Архимандрит Тихон (Шевкунов). Несвятые святые

[Дмитрий Н]

О выпадах против книги «Несвятые святые»




Пожалуй, за всю историю нашей Церкви после крушения советского строя не было столь популярного в народе чтения, как книга архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые». В одночасье побив все рекорды по тиражам, она стала любимым чтением у самых разных слоев нашего общества - мирян и клириков, монахов и многодетных отцов, давно воцерковленных и только-только переступивших порог Церкви людей, ученых и неучей, ищущих духовного назидания и просто увлекающихся интересным чтением. Читают книгу те, у кого нет времени читать, и даже те, кто вообще ничего не читают.

Причина успеха объясняется тем, что наш народ давно истосковался по достоверным рассказам, приоткрывающим покров той подлинной, утоляющей жажду сердечных глубин жизни, которой не знает шумный мир, и которой живут смиренные иноки. От начала и до конца книга являет собой русскую душу, с ее широтой, простором, поиском истины, благоговением перед старцами, обретением смысла своего бытия именно в Боге, рядом с Которым проясняется жизненный путь человека.

Особая достоверность повествования обнаруживается еще и благодаря нестандартности, нелакированности изображаемых в нем персонажей, если так конечно можно назвать реальных людей. Уходя от вычищенного образа, свойственного патерикам, автор являет нам недавно живших людей, практически современников, с их особенностями характера, а порой и немощами, пытаясь показать самое главное - как эти люди, преодолевая самих себя и сложившиеся обстоятельства, шли к Богу и созидали Церковь посреди безбожного мира.

Но не об этом пойдет наша речь. Не прошло и несколько месяцев после выхода книги отца Тихона в свет, как против нее в СМИ стали появляться выпады. С одной стороны, это вполне естественно. Только бездарные книги проходят незамеченными, ибо никто не будет писать отзыв на никому не нужный текст. Напротив, книги, талантливо созданные, всегда вызывают обсуждение и дискуссию, как однажды высказался Маяковский, «всё хорошо: поэт поет, критик занимается критикой». С другой стороны, в появившейся критике заметна определенная тенденция, выявить которую было бы полезно и важно.

В частности, самый первый критический отзыв написал активист обновленческой группы о. Георгия Кочеткова Б.Колымагин. Язык отзыва, надо сказать, ядовитый и злой - начав читать, сразу же понимаешь, куда повернет критик книги. Впрочем, опасения кочетковцев, не взлюбивших отца Тихона, вполне понятны. Ведь именно в книге «Несвятые святые» мы видим наряду с увлекательным изложением строгое подтверждение значимости сложившихся веками православных традиций и правил духовной жизни. Допустим, автор наглядно показывает, ссылаясь на духовные авторитеты, необходимость совершать правило перед Причащением Святых Христовых Таин (с. 71-73). Недвусмысленно говорится и о значении исповеди перед Причащением (с. 260-261), и о важности всех молитв Крещения, не считая их по-модернистски ненужными (с. 426). Соблюдение канонов, традиций и правил устава предстает в «Несвятых святых» жизненно важным для христианина, а не каким-то лишним довеском, от которого можно бы и отказаться. Все изображаемые в книге духовные лица, старцы, духовники, при всей их неординарности, абсолютно не реформаторы, не модернисты, не обновленцы и не экуменисты. Понятно, что такое описание не может понравиться представителям перечисленных категорий. Тем паче, претит им бескомпромиссный, нетолерантный, как бы сами они сказали, отзыв архимандрита Иоанна (Крестьянкина) о кочетковцах: «Если мы не разорим это движение, они разорят Церковь».

Но поскольку для опровержения книги отца Тихона антимодернизма недостаточно, были предприняты попытки раскритиковать ее с точки зрения литературной. Так, появилась публикация монаха Диодора (Ларионова) и Марии Игнатьевой «Чудеса в решете».

Упомянутые авторы начинают свой отзыв с глубокомысленных, хотя и несколько путаных рассуждений о жанрах в литературе. Потихонечку контекст речи ведет к тому, что отец Тихон якобы ошибся с жанром, написав «русскую волшебную сказку в псевдо-византийских тонах», что, мол, как в сказке, у него всё в книге выходит слишком удачно и гладко. Вообще, поражает жестокость, с которой судят об авторе: «Вполне естественным оказывается и то, что рассказчик создает из своей жизни литературную сказку, а затем и сам начинает в неё верить». Предвзятость и необъективность подобных утверждений слишком очевидны. А ведь отец Тихон пишет о том, что имело ключевое значение как в его судьбе, так и в судьбе реальных людей, многие из которых живы и сегодня, и является родным, сокровенным сокровищем, пронесенным через всю жизнь. Именно эта подлинность, пережитая личным опытом, и находит отклик, внимание и сочувствие даже у невоцерковленных читателей.

Но собственно, если встать на позиции критиков, что же есть сказка, или как они образно говорят, «медовый монастырский пряник» в книге «Несвятые святые»? Может быть, навоз в коровнике, которым автор получил по лицу? Или искалеченные пальцы архимандрита Иоанна (Крестьянкина), который всю жизнь молился за своих истязателей? Или, может, видение схиигумена Мелхиседека, которому было показано, что прежние его труды отвергнуты, потому что не было главного - покаяния и молитвы? Мы видим, что вовсе не далекая от жизни «чудесная реальность», как нам внушают критики, а строгая правда жизни, растворенная чуткой заботой о людях Небесного Отца, явлена нам на страницах произведения отца Тихона. Увы, статья монаха Диодора и М.Игнатьевой - яркий пример того, как предвзятое отношение порождает ревнивое и необъективное слово.

В связи с этой статьей мне вспоминаются слова покойного профессора Михаила Михайловича Дунаева, который как-то в личной беседе сказал, что особенность нашего времени - ниспровержение всех авторитетов. Как только появляется хоть что-то заслуживающее внимания, тут же это начинают ниспровергать. В грязь втаптывается буквально всё, лишь бы не было ничего святого, чистого, вызывающего уважения. Едва появилась книга, вызвавшая благодарный отклик у сотен тысяч читателей, как и в нее уже бросаются грязью.

Отвлеченно-академические размышления о стилях и жанрах без непредвзятого чтения книги оказываются оторваны от реального восприятия произведения. Если ты заведомо настроен на критику, ты ее конечно напишешь. Но стоило ли этим критикам городить свои «чудеса в решете»? Ведь концепция книги «Несвятые святые» вполне ясна и понятна. Имея богатые воспоминания о Псково-Печерской обители, внутренне пережив и с годами осмыслив драгоценный опыт общения с духовными людьми, а главное, горячо любя монашество, отец Тихон запечатлел в книге то, что вынашивал многие годы.

Отца Тихона упрекают в «кощунственных аллюзиях, в том числе и легкомысленном истолковании промысла Божия, который неизменно оказывает автору покровительство на протяжении всего повествования». Но ведь самая суть Промысла Божия как раз состоит в непрестанном попечении Божием как о мире в целом, так и о каждом конкретном человеке в отдельности. "Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены; не бойтесь же: вы лучше многих малых птиц."(Мф. 10:29-31). Неужели мы должны полагать, что Господь, заботящийся даже о траве полевой, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь (Мф. 6:30), не проявляет Своей всемогущей и мудрой заботы в том числе и об авторе книги «Несвятые святые»? Заслуга отца Тихона как раз в том, что он смог проследить штрихи премудрого, непостижимого Промысла Божия в своей жизни и передать читателям точное чувство: Господь действительно рядом, Он не отворачивается от нас, напротив, помогает даже в самых безысходных ситуациях. И потому описанные в книге случаи вселяют в души читателей уверенность в помощи Божией и Его непрестанном о нас попечении. Авторов же критической статьи, наверное, стоит от души пожалеть, что в своей жизни они не сумели увидеть действие этого непостижимого Промысла Божия, в отличие не только от отца Тихона, но и от великого множества православных читателей, с благодарностью и пониманием обсуждающих эту книгу на страницах Интернета.

Нигде в тексте, абсолютно нигде автор не превозносит себя, более того, мы видим воспоминания и признания, откровенно, по-монашески, самоуничижающие, которые за самую искренность их вызывают лишь новое уважение к автору. Крайне критичное отношение к себе автора, в частности, проявляется в упоминаниях об испорченных отношениях по своей вине с о.Агафодором (с.49), в акценте на упреке отца Иоанна (Крестьянкина) автору, находящемуся в больнице и решившему посмотреть телевизор (с.64), в упоминании плача после удара по лицу хвостом коровы, испачканным в навозе (с. 134), в признании о стыде после чрезмерного вкушения припасов горной схимницы (с. 262), в словах о собственном неумении объяснить учение об Ангелах воцерковляющемуся человеку (с. 284) и мн. др. Всего этого автору, при желании вознести себя, не нужно было писать, но сама правдивость повествования и принижение себя лишь добавляют чести автору и вызывают еще большее доверие ко всему, что он пишет.


о.Иоанн (Крестьянкин) и о.Тихон (Шевкунов)

Более всего критикам не нравится упоминание автором случаев чудесной помощи. Они иронизируют: «По молитве приезжает спасательная машина, находится проданная букинисту книга, отыскивается вор и Интерпол возвращает деньги...» Ну и что из этого? Ведь это же действительно так и происходило, причем свидетелями этому было множество людей. Выходит, что если бы отец Тихон обманул, написал, что молились, да ничего не вышло, просили у Бога, и опять остались ни с чем, то это, с позиции критиков, было бы поучительно. Что ж, пусть критики пишут собственные книги о своих теплохладных молитвах, бесплодных и никем не услышанных. Но если молитвы верующих бывают услышаны, то почему мы должны об этом молчать? Почему отец Тихон должен превращать повествование в сухую фактологию, умалчивая о том чудесном, что Бог совершает в жизни? Если в описываемых событиях действительно были чудеса, почему их надо скрывать?

Авторы критической статьи вкрадчиво заверяют: «Задача дидактического христианского текста состоит не в том, чтобы увести читателя в несуществующий, придуманный "чудесный" мир, а наоборот, в том, чтобы вывести из сказки и поставить человека лицом к лицу перед миром и самим собой - как бы это ни было болезненно и страшно». Но Христос говорил: В мире будете иметь скорбь; Но мужайтесь: Я победил мир (Ин. 16:33). Задача христианского текста вовсе не в том, чтобы поставить человека один на один перед жестоким, безжалостным миром, а в том, чтобы показать, что и в самых скорбях человек не одинок, с ним рядом Господь. Прозревается это по мере накапливания духовного опыта человека, ибо, лишь духовно прозрев, возможно по-новому увидеть пройденный жизненный путь и уразуметь в нем путь Промысла Божия. И потому приводимое отцом Тихоном свидетельство архимандрита Иоанна (Крестьянкина) о том, что проведенные в заключении годы были самыми счастливыми годами жизни («потому что Бог был рядом»), выглядит более убедительно, чем возмущение критиков, желающих ставить читателя «лицом к лицу перед миром и самим собой». Только один вопрос: почему авторы рецензии так и не могут поверить и осознать, что кроме мира и человека есть еще и Господь?..

Отца Тихона упрекают в том, что он описывает монашество как светлый и полный радостных открытий мир, что, мол, это иллюзия. Ну что же делать, если это действительно так, причем не только для автора книги, но об этом свидетельствуют иноки всех поколений христианства. Отец Тихон не скрывает жизненной правды: не все послушники остались в монастыре, хотя первоначально вдохновлялись идеалами иночества (с. 145); не всегда у нас бывают силы до конца искоренить засевшие внутри соблазны, как это мы видим в заключение рассказа «Августин» (с. 251-253). Если бы отец Тихон при всех скорбях и тягостных испытаниях не ощутил сокровенной радости служения Богу, то и не написал бы он такой прекрасной книги. Никогда человек, не испытавший духовной свободы и радости, не сможет о них засвидетельствовать. Книга архимандрита Тихона вселяет веру и христианское жизнеутверждение. Читая книгу, обретаешь живое чувство, что Господь близ тебя, и если ты обратишься к Нему, Он услышит. Вот этой веры не хватает многим, а после чтения «Несвятые святые» ты замечаешь, что и твоя личная вера усилилась, укрепилась.

Лично для меня произведение отца Тихона является живым свидетельством того, что Церковь наша продолжает приносить духовные плоды. Как и во все времена, подвижники не прославляют сами себя, они бегут от мира, скрывая от людских глаз свое высокое делание, но по слову Христа, не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме (Мф. 5:14-15). Те, кто лично знают примеры духовной жизни нашего времени, не имеют права о них молчать. Ибо всякое такое свидетельство - подкрепление нам. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф. 5:16).

В завершение хотелось бы еще сказать, что рассказы, вошедшие в книгу «Несвятые святые», написаны с несомненным литературным талантом. Общая композиция, логическое развертывание мысли в каждой главе отличаются удивительной стройностью. В тексте нет ни одного лишнего абзаца, ни одного лишнего предложения или речевого оборота, а повествование о каждом конкретном лице имеет свое смысловое зерно. Кроме того, талант автора определяется чувством достоверности, испытываемым читателем при чтении книги. Ведь далеко не каждый сможет передать реальные факты, а тем более их осмысление так, чтобы это выглядело достоверно, ибо ощущение фальши отличает тексты неумелых писателей. И в этой связи произведение отца Тихона представляет собой живое и достоверное повествование. Он не рисует какой-то образ, а передает саму жизнь.

Нравоучительные рассуждения вкрапляются в книгу крайне аккуратно, местами дополняя общее изложение воспоминаний. И что несомненный плюс - читатель получает наставление, не чувствуя тона навязываемой морали, потому что в самом повествовании уже заложено наглядное наставление, извлекаемое самим читателем.


архимандрит Тихон (Шевкунов)

По большому счету, «Несвятые святые» - это мемуары возрождающейся Церкви конца XX века. Как люди обращались к Богу, как шли в монастырь и хранили верность Спасителю, как Господь вел их сквозь стремнины мира сего, помогая им не явно и явно - всё запечатлено. Книга останется на века, на нее будут ссылаться, она послужит одним из источников для будущей характеристики нашего времени и жизни Русской Церкви. Запечатлев подвиг людей, шедших вопреки всему к Богу, отец Тихон внес неоценимый вклад в духовную письменность нашей Церкви.

Валерий Духанин, проректор Николо-Угрешской Духовной семинарии, кандидат богословия


Русская народная линия

http://www.ruskline.ru/analitika/2012/6/22/o_vypadah_protiv_knigi_nesvyatye_svyatye/

[Александр Васильевич]

Архимандрит Тихон (Шевкунов)

Несвятые святые — 2

Один подвижник как-то сказал, что всякий православный христианин может поведать свое Евангелие, свою Радостную Весть о встрече с Богом. Конечно, никто не сравнивает такие свидетельства с книгами апостолов, своими глазами видевших Сына Божия, Жившего на земле. И все же мы, хоть и немощные, грешные, но Его ученики, и нет на свете ничего более прекрасного, чем созерцание поразительных действий Промысла Спасителя о нашем мире.



Будет ли продолжение книги «“Несвятые святые” и другие рассказы»? Этот вопрос мне задают на каждой встрече с читателями.

Сразу скажу: не сомневаюсь — такая книга будет. Причем скоро. Только напишет ее не один автор, а все те, кто возьмут на себя труд поделиться самым драгоценным — своим личным христианским опытом. О явлениях Промысла Божиего. О том, чему были свидетелями или участниками. Что утвердило веру. Что дало духовные силы. О том, что привело ко Христу, что вдруг раскрыло Божественную красоту и величие Его Церкви в нашем мире.

Пожалуйста, присылайте свои рассказы-свидетельства на сайт «Православие.Ru». Поверьте: вспомнить, заново пережить и описать важнейшие духовные события, формировавшие и укреплявшие нашу веру, необычайно важно в первую очередь для нас самих. Это не просто воспоминания, а благодатный труд, неразрывно связанный с самыми поразительными духовными открытиями о неизреченном, сопутствующем каждому из нас Промысле Божием. А это в свою очередь не может не привести христианина к искреннему благодарению Богу за Его Отеческое всежизненное попечение о нас.

«Тайну цареву прилично хранить, а о делах Божиих объявлять похвально», — говорит Священное Писание. Такие рассказы, засвидетельствованные христианской совестью, необычайно важны для обретения и укрепления веры наших братьев и сестер.

Присылайте Ваши рассказы по адресу: kniga@pravoslavie.ru

Лучшие из них будут опубликованы на сайте «Православие.Ru», а лучшие из лучших войдут в новую книгу.

Архимандрит Тихон (Шевкунов)

2 апреля 2014 г.

http://www.pravoslavie.ru/69674.html

[Александр Васильевич]

Последнее причастие воина Бориса

История для 2-го тома «Несвятых святых»

 2 апреля 2014 года на сайте Православие.Ru было опубликовано обращение архимандрита Тихона (Шевкунова) к читателям с предложением совместными усилиями написать второй том книги «Несвятые святые». Мы уже получили по адресу kniga@pravoslavie.ru несколько сотен Ваших историй. Ниже мы публикуем рассказ Марии Георгиевны Жуковой, дочери легендарного маршала, о генерал-лейтенанте Б.С. Лихачеве – свидетельство попечения святых о душах христианских.

Присылайте ваши истории по адресу kniga@pravoslavie.ru

***


_{Генерал-майор Лихачев – командующий 2-й гвардейской танковой армии в Германии. 1964 г.}
   

Генерал-лейтенанту Борису Сергеевичу Лихачеву 6 августа 2014 года исполнилось бы, будь он жив, 100 лет. Он родился в 1914-м, прошел всю Великую Отечественную войну и войну с Японией. 40 с лишним лет минуло после нашей первой встречи, но только теперь я понимаю, что большое воистину видится на расстоянии.

Мое знакомство с Борисом Сергеевичем произошло в начале 1970-х на Рижском взморье. Латвия была тогда одной из республик Советского Союза. Лихачев был в то время заместителем командующего Прибалтийским военным округом, мы же с мамой отдыхали в санатории у моря. Узнав, что из Москвы приехали жена и дочь маршала Жукова, добрый, гостеприимный генерал вместе с женой Оксаной Борисовной, дородной украинкой, сразу пригласил нас в гости к себе на дачу.

Обед за большим овальным столом, накрытым белой накрахмаленной скатертью, разговоры, вкусная еда, улыбки, смех… Их сын Олег гостил летом у родителей. Он был тогда аспирантом МГИМО, жил в Москве. Взрослые говорили обо всем – о природе и море, о книгах и, конечно, о моем отце, которого Борис Сергеевич глубоко почитал.

Свое уважение к маршалу Жукову Борис Сергеевич переносил на мою маму, Галину Александровну, и на меня, совсем еще девчонку, стараясь сделать нам хоть что-нибудь приятное – хотя бы помочь с машиной для поездки на экскурсию в Ригу.

Олег показался мне тогда скучным отличником в очках. Он никак не проявлял общительности, а, уткнувшись в книгу, на меня, такую замечательную девушку, какой я себе казалась, не обращал внимания.

Но, как ни странно, наше знакомство продолжилось в Москве через несколько лет, и Олег помог мне готовиться к вступительным экзаменам, когда после смерти мамы и отца в 1974 году я поступала в МГИМО. Тогда он был уже преподавателем и заместителем секретаря комитета комсомола института. С тех пор мы подружились, и, оказалось, надолго.

    Где только не пришлось ему служить, где только не довелось воевать! Про таких говорят: труженик, старый солдат

Шли годы, у Олега росли два сына. Его мать, Оксана Борисовна, умерла. Борис Сергеевич, очень любивший ее, тяжело переносил вдовство, одиночество и, конечно, перемены в стране, ложь, нагнетавшуюся вокруг имен героев. С Оксаной он прошел всю войну – на стене в прихожей их квартиры висели фотографии: оба молодые, в военной форме. Жил Борис Сергеевич памятью о жене, о славных боевых походах, а также единственным сыном, невесткой, внуками-сорванцами Олегом и Сережей. Несмотря на преклонный возраст, ходил в магазин, к приезду внуков готовил вкусные драники – белорусское блюдо, полюбившееся еще во времена командования 5-й танковой армией в Белоруссии. Где только не пришлось ему служить, где только не довелось воевать! Про таких говорят: труженик, старый солдат.

До своего столетия Борис Сергеевич не дожил двух лет. Родился он в 1914 году в Воронежской губернии. В день его рождения Церковь празднует святых воинов-страстотерпцев Бориса и Глеба. Вот и назвали его Борисом.

Несколько лет назад 9 мая я приехала с подругой к нему в гости поздравить с Днем Победы. Старику было приятно не столько от поздравлений и цветов, сколько от теплого человеческого общения и возможности вспомнить и рассказать о дорогом и незабываемом. Чувствовалось, что он ничуть не потерял ясности ума: интересовался политикой, вспоминал подробности событий давних лет. Подруга, которую я захотела познакомить с этим уникальным человеком, взяла камеру, чтобы записать рассказ ветерана. Она задавала вопросы, он обстоятельно отвечал на них. Я сидела рядом, Олег подавал нам чай и угощение. И вот что удивительно: когда вставала подруга, сухощавый, немного согбенный 95-летний старик тоже поднимался, опираясь на палочку. Так он был воспитан: нельзя сидеть в присутствии женщины, если та стоит.

Борис Сергеевич рассказывал, что в детстве мама водила его в храм, однако ничего не говорил о своей вере. Он был, конечно же, коммунистом, но атеистических высказываний никто никогда от него не слышал. Мы расспрашивали его о вере солдат и офицеров на войне, когда пули свистят и снаряды рвутся и нет уверенности, что в следующую минуту останешься жив. В ответ он вспоминал, что почти все крестились и молились в такие страшные минуты и командир им этого делать не запрещал, никто не наказывал за это.


_{Курсант Борис Лихачев после окончания танкового училища. 1938 г.}

Борис Сергеевич служил до войны в Забайкалье. В первые часы войны, 22 июня 1941 года, он вступил в бой с немецкими передовыми частями и украинскими националистами в городе Острог, на Западной Украине. Был активным участником Сталинградской битвы в составе 22-го танкового корпуса, позднее переименованного в 5-й гвардейский механизированный корпус. Будучи начальником разведывательного отдела этого корпуса, освобождал оккупированную территорию нашей страны. Прошел с боями Румынию, Венгрию, Австрию, участвовал в боях за Вену, воевал в Чехословакии и был непосредственным участником пленения генерала Власова и его штаба, проявив смелость и быстроту, – того чуть не перехватили американцы. Участвуя в войне с Японией, в конце августа 1945 года возглавил стратегический десант в город Дальний, где 246 наших десантников разоружили многотысячную японскую группировку и воспрепятствовали высадке десанта флота США.

Борис Сергеевич имел десять советских орденов, среди которых четыре – Красного Знамени; были у него и два иностранных ордена. Получил он за годы войны два ранения и три тяжелых контузии. Военную службу генерал-лейтенант Лихачев закончил в 1974 году, будучи военным советником при армии ГДР.

Время шло, постепенно подкрались немощи, Борис Сергеевич слабел. Так хотелось заговорить с ним о вере, о причастии, чтобы привезти к нему священника. Но я не решалась. Вдруг не захочет?.. Лучше молчать и молиться, подавать о его здравии записки на Литургию.

Давно умерли все его товарищи и однополчане. Пришел час – и сам Борис Сергеевич окончательно ослабел и слег. Олег трепетно ухаживал за папой – так он всегда тепло называл отца. Как-то в разговоре я заметила, что к Борису Сергеевичу надо бы привезти священника, ведь папе уже 98 лет, но Олег ответил, что тот пока не готов. Я стала убеждать, что это самое главное, иначе будем потом жалеть, но – бесполезно. Олег боялся заикнуться о приходе священника, очевидно думая, что тем самым как бы объявит папе, что приближается конец. Сердце опять подсказало, что надо просто молиться и ничего больше не говорить. Ведь вдруг на пороге смерти Борис Сергеевич в ответ на вопрос «Привезти ли священника?» ответит отказом? Это будет еще хуже.

Прошло недели две, прежде чем раздался звонок от Олега: «Папа согласен, вези». Я даже не сразу поняла его. Потом, когда он повторил фразу и смысл слов дошел до меня, стало так радостно на душе! Борис Сергеевич, как когда-то моя любимая бабушка Клавдия Евгеньевна[1], не уйдет из этой жизни, не соединившись с Христом!

На следующее утро мы с иеромонахом Никодимом из Сретенского монастыря приехали к Борису Сергеевичу. Дверь открыл Олег, он был явно подавлен, понимая, что папа угасает на глазах. Склонившись над больным, я увидела в его глазах беспокойство, страдание, томление, и было непонятно, видит ли он меня, узнаёт ли. Он тянул ко мне руку. Мне захотелось подбодрить его: «Всё будет хорошо, Борис Сергеевич. Всё будет хорошо!» Отец Никодим начал соборование. Олег заранее поставил поближе к папе икону святых Бориса и Глеба и зажег перед ней свечу. Однако то, что через день наступит праздник Бориса и Глеба, то есть именины и день рождения Бориса Сергеевича, я тогда не вспомнила.

Как только отец Никодим, читая положенные молитвы, в первый раз произнес: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», Борис Сергеевич начал налагать на себя – размашистым и медленным движением руки – крестное знамение. Так он и продолжал креститься, осеняя себя именно на «Славах». Душа помнила церковные службы детства, хотя прошло не менее 90 лет! Олег, профессор, сам уже далеко не молодой человек, глухо зарыдал. Вслед за ним заплакала и я: мы сознавали, что именно сейчас приблизились к какой-то неведомой нам сокровенной жизни его души.

Соборование, а потом и причащение, как мне показалось, длились долго. Борис Сергеевич не сразу смог проглотить Святые Дары. Было ощущение, что время остановилось и сейчас на свете происходит самое главное, а все мы, стоящие и молящиеся у постели уходящего в вечность человека, – только свидетели. И не просто свидетели, а те, кому в эти минуты дано увидеть и узнать что-то очень важное.

    Он вдруг протянул руки к кому-то незримому, кого видел перед собой

«А вдруг не сможет проглотить Святые Дары? – мелькнуло в голове. – Что тогда? Господи, помоги!» Но он проглотил, запил, и, когда отец Никодим стал читать положенные после всего молитвы, Борис Сергеевич вдруг протянул руки к кому-то незримому, кого видел перед собой, медленно обнял и как бы привлек, прижимая к груди. Руки его мне показались в тот момент – возможно, из-за худобы – чересчур длинными. Два раза очень медленно проделал он это движение. Воистину мы были свидетелями тайны, которая вершилась у нас на глазах.

Когда, вернувшись домой, я позвонила, чтобы узнать о состоянии Бориса Сергеевича, Олег сказал, что после причастия отец сразу успокоился и больше не проявлял признаков страданий. Через сутки, 5 августа, когда я пришла в храм на вечернюю службу, то увидела на аналое праздничную икону Бориса и Глеба. Помолившись о воине Борисе этим двум святым воинам, поблагодарила Господа, что явил нам Свою милость.

После вечерней службы позвонила Олегу. «Папа умер, – тихо произнес он, – только что. Под свои именины, завтра – Борис и Глеб».

И тут до меня дошло, что это они, воины-страстотерпцы, не оставили своим покровительством воина Бориса, который всю свою жизнь отдал служению Родине и людям. Приняли его душу, уходящую в вечность.

Вечная память рабу Божию воину Борису! Благодаря таким людям мы и живем на свете.


_{Борис Сергеевич Лихачев с внуком Олегом. 1993 г.}
   

Мария Жукова

________________________________________________

[1] О ней см. рассказ архимандрита Тихона (Шевкунова) в книге «Несвятые святые».

http://www.pravoslavie.ru/77171.html

[Александр Васильевич]

О приходе к вере некрещеной Ксении и Божием Промысле

История для 2-го тома «Несвятых святых»

 Весной 2014 года на сайте Православие.Ru было опубликовано обращение архимандрита Тихона (Шевкунова) к читателям с предложением совместными усилиями написать второй том книги «Несвятые святые». В течение года мы получили по адресу kniga@pravoslavie.ru большое число Ваших историй, многие из которых были опубликованы. Героиня сегодняшнего рассказа повествует о проявлениях Промысла Божия в своей жизни, которые в итоге и привели ее в Православную Церковь.

Присылайте ваши истории по адресу: kniga@pravoslavie.ru

***

 

Меня, родившуюся в 1971 году, мама с папой даже и не думали крестить. Еще бы! Родители члены Компартии – и крестят ребенка! Бред какой! Так я и росла нехристем и шельмой… Любила в детстве и по карманам чужим пошарить, и мальчишек больно избить, и много всего растлевающего душу познать. Страшно вспоминать. Как будто кто нашептывал одну идею бредовее другой. А маленькая Оксаночка с радостью реализовывала их все. Этакий бесенок подрастал…



В нашем доме на Элеваторной, в Бирюлево, жила одна старушка. Мама почему-то звала ее баптисткой. Слово мне это было непонятно, но оно прочно связалось в детском мозгу со стилем одежды бабы Нюры: она носила всё черное и до бровей повязывала черный платок. Я не помню, с какой стати она однажды позвонила нам в звонок. Вероятно, к маме пришла. Я открыла дверь, и баба Нюра протянула мне какую-то книжку, обернутую в обложку из газеты. Старушка ласково, но настойчиво молвила:

– Возьми, деточка, маме передай. И сама почитай! Это слово Божие.

На дворе был 1982 год, и я, 11-летняя, выпалила как «на автомате»:

– Да вы что! Я пионерка, я в Бога не верю!

Баба Нюра спокойно повторила:

– А ты почитай. Не понравится – вернешь.

Я не стала сопротивляться и, чтобы побыстрее закончить этот смущавший меня разговор, взяла из ее рук Библию и обещала посмотреть.

    Любопытство взяло верх, и я открыла книгу. Попыталась прочитать пару абзацев, но… Ничего я там не поняла

Баба Нюра ушла. Любопытство взяло верх, и я открыла книгу. Страницы пожелтели, переплет отсутствовал как таковой, и вдобавок еще и весь шрифт был непонятный. Я попыталась прочитать пару абзацев, но не пошло… Ничего я там не поняла. Положила я книгу на полку до прихода мамы и забыла о ней.

В школе, однако, году в 1984-м, когда классная руководительница на классном часе рассказывала об «опиуме для народа» и высмеивала таинство Причастия, мне почему-то смеяться не хотелось. В некрещеной душе при слове «церковь» что-то теплело. Я прекрасно помню, как Нина Васильевна пыталась нас рассмешить, рассказывая в красках о таинстве Причастия. Она специально делала акцент на негигиеничности самой процедуры из-за облизывания разными людьми со всевозможными болячками одной и той же ложки. Кто-то из одноклассников хихикал, а я, как сейчас помню, слушала с интересом и брезгливости не испытывала. Это был новый, загадочный, неизведанный мир, познавать который, впрочем, я не спешила.

В 1985 году мы переехали из Бирюлево в новую квартиру в Крылатском. Как-то раз в августе, исследуя окрестности района, где мне предстояло теперь жить, я наткнулась на странную заброшенную постройку на Крылатских холмах. Почему-то сразу стало понятно, что это храм… Не было ни крыши, ни колокольни, на двери висел амбарный замок. Добротная кирпичная кладка и причудливый фасад не оставляли сомнения, что здесь раньше была церковь.

В основании кирпичной кладки был лаз. Достаточно было присесть и ползком пролезть внутрь храма. Но даже тогда я, некрещеная и не в меру отчаянная, не рискнула этого сделать, хотя очень хотелось. Просто подошла, постояла, посмотрела на дыру в стене и… побрела домой. Какие-то ребята потом в школе рассказывали, как лазали внутрь и нашли там даже старинные монеты и церковную утварь. А я не могла переступить через благоговейное отношение к неведомому мне миру.


_{Храм Рождества Пресвятой Богородицы в Крылатском. Фото 1988 г.}
   

Уже позже я узнала, что храм этот был воздвигнут еще во времена Иоанна Грозного, который любил поохотиться в этих местах. И освящен был тот храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Тогда, в 1985-м, я и предположить не могла, что именно здесь 6 февраля 1993 года будут крестить и меня, и моего папу, а 3 июня 1999 года, в день Владимирской иконы Божией Матери, я принесу сюда на крещение свою дочь.

Но это будет позже. А пока я, серебряная медалистка, отличница и комсомолка, поступила в 1990 году в МГИМО на факультет журналистики. В стране повеяло позитивными изменениями, стали открываться приходы. По телевизору показывали благообразного патриарха Алексия II, но я по-прежнему не проявляла к религии никакого интереса и продолжала грызть гранит науки.

На третьем курсе предмет «Зарубежная литература» нам преподавал профессор Юрий Павлович Вяземский, будущий автор и ведущий известной передачи «Умницы и умники». Дал он, значит, нам в сентябре список из ста книг и наказал прочесть их к концу декабря. Сам же экзамен по предмету был назначен на январь.

Нужно было изучить и содержание четырех Евангелий, Откровение от Иоанна Богослова и несколько книг Ветхого Завета. Пришлось ехать на Новый Арбат в «Дом книги» и покупать на улице у перекупщиков за приличные деньги Библию. Я купила, пришла домой, открыла первую страницу с какой-то даже радостью, что вот я наконец могу совершенно официально, не опасаясь никого и ничего, почитать. Но чуда не произошло. Для меня, никогда не читавшей в безбожное время подобной литературы и не знавшей ни одной молитвы, содержание всего вышеописанного опять показалось странным и непонятным, как тогда, после встречи с бабой Нюрой. Однако страх получить двойку на зимней сессии заставил меня читать дальше. Но в душе опять не было никакого отклика. Более того, с первых же страниц я запуталась в ветхозаветных именах, в деяниях персонажей и поняла, что на экзамен по зарубежной литературе однозначно придется делать шпаргалки, потому что я просто ничего не запомню.

    Стало меня что-то подтачивать изнутри. Ущербность, что ли, какая-то зародилась… Как, мол, так? Вот все эти умнейшие люди были крещеные, а я нет!

Попутно скажу, что по другим дисциплинам мне, как будущему журналисту, нужно было параллельно изучать труды Франка, Флоренского, Булгакова, Лосского, Бердяева и многих других православных философов и писателей. Такой резкий поток религиозной информации для моего пионерско-комсомольского сознания был подобен водопаду. Он сбивал с ног, ревел и поглощал. Я буквально захлебывалась в незнакомой доселе информации, но читала, читала и читала… Честно скажу, понимала я из прочитанного мало. Но главное было ясно: все написанное – верно. Все – Истина. Без сомнения. Потому что столько умных и верующих людей одновременно ошибаться не могут. Они крестились в веру православную и исповедовали Господа до конца своих дней. Я же в церковь не ходила, в Бога не верила… Чтобы понять их мысли, надо было для начала хотя бы креститься. И стало меня что-то подтачивать изнутри. Ущербность, что ли, какая-то зародилась… Как, мол, так? Вот все эти умнейшие люди были крещеные, а я нет. Так стало во мне зарождаться желание сходить как-нибудь в храм и покреститься.


_{Юрий Павлович Вяземский}

Перед самим экзаменом сделала я все свои шпаргалки по Ветхому и Новому Завету. На самом испытании вытащила билет и через полчаса подготовки предстала пред Юрием Павловичем. На первые два вопроса билета я ответила прилично, но тут профессор Вяземский задал мне традиционный дополнительный вопрос: «А назовите-ка мне первую заповедь!» Я за какие-то доли секунды вспомнила, где у меня на листочке это всё записано, опустила глаза на колени, где лежали записи, и, не моргнув глазом, довольная, отчеканила: «Не поминай имя Господа Бога всуе». Юрий Павлович удивленно поднял брови и попросил хорошенько подумать, ибо ответ был неверным. Я недоумевала. Как это неверным? Я же с Библии списывала. Сто процентов! Я начала настаивать на своей правоте прямо на экзамене. Тогда Юрий Павлович отпустил какую-то шуточку в своей манере и попросил меня назвать шестую, потом восьмую заповедь. Повторилась та же картина: я не попадала. Его нумерация не совпадала с моей. Я была в ужасе. Списать с книги один в один и не то… КАК такое вообще могло произойти??? Экзамен был провален. Профессор Вяземский сразу сказал, что за такой ответ на дополнительный вопрос выше тройки мне поставить не сможет. Я же была категорически не согласна с таким исходом: у меня четверок-то за три года обучения не было еще ни одной, а тут тройка… Пришлось впервые в жизни идти на пересдачу, которая была через неделю, благо Юрий Павлович в 1993-м такую возможность предоставлял.

    Мелькнула мысль в голове: «Вот тебе Божие наказание за неподобающее отношение к святыне. А всё потому, что ты некрещеная…»

Дома я открыла Библию и не поверила глазам: я начала списывать заповеди не с первой, а с третьей! Как? Кто меня попутал? И мгновенно мелькнула мысль в голове: «Вот тебе Божие наказание за неподобающее отношение к святыне. А всё потому, что ты некрещеная… Была бы крещеной, всё было бы иначе».

Этот случай мне запомнился на всю жизнь. Господь не дал мне так пренебрежительно обращаться с Его словом. Это ж были не просто высказывания мыслителя или философа – это были ЗАПОВЕДИ, очередность которых я должна была знать и благоговейно произносить.

Через неделю я снова пришла на экзамен к Юрию Павловичу, села перед ним и сходу выпалила: «Спрашивайте. Теперь я знаю все десять заповедей! Могу и пятую назвать, и девятую… В любом порядке, как хотите». Юрий Павлович улыбнулся: «А я и не сомневаюсь, что вы их выучили, Оксана. Поэтому и не буду спрашивать. Расскажите-ка мне лучше, кто там у Данте в “Божественной комедии” в нулевом круге находится?» Я назвала только некрещеных младенцев, а вторую половину ответа – «добродетельные нехристиане» – забыла… В итоге получила четверку. Первую за все три года учебы в институте. Не обхитрила я Юрия Павловича. Бог не попустил. Не любит Господь крученых. Тут знания нужны, а изворачиваться – это не к Нему. Вот так с помощью профессора Вяземского была с меня сбита спесь отличницы, так я была наказана за гордыню.

    Стали мне сниться сны. Как из рога изобилия, и все с религиозным подтекстом

Сразу после той сессии стали мне сниться сны. Как из рога изобилия, и все с религиозным подтекстом. Сначала приснился мне Господь в образе мученика. Он стоял в длинном рубище в окружении массивных палачей и толпы зевак. Рядом лежали орудия пыток. Я видела, как накалялись щипцы, видела дыбу… Я знала, что Его сейчас будут терзать, мое сердце сжималось от ужаса и боли за Него, а Он вдруг в последний миг поднял голову, пронзил меня грозным взглядом и перстом указал на меня: «Вот она!» И палачи бросились ко мне… Я побежала изо всех сил, улепетывая по длинным коридорам какого-то здания и… вскоре проснулась, радуясь, что преследователи меня так и не поймали. Но ощущения, я вам скажу, были страшные даже спустя много дней.

Через пару дней приснился другой сон: я в метро, вокруг люди, давка, толчея… Темно как-то кругом… И мне вдруг помогает какая-то Женщина. Без Нее я то ли упала бы там в метро на рельсы, то ли меня прищемило бы дверьми вагона… Не помню уже… Лица я Ее не вижу, полумрак… Помню только, что я задала Ей один вопрос: «Как мне Вас отблагодарить за Вашу помощь?» На что Женщина сказала одну фразу: «Прими Сына Моего…» И всё… Я проснулась и стала размышлять… Почему-то сразу подумалось, что это Сама Матерь Божия, но почему тогда Она была не в светлых ризах, а в темных одеждах, в таком мраке?



Еще через пару дней опять сон: я в незнакомом мне городе, вокруг неуютно… Ходят трамваи, всё серое кругом, промозглое… Потом вижу какую-то аккуратную постройку зеленоватых тонов, ограду… Я обхожу это здание, проникаю внутрь, как бы сквозь стены… Там чья-то могила… Аккуратная, с цветами, огороженная кованой решеточкой… Землица черная…Я тут никогда не была, кто лежит в этом месте – не знаю… Присела на корточки, табличку вижу, но кто тут покоится – прочитать не успеваю…

Эти сны меня доконали. Поэтому однажды – как сейчас помню: в субботу, в предпоследний день студенческих каникул – я проснулась с отчетливым решением пойти уже наконец в наш Крылатский храм и покреститься, пока я не сошла с ума. Вот прям без вариантов: или сегодня, или никогда. Я подошла к папе и сказала, что хочу сегодня сходить в храм Рождества Богородицы в Крылатском и узнать насчет крещения. Отец вдруг сказал, что пойдет со мной, потому что тоже хочет принять крещение. Оказалось, он не помнит, крестили его в Иркутске в 1945 году или нет, а мама об этом никогда ему не рассказывала.

Вдвоем было уже веселее. Собрались мы и пошли. Было около половины первого, по-моему. Мы подошли к свечному ящику, и я спросила, когда можно окреститься. Женщина ласково сказала, что как раз через пятнадцать минут и начнется обряд крещения, подсказала, что нам для этого приобрести. Потом она спросила наши имена. Папа записался в толстую книгу и пошел осматривать храм. Когда я, записываясь на крещение, назвала свое имя, матушка всплеснула руками: «Да какая Оксана! Деточка, Ксения ты». А потом громко запричитала на весь храм: «Чудо-то какое, люди добрые! Ксеньюшка Ксению в свой день привела!»


_{Блаженная Ксения Петербуржская}

Я ничего не понимала. С лица женщины не сходила счастливая улыбка, у нее даже слезы умиления на глаза навернулись, я же таращила глаза и понимала только одно: я теперь Ксения, потому что так положено по церковному уставу. А какая Ксеньюшка меня сюда сегодня привела, не знала. Я так честно и сказала, что ничего не подгадывала, ни о каком дне ангела своем и слыхом не слыхивала. Вот просто утром встала с одной мыслью: креститься иду – и точка. После этого признания женщина со свечного ящика радостно побежала к кому-то, беспрестанно твердя о чуде. А коллега ее, менее впечатлительная, объяснила мне, что пришла я креститься 6 февраля, в день самой Ксении Петербургской, прославленной в лике святых Русской Православной Церковью всего пять лет назад. Ксеньюшка, стало быть, меня и привела в свой день в веру Христову креститься. Вот такое вот негаданное чудо.

    Взглянула на икону и обомлела: за спиной у святой Ксении был дом Божий, очень похожий на тот, который мне снился

Купила я по совету матушки после крещения икону блаженной Ксении в нашем храме, взглянула на изображение и обомлела: за спиной у святой был фисташкового цвета дом Божий, очень похожий на тот, который мне снился. Вот теперь всё стало понятно. Стало быть, по Питеру я во сне гуляла… Видела Петроградскую сторону города, в котором никогда не была… И трамвайные пути, и промозглое, низкое небо… Решеточка… надгробие, могилка… Землица на ней… Всё мне матушка Ксения во сне показала, как было до ее прославления и как будет… И только в 2013 году, когда я впервые приехала в Санкт-Петербург на Смоленское кладбище, я узнала и ту атмосферу, и улицы, что видела во сне, в феврале 1993 года… Получается, что за 20 лет до моего реального приезда в Санкт-Петербург Ксения Петербургская виртуально показала мне свой родной город и место своего упокоения. Мне, грешной и некрещеной, которая никогда не была в Питере и даже на тот момент не была православной. А потом привела в храм принять Святое Крещение именно в день своего ангела.

Оксана Орехова

http://www.pravoslavie.ru/76138.html

[Александр Васильевич]

«Этого в резерв!»

История для 2-го тома «Несвятых святых»

 Весной 2014 года на сайте Православие.Ru было опубликовано обращение архимандрита Тихона (Шевкунова) к читателям с предложением совместными усилиями написать второй том книги «Несвятые святые». В течение года мы получили по адресу kniga@pravoslavie.ru большое число Ваших историй, многие из которых были опубликованы. Герой сегодняшнего рассказа – воин, к которому слово «герой» применимо в его прямом смысле: Александр Петрович Жуков награжден медалью «Золотая Звезда» Героя Российской Федерации.

Присылайте ваши истории по адресу: kniga@pravoslavie.ru

***


_{Александр Петрович Жуков}

С Александром Петровичем Жуковым я познакомился, оказавшись с ним в одной учебной группе (второе высшее образование). Немногословный, скромный мужчина средних лет с медалью «Золотая Звезда» Героя России на пиджаке костюма. Удивительную особенность его характера первый раз мы (его однокурсники) отметили, когда экзамены на сессии он сдавал, сняв свой знак особого отличия. «Чтобы ставили реальные оценки», – так просто он ответил на соответствующие вопросы. Об его подвиге спрашивать почему-то не решились, а когда прочитали о нем в отрытых источниках, убедились, что звание Героя России – как раз самая реальная оценка.

Зима 2000 года. Контртеррористическая операция в ходе Второй чеченской войны. Группе спецназа, попавшей под шквальный огонь боевиков, могла помочь только срочная эвакуация. Операцию по спасению возглавил лично начальник поисково-спасательной службы армейской авиации Северокавказского военного округа (СКВО) подполковник Жуков, за плечами которого уже было участие в многочисленных боевых операциях (множество десантирований в тыл боевиков для поиска и спасения экипажей сбитых самолетов и вертолетов, эвакуации окруженных российских подразделений, вывоза раненых), в том числе и Первой чеченской войны.

Спустившись с вертолета на землю для организации спасательной операции, он в условиях усилившегося обстрела с целью сохранения жизней людей, которых успели поднять на вертолеты, отдал приказ уходить, а сам остался.

    Когда к их ногам упала вражеская граната и не взорвалась, они правильно поняли знак свыше: умирать еще рано

В обстреливаемой боевиками зоне на земле остались трое – два спасателя и один спецназовец. Раненые, с закончившимися патронами. Казалось, смерть была неминуема, но когда к их ногам упала вражеская граната и не взорвалась, они правильно поняли знак свыше, что умирать еще рано. Бросили несколько оставшихся гранат в сторону противников и попытались уйти, но, получив тяжелые ранения, были захвачены в плен к бандитам, формирование которых возглавлял боевик, известный жестокими расправами над пленными российскими военнослужащими.

Пленных избивали, лишали еды и воды, чтобы сломить их волю. Под угрозой смерти предлагали отречься от веры во Христа и перейти на сторону боевиков. Требовали осудить политику России на Северном Кавказе. «Обработка» велась практически непрерывно.

Он вспоминал потом: «Казалось, что уже не выдержу, сил нет. Молился: “Господи, укрепи мой дух, укрепи мое тело, дай мне силы преодолеть всё это!” И вроде силы сразу прибавлялись!.. В сельском доме, который был разбит и куда нас завели, я нашел Евангелие. Это было настоящим чудом…»

Только через месяц состоялся обмен пленными и двое товарищей Александра Петровича были переданы российским войскам. Самого Жукова боевики продолжали удерживать еще почти три недели, передавая из банды в банду. Всего в плену он провел 47 дней.

   

20 марта 2000 года российскими войсками был начат штурм населенного пункта, где находились боевики. Оттесненные, уходя через минное поле, боевики гнали перед собой пленных. Впереди одной группы шел Александр Петрович. В ночной темноте, каждое мгновение ожидая смерти, он шел и молился все 400 метров заминированного участка. Минное поле прошли, но, спустя некоторое время, были заблокированы федеральными силами. Отряд боевиков был уничтожен. В перекрестном огне Александр Жуков был ранен четырьмя пулями в оба предплечья, в левую ногу и в грудь. Упал на спину в холодную воду, что спасло от болевого шока, и его, едва находящегося в сознании, обнаружили наши военные.

    «“Этого в Рай!” Потом пауза. “Этого в ад!” Моя душа начала трепетать: “А куда же меня?”…»

Полуживого, уже в бессознательном критическом состоянии, его вертолетом доставили в полевой госпиталь. В госпитале сердце Александра Петровича остановилось. Вот его личное свидетельство об этом моменте: «Я оказался в освещенном тоннеле в очереди. Находящиеся передо мной “оболочки” продвигались вперед в сторону большого зала, где очередь приостанавливалась и выносилось какое-то решение. “Этого в Рай!” Очередь продвигалась. Потом пауза. “Этого в ад!” И так моя душа начала трепетать: “А куда же меня?” Когда дошла очередь до меня, моя “оболочка” продвинулась в этот огромный зал, тоже освещенный. Наступила пауза, и потом прозвучал Голос: “ЭТОГО В РЕЗЕРВ”. Из зала было три тоннеля. Когда моя “оболочка” продвигалась по тоннелю, видимо предназначенному для тех душ, которые оставляли в резерве, из стен ко мне тянулись руки и пытались схватить меня. Это были изуродованные люди с гримасами от боли… Скрежет…»

По милости Божией врачам удалось спасти Александра Петровича, после чего он был переправлен в реанимацию центрального госпиталя СКВО.

Ему было суждено выжить, и теперь он является не только свидетелем существования вечной жизни, но также образцом поведения настоящего христианина, сохранившего твердость в вере, несмотря на те 47 дней плена в страшных мучениях, которые даже представить без дрожи сложно, не говоря уж о том, чтобы их перенести. А он перенес. Перенес, потому что каждый день укреплял себя ежедневной молитвой к Господу, Который очередной раз явил Свое милосердие и дал Александру Петровичу возможность перенести это испытание; возможность после восьми месяцев мучительного процесса восстановления отказаться от инвалидности и вернуться в ряды Вооруженных сил РФ; возможность на вручении «Золотой Звезды» Героя России в Кремле сказать: «Наша жизнь, наша служба целиком принадлежат России и защите ее интересов. Так было, так есть и так будет всегда»; возможность стать дедушкой; возможность заниматься патриотическим воспитанием подрастающего поколения; возможность лично поведать свое Евангелие, свою весть о встрече с Богом; возможность всем нам познакомиться с настоящим Героем России, НАСТОЯЩИМ ГЕРОЕМ ПРАВОСЛАВНОЙ ВЕРЫ.

Иван Рогов

http://www.pravoslavie.ru/76138.html

[Александр Васильевич]

Бабушка Мария Ивановна

История для 2-го тома «Несвятых святых»

 Весной 2014 года на сайте Православие.Ru было опубликовано обращение архимандрита Тихона (Шевкунова) к читателям с предложением совместными усилиями написать второй том книги «Несвятые святые». В течение года мы получили по адресу kniga@pravoslavie.ru большое число Ваших историй, многие из которых были опубликованы. Героиня сегодняшнего рассказа – женщина, на своих плечах вынесшая все тяготы страшных лет революции, Гражданской и Великой Отечественной войн, коллективизации, послевоенной разрухи. Ей, великой молитвеннице и христианке, вопреки всему сохранившей свою веру и научившей верить детей и внуков, с любовью посвящает этот рассказ ее внучка.

Присылайте ваши истории по адресу: kniga@pravoslavie.ru

Моей любимейшей бабушке
дворянке Марии Сназиной-Тормасовой
посвящается


_{Мария Ивановна Сназина-Тормасова}

Пророчество о деревне

Мою маму уволили с работы. Она была главным бухгалтером совхоза.

– Услышал Бог мои молитвы! – сказала бабушка Мария Ивановна в ответ на это известие.

Мама всё ждала, что её позовут назад и извинятся. Кроме неё никто отчёты не сдаст, специалистов нет. Но приглашения не последовало. Мама сильно огорчалась, горевала.

Тогда бабушка ей сказала:

– Аня, надо срочно уезжать в город. Я уже получила ответ на свою просьбу. Тебя в городе пропишут твои сёстры.

Но мама всё отказывалась уезжать, а назад её не приглашали. Видя нежелание дочери уезжать от них, Мария Ивановна пророчески описала ей картину будущего, всю «мерзость запустения» деревни и почти полную деградацию местных жителей.

– Безработица и пьянство, а кто не сломается, тот будет терпеть великую скорбь и нужду. Их продукция сначала будет никому не нужна, а потом её будет не вывезти из деревни. Убыточное сельское производство.

И бабушка описала моей маме подробно всё, что происходило в перестройку и до наших дней.

Мама ужаснулась, но сразу не смогла поверить и осознать всё, рассказанное ей бабушкой Марией. Она приводила свои доводы, говорила, что колхозы процветают, что наконец-то в деревне достаток, самый расцвет. Это был 1979 год. Страна готовилась к Олимпиаде в Москве.

На это ей бабушка ответила:

    – Скоро всё закончится. Это благополучие ненадолго. Молитвенницы наши одна за другой умирают

– Скоро всё закончится, Аня. Это благополучие ненадолго. Молитвенницы наши, старухи, одна за другой умирают.

И перечислила знакомые моей маме имена тех, кто жил дореволюционным и монастырским укладом.

Эти бабушки вычитывали дома церковные службы. А по деревням тогда ещё ходили странствующие священники, дьяконы и псаломщики, проверяя правильность их исполнения. Они останавливались на ночлег у нас дома. Старухи ходили крестными ходами вокруг своих деревень под насмешки односельчан и издевательства местных детей, организованных председателями и учителями.

    Старухи читали неусыпно Псалтирь, удерживали своих внуков от пьянства, очищали лес весной, чистили русло реки

Молитвенницы читали 40 дней неусыпно Псалтирь о новопреставленном. Они удерживали своих внуков от пьянства. Они очищали лес весной от больных сучков и поваленных деревьев, чистили русло реки. У них был такой же уклад жизни, как и до революции. В нашем льняном крае Тверской губернии они умели делать всё – от посадки льна и вязания снопов до рукоделия. И их председатели колхозов всё ещё просили выйти в поле и показать свои навыки молодым. Уже не приказывали, а вежливо просили, так как молодежь ничего не умела и не хотела делать. Они, эти «отсталые старухи», на которых держалась деревня, уходили одна за другой в Небесные обители. Они родили и воспитали крупных начальников, дети их жили в городах; они воспитали и другое поколение – внуков и правнуков. Это они, «отсталые», одни, без мужей, поднимали детей и колхозы. Работали бесплатно и на износ во время и после войны. Почти у всех них мужья погибли в Великую Отечественную или вернулись калеками. Это они, «отсталые», поднимали сельское хозяйство. Работать они уже не могли, только молились за весь мир. Им было уже за 90 лет, оставшимся молитвенницам, а на смену им молодёжь не пришла.

– Молодым ничего сейчас не надо. Они ещё немного хорошо поживут их молитвами, умом и трудами, а потом всё развалится.

Видно, это было реальной действительностью для моей мамы, и тогда она согласилась уехать в город.

Секрет здоровья и долголетия

«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут» (Мф. 6:19-20).

Марии Ивановне 81 год. Лето. Она неудачно упала и сломала руку. В местной больнице ей наложили гипс и оставили на обследование.

Когда в её палате собрался весь медперсонал, пришли все медики, студенты и нянечки, она забеспокоилась такому вниманию к себе. Оказалось, что главврач больницы в первый раз за всю свою жизнь видит совершенно здорового человека. Он попросил её рассказать о своем образе жизни и питании.

– Что рассказывать? Рабский труд до полного изнеможения и голод. Две войны пережила и революцию. Поддерживала себя чаем с сахаром. Чёрный чай придаёт силы и бодрость в работе, а кусковой сахар – питание для работы головного мозга. Это у меня единственное лекарство. Какое может быть питание в деревне, вы и сами знаете. Кроме картошки с яйцом и молоком, ещё каша и щи с крапивой, да ещё ягоды с грибами летом. Мясо с рыбой – по большим праздникам, и то великая редкость. В сенокос мы покупали курицу для поддержания сил, пиво и квас сами варили, хлеб и пироги пекли. Пенсии только на дрова для зимы хватает, да теперь ещё молоко покупаем. А в голодные годы щи из травы, каша и чай с сахаром. А чаще всего и эти продукты как праздник. Вот и всё питание. Единственное средство от всех болезней – это чёрный индийский чай с сахаром, – сделала вывод Мария Ивановна. Потом продолжила:

– Я на чай денег не жалела. Специально в Питер ездила к родне, на весь год запасалась.

Разочарованные медики медленно покидали её палату. Они в деревне и сами всем перечисленным питаются. Только такого здоровья не имеют.

– У этой пациентки все органы здоровы, анализы в норме и память в полном порядке, в отличие от нас, – сказал главврач больницы.

– Она только от старости может умереть. И то, когда ей будет назначено.

Он предложил ей выбор: остаться полежать и отдохнуть в палате или, если захочет, уйти домой в любое время.

Рассказывая это, Мария Ивановна сидела за самоваром во главе стола, пила чёрный байховый чай из пачки со слоном вприкуску с сахаром, который она колола специальными щипцами. Она была довольна тем, что так ненадолго отлучилась из дома.

Моя бабушка Мария не сказала врачам самое главное. Она всю свою жизнь жила дореволюционным укладом. Это строгий монастырский распорядок дня: еда по часам, соблюдение постов. А после тяжёлого и рабского труда ночь она проводила в молитве к Богу.

Когда у её родителей родилось много детей, её мама перестала справляться с хозяйством. Она попросила Марию, как старшую, помочь. Мама обещала дать ей хорошее образование немного позже. Но началась революция, и они были вынуждены скрываться. Потом просто выживать. Двоюродные её сёстры стали врачами и учителями, сестра Катя – инженер, а она так и осталась за старшую в семье, мечтая быть учителем. Бабушка Мария была «заместо» хозяина, мужика. Сначала в своей семье, с мамой и сёстрами, потом она вырастила и дала образование своей племяннице, делилась с ней последней и скудной пищей, воспитала её как собственную дочь, а теперь воспитывает её детей как родных внуков. При этом она ещё помогала и всей нуждающейся в помощи родне. Для этого они с сестрой все зимы пряли, вязали и занимались разными рукоделиями на продажу. Сама Мария Ивановна ходила в поношенных вещах своей дочери-племянницы. Она их заштопает, наложит заплатки и ещё долго носит, пока уже нечего будет штопать. А дочери Ане она покупала новые платья. Так же она поступала и с вязаными вещами для внуков. Им она свяжет новые варежки и носки, а себе распустит их прохудившиеся и из остатков пряжи свяжет себе.

При этом она была очень аккуратна и чистоплотна.

    Бабушка никогда не держала обиды, сама не делала зла и не помнила его от других, со всеми была ровной в общении

Ещё моя бабушка никогда не держала обиды, сама не делала зла и не помнила его от других. Она со всеми была ровной в общении. Называла по имени и отчеству всех без исключения: от директора совхоза до простого работника и деревенского алкоголика. Общалась со всеми ровно и уважительно, особенно с мужчинами. При её появлении они вытягивались, снимали шапку и здоровались с особым уважением. Для всех в деревне она была Мария Ивановна. Вот и все, что она не смогла утаить от людей.

Недавно я узнала, что она давала денег и посылала своих верных людей, переодетых офицеров, в лагеря, они выкупали там бывших слуг и крестьян. Женщин удавалось вернуть домой. За многими ездили несколько раз, так как их опять ссылали.

Все её добродетели и милостыни никто не знает и не ведает, кроме одного Бога. Так она их сумела скрыть от всех и спрятать в надёжном месте на небе по слову Спасителя: «Собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкапывают и не крадут».

За год до кончины

Мы приехали с мамой в отпуск в деревню. Первым делом, когда бабушка Мария по хозяйству вышла из дома, баба Катя нам шёпотом сообщила:

– У Марии Ивановны дар слёзной молитвы. Она по обыкновению молится вместе со мною, а потом уходит куда-то далеко за баню. Посмотрите, у неё непрерывно текут слёзы.

Входит бабушка, мы заговорщицки молчим. Да и что тут скажешь? Она начинает растапливать самовар, из железного совка выпадает красный раскалённый уголёк. Она, видно по привычке, берёт его голыми руками. Мы молча открываем рот. Спохватившись, бабушка нам сообщает, что живёт последний год. Будем прощаться. Мы ей верим. Показывает нам, какие подарки оставляет нам после себя на память. Мы с мамой из уважения, пока она жива и с нами, не берём. Уезжая, прощаемся навсегда.

...Мы с мамой приезжаем в отпуск летом из Саратова. После волжской жары в тверской деревне очень холодно. Почти весь отпуск мы сидим на печи и греемся. Бабушки пекут нам карельские пироги. В деревне ночи почти белые: несколько часов сумерки, потом рассвет. Туманы такие, что вытянутой руки не видно. Мы ходим за черникой в лес в самую жару. По дороге из леса собираем в поле цветы. Я люблю всё голубое – васильки, колокольчики, а мама любит ромашки и незабудки. Отпуск проходит быстро, пора и на работу. Уезжая, прощаемся навсегда.

...Проходит год, а мы с облегчением вздыхаем: бабушка поживёт ещё, порадуется с нами. Едем в деревню. При встрече напоминаем ей наше прощание. Она отвечает, обращаясь ко мне:

– Хочу посмотреть, Марина, какую хорошую квартиру я у Бога тебе вымолила. Пожить бы в ней немного.

– Поедем с нами, бабушка, я большую квартиру купила. Будем вместе жить.

– Нет, я в этом году умру.

– Бабушка, ты нам это в прошлом году говорила.

– Говорила, но вы ещё не устроены были. А на этот раз прощаемся мы в этой жизни навсегда. Вот провожу вас, дела доделаю и осенью умру.

Бабушка опять пытается одарить нас подарками. Но мы теперь точно не берём – пусть и на другой год ещё поживёт.

– Смотри, Катя! Моё завещание если не исполнишь, то сама знаешь, что с тобой на том свете будет. Сейчас ещё не время, посмотри на них с Аней, какие они простые и доверчивые. Ты мне обещала! Всё им отдашь и расскажешь, как время придёт.

Через несколько месяцев, 5 декабря, на следующий день после праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, она уснула, чтобы отдохнуть там, «где нет ни болезней, ни печалей, ни воздыханий, а жизнь бесконечная».

– Мама, ты знаешь, что наша бабушка святая, ей Господь день её кончины открыл?

– Знаю. Она всегда необыкновенная была.

– Что же ты молчала, мама? Расскажи.

– Нечего рассказывать. На то они и святые, чтобы свои добродетели скрывать.

Как умирала Мария Ивановна (рассказ её сестры)

Осенью Мария Ивановна ослабла и заболела. Дней за десять ей стало известно, что она умрёт, Господь открыл. Она засобиралась в дорогу и говорит:

– Пойду, испрошу у всех прощения. Я ведь скоро умру.

И сама она стала радостной и весёлой. Исходила все деревни в округе, со всеми попрощалась. Ей никто не верит, и я не верю. Вернулась она, мы праздник Введения справили.

– Со всеми простилась, Мария Ивановна?

– Со всеми.

Приготовилась она и легла в постель. Я смотрю на неё и думаю, это от болезни с ней такое что ли творится? А она лежит, улыбается. Вдруг встает с постели, опять одевается.

– Куда ты такая больная, Мария Ивановна?

– Катя, ведь снег идёт, всю улицу замело. А ко мне на похороны придёт много народа. С дальних деревень приедут на лошадях, запряженных санями. По сугробу не проехать им будет к дому.

И рассказала она мне всё подробно. Кто приедет, а кто не сможет, сколько человек будет. Рассказала всё про свои похороны. Потом взяла деревянную лопату для снега и расчистила широкую дорогу. Вернулась домой ещё радостней. Опять легла.

– Довольна ли ты теперь, Мария Ивановна?

– Теперь хорошо: и проехать можно свободно и пройти, не увязнув в сугробах.

Больше я её не тревожила, думаю: пусть отдыхает. Больная, а какую работу проделала! Часы пробили 6 часов, к ужину. Она не встаёт, и я её не бужу. Пусть отдыхает. Сама встанет. Я лежу напротив, мне её видно. Совершенно стемнело. Уже часы пробили восемь вечера.

– Мария Ивановна, давай чай попьём.

Она молчит. Включаю свет, подхожу к ней, спит. Дотрагиваюсь до неё, а она давно уже умерла.

– Уснула наша Мария Ивановна на праздник Введения во храм.

А прощание с ней и похороны прошли так, как она и рассказала.

Прошло пять лет. Снится мне сон. Идёт вдалеке моя бабушка Мария. Вот она поднимается на высокую гору. Я думаю: куда она поднимается? Туда же никого не пускают. Это гора Сион. На ней один Господь живёт. Но моя бабушка всё выше и выше возносится к вершине, к Самому Господу. Я стою в страхе и трепете и смотрю ей вслед. Рядом стоит моя мама.

Через несколько лет я поделилась своим сном с мамой, рассказала ей его. Она удивилась, так как и она видела то же самое.

Марина Завгородняя

http://www.pravoslavie.ru/76883.html

[Александр Васильевич]

«Немудрая» Инна

Рассказ для 2-го тома «Несвятых святых»

 Весной на нашем сайте было опубликовано обращение архимандрита Тихона (Шевкунова) к читателям с предложением совместными усилиями написать второй том книги «Несвятые святые». Мы получили и продолжаем получать немало историй, некоторые из них были опубликованы на сайте. Предлагаем познакомиться с рассказом нашего постоянного автора священника Димитрия Шишкина.

Присылайте ваши истории по адресу kniga@pravoslavie.ru

***


_{Художник: Николай Иванович Фешин}

Лет восемь назад, когда я еще служил в городе, появилась у нас в храме молодая женщина. Самая распростецкая и обыкновенная. Работала она на рынке, от церковной жизни была далека, но вот – пришла в храм, спасаясь от беспомощности и тоски. Ее мучили, тревожили странные состояния, пугающие изменения в душевной жизни. И действительно, общаясь с ней, я замечал, что дело тут явно не ладно. Я поначалу думал, что это какая-то разновидность прелести… там явно присутствовали какие-то бредовые мысли, навязчивые состояния… Но не всё в психической жизни человека можно списать на прелесть, то есть состояние духовного самообмана: существуют и душевные заболевания, природа которых сложна и до конца не выяснена даже специалистами.

Инна – так звали эту женщину – стала время от времени приходить на исповедь и причащаться. Видно было, как она потянулась к храму, к церковной жизни с безыскусной простотой и доверчивостью, в то время как ее психическое заболевание, увы, всё более развивалось и усугублялось. Раз за разом бред ее становился всё более очевидным и несовместимым с повседневной, нормальной жизнью. Но за бредом этим проступала сознательная духовная жизнь, стремление к Богу. Инну было жалко ужасно, но помочь я ей ничем не мог, кроме как посоветовать обратиться к хорошему психиатру. И это можно было организовать, но сама Инна этого не хотела категорически, а я не хотел быть слишком навязчивым в этом деликатном и сложном вопросе. То есть я делал, что мог, как священник, чтобы успокоить ее, как-то поддержать, радовался о том, что она полюбила церковную жизнь, но вот помочь в преодолении недуга, конечно, не мог.

Потом меня перевели служить в другой храм, в том же городе. И вот какое-то время спустя Инна стала появляться в этом храме. Но в каком же она была состоянии! Внешне она выглядела уже совсем опустившимся, невменяемым человеком, с явными признаками тяжелого психического расстройства. Потерявшая безнадежно и жилье, и работу, замызганная, грязная, она не всегда имела и кусок хлеба, если только кто-нибудь не вспоминал о ней с состраданием. Она не буйствовала, приходила в храм, становилась скромно у двери и проводила здесь многие часы, стоя неподвижно, в оцепенении и точно глубоко о чем-то задумавшись.

Из общения с ней становилось понятно, что ее состояние очень и очень тяжело, если не безнадежно. Многие пытались ее как-то поддержать, но во всеобщем отношении к ней всё еще царила какая-то растерянность, никто не понимал, что делать дальше, чем ей помочь. Так бывает: пока не произойдет в жизни человека какой-то окончательный перелом, мы надеемся, что всё еще образуется и как-нибудь устроится само собой, помогаем по силам, но никаких решительных мер не предпринимаем. И так у нас бывает во многих вопросах и почти повсеместно. Со стороны, конечно, всё просто и ясно: отвези в психбольницу, определи и заботься, ухаживай. Но давайте честно признаемся: сколько среди нас таких – готовых бросить всё или по крайней мере многое из того, чем наполнена повседневная жизнь, и отдать себя беспомощному человеку, да еще осознавая, что это не на день или два, а, может быть, на всю остававшуюся жизнь? Словом, каждый помогал Инне в меру своей немощи духовной и телесной, но «радикальных» действий никто не предпринимал.

Наконец ее определили в психиатрическую лечебницу, и пожилая прихожанка нашего храма Алла с материнской заботой взяла над Инной опекунство. Причем не в юридическом смысле, а именно в бескорыстно-христианском. Она не имела абсолютно никакой выгоды из этих добровольно взятых на себя обязанностей. Напротив, жертвовала и своим временем, и силами, и более чем скромными средствами. Алла просто пошла дальше других по пути самоотверженной и деятельной любви. Она собирала продукты и вещи, тряслась в старом разбитом автобусе за город, в поселок Строгановка, где у нас расположен комплекс зданий психиатрической больницы. Там она Инну подкармливала, общалась с ней, одевала в то, что смогла для нее собрать, – словом, проявляла простую человеческую христианскую заботу.

    Меня поражала ее кротость. Не клиническая подавленность и забитость, а именно христианская кротость.

Несколько раз она приглашала меня исповедовать, особоровать и причастить свою подопечную. Я приезжал. Мы общались с Инной, и всегда меня поражала ее кротость. Не клиническая подавленность и забитость, а именно христианская кротость. Она – тяжело психически больной человек — во время общения со священником преображалась. Не то чтобы становилась совершенно адекватной, нет, но вменяемой, то есть ответственной за свое поведение и слова, – это точно.

На вопросы она отвечала после паузы, которая, чувствовалось, была наполнена напряженной работой души, осмыслением, и ответы ее всегда поражали меня своей глубиной, выстраданностью, если угодно.

Она признавалась, что ее бьют и обижают другие больные, но зла не держала ни на кого и прощала своих обидчиков. Было понятно и то, что у нее отнимают еду, но и с этим она готова была смириться. Все эти ее рассказы, сам вид – немытая голова с колтуном нечесаных свалявшихся волос, руки в коросте «цыпок», изможденная худоба и неопрятность – всё свидетельствовало о том, что и сама больница находится на грани выживания. Но Инна никогда не роптала и не жаловалась, несмотря на свое действительно ужасающее положение. А времена тогда на Украине в самом деле наступили тяжелые. После относительного подъема начала 2000-х опять произошел откат к всеобщей растерянности, нищете и депрессии. Но все мы жили, как жили и в 1990-е, – с терпеливой надеждой на лучшее, как-то приспосабливались, привыкали, и только вот в таких «бюджетных» учреждениях, как психбольница, в общении с ее пациентами особенно отчетливо бросалась в глаза эта всеобщая неустроенность и нищета.

Особенно трогательно было видеть, как Инна относилась к Алле, называя ее «моя мамочка» и словно представляя каждый раз санитаркам, которые, впрочем, и так хорошо ее знали. Когда Алла после свидания должна была уходить домой, Инна вцеплялась в ее рукав, не желая отпускать, с безмолвной мольбой в глазах… Конечно, заканчивалось всё взаимными слезами, объятиями и обещанием приехать снова как можно скорее.

В последний совместный визит в больницу нас с Аллой пригласила к себе начальник отделения и рассказала, пряча глаза, что Инна, увы, больна неизлечимо и ее надо определять куда-то дальше – в интернат, например, где на постоянной основе содержатся неизлечимые больные. Врач уверяла, что в интернате Инне будет лучше, что и содержание там побогаче, а больница едва выживает, да и по правилам держать здесь Инну больше не имеют права. Очевидно, всё это было правдой.

Понятно было, что что-то в судьбе Инны надо менять, куда-то ее устраивать, но куда – неясно. Никаких соответствующих «знакомств» у меня не было. Единственное, что я сделал, – это узнал у сведущего человека, расспросил о нашем крымском интернате для душевнобольных. Мне сказали, что лучше об этом и не думать: состояние жизни его пациентов – даже по сравнению с больницей – удручающее из-за отсутствия хотя бы минимального финансирования.

В это время меня перевели служить на приход в село, и я почти утратил связь с городскими прихожанами. Правда, я еще виделся иногда с Аллой и узнавал с ее слов, что ничего в жизни Инны существенно не поменялось, что она всё так же находится в больнице…

Между тем начались известные события на Украине, вызванные главным образом стремлением «прогрессивной» части народа оторваться окончательно от России и интегрироваться в западную систему ценностей. Здесь несколько слов надо сказать и о роли Униатской церкви в этом процессе.

Униатская, или Греко-католическая, церковь Украины изначально, со своего основания в конце XVI века, была, что называется, Ватиканским проектом, нацеленным на окатоличивание «схизматиков», то есть православных людей, проживающих на территории нынешней Украины. После развала СССР агрессивно настроенные униаты практически разгромили православные приходы в западных областях Украины, переподчинили их Греко-католической церкви. И всё это совершалось зачастую с бессмысленной ненавистью и насильственными методами.

С первых же дней беспорядков в Киеве Униатская церковь неофициально, но явственно и широко поддержала протестные настроения и пошла с восставшими до конца, благословляя боевиков майдана даже на кровопролитие и убийства ради «святого дела» освобождения Украины от «схизматиков». Между прочим, в самый разгар майдановских беспорядков, что называется, «тихой сапой», с благословения Папы Римского, в Крыму был учрежден экзархат Украинской греко-католической церкви. Так что не стоит говорить, что все известные события на Украине носили лишь политический характер. Можно сказать, что духовная составляющая была здесь определяющей.

Так вышло, что в самое горячее время украинской смуты я по случаю оказался в храме, где служил два года назад. Здесь я встретил старых знакомых. Мы разговорились с ними, и вот что я узнал об Инне. Оказалось, что ее в самом начале известных событий на Майдане определили в относительно хороший интернат во Львовской области. Инну спешно собрали и отправили в соответствующем сопровождении, а когда узнали, что больную благополучно доставили и устроили на новом месте, позвонили главврачу и попросили, чтобы Инне, как православной верующей, пригласили священника, чтобы он ее исповедовал и причастил. «Да, да, – согласилась врач, – у нас как раз есть свой батюшка, и мы обязательно всё устроим…»

    Инна исповедоваться и причащаться категорически отказалась. Никакие уговоры и увещевания не помогли… Все недоумевали: почему?

Но через какое-то время врач позвонила и расстроенно сообщила, что священник приехал, как и положено, но Инна исповедоваться и причащаться категорически отказалась. Никакие уговоры и увещевания не помогли, так что священник в конце концов должен был уйти, как говориться, ни с чем. Всё это было странно и обескураживающе. Знакомые крымчане недоумевали: что же такое произошло с Инной, в чем дело?

И тут кому-то пришло в голову: «в Львовской области…» Там же большей частью униатские храмы, так, может, и батюшка этот был униатом? Дозвонились до больницы, и оказалось, что именно так всё и есть: священник, приходивший к Инне, действительно был униатским священником. Тогда попросили врача отыскать православного батюшку.

Хоть с трудом, но нашли такого. Он приехал и благополучно исповедовал и причастил рабу Божию Инну…

Я вспоминаю о ней с какой-то особенной нежностью, может быть еще и потому, что видел ее в самом начале ее болезни. Видел, как она теряла рассудок, как страдала, мучилась от беспомощности своей, от холода и голода, от насмешек и злобы людей… Видел ее кротость и какой-то особенный огонек, всегда теплившийся в ее уставшей от болезни душе. И вот именно этот огонек, я думаю, – дар Пресвятого Духа, хранимый в чистоте исповедания веры, – и есть то главное, что делает человека действительно Божиим, даже если он непригляден, не мыт и не причесан и жизнь его не устроена так убедительно, комфортно и презентабельно, как это принято по «современным» стандартам – увы, всё более далеким от идеалов христианства.

Священник Димитрий Шишкин

http://www.pravoslavie.ru/72217.html

[Александр Васильевич]

Безбожный Серафим

История для 2-го тома «Несвятых святых»

 2 апреля 2014 года на сайте Православие.Ru было опубликовано обращение архимандрита Тихона (Шевкунова) к читателям с предложением совместными усилиями написать второй том книги «Несвятые святые». Буквально за несколько дней мы получили по адресу kniga@pravoslavie.ru около 200 Ваших историй. Ниже мы публикуем очередной рассказ, присланный нашей читательницей Валентиной Киденко.

Присылайте ваши истории по адресу kniga@pravoslavie.ru.

***


_{Изделие тульских оружейников}

Серафим, как все его называли, или Серафимыч (по паспорту) — Игорь Серафимович Щ. — работал мастером цеха по художественной отделке на одном из тульских оборонных предприятий. И был не из тех, что раздают задания, а потом часами сидят в курилке. Он был мастером с большой буквы, высококлассным резчиком-краснодеревщиком. Резные и инкрустированные футляры, шкатулки, ножи и ружья, мебель его работы навсегда осели в коллекциях глав государств СНГ и всех советских правителей. Многие из этих уникальных вещей давно за рубежом, кое-что в Московской оружейной палате и в экспозиции Эрмитажа. Его ученики — почетные члены оружейных гильдий по всему миру. Все они утверждают: серафимова школа — это «вышка». Можно сказать, академическая школа рисования и резьбы. Больше так никто и нигде не учил, даже самые престижные оружейные фирмы Европы вроде «Браунинга» или «Беретты».

Серафим — эдакий мужичина огромадного роста с большими и неуклюжими на вид руками — с виду не производил впечатления художника-миниатюриста. Бога, который наградил его талантом рисовальщика, тонким изысканным вкусом, художественным чутьем и виртуозностью в искусстве миниатюры, он ненавидел как самый правоверный атеист — вопреки собственному «ангельскому» прозвищу... Скорее, русский медведь в замасленном халате с вечно взлохмаченной копной седых волос на затылке, чем «шестикрылый Серафим», который «на перепутье мне явился», — как писал небезызвестный поэт.

В те годы храмы повсеместно открывались, восстанавливались, в России начинался духовный подъем. Многие работники оборонного завода, прежние коммунисты и комсомольцы потянулись к Богу. Но представить Игоря Серафимовича среди старожил завода, переосмысливших свое отношение к вере или просто пришедших в храм «за компанию», казалось невозможным.

Родителей своих Серафимыч именовал не иначе как врагами народа, которых «Сталин недаром расстрелял — за дело». Это заявление всех повергало в шок, но сам он искренне верил в то, что говорил. Его отец, не иначе как нареченный в честь святого Серафима Саровского, возможно, происходил из духовного сословия,— человек высокообразованный и способный, в советское время — замминистра продовольственной промышленности. Родителей репрессировали в 1937-м, но и в 1990-е годы, когда о репрессиях зазвучала правда, Игорь Серафимович остался неумолим, да так и твердил свои горькие слова до старости. Скорее всего, этому его научила бабушка в детстве — чтобы не слыл сыном «врагов народа»... Серафимыч свято верил в приход коммунизма, как в Царство Небесное, и в этом тоже был неподдельно искренен. И вполне бескорыстен — советские лидеры, кроме нескольких орденов, медалей и грамот, ничем его не отблагодарили за заслуги перед Отечеством. О партии Серафим говорил с жаром, слова свои подкреплял действием (за каждой фразой обычно шел неслабый удар немаленьким кулаком о верстак, после которого звенели и подпрыгивали все ножи, стамески, заготовки и дребезжали оконные стекла). В гневе «за Родину, за Сталина» он казался жестоким и страшным, в благодушии — добрым и безобидным ребенком, на момент нашего знакомства где-то семидесятилетним.

У Серафимыча не было детей: с самой молодости он серьезно болел. Говорили, все из-за того, что комсомольцем ездил «поднимать целину» в степях Казахстана, где в то время велись ядерные испытания. Сам Серафим любил рассказывать, как видел ядерный «гриб» (зрелище, мол, великолепное, всех цветов радуги), как зарисовывал увиденное цветными карандашами и как по пути домой рисунки у него отобрали сотрудники известных структур. Может, он присочинял, а может, так и было? Кто теперь знает... Врачи делали прогнозы его болезни — и самые неутешительные, но каким-то чудом Серафимыч продолжал не только жить, но и работать. Наверное, чудодейственным иммунитетом для него была... добродетельность. Да и как иначе обозначить образ жизни честного советского человека, думающего о благе других, привыкшего к быту без удобств и излишеств и всячески умаляющего свои заслуги?

Учеников он воспитал много. Так много, что и сам не мог сосчитать. Теперь их имена известны в среде оружейников по всему свету...

На его участке работали двое ребят-близнецов — Матвей и Антон, внешне похожие как две капли воды. Но, поговорив с ними час-другой, уже невозможно было перепутать: Матвей — задумчивый тихоня, напевающий романсы, а Антон — активный выдумщик, в свободную минуту сооружающий из подручных инструментов ударную установку и способный сыграть на ней настоящий джаз. Интересные ребята, талантливые. На завод они попали в пятнадцать лет, сразу после седьмого класса. Оба окончили «художку» и отлично рисовали. От природы невысокого роста, в том возрасте они были и вовсе невелики. Но мастер на рост и физическую силу не посмотрел: главное, чтоб рисовали и чувствовали форму.

Серафим устроил им экзамен на общих условиях — поставил посреди цеха натюрморт из восковых фруктов и посуды. Новенькие справились: верно передали объем и тональные отношения композиции и были безоговорочно приняты в «подмастерья». Но как быть с ростом? Заботливый мастер соорудил близнецам деревянную подставку вроде двухместного высокого стула, так что они легко доставали до верстака.

Все знали, что учиться у Серафимыча непросто: образцами он считал не советские штампы вроде суровых красноармейцев на мясистых лошадях (их так и «лепили» на ружьях мастера тульского ширпотреба), а, несмотря на верность идеологии, произведения художников русского имперского стиля, которые Серафимыч заставлял учеников помногу копировать. Зачастую он сам приносил с улицы листья дуба, цветы, травинки и озадачивал рисовать их в деталях — ведь лучше природы, как он считал, никто и ничего не придумал. При этом Творца всей этой нерукотворной красоты упрямо не признавал...

Именно Серафим настоял на том, чтобы резчиков в рабочее время завод отправлял на стажировку в Кремль, Третьяковку, Эрмитаж. И находил убедительные слова, чтобы музейщики открывали запасники, хранилища, фонды и прочие «святая святых» художников, куда было невозможно попасть без особого разрешения. Удивительно, но все двери распахивались перед этим здоровенным краснолицым мужиком — придворным художником советских олигархов.

В то время, когда я пришла работать к нему на участок, состояние здоровья у Серафимыча ухудшилось — возраст брал свое. Но все разговоры о пенсии и отдыхе он выслушивал с обидой. Ему важно было рано утром приходить в цех, вдыхать запах олифы и ореха, любовно брать в руки оружейную ложу. Правда, болезнь делала его все более раздражительным, и, чтобы заглушить боли, он частенько выпивал. Начальство все понимало, сочувствовало, закрывало глаза.

Однажды они сцепились с тихим Матвеем — тем самым, который когда-то не доставал до верстака, а теперь сам стал отличным резчиком. Матвей как-то незаметно для других пришел к вере и попытался обратить в православие любимого наставника, но все было тщетно. На этот раз произошла настоящая битва Давида и Голиафа — тень подвыпившего гиганта Серафимыча целиком накрыла соперника. Повод был самый невинный: Матвей в разговоре упомянул Бога, Серафим вставил, что, мол, Бога нет, и снова вспомнил про расстрелянных родителей. Матвей же ему — в гневе праведном — про сонм Новомучеников, при советской власти за веру пострадавших, про Царскую Семью, без суда и следствия расстрелянную, что теперь прославлена в лике святых... Их быстро растащили, но искры от столкновения веры и неверия все чаще летали в воздухе вместе с запахом столярного клея и олифы.

Серафимыч тем временем все сильнее заболевал и, наконец, слег — как оказалось, онкология в тяжелой форме. Ребята навещали его дома. Улучшения не было и уже не могло быть. Матвей махнул рукой на Серафимов темперамент и былые обиды и приходил к нему чаще других. Серафимова жена Алевтина, прожившая с мужем полвека в любви и согласии, но без детей, встречала ученика как сына.

Как-то вечером сообщили, что нашего любимого мастера не стало. Я отправилась проститься с ним со скромным свертком весенних тюльпанов и на пороге вздрогнула. Полный Кавалер Орденов трудовой славы Игорь Серафимович Щ., сделавший за свою жизнь столько изысканных золоченых гарнитуров для роскошных партийных резиденций, что хватило бы на несколько дворцов, лежал теперь в своей хрущевской квартирке, среди дешевой затрапезной мебели эпохи застоя и пожелтевших обоев, на старом столе-книжке в простом гробу. Выражение лица его было каким-то особенным — удивленным и особо торжественным, как будто для него светлое будущее уже настало.

...В душном и пыльном, набитом до отказа заводчанами ПАЗике по дороге с кладбища мы разговорились с Антоном. «А ведь Серафимыч перед смертью крещение принял, — с радостью сообщил он, — я и не представляю, как Матвей его воцерковил. На лопатки уложил, что ли? Раньше я б ни за что не поверил, что Серафимыч попа хоть на выстрел подпустит. Говорят, где-то недели за три до кончины Серафимыч сам попросил батюшку. Крестился, и полегчало — и на душе, и с самочувствием, на время боли ослабли. Потом его словно подменили: вел себя сдержанно, даже кротко. И при домашних покаялся, что родителей предателями и врагами народа звал. Умер тихо — говорят, просто уснул».

...Раба Божьего Игоря отпевали и хоронили на центральном кладбище города, на аллее героев, справа — найти очень легко, ведь его ученики позже поставили памятник с хорошим гравированным портретом, на котором он как живой. Это и понятно — его, мастерская школа рисунка. А Серафимыч в красоте Божьего мира кое-что понимал.

Валентина Киденко

http://www.pravoslavie.ru/70203.html

[Александр Васильевич]

Он услышал биение сердца Христа

История для 2-го тома «Несвятых святых»

 2 апреля 2014 года на сайте Православие.Ru было опубликовано обращение архимандрита Тихона (Шевкунова) к читателям с предложением совместными усилиями написать второй том книги «Несвятые святые». Буквально за несколько дней мы получили по адресу kniga@pravoslavie.ru около 200 Ваших историй. Ниже мы публикуем рассказ, присланный нашим постоянным автором Леонидом Гаркотиным.

Присылайте ваши истории по адресу kniga@pravoslavie.ru.

***


_{Часовня вмч. Пантелеимона. Архангельская область, Вельский район, деревня Скомовская (Каменная)}
    

С Алексеем Васильевичем мы познакомились светлым летним вечером у часовни в честь великомученика и целителя Пантелеимона, похорошевшей после проведенных строительных работ.

Алексей Васильевич — известный на Севере человек. К нему мы обратились за помощью, особо не надеясь на положительный ответ, так как уже имели отрицательный опыт общения с известными руководителями и бизнесменами. К нашему удивлению, Алексей Васильевич просьбу не проигнорировал, но как рачительный и расчетливый хозяин попросил представить смету и детальную калькуляцию расходов, чем очень порадовал и вызвал в моей душе огромное к себе уважение и расположение. Человек не просто дает деньги, а дает их на конкретное дело и хочет точно знать, что именно на это дело они и будут потрачены. Детальные расчеты были проведены у нас от начала работ, и я немедленно отправил их ему на электронный адрес.

Ознакомившись с документацией, Алексей Васильевич пожелал осмотреть результаты нашего труда на месте, перезвонил и предложил встретиться через три дня. Услышав, что время моего отпуска истекло, и я утром уезжаю в Москву, оперативно перекроил свой рабочий график и уже через час, серьезный и деловой, каким и положено быть руководителю, дотошно осматривал помолодевший храм. Хвалил специалистов за оперативность и добротно выполненную работу, указывал на небольшие огрехи, без которых у строителей никак не обходится.

Завершив осмотр, Алексей Васильевич присел на гладко выструганный порог и задумчиво посмотрел в сторону раскинувшихся на возвышенностях соседних деревень и тихонько заговорил:

— Удивительно и практично устраивали свой мир наши предки. Из любой деревни посмотри окрестности: всех соседей увидишь. Все как на ладони. В каждой деревне свой храм или часовня — ни одной одинаковой, у всех разная архитектура и купола разные, и от любой церкви обязательно видны купола двух других храмов. Вот и эта часовня была построена не в центре деревни, а на краю и выдвинута в поле, чтобы и ее было видно, и от нее обзор был. Зрительно деревня расположена выше, а когда едешь по трассе, то из-за кустов и деревьев домов не видно — видишь крест да голубой купол, а если посмотришь из деревни, расположенной за рекой, с другой стороны храма, то картина открывается и вовсе живописная. Часовня словно приближается к деревне, а дома веселой стайкой окружают ее и, как детишки жмутся к своей маме — с любовью, радостью и безграничным доверием — так и дома прижимаются к своему храму.


_{Вид на реку Пежму от часовни вмч. Пантелеимона}
    

Алексей Васильевич умолк, я сел рядом с ним. Мы оба молчали и любовались окружающим пейзажем сельской северной глубинки: зеленым полем, которое раскинулось как огромный ковер и своим краем уперлось в берег чистой, прозрачной речки с красивым названием Пежма, а за речкой переходило в другой такой же ковер, уходящий к бескрайнему, до самого горизонта, лесу.

Восторженно взирали на деревни, расположенные по обе стороны храма, деревянные, а не каменные, и от того кажущиеся теплыми, уютными и родными. Смотрели на виднеющийся вдалеке серебристый купол восстановленной недавно часовни в честь святого Александра Невского, куда ходила молиться другая святая – мученица Аполлинария Тупицына, родившаяся и выросшая здесь, но убиенная за веру на Бутовском полигоне и прославленная ныне в сонме Новомучеников и Исповедников Церкви Русской.

С огорчением смотрели на очертания разрушившегося от времени храма Рождества Пресвятой Богородицы в Никифорово, и оба думали об одном и том же. Мысленно представляли сияние куполов всех цепочек деревенских храмов, протянувшихся со всех сторон как лучи солнечного света к кафедральному собору Спаса Преображения, обезглавленному в годы гонений на православную веру и превращенному в очаг новой культуры.

Невозможно представить, что всего лишь век назад в воскресные дни и по великим праздникам тяжелый благовест на колокольне Богоявленского храма возвещал окрестным селам о начале богослужения и призывал другие колокола вступить в общий хор, и они с больших и малых звонниц, устроенных в каждой деревне, отзывались на призыв старшего брата и вливались своими трелями, помогая ему заполнить всю огромную округу божественным перезвоном, очищая ее пространство и наполняя души людей светом, радостью и великой благодатью.

Алексей Васильевич вернул мои мысли в сегодняшнюю действительность неожиданным вопросом:

— А не довелось ли вам побывать в Израиле?

— По милости Божьей, довелось. Пятнадцать лет назад, и не одному, а с сыном. И поездка эта на Святую землю была для нас огромным даром, многое открыла и многому научила, — ответил я.

— А я совсем недавно вернулся оттуда. Жена долго уговаривала поехать в паломническую поездку. Мне совсем не хотелось. Она молится, в церковь ходит, посты старается соблюдать, книжки всякие про святых читает. В Пакшеньге строят храм в честь святой Матроны, частицу креста с ее могилы москвичи привезли, так она уже несколько раз с подругой своей туда съездила. На мои вопросы, что она там забыла: «Ну, привезли кусочек дерева, что в нем ценного и святого? Чего ему кланяться да расцеловывать?», отвечает:

— Алеша, сколько же темноты в тебе! И когда только ты поймёшь, что мы тут не сами по себе живем, а что Господь Бог всем управляет, а святые за нас с тобой Его просят. Что не просто кусочек дерева в Пакшеньгу привезли, а частицу креста, который больше сорока лет стоял над холмиком, где святая Матрона почивала. И теперь он в часовне на Даниловском кладбище в Москве находится. Люди к нему со всей страны едут, в очереди стоят по несколько часов, чтобы святой Матроне помолиться и к кресту этому приложиться. Митрополиты около часовни молебны служат, а у тебя язык поворачивается такие слова говорить. С людьми работаешь и на виду у людей, вот бы и показал пример добрый: сам бы поехал да у ковчега со святыней помолился. И тебе польза, и людям поучение.

— В общем, поучениями своими «доконала» меня. Я как-то к этому всему равнодушно относился: не то, чтобы не верил совсем, но желания помолиться дома, как жена делает, или в храм сходить, никогда не возникало. Считал, что я крещеный, и этого мне достаточно. Но тут жена так приступила ко мне, что купил я путевки, и отправились мы с ней на Святую землю.

***


_{Кувуклия. Храм Воскресения Христова, Иерусалим}
    

Программа была очень насыщенная. Экскурсии каждый день. Большую часть из того, что смотрели и о чем рассказывали, я даже не запомнил. Жена же быстро нашла себе таких, как и сама, подруг и носилась с ними как угорелая, чтобы везде успеть, все запомнить, всему поклониться и все перецеловать. Две тетки из Питера даже пол в Храме Гроба Господня расцеловали. Я тогда подумал, совсем видно рехнулись.

Устал от этих экскурсий. Дни считал, когда все это завершится, да домой отбудем. Сам себя ругал, что согласился с женой поехать. Лучше бы одну отправил, пусть бы бегала с этими ненормальными да восхищалась.

Жена сердилась, говорила, что за меня Бога просила, чтобы вразумил да к вере привел. Я же отмахивался да шутил. Мол, еще пару дней с вами по пустыне иудейской помотаюсь, точно во что-нибудь поверю и на колени грохнусь, помолюсь, чтобы помогли вырваться мне отсюда.

В последний день привезли к Гефсиманскому саду. Арабы с верблюдами прокатиться предлагают. Дети арабские, как цыганята у нас: того и гляди в карман или в сумку залезут. У меня уже сил никаких нет, и настроения тоже нет никакого.

Экскурсовод, эмигрантка из Грузии, зовет всех в храм, который называется «церковь всех наций». Там камень находится, на котором якобы Иисус Христос молился в ночь перед тем, как его арестовали. Объясняет, что, может быть, кому-то повезет, и он сможет услышать биение сердца Христа. Бред какой-то. Моя первой на колени ринулась, ухо приложила, долго слушала, поднялась не очень довольная: не услышала, видно. Питерские совсем растянулись на полу. Я постоял немножко, посмотрел и решил вернуться в автобус, чтобы там подождать, когда они все наслушаются.


_{2000-летние маслины. Гефсиманский сад}  

Почти дошел до автобуса, когда сзади повелительно прозвучало: «Вернись в храм, встань на колени, приложись к камню и прислушайся!»

Я обернулся. За спиной никого не было, лишь в отдалении шумели маленькие арабы.

Поразмыслив немножко, я решил не искушать судьбу и направился обратно. Группа наша как раз выходила из храма. Жена моя что-то пыталась мне сказать, но я молча прошел мимо. В храме было пусто. С фрески над камнем прямо на меня смотрел Ангел. На самом-то деле он смотрел на Иисуса, Стоявшего на коленях. Это я потом рассмотрел, но в тот момент мне казалось, что он смотрит на меня.

Я перекрестился, опустился на колени, наклонился, приложил ухо к камню и отпрянул. В камне стучало сердце: Тук-тук ...тук-тук! Придя в себя, я снова приложил ухо к камню. Было тихо.


_{В церкви всех наций}
    
Я трижды низко поклонился святому месту, поцеловал камень, встал с колен и тихонько вышел на улицу. Жена ожидала меня у входа, а увидев, очень удивилась:

— Что случилось? Ты очень бледный и улыбаешься.

— Я подхватил ее под руку и, не переставая улыбаться, ответил:

— Он действительно есть! Сейчас я в этом точно убедился! Я услышал стук Его сердца! Ты веришь мне?

— Да, — ответила жена таким тоном, каким отвечают на самый простой обыденный вопрос, — а потом повернулась в сторону храма, размашисто перекрестилась и встала на колени прямо в дорожную пыль.

Я стоял и смотрел на нее, но уже с абсолютно другими мыслями, чем прежде — с добрыми и благодарными.

Я понял, что по ее молитвам удостоился услышать то, чего не услышали другие. Да им, наверное, и не надо было это слышать: они и так искренне верили. Мне же Господь преподал урок милосердия. Вот и вы на мой вопрос сказали: «по милости Божьей», и мама моя всегда говорила: «Господь милостив». Теперь я верю и точно знаю: милостив. Иначе для чего бы Ему меня вразумлять.

Жена закончила свою благодарственную молитву. Я помог ей подняться. Лицо ее, как и платье, было в пыли, по щекам, до самого подбородка, как ручейки в пустыне пролегли бороздки от слез, глаза сияли неподдельной радостью за меня. Мы вместе, как могли, привели в порядок ее одежду, влажными салфетками убрали пыль с лица и счастливые поспешили к автобусу.

Алексей Васильевич посмотрел на меня и как-то не очень уверенно спросил:

— А вы верите тому, что я вам рассказал?

— Да, — коротко и искренне ответил я.

— Слава Богу! — облегченно выдохнул он, — Ведь я никому, кроме жены своей, об этом не рассказывал.

Теперь по выходным в храм вместе с ней ходим и мечтаем еще раз побывать на Святой земле, где я без устали буду ходить, слушать, смотреть, переживать и внимать всему, что связано с пребыванием на Земле Сына Божия.

Алексей Васильевич встал, достал из кармана пиджака конверт и протянул его мне со словами:

— Это от моей семьи на устройство кровли над храмом.

Я пожал ему руку, искренне поблагодарил за помощь. Мы попрощались с уверенностью и надеждой, что еще обязательно встретимся здесь у возрожденного храма, вместе с прихожанами войдем внутрь его, полюбуемся на чистоту и благолепие убранства, посмотрим на великолепно устроенный иконостас и вместе с батюшкой и певчими, как и двести лет назад, пропоем в едином, слаженном из многих голосов, хоре, благодарственные молитвы Создателю нашему, Спасителю и Утешителю.

***


_{Часовня вмч. Пантелеимона. Архангельская область, Вельский район, деревня Скомовская (Каменная)}
    

Печальная весть пришла в конце марта. Алексей Васильевич скончался. Известие это очень меня опечалило, но одновременно и укрепило веру в безграничную милость Божью к каждому из нас грешных, живущих делами и заботами мирскими. И доброй памятью о рабе Божьем Алексии будет небесно-голубой покров крыши Божьего храма в честь святого Его угодника великомученика и целителя Пантелеимона, что в далекой северной глубинке.

Леонид Гаркотин

http://www.pravoslavie.ru/70173.html

[Александр Васильевич]

Епископ Ахтубинский и Енотаевский Антоний (Азизов)

Жил человек...

История для 2-го тома «Несвятых святых»

 2 апреля 2014 года на сайте Православие.Ru было опубликовано обращение архимандрита Тихона (Шевкунова) к читателям с предложением совместными усилиями написать второй том книги «Несвятые святые». Буквально за несколько дней мы получили по адресу kniga@pravoslavie.ru около 170 Ваших историй. Ниже мы публикуем рассказ, присланный в редакцию портала более года назад иеромонахом Антонием (Азизовым), ныне — епископом Ахтубинским и Енотаевским.

Присылайте ваши истории по адресу kniga@pravoslavie.ru.

Светлой памяти р.Б. Вячеслава


_{Петр Матвеев. Юный моряк}

Велика тайна жизни человека и, наверное, ещё более велика тайна его смерти и спасения.

Как часто факт смерти приводит нас в недоумение и отчаяние. Как часто потеря близкого человека оборачивается тупой непреходящей болью. Между тем для верующего человека смерть — не конец: можно лежать во гробе и быть «живым», а можно ходить, думать, делать и быть «мертвым»… Вот о таком «живом» человеке, которого Господь сподобил меня узнать, причащать Святых Тайн и молитвенно проводить в последний путь, этот рассказ.

Вячеслава я узнал в последний год его земной жизни. Так случилось, что его дочь Елена воцерковилась и стала прихожанкой нашего монастырского храма. Она рассказала о своих родителях, переживала, что они уже в возрасте и болеют: мама почти не видит, папа после инсульта. Я, конечно, сразу предложил их исповедовать и причастить на дому. Елена обрадовалась: тогда она ещё не знала, что это возможно, что это обычная практика Церкви в таком случае.

Оставалось самое трудное — заручиться согласием родителей. Елена поведала, что родители всегда были верующими людьми, они носят крестики, в доме есть иконы, но, как и многие «советские» верующие, они настороженно относятся к Церкви и её служителям. Не сразу, но согласие было получено. Ехали с волнением.

Надо сказать, что Вячеслав всю жизнь проработал на Волге, был капитаном небольшого судна, поэтому жили они в районе около судостроительного завода, который в годы «славных» пятилеток и построил это жилье своим работникам.

Зашли в квартиру. Уютно, светло, всё как-то особенно на своём месте. Нас вышел встречать Вячеслав. Невысокого роста, но, как у нас говорят, коренастый, крепкий, с чуть прищуренными, по-детски озорными глазами, рябым от солнца и ветра лицом, широкими азиатскими скулами — в общем, типичный волгарь-астраханец. Наученный дочерью, он попытался, смущаясь, взять благословение. Тогда я увидел его руки — удивительно большие и крепкие, с твердыми шероховатыми ладонями. Лидия, супруга Вячеслава, с твердой прямой осанкой сидела в кресле. Достаточно громким, можно сказать, командирским голосом она раздала всем задания: куда пойти, что принести, где встать. Никто не спорил.

Сначала была исповедь. Конечно, достаточно трудно исповедовать людей, которые никогда на ней не были: исповедь больше походит на разговор о жизни... Я задавал вопросы, супруги отвечали, иногда отвлекались, вспоминая о трудностях жизни, об ошибках и потерях.

В таких исповедях-беседах человек вдруг становится родным. Вдруг открывается целый мир, в котором, может быть, по тем или иным причинам не всегда было место храму, домашним правилам и постам, но всегда был Господь и Его правда.

Вячеслав и Лидия прожили вместе почти 52 года, родили и воспитали двоих детей, всю жизнь трудились. Жили по-разному, со своими трудностями отношений, но всегда вместе... Исповедь была перед старой иконой Николая Чудотворца. Она долгое время была на катере Вячеслава, а теперь стояла в их доме.

После исповеди и причастия волнение ушло, пришла тихая радость. Вячеслав пошутил, что они волновались, поскольку думали, мол, к ним сам владыка Иона[1] приедет. Потом был чай и вновь воспоминания о жизни.

Старые люди могут не помнить, что было вчера, но удивительным образом — до мелких подробностей — помнят о том, что было лет 20 назад. Поражало их ласковое, трепетное отношение друг к другу. Спокойная естественная предупредительность в движениях и словах, которую не встретишь в молодых семьях — такую надо вырастить в долгом настоящем браке.

Вячеслав говорил мало, но все время вставлял ироничные добрые замечания. Потом я узнал, что он всегда любил шутить по-доброму, создавая настроение людям.

Прощались уже совсем как родные. После виделись ещё раз — причащались. Так получилось, что в последний раз. Через месяц снова инсульт, через 3 дня после которого, не приходя в сознание, Вячеслав отошел ко Господу…

***

На отпевание меня вез внук Вячеслава Артем, сын Елены, молодой офицер ФСБ из тех, что вместо службы на черноморских курортах предпочитают служить там, где «горы стреляют» — и не по юношеской горячности, а по чувству долга. Он видел деда неделю назад, был в отпуске. С дедом отметили лейтенантские погоны...

Ехали сначала молча, потом Артем заговорил. Он просто рассказывал о важном в своей жизни человеке. Рассказывал, как дед любил свой катер, как зимой приносил на нос сено, говоря, что «кормит» его. Как однажды — то ли по злому умыслу людей, то ли по халатности — уже поздней осенью катер отнесло от причала. Дед бросился в воду и долго-долго плыл за ним в холодной воде, пока не догнал. Рассказывал, как его любила команда. Как любили и боялись его строгости. Каким он всегда был жизнерадостным. Как любил окружающих его людей. Как всегда готов был отдать последнее.

В детстве Артем часто оставался с дедом, особенно летом, когда просто «пропадал» на катере — ничего другого ему было не надо. Рассказывал, как в 5 лет его учили плавать: завернули в спасательный жилет и бросили в реку, чтобы привыкал к воде. Потом бросали уже без жилета — и он стал лучше всех плавать...

***

Приехали к дому. У подъезда старики-речники — последние из тех, кто ещё остался в живых в этом районе. Всегда, когда приезжаешь на отпевание, у подъезда встречают люди, на площадке квартиры — крест и гроб, а в голове слова литургийной молитвы «Крест, гроб, тридневное воскресение...» Дочь у гроба читала Псалтирь. Жена сидела в том же кресле, как при нашей первой встрече, и все так же пыталась расставить всех по местам, только видно было, что сил у нее очень мало.

Поражал сам Вячеслав: он лежал во гробе с удивительно светлым и спокойным лицом. А та детская ирония, которая раньше, казалось, исходила из его глаз, теперь исходила от его светлого лика. Не было ни истерик, ни крика. Спокойно и величественно пропелись заупокойные молитвы. Я попытался сказать проповедь, слова утешения, но ничего толком не вышло: на каждое мое слово в адрес усопшего жена добавляла: «Вы не знаете, какой это был человек!»

Приехали на кладбище. Надо знать астраханские кладбища: голая степь без единого дерева, глиняный погост и кругом кресты — эдакое засеянное поле крестов. Послужили литию. Наступило время «последнего целования». И тут жена подошла ко гробу и стала говорить: «Прости меня, Славик мой, прости за всё...» Я видел много прощаний и слышал много «прости», но никогда это не говорилось с таким глубоким покаянием из глубины полувековой супружеской жизни. Подошла Елена и стала благодарить: «Спасибо тебе, папа, спасибо за всё...»

И тогда этот лежащий во гробе человек показался мне живее всех нас, окружавших его гроб. В этом настоящем крепком волжанине, честно прожившем долгую жизнь на земле, преданном своему делу, в течение 52 лет мужу одной жены, воспитавшем двух таких честных детей, — в нем вся правда жизни и её праведность.

И как-то удивительно по-новому зазвучали слова песнопения «душа его во благих водворится, и память его в род и род». Вот эта «память в род и род» — не просто воспоминание о человеке, но и тот жизненный опыт, что он передал своей дочери, которая 25 лет отдала детям, преподавая в школе. Она тоже жена одного мужа, офицера-летчика, с которым в течение долгих лет делила все тяготы гарнизонной жизни. И внук Вячеслава вырос в меру возраста, имея пред глазами образ деда. Глядя на них, чётко понимаешь, что они — «такие», потому что он — «такой». Близкий к Богу и причастный вечной Жизни.

Так вот и получается, что не просто «жил человек...», а «живет человек, и память его в род и род».

_________________________________

[1] Иона (Карпухин), митрополит Астраханский и Камызякский.

http://www.pravoslavie.ru/69882.html

[Александр Васильевич]

Неслучайные случайности

История для 2-го тома «Несвятых святых»

 2 апреля 2014 года на сайте Православие.Ru было опубликовано обращение архимандрита Тихона (Шевкунова) к читателям с предложением совместными усилиями написать второй том книги «Несвятые святые». Буквально за несколько дней мы получили по адресу kniga@pravoslavie.ru около 150 Ваших историй. Первую из них мы публикуем ниже.

***

   

Меня зовут Солнцев Александр Геннадьевич. Мне 60 лет, я живу в Нижнем Новгороде. Однажды я решил проанализировать свою жизнь с духовной точки зрения. И вот что у меня получилось. (Некоторые случаи я опустил, как очень личные).

Принято считать, что старость — трудное время в жизни человека. Но среди неприятностей пожилого возраста имеются и приятные моменты. Понемногу начинаешь осознавать, что жизнь состоит не только из материальных, видимых событий. Появляется возможность посмотреть на жизнь совершенно по-другому, другим зрением, которые наши святые старцы называли «духовным». И тогда открывается главное: в тех, кажущихся сейчас случайных поступках, открывается другой — скрытый, сакральный смысл.

Приходит понимание того, что многое случалось помимо твоей воли, и это предохраняло тебя не только от каких-то невзгод, но даже сохраняло твою жизнь. Присмотревшись, обнаруживаешь целую цепочку таких событий, которые неверующие люди объясняют случайностями.

Спору нет, случайностей в жизни хватает. Но не зря один умный человек сказал: «Один случай — случайность, два — система, три — закономерность». Вот такую закономерность я и выявил недавно в своей жизни, присмотревшись к ней с самых малых лет. Такую закономерность верующие называют чудом. Но что такое чудо?

Прислушаемся к голосу величайшего авторитета в русском языке — составителю словаря русского языка В.И. Далю:

«Чудо — всякое явление, кое мы не умеем объяснить, по известным нам законам природы. Богу все чудеса доступны. Христос являл чудеса, исцелял чудесами. Диво, необычайная вещь или явление, случай; нежданная и противная предвидимой возможности, едва сбыточное».

Запомним эти слова: «Явление едва сбыточное». То есть, говоря современным языком, чудо — это такой случай, вероятность наступления которого, согласно теории вероятности, ничтожно мала.

Оглядывая свою жизнь с высоты прошедшего времени, удивляюсь тому, что «явлений едва сбыточных» оказалось великое множество, в частности, таких, когда жизнь висела на волоске, но, тем не менее, приходило спасение.

Таких случаев вспоминается со временем всё больше и больше и решил их описать, систематизировать, разделив на две категории — «спасительные» и «вразумляющие».

И вот что получилось.

В детстве

Самое первое такое событие произошло в возрасте, когда я себя ещё не воспринимал как личность — в месячном. Позже родители рассказывали мне, что я появился на свет в убогой крестьянской избушке, довольно ветхой — в щели между бревнами можно было просунуть руку на улицу. Неудивительно, что я тяжело заболел — двухсторонним воспалением лёгких. Дошло дело до того, что родителей предупредили: готовьтесь к летальному исходу. Спасло меня появление первого в сельской местности антибиотика — пенициллина и бесконечная доброта и забота обо мне простой русской женщины — сельского врача.

Что можно сказать по поводу моего неоднократного исцеления от болезней в детстве? Конечно — случайность и новые лекарства. Или, наоборот, на первом месте новые лекарства, а уж потом — счастливые случайности?

***

Второй случай моего чудесного спасения произошёл в деревне, когда мне было годика три-четыре. Я гулял на улице зимой и зачем-то отошёл на дорогу, которая шла вдоль по улице в нескольких десятках метрах от дома. Погода была пасмурная, мела метель.

Вдруг я увидел, что на меня сбоку надвигается что-то темное и огромное. Это был грузовик. Как он пересёкся со мной на безлюдной деревенской улице, где грузовые машины проезжали не чаще раза в неделю — знает только Господь Бог. Я закричал и побежал, как мне казалось, к дому, стараясь убежать от неминуемой гибели. Но ужас: грузовик почему-то не останавливался, он ехал прямо на меня, и я оказался под его передним правым колесом...

Спасло меня то, что на дороге был гололед, и, увидев, ребенка, бегущего наперерез машине, шофер резко нажал на тормоз и колеса пошли юзом. Так меня и протащил грузовик несколько метров по льду, толкая своим колесом. Потом — помню громкий крик и плач бабушки, которая простоволосой, без платка, бежала из избы к машине…

Впрочем, чего не случается с детьми в их детстве?! Вот и этот случай вполне можно списать на «случайность».

***

Но один случай, когда я чуть было не погиб, был наиболее впечатляющим. Напротив нашего дома стали строить новый дом — деревянный. Было положено примерно два венца бревен, и мы облюбовали стройку для игр. Видимо, старшие пацаны положили поперёк брёвен сруба ещё одно бревно и получились отличные качели.

С моим другом — соседом, который жил напротив нас — Колькой Бацыным — мы уселись на края бревна и начали раскачиваться. Вдруг мой другой товарищ — Колька Коноплев, будучи массивнее меня раза в два, с разбегу запрыгнул за противоположный конец бревна, за спину Кольки Бацына. Бревно, на концах которого мы качались, сработало как катапульта — неудержимая сила бросила мой конец бревна вместе со мной кверху.

Я ощутил ужас — через секунды меня должно было подкинуть вверх, и я должен был пролететь по воздуху несколько метров. Результат падения был вполне предсказуем — я должен был разбиться в лепешку. Это длилось доли секунды, но я прекрасно помню тот страшный ужас, который объял мою маленькую детскую душу.

Но вдруг случилось необъяснимое: какая-то неведомая сила сзади прижала меня к бревну, на конце которого я сидел. Опамятовавшись, я обнаружил себя тесно прижавшимся к вершине бревна, которое торчало кверху, как зенитка. Как я не улетел тогда со своей «катапульты», до сих пор мне неведомо.

И только гораздо позже я узнал об Ангеле-хранителе, который оберегает, в первую очередь, детей. Я думаю, у каждого человека найдется такого рода пример, хотя бы один, из собственной жизни.

В армии

Несколько случаев помощи Божией я ощутил, будучи в армии. Тогда же впервые узнал силу молитвы.

Это было почти сорок лет тому назад, но всё, случившееся со мной в полку противовоздушной обороны в городе Умань (ныне Украина), я помню совершенно отчетливо.

Я прибыл в полк после учебки и считался ещё «салагой» — прослужил всего полгода. Как-то вечером один из дедов решил продемонстрировать свою значимость. Это был среднего роста, довольно субтильного телосложения парень. Несмотря на свой довольно небольшой рост, он сильно сутулился. Лицо у него было треугольное, и когда он улыбался (вернее, осклаблялся), были видны мелкие испорченные зубы. Рот у него был большой, губы постоянно змеились в презрительной улыбке.

Перед вечерней поверкой, когда мы уже стояли в строю, он подошёл ко мне и проверил мой поясной ремень. Увы, он сидел на поясе с небольшим провисанием, и это считалось серьезным проступком: «салаги» подобного себе позволить не могли.

— Завтра после поверки всю ночь будешь мыть «взлетку» (так назывался проход в казарме, где происходили построения), — с угрожающей интонацией произнёс «дед».

Это уже было чревато: во-первых, мытье «взлетки» ночью означало то, что времени на сон не останется; а во-вторых, стоит один раз поддаться на провокацию дедов — потом не отвяжешься. Выбора у меня не было: подчиниться — значило навсегда себя зачислить в число «рабов», отказ был чреват мордобоем.

Сказать, что я переживал, улегшись в койку — значит, ничего не сказать. Я был в шоке — больше всего пугала непредсказуемость поведения «деда», а неизвестность, как хорошо известно, пугает больше всего. Деваться мне было некуда, рассчитывать тоже было не на кого и я, улегшись в койку, неожиданно для себя обратился к Богу, хотя никогда не считал себя верующим. Я усиленно молил Его, чтобы Он избавил меня от этого «деда», хотя не представлял себе, каким образом это возможно. Деться из казармы за ночь «дед» не мог никуда, как из подводной лодки.

С ужасом я встал утром в строй на утреннюю поверку и вдруг обнаружил, что моего обидчика... в строю нет! Спросив у своих одногодков, где он, я получил ответ, который поверг меня в благоговейный ужас. Оказывается, рано утром, ещё до общего подъёма, его с несколькими другими солдатами перебросили на запасной аэродром! Сказать, что я был поражен, значит, ничего не сказать; несколько часов я просто находился в прострации. Вот уж действительно — «явление едва сбыточное»!

Этот случай поразил меня настолько, что остался в памяти на всю жизнь. Впрочем, его сакральная суть как непосредственного Божьего заступничества стала понятна мне недавно — тогда я еще верил в случайности.

Но урок я тогда извлёк — стал обращаться к Богу во всех сложных случаях, а их было немало.

На заводе

Потом была работа на авиационном заводе в Горьком, пока не случилось опять малообъяснимое: я тяжело заболел, а затем — примерно через девять месяцев — чудесным образом исцелился. Однако обо всем по порядку.

Как-то раз, после застолья по случаю какого-то праздника, мы с мужем сестры Игорем затеяли спор, кто сколько раз поднимет двухпудовую гирю, стоявшую в углу моей комнаты. Победил я — поднял гирю одной рукой более двадцати раз.

Последствия я ощутил примерно через месяц — у меня появились боли в области поясницы. В заводской поликлинике мне прописали курс электрофореза, но после курса мне стало ещё хуже — болела уже вся поясница. Затем появились боли в ногах. Меня положили в заводскую больницу, лечили, в том числе, иглоукалыванием, но ничего не помогало.

Затем была областная больница имени Семашко. Но последняя надежда на подводное вытяжение не оправдалась — оно не помогло. После нового года я лёг опять в заводскую больницу, и, выписавшись оттуда в конце января 1986 года, представлял собой полного инвалида. Меня согнуло, причем сразу в нескольких плоскостях. Пройти мог не более двадцати метров. Не только ходить нельзя было, но и сидеть, и даже лежать. Спать приходилось, подложив под живот несколько подушек. Утром, чтобы подняться и добраться до туалета на костылях, требовалось не меньше получаса.

Прошло четыре месяца и врачи стали настаивать на операции. Ещё лежа в больнице, я познакомился с таким же бедолагой, которому операцию уже сделали. Так, вот, только от его рассказа, как происходит операция — с помощью зубила и молотка выбивают поврежденный межпозвоночный диск — мне чуть плохо не стало.

От кого-то в больнице я узнал про украинского врача-костоправа доктора Касьяна и настоял, чтобы меня к нему отвезли. С величайшим трудом, с помощью родственников, мы долетели на самолете до Харькова, на такси приехали на вокзал, и на поезде добрались до станции Кобеляки, что в Полтавской области. Благо, что Украина была частью общей державы — Советского Союза, никаких границ не существовало. Устроившись на ночлег в одном из флигелей местных жителей, ночью мы пришли (я на костылях, разумеется) к небольшому кирпичному домику в центре поселка и встали в огромную — человек в триста — очередь.

(Окончание следует)

[Александр Васильевич]

(Окончание)

Каким-то чудом мне удалось попасть внутрь. Я, как и все попавшие на приём, разделся до пояса, и через несколько минут лежал поперёк топчана, как приказал доктор Касьян — немолодой уже, кряжистый мужчина пятидесяти с небольшим лет. Почти каждого больного доктор Касьян диагностировал, проводя двумя пальцами по позвоночнику — ничего больше ему не требовалось. На рентгеновские снимки, которые ему подсовывали некоторые больные, он не обращал внимания, швыряя их на стол.

Доктор подставил одну свою руку к моему боку и очень сильно несколько раз ударил по ней другой рукой. Затем велел мне подняться и, обхватив руками меня сзади, с силой рванул вверх. Раздался страшный треск, как будто ломали засохшую ветку дуба. Велев мне одеваться, доктор проронил своему помощнику по-украински: «Ну, тут дило пийде».

Через две недели я повторил поездку, процедуры тоже повторились, и после них стало совершаться ранее невозможное: я стал похаживать почти без помощи костылей. После третьей поездки чудо совершилось полностью — я вышел на работу.

Но я не сказал вам самое главное. Ещё до Касьяна, после того, как я отлежал последний раз в больнице, у меня возникло непреодолимое желание попасть в церковь. В одно прекрасное утро я с огромным трудом вышел из дома, через дорогу, на остановке, сел на автобус, и поехал в храм — почти через весь город.

Я причастился первый раз в своей жизни. Так вот — именно после моей поездки в церковь и причащения я получил информацию о докторе Касьяне. Именно после этого начались улучшения в моем здоровье.

Но человек существо очень неблагодарное: выйдя на работу на заводе, а затем, сменив её на преподавание в техникуме, я напрочь забыл о Божьей помощи. Понадобилось семнадцать лет, когда я уже окончательно пришел к вере и, увы, не по своей воле, а только после ещё более тяжелой болезни. Но об этом — чуть позже.

Вразумление

Зачем Бог посылает чудеса людям? В первую очередь для того, чтобы спасти человека, спасти его жизнь. Но не только. Ещё чудеса посылаются для того, чтобы вразумить человека, наставить его на путь истинный, заставить его спасать себя, свою душу и такие события иначе, как вразумлением, не назовешь.

И я уверен, что такой случай, хотя бы единственный, был в жизни каждого человека, а не только у меня.

Один такой случай произошел в середине девяностых годов. Каждый год мы ездили на Пасху в Городец, где в храме в центре города служил мой дядя — отец Александр (Ляпин). Мне там доверяли нести во время крестного хода одну из святых хоругвей, и я очень этим дорожил. Я только что приобрёл новинку — невиданную ранее пятидверную «Ниву». Когда стал собираться в Городец в очередной раз, мне пришла в голову честолюбивая идея — засняться во время крестного хода с хоругвью на видеокамеру, которую я также незадолго до этого приобрёл.

Собрались с женой, усадили детей Юлю и Игоря на заднее сиденье — и тронулись в путь.

Машина была ещё необкатанной, но вела всю дорогу себя нормально. На самом подъезде к Городцу на посту ГАИ нас остановил инспектор, проверил документы и разрешил ехать дальше.

Но — увы, машина не заводилась. Я пробовал и так и эдак, всё было бесполезно. Время шло быстро. Один из инспекторов — сержант — вдруг выразил желание попробовать починить машину и полез под капот. Я, естественно, разрешил, а сам принялся лихорадочно размышлять. Что было делать? Время уже поджимало — был двенадцатый час ночи, до крестного хода в храме оставались считанные минуты.

И тут — удивительное дело — сержант — инспектор завёл двигатель. Как оказалось, барахлили клеммы у генератора. Опять встал вопрос — что делать? Подумав, решили возвращаться домой. Добрались до города благополучно, под утро, когда уже можно было разговляться.

Только сейчас мне стало понятно — Господь не допустил нас на встречу Пасхи из-за моих горделивых желаний засняться на видеокамеру во время крестного хода. Православному человеку нельзя вообще проявлять гордыню — один из самых страшных грехов, а уж на праздник, видимо, тем более.

Испытание

В начале 2002 года я почувствовал страшную усталость и апатию. Ничего не радовало — ни материальные блага, ни довольно успешный бизнес. Что делает в таком случае бизнесмен? Правильно — едет отдыхать. Так поступил и я — купил путевки в Египет, и в конце марта вместе с детьми мы отправились в поездку.

Но, удивительное дело — египетская экзотика уже не радовала, не покидало ощущение какой-то наступающей беды. И вот однажды, после изрядного перегрева на солнышке (а погреться я всегда любил), я обнаружил вспухшие лимфоузлы на шее. Сразу подумалось страшное, но жена, как могла, успокаивала: ерунда, мол. Но я чувствовал — не ерунда. Так оно и оказалось впоследствии — рак лимфатической системы …

Последовали страшные дни лечения, переполненные страхом и безнадёжностью. Восемь курсов химиотерапии я перенёс довольно благополучно, хотя, как узнал позже, многие умирают уже от такого лечения. Химиотерапия перемежалась возникновением различных инфекций, бороться с которыми приходилось приёмом лошадиных доз антибиотиков. Через полгода — курс радиотерапии, который я перенёс неплохо. Контрольная проверка на супертомографе, который имелся тогда только в Питере, опухолей и метастаз не выявила.

Я чувствовал себя как приговоренный к казни и помилованный в последний момент…

Но, увы, радовался я недолго — через два месяца опять появились зловещие симптомы, в первую очередь — повышенная температура.

Затем была Москва, Онкоцентр на Каширке, сдача анализов и обследование, приготовление к пересадке костного мозга. Последовал новый удар — мой врач Наталья Евгеньевна уточнила диагноз, который оказался более зловещим: вместо поставленного в Нижнем Новгороде лимфогранулематоза, который относительно легко излечивается (хотя и от него люди умирают) — злокачественная лимфома. А с ней вообще не живут — жизни мне оставалось самое большее — год. Депрессию, в которую я впал, описать трудно, врачи утешали меня, как могли.

Как ни странно, симптомы болезни потихоньку затухли, и через месяц меня выписали без всякого лечения, и я, ободренный, решил посетить Святую Землю, съездить с женой и сестрой в Иерусалим. Мне удалось походить по местам, где был Спаситель. Посчастливилось искупаться в знаменитой реке Иордан, и только ухудшение самочувствия помешало мне присутствовать на схождении Благодатного Огня. Я видел Голгофу и Святой Крест, на котором был распят Спаситель. Почти явственно слышал грубые голоса солдат, стук молотков, приколачивающих руки и ноги Спасителя к кресту и громкий плач жен-мироносиц. Из путешествия я вернулся другим человеком.

Но опять проявился рецидив: поднялась температура, и обследование в Москве выявило многочисленные злокачественные новообразования, причём очень больших размеров. Заведующий отделением назначил мне лечение огромными дозами гормонов. Я перенёс это нормально, болезнь отступила, но потом, через два с небольшим года, дала осложнение в виде разрушения тазобедренных суставов. С тех пор я передвигаюсь с трудом на костылях-канадках, имею первую группу инвалидности.

В нашем городе хирурги отказались делать мне операцию по замене суставов — возможны опять изменения в крови и «ранняя нестабильность» протезов. Говоря нормальным языком, кости, в которые вбивают молотком крепления суставов, могут начать крошиться. И тогда всё: конец будет уже неотвратимым.

Ничего не остается, как жить, с трудом передвигаясь и испытывая сильные боли. Впрочем, с ними жить можно — недаром говорят, что Господь посылает человеку только те испытания, которые он может вынести…

***

Я так подробно рассказал о своих мытарствах не потому, что хочу пожаловаться на свою судьбу инвалида. И уж, конечно, не для того, чтобы напугать читателя.

Моя цель заключается совершенно в другом. За это время выкристаллизовалось убеждение: Господу было угодно остановить таким образом мою бывшую жизнь и дать мне возможность начать новую. Ведь, что греха таить: я вёл жизнь человека, которую ведут многие обеспеченные люди — многочисленные презентации, банкеты, походы по злачным местам, развлечения, игры и т.д. и т. п.

Плохо то, что не сам я дошёл до понимания неправильности своей жизни — Господь сделал это принудительно. Но главное — не это, а то, что я живу со смертельным диагнозом уже 12 лет!!! Оба моих врача — и московский и нижегородский (дай Бог им здоровья!) — утверждают, что знают в своей практике всего два таких случая, причем один из них — это я!

Кто не верит, что моё исцеление — это настоящее чудо, поинтересуйтесь у знакомых врачей, что такое Т-клеточная лимфома, и каковы ближайшие перспективы при этом заболевании?

Только обращением к Богу я могу оправдать свое исцеление, только раскаянием в грехах прошлой жизни. И ещё: за меня усердно молились и молятся до сих пор мои родные — тётя и её муж-священник Александр из небольшого городка Городец Нижегородской области. Я убежден: не столько к моим молитвам, сколько к их просьбам прислушался Господь, избавив меня от преждевременной смерти.

Даже убеждённым материалистам не объяснить моё исцеление случайностью — настолько оно невероятно. Значит, не безразличен я Господу; значит, моя жизнь ещё нужна, но в обновленном виде.

И главная цель моего рассказа — поведать всем, что люди, попавшие в серьёзные переделки, во-первых, могут надеяться на избавление от них. Во-вторых, могут осознать, что вся их жизнь, все их неприятности и невзгоды, как и избавление от них, зависят только от Господа Бога!

Таков мой главный вывод за шестьдесят лет моей жизни!

Александр Геннадьевич Солнцев

http://www.pravoslavie.ru/69815.html

[Александр Васильевич]

Ахимандрит Тихон (Шевкунов). Несвятые святые



Аудиофайлы.

Часть 1:

https://www.youtube.com/watch?v=qDacUWXCxEE

Часть 2:

https://www.youtube.com/watch?v=LqLe3xVrjQc

Часть 3:

https://www.youtube.com/watch?v=klCSFlzuVjg

Часть 4:

https://www.youtube.com/watch?v=Zj_WbXYFaao

Часть 5:

https://www.youtube.com/watch?v=cezM4t3vNtA

Часть 6:

https://www.youtube.com/watch?v=doJKNiCQ4zA

[Александр Васильевич]

Книга митрополита Псковского Тихона «Несвятые святые» вошла в число самых продаваемых книг десятилетия

Москва, 2 декабря 2020 г.

   

Книга митрополита Псковского и Порховского Тихона «Несвятые святые» вошла в число самых продаваемых книг десятилетия по версии интернет-магазина Ozon, сообщает сайт РБК.

Как отмечает издание, «Ozon отметил книгу митрополита Тихона Шевкунова «Несвятые святые», которая продержалась на первой строчке топа 14 месяцев». Бестселлер был издан в конце ноября 2011 года, и уже через месяц поднялся в топ продаж, где и продержался до марта 2013 года.

По сообщению ТАСС, в начале 2019 года суммарный тираж книги превысил 3 000 000 экземпляров. Книга была переведена на 13 иностранных языков.

https://pravoslavie.ru/135786.html

[Дмитрий Н]

Чему удивился Ельцин в пещерах Псково-Печерского монастыря


В 1995 году в Печоры прибыл Борис Ельцин. Показывал ему монастырь и, конечно, пещеры казначей архимандрит Нафанаил. Худенький, седой, в истоптанных башмаках и дырявой рясе, он, освещая путь свечой, вел главу государства и его свиту по пещерам.



_{Ельцин в Псково-Печерском монастыре}

Наконец Борис Николаевич сообразил, что вокруг происходит нечто непонятное, и выразил удивление, почему здесь не ощущается запаха тления, хотя гробы с покойниками стоят в нишах, так что их даже можно рукой потрогать.

Отец Нафанаил объяснил президенту:

— Это — чудо Божие.

Экскурсия продолжилась. Но через некоторое время Борис Николаевич в недоумении повторил тот же вопрос.

— Так уж Господь устроил, — снова коротко ответил отец Нафанаил.


_{Архимандрит Нафанаил (Поспелов)}

Прошло несколько минут, и президент при выходе из пещер прошептал старцу:

— Батюшка, откройте секрет — чем вы их мажете?

— Борис Николаевич, — отвечал тогда отец архимандрит, — есть ли среди вашего окружения те, от кого дурно пахнет?

— Конечно нет!

— Так неужели вы думаете, что кто–то смеет дурно пахнуть в окружении Царя Небесного?

Говорят, этим ответом Борис Николаевич был полностью удовлетворен.


(Фрагмент из книги «Несвятые святые» митрополита Тихона Шевкунова)


12.11.2022

Источник