Протоиерей Владислав ЦыпинНА ПОДСТУПАХ К НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕОЛОГИИ. УРОКИ ИЗ ИСТОРИИ
Колокольня «Иван Великий» и Архангельский собор. 1838 г. Художник: Гильбертзон, Е.Религия и идеология
На экран выходит многосерийный документальный фильм митрополита Псковского и Порховского Тихона
«Гибель империи. Российский урок». Он посвящен одному из главных событий в истории России – кровавому Февральскому перевороту 1917 года, положившему начало смуте, которая угрожала самому существованию Российского государства. Это фильм исторический и историософский, и в то же время он актуален: он призван послужить предостережением от повторения подобных экспериментов. Фильм побуждает к размышлениям о прошлом и будущем России, об угрозах, подстерегающих страну.
Одна из них заключается в отсутствии отчетливо артикулированной государственной идеологии, тотальный отказ от которой зафиксирован Российской Конституцией, принятой в экстремальных обстоятельствах на развалинах расстрелянного Белого дома. С тех пор прошло без малого 30 лет. Общество подходит к осознанию необходимости признания высших ценностей, которые бы не разъединяли, но сплачивали людей.
В советскую эпоху идеологию черпали из сочинений К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина, вываривая из цитат компендиумы с изложением их идей на уровне, доступном широкому читателю. В 1990-е годы термин «идеология» травили, объявляли обсценным, непристойным, но при этом рекламировали сочинения Ф. фон Хайека и К. Поппера – апологетов «открытого общества», выдавая содержавшиеся в них рассуждения за непререкаемую истину, исповедание которой объявлялось критерием профессиональной пригодности, своего рода цензом для чиновников, по крайней мере тех из них, которые служили по экономическому и финансовому ведомствам. Плоды неукоснительного следования рецептам Хайека во всем блеске обнаружились в конце 1990-х, когда после финансового коллапса, названного «дефолтом», для продления самого существования страны понадобилось срочно скорректировать ее экономический и политический курс.
Национальную идеологию не сочиняют. Можно лишь сформулировать те принципы, которые укоренены в религиозных, этических, политических традициях народов и стран: действовать созидательно в долгой перспективе способны только те идеи, которые органичны, когда они проросли в самую ткань народного миросозерцания и в национальную жизнь в ее разных проявлениях. Речь идет об исторических константах или своего рода архетипах. Задача состоит в их выявлении и затем отчетливом и ясном публичном проговаривании.
Фундаментом охранительной консервативной идеологии, заслоном против революционной, нигилистической и подрывной пропаганды служит традиционная религия: в России – Православие, религия большинства: в лоне Православной Церкви в свое время созидалось само наше государство. Но русские люди за много веков сосуществования бок о бок с народами, исповедующими монотеистические религии ислам и иудаизм, научились мирно и дружелюбно уживаться с ними, видеть в мусульманах и иудеях своих полноценных соотечественников. В интересах Российского государства поддержка существующих у нас традиционных религиозных общин.
Идеология, базируясь на религиозной вере, включает в себя и политический компонент. Размышляя о перипетиях исторического пути России, не трудно обнаружить, как при смене государственного строя, экономических формаций, стилей высокой и бытовой культуры, замене одних пропагандистских лозунгов на другие у нас существовала в своей основе одна и та же политическая модель, одна и та же конфигурация властной структуры, слом которой каждый раз ввергал страну в пучину бедствий, будь то эпоха самозванцев и семибоярщины в начале XVII века, революционное десятилетие, открывшееся февралем 1917 года, или третья смута, пролог к которой получил игривое название «перестройка».
АристотельЧтобы лучше разобраться в этой закономерности, полезно обратиться к политологической классике, к учению Аристотеля о формах государственного правления, скорректированному Т. Гоббсом. Аристотель выделил 6 моделей государственного устройства:
1.
монархию, когда власть принадлежит одному лицу,
2.
аристократию, когда власть принадлежит нескольким лицам,
3. и
политию, когда власть принадлежит всем полноправным гражданам.
От этих правильных форм правления, при которых власть служит общему благу, он отличал неправильные, когда каждая из сформулированных им моделей правления действует в извращенном виде, а носители власти преследуют личные цели. Таковыми он считал
4. тиранию,
5. олигархию
8. и демократию.
Томас ГоббсАнглийский мыслитель XVII века Гоббс упростил схему Аристотеля, считая аксиологический принцип различения монархии и тирании, аристократии и олигархии, политии и демократии лишенным оснований, поскольку в зависимости от личных интересов и вкусов одну и ту же форму правления довольные ею назовут монархией, а недовольные – тиранией; так же, считал он, обстоит дело и с противопоставлением аристократии (правления лучших) олигархии (правлению немногих), а политии – демократии. В результате подобной деконструкции у Т. Гоббса осталось три модели правления:
- монархия (единовластие),
- олигархия (правление узкого круга лиц)
- и демократия.
При этом наследственный принцип передачи верховной власти, который в современном массовом представлении ассоциируется с монархией, не является непременным атрибутом монархического правления. В Римской империи и преемственно связанной с нею империи Ромейской, или Византийской, не существовало института наследников престола, и переход верховной власти от императора к его сыну или иному близкому родственнику имел место как часто повторяющийся факт, но не вытекал из какой бы то ни было правовой нормы, так что у потомков свергнутого императора, в отличие от западноевропейских монархий, не было юридических оснований для борьбы за престол. Легитимную монархию в Риме и Константинополе не отождествляли с династическим правлением. Легитимация монарха осуществлялась в Византии следующим образом: при вакансии престола армия (реально ее генералитет, присутствующий в столице) избирала своего верховного главнокомандующего – императора, тут же совершался обряд поднятия избранника на щите, затем его же утверждал сенат, после чего императора благословлял на царство патриарх, и наконец его избирал народ – приветственными аккламациями на ипподроме перед скачками. Государственный строй, сложившийся в нашей стране в 1930-е годы, Т. Гоббс, наверно, назвал бы монархией, но точно не демократией и не олигархией, которая правила бал у нас в 1920-е. Никакой 4-й формы правления Гоббс не предусматривал, потому что при своих обширных исторических знаниях он нигде ее не обнаружил.
«Православие, самодержавие, народность»
Министр народного просвещения Сергей Семёнович УваровОдним из примеров идеологем, которые не придуманы «от ветра головы своея», не подслушаны на стороне, но синтезируют многовековой исторический опыт, может служить знаменитая уваровская формула «Православие, самодержавие, народность». Над ней потешались, ее клеймили, от нее отрекались, ее запрещали и изгоняли, а она по-своему прорастала снова и снова в нашей истории, хотя бы и в превращенных, деформированных видах, но со своими узнаваемыми чертами.
Государственный строй, благодаря которому Русь преодолела удельную раздробленность и освободилась от золотоордынского ига, в основных чертах сложился в правление великого князя Ивана III, и затем он был теоретически осмыслен и обоснован в царствование его внука святителем Макарием, И. Пересветовым и Иваном Грозным в его знаменитой переписке с Андреем Курбским. Некоторое время назад появилась курьезная идея канонизации Иоанна IV. Виновный в убийстве святых не мог быть сам причислен к лику угодников Божиих. Но это вовсе не значит, что он не был великим правителем и не был также выдающимся писателем и мыслителем.
Пафос его посланий князю Андрею Курбскому – в отстаивании права государя на подавление боярской олигархии, противостоящей воле монарха, несущего перед Богом ответственность за благо вверенной ему державы:
«Аще не под единою властию будут, аще крепки, аще и храбри, аще и разумни, но обаче женскому безумию подобни будут, аще не под единою властию будут… Понеже убо Русская земля правится Божиим милосердием, и Пречистыя Богородицы милостию, и всех святых молитвами, и родителей наших благословением, и последи нами, своими государи, а не судьями и воеводы, ниже ипаты и стратиги».Самодержавие, прежде обозначавшее суверенитет, независимость, которую Московское княжество обрело в правление деда Ивана Грозного, его внук интерпретировал уже и как независимость самодержца от кого бы то ни было кроме Господа Бога, как власть, не ограниченную никакими земными инстанциями. Своему адресату царь внушает идею, в которой содержится квинтэссенция его воззрений на правильный государственный строй: подобно тому, как царь перед Богом, будучи Его рабом, равен всякому другому человеку, хотя бы и нищему:
«Безсмертен же быти не мнюся, понеже смерть Адамский грех, общедательный долг всем человеком; аще бо и порфиру ношу, но обаче вем се, яко по всему немощию подобно всем человеком, обложен есмь по естеству»,так и родовитый вельможа перед царем равен всякому другому подданному, хотя бы и самого низкого звания, перед царем и он холоп:
«А жаловати есми своих холопей вольны, а и казнити вольны же… А всеродно вас не погубляем; а изменником бо везде казнь и опала живет».Как царь перед Богом, будучи Его рабом, равен всякому другому человеку, даже нищему, так и родовитый боярин перед царем равен всякому другому подданномуОдин из атрибутов монархии – сакральность, присутствие в ней санкции свыше: монархи правят «Божией милостью». Российских царей при восшествии на престол помазывали святым миром; это священнодействие заимствовано было у Византии, в свою очередь перенявшей этот обряд у испанских вестготов. Удивительно, но некий образ сакральности обнаруживается при наличии сильной личной власти и там, где юридически монархия не предусмотрена. Этот феномен выдает современный журналистский жаргон: когда глава государства или правительства воспринимается как национальный лидер или вождь, молва наделяет его «харизмой», что в переводе с греческого на русский значит «помазание», или «благодать», иными словами, даже люди, не верующие в Бога, говоря о харизме, уподобляются Валаамовой ослице, изрекавшей истину, постичь которую она не могла ввиду своего неразумия, а хозяин ее Валаам не желал по своему нечестию.
Русская Православная Церковь выразила оценку разных форм государственного устройства в «Основах социальной концепции», поставив монархию в духовном отношении выше демократии:
«При монархии власть остается богоданной… Современные демократии, в том числе монархические по форме, не ищут Божественной санкции власти. Они представляют из себя форму власти в секулярном обществе, предполагающую право каждого дееспособного гражданина на волеизъявление посредством выборов» (III, 7).Что же касается демократии, существование которой декларируется в большей части современных конституций, то и с расхожим, и с профессиональным употреблением этого термина наблюдается немало недоразумений. Демократию сближают или даже отождествляют с либерализмом, с обеспечением гражданских прав, с гарантиями безопасности личности, с так называемыми правами человека. Тиранический режим и бесправие при этом отождествляются с автократией, с абсолютистским правлением. О том, насколько неосновательны подобные отождествления, ясно говорит ряд исторических примеров.
Публичная казнь на гильотине, Франция, 1939 годСравним степень безопасности человека во Франции в эпоху Абсолютизма и после 1789 года, когда в стране процвела демократия с присущими ей уличными фонарями, употреблявшимися в качестве виселиц, и с гильотиной, с пожиранием революцией не только противников – аристократов и клерикалов, заодно с крестьянами Вандеи, – но и своих прославленных сыновей: Дантона, Бабефа, Робеспьера, Сен-Жюста.
А в Англии когда было безопасней: в правление Стюартов или в годы революции, столь щедрой на гекатомбы человеческих жертвоприношений?
И наконец, обратимся к отечественной истории и к русской революции и сравним защищенность человеческих жизней при самодержавии и при Временном правительстве, когда страну наводнили банды вооруженных дезертиров. Курьезное обстоятельство: когда февральский режим обанкротился, появился образ «Керенского на белом коне» – карикатурный для тех, кто знал его лично, но, как надеялись его сторонники, способный увлечь народные массы, сохранившие в глубинах своего сознания, которое и тогда, и позже аттестовали как царистское, идеал праведного правителя – царя или вождя. Вакансия «харизматического» вождя спустя десятилетие была, как известно, заполнена, и для этого не понадобилось умения гарцевать на коне, на который пытались усадить незадачливого временного премьера.
А что же такое «демократия»? В переводе с греческого – это, как известно, «народовластие», которое реально существовать могло лишь в полисах – античных городах-государствах, подобных современному Сан-Марино: граждане полиса могли собраться на городской площади (агоре) и принимать большинством голосов, поданных тут же на месте, политические решения. В больших государствах это физически невозможно.
В больших государствах реальная демократия физически невозможнаКогда Рим вырос далеко за городские стены, за померий, в нем утвердилось олигархическое правление сената при сохранении фикции демократической республики: высшим органом власти признавалось народное собрание в виде сепаратных комиций, которые на деле лишены были возможности принимать решения, расходившиеся с постановлениями сената – сенатусконсультами: формально своего рода рекомендациями. Жившие в советские времена помнят, что механизм власти устроен был у нас так, что постановления партийных органов, не имевшие формальной юридической силы, подлежали на деле неукоснительному исполнению. Когда же Римская республика, распространившись на три части света, не могла уже существовать без профессиональной наемной армии, заменившей гражданское ополчение, то править в ней стал верховный главнокомандующий вооруженных сил – император, притом что государство по-прежнему называлось республикой, комиции продолжали созываться от случая к случаю, а роль сената стала столь же декоративной, как и у комиций.
(Окончание следует)
