БородиноЗа Веру, Царя и Отечество. 1812 – 1912
Смерть есть общий всех человеков жребий.
Но умереть за Веру, за Царя, за Отечество
есть подвиг, исполненный бессмертия и славы.
Герой, вооружающийся, для защищения святыни,
им почитаемой, ради спасения соплеменных своих,
любезен и велик пред очами Божиими и человеческими;
– и память его во благословениих.
Святитель Августин (Виноградский) Вряд ли найдется в России человек, никогда не слышавший слова «Бородино». С детства известно нам, что в Бородинском бою сдержали клятву верности тысячи русских воинов. Но задумывались ли мы, что смысл поэтического выражения «клятва верности» содержится в коротком воинском девизе «За Веру, Царя и Отечество». Величие России создавалось на протяжении веков, опираясь на православную идеологию, и потому понятия «Бог, Царь, Отечество» для русского человека являлись как бы земной Троицей, «единой и нераздельной»: вера – православная, царь – православный, земля отцов – тоже православная.
Понимали ли еще совсем недавно, что предки наши, оказавшиеся 26 августа 1812 года лицом к лицу с армией «двадесяти язык» подходили к происходящему с несколько иными мерками, нежели представители нашего прагматичного века. Наполеон был для них если не антихристом, то его предтечей, а безбожное его войско несло угрозу уничтожения не только российской государственности. Вместе с падением России должно было пасть Православие. Именно за православное и самодержавное Отечество – Святую Русь, Дом Пресвятой Богородицы, подножие Престола Божия, сражалось в 1812 году и все русское воинство, и каждый солдат и офицер в отдельности.
В генеральной битве Отечественной войны за Русь Православную отдал жизнь и генерал-майор Александр Алексеевич Тучков 4-й. Его вдове принадлежит заслуга установления молитвенного поминовения павших в сражении воинов. Маргарита Михайловна Тучкова соорудила на Бородинском поле первый памятник, которым в лучших традициях Православия стал храм. В восьмую годовщину Бородинского сражения 26 августа 1820 года она внесла в него образ Спаса Нерукотворного – походную икону Ревельского пехотного полка, которым командовал ее муж. С основанием впоследствии здесь женского монастыря Бородинское поле стало не только местом ратного подвига сыновей России, но и местом молитвенного подвига ее дочерей.
Митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов), освящавший в 1838 году вновь учрежденный Спасо-Бородинский монастырь, высоко оценил подвижнический подвиг Маргариты Михайловны, в постриге игумении Марии:
«Добрая была мысль, посвятить храм Богу на месте, где столь многия тысячи подвизавшихся за Веру, Царя и Отечество положили временную жизнь, в надежде восприять вечную. Те из них, которые принесли себя в жертву, в чистой преданности Богу, Царю и Отечеству, достойны мученического венца, и потому достойны участия в церковной почести, которая издревле воздавалась Мученикам, посвящением Богу храмов над их гробами». Будучи наставником основательницы монастыря в деле его созидания, митрополит Филарет, теперь уже причисленный к лику святых, является небесным молитвенником за возрожденную в 1992 году Спасо-Бородинскую обитель, ее небесным покровителем.
Примером обращения за покровительством к силам небесным служит история княжеского рода Вадбольских. В художественной литературе (роман И.И.Лажечникова «Последний Новик») описан один из Вадбольских – князь Василий Алексеевич, который в эпоху Северной войны не расстается с необыкновенной величины наперсным серебряным крестом с ладанкой, подаренным ему бабушкой и крестной матерью со словами
«Вражья сила тебя никогда не одолеет, пока будешь носить его!» Сподвижник Петра I-го князь Вадбольский свой драгунский полк водит в атаки с призывом:
«С крестом и молитвой за мной, друзья! ... За нас Господь с его небесными силами». Бесценные реликвии рода Вадбольских – два креста-ковчежца хранятся в Бородинском музее. На крышке первого можно прочесть имена святых, частицы мощей которых находятся внутри. Это – святой великомученик Феодор Стратилат, святые мученики Евстратий, Авксентий, Евгений, Мардарий и Орест. В течение столетий названные святые, покровительствовали княжескому роду Вадбольских. По преданию, сохраненному в семье дарительницы Антонины Тихоновны Пилацкой (Вадбольской по материнской линии), в эпоху Отечественной войны 1812 года крестами владел один из князей Вадбольских, принимавший участие в боевых действиях против французов. Известны имена одиннадцать представителей рода, вставших в 1812 году под знамена Отечества. Из них лишь четверо к началу военных действий состояли на службе в регулярной армии. Семеро откликнулись на подписанный 6 июля 1812 года Александром I «Манифест о создании земского ополчения».
«…Взываем ко всем Нашим верноподданным, ко всем сословиям и состояниям духовным и мирским, приглашая их вместе с нами, единодушным и общим восстанием содействовать противу всех вражеских замыслов и покушений. Да найдет он на каждом шагу верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами, не внимая никаким его лукавствам и обманам. Да встретит он в каждом дворянине – Пожарского, в каждом духовном – Палицына, в каждом гражданине – Минина. Благородное дворянское сословие! Ты во все времена было спасителем отечества. Святейший синод и духовенство! Вы всегда теплыми молитвами своими призывали благодать на главу России. Народ русский! Храброе потомство храбрых славян! Ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров. Соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие вас не одолеют!»К воинству русскому были обращены слова приказа, подписанного Императором, уже на следующий день после вторжения неприятеля:
«Не нужно напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости: в них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество и свободу. Я с вами. На начинающего Бог!» Александр I, шеф нескольких полков российских, почти в течение месяца находился при действующей армии. 12 июля монарх прибыл в первопрестольную столицу. Здесь он обратился к управляющему Московской епархией Преосвященному Августину с просьбой составить молитву, читаемую в чрезвычайных обстоятельствах. Через четыре дня «Молитва в нашествии супостат» была доставлена Его Императорскому Величеству и по прочтении Высочайше одобрена. Отпечатанная в Московской Синодальной типографии в количестве 1500 экземпляров, молитва уже через три дня стала возноситься в храмах во время Божественной литургии после сугубой ектеньи.
«Владыко Господи! Услыши нас молящихся тебе: укрепи силою Твоею Благочестивейшаго Самодержавнейшаго Великаго Государя нашего Императора Александра Павловича: помяни правду Его и кротость, воздаждь Ему по благости Его … Сохрани воинство Его: положи лук медян мышцам во имя Твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу … Ты еси Бог, да не превозможет противу тебе человек».
Преосвященного Августина за живое, доходившее до сердца каждого человека слово, современники назвали «Златоустом 1812 года». Бывали минуты, когда пастырь-утешитель плакал вместе с народом, а проповеди его у одних вызывали чувство умиления, у других смягчали сердца, а иных смиряли и укрепляли:
«Храбрый Российский народ … не предаждь законов отеческих; верностию к Царю посрами лесть врага, мужеством сокруши силы его. Россияне: аще будете с Господом и Господь будет с вами».
«С нами Бог, разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог!» – пела по всей России в молебнах «на нашествие супостат» воинствующая земная Церковь. А между тем был сдан Смоленск, и святыня его – Смоленская икона Божьей Матери – ушла из своего города вместе с армией. Причем Путеводительница шествовала в арьергарде, в дивизии генерала Коновницына, как бы прикрывая христолюбивое русское воинство, сохраняя его для страшного дня генеральной битвы. На расстоянии 70 верст от места, где ей должно было совершиться, армию встретил назначенный главнокомандующим Михаил Илларионович Кутузов. Титулом «Спаситель Отечества» увенчал голову Кутузова 1812 год, потому что занял в его биографии совершенно особое место. В прежних сражениях Кутузов трижды был ранен в голову, смертельными были признаны медиками первые два ранения. Под Очаковым 18 августа 1788 года
«пуля ударила его в щеку и вылетела в затылок… Все ожидали, что рана смертельна. Но Кутузов не только остался жив, но даже вскоре поступил в боевые ряды». Главный хирург русской армии Массот (Массо), оказывавший медицинскую помощь раненому полководцу, так прокомментировал это тяжелое ранение:
«Должно полагать, что судьба назначает Кутузова к чему-нибудь великому, ибо он остался жив после двух ран, смертельных по всем правилам науки медицинской». Перефразируя высказывание медика-протестанта, скажем: «Господь назначал Кутузова к чему-то великому...».
Этим великим и важнейшим событием в жизни и без того прославленного полководца стала Отечественная война 1812 и ее генеральное сражение. Накануне Бородинского боя Кутузов приказал пронести по всей линии расположения русских войск Чудотворную Смоленскую икону, служить ей молебны, и сам, окруженный штабом, встретил Царицу Небесную и поклонился ей до земли.
Молитва наделяла духовной силой и крепостью, так необходимыми в обстоянии вражием. Молитва была и тем средством, которое, сокращая расстояния, соединяло защитников Отечества с их близкими. Свидетельство тому – трогательная переписка Петра Петровича и Анны Ивановны Коновницыных.
«... Вся твоя дивизия – совершенно мне как свои, молюсь за всех их – Боже, сохрани вас всех, мой родной друг, как мне грустно, думаю часто, что б ежели не была в таком положении, слетала бы тебя проведать, мой дружочек. Ну, прости, да сохранит тебя Всевышний, навеки твой друг Аннушка», – писала супругу ожидавшая пятого ребенка Анна Ивановна. В ответе Петра Петровича, боевого генерала, командира 3-й пехотной дивизии, содержится умилительная просьба: «Помолись заступнице нашей, отслужи молебен. Богоматерь Смоленскую я все при дивизии имею. Она меня спасет».В этом же письме от 27 августа находим и оценку состоявшемуся сражению:
«Наконец, вчера было дело генерального сражения, день страшного суда; битва, коей, может быть, и примеру не было... Дивизии моей почти нет, она служила более всех, я ее водил несколько раз на батареи. Едва ли тысячу человек сочтут. Множество добрых людей погибло. Но враг все еще не сокрушен, досталось ему вдвое, но все еще близ Москвы. Боже, помоги, избави Россию от врага мира».
Многие русские офицеры – участники битвы вспоминали о ней именно как о дне величайшей трагедии.
«Я видел эту ужаснейшую сечу, весь день присутствовал на ней… и убедился, что без помощи свыше невозможно было не только устоять, но во многих местах дать победительный отпор разъяренному нападению», – А.Н.Муравьев. Или
«Надобно иметь кисть Микель-Анджело, изобразившую страшный суд, чтоб осмелиться представить это ужасное побоище», – Ф.Н.Глинка. Или же
«Адский день! Я едва не оглохла от дикого, неумолкного рева обоих артиллерий», – Н.А.Дурова.
Из воспоминаний командиров узнаем и об отношении к сражению солдат. Понимая, что предстоящий день может стать последним днем их жизни, солдаты после молебна, готовясь предстать пред Всевышним, надевали чистые белые рубахи, отказывались от положенной винной порции, говоря:
«Не такой завтра день».
Пережить ужасы дня генеральной битвы им помогало военное духовенство.
«Священник лейб-гвардии Литовского полка Андрианов 26 августа при селе Бородине, отправляя при сражении молебствия, находился среди огня сильного безотлучно, и духовными своими наставлениями ободрял солдат, и тем более поощрял оных к побеждению врага, раненых причащал и утешал наставлениями, а убитых погребал неопустительно».
На помощь Всевышнего, как всякий православный человек, уповал и генерал Петр Иванович Багратион. Из лагеря при деревне Семеновской 22 августа 1812 года он писал московскому генерал-губернатору графу Ростопчину:
«...Бог всегда с нами, т.е.: Бог с тем, кто любит веру, отечество и непоколебим. Прощайте с нами Бог. Слава в вышних Богу и на земли мир с честью воспоем. Господи силою твоею да возвеселится Царь. Я так крепко уповаю на милость Бога, а ежели ему угодно, чтобы мы погибли, стало мы грешны и сожалеть уже не должно, а надо повиноваться, ибо власть его святая».
Смертельно раненый князь умирал в селе Симы Владимирской губернии. Последние его дни были заполнены физическими мучениями от раны, состояние которой ухудшалось день ото дня, и все же
«не рана наружная лишает меня жизни; но рана сердца моего, когда злодей уязвил сердце моего Отечества», – говорил он, имея в виду Москву, до освобождения которой дожить ему, было не суждено. Скончавшись от раны, полученной при Бородине, Петр Иванович Багратион пополнил собой число жертв, принесенных на алтарь Отечества в Бородинской битве.
Насколько великой посчитали Бородинскую жертву современники, говорят слова народной песни, сложенной вскоре после московского пожара:
«В память вечную ваших подвигов
И на страх врагам, Руси недругам
Панихиду мы также справили,
Как вовек еще ни по ком такой не отслужено
О какой еще и не слыхано!
Мы одну свечу Вам затеплили,
Но зато она и ярка была;
Мы зажгли для вас, милых детушек,
Мы зажгли свечу Москву-Матушку».
Какое страшное и величественное сравнение: Москва, сгоревшая поминальной свечой. Понимал ли это Наполеон, уже готовый почивать на лаврах, достигнувший, казалось бы, цели своего похода. Для него дым московского пожара был лишь одним из неудобств в большом, оставленном жителями городе. Война, которая, по его мнению, была окончена, для русских только начиналась. А потому и грозна была отповедь русского главнокомандующего на предложение французского императора о мире:
«Русские не прежде пожелают вкусить сладости мира, как истребив коварного неприятеля, осквернившего своим нападением земли отцов наших». Говоря так, Кутузов сравнивал Отечество со святыней, осквернение которой невыносимо для русского сердца.
(Окончание следует)
