В Печёры. К познанию Святой Руси

[Александр Васильевич]

В Печёры

К познанию Святой Руси



Судьба России в XX веке трагическая, казалось бы, безысходная под гнётом вседозволенности богоборческой власти, уничтожающей живые связи с великим историческим прошлым целого народа, созидателем неповторимой цивилизации, с её высокой культурой и духовным обликом. Не истребить было властям сокровищницу народной души, в глубинах русской жизни она таилась под благословенным покровом и светилась тихими огоньками домашнего очага и молитвенным подвигом подвижников. Яростная действительность останавливалась перед бесписьменным крестьянством, не поддающимся растлению бесам, перед просвещёнными евангельским светом людьми, будь то горожане из простонародья или отдельные личности в учёном сословии. Хранила себя Русь, как могла и не поддавалась окончательному разрушению.

А в другой части Руси православной, той, что оказалась в силу революционных потрясений за рубежом, в Руси Зарубежной, сохранился и весьма почитался нашими людьми уголок родной земли, с подлинной здесь святынею – то были Печёры, с их древним православным Псково-Печерским монастырём – оборонительной крепостью от внешнего врага, цитадели духа и верности отеческому преданию, церковному от века по сути неизменному благодатным устоям жизни. В августе 1929 года в стенах древней обители проходил знаменитый съезд Русского Христианского Студенческого движения в Прибалтике, куда съехалось со всех концов русского рассеяния юношество, чтобы подучиться богомыслию, подружиться в общении и услышать наставления Церкви. Свыше 350 юношей и девушек прибыли на Печерский съезд. Потрудиться духовно вблизи Отечества, сподобиться молитвенному стоянию в древнейших храмах обители, подышать атмосферой благодати и творчества, внимать лекциям видных богословов, позаниматься на семинарах в кружках – всё должно быть направлено на возрастание христианского сознания, на укрепление интеллектуальной воли юных христиан. Председатель съезда Лев Александрович Зандер (1893‒1965), видный богослов и церковно-общественный деятель. Приехал он из Таллина, и с ним 36 движенцев, да из Тарту 25 человек. А из других стран русского рассеяния люди прибывают и прибывают, и вот уже счёт ведётся на сотни. Первые два дня, 3 и 4 августа, отведены движенцам на знакомство и осмотр монастыря. С латвийцами приехал духовник Движения, священник Сергий Четвериков (1867‒1947), из Парижа Лев Николаевич Липеровский (1887‒1963) и преподаватель Сергиевского богословского института Иван Аркадьевич Лаговский (1889‒1941). В первый же день, вечером, в пещерном Успенском храме, перед Чудотворной иконой Божией Матери совершил молебен владыка Иоанн (Булин; 1893‒1941), настоятель Псково-Печерского монастыря. Перед молебном Преосвященный сказал слово, взяв за основу евангельское событие у Овчей купели, куда стекались люди для исцеления, подобно собравшимся общей семьёй в обители, жаждущим целебной небесной благодати, в надежде получить здесь прощение и вдохновение на предстоящие труды.

Пятого августа состоялось открытие Съезда. Перед юными христианами вступительное слово произнёс Л.А. Зандер. Он сказал: «На наши съезды каждый приносит всё накопленное в течение года. Эти дары разнообразны, а цель у всех одна – жить во Христе и для Христа. К подвигу надо подготовиться. Когда безбожие вооружено наукой, искусством и всеми средствами культуры, мы должны сами вооружиться тем же. Надо помнить, что на небе – Церковь торжествующая, а на земле – Церковь воинствующая, борющаяся, и все мы должны быть в полной готовности, как воины – бодрые в труде и молитве. Наше Братство изучающее и делающее. Оно не только стремится, чтобы члены его оцерковляли свою жизнь, но уже в целом своём составе выходит на арену жизненной борьбы. Пока это проявляется в религиозно-педагогической и благотворительной работе, но с Движения спрашивают уже и большего. Мы должны нести, не расплёскивая, а пополняя ту Чашу, которую передали нам ушедшие, пронести Её через нашу эпоху и, уходя, отдать грядущим на смену нам, научив их, как нести Её дальше. Мы ответственны за эту Чашу Христовой веры».

Затем появляется священник Лев Липеровский, неизменный друг молодёжи, бодрый и увлекающий предстоящих с первых же слов. «Чтобы служить Христу, – говорит он, – надо жизнь построить на основе Христианства. Это трудно, ибо нас мало, а против обстоит множество врагов. Мы должны по крохам собирать воедино членов Православной Церкви, в рассеянии сущих. Русская интеллигенция, ушедшая от веры в годы внутренних язв и надрывов, ныне путём Движения возвращается назад в Православную Церковь. Началом движенческой работы служат обыкновенно кружки, в них люди учатся любить своего ближнего, воспитываются жить по-христиански, духовными семьями. Сила Движения в исповедании Христа и в вере в Него». После этих слов – трапеза и осмотр Богом зданных пещер, где покоятся пять тысяч подвижников Божиих, подвизавшихся за века в этой обители. С высоты Святой Горы хорошо виден весь монастырь: он раскинулся по отлогим краям большой впадины, с протекающим чистейшим ручьём Каменцем. Видны храмы, монашеские келии, обширный сад, дубовая роща и пчельник. На Святой Горе можно благоговейно вспомнить и помолиться о первоначальниках обители, святом Марке и святом Корнилии. Места их бдений помечены огромным камнем и могучим дубом. Какое счастье слышать здесь мелодичные колокольные звоны, плывущие к высоким крепостным стенам, распространяясь и далее окрест посада.

Следующий день съезда – начало занятий кружков на Святой Горе. Группы движенцев оживили Гору. Стихли разговоры, и руководители семинаров стали излагать основные насущные мысли, а в час дня в Сретенской церкви настоятеля монастыря Владыки Иоанна Л.А. Зандер произнёс лекцию «Ветхий Завет в современной жизни», в ней, в частности, отметил: «Ветхий Завет – божественная санкция закона права и справедливости, Божие Слово о жизни в обществе. Он носит характер приказа, закона, нормы. В качестве таковой имеет запретительный характер. Не убий, не укради, не лжесвидетельствуй – все эти ограничения человеческого своеволия, предел грубости и дикости человеческой природы, обуздание греха. Ветхий Завет и есть Воля Божия, сказанная народу о его внутреннем устроении, о его правопорядке; и в качестве таковой он остаётся неизменным освящением всякой социальной упорядоченности, всякого социального закона, без которого вообще немыслимо человеческое общежитие». Новый Завет призывает к любви, требует от людей несравненно большего, чем закон права. А большее никогда не отменяет меньшего, но имеет его в себе. Синайское законодательство говорит: никому не вреди, а Новый Завет дополняет – всем служи. Новый Завет проявляет само содержание добра, явленного в жизни, полноту любви, при которой невидны и незаметны те грани, в коих она живёт. Нам дана благодать, нам дана Заповедь любви – и по ней мы должны жить. Когда же любовь в нас иссякает, мы вместо бесподобного лика являем собою образ зверя, и сдерживает нас лишь железная клетка закона…

Свободное от занятий время, с двух до пяти часов, участники съезда посвятили осмотру монастыря. В пещерах их сопровождал послушник Савватий, маленький, седенький инок, в его обстоятельном рассказе заново оживали давние события и люди той поры. Без Савватия пещеры – немыслимы, – заключили слушатели. Удивительно хорошее чувство испытывали они, проходя со свечою по длинным переулкам, вырубленным в податливом песчанике, среди тысяч могильных плит. Было чувство покоя, святости и чистоты. «Сие место свято, пещера Богозданная» – эта мысль объединила всех движенцев. Многие из них взяли по горсти родной земли, чтобы зашить её в ладанку и потом носить её при себе. Так близка родина на чужбине, и эта печерская землица потом долго будет согревать молодые сердца.

Седьмого августа – семинар. С историческим обзором выступил местный знающий краевед Александр Иванович Макаровский. Он поведал о монастыре Печерском, поставленном во имя Пречистой Богородицы, опираясь на предания и документы. В частности, рассказал, что однажды изборские звероловы, охотясь в Печерских лесах, слышали пение, доносившееся из Горы, но не видели вокруг никого. Вскоре Изборск купил у Пскова это место, один участок её, с нынешнею Святою Горою, достался земцу Дементьеву. Тот начал рубить на Горе лес. Одно из деревьев упало с обрыва и увлекло за собою целую лавину земли. Когда обрыв осыпался, открылось устье пещеры с надписью на песчанике: «Богом зданная пещера». Надпись высечена, вероятно, первыми отшельниками. Никаких более точных данных о начале монастыря не сохранилось. Эта скудость сведений о возникновении обители естественна, поскольку её вначале и не было, тут долгое время стоял только маленький скит. Вскоре появилась пещерная церковь. В 1473 году священники Псковского собора Святой Троицы в день Успения освятили эту церковь. Было это в правление царя Иоанна III. Тогда же земец Дементьев одарил пустынь довольным наделом угодий по ручью Каменцу. Вскоре после кончины первоначальника Ионы малой обители пришлось познать всю невыгоду своего расположения у рубежа Ливонского, и беда вражеского набега пришла на обитель: церковь, срубленная на Горе, хозяйственные постройки – всё было сожжено и разорено. Русских иноков поддержал дьяк Михаил Григорьевич Мунехин-Мисюрь, а затем возглавил пустынь игумен Корнилий. Мунехин умер в 1528 году, а на другой год вступил в управление монастырём 28-летний Корнилий. Настал период напряжённого и окончательного устроения обители, обращение её в главный духовный форпост Псковской земли. Вокруг обители возвели крепостные стены, построили новый храм во имя 40 мучеников Севастийских. Наняли иконописца Алексея Малого для написания образа Успения Богоматери с изображением по сторонам главного лика важнейших событий из жизни Пречистой. При Корнилии поставили каменную церковь Николая Чудотворца со звонницею «на воротех», подвесили Корнилиевский колокол – гудит там несколько веков. Надпись на нём: «Слит бысть колокол сей в области Святыя Троицы в обитель Пречистыя Богородицы и Приснодевы Марии, честнаго и славнаго Ея Успения в Печерский монастырь при державе царствия благовернаго и христолюбиваго царя и государя, великаго князя Ивана Васильевича всея Руси… по велениям игумена Корнилия о Христе с братиею».

Игумен Корнилий стоял в центре тогдашних государственных событий. Немудрено, что такой мнительный, разгорячённый постоянными казнями царь, как Иоанн Грозный, заметив деятельное участие Корнилия в жизни страны и, может быть, разгневанный чем-нибудь Корнилием, заподозрил его в сговоре с князем Курбским, что и обусловило убийство престарелого игумена. Это произошло 20 февраля 1570 года. Прошло всего оно десятилетие после мученической кончины великого подвижника, как Псковская земля, да и сам царь-деспот стали с благодарностью вспоминать игумена Корнилия, его державную прозорливость: выдвинутый им на передний край порубежья Печерский монастырь, твердыня духа и мужества, надежно защищал национальные интересы русских людей от ливонских происков. В длительной Ливонской войне Печерский монастырь неизменно оказывал помощь Москве. Образ Пречистой Богородицы «Успение с житием» повелением Грозного царя перенесли из Печёр в Псков, и Непобедимая Воевода заступилась – враг отпрянул. Боевая служба Псково-Печерского монастыря продолжалась в течение всей Ливонской войны.

Свой увлекательный доклад о достопамятных событиях монастырского прошлого краевед А.И. Макаровский завершил насущными вопросами современной жизни верующих людей. «Монастырь живёт и в настоящем и будет жить, доколе в нём есть члены монастырской общины, покорные идеалу русского иночества. Самым своим существованием в наши дни Печерский монастырь свидетельствует, что «свеча ещё не погасла», не потух ещё для нас, русских, свет родной нам православной русской культуры». После содержательного доклада знающего краеведа паломники осматривали монастырскую ризницу, с её сокровищами, письменными и книжными, с подлинными вкладами царей и вельмож, с историческими свидетельствами времён обороны обители. Затем все поклонились в Успенском соборе мощам преподобномученика Корнилия. Невольно вырвалось из груди: Русь! Ты нас окружила, ты нас благословила своими святынями, ты завещала нам бороться за веру Православную, ты вдохнула в нас силы животворящие!.. Благодать почиет на обители Пречистой.

А восьмого августа – поездка в Изборск. Александр Иванович Макаровский и здесь – свой человек, наизусть всё знает, и рассказы его увлекают молодых христиан. Вот, к примеру, что они услышали: в 1333 году на горе Жеравии псковский посадник заложил острог. Было это в пору напряжённой борьбы псковичей с латинянами – немцами ливонскими. Крепость Изборск была построена как форпост: мощные стены её укреплялись семью башнями (ныне шесть осталось, одна рухнула). Но в крепости не было источника воды. Воевода изборский повелел прокопать тайник до ближайшего родника, и вода поступила в крепость. По стенам в разных местах благочестивые строители выложили каменные кресты. Стены покрыли тесовым навесом. Паломники обошли по стенам всю крепость, полюбовались окрестностями. А после отправились на Городищенское озеро, попробовали водицы от Славянских ключей, что бьют в восемь струй из подножия горы, и в озеро стекают. На подходе к Городищу священник церкви Рождества Богородицы Иоанн Коведяев провозгласил «Многая лета». Высоким мысом вздымается между двух смыкающихся долин внушительное взгорье с отгороженным земляным валом и местом, ровным как стол. Тут в незапамятные времена держалась славянская крепость. Теперь – погост и церковь псковского стиля. Каменный крест на погосте времён Ливонской войны, а рядом плита с таинственными знаками по камню: по преданию здесь лежит легендарный Трувор. Привлекла паломников и простая каменная изгородь, спускающаяся по обе стороны вала; её перегиб – самое высокое место Городища. Отсюда в ясную погоду, если вглядеться, можно рассмотреть Псковский собор Пресвятой Троицы. Вглядывались движенцы вдаль и радовались нечаянной встрече в Родиной: Святая Троица! Псков виден!

С видения Святой Руси наставал праздник студенческого Съезда, взлёт веры и смиреной любви посланцев Русского Зарубежья. С утра девятого августа в Успенском храме отстояли архиерейскую службу с молебном перед иконой Божией Матери «Одигитрия». Затем с докладом выступил духовный руководитель Русского христианского движения священник, духовник Движения, Сергий Четвериков. Тема – «Таинство Евхаристии, как средоточие жизни христианина». Церковь переполнена собравшимися, более трёхсот человек. Мудрые и простые слова легко ложатся на душу. Батюшка при этом сказал: «Русская молодёжь всегда увлекалась отвлечёнными идеями: разыскивала смысл жизни, пыталась его познать, на путях поиска она жила исключительно умственным напряжением. Но эта умственная работа, как бы ни напряжённа и глубока ни была, не охватывает полностью человеческой души и её запросов, если она далека от церковного понимания, а она ведь глубже и шире всех иных построений… В чём же состоит это церковное понимание? И глубину и широту ему даёт только живая вера и любовь, лежащие в основе евангельского учения, из него оно и рождается. Евангелие – есть благая весть человеку о Боге, а Его нельзя понять и принять одним рассудком, а наша интеллигенция пытается это сделать и потому не могла принять Евангелие, не вмещая в себя Его полноты. Напротив, наши родные подвижники и святые – душою и сердцем внимали Св. Писанию, и для них оно было живою, понятною и мудрою книгою, и Иисус Христос был Божественным примером жизни, а не отвлечённой проповедь мировоззрения».

Далее о. Сергий поясняет студентам смысл Таинства Евхаристии. Он сказал: «В Таинстве Евхаристии незримо объединяются земные и небесные силы. Единство верующих и укрепляется в течение всей литургии, и собранная воедино Церковь становится целым и неразделимым телом Христовым. И Евхаристия есть средоточие всей жизни христианина, и степень его стремления к Таинству Евхаристии указывает на степень его веры, есть мера его духовной жизни. К Таинству Евхаристии мы должны идти через духовный подвиг, через молитву и пост. И тогда это участие для нас будет спасительным, и мы будем всегда ощущать в себе присутствие Господа».

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Программа съезда этим докладом Сергия Четверикова заключалась. На малой вечерне – исповедь, очищение от своих грехов, припадание к святым иконам и к мощам Преподобного Корнилия. Последний день съезда, 11 августа, начался торжественной службой и причастием богомольцев, а после чая – поездка в Тайлово. Шли полями, пригорками, беседовали на родном просторе. Незаметно подошло время заключительного собрания. В монастыре дружной семьёю собрались на Горе под сенью дубов святого Марка и у камня, на котором он молился много веков назад. Лев Александрович Зандер открыл последнее собрание. «Одному человеку совершенно невозможно подвести итог всей той полноте и богатству пережитого, которое дал нам съезд. А поэтому для того, чтобы бросить ещё раз общий взгляд на проведённый в течение этих дней путь, предлагаю всем желающим свободно высказаться о съезде. Это одна из традиций – посвящать последнее собрание тем чувствам и впечатлениям, с какими покидаем съезд. И чем проще и задушевнее сказанные здесь слова, тем сильнее звучат они в ушах, тем ярче запечатлеваются в памяти»… И люди говорили от души. Съезд в Печёрах силой молитвы растопил сердца, огнём умиления спаял одиноких и потерянных в мирской суете в одну дружную братскую семью. «И уходя отсюда на новый путь и на новый труд, мы уносим с собой бесценное сокровище: воистину наше Движение призвано к святому труду, что это вольно принятый на себя Крест – есть радость, дарованная нам Христом, дабы мы прославляли в мире Его Святую Церковь».

Съезд закрыт. После благодарственного молебна пустеет Святая Гора. В Успенском соборе в сверкающих ризах службу правит Владыка Иоанн. Уже не хор, а все предстоящие в могучем порыве стройно поют молитвы. С небывалым вдохновением и радостью раздаётся молитвословие «Царица моя Преблагая, надеждо моя Богородице». Последнее «прости» монастырю. И вот уже лентой тянется дорога, лентой идут движенцы.

Вскоре после завершения Съезда «Русского Христианского студенческого Движения в Прибалтике» была в Ревеле издана отдельная книжка, составленная Л.А. Зандером, а в ней отчёт работы этого памятного события в Зарубежье.

О великой святыне, что на северном порубежье России, о Псково-Печерском монастыре, написано много исследовательских и художественных произведений. Из последних упомянем роман Сергея Минцлова «Под шум дубов» (1919) и повесть Леонида Зурова «Отчина» (1928). Кроме того, существует значительное число ярких паломнических впечатлений, в опубликованных записках, взволнованных этюдах, очерках и стихотворениях. Русские люди, отрезанные обстоятельствами от Родины, притекали в обитель, чтобы надышаться молитвенной благодатью, наслушаться близких людей и унести отсюда горсть святой земли, чтобы она, зашитая в ладанку, согревала на чужбине паломников, в каких бы далёких местах они не оказались. Печатались тексты, в основном, в газете «Православная Русь» в 50-60-е годы XX века, на Родину эта монастырская газета из-за океана к нам практические не попадала. Рассмотрим часть публикаций этой церковной и общественно-культурной газеты.

В своих воспоминаниях Л. Башкирова (1954) рассказывает о том, как она, будучи ребёнком, встречала Пасху в Печерском монастыре. И было это ещё в довоенную пору. «Пасха в том году, – пишет паломница два десятилетия спустя, – была ранняя, чуть что не до Благовещения. Густо лежал снег. Мы часто ездили в Печеры летом, и я даже не представляла себе, что там бывает зима. Чистый снег, как белый плат, у стен и у главных врат монастыря, а сбоку, справа, на малом пригорке, весёлая стайка чётко темнеющих ёлочек, чуть припудренных снежком. Горит, как всегда, лампадочка у иконы над воротами, и светится, далеко его видно – золотой крест на башенке. Расчищенная дорожка ведёт внутрь. Идут по ней люди. Идём и мы. Будем жить в самом монастыре, том доме, что теперь отведен под гостиницу. Как скоро все узнали о нашем приезде! Да, любят нас, а за что? За то, верно, что мы «образованные», из города, а в церковь ходим. Не привыкли теперь к этому. Только простонародье ещё крепко верит, как в старину верили предки, сто и двести лет назад.

Да, любят нас и знают. Все знают, и все нам рады. Ласково улыбается нам и благостный хозяин, Владыка Иоанн, и милый схимник о. Симеон; Сысой Иваныч из хора и последний мальчишка-прислужник. Даже нищие нас помнят и узнают, а зрячие объясняют подслеповатым (мы слышим): это те, из Риги, дама с дочкой. Начинают звонить у Успенского к всенощной, в большой колокол, тихо, неторопливо, печально-великопостно. Мы идём приложиться к чудотворному «Успению» и к раке Св. Корнилия. В храме полумрак, горит уже много свечек около чтимых святынь. По углам и за толстыми колоннами густые тени. Хорошо встать там, никто не видит, как молишься. Служит старенький о. Симеон, Владыка – за чтеца. Как всегда, удивляюсь чудесному его голосу, неутомимому. Он может петь и читать целый день, с утра до вечера; ясно читает, не спеша, всё можно понять. И «Чертог Твой» поёт он, знакомый с детства. Тонко струится ладан, благоухают восковые свечи. Церковь наполняется богомольцами. Когда после службы выходим из храма, небо было осыпано трепещущими звёздами, крупными, близкими. Завтра – вставать к ранней литургии.

Опять читает Владыка, чёрный клобук на плече, сам тонкий и моложавый, голос певучий. Предстоит Великая среда, мы исповедуемся, а причащаться – в четверг у самого Владыки. Служить будут в Михайловском соборе, он большой, вместительный, народу ожидается много. Мне жаль покидать Успенский собор, он древний, намоленный, видел и польскую осаду и немецких рыцарей. А Михайловский собор – сравнительно новый. Правда, и в нём святыни – чудотворные иконы «Одигитрия», «Умиление», «Троеручица» и моя любимая, старая «Казанская», вся унизанная мелким, тусклым жемчугом из Псковского озера. Будет что-то совсем особенное – редкая служба Омовение ног. Двенадцать священников нужно, по числу Апостолов. Ну, в Печерах наберётся столько, мы высчитываем по пальцам – даже скромнейший о. Герасим, который больше сидит на скотном дворе, будет. Будет и рыжий Никон, хороший такой, простой, с своей клокастой бородёнкой, тихий и нелюдимый, долго не признававший нас «своими». Это он рассказывал, что у него было три сына, и у всех имена начинались на букву «М» – Микита, Микола и Митрий.

В среду вечером мы исповедуемся у схимника о. Симеона. Исповедует он неторопливо. Исповедников много, и мы выходим из собора позже обыкновенного. Чуть задерживаемся на мостках. Трепещут звёзды, как живые. Я узнаю Большую Медведицу и Полярную звезду, старых знакомых. Душа сейчас чистая, и я на минуту ощущаю явственно не только бытие, а близость Бога, Его присутствие, дыхание в этих вечерних звёздах, в инеем отороченных главках и карнизах любимого Успенского собора, во всей безмятежной монастырской атмосфере.

Великий Четверг! Мы встали особенно рано, дочитали начатое вчера вечером правило и идём в Михайловский собор. Поднимаемся по новой бетонной лестнице, построенной трудами Владыки Иоанна на пожертвованные деньги. Чудесный с неё вид – на Святую Гору с главками Успенского собора, на дубы и стены с башнями. После светлой заутрени пойдём оттуда смотреть, как солнце играет, а пока спешим в собор – уже отзвонили. Служит о. Александр Сахаров, из Ревеля. Голос у него поразительный, низкий, бархатный, как виолончель. Мы стоим на клиросе, около самого алтаря. Литургия идёт медленно, торжественно. Мы причащаемся, нас поздравляют. Просфорок надарили столько, что не знаем, как и донести. Все такие ласковые, благожелательные, точно мы всем подарок сделали».

Далее паломница Л. Башкирова сподобилась, после отдыха, быть благочестивой свидетельницей церковного обряда Омовение ног. «Вечером, на 12 Евангелий, созывает людей опять великопостный звон. Сегодня продаются особые свечи – зелёные. Делаются они тут же, на маленьком заводе монастыря, в них ничего не примешивается, и горят они перед бесчисленными иконами, как когда-то в старой России, благоухая и роняя чистые, янтарные слёзы. Здесь и пахнет совсем особенно. Свечи монастырские тонкие, а горят долго. Воск собирают на пасеке, на Святой Горе, где под святыми дубами стоят пчельники, и неторопливо ходит между ними схимник о. Симеон. Это его работа. Всегда он там, и резко выделяется его чёрное схимническое одеяние, с черепом и костями. Сам он кроткий и всегда улыбается, монахи про него говорят, что пчела его любит, не боится». Далее Л. Башкирова описывает, какой это прекрасный сад. Цветов на Святой Горе много, много, а весной, чуть стает снег, цветут фруктовые деревья, насаженные в монастырском саду: вишни, груши, яблони. Расположен по склону этот сад. Когда смотрят на него сверху, даже не поймёшь: что это такое? Белым-бело, а пчёлы так и вьются над этими белыми видениями, запасая мёд и воск для Дома Пречистой. Нигде, кажется, нет такого пахучего мёда, как в Печерах…

«Ночью нас будят, загодя, – повествует паломница, – и мы идём по снегу опять к Михайловскому собору. Народу много. Мы стоим на клиросе, и мне видно, как зажигаются свечи. Тянутся друг к другу огненные, тонкие змейки и, наконец, сливаются в сплошное яркое трепетное горение». Службу, посвящённую обряду Омовение ног, давно когда-то служили. А вот теперь посредине церкви положен большой низкий помост, на нём 12 сидений, по 6 с каждой стороны. Служба посвящена евангельскому сказанию о том, как Господь наш умывал ноги Своим ученикам. «Двенадцать священников, одетые в красные хитоны, с туфлями на босу ногу, занимают по старшинству места. Служба совершается под чтение Евангелия. Мягким бархатом стелется бас протодиакона: читает медленно, повторяя одну и ту же фразу по нескольку раз, чтобы Владыка, воплощающий Христа, мог произвести данное действие. Паломница вспоминает: «Медленно, как капли старого мёда, падают слова его из уст и навсегда запечатлеваются в моём сердце».

Послышалось второй раз: «Препоясася…». Владыка опоясывает свой стан полотенцем-лентием, им будет отирать ноги учеников. Диакон-чтец благовествует низким своим певучим голосом положенные слова и так, пока не кончится умилительный чин Омовения ног. Глубоко западает в душу эта редкая служба.

На малом повечерии Великой пятницы дивный канон «Плач Богородицы». Засыпанная цветами плащаница…

Наступает Великая Суббота. На утренней службе священники в светлых одеждах, лишь сверху чёрные ризы. Читают Евангелие уже во всём светлом. Вечером вся церковь залита светом горящих свечек-огоньков, и всё уже сияет светлыми облачениями. Возжигают свечи. Строго звучит пение на свежем воздухе, когда обходят церковь крестным ходом. И вот ликующее «Христос Воскресе!» Радостная служба, ангелами на небесах сложенная! Евангелие читается на 12 языках. Сам Владыка – по-славянски, и по-сэтски, ведь он по рождению сэт, из чудского племени, давно перешедшего в Православие, затем благочинный Агафон читает по-латышски (по рождению латыш) и далее по-немецки, по-гречески и т.д. Многие идут слушать колокольный звон. Владыка сам звонит, звон пасхальный, радостный. Сердце ликует! Любили богомольцы в такую пору взбегать на Святую Гору, полюбоваться, как солнышко играет. Разговляются, дожидаясь пасхальный трезвон. Будто с людьми сама вселенная радуется Празднику праздников. И никакая власть не сможет отнять у человека это божественное чувство.

Печеры привлекали к своим святыням даже иноверцев, привлекали своей подлинной исторической достоверностью, представленной в её многовековом облике, в укладе православного быта, уцелевшего здесь вопреки яростному напору времени. Воспоминания инославных тоже интересны и важны. Вот страничка записей лютеранина Вильгельма Хольберга – путешествовал в Печерский монастырь вместе с детьми перед войной. Этот посетитель рассказал о чуде поновления иконы в обители. Он пишет: «На скотном дворе монастыря, в помещении трудников, конечно, находились иконы, иногда и довольно большие. Там один из трудников видел ночью сон, который побудил его, проснувшись, первый взгляд устремить к иконе – и что же он увидел! Перед его глазами была совершенно новая икона! Впрочем, не совсем новая – по краям она казалась ещё старой. В страхе устремился он к своему духовнику и поведал ему о свершившемся. Тот к отцу Игумену, и все отправились смотреть икону. Всё, что рассказано трудником, было правдиво. Икона тотчас была снята и перенесена в Успенский храм, вырытый в Горе и имевший стену с несколькими окнами только на одной стороне. Там поместили икону, а о. Игумен строжайше запретил о том говорить. Всех монахов обязали молчать. Но Игумен на этом не успокоился. Он вызвал на консультацию художников-реставраторов и показал им икону, не открывая, что она обновилась. Целая комиссия художников обследовала икону и могла только поздравить о. Игумена: работа совершена превосходно! Просто невероятно, как человек мог добиться таких результатов; непонятно только, почему не вся икона реставрирована, и как достигнут этот совершенно незаметный переход от черноты краёв иконы, не тронутых реставрацией, к самому образу. Игумен был вполне удовлетворён и остался при наложенном запрете. Спутники Вильгельма Хольберга – дети и юный учитель, не могли успокоиться: им непременно хотелось своими глазами увидеть обновлённую икону. Они хотели, чтобы он просил монаха, какая это из множества икон в соборе чудесно обновилась. На следующее утро паломники после завтрака двинулись в монастырь. Как только все вошли во внутренний двор монастыря, то увидели, что Успенский собор открыт. Спутники вошли, склонились к гробнице убиенного царём Грозным святого Корнилия, удивляясь тому, с какой силой был нанесён удар мечом – на гробнице лежал медный крест Игумена, насквозь пробитый царём Иоанном. Вильгельм Хольберг разговорился с подошедшим монахом, посочувствовал тому, что эстонское правительство удалило епископа Иоанна из монастыря за не позволение превратить обитель в экскурсионный объект. Монах расчувствовался, и лицо его просияло доверием и радостью. Ведь братия весьма скорбела вмешательством властей в церковную жизнь.

Далее читаем по тексту воспоминаний: «Внезапно, совершенно безотчётно сорвался у меня вопрос об обновлённой иконе. На меня устремлён был взгляд, исполненный любви. Быстро монашек схватил несколько свечей с ближайших подсвечников, зажёг их все вместе, как бы факелом, и повёл нас за одну из многих находящихся в храме толстых квадратных колонн.

– Тут! – сказал он, подняв высоко свечи перед одной иконой.

И мы увидели… Перед нами была икона Одигитрии, величиной 50 на 100 сантиметров. Образ Пречистой Девы с Младенцем на руках производил впечатление, точно художник только вчера сделал последний мазок кисти. На край киота, шириной около пяти сантиметров, был совершенно чёрен, и тут уже ничего нельзя было разобрать. Надпись шла от левого края почти к самому образу. Буквы у края разобрать было невозможно, а чем ближе к середине, тем они становились яснее. Это был постепенный, в отдельности почти не заметный, переход от краёв к самому, совершенно обновлённому Образу. Изумлённые, стояли мы перед иконой».

В Псково-Печерском монастыре всё изумляет и радует. Каждый великодушный человек уносит отсюда в сердце духовное веселие, ощущение жизни правдивой.

 

ЛИТЕРАТУРА:

    1. У родных святынь. Второй съезд Русского Христианского студенческого Движения в Прибалтике. Печерский монастырь. 3‒11 августа 1929 г. Под ред. Л.А. Зандера. Ревель: Р.Х.С.Д. 1929. VIII, 71 с.
    2. Л. Башкирова. Пасха в Печерах. Воспоминание // Православная Русь. 1954. № 9. С. 5–8.
    3. Вильгельм Хольберг. Печоры. Из воспоминаний лютеранина // Православная Русь. 1951. № 21 (15 ноября). С. 3–6.
    4. Антуан Нивьер. Православные священнослужители, богословы и церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе. 1920‒1995: Биографический справочник / Библиотека-фонд «Русское Зарубежье». М.: Русский путь; Париж: YMCA-Press. 2007. 576 с., илл.
    5. Б.В. Плюханов. РСХД в Латвии и Эстонии. Материалы к истории Русского Студенческого Христианского Движения. YMCA-Press. 1993. 312 с., илл.

А.Н. Стрижев, М.А. Бирюкова

http://www.voskres.ru/idea/biryukova.htm