Станислав Куняев: «Давайте любить и радовать дружбой друг друга…»Беседа с поэтом, публицистом, главным редактором журнала «Наш современник»
Станислав Юрьевич Куняев родился в 1932 году в Калуге в семье педагога и врача. Окончил филфак МГУ. Автор более 20 книг стихов, прозы и публицистики, среди которых «Землепроходцы», «Вечная спутница», «Свиток», «Рукопись», «Глубокий день», «По белому свету», «Свободная стихия», «Солнечные ночи», «Липы загородного сада», «Озеро Безымянное», «Огонь, мерцающий в сосуде», «Мать сыра земля», «Не сотвори себе кумира: стихи и дневники эпохи перестройки», «Русские сны», «Высшая воля: стихи смутного времени», «Сквозь слёзы на глазах», «Средь шумного бала», «Поэзия. Судьба. Россия», «Избранные произведения в двух томах», «Шляхта и мы», «Любовь, исполненная зла...».
Автор множества переводов из украинской, грузинской, абхазской, киргизской, бурятской, литовской поэзии. Его произведения переведены на болгарский, чешский и словацкий языки. Автор выдержавшей десяток переизданий книги о жизни и творчестве Сергея Есенина (совместно с сыном Сергеем Куняевым) в серии ЖЗЛ.
С.Ю. Куняев награжден орденом Дружбы, орденом «Знак Почета» и премиями: Патриаршей литературной, Союзного государства, «России верные сыны», «Большой литературной премией России» СП России, Госпремией РСФСР им. М. Горького, Всероссийскими литературными премиями им. С.А. Есенина, Ф.И. Тютчева, С.Т. Аксакова и Н.С. Лескова «Очарованный странник». С 1989 года главный редактор журнала «Наш современник».
Сегодня Станислав Куняев – гость «Столетия».– Станислав Юрьевич, во-первых, поздравляем вас с замечательным номером «Нашего современника», посвященным 75-летию Победы. Не знаешь, что и выделить: «Берлин-45» – о полифонии знамен над рейхстагом или рассказ «Парад Победы» – о шествии траулеров по Атлантике; строки, посвященные Юрию Бондареву, военным разведчикам или «диалогу» Юлии Друниной и Светланы Алексиевич о женщинах на войне. Расскажите, как складывался этот номер? Снизился ли градус попыток переиначить результаты Второй мировой войны и принизить роль Советского Союза в победе над нацизмом?– Благодарю «Столетие» за то, что заметили и оценили майский номер журнала, его подготовка прошла в тяжелейших условиях – в разгар вирусной лихорадки, а это значило и разрыв контактов с авторами, и жизнь в карантине, которому подвергся малочисленный коллектив редакции. А если вспомнить, что в семьях редакционных работников были заболевшие, что закрывалась типография, – то надо признать, что выход этого номера был каким-то чудом и для нас, и для авторов, и для читателей.
Я благодарен сотрудникам журнала, которые, зная, как подло пересматриваются результаты великой войны нашими, с позволения сказать, союзниками, как кощунственно в странах, которые 75 лет тому назад мы освободили от коричневой чумы (Польша, Чехословакия, Прибалтика, Румыния, Болгария), действия Советской армии называют оккупацией, видя, какое надругательство совершается над могилами советских воинов, в Праге, Варшаве, Риге, Таллине и других городах и весях – сделали все, чтобы победный номер вышел в свет. Выпустить его было делом чести каждого из нас.
Вся моя родня, так или иначе, внесла свой вклад в нашу Победу: брат моей матери – штурман авиации дальнего действия, в октябре 41-го, когда немцы подступали к Москве, дядя Сережа бомбил Берлин. Погиб в апреле 1943-го, награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени. Мой отец, по близорукости не призванный в армию, в осажденном, вымирающем от голода Ленинграде обучал ополченцев тому, как надо воевать в городских кварталах, если немцы все-таки прорвутся в город. Умер от голода в феврале 42-го, посмертно награжден медалью «За оборону Ленинграда», которую я получил за него аж в 2004 году. Имя его увековечено на мраморной доске в Ленинградском институте физкультуры имени Лесгафта, где он работал преподавателем. Похоронен на Пискаревском кладбище.
Матушка моя, врач-хирург, работала в военных госпиталях на Финской и Отечественной войнах. Скольких она спасла – один Бог знает. Награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Мой двоюродный брат Юрий, летчик, закончил войну в 1945-м на берегах Балтийского моря.
Помня о них, как о воинах Бессмертного полка, мы сделали все, чтобы победный номер вышел в положенный срок – вопреки воплям «Эха Москвы» и прочих русофобов.
Впрочем, нынешние «отрыжки русофобии» для меня не новость в сегодняшнем «вирусном году». Вспоминаю свое стихотворение, написанное в 1975 году, к 30-летию Победы:
Опять разгулялись витии,
шумит мировая орда:
– Россия! Россию! России!..
Но где же вы были, когда
от Вены и до Амстердама
Европу, как тряпку кроя,
Дивизии Гудериана
утюжили ваши поля?
Так что ж – все прошло, пролетело,
все шумным быльем поросло –
и слава, и доброе дело
и кровь, и всемирное зло?
Нет, все-таки взглянем сквозь годы
без ярости и без прикрас:
прекрасные ваши «свободы» –
что было бы с ними без нас?!
Недаром вошли, как основы
в синодик гуманных торжеств
и проповедь графа Толстого,
и Жукова маршальский жезл.
Стихотворение написано «с помощью» Александра Пушкина, сказавшего некогда в оде «Клеветникам России» о «народных витиях»:
И ненавидите вы нас…
За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?..
Но тогда «клеветниками» были всего лишь французские парламентарии, кумиром которых был Бонапарт. В XX веке роль «европейского кумира» попытался сыграть Гитлер. Так что нам к русофобии и клевете не привыкать.
– Как расцениваете факт присуждения Нобелевской премии Светлане Алексиевич и ее высказывание о том, что, проходя по Бродвею, она в каждом встречном видит «личность», в то время, как в Москве и Минске – «народное тело»?– Как расцениваю? Как некое вырождение нобелевского ритуала, особенно если вспомнить, что следующим «нобелевцем» стал заурядный американский шансонье Боб Дилан. А то, что Алексиевич на Бродвее в каждом встречном видит «личность», а в Москве и в Минске «народное тело», говорит лишь о ее интеллекте. Поехала бы она сегодня в любимую Америку и поглядела, как бродвейские «личности» расправляются и с «бледнолицыми» согражданами, и со своими памятниками. Не хуже, чем чешские «швейки» с памятником маршала Победы Конева.
– Ваше выступление в журнальной дискуссии о русской речи впечатляет, но из школьных программ уже убирают литературу, стирая имена классиков из людской памяти. Что же нам делать?– Что касается русской речи, помню школьные учебники послевоенного сталинского времени, когда выразительности и красоте родного языка мы учились, переписывая в тетради отрывки из произведений Пушкина, Гоголя, Гончарова. Помню, как развивалось в каждом из нас творческое начало, когда учитель по русской литературе читал нам отрывки из бессмертной классики, которые каждый потом излагал своими словами. И называлось это прекрасным словом – «изложение». А все составные части русского языка – глаголы, существительные, наречия, подлежащие, сказуемые – западали в нашу память не просто из учебника, а со страниц «Капитанской дочки», «Тараса Бульбы», «Записок охотника», обогащая нашу память и воспитывая душу.
– В майском номере журнала вы опубликовали заключительную часть книги «К предательству таинственная страсть…», в которой политическая история России XX века показана глазами писателя. Какова ваша формула шестидесятничества? Не могу не вспомнить ваше стихотворение «Родная земля», которое эмигрировавший в Штаты Владимир Соловьев назвал «самыми сильными стихами против эмиграции».– Да, свою книгу о шестидесятничестве я назвал «К предательству таинственная страсть…» – это начало строки из стихотворения Ахмадулиной, которое заканчивается словами: «друзья мои, туманит ваши очи». Ни в какой другой стране, ни в какой другой литературе не найти такой позорной перемены убеждений, какая случилась в конце XX века с нашими популярными писателями и поэтами – А. Межировым, Е. Евтушенко, Р. Рождественским, Б. Окуджавой и многими другими «детьми XX съезда КПСС». Первую половину творческой жизни они прожили, восхваляя Сталина и советскую власть, потом дружно прокляли вождя народов и создали поэтическую «лениниану». А в начале 90-х после расстрела Белого дома дружно отказались и от Ленина, и от советского прошлого, и от всего, чему служили их отцы и матери, присягнув сначала Горбачеву, а потом Ельцину. Мало того, несколько сотен членов Союза писателей СССР разбежались по всему белому свету – в США, во Францию, Германию, Израиль и т.д., забыв завет Пушкина, сказавшего: «ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, какой нам Бог ее дал».
Давно уже – на протяжении нескольких десятилетий – рассуждаю о судьбах шестидесятников, с которыми начинал когда-то общую литературную жизнь. Многие из них уже нашли успокоение на чужой земле, вдали от Родины, и я благодарю вас, Нина, что вы вспомнили мое стихотворение «Родная земля», которое я написал в самый разгар бегства многих моих бывших друзей по 60-м годам из ставшей им ненавистной «Рашки».
И нас без вас, и вас без нас убудет,
Но, отвергая всех сомнений рать,
я так скажу: что быть должно – да будет!
Вам есть, где жить, а нам – где умирать…
В сущности, это и есть, говоря вашими словами, моя «формула шестидесятничества». Недаром же один из самых неглупых шестидесятников Василий Аксенов однажды, видимо, в минуту прозрения написал: «Нет ничего печальнее встречать за границей на кладбищах заброшенные и неухоженные русские могилы».
– Вы более 30 лет руководите «Нашим современником», могли бы расставить вехи существования журнала? Какой период был самым сложным, были ли моменты почивания на лаврах?– Действительно, максимальные сроки редакторства «толстыми» журналами – Твардовского («Новый мир»), Полевого и Катаева («Юность»), Кожевникова («Знамя»), Кочетова («Октябрь») и т.д. – максимум 15 лет. Мне повезло, потому что в 1989 году, возглавив журнал, я сразу же расширил авторский состав и состав редколлегии, пригласив к сотрудничеству талантливых писателей, настоящих патриотов России – Вадима Кожинова, Игоря Шафаревича, Георгия Свиридова, Юрия Кузнецова, Александра Проханова, Татьяну Доронину, Владимира Крупина, Александра Сегеня и многих-многих других. В «лихие 90-е» мы объездили, чуть ли не всю страну: Иркутск, Ханты-Мансийск, Петрозаводск, Архангельск, Екатеринбург, Омск, Красноярск, Ленинград, Орел, Брянск, Смоленск, Саратов, Астрахань, Пермь… А также Киев, Минск… И везде залы, где мы выступали, были полны. И в Новосибирске, в Академгородке, где я познакомился с замечательным мыслителем Юрием Ключниковым, до сих пор читатели-старожилы помнят нас.
Конечно, время было такое, что без споров, разрывов отношений и последующих примирений – не обходилось. Мы вели борьбу за Солженицына, надеясь на его авторитет в патриотических кругах, во время этой борьбы из наших рядов то выходили, то входили такие незаурядные авторы, как Юрий Бондарев, Виктор Астафьев, Владимир Бушин. Но журнал, став к концу второго тысячелетия самым популярным и многотиражным из «толстых» литературных журналов России, вот уже 20 лет остается таковым. В памяти читателей живут имена В. Распутина, В. Белова, В. Кожинова, Н. Рубцова, Ю. Кузнецова и многих других авторов, включая пришедших к нам в последние годы Захара Прилепина, Сергея Шаргунова, Ивана Переверзина, Михаила Тарковского, Андрея Антипина и других русских талантов из нового поколения. Каждый год один из двенадцати номеров журнала мы полностью отдаем молодежи. Так, весь августовский номер посвящен молодым поэтам, прозаикам, критикам, историкам.
– Как относитесь к экранизациям литературных произведений и автобиографическим фильмам о писателях – здесь рекордсмен, по-моему, Сергей Александрович Есенин. Любите ли кино вообще?– К кино отношусь, как к сомнительному искусству, поскольку оно – продукт коллективного труда, зависящего, в отличие от литературы, на сто процентов от денег. Хорошая экранизация литературного произведения – большая редкость: невозможно подобрать плеяду гениальных актеров, экранизируя великий роман, населенный многими персонажами. То же самое могу сказать и об автобиографических картинах, яркий пример неудачи – фильм о Сергее Есенине, где его изображает Сергей Безруков. Впрочем, еще одной неудачей стала биография поэта, написанная Захаром Прилепиным, не сумевшим освоить сущность и судьбу поэта во всем объеме его поступков, страстей и мыслей. Наша с сыном книга о Есенине десять лет тому назад была удостоена звания лучшей книги из серии ЖЗЛ, издаваемой с начала XIX века. К написанию этой книги я готовился лет тридцать, не меньше. Обдумывал, записывал мысли, читал и перечитывал воспоминания о нем. Приехав в Америку, первым делом пошел в Библиотеку Конгресса, где законспектировал все воспоминания о пребывании Есенина в Штатах.
А мой сын, гораздо более тщательно умеющий работать в архивах, потратил несколько лет, чтобы собрать материалы, без которых создание книги о великом русском человеке и поэте было невозможным. Нам посчастливилось в роковом 1991-м году, когда страна погружалась в хаос, прочитать и законспектировать все дела ЧК–ОГПУ–НКВД, заведенные на Есенина, его родных, друзей и литературных врагов. А ведь это составляло почти 30 увесистых, толстенных папок с печатью «хранить вечно», привезенных из омских подвалов, куда они были доставлены в начале войны, в 1941 году. Вряд ли Прилепин держал в руках эти папки.
– Какие из загадок в судьбе Есенина удалось разгадать? Когда вас спрашивают об обстоятельствах смерти поэта, вы говорите: «конечно, он был убит», в то время как официальные источники, в частности, психиатры, а также автор новой биографии в ЖЗЛ, придерживаются версии самоубийства, откуда такая уверенность?– Главная загадка, которую нам удалось разгадать: почему революция 1917 года была столь кровопролитной и разрушительной. Да потому, что ее вершили страстные, убежденные в своей правоте русские люди с «есенинской» натурой. Сергей Есенин был, конечно, убит, как и множество людей этой породы. Почему убит и конкретно как – об этом мы пишем в нашей книге. Все предсмертные попытки Есенина сбежать из больницы, из Москвы и т.д. – действительно, были. Но, реставрируя события той роковой ночи, мы с сыном, без сомнений, пришли к выводу, что поэт был убит. И подробно изложили эту точку зрения в последней главе книги. Читайте!..
– Можно ли воспитать в себе, как вы говорите, «жгучее чувство сопричастности ко всей нашей многовековой истории», или оно впитывается с молоком матери?– Воспитать можно, но при условии, что оно будет впитано с молоком матери.
– Чем откликается в XXI веке засекреченная дискуссия «Классика и мы» 1977 года в ЦДЛ?– После того, как мы в журнале нашли средства и недавно издали «дискуссию» в полном виде, она окончательно «рассекречена». Книга эта есть в редакции, приходите – подарим.
– Как вы формулируете сегодня, на перекрестках пандемии и таких мировых безумств, как превращение константинопольской Святой Софии в мечеть в Стамбуле, национальную идею России?– Национальная идея России сегодня такова: спасти мировую цивилизацию от роковых соблазнов общества потребления и от еще более смертельных для человечества соблазнов построения содомитского общества.
– Мне нравится ваше парадоксальное стихотворение «Реставрировать церкви не надо», где вы проводите мысль о «житейской сделке между взглядами разных систем» – ради иностранных туристов, которые все равно ничего не поймут. Все так, но церкви все равно надо реставрировать, что скажете?– Согласен. Но еще важнее – и это самое главное! – надо «реставрировать души». Тогда и с церквями все будет в порядке.
– Как пишутся стихи о любви? Что их должно отличать?– Самое главное, чтобы они были написаны бескорыстно, с одним желанием – объяснить самому себе, что такое любовь.
– Почему поэтов, в конце концов, окончательно покидает вдохновение?– Знаю почему, но слишком трудно объяснить это. А почему Блок замолчал? Не потому ли, что он уже написал «всё», что ему было предназначено?
– И на финал прочтите, пожалуйста, что-нибудь из своих стихов.– Прочитаю. Стихотворение, которое читал, находясь в клинике на Коммунарке, поэт и музыкант Игорь Николаев, когда был болен пресловутым вирусом. Я сам слушал его чтение по телевизору.
Живем мы недолго, давайте любить
и радовать дружбой друг друга.
Нам незачем наши сердца холодить –
и так уж на улице вьюга.
Давайте друг другу долги возвращать,
щадить беззащитную странность,
давайте спокойной душою прощать
талантливость и бесталанность.
Ведь каждый когда-нибудь в небо глядел,
валялся в больничных палатах…
Что делать? – земля наш последний удел,
И нет среди нас виноватых.
Может быть, это стихотворение в чем-то поддерживало Игоря, когда он боролся со смертоносным вирусом… Слава Богу, выжил!
Беседу вела Нина Катаева Специально для "Столетия"http://www.stoletie.ru/obschestvo/stanislav_kunajev_davajte_lubit_i_radovat_druzhboj_drug_druga_828.htm
