Христианство выше наций. Беседы с принцессой Лейхтенбергской – веселые и серьезные.Петр Давыдов
Мать Елизавета, в миру – принцесса Лейхтенбергская – Люди в зале смотрели фильм, смеялись, переживали. Но смех прекратился, да и за действием перестали следить сразу, как только один из сидящих обратился к своему спутнику примерно так: «Boh! Kuck das dir doch mal an! Ich hab’ sowat schon seit Jahren nicht mehr geseh’n! Nicht schlecht, was?» Конечно, всё внимание было теперь обращено на собеседников! Разумеется, через полчаса они уже были в полиции. А через час у нас, в контрразведке. В скором времени взяли всю команду подводной лодки, да и лодку тоже куда-то пристроили. Да, бывает так: забылся человек, хоть и опытный разведчик! Язык мой – враг мой…
Это одна из любимых историй матушки Елисаветы. Вообще-то про войну она рассказывает очень неохотно, но уважает такие вот парадоксы. Парадокс ведь – так глупо и просто попасть в плен! А сложно даже опытному разведчику не забыться, когда столько времени проводишь в закрытом пространстве, да еще под водой, когда кругом война, а тебя посылают на разведку в штатском, в мирный город (кажется, это был Лос-Анджелес), где горят огни, звучит веселая музыка, а о войне знают только из газет – никаких тебе бомбардировок и артобстрелов. Люди кругом улыбаются. «Зайдем в кино?» – «Natuerlich!» Вот и зашли. Так, по словам матушки Елисаветы, «погорела» целая команда германской подводной лодки.
А сама Елена, будущая монахиня Елисавета, служила тогда вместе с сестрой Ириной в союзнической американской армии переводчиком. Доводилось переводить и немецких военнопленных – отсюда и история с горе-шпионами.
О матушке Елисавете, в миру – принцессе Елене Лейхтенбергской, можно рассказывать долго и много. Даже не зная, что перед тобой представитель императорской фамилии, чувствуешь: вести себя надо так, как учили, – с почтением к старшим, говорить мало, и то когда спросят, а слушать внимательно и побольше. Да и обычные поклоны вежливости не воспринимаются уже как просто дань хорошему тону – попробуй не поклонись!
Общаясь с ней, начинаешь хоть немного, но понимать, чего же лишилась Россия в ХХ веке, предоставив управлять собой «товарищам» и «каждой кухарке». Как минимум мы лишились культуры и честности общения людей – людей, для которых данное слово – святое, для которых Россия – не «эта страна» и не «рашка», а держава, Отечество, за которое, если нужно, стоит и пострадать. Для которых Христос, Церковь – не «культурное наследие», а смысл жизни…
Может быть, нас сблизил именно немецкий язык: когда я впервые приехал в Бюсси-ан-От и пришел в Покровский монастырь, вместо логичного «Бон жур» провозгласил гортанное «Гутен таг». (Так себе из меня разведчик получился бы.) На мое счастье, рядом оказалась монахиня, которая с юмором и очень добродушно вызволила меня из весьма затруднительного положения – окруженного людьми, привыкшими считать, что уж где-где, а во Франции говорить принято все-таки по-французски! Но потом, во время встреч, мы беседовали с ней только по-немецки: матушка сказала, что этот язык напоминает ей светлые годы детства.
А «светлые годы детства и юности» для принцессы Лейхтенбергской – это жизнь в родовом имении в Баварии. Потом стемнело, и сильно: с приходом к власти Гитлера в Германии семья Елены Лейхтенбергской вынуждена была уехать в США через Скандинавию – в Америке их и застала Вторая мировая война.
Мать Елисавета много рассказывала о своей жизни, о жизни Покровской обители. Чаще всего это происходило, когда мы с ней куда-нибудь ездили. Пожилая монахиня уверенно водила машину, или, как она сама говорила, «правила авто». Средняя скорость монахини Елисаветы (в автомобиле) – 90 км/ч. Сейчас, конечно, она уже машиной не пользуется: всё чаще остается в келье или же в храме…
После войны Елена жила в США, затем, узнав, что во Франции русскими эмигрантами основан православный монастырь, переехала сюда, в Бюсси, и осталась здесь навсегда, теперь уже как мать Елисавета.
Покровский монастырь был основан в 1946 году; сначала в нем жили только русские монахини, но потом, благодаря их трудам, с Православием стали знакомиться и другие народы – французы в первую очередь, конечно. Кстати, одним из послушаний монахини Елисаветы в обители было издание православных книг на различных европейских языках. Благодаря этим изданиям многие европейцы стали узнавать Православие, возвращаться в христианство. Так что я имел основания для единственного возражения матушке Елисавете: «Язык мой, конечно, враг мой, но не всегда же! Бывает, знание языков какую пользу приносит – людей к Христу приводит!» Но это у нас не спор был никакой, это мы рассуждали о том, что христианству свойственна вселенскость, что любой народ, приняв Христа, служа Ему, становится сверкающей гранью драгоценнейшего бриллианта, не только не теряя собственной идентичности, но, наоборот, ее приобретая. Русские с Христом становятся настоящими русскими – вдохновенными и творческими; французы поражают мир своей логикой и рассудительностью, и так каждый народ становится настоящим – уникальным и неповторимым.
Это можно хорошо видеть на примере той же Покровской обители сегодня. Сейчас в монастыре среди насельниц есть француженки и русские, англичанки и венгерки, полячки и арабки. Есть и японская монахиня. Псалтирь на службах читается на разных языках, так что Пятидесятницу здесь, можно сказать, каждый день отмечают. И стараются жить в соответствии с ней. И других учат.
прп. Савва СторожевскийИногда, между прочим, требуется. Тогда, например, когда в обитель приезжают люди (чаще всего молодые и чаще всего из России), которые искренне убеждены в том, что следование традициям именно их прихода/епархии/патриархии является мерилом верности Православию. Понятно, о чем речь: о платочках, об умении брать благословение, ставить свечи и т.п. Любое отличие, обусловленное другой культурой, менталитетом, географией в конце концов, воспринимается как отступление от Православия. Много монашеских усилий требуется, чтобы остудить пылкий возмущенный разум! Но мать Елисавета со свойственными ей аристократичностью, тактом и любовью умеет воздействовать на молодежь. Она может просто, искренне удивившись, спросить очередную активистку: «Да? Вы так считаете? А почему?» – Та стоит, разинув рот, и думает: а, правда, почему? Смягчается. Потом и улыбается даже.
Одной из самых ценных историй, рассказанных матушкой Елисаветой, остается для меня, да и для многих ее собеседников, рассказ о спасении Саввино-Сторожевского монастыря во время наполеоновского нашествия, о явлении преподобного Саввы предку принцессы Лейхтенбергской – Евгению Богарне, об исполнившемся пророчестве святого. Рассказ такой.
В 1839 году, на торжествах, посвященных победе русского оружия в Отечественной войне, кроме представителей Российского императорского дома были и гости из-за рубежа. Среди самых почетных – Максимилиан Евгений Иосиф Наполеон Богарне, герцог Лейхтенбергский, младший сын виднейшего военачальника наполеоновской армии, вице-короля Италии Евгения Богарне. Когда прошел военный парад на Бородинском поле, когда закончились прочие торжества и были соблюдены все необходимые официальные формальности, Максимилиан, к немалому изумлению российской стороны, попросил отвезти его в подмосковный Звенигород, в монастырь преподобного Саввы Сторожевского. В чем дело? Откуда иностранцу знакомо это имя и откуда такое настойчивое желание поехать именно в этот монастырь? – недоумевали хозяева. Тем не менее просьба герцога была исполнена, Максимилиан Богарне прибыл в Звенигород и долго молился у мощей преподобного Саввы.
Герцог объяснил причину своей просьбы лейб-гусару П.П. Новосильцеву. Вот как рассказывает об этом издание XIX века: «Разговаривая о Бородинской битве и вообще о кампании 1812 года, бывшей столь гибельною для французского войска, герцог спросил Новосильцева, не сможет ли он сказать, где находится монастырь святого Саввы и далеко ли он от Москвы. Такой вопрос от человека, никогда не бывавшего в России, удивил Новосильцева; и в самом деле, где мог слышать герцог о таком пустынном месте, находящемся близ небольшого уездного города Московской губернии? Он сказал герцогу, что в монастыре этом ничего такого нет… Герцог, улыбнувшись, поблагодарил за любезность и сказал: “Вас, наверное, удивляет, что я знаю о монастыре святого Саввы, несмотря на то, что там нет ничего замечательного. Вы еще более удивитесь, если я вам скажу, что я, католик, хочу поклониться вашему святому Савве. Я в этом дал обет умирающему человеку, а именно отцу моему. Он взял с меня честное слово, что, если судьба когда-нибудь приведет меня в Россию, непременно отыскать место, где погребен святой Савва, и поклониться ему”».
Принц Эжен (Евге́ний) Богарне́Итак, сын выполнил завещание отца, Евгения Богарне, поклониться русскому святому. Однако изумление стало лишь больше: как это бывший враг мог завещать подобное? Ведь за наполеоновской армией никак не было замечено почитание христианских святынь и святых. Наоборот, во время нашествия «двунадесяти язык», как называли войну 1812 года, наши святыни разорялись, осквернялись, разрушались. Если Наполеон презрительно называл православные храмы «мечетями», то чего можно было ожидать от той солдатни, которая собралась в его армии со всей «просвещенной» Европы? Шло издевательское уничтожение христианства во всех местах, которые захватывали французы. Вспомним ужасающую картину оставленной наполеоновской армией Москвы: сотни разоренных храмов, превращенные в конюшни соборы Кремля, пожарища, расстрелы. Но монастырь преподобного Саввы Сторожевского не пострадал, и вот почему.
Во время войны с Россией Богарне показал себя блестящим полководцем: французские войска под его руководством одержали победы в сражениях при Островно, Смоленске, Вильно, Вязьме, Красном, Малоярославце. Корпусом Богарне был занят и Звенигород. Жители города могли не без оснований считать, что и Саввино-Сторожевский монастырь постигнет печальная участь других святынь: часть корпуса разместилась именно в обители. Солдаты уже рассчитывали на поживу. Сам же вице-король расположился в одной из келий монастыря. Усталый, Богарне задремал. И вдруг он видит, что дверь в его тщательно охраняемую келью открывается и входит странный русский монах, который ничуть его не боится, а ведет себя как хозяин в доме. Явление старца было настолько ясным, что вице-король прекрасно запомнил черты лица и грозный взгляд старца и его слова: «Не вели расхищать монастырь или уносить что-либо из храмов. Если послушаешь моих слов, Господь возвратит тебя в отечество твое и умрешь ты в мире». Изумленный Богарне немедленно приказал своим солдатам очистить обитель, а сам пошел в собор, где по иконе святого Саввы Сторожевского узнал того самого старца, который только что явился ему. Он с благоговением поклонился преподобному, записал этот случай в свой дневник, а к дверям собора приставил стражу с тем, чтобы не допустить вандализма.
Богарне последовал словам святого Саввы, и предсказание преподобного сбылось: он один из немногих военачальников Великой армии, принимавшей участие в войне с Россией, не только благополучно вернулся на родину, но и закончил свой земной путь мирно. Для сравнения: почти все маршалы, бывшие с Наполеоном, погибли или в сражениях, или насильственной смертью в мирное время. Мортье, взрывавший во время отступления наш Кремль, сам был разорван адской машиной, которая была устроена против короля Людовика-Филиппа, когда тот делал смотр своим войскам в Париже; Жюно умер в сумасшествии; Ней и Мюрат были расстреляны, Бертье бросился с балкона своего замка в Бамберге; маршал Бессьер убит под Люценом; маршал Понятовский утонул, будучи раненым; маршал Ожеро умер от мучительной болезни легких; судьба многих других тоже оказалась незавидной.
После отречения Наполеона император Александр I проникся к Богарне симпатией и долгое время склонялся посадить его на императорский трон Франции. Но тот дожил свой век тихо и спокойно в «городе монахов» Мюнхене, получив от короля Максимилиана Иосифа титул принца Лейхтенбергского. Скончался Богарне быстро, без страданий. Похоронили его в мюнхенской церкви святого Михаила, неподалеку от раки с мощами святых целителей Космы и Дамиана.
Наверное, эта удивительная история оказала большое влияние на то, что с тех пор род Богарне стал крепко связан с Россией и Православием. Максимилиан Богарне, поведавший эту историю, в том же 1839 году женился на дочери императора Николая I великой княжне Марии Николаевне, и с этого времени род Богарне стал жить в России и служить ей. Максимилиан Лейхтенбергский был президентом Академии художеств, заведующим Горным институтом, проводил научные изыскания в области гальванопластики, учредил в Санкт-Петербурге гальванопластический завод, больницу, завел в Тамбовской губернии образцовое хозяйство. Большое участие он принимал и в постройке первых в России железных дорог.
– И, разумеется, его потомки православные! – заканчивает обычно свой рассказ мать Елисавета.
К слушателям начинает возвращаться дар речи. Историю эту просят рассказать вновь и вновь – не устаешь слушать!
«Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи», – говорил преподобный Серафим Саровский. На примере святого Саввы Сторожевского мы в этом можем еще раз убедиться: ведя жизнь, угодную Богу, человек спасает от бед многих и помогает им приблизиться к небу. Так было с родом Богарне, будет и с другими людьми. Хорошо, если так будет и с нами.
А близость к небу в Покровской обители в Бюсси-ан-От действительно чувствуется. Для любого народа.
http://www.pravoslavie.ru/put/63906.htm
