа выехали из устья реки Уды, в байдарках и лодках, и 5 июля прибыли в Аян.

Неутешительно состояние удских жителей, и духовное, и внешнее. Склонность к пьянству до того сильна в крестьянах и поселенцах, что и прогонные деньги, полученные от меня с особенным увещанием употребить их в пользу свою и своих голодающих семейств, почти все употребили на вино.

Одно утешает меня относительно удских прихожан, что число крестьян и поселенцев не велико и большую часть составляют тунгусы, которые так же добры, как и их собратия, живущие между Гижигою и Охотском.

Свет Евангелия начинает распространяться с нашей стороны и за пределы китайской границы (впрочем, без всякого моего содействия). Удский священник, во время своих поездок по приходу, имеет случай видеться, на урочище Бурукан, с нигидальцами и другими инородцами, живущими в пределах Китайской империи, которые приходят за промыслами и торговлею. При всяком свидании священник беседовал с ними о спасении души, и беседы его, при содействии Божием, не остались без плода: в 1845 году (когда Удская церковь была уже причислена к Камчатской епархии) окрестилось из них 9 человек, в 1846-м — 3 человека. Один из них показал редкое усердие к принятию святого крещения.

    В 1845 и половине 1846 года окрещено более тысячи человек. В том числе более ста чукчей

Посильные действия и труды наших миссионеров Господь благословляет видимыми успехами. В 1845 и половине 1846 года окрещено более тысячи человек. В том числе более ста чукчей азиатских (в Анадырске). Самое большое число обращено в Квихпакской миссии (298 душ), и осталось много оглашенных. 199 человек приобретено нушегакским миссионером, который, впрочем, за болезнью переведен в Кадьяк, и место его остается праздным. Кенайский миссионер, от которого еще не получено официальных донесений (иеромонах Николай, взятый мною из Вифании), ревностно подвизается на своем поприще и в первые свои поездки окрестил кенайцев более 200 человек и миропомазал 75. Прибытие в Ситху священника, вместо иеромонаха Мисаила, дало возможность тамошнему священнику Петру Литвинцеву (переведенному из Кадьяка) заняться беседами с колошами; и вследствие сего окрестились нынешнею весною 36 человек, и многие женщины, как пишет священник, неотступно просят о крещении. Церковь, для них устрояемая вне крепости, приходит к окончанию. При этом колоши показывают свое усердие, помогая в доставке леса и прочее. Это меня очень радует, ибо на построение особой для них церкви они долго не соглашались; и потому я не надеялся, чтобы они стали помогать при устроении церкви. Итак, по милости Божией, я надеюсь и еще совершить освящение нового храма вскоре по возвращении моем в Ситху, которое, полагаю, будет около 26 августа. Из Аяна намерены мы отправиться 24 июля.

Поручая себя молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с сыновнею преданностью и любовью Вашего Высокопреосвященства, милостивейшего архипастыря и отца, нижайший послушник

Иннокентий, епископ Камчатский
Аянский порт, июля 22 дня 1847 года


_{Иннокентий (Вениаминов), святитель. Быть полезным Отечеству: Сб. писем / Сост. Г.Г. Гуличкиной. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2009. — 592 с.}

***

Высокопреосвященнейший Владыко, милостивейший архипастырь и отец!

Паки и многажды слава и благодарение Господу, хранившему и хранящему меня даже доныне во всех многообразных путях, и входах, и исходах моих! Он помог мне совершить и третье мое путешествие по азиатской части вверенной мне епархии благополучно и здорово. Несмотря на разные перемены стихии, времена года и прочее, никто из бывших со мною не потерпел в пути ничего слишком неприятного или вредного, и как я сам[1], так и бывшие со мною[2] во все время были совершенно здоровы. 8 августа 1850 года я отправился на реку Камчатку для обозрения находящихся там церквей; сначала верст около 200 ехали на верховых лошадях, а потом плыли на лодках по реке Камчатке. 28 августа возвратился я в Петропавловск, где и проживал безотлучно до 14 ноября. С этого дня началось мое зимнее путешествие; сначала на собаках до коряков, потом на оленях, а там опять на собаках, и наконец на оленях прибыли в Аян. С 18 по 30 января проживал я в Гижиге; с 25 февраля по 8 марта в Охотске и наконец 3 апреля прибыл я в Аян; и тем кончилось мое путешествие по твердой земле. Из Охотска в Аян я ныне ехал путем новым, то есть по реке Мае, сверху вниз, до Нелькана, где кочуют и бродят тунгусы, принадлежащие охотской церкви, следовательно, по местам, принадлежащим Камчатской епархии.

Говоря о входах и исходах моих, я не хочу умолчать об одном случае, весьма для меня утешительном. Отправляясь в последний раз из Петропавловска, я, судя по времени года и другим обстоятельствам, никак не мог думать, что я к 15 декабря (то есть ко дню, в который я, ровно за десять лет, удостоился рукоположения в настоящий сан) могу приехать в дранкинское селение, где отстраивается новая церковь, заложенная в 1849 году во имя святителя Иннокентия, на место ветхой, бывшей во имя того же святителя; и, даже будучи в Тигиле (6 декабря), я не надеялся поспеть к этому дню на Дранку. Но Господь, удивляющий на мне грешном милости Своя, благоволил явить и сию милость: я, сверх всяких расчетов, приехал на Дранку 13-го числа утром, то есть к самому времени, и 15-го числа Господь сподобил меня совершить освящение нового храма во имя моего Ангела. К тому же ко времени освящения приехали и все тоены и старшины всех олюторских селений, которые очень редко бывают в церкви, за отдаленностью, и которые потому никогда не видали архиерейского служения. Это я считаю величайшею, незаслуженною наградою за мое путешествие.

    Для встречавшихся мне на пути тунгусов, большею частью в местах пустых… я служил молебны под открытым небом

Путешествие мое кончилось. Но что сказать о нем вообще?.. Много расстояния пройдено (более 6 тысяч верст, не считая морских путей, совершенных и предстоящего, а с ними всего расстояния будет 19 тысяч 700 верст); много употреблено для сего времени (почти десять месяцев), много истрачено денег на прогоны (более трех тысяч рублей серебром) и много причинено трудов и хлопот обывателям, служившим мне в путях моих; но много ли сделано пользы?.. Конечно, не наше дело знать об этом, ибо не наше дело возращать, а наше дело только делать, и я, что мог и сколько мог, делал. Так, например, во всех церквах, мною посещенных, я отправлял Литургии, а в часовнях — молебны или бдения и после оных предлагал поучения; и также ни одного селения, чрез которые я проезжал, не оставил без того, чтобы не напомнить о главной цели существования нашего на земле. И кроме того, не оставлял без молитвенного благословения и поучения и встречавшихся мне на пути тунгусов, большею частью в местах пустых, и которых я, в нынешнюю мою поездку, видел довольно много; я служил для них молебны под открытым небом и прочее. <…>

Поручая себя молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с сыновнею преданностью и любовью Вашего Высокопреосвященства, милостивейшего архипастыря и отца, нижайший послушник

Иннокентий, архиепископ Камчатский
Аянский порт, мая 21 дня 1851 года

***

Высокопреосвященнейший Владыко, милостивейший архипастырь и отец!

    Было совершено освящение воды – и с того самого часа в озере вдруг не стало ни одного насекомого

Посланный мною в 1850 году на Курильские острова иеромонах Сергий ныне возвратился оттуда и донес мне, между прочим, что Всеблагий Господь, во утешение курильцев, а паче во утверждение веры сего малейшего стада Своего (всех курильцев не более 60 душ обоего пола) благоволил явить им видимое знамение силы Креста и благословения Церкви. На том острове, где зимовал иеромонах, нет речки (и нет постоянных жителей), и водою обыкновенно пользуются проезжие из находящегося там озера; а в этом озере столько разных букашек и насекомых, что воду из него нельзя было употреблять иначе, как процеживая сквозь что-нибудь. Так было до 6 января сего 1851 года. В этот день было совершено в нем освящение воды, по чиноположению; и с того самого часа в озере вдруг не стало ни одного насекомого. Так было во все остальное время прожития их на том острове до 21 мая и при вторичном их пребывании на нем, на обратном пути с 8-го острова на Шумшу 2 июля.

Зимовать на том острове иеромонаха и бывших с ним заставили бурные осенние ветры. И так как на этом острове, и особенно зимою, нет ни птицы, ни зверя и ни рыбы около него, то иеромонах с причетником своим, не имея возможности взять с собою с острова Шумшу запаса более 6 пудов муки, последние два месяца принуждены были питаться почти одними кореньями трав. А курильцы всю зиму питались почти одною морскою капустою с небольшим количеством жира. Такой роскошный стол у них зимою нередко бывает. И после того удивительно ли, что они уменьшаются? А помочь им почти нельзя. О курильцах иеромонах отзывается, что они вообще очень усердны к молитве, с охотою и радостию исполняли все, что от них требовалось Церковью. Нравственность их не худа. Охотно и со вниманием слушали они книги, которые им читал иеромонах по вечерам, часто сами просили его о том. За посещение их священником остались очень благодарны.

Поручая себя молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с сыновнею преданностью и любовью Вашего Высокопреосвященства, милостивейшего архипастыря и отца, нижайший послушник

Иннокентий, архиепископ Камчатский
Аянский порт, ноября 30 дня 1851 года


Публикуется по: Иннокентий (Вениаминов), святитель. Быть полезным Отечеству: Сб. писем / Сост. Г.Г. Гуличкиной. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2009.

____________________________________

[1] Вскоре по отбытии из Петропавловска я начал чувствовать боль в левой руке, которая не прошла еще и теперь; но она мне пока еще не препятствует делать свое дело, следовательно, ее нечего считать и болезнью. — Здесь и далее прим. свт. Иннокентия.

[2] Взятый мною из Ситхи келейник (креол), он же регент, писец и иподиакон, в Гижиге отморозил руки; но он уже почти совсем поправился, и притом это с ним случилось на месте и не в пути; следовательно, нечего считать и его в числе больных.

http://www.pravoslavie.ru/97578.html

[Александр Васильевич]

Величие святой простоты. Часть 1


_{Святитель Иннокентий (Вениаминов)}

О нем писали и пишут много и много будут писать, и чем дальше населяется, оживляется и гуманизируется Сибирь, тем выше и яснее станет эта апостольская фигура.
И.А. Гончаров. Фрегат «Паллада»

23 сентября / 6 октября Русская Православная Церковь отмечает прославление святителя Иннокентия (Вениаминова), митрополита Московского и Коломенского, апостола Америки и Сибири.

Жизненный путь святителя был непрерывным и тяжким трудным подвигом: из своих неполных 82 лет жизни 45 он провел в пути, проповедуя слово Божие народам Крайнего Севера нашей страны и Аляски и Алеутских островов. Он явил подлинный духовный облик русского человека для народов Крайнего Севера. Туда он принес и культуру, и просвещение, и образование. И там он был подлинным выразителем той великой, широкой русской души, которая способна принять всех и всем послужить своим щедрым сердцем.

Cвятитель Иннокентий (в миру Иван Евсеевич Попов) родился 26 августа 1797 года в селе Анга Верхнеленского округа Иркутской губернии в семье пономаря церкви святого пророка Илии. Когда Ивану Попову исполнилось пять лет, отец начал обучать его грамоте. В августе 1803 года семью Поповых постигло большое горе: умер отец, как значится в метрической книге, «исповедав своя согрешения, и святых таин приобщен, и елеем освящен, помре 40 лет». Его жена и четверо детей остались в крайней бедности. Рано осиротев, Иван с детства узнал нужду и через всю жизнь пронес непосредственное сопереживание чужого горя и лишений. Маленького Ивана на воспитание взял родной дядя, он и продолжил его обучение. В 8 лет мальчик уже читал в церкви Апостол и своим толковым чтением доставлял утешение прихожанам. В 9 лет Иван Попов был определен для обучения в Иркутскую духовную семинарию, в которой обучался долгих двенадцать лет. Вспоминая свое детство, он писал: «Учился я хорошо, но чистого, без мякины, хлеба до выхода из семинарии не пробовал». Дядя Ивана, овдовев, принял монашество с именем Давид и был перемещен в Иркутск. Отец Давид в свободное от службы время увлекался занятиями механикой, и Иван часто помогал ему. Интерес к прикладным наукам очень пригодился Ивану в его дальнейшей жизни.

В 1814 году ректор семинарии некоторым семинаристам переменил фамилии. За время учебы в семинарии ректор дважды менял фамилию Ивану. Сначала к фамилии Ивана было добавлено название его родного села, и он стал Попов-Ангинский. А 8 июня 1814 года в Иркутске скончался епископ Иркутский и Нерчинский Вениамин (Багрянский), и ректор дал Ивану фамилию Вениаминов, в память почившего и всеми почитаемого владыки.

В 1817 году Иван Вениаминов вступил в брак по любви и вскоре был посвящен во диакона к Благовещенской церкви Иркутска. По окончании семинарии отец Иоанн был определен учителем в приходское училище. В 1821 году он был посвящен во священника той же Благовещенской церкви Иркутска. В продолжение своего кратковременного священнического служения (всего более двух лет) отец Иоанн успел заслужить любовь и уважение своих прихожан.

В 1823 году епископ Иркутский и Нерчинский Михаил (Бурдуков; † 1830) получил указ Святейшего Синода с предложением направить священника на остров Уналашку, где учреждалась духовная миссия для просвещения светом Христовой веры инородцев. Желающих туда ехать не нашлось: никто не хотел отправиться в такую далекую страну. Отец Иоанн тоже записался в число нежелающих. Но, услышав рассказ выходца из тех мест Ивана Крюкова об усердии алеутов к молитве и слушанию слова Божия, изменил свое решение. Семейство отца Иоанна и не подозревало о том, как резко переменится вся их жизнь в ближайшем будущем.

7 мая 1823 года отец Иоанн выехал из Иркутска со своим семейством, которое к тому времени состояло из старушки матери, жены, годовалого сына Иннокентия и 19-летнего брата Стефана. Сначала отец Иоанн отправился в свое родное село, а оттуда, отслужив молебен, поехал на павозке (судно наподобие баржи) по реке Лене до Якутска. Из Якутска он ехал до Охотска, расположенного на берегу Охотского моря. Расстояние в тысячу верст отец Иоанн с семьей проехал верхом на лошадях и 8 июля 1824 года отправился на судне «Рюрик» из Охотска до острова Уналашки. 29 июля 1824 года отец Иоанн благополучно прибыл на место своего назначения. Сначала он проживал со своей семьей в землянке, а потом в деревянном скромном домике, построенном собственными руками. Всю домашнюю утварь, и даже стенные часы, он изготовил сам. Отец Иоанн умел делать все: он был и плотник, и часовщик, и механик, а иногда и плел сети для ловли рыбы. Вечерами отец Иоанн со своими детьми отливал восковые свечи для своей церкви. В свободное время он любил совершать прогулки с детьми по горам и, как любитель и наблюдатель природы, передавал им свои познания. Приход отца Иоанна состоял из 60 небольших островков, расположенных на границе Берингова моря и Тихого океана, самым большим из которых был остров Уналашка. На этом острове было 10 селений и в них не более 400 человек; церкви не было, стояла лишь полуразвалившаяся часовня. Новый храм на острове в честь Вознесения Господня отец Иоанн построил практически своими руками, и 29 июня 1826 года состоялось его освящение. «Невозможно лучше желать для сего края человека такой нравственности, таких познаний, благородного характера, с такой прилежностью к своей должности, каков отец Иоанн», – хвалил молодого священника главный правитель Русской Америки Матвей Иванович Муравьев[1].

Климат на Уналашке и на всех Алеутских островах был сырой и переменчивый. Пасмурная погода с туманами и ветрами стояла здесь большую часть года, ясных, безоблачных дней насчитывалось не более пятидесяти за весь год. Летом здесь было не особенно жарко; а зимою морозы были такие, что птицы замерзали на лету. «Я настоящею участию моею могу быть очень доволен, – тем не менее писал по прибытии отец Иоанн К.Т. Хлебникову, – поелику, будучи здоров, могу быть весел, спокоен, безбеден и счастлив»[2].


_{Портрет свт. Иннокентия [1841 г.]}

Отец Иоанн часто совершал опасные поездки с острова на остров, из одной деревни в другую, чтобы исполнить духовные требы своей разбросанной паствы. Этим поездкам он посвящал значительную часть года. Терпеливость и бесстрашие его в этих путешествиях достойны удивления. Переплывал с острова на остров на маленьком челноке (байдарке), до того узком, что ноги можно было держать только протянутыми и прижатыми плотно одна к другой. Часто заставала его в пути снежная пурга и буря, и он вынужден был ночевать в ущельях, просто в тундре, выкопав себе в снегу яму, для того чтобы в этом убежище продержаться сутки-двое и больше, а потом продолжить свой путь. Приходилось терпеть и голод, и холод, быть под проливным дождем и, промокнув до костей, останавливаться на отдых в холодной алеутской юрте. После того как отец Иоанн провел на островах десять лет, у него развилась болезнь ног, причинявшая ему постоянные боли на протяжении всей его жизни. Миссионерская деятельность отца Иоанна была оценена епархиальным руководством: он был награжден золотым наперсным крестом.

Будучи истинным миссионером, глубоко преданным своему делу, отец Иоанн понимал значение преподавания слова Божия туземцам на их родном языке. И потому он сразу же принялся за изучение их речи и создание письменности для их языка, которой у них еще не было. Составив алфавит для алеутско-лисьевского языка на основе кириллицы и словарь из 1200 слов, отец Иоанн начал учить в школе чтению и письму детей алеутов.

В свободное время отец Иоанн начал переводить на алеутско-лисьевский язык священные книги. Он перевел катехизис и Евангелие от Матфея. Затем была переведена на алеутский язык Божественная литургия. К 1830 году он уже мог проповедовать на местном языке без толмача. Отец Иоанн любил алеутов за их простосердечие и усердие к слушанию слова Божия. В письме к митрополиту Филарету (Дроздову; † 1867) от 1 августа 1843 года он писал: «Чем более знакомлюсь я с дикими, тем более люблю их и тем более убеждаюсь, что мы, с нашим просвещением, далеко, далеко отклонились от пути к совершенству, почти не замечая того; ибо многие так называемые дикие гораздо лучше многих так называемых просвещенных в нравственном отношении».

Зимой 1831–1833 годов отец Иоанн написал небольшую книжечку на алеутском языке – «Указание пути в Царствие Небесное». Эта книга, которую отец Иоанн писал для новообращенных алеутов с целью ознакомления их с основами христианской истины спасения, была очень популярной, она переведена на славянский и русский языки и выдержала 47 изданий.

Неутомимый, проницательный и умный наблюдатель, отец Иоанн составил различные антропологические, этнографические, географические и метеорологические описания. Позднее они были собраны в трехтомный труд под названием «Записки об островах Уналашкинского отдела», который не потерял своей актуальности до настоящего времени. Несколько его статей было переведено на французский и немецкий языки. За свои научные достижения отец Иоанн был избран членом-корреспондентом Российской академии наук.

В 1834 году отец Иоанн получил назначение на остров Ситху – один из самых больших островов Ванкуверской гряды, лежащий у юго-западного побережья материковой Аляски. На Ситхе основной задачей отца Иоанна было просвещение светом Христовой веры гордых и воинственных местных индейцев – колошей. Колоши как по виду, так и по нраву резко отличались от алеутов. По нраву колоши были горды и самолюбивы и очень мстительны. Если колош при жизни не смог отомстить за обиду, то он завещал свою месть потомкам. Обращение колошей в христианство шло очень медленно. Сначала отец Иоанн начал изучать их язык и быт. Затем начал писать проповеди на их родном языке. Отец Иоанн старался более убеждать, чем принуждать, и терпеливо ожидал добровольного желания креститься. Исследования отца Иоанна составили трактат под названием «Некоторые замечания о колошском и кадьякском языках». К этой работе он приложил словарь более чем на тысячу слов. Кроме просвещения, отец Иоанн обучил туземцев плотницкому и кузнечному делу, а также научил их прививать оспу.

В свободное время отец Иоанн любил что-нибудь мастерить. Он сделал часы для колокольни над Михайловским храмом в Ново-Архангельске. На протяжении многих лет эти часы были местной достопримечательностью.

В 1836 году отец Иоанн побывал в Калифорнии, чтобы посетить Форт-Росс – русский поселок, основанный в 1811 году на тихоокеанском побережье, примерно в 70 милях к северу от Сан-Франциско. Предполагалось, что храм форта обслуживает священник, приезжающий с о. Ситхи.

Отец Иоанн пробыл в Форт-Россе месяц в ожидании корабля, чтобы вернуться на Ситху из Сан-Франциско. В это время он посетил четыре испанские миссии. Это была его первая встреча с Римско-Католической Церковью. Отец Иоанн оценил гостеприимство испанских миссионеров, с которыми он общался по-латыни. По их просьбе отец Иоанн собственноручно сделал для них органчики[3].

Осенью 1837 года Ситху посетил английский корабль «Sulphur». Капитан корабля сэр Эдвард Белчер посетил местную церковь и познакомился с отцом Иоанном, который произвел на него огромное впечатление. По словам Белчера, «он (отец Иоанн. – Г.Г.) был огромным человеком атлетического сложения, росту в нем было около шести футов трех дюймов, обут в сапоги, настоящий Геркулес, и притом очень умен»[4].

Отец Иоанн показал ему свою мастерскую. В мастерской находился довольно большой орган, барометр и многие другие предметы, собственноручно изготовленные отцом Иоанном. По просьбе капитана Белчера, отец Иоанн починил два барометра для корабля, которые потом долгое время не нуждались в ремонте.

Миссионерская деятельность в Русской Америке нуждалась в коренном улучшении. Территория Русской Америки простиралась на тысячи километров, но там насчитывалось всего четыре священника в четырех храмах, расположенных на Ситхе, Кадьяке, Уналашке и Атке, на 10 тысяч христиан-туземцев и около тысячи русских. Многие тысячи туземцев никогда не видели миссионера. Финансовая поддержка миссионерской работы была совершенно недостаточной. Миссия не имела собственной организации. Каждый священник подчинялся иркутскому архиерею, находящемуся за 10 тысяч верст. В материальном отношении они полностью зависели от Русско-Американской компании. Отец Иоанн хотел ходатайствовать перед Святейшим Синодом об увеличении количества храмов в Русской Америке, улучшении их материального обеспечения и устроении миссионерского благочиния, а также желал осуществить издание своих трудов на алеутском языке и лично проследить за их печатанием в Синодальной типографии.

Получив разрешение на поездку в Санкт-Петербург, отец Иоанн отправил матушку с четырьмя детьми в Иркутск, где двое старших его сыновей, Иннокентий и Гавриил, были воспитанниками семинарии, а сам в ноябре 1838 года вместе с семилетней дочерью Феклой отправился в кругосветное путешествие. Плавание продолжалось 8 месяцев, и 25 июля 1839 года они прибыли в столицу Российской империи. Отец Иоанн побывал у обер-прокурора Святейшего Синода графа Н.А. Протасова и представил свой пространный отчет «Обзор Православной Церкви в Русской Америке» с рекомендациями по улучшению положения. Синод находился на летней вакации, и отец Иоанн отправился в Москву, где встретился с митрополитом Московским и Коломенским Филаретом. Митрополит Филарет проявил большой интерес к работе отца Иоанна в далекой Америке и стал его благодетелем и другом на всю жизнь. С первого взгляда святитель Филарет полюбил этого трудолюбивого проповедника. «В этом человеке есть что-то апостольское», – говорил он об отце Иоанне. В знак особого расположения митрополит Филарет благословил отцу Иоанну во время приездов останавливаться в подчиненных ему подворьях Троице-Сергиевой лавры как в Москве, так и в Санкт-Петербурге.

Осенью 1839 года отец Иоанн возвратился в Санкт-Петербург и был приглашен для участия в сессии Святейшего Синода. Доклад отца Иоанна был принят благосклонно, и к празднику Рождества Христова за долголетние труды он был возведен в сан протоиерея. Кроме того, он получил благословение на издание своих работ на алеутском языке в Московской синодальной типографии. Его статьи о людях, языке и природе Русской Америки стали появляться в различных газетах и журналах, он выступал и с чтением лекций в разных аудиториях.

(Окончание 1-й части следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание 1-й части)

Ранней весной 1840 года отец Иоанн получил печальное известие: 25 ноября 1839 года в Иркутске скончалась его супруга Екатерина Ивановна. Отец Иоанн тяжело переживал эту потерю и как бы «замер от удара судьбы». Ближайший друг и помощник в его трудном деле был отнят у него Промыслом Божиим для того, чтобы поставить его на более высокий путь церковного служения. Митрополит Филарет, как мог, утешал горюющего батюшку и посоветовал принять монашество. Отец Иоанн отказался от этого предложения, в первую очередь беспокоясь о своих осиротевших детях. Для укрепления душевных сил и принятия правильного решения он посетил сначала Троице-Сергиеву лавру, а затем Киево-Печерскую лавру.

Святейший Синод, приняв рекомендации отца Иоанна относительно миссионерской работы в Северной Америке, установил договоренность с Русско-Американской компанией о значительном увеличении содержания миссии. Было принято решение устроить на о. Ситхе благочиние и направить в Русскую Америку еще нескольких священников. Тем временем, благодаря ходатайству митрополита Филарета и благорасположению императора Николая I, были устроены дети отца Иоанна: сыновья переведены из Иркутской духовной семинарии в Петербургскую, а дочери приняты в столичную школу для девочек.

Отец Иоанн не стал противиться монашескому призванию. 29 ноября 1840 года он был пострижен в монашество с именем Иннокентий в честь святителя Иннокентия (Кульчицкого; † 1731), епископа Иркутского и Нерчинского, и получил сан архимандрита. Между тем Святейшим Синодом было принято постановление об учреждении епархии на Алеутских островах. Императору Николаю I был представлен список из трех претендентов. Государь пожелал видеть архимандрита Иннокентия. После беседы император на прощание сказал ему: «Передайте митрополиту, что я желаю, чтобы вы были назначены архиереем новой епархии». 14 декабря 1840 года в Казанском соборе в Санкт-Петербурге отец Иннокентий был поставлен во епископа Камчатского, Курильского и Алеутского. Направляясь к месту своего епископского служения, владыка Иннокентий прибыл в Иркутск. Здесь он посетил могилу почившей своей супруги, похороненной рядом с кладбищенской церковью в честь Входа Господня в Иерусалим, и отслужил панихиду. Посетил владыка церковь Благовещения, где начинал служить священником, и совершил там Божественную литургию с благодарственным молебном. Покидая Иркутск, он заехал на свою родину, в село Ангу, заходил в избу, в которой родился и провел детство.

Владыке предстояло самое тяжелое расставание – расставание со своими детьми. Андрей Николаевич Муравьев вспоминал: «Велика была, однако, отеческая жертва, которую он приносил Богу; на другой день утром я посетил его в доме Американской компании, где он имел пребывание. Иннокентий в большом волнении ходил по комнате и старался побороть себя. Увидев меня, не мог он удержать слез. “Ах детки мои, детки мои! – сказал он прерывающимся голосом, – как мне вас жаль! Сей час только я с ними простился; ах, как они плакали! Особенно меньшая: ведь я еще никогда с нею не расставался; она при мне росла, со мною плыла кругом света и меня всегда утешала. Я еще должен остаться здесь один день, но я не знаю, ехать ли мне опять к детям? Очень хочется еще однажды, в последний раз, их поцеловать и благословить; но они будут плакать и опять меня расстроят; нет, лучше не поеду; ведь я их уже отдал Богу и добрым людям”, – и опять полились слезы из глаз нежного отца»[5].

Епископ Иннокентий вернулся на Ситху. Михайловский храм стал кафедральным собором новой епархии, обширная территория которой лежала на двух континентах и включала Аляску, Алеутские и Курильские острова, Камчатку и побережье Охотского моря. Прибытие епископа Иннокентия в Ново-Архангельск совпало с пожалованием императором Николаем I нового устава Русско-Американской компании. Новый устав был особенно благосклонен к туземному населению. В нем запрещалось употребление силы или принуждения в отношении туземцев и поощрялось распространение среди них образования. Эти положения нового устава отражали глубокие убеждения самого владыки Иннокентия. Назначая священников на новые миссионерские должности, он давал подробнейшие наставления, побуждая чаще проповедовать, учить народ, подавая личный пример.

С самых первых дней своего священнического служения отец Иоанн придавал большое значение религиозному обучению детей и юношества (еще в Иркутске он вел воскресные классы). Возглавляя миссионерскую епархию, владыка предложил всем священникам регулярно проводить занятия с молодежью в своих приходах. Сам владыка преподавал Закон Божий в новопостроенной архиерейской резиденции: девочкам – по вторникам, мальчикам – по средам. Владыка был замечательный проповедник и никогда не упускал возможности проповедовать или просто вести беседу с людьми. «Горе призванному и поставленному проповедовать слово Божие и не творящему этого! Разъясняя учение веры, надо говорить обдуманно, ясно, четко и как можно более сжато. Иначе проповедь наша произведет мало впечатления. Пояснять, что все учения Иисуса Христа зовут нас покаяться, уверовать в Него и иметь несебялюбивую чистую любовь к Нему и ко всем людям. Дабы произвести впечатление на сердце, надо и говорить от сердца, ибо от избытка сердца глаголят уста. Потому только тот, кто преисполнен веры и любви, может обладать красноречием и премудростью, которым не смогут противиться сердца слушателей», – писал владыка в наставлении священнику Иакову Нецветову, который позднее стал замечательным миссионером (впоследствии был причислен к лику святых Американской Православной Церковью).

Владыка очень болезненно переживал за судьбу своего старшего сына Иннокентия, который без родительского присмотра сбился с правильного пути. Эта боль не покидала владыку всю его жизнь. В письме к Н.Е. Лажечникову от 29 июля 1846 года он писал: «Искренне благодарю Вас за попечение о моем несчастном сыне. Бога ради, не оставьте его и впредь. И если можно, отправьте его на Кавказ. А если он на Кавказ не уедет, то не допустите его умереть с голоду, давайте денег на мой счет… Вот Вам доказательство того, что всегда надобно иметь преданность Богу и не выпрашивать у него усильно. Этот несчастный сын мой у меня родился четвертым (до него все дети умирали рано), и он уже готов был умереть и даже умирал, но я, можно сказать, насильно вырвал его из рук смерти, или – все равно – из рук Божиих, и Он, Милосердый, отдал его мне, но с тем вместе и наказал меня им (с покорностью приемлю сие наказание). А если бы он умер тогда, теперь бы был в небесной школе с прочими младенцами, и я бы давно его уже забыл, а теперь Бог знает, что из него будет! Но буди воля Божия»[6].

Епископ Иннокентий побывал во всех уголках своей обширной епархии. На каждом острове, в каждом селении народ встречал его с великой радостью. Вспоминая свое опасное путешествие на о. Кадьяк, владыка писал: «Для нас поход сей был очень полезен, потому что ежели везде будет счастье, то как раз забудешь Бога и возмечтаешь, что ты необходимо нужный человек»[7]. Владыка пользовался всеми доступными ему видами транспорта – по большей части лодками-каяками, лошадьми, нартами. Однажды, переправляясь через Камчатский хребет, нужно было пересечь глубокое ущелье глубиной в 50 саженей. Епископа Иннокентия завернули в оленьи кожи, перевязали оленьими ремнями и спустили на дно этой пропасти, а спутники его скатывались просто так за ним по снежному склону. Вперед они спустили собак, связав по несколько животных в связку, а затем сами скатывались. «Епископ Иннокентий призван был явить воочию образ многотрудной жизни людей, преисполненных веры, о которых апостол Павел говорил: “Скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления… Скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли” (Евр. 11: 37–38)»[8].

В 1842 году, в начале поездки по епархии к острову Еловому, где погребен был преподобный Герман Аляскинский († 1837, память 27 июля, 13 декабря), корабль, на котором плыл епископ Иннокентий, попал в жестокий шторм, вызванный землетрясением. Вот как писал об этом владыка: «Во время жестокого шторма мы 28 дней лавировали в виду Елового. Все были в опасности, кончилась питьевая вода. Я сказал в уме своем: “Если ты, отец Герман, угодил Богу, то пусть переменится ветер”. И точно, не прошло, кажется, и четверти часа, как ветер сделался попутным. Вскоре я служил литию на месте погребения старца».

В наставлении миссионерам владыка писал: «Не следует прибегать к неподтвержденным доказательствам от Священного Писания или выдумывать ложные чудеса или откровения, под страхом строжайшего наказания. Однако, если Господу угодно где-либо видимым образом явить Свое могущество, следует провести самое объективное расследование дела и представить его мне со всеми свидетельствами»[9].

Владыка любил простую церковную утварь, предпочитал простые опрятные облачения, настаивал на простой, понятной и чинной манере богослужения, ясном и ровном чтении псалмов и Священного Писания. Однажды епископ Иннокентий сказал чтецу, который приехал из Москвы: «Вы читаете хорошо, но вижу, что в Москве не угас еще странный обычай кричать изо всех сил в конце чтения». А в другом случае он сказал с одобрением: «У протодиакона хороший голос, он читал Евангелие ровно и закончил читать без крика»[10].

Владыка Иннокентий прилагал большие усилия, чтобы помочь священникам совершать Божественную литургию где только возможно. С этой целью летом 1845 года он написал наставление об употреблении переносных антиминсов, которые раздавались его священникам для миссионерских поездок, «дабы каждый православный житель имел возможность безотлагательно причаститься святых таин при возможности».

В 1850 году, после первого десятилетия своего пребывания во главе епархии, епископ Иннокентий представил подробный отчет в Святейший Синод. Согласно отчету, за Камчатской, Курильской и Алеутской епархией значилось 23 тысячи 130 человек. Из них около 15 тысяч жило в североамериканской части епархии; 9 из 24 храмов находилось на Аляске, 5 из них было построено после назначения епископа Иннокентия; в Русской Америке было также 37 часовен и молитвенных домов, 19 строилось на Камчатке. В Америке храмы располагались следующим образом: три в Ново-Архангельске, Ситхе, в том числе Михайловский собор, Крестовый храм в архиерейском доме и новый храм для колошей. Кроме уже существовавших храмов на Кадьяке, Уналашке и Атке, строились храмы на Кенае, Нушегаке и Квипе. Во всей епархии насчитывалось 29 священников, 5 диаконов и 55 чтецов. В американской части епархии было 9 священников, 2 диакона и достаточное количество чтецов.

(Окончание следует.)

Галина Гуличкина

_______________________________

<sub>[1] История Русской Америки. 1732–1867: В 3-х т. М., 1999. Т. 2. С. 383.

[2] Русская Америка. По личным впечатлениям миссионеров, землепроходцев, моряков, исследователей и других очевидцев. М., 1994. С. 158.

[3] Органчиком называлась заводная машина, на валу которой была набита мелодия.

[4] См.: Chevigny H. Russian Amerika. New York. 1965.

[5] Муравьев А.Н. О епископе американском Иннокентии. 1842 год // РГАЛИ. Ф. 275. Лесков Н.С. Оп. 1. Ед. 375. Л. 15–15 об.

[6] Письма Иннокентия, митрополита Московского и Коломенского. СПб., 1897. Т. 1. С. 159.

[7] РГАЛИ. Ф. 275. Лесков Н.С.. Оп. 1. Ед. 375. Л. 17 об.

[8] См.: Григорьев Димитрий, протоиерей. Митрополит Иннокентий – миссионер-пророк // Тысячелетие Крещения Руси. Международная церковно-историческая конференция. Киев, 21–28 июля 1986 года. Материалы. М., 1988.

[9] Наставление священнику, назначаемому для обращения иноверных и руководствования обращенных в христианскую веру // Избранные труды святителя Иннокентия, митрополита Московского, апостола Сибири и Америки. М., 1997. С. 163–181.

[10] Барсуков И.П. Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский, по его сочинениям, письмам и рассказам современников. М., 1883. С. 494.</sub>

http://www.pravoslavie.ru/4493.html

[Александр Васильевич]

Величие святой простоты. Часть 2



В 1850 году епископ Иннокентий возводится в сан архиепископа, а два года спустя к его епархии присоединяется Якутский край с 200 тысячами обитателей. Известный русский писатель И.А. Гончаров, по завершении кругосветного путешествия на фрегате «Паллада», в сентябре–октябре 1854 года находился в Якутске, где лично познакомился со святителем Иннокентием и был свидетелем его неустанных переводческих и архипастырских трудов. «Теперь он, то есть преосвященный Иннокентий, подвизается здесь на более обширном поприще, начальствуя паствой двухсот тысяч якутов, несколько тысяч тунгусов и других племен, раскиданных на пространстве тысяч трех верст в длину и в ширину области. Под его руководством перелагается евангельское слово на их скудное, не имеющее права гражданства между нашими языками наречие. Я случайно был в комитете, который собирается в тишине архипастырской кельи, занимаясь переводом Евангелия. Все духовные лица здесь знают якутский язык. Перевод вчерне уже окончен. Когда я был в комитете, там занимались окончательным пересмотром Евангелия от Матфея. Сличались греческий, славянский и русский тексты с переводом на якутский язык. Каждое слово и выражение строго взвешивалось и поверялось всеми членами. Один из миссионеров, именно священник Хитров, занимается, между прочим, составлением грамматики якутского языка для руководства при обучении якутов грамоте. Она уже окончена. Вы видите, какое дело замышляется здесь»[1]. И.А. Гончаров отзывался о святителе Иннокентии как о приветливом, общительном человеке, отличавшемся высоким трудолюбием, знавшем и любившем свой край, заботившемся о просвещении его жителей. В письме к Е.П. и Н.А. Майковым от 13 января 1855 года И.А. Гончаров восторженно писал: «Здесь есть величавые, колоссальные патриоты. В Якутске, например, преосвященный Иннокентий: как бы хотелось мне познакомить вас с ним. Тут бы увидели русские черты лица, русский склад ума и русскую коренную, но живую речь. Он очень умен, знает много и не подавлен схоластикою, как многие наши духовные, а все потому, что кончил ученье не в академии, а в Иркутске, и потом прямо пошел учить и религии, и жизни алеутов, колош, а теперь учит якутов. Вот он-то патриот. Мы с ним читывали газеты, и он трепещет, как юноша, при каждой счастливой вести о наших победах»[2].

В 1857 году переводческий комитет, трудившийся под руководством владыки Иннокентия в Якутске, закончил свою деятельность. Под его редакцией вышли переводы на якутский язык всех книг Нового Завета (кроме Апокалипсиса); из Ветхого Завета были переведены книги Бытия и Псалтирь; из богослужебных книг – Служебник, Требник, Каноник, Часослов. К лету 1859 года в Московской синодальной типографии были изданы все эти переводы. 19 июля 1859 года святитель Иннокентий совершил первое богослужение на якутском языке.

Владыка Иннокентий горячо любил свой край. В письме к генерал-губернатору М.С. Корсакову от 18 ноября 1869 года он писал: «Бога ради, если будет зависеть от Вас – живите в Сибири. Лучшего места теперь не найти; конечно, и там есть свои неприятности, но это малина в сравнении с здешними, особенно будущими»[3].


_{Епископский дом в Уналаске, построен в 1882 г.}


Тяжело переживал владыка нерачительное использование природных богатств края. Он составил правила пушного промысла и настойчиво следил за их выполнением в пределах действия Русско-Американской промысловой компании. Нередко это вызывало недовольство со стороны чиновников компании. Так, председатель правления Северо-Американской компании генерал Политковский в письме к генерал-губернатору Н.Н. Муравьеву от 11 февраля 1852 года писал: «Не знаю, какого мнения Вы о преосвященном Иннокентии, но по делам нашим он, при натуральном уме и большой привычке к краю, увлекается часто ложными понятиями о своих обязанностях и при том весьма упорно иногда защищает интересы свои и своих подчиненных без всякого правильного основания. К тому же мне очень хорошо известно, что он очень не любит компанию и позволяет себе о ней весьма неправильные и резкие суждения. Душевно был бы я рад, если бы архиерейскую кафедру перенесли из колонии куда угодно, компания избавилась бы от многих неприятностей и столкновений, которые встречаются теперь от противодействия духовной власти, весьма расширившей свое влияние. Для колоний достаточно иметь благочинного, а архиерея нам совсем не нужно; чем он умнее, тем труднее ему уживаться с главными правителями и быть некоторым образом в подчиненности местной власти. Этот предмет… будет вечным камнем преткновения для обоюдного согласия и гармонии обеих властей»[4]. Однако император Николай I с особенной похвалой отозвался о владыке Иннокентии, добавив, что «он незаменим в этом крае, что все его действия исполнены усердия к пользе Церкви и Отечества»[5].

В 1853 году началась Крымская война. Противники, сосредоточив главный удар в Крыму, начали военные действия и в других местах. На Белом море английские корабли бомбили Соловецкий монастырь, инокам которого пришлось держать оборону. Не были оставлены в покое и русские территории на Дальнем Востоке. Местное население, спасаясь от канонады и грабежа вражеского десанта, бежало в леса. Архиепископ Иннокентий прибыл туда, рискуя жизнью, чтобы поддержать пострадавшую паству. Однажды во время совершения в аянской церкви молебна с коленопреклонением о даровании победы над неприятелем, туда ворвались с шумом и криком английские офицеры. Невозмутимое спокойствие владыки и его благоговейное выражение лица поразили англичан и заставили их смолкнуть и смиренно выждать конец его службы. Владыка Иннокентий вспоминал: «Если бы знали англичане, о чем я молился тогда, то, наверное бы, тут же растерзали меня». После молебна англичане подошли к владыке и объявили ему, что по долгу службы должны будут взять его в плен. Владыка, засмеявшись, ответил им, что он им ни на что не нужен, что он человек не военный, следовательно, пользы от него им никакой не будет, а напротив, причинят себе только убыток. Владыка пригласил их к себе в дом, угостил чаем, долго беседовал с ними через переводчика и убедил их как оставить его в покое, так и освободить из плена привезенного ими священника Махова. На другой день, после вечерни, они опять пришли к владыке и с радостью передали ему, что генерал их освобождает пленников.

Гарнизон Петропавловска-Камчатского под командованием генерала Василия Степановича Завойко 18–24 августа 1854 года отразил нападение англо-французской эскадры, разбив высаженный ею десант. Когда обсуждалась кандидатура на пост военного губернатора Камчатки, владыка Иннокентий говорил: «За Завойко я постою обеими руками, всем телом и всею душою». Все защитники города свидетельствовали, что порт устоял не усилиями человеческими, но милостью Божией. Владыка Иннокентий отправил восторженное приветствие генерал-губернатору Восточной Сибири Н.Н. Муравьеву по поводу одержанной победы: «С искреннею величайшею радостью честь имею поздравить Вас с дивною, славною и нечаемою победою над сильнейшим врагом, напавшим на нашу Камчатку. Прежде всего слава и благодарение Господу Богу, даровавшему силу и крепость нашим камчатским героям и благословляющему все наши благие намерения и начинания! Кто теперь не видит, что если бы Вы не сплыли и не сплавили с собою по Амуру хлеб и людей, то теперь в Петропавловске были бы только головни и пепел. И потому не знаешь, чему более радоваться? Открытию ли Амура, столь благовременному, или спасению Камчатки, так ясно доказавшему пользу открытия Амура? Затем честь и слава Вам как главному виновнику всего этого…»[6]. 26 октября 1854 года владыка Иннокентий распорядился, чтобы впредь каждое 24 августа в Петропавловске-Камчатском проводился крестный ход по местам боев.

18 марта 1856 года был подписан Парижский мирный договор. В письме к Николаю Дмитриевичу Свербееву, старшему чиновнику особых поручений по дипломатической части при генерал-губернаторе Н.Н. Муравьеве, от 25 августа 1856 года владыка писал об этом событии: «Я встретил Пасху с особенною радостью, более же всего меня порадовал и радует мир. Слава в вышних Богу! Миром сим Он благоволит смирить нашу гордость. Мы слишком замыкались и задрали голову, а в случае успеха в нынешней войне мы бы так заломили себе головы, что не только под ногами своими, но и рук своих не видели бы – и следовательно, как раз бухнули бы в яму. А теперь nolens volens (хочешь не хочешь) надобно потупить голову – а это заставит нас рассмотреть, что у нас под ногами и на ногах и куда мы идем».

Несомненна историческая заслуга святителя Иннокентия в освоении Уссурийского края. Как человек, преданный своей Родине и близко принимавший к сердцу ее интересы, архиепископ Иннокентий проявил большую заботу о благоприятном для России разрешении Амурского вопроса. Для этого он сам совершил путешествие по Амуру и оставил подробную записку «Нечто об Амуре», в которой, на основании личных наблюдений и опросов, решает вопрос о необходимости Амура для России: «Воображая, что может быть со временем на Амуре, и в то же время зная, что есть люди, которые явно не хотят и даже противодействуют Амурскому делу, невольно приходишь к мысли – ужели эти люди превозмогут!.. А если так, то, конечно, так угодно Богу; а что Ему угодно, то и полезно, следовательно, надобно покориться. Видно, не пришло еще время владеть нам Амуром… или, видно, не нам владеть им. Но со всею вероятностью можно сказать, что лишь только мы оставим Амур (а мы должны будем оставить его, если китайцы не дозволят нам селиться на нем и плавать с большими ограничениями), то или американцы, или англичане немедленно завладеют им и уже не будут так вежливы с соседями нашими; они как раз и самим айгунцам покажут место за горами (лежащими вдали от берегов Амура), а потом, пожалуй, и подалее… но да будет во всем воля Бога Вседержителя».

В марте 1854 года в Иркутск приехали трое преосвященных: архиепископ Нил (Исакович; † 1874) – с 1853 года переведенный в Ярославль, а ранее был епископом Иркутским, Нерчинским и Якутским; Афанасий (Соколов; † 1868) – вновь назначенный архиепископ Иркутский и Иннокентий, архиепископ Камчатский и Якутский, которые встретились на совещании у генерал-губернатора по вопросу присоединения Амурской области к Российской империи. «Какое это было великое торжество: сослужение на заутрени Светлого Христова Воскресения трех архиепископов в отдаленном губернском городе; Святое Евангелие было читано на 11 языках, в том числе на алеутском, бурятском и якутском. На торжественном обеде у иркутского головы Петра Осиповича Катышевцева преосвященный Нил заметил: “Вот, мы трое сидим рука об руку, а представляем собою три части света: я – Европу, преосвященный Афанасий – Азию и преосвященный Иннокентий – Америку»[7].

9 мая 1858 года владыка Иннокентий вместе с генерал-губернатором Н.Н. Муравьевым прибыли в Усть-Зейскую станицу и заложили храм в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. По обоюдному согласию святителя Иннокентия и Н.Н. Муравьева, город, который стал центром всего Приамурья, был назван Благовещенском – в память того далекого храма в Иркутске, где начинал свое служение владыка Иннокентий. Н.Н. Муравьев отправился в пограничный китайский город Айгун, где в ходе дипломатических переговоров был заключен исторический Айгунский договор, подтверждавший права русских на все течение Амура и Уссурийский край. Айгунский договор создал благоприятные условия для дальнейшего просвещения Приамурья. При непосредственном участии Н.Н. Муравьева и русского комиссара в Китае вице-адмирала графа Е.В. Путятина, с Китаем было заключено соглашение, по которому всем христианским миссионерам предоставлялась там полная свобода евангельской проповеди. За заслуги в деле присоединения Амурского края к России Н.Н. Муравьев получил титул графа Амурского. Огромная епархия владыки стала еще больше. С 1859 года кафедра владыки Иннокентия стала размещаться в Благовещенске. Владыка Иннокентий продолжал проповедовать, создавать новые миссии, открывать школы. Управлять такой обширной территорией одному владыке было трудно, и в 1858 году в Якутске и на Ситхе были созданы викариатства. В 1859 году архимандрит Петр (Екатериновский), последний ректор семинарии на Аляске, стал епископом Новоархангельским, викарием архиепископа Иннокентия.

Состояние здоровья владыки Иннокентия стало ухудшаться. Возраст, болезни, слабеющее зрение вынуждали его подать прошение об уходе на покой. Но просьба его не была удовлетворена.

С губернатором Н.Н. Муравьевым владыку Иннокентия связывала многолетняя дружба. В книге «Фрегат “Паллада”» И.А. Гончаров писал: «Направляясь в архиерейский дом, губернатор восторженно говорил: “А что за душа! Что за характер! – хвалил его губернатор, когда мы ехали к нему. – Вы только представьте себе, что он сотворил в наших американских колониях” “Именно сотворил, – повторил он с ударением. – А нашу Якутскую область он, представьте, искрестил вдоль и поперек. Где только он не был!.. На Алеутских островах жил с алеутами, учил их и молиться и жить по-человечески, есть не одну рыбу да белок, а с хлебом. Теперь, как его сделали архиереем, он еще учительствует между двухсот тысяч якутов… Он верхом первый открыл вместо Охотска Аян – более удобный пункт для переезда через прежнее Семигорье”»[8].

Святитель Иннокентий имеет самое непосредственное отношение к образованию Японской Православной Церкви. В 1860 году произошла встреча владыки Иннокентия с иеромонахом Николаем (Касаткиным; † 1912), будущим архиепископом Японским. Иеромонах Николай был назначен настоятелем в русский консульский храм в Хакодате, в Японию. Добираться к месту своего назначения ему пришлось через Сибирь. В Николаевске-на-Амуре отец Николай вынужден был зимовать. Для молодого иеромонаха это было настоящей миссионерской школой, практическим «курсом наук». Однажды владыка Иннокентий спросил у отца Николая: «А есть ли у тебя ряса-то хорошая?» «Конечно, есть», – был ответ. Однако владыке академическая ряса не понравилась: «Поедешь туда, все будут смотреть, какой-де он, что у них за священники? Нужно сразу внушить им уважение. Покупай бархат». Бархат был куплен. Владыка вооружился ножницами и выкроил рясу для отца Николая: «Вот так-то лучше будет. А есть ли крест?» Креста еще не было: он дожидался отца Николая в Хакодате. «Ну, возьми хоть вот этот, – сказал владыка, надевая на шею отца Николая бронзовый крест, полученный за Севастопольскую кампанию. – Оно хоть и не совсем по форме, да все-таки крест, а без него являться к японцам не годится. Да и не одни японцы, и европейцы будут смотреть». В январе 1870 года Святейший Синод своим определением постановил: «Образовать для проповеди слова Божия между японскими язычниками особую Российскую духовную миссию, состоящую из начальника, трех сотрудников-миссионеров (иеромонахов) и причетника». Отец Николай был возведен в сан архимандрита и назначен начальником миссии. За несколько месяцев до кончины митрополит Иннокентий ходатайствовал в Святейшем Синоде об учреждении Японской кафедры.

(Окончание 2-й части следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание 2-й части)

В 1867 году Аляска была продана Соединенным Штатам, что не могло не вызвать глубоких чувств у владыки Иннокентия. В письме к обер-прокурору Святейшего Синода графу Д.А. Толстому от 5 декабря 1867 года он писал: «До меня дошел из Москвы слух, будто я в письме кому-то выразил свое большое неудовольствие относительно продажи наших колоний в Северной Америке американцам. Это совершенно неверно. Напротив, я усматриваю в этом событии один из промыслительных путей, посредством которых Православие сможет проникнуть в Соединенные Штаты, где оно уже стало привлекать к себе серьезное внимание. Если меня спросили бы, я посоветовал бы предпринять следующие меры:

а) не следует упразднять американскую епископию;

б) место пребывания епископа должно быть перемещено из Ново-Архангельска в Сан-Франциско;

в) нынешний епископ и все новоархангельское духовенство, за исключением одного чтеца, должны быть возвращены в Россию. В Америку должен быть назначен новый епископ, знающий английский язык. Его сотрудниками должны быть назначены люди, также знающие английский язык;

г) епископу должно быть дозволено нанимать еще сотрудников, а также поставлять во священство американских граждан, обратившихся в Православие;

д) епископу и духовенству всех приходов должно быть дано дозволение совершать Божественную литургию и другие церковные службы на английском языке. Совершенно очевидно, что с этой целью богослужебные книги должны быть переведены на английский;

е) предметы во вновь открываемых школах для подготовки миссионеров и священнослужителей в Сан-Франциско должны преподаваться на английском, а не на русском языке, который рано или поздно будет вытеснен английским»[9].

30 декабря 1866 года в письме к своему ближайшему помощнику протоиерею Димитрию Хитрову, в ответ на пожелание долгоденствия, владыка пишет: «Только Филареты и подобные ему, то есть люди всегда мыслящие, могут жить долго, в полном сознании себя и всего. А нашему брату довольно и 75, и то дай Бог, а там будет senex bis puer (старик вдвойне дитя)»[10]. Приближающийся 1867 год вызывал у владыки необъяснимую тревогу, о чем он неоднократно писал отцу Димитрию Хитрову: «Вы, верно, помните, что я давно уже говорил Вам, что [18]67 год для меня что-то страшен. Да собралось три семерки: 27-й год в епископстве, 70-й год от роду и 1867 год: а 67-го я опасался и не знаю, что будет ныне в [18]67: если переживу, то проживу, быть может, и еще несколько лет, хотя и слепым. Но куда мне ехать доживать?»[11].

Это предчувствие сбылось для владыки самым неожиданным образом. 19 ноября 1867 года в Москве скончался митрополит Московский и Коломенский Филарет. Святитель Иннокентий тяжело пережил потерю близкого дорогого своего учителя и покровителя и Промыслом Божиим стал его преемником.

5 января 1868 года архиепископ Иннокентий был назначен митрополитом Московским и Коломенским. 25 мая 1868 года колокольный звон, огласивший всю Москву, возвестил о прибытии в столицу нового архипастыря. 26 мая 1868 года высокопреосвященнейший Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский, торжественно вступил в древний Успенский собор Московского Кремля. Отвечая на приветствия, митрополит Иннокентий говорил: «… кто я, дерзающий восприять и слово, и власть моих предшественников? Ученик отдаленнейшего времени, отдаленнейшего края и в еще более отдаленной стране проведший более половины своей жизни; не более как смиренный делатель малой нивы Христовой, учитель младенцев и младенчествующих в вере»[12].

Неутешительное положение дел застал владыка на новой своей кафедре. «По всем частям какой разлад; все недовольны, все жалуются; а дела не поправляются. Народ, по крайней мере около Москвы, беднеет… Подати собираются усилием; отбирают последнюю лошадь и корову. В Москве праздного народу увеличивается день ото дня; конечно, и в Питере тоже. Нищета умножается… Что будет далее, даже чрез 5–10 лет? Никто не скажет! А доброго не будет, потому что там, где много молодых образованных и нищих людей, которым терять нечего, – там трудно соблюдать и соблюсти навсегда добрый порядок…», – писал святитель[13].

Много внимания митрополит Иннокентий уделял благотворительности, создавая приюты для престарелых и сирот. Его любимым делом было создание и расширение Православного миссионерского общества, председателем которого он был в течение девяти лет. 21 ноября 1869 года был утвержден устав общества. А, благодаря неослабным усилиям святителя Иннокентия, 4 ноября 1869 года была учреждена самостоятельная Якутская епархия.

Преподаватель Московской духовной семинарии Н.П. Розанов вспоминал о владыке Иннокентии: «Новый митрополит, сам вышедший из рядов приходского духовенства, умел понимать нужды последнего и по своему благодушию не хотел ставить “всякое лыко в строку”, снисходя к человеческим ошибкам и слабостям. Он не требовал от духовенства абсолютного молчания, когда сам говорил, и охотно вступал с духовными лицами в разговоры, даже иногда шутил. Поклонов земных от духовенства он не хотел принимать, и я помню, как на первом его служении в Чудовом монастыре (это было в 1868 году) он, войдя в церковь и облачившись, быстро пошел к алтарю и чуть не отдавил пальцы диаконам, которые, кончив его облачать, бросились перед ним в землю: видимо, последнее его неприятно поразило, он сморщился, и после уже никто не кланялся ему до земли, как бывало Филарету. На подворье Троицком, где он жил, также повеяло новым духом, потому что у Иннокентия постоянно пребывали его внучата со своим отцом и выбегали встречать приезжавших на подворье просителей, вызывая “дедушку” из его кабинета»[14].

Все годы, которые владыка Иннокентий возглавлял Московскую кафедру, ближайшим помощником был его родной сын, протоиерей Гавриил Вениаминов, клирик московского Новодевичьего монастыря. Святитель Иннокентий в последние годы жизни почти ослеп и нуждался в посторонней помощи. Отец Гавриил разбирал почту владыки и под его диктовку писал ответы. В письме к епископу Якутскому и Вилюйскому Дионисию (Хитрову; † 1896) от 10 августа 1878 года отец Гавриил писал: «В настоящее лето архипастырь и отец наш жил на своей даче Черкизово (которая принадлежала еще святителю Алексию, а от него перешла в кафедральный Чудов монастырь), более всех предшествовавших годов гулял часто и долго. А это видимо укрепило его силы и явно располагало к спокойствию и благодушию. Служит он почти каждое воскресенье, а в большие праздники неотложно. Делами занимается, как и прежде. Эх! Если бы не глаза, уже почти ничего не видящие, просто бы орел. Но да буди воля Божия»[15].

31 марта 1879 года святитель Иннокентий преставился ко Господу. Была Великая суббота. В день Своего собственного упокоения Господь даровал его и Своему верному и неутомимому служителю. Погребен святитель Иннокентий был в древнем Свято-Духовском храме Троице-Сергиевой лавры рядом с его покровителем святителем Филаретом (Дроздовым) и преподобным Максимом Греком – великим просветителем XVI столетия.

6 октября 1977 года Русская Православная Церковь (в ответ на просьбу Священного Синода Православной Церкви в Америке от 8 мая 1974 года) причислила к лику святых Иннокентия (Вениаминова) как великого миссионера, апостола Америки и Сибири и митрополита Московского и Коломенского. Празднование его памяти установлено дважды в год: 31 марта / 13 апреля – в день его блаженной кончины и 23 сентября / 6 октября – в день его прославления.

10 октября 1994 года в Троице-Сергиевой лавре были обретены мощи святителя Иннокентия. В летнее время года мощи святителя Иннокентия для поклонения находятся в Успенском соборе лавры, а в зимнее время переносятся в Трапезный храм лавры.

В 1997 году по всей стране проходили юбилейные празднования по случаю 200-летия со дня рождения святителя Иннокентия, митрополита Московского и Коломенского. Русской Православной Церковью был учрежден орден святителя Иннокентия трех степеней и медаль, которыми награждаются лица за миссионерское и просветительское служение. В 1997 году в Благовещенске был установлен памятник святителю Иннокентию как одному из основателей города.

Замечательный проповедник, святитель Иннокентий, напутствуя своего сына протоиерея Гавриила на миссионерское служение на Дальний Восток, говорил: «Иди на великое дело, указанное тебе Богом, но смотри, не охладевай сердцем в делании нивы Христовой. Умирай на ней и не озирайся вспять до тех пор, пока не исполнишь возложенной на тебя обязанности». Этот завет святитель Иннокентий выполнил сам и этому учит всех, кто идет за ним путем церковного служения.

_____________________________________

 

<sub>[1] Гончаров И.А. Фрегат «Паллада». Л., 1986. Т. 2. С. 533–534.

[2] Там же. С. 713.

[3] Матханова Н.П. Письма святителя Иннокентия (Вениаминова) к М.С. Корсакову. 1851–1870 гг. // Общественное сознание и литература XVI–XX вв. Новосибирск, 2001. С. 270–271.

[4] Струве Б.В. Воспоминания о Сибири. СПб., 1889. С. 129–130.

[5] Там же. С. 130.

[6] Барсуков И.П. Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский. М., 1891. Т. 1. С. 387–388.

[7] Струве Б.В. Воспоминания о Сибири. С. 174.

[8] Гончаров И.А. Фрегат «Паллада». Т. 2. С. 600.

[9] Письма Иннокентия, митрополита Московского и Коломенского. СПб., 1901. Т. 3. С. 139–140.

[10] Там же. С. 39.

[11] Там же. С. 81.

[12] Избранные труды святителя Иннокентия, митрополита Московского, апостола Сибири и Америки. М., 1997. С. 268.

[13] Матханова Н.П. Письма святителя Иннокентия (Вениаминова) к М.С.Корсакову. С. 270–271.

[14] Розанов Н.П. «Второе сословие» (Мои воспоминания о жизни московского духовенства в последнее 50-летие пред революцией) [1933] // РГБ. НИОР. Ф. 250. К. 2. Ед. хр. 1. Л. 149.

[15] Письма Иннокентия, митрополита Московского и Коломенского. Т. 3. С. 345.</sub>

Галина Гуличкина

http://www.pravoslavie.ru/4496.html

[Александр Васильевич]

Апостол Сибири святитель Иннокентий и писатель Иван Гончаров



 В жизни писателя Ивана Александровича Гончарова была необыкновенная встреча с человеком, который впоследствии был признан святым и канонизирован Русской Православной Церковью. Возвращаясь в 1854 г. с Дальнего Востока в Петербург через Сибирь, автор «Фрегата "Паллада"» в Якутске лично познакомился с будущим московским митрополитом, а в то время архиепископом Камчатским, Курильским и Алеутским Иннокентием (Вениаминовым).

Святитель Иннокентий (в миру Иван Евсеевич Попов-Вениаминов; 1797–1879) был выдающимся церковным деятелем, миссионером, просветившим светом Евангелия народы Восточной Сибири и Русской Америки. Сначала он был священником в Иркутске, в 1823 г. вызвался ехать священником на остров Уналашку, где обратил в христианство алеутов. Для этого он изучил алеутский язык. Благодаря его стараниям, христианство распространилось по всем Алеутским островам. Затем он был переведен на остров Ситху, где распространил христианство среди колошей. В 1840 г. по смерти жены он принял монашество и стал епископом Камчатским, Курильским и Алеутским. Двадцать семь лет длился его апостольский подвиг в Восточной Сибири. Святое Писание было переведено на якутский, алеутский и Курильский языки. В 1868 г. был назначен митрополитом Московским и Коломенским и стал руководить миссионерским обществом. Честная кончина святителя Иннокентия последовала в страстную субботу в 1879 г. Это ли был не ясный знак его святости? Ныне его святые мощи покоятся в Свято-Успенском соборе Троице-Сергиевой лавры.

Нужно сказать, что Гончаров со свойственным ему чутьем осознал необычный масштаб личности владыки, о котором ко времени их встречи уже писали в русских газетах и журналах. Готовясь к путешествию, Гончаров много читал, в том числе и о миссионерской деятельности Русской Церкви в Сибири. Прежде всего прочел он книгу самого преосвященного владыки, тогда еще протоиерея, «Записки об островах Уналашкинского отдела» (1840). Книгу писатель оценил высоко: «Прочтя эти материалы, не пожелаешь никакой другой истории молодого и малоизвестного края. Нет недостатка ни в полноте, ни в отчетливости по всем частям знания: этнографии, географии, топографии, натуральной истории: но всего более обращено внимания на состояние церкви между обращенными… Книга эта еще замечательна тем, что написана прекрасным, легким и живым языком» (И.А.Гончаров. Фрегат «Паллада». Л., 1986. 533). Читал Гончаров и другую брошюру протоиерея Иннокентия – «О состоянии православной церкви в Российской Америке» (1840). Возможно, читал и книги «Опыт грамматики алеутско-лисьевского языка» (СПб., 1846) и «Замечания о колошенском и кадьякских языках» (СПб., 1846). В главе «По Восточной Сибири» он признается, что уже до личной встречи «слышал и читал много о преосвященном: как он претворил диких инородцев в людей, как разделял их жизнь и прочее» (С. 600). Возможно, читал наш путешественник и «Наставление священнику-мессионеру», написанное епископом Иннокентием Вениаминовым в 1841 г. В «Наставлении» писалось: «Оставить родину и идти в места отдаленные, дикие, лишенные многих удобств жизни, для того, чтобы обращать на путь истины людей, еще блуждающих во мраке неведения, и просвещать светом Евангелия еще не видевших сего спасительного света, – есть дело поистине святое, равноапостольное. Блажен, кого изберет Господь и поставит на это служение!»

Автор «Фрегата "Паллада"» сумел разглядеть всю крупность фигуры будущего святителя. Прежде всего он упоминает «апостола Сибири» как первооткрывателя короткого пути к Охотскому морю: «С сухого пути дорога от него к Якутску представляет множество неудобств… Трудами преосвященного Иннокентия, архиепископа Камчатского и Курильского, и бывшего губернатора камчатского, г. Завойки, отыскан нынешний путь к Охотскому морю и положено основание Аянского порта… По этой дороге человек в первый раз, может быть, прошел в 1845 г., и этот человек, если не ошибаюсь, был преосвященный Иннокентий…Он искал другой дороги к морю, кроме той, признанной неудобною, которая ведет от Якутска к Охотску, и проложил тракт к Аяну» (с. 491–498).

Наверное, естественно, что более всего Гончарову запомнились события, близкие ему как писателю: это перевод Евангелия на языки сибирских народов: «Я случайно был в комитете, который собирается в тишине архипастырской кельи, занимаясь переводом Евангелия. Все духовные лица здесь знают якутский язык. Перевод уже вчерне окончен. Когда я был в комитете, там занимались окончательным пересмотром Евангелия от Матфея. Сличались греческий, славянский и русский тексты с переводом на якутский язык. Каждое слово и выражение строго взвешивалось и поверялось всеми членами» (С. 533).

Гончаров увидел в архиепископе Иннокентии воплощение своего идеала миссионера, начиная с внешнего вида владыки: «Я все-таки представлял себе владыку сибирской паствы подобным зауральским иерархам: важным, серьезным, смиренного вида.   Доложили архиерею о нас. Он вышел нам на встречу. Да, действительно, это апостол, миссионер!..» Эти слова так ясно перекликаются с тем, что сказал о владыке Иннокентии святитель Московский Филарет (Дроздов): «В этом человеке что-то апостольское» (Православная Москва. 1997. № 29-30. С. 1). Писатель рисует поистине апостольский портрет будущего святителя: перед ним встала «мощная фигура, в синевато-серебристых сединах, с нависшими бровями и светящимися из-под них умными ласковыми глазами и доброю улыбкой» (С. 600).


_{Иван Александрович Гончаров}

Несколько строк очерка «По Восточной Сибири» дают представление о разговоре, который состоялся у архиепископа Иннокентия с Гончаровым. «Преосвященный расспрашивал меня подробно о моем путешествии и всей эскадры тоже» (С. 601). Беседовали и о миссионерстве владыки, о московском митрополите Филарете (Дроздове), о жизни и познаниях которого будущий святитель говорил «с большим увлечением».

Ни в одной, пожалуй, другой книге воспоминаний о святителе не найдем мы столь метко зарисованных черт характера и поведения его в быту. Во «Фрегате "Паллада"» рассказано несколько любопытных случаев из жизни святителя Иннокентия. Сведения Гончарова в этом плане просто неоценимы. Так, из его книги мы узнаем, что «преосвященный не звал никогда к себе обедать. Он держался строгой монашеской жизни: ел уху да молочное, а по постным дням соблюдал положенный пост. А светским людям, по его мнению, необходимо было за обедом мясо» (С. 606). Правда, именно для Гончарова было сделано исключение как для гостя в сибирской глухой стороне: владыка приглашал его на вечерний чай. «Он выставлял тогда целый арсенал монашеского, как он говорил, угощения. Кроме чаю тут появлялись чернослив, изюм, миндаль и т.д.» (С. 606).

Нельзя не привести еще один рассказ святителя о самом себе. Дело в том, что Гончаров часто встречал владыку Иннокентия на обедах в различных домах – и стал недоумевать по этому поводу, зная чисто монашеский образ жизни владыки. «Он точно угадал мою мысль и однажды заметил мне:

– Вот вы меня нередко встречаете на обедах у здешних жителей, начиная с губернатора, областных чиновников и до купцов. Все они составляют здесь одно общество, из которого выдаемся разве только мы с губернатором. Приняв раз приглашение у кого-нибудь из них… на каком основании откажу я другому? .. Вот я поневоле и езжу ко всем; но везде меня угощают моими монастырскими кушаньями. Я приеду, благословлю трапезу, прослушаю певчих, едва прикоснусь к блюдам и уезжаю, предоставляя другим оканчивать обед по-своему. И архиерей добродушно засмеялся» (С. 606).

Благодаря очерку Гончарова мы узнаем, о чем любил говорить и вспоминать владыка Иннокентий: «На этих вечерних беседах у преосвященного говорилось обо всем, – всего более о царствовавшем тогда императоре Николае Павловиче. Преосвященный любил рассказывать о приеме его государем, о разговоре их, о расспросах императора о суровом крае Восточной Сибири. Между прочим, преосвященный рассказал мне о своем назначении, когда в Петербурге узнал о смерти своей жены, сначала в архимандриты, а затем на кафедру Якутского, Алеутского и Курильского архиепископа.

– На Курильских островах и церкви нет, – заметил докладыващий.

– Выстроят, – сказал государь и продолжал писать» (С. 607).

Дополняет духовный портрет святителя случай, рассказанный Гончарову в Якутске: «Были мы в Светлое Воскресение в соборе… губернатор, все наши чиновники, купцы… Народу собралось видимо-невидимо. Служил владыко с нашим духовенством. После обедни его преосвященство благословил всех нас, со всеми похристосовался. «Ну, говорит, а теперь прошу за мной!» … а он из церкви прямо в острог, христосуется с заключенными и каждого дарит на праздник от скудных средств своих. И что за лицо у него было при этом: ясное, тихое, покойное! Невольно и мы за ним полезли в карманы и повытаскивали оттуда кто что мог… В общем набралось много денег, которые все и пошли в пользу арестантов. Тогда только владыко, еще раз благословив всех, отпустил нас по домам» (С. 608)…

Владыка обладал неподражаемой жизнерадостностью и чувством юмора. Вот губернатор приглашает архиепископа отобедать вместе с ним и Гончаровым. И что же? – следует сцена, проникнутая легким юмором:

– Его превосходительство «без просьбы» к убогой трапезе не пригласит! – не без иронии заметил архиерей. – Я, ваше превосходительство, со своей стороны, готов исполнить приказание, но надо доложить архиерею: не знаю, какую резолюцию он положит, позволит ли монаху Иннокентию отлучиться от кельи – хоть бы и «на убогую трапезу» к игемону Петру…

Он опять закатился смехом, и мы тоже» (С. 601).

Так мы узнаем чисто человеческие черты святителя Иннокентия. Но уже после выхода книги Барсукова о митрополите Иннокентии Гончаров дает и исторический масштаб личности святителя: «Он – тоже крупная историческая личность. О нем писали и пишут много и много будут писать, и чем дальше населяется, оживляется и гуманизируется Сибирь, тем выше и яснее станет эта апостольская фигура… Вот природный сибиряк, Самим Господом Богом ниспосланный апостол-миссионер!» (С. 600).

В книге «Фрегат "Паллада"» в основном узнается бытовой фон, окружающий будущего святителя. Писатель не говорит, как воспринимается им духовный облик владыки Иннокентия: этот облик лишь угадывается. Автор изображает владыку Иннокентия без пафоса, без восторга, приводит даже сцены, окрашенные легким юмором. Значит ли это, что писатель не почувствовал святость своего собеседника? Нужно учесть, что Гончаров весьма осторожен в выборе слов, в оценке скрытой от глаз духовной сущности человека. В своих произведениях он избегает чисто религиозных сюжетов, а старается представить духовное – через повседневный быт. Характерно, что в письме к великому князю Константину Романову от 3 ноября 1886 г. Гончаров заметил: «… Религия и вся жизнь, на ней основанная, – есть по преимуществу – высокая, духовно-нравственная, человеческая жизнь…Сам я, лично, побоялся бы религиозного сюжета, но кого сильно влечет в эту бездонную глубину – тому надо писать» (Российский архив. Т. У. М., 1994. С. 191).

Но сказанное им («Он – тоже крупная историческая личность...чем дальше населяется, оживляется и гуманизируется Сибирь, тем выше и яснее станет эта апостольская фигура… Вот природный сибиряк, Самим Господом Богом ниспосланный апостол-миссионер!») свидетельствует о верном духовном восприятии личности владыки Иннокентия. Гончаров пишет даже о том, о чем обычно никогда не пишет, – о личном впечатлении: «Личное мое впечатление было самое счастливое». Все это говорит о том, что фигура будущего святителя воспринимается им как явно неординарная, выходящая из обычного ряда явлений. Назвав владыку Иннокентия апостолом, Гончаров, в сущности, признает его святость, проявляя, таким образом, духовную зоркость.

Особый вопрос – время написания двух частей воспоминаний о святителе Иннокентии. Первая часть этих воспоминаний относится к 50-м годам и включена непосредственно в книгу «Фрегат "Паллада"». В это время Гончаров еще не проявляет ярко выраженной тяги к религиозности. Воспоминания о владыке Иннокентии носят, соответственно, скорее исторический характер. Владыка изображается в главе «Из Якутска» как миссионер, переводчик на языки сибирских народов Евангелия, – в ряду иных подвижников, о которых сказано едва ли не больше, – как, например, о священнике Хитрове, который занимался составлением грамматики якутского языка, и отце Никите Запольском. Следует учесть и то, что владыка в это время был жив и, вероятно, не желал бы встретить в печати слишком интимные подробности о своей жизни. Да и похвал он не любил. Однажды святитель признался: «Могу ли присвоить себе что-либо из того, что при мне или через меня делалось? Ибо Бог видит, как мне тяжело читать или слышать, когда меня за что-либо хвалят… Признаюсь, я желал бы, если бы это было возможным, чтобы нигде не упоминалось мое имя, кроме перечней и поминаний…»   (Православная Москва. 1997. № 29-30. С. 1). Очерк же «По Восточной Сибири» создавался позже, после кончины «сибирского апостола», в 1889 г. Притом уже в 60-е годы происходит заметный перелом в духовной жизни писателя, все более серьезно и глубоко утверждавшегося в Православии. Есть любопытное свидетельство на этот счет. Это письмо протоирея Свято-Пантелеимоновской церкви г.Санкт-Петербурга Василия Перетерского к М.Ф.Сперанскому от 11 ноября 1912 г., в котором, в частности, говорится: "Я служу в приходе Пантелеймоновской церкви с 1869 года постоянно... В этом же приходе... свыше 30 лет жил и Иван Александрович Гончаров... В храм Божий в воскресенье и праздничные дни ходил; ежегодно исполнял христианский долг исповеди и святого причащения в своем прихожанском храме... Покойный Иван Александрович по крайней мере за последние двадцать лет жизни был и скончался истинно верующим сыном церкви православной". Кроме того, следует учесть, что в 1883 г. в Москве вышла книга И. Барсукова «Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский», а в 1887 г. собраны и изданы тем же И. Барсуковым «Творения» митрополита Иннокентия.   В это время фигура святителя Иннокентия видится Гончарову уже в несколько ином свете. В итоге в печати появляются бесценные подробности встреч писателя и владыки Иннокентия, любопытные штрихи бытовой жизни   и миссионерской деятельности будущего святителя.

Владимир Мельник

http://www.pravoslavie.ru/5229.html

[Александр Васильевич]

Быть полезным Отечеству



Предлагаемый читателю сборник содержит лишь малую часть эпистолярного наследия святителя Иннокентия (Вениаминова; 1797–1879), великого миссионера, апостола Америки и Сибири, митрополита Московского и Коломенского. Жизненный путь святителя был непрерывным и тяжким трудным подвигом: из своих неполных 82 лет жизни 45 лет он провел в пути, проповедуя слово Божие народам Крайнего Севера нашей страны и Аляски и Алеутских островов. Туда он принес и культуру, и просвещение, и образование. И там он был подлинным выразителем той великой, широкой русской души, которая способна принять всех и всем послужить своим щедрым сердцем. В письмах святитель Иннокентий предстает многозаботливым, попечительным стражем церковного стада, мудрым и щедрым душой пастырем, все действия которого были исполнены усердия к пользе Церкви и Отечества.

Приводим отрывок из книги.



Письма к митрополиту Филарету

Вы­со­ко­пре­о­с­вя­щен­ней­ший Вла­ды­ко, ми­ло­с­ти­вей­ший ар­хи­па­с­тырь и отец!

По­сле по­след­не­го пись­ма мо­е­го к Ва­ше­му Вы­со­ко­пре­о­с­вя­щен­ст­ву слу­чи­лось сле­ду­ю­щее: ко­ло­ши и чук­чи на­ча­ли при­ни­мать хри­с­ти­ан­ст­во, и при­ни­мать со­вер­шен­но без вся­ких ви­дов ко­ры­с­ти. Вско­ре по от­бы­тии мо­ем из Сит­хи в один день ок­ре­ще­но 16 че­ло­век ко­лош, и до 70 ос­та­лось еще го­то­вых. В Кам­чат­ке, в сем го­ду, на­ча­ли кре­с­тить­ся чук­чи, за­шед­шие в сию об­ласть в 1838 и 1839 го­дах. Чук­чи страш­ны для кам­ча­дал, и спра­вед­ли­во: один из чук­чей, Чин­ник, це­лую ночь буй­ст­во­вал да­же в Ти­гиль­ской кре­по­с­ти. И этот са­мый чук­ча пер­вый явил­ся к свя­щен­ни­ку Сте­фа­ну Ве­ни­а­ми­но­ву (бра­ту мо­е­му род­но­му), с ко­то­рым он был зна­ком и ко­то­ро­го он за что-то лю­бил (кам­чат­ский бла­го­чин­ный го­во­рит, что за его до­б­рую жизнь: сла­ва Бо­гу!), про­сил и при­нял от не­го свя­тое кре­ще­ние на­ка­ну­не свя­той Па­с­хи; но­во­кре­ще­ный Чин­ник на­за­в­т­ра при­вел еще од­но­го, а по­том трех чук­чей, ко­то­рые все кре­ще­ны. Свя­щен­ник Ве­ни­а­ми­нов на­де­ет­ся, что все чук­чи, ко­чу­ю­щие в его при­хо­де (до 40 душ), бу­дут ок­ре­ще­ны. На за­пад­ном бе­ре­гу Кам­чат­ки свя­щен­ник Кок­шар­ский ок­ре­с­тил два се­мей­ст­ва чук­чей. Кре­ще­ние чук­чей в Кам­чат­ской об­ла­с­ти есть де­ло со­вер­шен­но но­вое, и по­то­му оно по­да­ет на­деж­ду, что и про­чие чук­чи, ес­ли толь­ко об­ра­тить над­ле­жа­щее вни­ма­ние на них, не бу­дут глу­хи к сло­ву Бо­жию.

Из Сит­хи от­пра­вил­ся я 5 мая и был на ос­т­ро­вах: Уна­лаш­ке, Ат­хе, Ун­ге, При­бы­ло­вых и на ос­т­ро­ве Бе­рин­го­вом. В Уна­лаш­ку при­бы­ли мы в день Воз­не­се­ния Гос­под­ня, в 7 ча­сов ут­ра, в хра­мо­вой пра­зд­ник. Это я счи­таю но­вым зна­ме­ни­ем ми­ло­с­ти Гос­под­ней ко мне. Здесь до при­бы­тия мо­е­го ни­че­го не зна­ли ни об от­кры­тии епар­хии, ни обо мне, и все ста­ло из­ве­ст­но в этот день, в ко­то­рый я и от­слу­жил. По­доб­но­го при­ме­ра нет. Не умею вы­ска­зать все­го то­го, что чув­ст­во­вал я и до­б­рые але­у­ты в этот день. В Кам­чат­ку при­бы­ли мы 18 ав­гу­с­та, где и про­жи­вал я до 20 но­я­б­ря 1842 го­да: рань­ше от­пра­вить­ся не бы­ло воз­мож­но­с­ти. Пу­те­ше­ст­вие на­ше на­ча­лось бла­го­по­луч­но. В Охотск я на­де­юсь при­ехать в по­след­них чис­лах мар­та, не ра­нее. По­ру­чая се­бя мо­лит­вам Ва­ше­го Вы­со­ко­пре­о­с­вя­щен­ст­ва, имею честь быть с сы­нов­нею пре­дан­но­с­тью и лю­бо­вью, Ва­ше­го Вы­со­ко­пре­о­с­вя­щен­ст­ва, ми­ло­с­ти­вей­ше­го ар­хи­па­с­ты­ря и от­ца, ни­жай­ший по­слуш­ник

Ин­но­кен­тий, епи­с­коп Кам­чат­ский
Се­ло Миль­ко­во Кам­чат­ской об­ла­с­ти,
в 350 вер­стах от Пе­т­ро­пав­лов­ско­го пор­та, 5 де­ка­б­ря 1842 го­да

Вы­со­ко­пре­о­с­вя­щен­ней­ший Вла­ды­ко, ми­ло­с­ти­вей­ший ар­хи­па­с­тырь и отец!

Па­ст­ва моя хо­тя не ве­ли­ка чис­лом (до 18,5 тыс.), но не ма­ла, да­же очень не ма­ла до­б­ры­ми при­ме­ра­ми. Не од­ни але­у­ты, как я ду­мал преж­де, уме­ют или уме­ли де­лить­ся по­след­нею ры­бою с го­ло­да­ю­щи­ми, не од­ни они тер­пе­ли­вы, крот­ки, по­слуш­ны, ми­ро­лю­би­вы, на­бож­ны и проч. Поч­ти все на­род­цы (на­зва­ния на­ро­дов они, по ма­ло­чис­лен­но­с­ти сво­ей, не сто­ят), жи­ву­щие в пре­де­лах Кам­чат­ской епар­хии, име­ют та­кие же ка­че­ст­ва; толь­ко по на­бож­но­с­ти и при­вер­жен­но­с­ти к ве­ре и слы­ша­нию сло­ва Бо­жия але­у­ты сто­ят в пер­вом раз­ря­де. Да­же не­кре­ще­ные ко­ря­ки и чук­чи име­ют мно­го до­б­рых свойств и обы­ча­ев. Гос­те­при­им­ст­во, ува­же­ние к се­бе или к сво­е­му до­б­ро­му име­ни, че­ст­ность в дан­ном сло­ве, го­тов­ность по­мо­гать го­ло­да­ю­щим без вся­ко­го воз­на­г­раж­де­ния — есть об­щим обы­ча­ем ед­ва ли не всех здеш­них ту­зем­цев. В не­кре­ще­ных и не­за­ви­си­мых вид­ны сле­ды древ­них обы­ча­ев. На­при­мер, у ко­ря­ков на­ру­ше­ние це­ло­му­д­рия на­ка­зы­ва­ет­ся смер­тью. Так, на­при­мер, один то­ен, уз­нав, что дочь его, де­ви­ца, сде­ла­лась бе­ре­мен­на, не­смо­т­ря на то, что она бы­ла его един­ст­вен­ное ди­тя, ве­лел ей са­мой на­ло­жить на се­бя ру­ки, и она по­ви­но­ва­лась! Но что у не­го есть серд­це и что он отец, он до­ка­зал это тем, что очень дол­го жа­лел ее и да­же пла­кал.

Чем бо­лее зна­ком­люсь я с ди­ки­ми, тем бо­лее люб­лю их и тем бо­лее убеж­да­юсь, что мы, с на­шим про­све­ще­ни­ем, да­ле­ко, да­ле­ко ук­ло­ни­лись от пу­ти к со­вер­шен­ст­ву, поч­ти не за­ме­чая то­го; ибо мно­гие так на­зы­ва­е­мые ди­кие го­раз­до луч­ше мно­гих так на­зы­ва­е­мых про­све­щен­ных в нрав­ст­вен­ном от­но­ше­нии. На­при­мер: во всей Кам­чат­ской епар­хии, мож­но ска­зать, сов­сем нет ни во­ров­ст­ва, ни убий­ст­ва; по край­ней ме­ре, поч­ти не бы­ло при­ме­ра, что­бы соб­ст­вен­но тун­гус, или кам­ча­дал, или але­ут бы­ли под су­дом засиипре­ступ­ле­ния. Но кро­ме се­го, меж­ду ди­ки­ми есть мно­го при­ме­ров и до­б­ро­де­те­лей: на­при­мер, пер­вый тун­гус, с ко­то­рым мне слу­чи­лось ви­деть­ся и го­во­рить (в Ги­жи­ге), уди­вил и уте­шил ме­ня сво­ею ве­рою и пре­дан­но­­с­тью Бо­гу. По­сле рас­ска­за его об их жи­тье-бы­тье, мож­но ска­зать по­лу­бед­ст­вен­ном, ког­да я ска­зал ему: «За­то вам там бу­дет хо­ро­шо, ес­ли вы бу­де­те ве­ро­вать Бо­гу и мо­лить­ся Ему», тог­да он, ви­ди­мо из­ме­нив­шись в ли­це сво­ем, с силь­ным чув­ст­вом ска­зал: «Тун­гус все­гда мо­лит­ся; тун­гус зна­ет, что все Бог да­ет. Убью ли я хоть ку­ро­пат­ку? Я знаю, что Бог мне дал, и я мо­люсь Бо­гу и бла­го­да­рю Его. Не убью? Зна­чит, Бог мне не дал; зна­чит, я ху­дой… Я мо­люсь Ему». Не мо­гу вспом­нить сих слов без дви­же­ния серд­ца и не мо­гу по­сле то­го не ска­зать, в ду­хе бла­го­дар­но­с­ти: бла­го­сло­вен Гос­подь, от­кры­ва­ю­щий по­зна­ние ве­ры и ис­ти­ны мла­ден­цам и ута­е­ва­ю­щий оное от мня­щих­ся бы­ти му­д­ры­ми. В про­шед­шем пись­ме мо­ем из Кам­чат­ки я имел честь пи­сать Вам о том, что ко­ло­ши и чук­чи на­ча­ли при­ни­мать свя­тое кре­ще­ние; к се­му над­ле­жит при­ба­вить, что до Па­с­хи (1843 го­да) ко­лош всех ок­ре­ще­но 102 че­ло­ве­ка, в том чис­ле 2 ша­ма­на, и все, кро­ме двух, взрос­лые муж­чи­ны, ко­то­рые, как пи­шут, те­перь го­то­вят к кре­ще­нию жен и де­тей сво­их. Ви­де­ли кре­ще­ние ко­лош сит­хин­ских и их со­се­ди ко­ло­ши про­лив­скиеи, пи­шут, толь­ко ждут к се­бе про­по­вед­ни­ка. Сла­ва и бла­го­да­ре­ние Гос­по­ду.

К све­де­ни­ям о чук­чах над­ле­жит ска­зать еще то, что я, в быт­ность мою в Ги­жи­ге, од­но­го из та­мош­них свя­щен­ни­ков от­пра­вил на ре­ку Ана­дырь в ка­че­ст­ве мис­си­о­не­ра для ис­пы­та­ния рас­по­ло­же­ния к при­ня­тию кре­ще­ния чук­чей; и он, на при­шед­шем ны­не из Ги­жи­ги суд­не, до­но­сит мне, что он был на ре­ке Ана­дырь и ви­дел не­сколь­ких чук­чей; од­но се­мей­ст­во, по соб­ст­вен­но­му их вы­зо­ву, ок­ре­ще­но, а во мно­гих вид­но яв­ное рас­по­ло­же­ние. Свя­щен­ник, ви­дя это, тот­час от­пра­вил­ся в Ги­жи­гу, с тем что­бы сов­сем пе­ре­брать­ся в Ана­дырск; но об­сто­я­тель­ст­ва, со­вер­шен­но не­от­вра­ти­мые, не до­пу­с­ти­ли его вто­рич­но в Ана­дырск и за­ста­ви­ли во­ро­тить­ся с по­ло­ви­ны до­ро­ги.

Ка­дь­як­с­кий при­ход до 1839 го­да был од­ним из по­след­них в от­но­ше­нии к нрав­ст­вен­но­с­ти и ис­пол­не­нию хри­с­ти­ан­ских обя­зан­но­с­тей. Бы­ва­ло, в це­лый год бы­ло ис­пол­нив­ших долг очи­ще­ния со­ве­с­ти не бо­лее 100 че­ло­век, и был год, ког­да бы­ло толь­ко 8 че­ло­век из 5 или 4 ты­сяч; а ны­не нет ни од­но­го не­ра­ди­во­го. Цер­ковь бы­ла до то­го слиш­ком про­ст­ран­на, так что и в бо­ль­шие пра­зд­ни­ки она бы­ла поч­ти по­лу­пу­с­та; а ны­не не толь­ко в Ве­ли­кий пост или боль­шие пра­зд­ни­ки, но да­же в обык­но­вен­ные вос­крес­ные дни она бы­ва­ет пол­на до то­го, что мнoгие сто­ят вне церк­ви. Это за­ста­ви­ло цер­ковь раз­дви­нуть. И глав­ный пра­ви­тель, в быт­ность его на Ка­дь­я­ке, не­мед­лен­но при­ка­зал сде­лать при­ст­рой­ку с за­пад­ной сто­ро­ны. Из ке­най­цев, чук­чей и дру­гих на­ро­дов, на­хо­дя­щих­ся в пре­де­лах ка­дь­як­с­ко­го при­хо­да, в 1841 и 1842 го­дах при­со­е­ди­не­но к Церк­ви св. кре­ще­ни­ем бо­лее 350 душ. И па­ки сла­ва и бла­го­да­ре­ние Гос­по­ду!

Ска­жу не­что и о пу­те­ше­ст­вии мо­ем по Кам­чат­ке и Охот­ской об­ла­с­ти. Из Кам­чат­ки вы­ехал я 29 но­я­б­ря 1842 го­да и 3 ап­ре­ля при­был в Охотск, про­ехав бо­лее 5 ты­сяч верст на со­ба­ках и от­ча­с­ти на оле­нях и про­быв соб­ст­вен­но в пу­ти 68 дней, а про­чее вре­мя про­ве­де­но в про­жи­тии на раз­ных ме­с­тах, а бо­лее в Ги­жи­ге (13 дней). По­во­зоч­ка моя, в ко­то­рой я про­ехал во всю до­ро­гу, бы­ла весь­ма по­хо­жа на гроб, то есть так же уз­ка и длин­на и та­кой же фор­мы, толь­ко тем от­ли­ча­лась от гро­ба, что на по­ло­зь­ях и на зад­ней ча­с­ти оной был зонт. Не­ред­ко слу­ча­лось ехать по уз­кой до­ро­ге, про­би­той меж­ду глу­бо­ки­ми сне­га­ми; и тог­да мне ка­за­лось, или при­хо­ди­ло на мысль, что я еду в гро­бе по длин­ной мо­ги­ле: ибо толь­ко сто­и­ло ос­та­но­вить­ся и ве­леть за­рыть се­бя. Бо­лее 25 дней про­ве­де­ны вне вся­ких жи­лищ, ко­то­рые или про­ез­жа­ли ми­мо, или в ко­то­рые нель­зя вой­ти; 7 дней про­ве­де­ны со­вер­шен­но в пу­с­тых ме­с­тах (при пе­ре­ез­де из Олю­тор­ской гу­бы в Пен­жин­скую). Мо­роз (в 63°С сев. ши­ро­ты) ино­гда был очень же­с­ток. Но бла­го­сло­вен Гос­подь, хра­ня­щий ме­ня во всех пу­тях мо­их! Не­смо­т­ря на бы­с­т­рые и рез­кие пе­ре­ме­ны воз­ду­ха, во­ды, пи­щи и про­чее, я и все су­щие со мною (их бы­ло сна­ча­ла 6, а под ко­нец 4) бы­ли со­вер­шен­но здо­ро­вы; ни­кто из нас, мож­но ска­зать, не ви­дал да­же не­при­ят­но­с­ти, вы­клю­чая мо­роз, все во всю до­ро­гу бла­го­ду­ше­ст­во­ва­ли; сло­вом ска­зать, я го­тов еще не один раз про­ехать по Кам­чат­ке, ес­ли толь­ко бу­ду здо­ров. В Кам­чат­ке церк­вей очень мно­го, су­дя по чис­лу лю­дей (10 на 5 ты­сяч 300 жи­те­лей), а в Охот­ске чрез­вы­чай­но ма­ло (3 на 6 ты­сяч). Про­сят ме­ня дать свя­щен­ни­ков жи­те­ли ос­т­ро­ва Пав­ла, ку­риль­цы, тун­гу­сы, и я на­хо­жу это не­об­хо­ди­мым, но нет де­нег.

По­ру­чая се­бя мо­лит­вам Ва­ше­го Вы­со­ко­пре­о­с­вя­щен­ст­ва, имею честь быть с сы­нов­нею пре­дан­но­с­тью и лю­бо­вью, Ва­ше­го Вы­со­ко­пре­о­с­вя­щен­ст­ва, ми­ло­с­ти­вей­ше­го ар­хи­па­с­ты­ря и от­ца, ни­жай­ший по­слуш­ник,

Ин­но­кен­тий, епи­с­коп Кам­чат­ский.
Охотск, 1 ав­гу­с­та 1843 го­да

Вы­со­ко­пре­о­с­вя­щен­ней­ший Вла­ды­ко, ми­ло­с­ти­вей­ший ар­хи­па­с­тырь и отец!

Поч­ти пред са­мым от­прав­ле­ни­ем поч­ты я по­лу­чил из­ве­с­тия от ну­ше­гак­с­ко­го мис­си­о­не­ра, ко­то­рый до­но­сит, что в про­шед­шем го­ду (1843) из та­мош­них ту­зем­цев об­ра­ти­лось в хри­с­ти­ан­ст­во 315 че­ло­век и, кро­ме то­го, ми­ро­по­ма­за­но кре­ще­ных до не­го ми­ря­на­ми 110 че­ло­век, а все­го со­вер­ше­но Та­ин­ст­ва­ми кре­ще­ния и ми­ро­по­ма­за­ния 425 че­ло­век. Из жур­на­ла мис­си­о­не­ра вид­но, что все, ко­го он ви­дел, слу­ша­ли его бе­се­ды, и все, слы­шав­шие его, кре­с­ти­лись. В од­ном се­ле­нии Гос­подь уте­шил его и но­во­про­с­ве­щен­ных не­о­бык­но­вен­ным яв­ле­ни­ем. Од­на пре­ста­ре­лая жен­щи­на, при­не­сен­ная на од­ре для кре­ще­ния, по­сле со­вер­ше­ния над нею Та­инств са­ма уш­ла до­мой, с по­мо­щью од­но­го толь­ко ко­с­ты­ля сво­е­го. Мис­си­о­нер это опи­сы­ва­ет так: «Ког­да я (по кре­ще­нии всех жи­те­лей се­ле­ния) спро­сил то­е­на: нет ли еще ко­го не­кре­ще­но­го, он ска­зал мне, что есть од­на ста­ру­ха сле­пая (ко­то­рой, по­ла­га­ют, не ме­нее 85 лет), ко­то­рая по­то­му и не при­хо­ди­ла для слу­ша­ния бе­се­ды. Я ве­лел при­ве­с­ти ее к се­бе в па­лат­ку. С по­мо­щью двух че­ло­век и ко­с­ты­ля она при­шла ко мне. Я ей все, что толь­ко нуж­но на пер­вый раз, пе­ре­дал, чрез тол­ма­ча объ­яс­нил и пред­ло­жил ей о кре­ще­нии. Она объ­я­ви­ла же­ла­ние кре­с­тить­ся. Че­рез два ча­са, ког­да все бы­ло го­то­во к со­вер­ше­нию та­ин­ст­ва, я по­слал за нею; но по­слан­ный, при­шед, объ­я­вил мне, что она очень не­здо­ро­ва. Это мне по­ка­за­лось не­ве­ро­ят­ным. Я по­слал двух че­ло­век, и те, воз­вра­тясь, ска­за­ли, что она весь­ма боль­на и ско­ро ум­рет.

Тог­да я, опа­са­ясь, чтоб она не умер­ла без кре­ще­ния, так как уже уве­ро­вав­шая в Бо­га и объ­я­вив­шая са­ма же­ла­ние при­нять свя­тое кре­ще­ние, ве­лел не­пре­мен­но при­не­с­ти ее на од­ре в цер­ков­ную па­лат­ку, что и бы­ло сде­ла­но. Я, по­смо­т­рев на нее, спро­сил ее чрез тол­ма­ча: ка­ко­ва она? Но она мне не мог­ла от­ве­тить ни од­но­го сло­ва, и я ду­мал, что она не до­жи­вет и до кре­ще­ния. Тут не­ко­то­рые на­ча­ли роп­тать, го­во­ря, что ес­ли он ок­ре­с­тит ее, то она ум­рет. Я их уве­рял, что ес­ли она ум­рет кре­ще­ною, то бу­дет сча­ст­ли­ва, а ес­ли ум­рет не­кре­ще­ною, то по­гиб­нет. По­сле се­го я ко­ле­бал­ся мыс­ля­ми: кре­с­тить ли ее или нет? На­ко­нец ре­шил­ся ок­ре­с­тить. Ког­да, с по­мо­щью двух че­ло­век, я со­вер­шил над нею са­мое Та­ин­ст­во кре­ще­ния и ког­да ее оде­ли и при­нес­ли в па­лат­ку для ми­ро­по­ма­за­ния, то она на­ча­ла са­ма кре­с­тить­ся; а по окон­ча­нии ми­ро­по­ма­за­ния на­ча­ла го­во­рить и сде­ла­лась ве­се­лою и по­ш­ла до­мой са­ма с по­мо­щью ко­с­ты­ля». Опи­са­ние cие мис­си­о­нер за­клю­ча­ет про­сто: «Тог­да я, уви­дев ее сов­сем пе­ре­ме­нив­шу­ю­ся, при­шел в удив­ле­ние и го­во­рил роп­тав­шим на ме­ня: вот вы го­во­ри­ли, что она ум­рет, а на ме­с­то то­го Бог дал ей здо­ро­вье!»

Но­во­кре­ще­ные, в до­ка­за­тель­ст­во ис­крен­но­с­ти сво­е­го об­ра­ще­ния, все преж­ние свои ма­с­ки и ли­чи­ны и ис­ту­ка­нов, ко­то­рым они ино­гда при­но­си­ли жерт­вы, или бро­са­ли в ре­ку сво­и­ми ру­ка­ми при гла­зах мис­си­о­не­ра, или жгли.

По­ру­чая се­бя мо­лит­вам Ва­ше­го Вы­со­ко­пре­о­с­вя­щен­ст­ва, имею честь быть с сы­нов­нею пре­дан­но­с­тью и лю­бо­вью Ва­ше­го Вы­со­ко­пре­о­с­вя­щен­ст­ва, ми­ло­с­ти­вей­ше­го ар­хи­па­с­ты­ря и от­ца, ни­жай­ший по­слуш­ник

Ин­но­кен­тий, епи­с­коп Кам­чат­ский.
Но­во­ар­хан­гельск, 29 ап­ре­ля 1844 го­да

Святитель Иннокентий (Вениаминов)

http://www.pravoslavie.ru/29015.html

[Александр Васильевич]

Апостол Сибири и Америки

6 октября – прославление святителя Иннокентия Московского



Среди православных храмов российской столицы, возведенных за последнюю четверть века, есть величественная церковь, посвященная удивительному святому, чья жизнь была связана с дальними рубежами нашей страны, но увенчалась служением на древней кафедре всероссийских патриархов. Это храм святителя Иннокентия Московского в Бескудникове, посвященный великому подвижнику позапрошлого века, которого еще при жизни, за поистине грандиозные просветительские, труды именовали "апостолом Сибири и Америки".

Из жития святителя Иннокентия Московского

"Святитель Иннокентий родился в 1797 году в селе Ангинском Иркутской епархии. Свое благовестие владыка пронес "даже до края земли" - в отдаленнейшие селения Камчатки, Якутского, Амурского и Уссурийского краев, а также на обширные территории Северной Америки. Проводя большую часть жизни в путешествиях, святитель, будучи еще простым священником, перевел на алеутский язык Катехизис и Евангелие, а затем написал на этом языке великолепное духовное сочинение - "Указание пути в Царствие Небесное". В 1859 году благодаря владыке Иннокентию Слово Божие и богослужение на родном языке впервые услышали якуты..."


_{Храм святителя Иннокентия Московского в Бескудникове}

После полувекового служения в Сибири, на Дальнем Востоке и в Северной Америке, владыка Иннокентий в 1868 году был назначен на древнюю кафедру московских митрополитов, на которой провел 11 последних лет своей жизни. Он был погребен в Троице-Сергиевой Лавре, где и сегодня почивают его святые мощи.

Сегодня поклониться святителю Иннокентию можно и в Успенском соборе Троице-Сергиевой Лавры, и в самой Москве - в бескудниковском храме в честь этого великого святого, где хранится частичка его честных мощей. Поклониться и вспомнить один из главных заветов святителя:"Только тот, кто избыточествует верою и любовью, может иметь уста и премудрость; ей же не возмогут противиться сердца слушающих"

См.видео по нижеприведённой ссылке:

https://www.youtube.com/watch?v=XHj_4ZDjsUI

http://tsargrad.tv/article/2016/10/06/apostol-sibiri-i-ameriki